Текст книги "Чародеи. Пенталогия"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 116 (всего у книги 120 страниц)

– Понимаю, – сказала Алиана. – Вы участвовали в возведении преграды? Из–за этого вы провели в этом потоке миров так много времени, что успели его полюбить?

– Нет, – Кэсиан отрицательно покачал головой. – Скорее уж, я искал способ преграду взломать… «взломать» не в смысле «испортить», а в смысле «подобрать отмычку».

– Для чего?

– Изоляция не дала того результата, на который мы надеялись. Бог Изгнанников перестал отправлять своих отродий в другие миры, однако и слабее он не становился. Более того, сам барьер он сумел использовать и частично включить в искаженное метамагическое поле Терры. В частности, он добился того, что время Терры замедляется, и чем дальше, тем больше. Можно предположить, что он пытается полностью остановить его – во всяком случае, по отношению к остальной вселенной… В общем, из–за соединения сил тех, кто ставил барьер, и собственной магии Бога Изгнанников появилась весьма необычная аномалия, которая привлекла мое внимание и побудила меня провести здесь немало лет в попытках изучить ее и понять, каким образом работает волшебство пришельца… Кроме того, на Терре в заключении томится немало моих знакомых, попавших туда в силу различных причин и обстоятельств, и мне хотелось найти способ извлечь их оттуда… Увы, меня ждала неудача. Но о потраченном времени я не жалею. Если бы не пришелец, терранский поток миров был бы совсем другим, но он такой, какой есть, и ему – не знаю уж, благодаря влиянию Бога Изгнанников или вопреки – присуще определенное своеобразие… Хотя полагаю, что все–таки вопреки. Люди не могут игнорировать его влияние, но в любом случае создают свою культуру и пытаются построить цивилизацию… пусть даже и не такую, какой она могла бы быть.

– Считайте, что вы меня заинтересовали своим рассказом, – Алиана тихо засмеялась. – Если я захочу поселиться здесь на некоторое время, с чего вы посоветуете начать?

– Хм, – Кэсиан положил локоть на стол и подпер ладонью подбородок. – Это зависит от того, какую жизнь вы планируете вести. Вы хотите появиться в силе и славе или изучить их культуру изнутри, не привлекая к себе лишнего внимания?

Алиана задумалась.

– Пожалуй, второе, – сказала она.

– Тогда создайте аватару. Родитесь здесь и проживите полноценную жизнь.

– Признаться, я пока еще не умею создавать для себя воплощения, – Алиана смутилась. – Вы меня научите?

Кэсиан опять сказал «Хм» и ненадолго замолчал. Просьба о помощи, обращенная одним Обладающим Силой к другому, имела довольно большое значение: это был решительный шаг на пути, который в конечном итоге приводил к вассалитету. Оставался открытым вопрос, понимает ли она, что делает? Или же она, совсем еще юная леди, не видела в своем вопросе ничего особенного и не осознавала, что таким вот незатейливым образом определяет, быть может, характер и всю дальнейшую историю развития своей Силы? Поначалу он засомневался, потому что не хотел пользоваться ее неопытностью и приобретать вассала таким путем. Затем ему пришла мысль, что даже если она сама и не вполне осознает, что делает, и каковы будут последствия ее действий, сам факт того, что подобное предложение прозвучало, свидетельствует о том, что, как минимум, ее Сила не против предложенного союза. Следовало удостовериться. Поэтому он произнес нейтральную фразу:

– Это зависит от того, способны ли вы распространять свое сознание до уровня родовых духов, от которых зависит численность и благополучие популяций тех или иных существ в разных мирах.

Кэсиан знал, что она не умеет. Если бы умела, если бы для Алианы был открыт и осознан тот энергетический пласт бытия, о котором он говорил – она бы не спрашивала у него, как воплощаться. Но ему было интересно, что она скажет. Если попросит научить ее – значит, он не ошибся и за ее словами действительно скрывается готовность получить вассальную зависимость от него, со всеми преимуществами такого статуса и со всеми недостатками…

– Нет, – сказала Алиана. – Не умею.

Он ждал, но после паузы она сказала только:

– Но я могу пожить здесь и сама. Что вы посоветуете в этом случае?

– Наверное, проще всего будет принять чей–нибудь облик… – ответил Кэсиан. – Скажем, облик молодой девушки, погибшей вместе с ближайшими родственниками в катастрофе. Сведения общего характера вы будете получать из умов других людей и из информационного поля. Чтобы вжиться в их культуру… ну, попробуйте поступить в какое–нибудь учебное заведение и закончить его.

– А какие здесь интересные области знания есть? На кого мне лучше учиться, как вы считаете?

– Не знаю. – Властитель Грезящих Лесов рассмеялся. – То, что интересно мне, может оказаться неинтересным вам, и наоборот.

– Ну что ж, давайте проверим, – решительно произнесла Алиана. – Что вам тут показалось интересным?

– Сложные машины, – ответил Кэсиан. – Чем сложнее, тем лучше. Электроника, программирование. Некоторое направления физики и математики. Оружие.

– Оружие? – переспросила Алиана. – А что здесь за оружие?

– Огнестрельное и лучевое. Не могу сказать, что оно шибко полезное, так как в других мирах не работает, но зато оно очень стильное, на мой взгляд.

– И в чем же его стиль?

– Ну… у здешнего оружия не совсем обычный вид…

– Да, я знаю, – перебила Кэсиана Алиана. – Такие металлические загогулины, которые выпускают маленькие кусочки металла. Видела. Несколько лет назад мне с их помощью даже пытались повредить в одном мире по соседству, куда я заглянула, чтобы… ну да неважно. Что вы в них нашли, не понимаю…

– Вероятно, вы их видели, но не присматривались… у этого оружия своеобразный дизайн… оно удобно лежит в руке… издает забавные громкие хлопки при использовании… Нет, на словах этого не объяснить. Надо показать… Вы уже закончили с десертом?

– Да, как видите. – Алиана показала глазами на пустую вазочку из–под мороженого и пустой бокал из–под молочного коктейля.

– Тогда пойдемте. – Кэсиан встал и поманил даму за собой.

У выхода из ресторанчика дежурил полицейский. Кэсиан чуть сдвинулся относительно того совмещенного потока внимания, который образует для людей их «настоящий», а на самом деле – всего лишь коллективный – мир, вытащил из кобуры полисмена пистолет и показал его Алиане.

С точки зрения полицейского, происходящее выглядело следующим образом: поглядывая по сторонам, он посмотрел налево, а когда повернул голову обратно, обнаружил перед собой красивую, но по виду слегка легкомысленную молодую девушку и респектабельного господина лет сорока пяти, которые, ничуть не стесняясь окружающих, разглядывали девятимиллиметровый Глок–19. В первые секунду он не поверил, что пистолет настоящий, решил что это какая–то дорогая игрушка, копирующая табельное оружие полиции, но когда респектабельный господин извлек магазин с патронами, показал его даме и задвинул обратно, рука копа сама собой потянулась к кобуре… Тут он испытал уже не просто беспокойство, а полноценный шок, обнаружив, что кобура пуста и сообразив, каким образом в руках этой парочки оказалось оружие, так «похожее» на его собственное… Но как они сумели его вытащить? Он не мог понять. Полицейский двинулся вперед, намереваясь вернуть себе украденную вещь, перехватить руку мужчины, пнуть его в пах и выкрутить кисть, но синхронно с началом его движения рука респектабельного господина начала выпрямляться и к моменту, когда коп закончил шаг, дуло пистолета смотрело прямо ему в лоб. Тут он увидел глаза мужчины, и вся решимость куда–то пропала. Несмотря на весь свой опрятный и респектабельный вид, мужчина явно пребывал не в своем уме. Во взгляде – ни малейшего беспокойства о том, что будет дальше, ни толики сомнений. Стало ясно, что он будет стрелять без каких–либо колебаний. Беззаботная ухмылка мальчишки, играющего в компьютерную стрелялку и разглядывающего кучку пикселей на экране… Вообще, глаза этих двоих составляли поразительную разницу с их видом: беззаботный мальчишеский взгляд заставлял респектабельного господина казаться моложе, а внимательный и сосредоточенный взгляд его спутницы, напротив, делал ее старше.

Полицейский отступил на полшага. Кэсиан чуть сдвинул руку и выстрелил. Коп схватился за левое ухо – ему показалось, что его оторвало выстрелом. Но ухо было на месте – пуля прошла в миллиметре от кожи и расколола витрину за его спиной. На несколько секунд наступила тишина – посетители башни еще не понимали что происходит, они слышали выстрел, но не хотели верить, что началась стрельба, что кто–то нагло и бесцеремонно выдернул их из такого приятного и уютного повседневного мира. Полицейский бросился бежать. Кэсиан выстрелил еще раз, выбрав своей мишенью плафон. Тут началась паника. Кто мог, рванул к выходу и к лифтам, сидевшие в ресторане повскакивали с мест – кто–то спешил спрятаться за стойкой, кто–то сделал шаг к стеклянным дверям, еще не зная, что следует делать – попытаться остановить стрелявшего или спрятаться. Кэсиан разрешил их сомнения, повернувшись и выстрелив два раза. Стекла разлетелись вдребезги. Решив, что стреляют по ним, большая часть потенциальных героев решила не проявлять героизм и, переворачивая столы, рванула кто куда – кто за стойку, кто на кухню ресторана, кто на балкон – лишь бы покинуть поле обзора сумасшедшего парня с пушкой.

– Ты че, псих, мать твою?! – заорал кто–то. Вместо ответа Кэсиан прострелил ему ногу, после чего все окружающие уже окончательно убедились в том, что да, в коридорчике за дверями ресторана постреливает псих, и выкинули из головы мысли ему помешать. Паника развивалась своим естественным ходом, а Кэсиан и Алиана, стоя в центре организованного ими беспорядка, обсуждали особенности технологического оружия. Кэсиан толкал заумные телеги про баллистику и траекторию полета пули, и время от времени, найдя какую–нибудь подходящую цель в виде еще не разбитого плафона или бутылки в баре, подкреплял теорию практической демонстрацией. Алиану забавляло его озорство. Его запутанные рассуждения по большей части были непонятны, но при этом ужасно интересны.

– А можно мне попробовать? – попросила она после очередного выстрела.

– Упс, – смутился Кэсиан. – Это был последний патрон… Ну ничего, сейчас еще принесут.

Из–за угла, как по заказу, вынырнули двое полицейских. Держа «психов» на мушке, они едва ли не хором проорали требование бросить оружие… они так и не поняли, каким образом их оружие вдруг перекочевало в руки респектабельного господина.

Один пистолет Кэсиан временно убрал в карман, а второй отдал Алиане и, встав позади нее, накрыл ее ладони своими и стал показывать, как держать пистолет – насколько сильно сжимать рукоятку, насколько плавно перемещать и так далее. В качестве цели была выбрана голова одного из полицейских. Жертва пыталась убежать, но споткнулась и упала… поднялась, осознавая, насколько отличную мишень представляет собой…

Кэсиан старательно перевел оружие сначала на лежащего, потом – на поднимающегося человека. Алиана пыталась отвести пистолет в сторону.

– Может, все–таки не стоит целиться в людей? – с легким раздражением сказала она.

– Все в порядке, – успокоил ее Кэсиан и убрал руки. – Поскольку вы стреляете в первый раз, самое безопасное для них будет, если вы будете целиться именно в них.

– Ну хорошо…

Алиана выстрелила. Пистолет дернулся и едва не вырвался у нее из рук, пуля ушла вверх.

– Я же говорил, надо держать крепче, – назидательным тоном сообщил Владыка Снов. – Попробуйте еще.

Перебив все подходящие мишени на этом этаже, они спустились вниз, разжились еще парочкой стволов и продолжили сеять панику и разрушения.

– А на что похоже лучевое оружие? – спросила Леди.

– Что–то вроде огненных жезлов. Выпускает лучи, которые прожигают все, во что попадают. Но у полиции его нет. В этом мире оно сравнительно новое и состоит на вооружении только в армии и в войсках специального назначения.

Алиана быстро осваивала наставления своего учителя и вскоре попадала туда, куда хотела, в трех случаях из пяти. Этаж казался пустым, все разбежались. Чтобы не было скучно, они спустились еще ниже, взяли еще два пистолета… В какой–то момент Властительница услышала за окном странные звуки и подошла, чтобы посмотреть, что там происходит. У входа скопилась куча машин с мигалками. Полицейские с дробовиками целились в здание. Выкрикивал какие–то смехотворные требования важный типчик с громкоговорителем. Подъехал крытый фургон, из которого бодренько высыпались ребята спортивного телосложения, вооруженные странными громоздкими устройствами.

– А что это у них? – спросила Алиана, поманив к себе Кэсиана.

Кэсиан подошел. Посмотрел. На лице Владыки Снов образовалась довольная улыбка.

– А это нам лучеметы привезли показать, – удовлетворенно сообщил он.

16

После того, как Эдвин кен Гержет поглотил ту часть Силы Ловчего Смерти, которая оставалась в его Средоточье, его преображение в сгиуда завершилось, хотя последствия этого оказались равно неожиданными как для самого Эдвина, так и для мастеров Обители. Финальная стадия трансформации, поединок Эдвина–аристократа и Эдвина–ангела, окончательное преобразование души по совершенному образцу – все эти события растянулись на несколько часов. То, что случилось потом, с точки зрения Рийока и других мастеров выглядело как властное и неотвратимое вмешательство чужой Силы в жизнь их нового ангела. Они пытались оказать помощь своему адепту, но не смогли. Гасхааль перекрыл канал связи с Обителью практически сразу. Они даже не смогли попять, где находится новорожденный ангел. Чуть позже им стало ясно, что он погиб, но где и как – оставалось неясным. Сила Повелителя Ворон сокрыла все это. Не узнали мастера Обители и о том, что был возвращен к жизни Эдвин – все, что могло связывать кен Гержета с Обителью, было вытравлено из него. Ему же самому казалось, что он дрался с ангелом и каким–то чудом сумел его победить. Остался свободен – но вместе с тем и утратил все способности, приобретенные за три года обучения.

Поскольку Эдви.н и Дэвид поделили Силу Ловчего на двоих, то, что сделал Эдвин с Источником, отразилось и на землянине. Его преображение началось позже и растянулось на более длительный период внутренней борьбы, но спровоцировано пробуждение второй индивидуальности и столкновение двух сувэйбов, воплощающих одну кайи, было именно новым притоком Силы Равглета в лекемплет Небесной Обители, произошедшим в результате действий Эдвина кен Гержета.

Когда Дэвид ощутил пробуждение второго сувэйба и понял, что уже не способен контролировать, какому из двух своих обличий находиться в активной фазе, а какому – оставаться скрытым, первым побуждением его было как можно скорее вернуться в замок Вилиссы кен Гержет. О действиях Эдвина он не знал и решил, что причина этого неконтролируемого пробуждения заключена в какой–то мелкой ошибке в заклинаниях, разделяющих две индивидуальности. Если с тем, что до сих пор работало вполне успешно, вдруг происходит нечто непонятное, пусть с этим разбирается специалист – рассуждение вполне здравое. Вилисса помогла ему расщепить сувэйб надвое – пусть теперь разбирается, что с ним не так.

Он уже шагнул на дорогу Света, когда понял, что не успеет. Внешний мир размывался. В Обители уже должны были почувствовать, что с ним происходит что–то неладное, или почувствуют вот–вот. Даже если он доберется до замка Вилиссы, он просто подставит ее под удар… чуть позже – когда внешний мир исчез окончательно, и он в фантастическом пространстве, созданном его собственным разумом, столкнулся с самим собой – он понял, что все–таки нужно было идти. Он подставит Вилиссу в любом случае – просто потому, что проиграет в этом сражении и вся память его второго, до сих пор скрытого, сувэйба достанется Дэвиду–ангелу.

Их поединок – землянин в джинсах и свитере, со старой версией меча Гьерта в руках, против сверкающего совершенного создания, сжимающего в длани похожий, но намного более могущественный клинок – не был таким ожесточенным, как у Эдвина с его альтер–эго. Они наносили удары и защищались, но паузы между атаками были достаточно длинными, и они успевали вести диалог. В каком–то смысле этот разговор тоже был частью поединка.

Сражаясь со своим «ангелом», Эдвин кен Гержет ощущал совершенную чуждость той воли, которая захватила часть его собственной души и повернула эту часть против всего остального. Дэвид испытывал схожие ощущения, однако в его случае ощущение чуждости не было таким разительным. Между его человеческими идеалами и теми, что были привиты ему в Небесной Обители, было намного больше сходства, чем между представлениями о жизни ангела и хеллаэнца. И это, конечно, нашло свое отражение в разговоре. Если Эдвин предлагал своему ангелу мир сквозь стиснутые зубы, то в случае Дэвида уговорами занимался ангел.

– …Почему ты сопротивляешься? – произносит существо, в котором землянин, хотя и не без труда, узнает идеальную, чистую и бесстрастную версию себя самого. – Пора прекратить эти игры. Ты пытался обмануть Обитель, но обманул лишь самого себя. Хватит. Пора одуматься. В своем «коварстве» ты похож на ребенка. Мастера знали о том, что ты делаешь и каков твой замысел, и Тот, Кто стоит над ними, тоже это знал. Твою игру терпели, потому что надеялись, что ты прозреешь и добровольно выберешь ту сторону, которой три года служил лицемерно.

– Вы убийцы, – отвечает Дэвид.

– Мы не убиваем невинных. Этим занимаются лорды, и наше оружие направлено против них. Для лордов убийство людей – забава. Как же ты можешь упрекать нас в том, что мы очищаем миры от нечисти?

– Эти миры существуют только благодаря этой самой «нечисти».

– Тебе так сказали. Но это ложь. Не Обладающие Силой сотворили вселенную и не они поддерживают ее бытие. Есть единый источник, начало и конец всего, что было, есть и будет. Мастера Обители служат ему и ты мог бы служить вместе с ними.

– Они безумные фанатики.

Обмен ударами. Скрежет клинков. Ангел бьет с сокрушительной силой. Землянин падает и катится меж камней, чтобы избежать смерти. Ангел спокойно и уверенно идет за ним следом.

– Ты говоришь так, потому что в тебе нет веры. Твое зрение искажено, и мастера видятся тебе в гротескных образах. Они кажутся тебе фанатиками, но на самом деле это ты – слизняк. Тебя пугают их искренность, их рвение, их вера.

Клинок ангела раскалывает камень рядом с головой Дэвида.

– Мне чужды их ценности. Мое сердце отдано другому… другой.

– Она мертва.

– Быть может, я еще сумею ее воскресить.

– Путем предательства?

– Неправда. Я не предаю то, во что верю. Обмен ударами. Опять ничья.

– Даже если ты сумеешь это сделать, – говорит ангел, – счастье твое не будет долгим. Ты уже знаешь, что безумное увлечение этой женщиной было обусловлено чарами. Ее же чувства к тебе всегда были намного прохладнее. Она потащила тебя на смерть в Рунный Круг и согласилась выйти замуж лишь потому, что ты по случайности остался жив. Рано или поздно – и скорее рано, чем поздно – все это прекратится. Вы разочаруетесь друг в друге. Страсть остынет, останется лишь довольство обывателя и привычка друг к другу. Это цель твоей жизни? Человек призван к большему. Обратись к свету, и источник всякого бытия даст тебе настоящую цель и вернет настоящего тебя. Ведь то, что ты знаешь о себе – это все ненастоящее, признайся себе в этом. Есть огромный разрыв между тем, каким ты должен быть, и тем, какой ты есть, – ты понимаешь это, и пока этот разрыв существует, ты никогда не найдешь покоя. Вернись к тому, кто дал тебе все, и духовная целостность, которую ты утратил вместе со всем падшим человечеством, будет возвращена тебе.

– Это все похоже на дешевую религиозную проповедь.

– Неудивительно. Религия, к которой ты когда–то принадлежал, имеет – пусть неполное и несовершенное, но все же некое знание о благом источнике. Все это казалось тебе чем–то далеким от реальной жизни, хотя ты и верил, и даже молился когда–то. Ты увлекся чудесами и волшебством, ты покинул свой родной мир, и представления твоих соотечественников – как научные, так и все остальные – начали казаться тебе наивными, провинциальным, однако там, в мирах Терры, небо – истинное небо – намного ближе, чем в любом другом месте во вселенной. В поисках знания ты ушел из дому, но Истина осталась там, откуда ты ушел. Ты не замечал ее, она казалась чем–то обычным и не стоящим внимания, однако она была там, и когда–то в своих надеждах и мечтах ты касался ее. Вот почему для тебя есть еще шанс все изменить.

Человек бросается в атаку. Ангел легко отбивает все его удары.

– Ты не ощущаешь, что я чужд тебе, – продолжает ангел. – Ты не хеллаэнец и ненавидеть меня по–настоящему, искренне и беззаветно, просто не способен. Ты сражаешься по инерции, только потому, что решил, что на другой стороне – враги. А это не так. Ты выбрал неверную сторону, Дэвид. Разве мы не хотим того же, чего и ты? Справедливости, мира, радости, взаимопомощи, сострадания? Обладающие не создавали мир в смысле дарования ему бытия, но они, действительно, «создали мир» в смысле установления отношений между составляющими его частями. И этот порядок вещей – ужасен. Ты сам отлично понимаешь это. Несправедливость, вражда, ненависть, боль – вот что лежит в основе установленного ими порядка. С помощью игрушки одного из Обладающих была уничтожена твоя Идэль, а ты почему–то называешь нас убийцами за то, что мы хотим избавить вселенную от таких игрушек и от тех, кто их создает. Подумай о том, в каком мире ты хочешь жить.

Человек опускает меч, и ангел делает то же самое. Дэвид думает о том, что действительно не понимает, ради чего дерется. Что он защищает? В чем не прав ангел? Ум человека ищет и не находит ответа. Вселенная основана на жестокости и несправедливости – стоит ли сражаться за этот мир против другого, чистого и совершенного, подвластного высшей воле, безошибочно определяющей, кому кем быть и что делать, знающей все обо всех, справедливо наказующей грешника и защищающей праведника?.. Разве не этот мир он пытался реализовать в своих поступках, безнадежно и нелепо восставая–против звериных порядков Хеллаэна? Но он был слаб и почти всегда попадал в идиотское положение в результате своих действий – сейчас же ему предлагали силу, с помощью которой, возможно, удастся реализовать свои представления о правильном и неправильном, уничтожить зло и установить справедливый и светлый порядок вещей…

Ангел не лжет, но…

Дэвид вспоминает о Кэсиане и Алиане, об Эдвине кен Гержете, Вилиссе, вампире–квартероне Брэйде и полусумасшедшем Лийемане. Они оставались там, на стороне «зла», против которой ему предлагалось обратить оружие. Там же оставались и все его чувства к Идэль – их следовало отбросить потому что они значили слишком много, отнимали слишком много любви и верности, которые в идеальном мироздании ангела следовало целиком и полностью посвятить благому источнику.

Дэвид поднимает взгляд – и меч – и произносит:

– Ты лжешь. Ты говоришь, что Обладающие – зло, но я знаю как минимум двоих, совсем не похожих на исчадий мрака, как ты пытаешься их изобразить.

– Знаешь? – переспрашивает ангел. – Ты ничего не знаешь. Они показали тебе себя с привлекательной стороны, и ты обманут. Но в это самое время – да, в ту самую минуту, когда мы говорим с тобой – они развлекаются стрельбой по людям.

– Я не верю. Алиана на такое не способна.

– Жаль, – печально говорит ангел. – Против веры я бессилен.

Они сражаются ожесточенно и яростно – ментальные проекции двух реализаций одной и той же личности. Ангел покорен внешней воле, которую почитает высшей, человеку кажется, что он абсолютно одинок и незащищен. Сознание «ангела» медленно, но неуклонно расширяется, захватывая «человека», пока не натыкается на барьер. Его атаки не причиняют вреда, впрочем, и Дэвид не может нанести ангелу какой–либо вред. Это Кильб–ренийский Источник, которому посвящен землянин, оберегает своего адепта. Дэвид уже и забыл о том, что инициированного в Рунном Круге нельзя подчинить. Какой–то частью души адепт постоянно пребывает в Рунном Круге, а Круг – в нем. Кильбренийский Источник – безмозглое, но верное божество: у него нет собственного сознания, но он располагает сложнейшим психическим и ментальным аппаратом. Рунный Круг – живая (и нематериальная) машина, искусственное божество, сконструированное Гельмором кен Саутитом, и сейчас, подобно цепному псу, Круг верно охраняет здание души Дэвида от вторжения извне, не разбирая, кто пытается проникнуть в него, как, зачем и почему.

Сражение затягивается. Противники слабеют. Проходит время, и сувэйбы, не способные ни разойтись, ни объединиться, начинают сгорать.

– Мы уничтожим друг друга, – говорит ангел. – Тебя это не беспокоит?

Проходит время, и Дэвид отвечает:

– Во мне больше от хеллаэнца, чем ты думаешь. Свобода мне дороже, чем жизнь.

– Только смирившись, ты обретешь настоящую, подлинную свободу…

– Ну хватит уже! Заткнись.

Изнемогая от усталости, человек поднимает меч и продолжает бой. Он истощен, но видит, что и ангел уже не так самоуверен, как раньше. Человек изранен, однако и противостоящее ему совершенное создание орошает землю своей священной жемчужно–алой кровью.

Потом наступает момент, когда Дэвид вдруг чувствует, что противник его начинает слабеть. Они, бывшие до сегодняшнего дня единым существом, связаны слишком тесно и чувствуют друг друга столь же хорошо, как и самих себя.

Ангел служил проводником высшей воли, однако эта воля, несмотря на все похвальные эпитеты, оставалась довольно сильно ограничена в своих действиях. Ее опорой в Хеллаэне служили Небесная Обитель и ее лекемплет. И ангел, располагавший силами Обители и как бы являющийся ее частью, был непобедим. Во всяком случае, человеку с ним справиться было не по силам.

Однако сейчас там, в Обители, происходило что–то неладное. Обитель давала ангелу свои силы, но сейчас вся ее энергия оказалась сосредоточена на чем–то другом. Там, на каких–то тонких и недоступных смертным пластах бытия начались глобальные подвижки. Небесная Обитель пыталась оказать сопротивление этим переменам, но, похоже, она испытывала очень серьезные затруднения и ей стало малость не до того, чтобы при этом еще и оказывать поддержку новому ангелу, готовившемуся вот–вот вылупиться из человека по имени Дэвид Брендом.

Дэвид понял, что это его шанс. Он начал атаку и на этот раз достиг цели. Его клинок проткнул ангела насквозь. Картинка поменялась – теперь перед ним был не ангел, а израненный Христос в терновом венце, кротко и незлобиво взирающий на своего убийцу. Дэвид содрогнулся. Он должен был добить это, в каком бы виде оно не представало, но католическое воспитание давало о себе знать, и он ощущал постыдную слабость и нерешительность. Он бы не смог нанести новый удар, если бы не мысль об Идэль. Ничьей этот бой закончиться уже не мог. Кильбренийский Источник защищал его до тех пор, пока он сам был готов защищать себя; и если бы он отступил сейчас, утратил решимость сохранить свою душу, это означало бы, что он открывает захватчику прямой путь к победе. Может быть, он бы и покорился, если бы не Идэль. Потерять ее – вернее, не ее саму, настоящая Идэль убита, а ту Идэль, что до сих пор жила в его памяти и чувствах – было страшнее смерти, страшнее любой подлости и греха. Он ударил еще раз и убил того, кто когда–то давным–давно символизировал для него все самое светлое и чистое, что только существует в мире. Себя ему было бы проще убить. Впрочем, у него и возникло ощущение, что он убивает себя. Он сделал это, с трудом расцепил окровавленные руки, судорожно сжимавшие рукоять меча, пронзившего неподвижно лежащее тело, и все краски смешались, и наступила тьма.

* * *

Рамольд из Цайра стоял на каменной площадке, возвышавшейся над стеной монастыря и задумчиво смотрел на восток. Принадлежавший к тому курсу учеников, в который входили Дэвид, Эдвин, Тэззи Тир и еще несколько человек, он не был самым лучшим из них. Выходец из торговой семьи, он слишком привык подходить ко всему с мыслью о выгоде, чтобы загореться слишком уж слепой и безотчетной верой. На это свойство своего характера в последние годы он стал смотреть как на недостаток, однако, пока он был таким, каким был, и менялся в ту сторону, что была определена мастерами Обители не так быстро, как хотел бы сам и как хотели бы мастера. Рамольд знал, что Тэззи уже сдала экзамен, еще двое его одногруп–пников – Дэвид и Эдвин – находятся в процессе сдачи (правда, с Эдвином произошло что–то непонятное, кажется, он погиб), и среди оставшихся есть те, кто уже в самое ближайшее время уйдут из Обители для охоты за Обладающими Силой. Он знал все это, во чувствовал, что его собственное время еще не пришло. Может быть, уже скоро… но еще не сейчас.

На востоке Хеллаэна, как обычно, царила ночь. В зависимости от времени года хеллаэнское солнце появлялось над горизонтом либо с южной, либо с юго–западной стороны, проходило короткий путь и снова скрывалось от глаз на западе или на северо–западе. На востоке – тьма, призрачные огни и миражи… Рамольда томило неясное предчувствие. Что–то было не так. Он испытывал что–то, похожее на духовное похмелье, – все в монастыре казалось чужим. Его вера не пропала совершенно, но сегодня она была слабее, чем всегда, а она, как сказано выше, никогда не отличалась особой силой. Он уединился для того, чтобы разобраться в себе.

Он смотрел на восток и думал о мире, в котором вырос. Чудеса и опасности Темных Земель, проклятия и чары, очарование зла и утонченной жестокости… был ли он прав, оставив все это? Он выбрал лучший мир, свободный от зла, но что, если выбранный им прекрасный мир – лишь иллюзия?.. Рамольду делалось неуютно от этих мыслей, но они приходили вновь и вновь. Потом он понял, что их источник лежит во вне, точнее, во внешнем мире находилась причина, в силу которой эти мысли не посещали его прежде, но теперь что–то произошло, и в духовной защите Небесной Обители образовалась брешь. Лекемплет влиял на своих адептов, делал их существование намного проще, избавлял от ненужных сомнений и колебаний, но сейчас что–то нарушило его работу. Пока вмешательство еще не было очевидным – кто–то аккуратно «подрезай! корни» священного духовного древа, взращенного в горах Селкетехтар – и воздействие это ощутили лишь самые слабые из учеников. А что переживали совсем юные – те, кто был принят год или полгода назад? Рамольд содрогнулся, подумав об этом. Нужно было что–то делать. Он пытался связаться с мастерами – они не ответили. Значит, мастера уже знают. Рамольд ощущал какие–то подвижки на глубинных пластах лекемплета. Потом…

Он пришел из ниоткуда – просто возник из воздуха перед воротами, проломил их и вошел, вернее, вплыл вовнутрь. Сгусток пустоты, некая отрицательная величина, провал в реальности. Во дворе сгусток черноты вытянулся, его контуры стали почти человеческими, но внутри этих контуров по–прежнему было ничто, и даже менее чем ничто – затягивающий ход в бездну, жадно раскрытая пасть Царства Пределов.