Текст книги "Чародеи. Пенталогия"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 119 (всего у книги 120 страниц)

Кэсиан хмыкнул.

– Нет, – сказал он. – Совета я тебе не дам. Способа победить у тебя нет. Ты слишком жалок и слаб для этого.

Он встал и пересек комнату. Открыл одну из дверей – Дэвид не был уверен, но, кажется, она вела в спальню – и поманил к себе землянина.

– Иди сюда.

– Зачем?

Взгляд Кэсиана потяжелел. Дэвид подумал, что если он сейчас начнет спорить и требовать, чтобы ему сначала объяснили, что от него нужно, и только потом заставляли куда–то идти и что–то делать, произойдет еще какое–нибудь дерьмо, в результате которого он окажется еще большим идиотом, чем был. Хотя дальше уже, казалось бы, некуда. Поэтому он просто подчинился – встал и пошел…

* * *

…Волшебная дорога привела одинокого путника на вершину горы, где цвел прекрасный сад. Человеческое сознание формировало человеческую же реальность как при жизни, так и после смерти, в результате чего незримые и неописуемые потусторонние миры становились вполне вещественными и материальными. Люди овеществляли свой рай и свой ад – и боги обычно не возражали.

Кэсиан постучался во врата ёррианского рая, когда полдень уже миновал и разморенные стражники готовы были уснуть на своих постах. Появилась богиня вместе со своей свитой. Богиня была разозлена, потому что ее стражи, которые на самом деле были могущественными духами, спать не должны были вовсе. Но чужая Сила вмешалась и почти усыпила их, и это воздействие – выполненное откровенно, без малейших попыток замаскировать его – Ёрри не могла не почувствовать.

Если не считать этой первой бесцеремонной выходки, Кэсиан держал себя совершенно мирно, больше ничего не предпринимал и вежливо попросил богиню о конфиденциальном разговоре. Когда свита по приказу Ёрри удалилась на некоторое расстояние, богиня вновь осведомилась у прибывшего, кто он такой и что ему нужно.

Кэсиан представился. Ёрри его имя ничего не сказало, а вот титул заставил неприязненно поджать губки. Изначально она полагала, что в ее уютный райский сад приперся какой–то бездомный младший бог или, быть может, очень могущественный демон. С такими проходимцами она знала как себя вести – для них и держала стражей, а также ряд собственных защитных атрибутов. Но Обладающие… они богине абсолютно не нравились. Их способности намного хуже поддавались учету, а поведение в целом всегда было наглым и бесцеремонным. От них можно было ожидать чего угодно. Вот и теперь…

– У вас тут находится одна душа, – заявил Кэсиан. – Да–да, вон та… видите, стоит в сторонке? Дайте мне ее пожалуйста. Она мне очень нужна.

От такой наглости богиня обомлела.

– Да в своем ли вы уме? – изумленно поинтересовалась она. – Может быть, вы еще чего–то хотите?

– Нет, больше ничего. – Кэсиан виновато развел руками: мол, рад бы еще чего–нибудь попросить, раз вы такая щедрая, но, к сожалению, больше ничего в голову не приходит. – Только одну Душу

– Зачем она вам?

Кэсиан не сразу ответил. Он не мог признаться, что эта душа нужна ему для того, чтобы подарить ее – в подарочной коробке из тела и нового гэемона – обыкновенному смертному. Если бы он это сказал, его бы просто подняли на смех, и поступили бы совершенно правильно. Поэтому он сказал – уже менее дружелюбным тоном:

– Достаточно уже и того, что она мне нужна. Давайте ее сюда. Вы не обеднеете, потеряв одну из ваших «батареек».

– Достаточно уже и того, что это моя душа, – язвительно, в тон ему, ответила Ёрри.

– Была б не ваша, я бы с вами о ней и не разговаривал.

– Да вы хам и наглец!

– Душу, – продолжал настаивать Кэсиан. – Я жду.

– Напрасно ждете. Вы ничего не получите.

– Вам что, жалко? Всего лишь одна душа – и я уйду и перестану вас беспокоить.

– Если бы я раздавала свои души направо и налево, по первому требованию каждого встречного, вздумавшего попросить их у меня, то очень быстро превратилась бы в бездомную бродяжку, а то и вовсе утратила бы божественность, – решительно заявила Ёрри. – И потом, почему вы говорите об этой душе так, как будто это какая–то вещь, которой можно распоряжаться свободно, не интересуясь ее согласием? Идэль вполне счастлива тут и совершенно не желает покидать мои сады отдохновения. Как вы можете столь цинично и пренебрежительно относиться к чужому выбору? Как вы можете…

– Эту лапшу вы будете вешать на уши смертным, а не мне – нетерпеливо перебил ее Кэсиан. – У меня не так много времени. Давайте душу, и я уйду.

– А если нет, что тогда?

– Вы действительно хотите это узнать?

– Не надо мне угрожать. Тем более – в этом месте, где моя власть наиболее велика. Для вас это ничем хорошим не кончится.

– Я? Угрожаю? И в мыслях не было, а вот вы, похоже, пытаетесь. Знаете что? Скажу откровенно, уж извините за грубость, но я смотрю и вижу, что за последние пятнадцать тысяч лет, пока меня не было в этой метрополии, вы, маленькие самодовольные божки, порядочно зажрались и потеряли всякий страх.

– Грубиян. Убирайтесь, или я велю своим стражам вышвырнуть вас отсюда.

Кэсиан вздохнул. Разговор зашел в тупик. Впрочем, этого и следовало ожидать. За пятнадцать тысяч лет о нем забыли. Перестали уважать. Это было неправильно, и с этим что–то нужно было делать…

Он призвал свою Силу. Внешний его облик изменился. Среди его аватар и проекций была одна, которую он обычно делал активной в таких случаях – сувэйб темного божества кошмаров, могущественный и располагавший всем тем, чего обычно так недоставало задумчивым и интеллектуальным Владыкам Снов: грубой мощью и устрашающей внешностью. Ёрри отшатнулась. Небо за спиной человека, превращающегося в многорукое и многоголовое чудовище, потемнело. Царство Чар приблизилось к крошечному мирку Ёрри и готовилось вобрать его в себя; темное небо напоминало все утончающееся и утончающееся стекло, за которым роились кошмарные, невообразимые создания, встретиться с которыми можно лишь в тяжелом сне или в наркотическом бреду при передозе: сейчас все эти орды отнюдь не миролюбиво настроенных существ готовились сделаться реальными, как только стоявшая над ними Сила откроет для них врата и снимет все ограничения, обычно препятствующие таким, как они, появляться в Царстве Сущем.

– Пожалуйста, давайте не будем все усложнять, – устало предложил Кэсиан.

* * *

…он встал и пошел, и когда приблизился к дверям, то Кэсиан, пряча улыбку, отступил в сторону, пропуская человека вперед. Дэвид переступил порог. Зажглись колдовские светильники, озарив комнату ровным, неярким светом, и Дэвид увидел лежащую на кровати молодую женщину. В первую секунду он не узнал ее – слишком давно не видел и не был готов увидеть снова, во вторую – узнал, но не смог поверить своим глазам. Он подумал, что видит призрак или мираж. Дэвид беспомощно оглянулся… в чем смысл этой дурацкой шутки? Его взгляд натолкнулся на ироничную улыбку Кэсиана, и, так ничего не сказав, Дэвид повернулся обратно. Мираж не растаял, девушка – одетая так же, как тогда, когда они впервые встретились в Академии Волшебства – все еще была здесь. И чувство связи, образовавшееся, когда они вместе прошли Рунный Круг, и исчезнувшее, когда выпущенная из Арбалета Ненависти стрела лишила ее жизни, вновь пробудилось и засвидетельствовало: это она. Это не сон и не мираж.

Дэвид бросился к кровати. Упал на колени, сжал ее руки в своих. Глаза Идэль по–прежнему оставались закрытыми, она казалась погруженной в глубокий сон или в транс.

– Что с ней? – Он опять оглянулся и тут же повернул голову обратно. Его охватил беспричинный страх: почему–то казалось, что если он потеряет ее из виду, то она станет миражом и исчезнет опять.

– Просто спит, – ответил Владыка Снов. – И скоро проснется.

– Но как… каким образом вы…

– Глупый вопрос, по–моему.

– Вы забрали душу из ёррианского рая и дали ей новое тело?

Кэсиан кивнул. И добавил:

– И новый гэемон.

После паузы Дэвид тихо спросил:

– Но что, если она захочет обратно?

– Я привел ее способности, сознание и психику к тому виду, в котором они находились на момент смерти. Память о ёррианском рае у нее сохранилась. Но оценивать эти воспоминания она будет не с позиции находящейся под кайфом душонки, целиком растворившейся в неземном блаженстве от созерцания своего бесценного божества, а с позиции обычной земной женщины – влюбчивой, местами рациональной, местами стервозной и взбалмошной – в общем, такой, какой она была раньше.

– Спасибо, – сказал Дэвид. Он испытывал огромное чувство долга перед Обладающим, вернувшим ему женщину, которую он любил больше жизни, но не мог заставить себя отвернуться от Идэль даже ради того, чтобы поблагодарить Кэсиана.

– Помни о том, что я тебе сказал, – напомнил Владыка Снов. – Твое везение кончилось. Если ты хочешь семейного счастья, советую найти тихий, спокойный мирок и зажить там в свое удовольствие. В Хеллаэне ты опять во что–нибудь влипнешь, и заимствованная удача тебя уже не спасет.

– Хорошо. – Дэвид кивнул. Впрочем, сейчас он был готов согласиться с чем угодно. – Наверное, мы так и поступим…

Он спросил еще что–то, но Владыка Снов не ответил. Когда, по прошествии некоторого времени, Дэвид все же собрался с духом и быстро обернулся к дверям, чтобы понять, почему молчит Кэсиан, то никого не увидел. Существо, пересекающее порог между воображаемым и чувственным миром также легко, как Дэвид пересек порог между гостиной и спальней, покинуло человеческий мир и опять ушло куда–то туда, в невообразимую высь, ведомую лишь богам и Обладающим Силой.

А Дэвид остался. Он сидел на кровати и, не отрываясь, смотрел на жену. Глаза щипало, и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не раскиснуть окончательно. Идэль сладко потянулась во сне. Она должна была вот–вот проснуться. Вот сейчас…

* * *

Вилисса и Эдвин сидели на противоположных концах длинного, загруженного винами и деликатесами стола. Вдоль стола сновали двое вышколенных слуг – наполняли бокалы хозяйки замка и молодого барона, приносили им те или иные блюда. Эдвин, как обычно, ел много и с аппетитом, Вилисса отщипывала по кусочку, критиковала поваров и высказывала различные безумные идеи относительного того, что еще можно было бы добавить в кушанья. Хотя в замке имелся генератор продуктов, готовили пищу всегда – или почти всегда – живые люди. Вилисса утверждала, что генератор продуктов сообщает приготовленной пище какой–то тонкий неестественный привкус. Эдвин никогда ничего подобного не замечал, но он, будучи умным мальчиком, никогда и не спорил. С его точки зрения, дело было в другом: если тетушка начнет пользоваться генератором, критиковать за то, что полученный результат не удовлетворяет всем ее высоким требованиям, ей придется исключительно себя саму – а это конечно же недопустимо. Кроме того, пользоваться генератором – это не комильфо.

– Как тебе лавирскандус? – сделав глоток вина, спросила Вилисса.

Эдвин пожал плечами.

– Ничего. Съедобно.

– Мне очень нравится. Они водятся лишь в одном море в одном из наших сателлитов и очень чувствительны к перемене условий. Их пытались выращивать здесь, в метрополии, но потерпели неудачу. Вкус божественный. Вот если бы… – Баронесса печально вздохнула. – Их бы еще готовили как следует…

Эдвин пожал плечами и поискал взглядом салат. Салата он не нашел, нашел что–то похожее. Показал взглядом слуге, потом на свою тарелку. Получив просимое, попробовал. Он так и не понял, что это – опять что–то экзотическое – но есть было можно.

Вилисса поставила бокал и некоторое время с мягкой улыбкой наблюдала за племянником. Он опять стал таким же, как был. Ее это радовало.

– Я ведь говорила тебе. – Она не смогла удержаться, чтобы не напомнить. – Предупреждала, что ничем хорошим это не закончится. Тебе неслыханно повезло, что ты в итоге остался при своих и ничего не потерял.

Эдвин пожал плечами и сделал кислую физиономию. Итоговый результат «везением» он не считал. Абсолютно. Он так и не получил ничего, к чему стремился.

– Три года коту под хвост, – процедил он.

– Вот–вот. И могло быть гораздо хуже.

– Нужно было предусмотреть возможность того, что этот долбаный ангел может выйти из–под контроля.

– Как ты мог это предвидеть? – возразила Вилисса. – Ведь это был не кто–то отдельный от тебя, а ты сам. Можно было предвидеть, что тебе не дадут получить то, что ты хочешь – так или иначе, но об этом я тебе говорила, а ты не хотел и слушать.

– Тетя… – буркнул Эдвин. – Хватит читать нотации.

Вилисса вздохнула и закатила глазки. «Никудышная из меня воспитательница…» – подумала она. Однако спорить и вразумлять племянника ей нисколько не хотелось. Ей просто было хорошо от того, что все закончилось.

– Чем ты теперь займешься? – спросила она. – Вернешься в Академию?

Эдвин поморщился.

– Нет? – спросила Вилисса. – А что так?

– Да скучно там все это зубрить, – ответил Эдвин. – Есть и другие способы освоить системную магию. Более быстрые и эффективные.

– Любопытно. Какие же?

– Пойду в городскую стражу.

Вилисса покачала головой. Ну вот он опять… Офицерский состав стражи хеллаэнских городов действительно обладал весьма развитыми и сильными колдовскими способностями. Иначе и не могло быть в мире, населенном по преимуществу демонами и колдунами. Однако способности эти имели свою цену. Эдвин об этом знал. И тем не менее…

– Тебя не возьмут, – сказала она. – Ты аристократ.

В тот же момент, когда она это произнесла, – поняла, что его это не остановит. Так и оказалось.

– Я не владелец земли. – Эдвин пожал плечами. – Ничто мне не мешает получить гражданство.

– А тебя не пугает то, что за силу, которую тебе дадут, тебе придется как минимум двенадцать лет отслужить в той же страже?

– Ну это не так уж и много.

– Фи. – Вилисса наморщила носик. – Ты опустишься до уровня простолюдинов. Будешь работать за деньги.

– Тетушка, не заговаривай мне зубы. В городах живет немало бывших феодалов.

– Вот именно – бывших…

– У них есть сила и знания, – сказал Эдвин. – И они могут их дать. А я хочу их получить. Что подумают соседи и что они скажут – меня не волнует.

– Ты готов на все пойти ради могущества и власти, – с легким упреком заметила Вилисса кен Гержет.

Эдвин ненадолго задумался. Попытался услышать свой внутренний голос, свое настоящее «я»… чего оно хочет? Или, точнее, чего хочет он сам, он–настоящий? Но настоящий Эдвин внутри Эдвина, сидящего за столом и ведущего разговор с Ви–лиссой, загадочно молчал и улыбался, подмигивая ненастоящему Эдвину – обусловленному обстоятельствами рождения, воспитания, окружающей обстановкой и человеческой памятью – насмешливым птичьим глазом. Он знал все – и зачем все это происходит, и почему, и для чего, и к чему придет – но, как всегда, не спешил раскрывать своих карт.

– Да, готов, – сказал наконец молодой барон кен Гержет. – А разве это плохо?

ЭПИЛОГ

Кэсиан положил руки на перила и вдохнул холодный чистый горный воздух. Было красиво и тихо, все застыло в ледяном королевстве, глыбы льда и снежные поля таинственно поблескивали, отражая свет клонившегося к закату солнца.

– Нравится? – спросила Алиана.

Кэсиан кивнул. Он не отделял то, что видел, от хозяйки этих земель – знал, что часть своих атрибутов она сообщает месту, в котором живет, и мир ее красив, потому что красива она. Ему нравилось то, что он видел, нравился замок, нравилась Алиана – все это было одним целым.

Они находились в человеческой реальности, потому что Алиана попросила дать ей несколько уроков классического волшебства, а изучать человеческую систему описания, безусловно, проще будучи человеком.

Он в принципе не слишком любил учить кого–либо (хотя некоторые менторские черточки его характеру, безусловно, были присущи), а тем более – обучать вещам, которые были ему самому совершенно неинтересны, так же, как неинтересна профессору математики школьная таблица умножения. Он был Владыкой Чар, а ведь благодаря этому Царству Искусство, так таковое, вообще существовало. Любая более или менее сложная и упорядоченная система знаний, любая наука, происходили от Чар, являясь результатом взаимопроникновения двух Царств. Иными словами, Кэсиан был не просто «профессором математики», слишком хорошо знающим свое дело, чтобы интересоваться «таблицей умножения», – он был таким «профессором», который когда–то эту «таблицу» изобрел. Конечно, не он один сформировал человеческое Искусство. Но его доля личного участия в этом, безусловно, была.

Несмотря на неинтересность темы, он принял предложение, потому что ему была интересна она. Он не стремился быть чьим–либо наставником… но стать ее учителем не отказался бы.

– А что случилось в Селкетехтар? – спросила Алиана. – Вам известно?

Он опять кивнул.

– Я почувствовала там скопление множества Сил… – продолжала она. – Была еще какая–то страшная, из Пределов. Произошел прорыв?..

– Нет. Это местный хеллаэнский лорд. Брат рассказал, что кинули жребий, кому чистить наш мир от скверны, и выпало ему. Думаю, это в определенной мере символично, потому что хотя мы привыкли и думать об обитателях Пределов как о чудовищах, несущих гибель всему, что есть, они также легко могут истребить гниль или болезнь, таким образом сделав оставшееся – здоровым… Может быть, в этом и скрыто их настоящее предназначение. Впрочем, не уверен, что Дети Смерти со мной согласятся. – Кэсиан улыбнулся.

– Хорошо, что все закончилось, – сказала Алиана. – Дэвид рассказывал, что один из этих новых «ангелов» на меня нацеливался. – В голосе Властительницы послышалось возмущение. – Мерзенькая школа.

Кэсиан некоторое время молчал, улыбаясь. Когда же он заговорил, улыбки на его лице уже не было.

– Не знаю, закончилось ли… – тихо сказал он. – Я вижу океан времени, где островки стабильности – это события, по отношению к которым все воли определены и общий баланс подсчитан и взвешен. В этом смысле можно видеть будущее: есть события, которые обязательно произойдут, потому что есть воли, которые устремлены к тому, что бы они произошли, и нет никого, кто был бы против, или кто склонен иметь отношение к событию, но еще не определился, какое положение он займет. Разрушение Небесной Обители с какого–то момента было предопределено. С одной стороны, это свидетельствует о нашей силе. С другой же, это означает, что тот, кто создал ее – или, точнее, тот, кто вмешался и исказил ту Обитель, которую хотели создать Келесайн и Джезми, – либо слишком слаб и бессилен, но в это трудно поверить, либо не имел ничего против ее разрушения. Его воля никак не проявила себя в этих событиях, и именно поэтому уничтожение Обители стало предопределенным.

– Я не понимаю. Зачем ему создавать Обитель, а потом разрушать ее? Она стала ему неинтересной?..

– Не разрушать… Позволить нам разрушать. Это совсем разные вещи.

– Все равно не понимаю. Кэсиан вздохнул.

– Его сила начинала действовать, когда ей приносилась жертва. Почему так – из–за его жадности и нежелания давать что–либо своим адептам прежде, чем они сами не дадут ему больше, или же дело в каких–то ограничениях, с которыми он вынужден считаться – я не знаю. Важно то, что для вмешательства необходима жертва. Обычно жертвой становился сам адепт, отвергавший себя и свою свободу ради высшей воли. Если ему удавалось убить Обладающего без отвержения себя, то само убийство рассматривалось как жертвоприношение, дававшее право тому, кто стоял за сгиудом, право на порабощение своего «инструмента». И если связать все это воедино, возникает интересное предположение о том, почему он не воспрепятствовал нам. Ведь и само разрушение Обители, и одновременную гибель всех ее адептов можно рассмотреть как грандиозное жертвоприношение. Он обещал своим фанатикам мессию, избранного, некоего суперангела, который придет, наведет порядок и окончательно уничтожит все зло. И если допустить, что мои предположения верны, вполне может быть так, что само разрушение Обители было одним из необходимых условий для его появления. Это объясняет странное бездействие того, кто стоял за сгиудами. Это подобно шахматной партии, когда жертвуешь пешкой для того, чтобы взять более важную фигуру.

– Вы пугаете меня, – пожаловалась Алиана. Кэсиан улыбнулся. Оторвался от созерцания

заснеженных гор, взял ее за руку и вернулся в заклинательные покои, которые они покинули для того, чтобы немного постоять на крошечном балконе над ледяной бездной.

– Простите. Я пессимист и всегда предполагаю, что события будут развиваться по самому неприятному сценарию.

– Может быть, вам стоит изменить свои взгляды? – Лицо Алианы озарила улыбка. – Ведь если вы будете стремиться видеть в мире хорошие стороны, их и вправду станет больше.

– Не думаю, что стоит менять, – хмыкнул Кэсиан. – Мне нравится быть пессимистом. И в моей жизни намного больше радостных событий, чем можно подумать. Наоборот, я могу лишь посочувствовать оптимистам. Ведь если события развиваются по худшему сценарию, я не удивляюсь и не расстраиваюсь – все происходит так, должно. Если же происходит нечто хорошее, я радуюсь неожиданному подарку судьбы. Оптимист же в ином положении – если происходит хорошее, то для него это естественно и неудивительно, а потому и радость его меньше, чем у меня. Если же происходит дурное, он к этому не готов и будет вынужден либо закрывать глаза и слепнуть, либо воспринимать все слишком болезненно и остро.

– Да? – Алиана пожала плечами. – Ну как хотите. А что произошло с Дэвидом? Вы вернули ему жену?

Кэсиан чуть наклонил голову. Он знал, что она хотела этого. Собственно говоря, это была основная причина, заставившая старого циника вспомнить о Дэвиде и предпринять в отношении землянина некоторые шаги. Он знал, что Алиане понравится, если он сделает что–нибудь вроде того, что он сделал.

Поскольку любопытство на ее лице не исчезло, он повел рукой – и в воздухе образовалось видение. Они словно смотрели в открытое окно, за которым, в дорогом номере хеллаэнской гостиницы, двое людей занимались любовью.

Кэсиана увиденная сцена оставила равнодушным (будучи до обретения Силы ваном, он находил способы размножения, свойственные органическим существам, довольно странными, хотя и забавными), а вот щеки Алианы чуть порозовели. Однако она не стала просить Кэсиана развеять видение.

С любопытством и интересом разглядывая двух людей (они не делали ничего необычного, но в самом процессе подглядывания заключалось что–то запретное, а потому привлекательное), она вдруг оказалась совсем рядом с Кэсианом – так, что теперь уже не только их руки были соединены, но из–за близости они могли ощутить тепло тел друг друга – и сказала:

– Я очень рада, что у них все закончилось хорошо. Они это заслужили.

Кэсиан повернулся, чтобы поцеловать ее, и Алиана потянулась к нему навстречу. Сначала нежные, а затем все более нетерпеливые ласки. Но им не нужно было освобождаться от одежды, им мешали тела, не позволяя приблизиться друг к другу настолько близко, как им хотелось. Видение растаяло. Следом за ним растаяла и вся человеческая реальность. Уже не люди – две Силы, два потока чистой энергии – приникли к друг другу, соединяясь, но не смешиваясь. Перевиваясь, как две ленты, они струились ввысь и ввысь, совмещались и проникали друг в друга столь полно и всеобъемлюще, сколь создания из плоти и крови не способны и вообразить. Вселенная раскрывалась, как огромный бутон, в центре которого были эти двое, и бесчисленные хоры ангелов и духов пели им славу.