Текст книги "Чародеи. Пенталогия"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 88 (всего у книги 120 страниц)

В общем, заниматься сексом здесь, на узкой и не очень удобной кровати Дэвида, они просто поленились.

– А когда мы поженимся? – спросила Идэль.

– Когда хочешь, – ответил. Дэвид. – Я за то, чтобы сделать это побыстрее.

Принцесса покачала головой.

– Не раньше, чем сенат выберет нового приора.

– Ты думаешь, после этого настанет спокойная жизнь? – В голосе Дэвида послышался скепсис.

– Нет, но, может, хоть небольшой спокойный периодик будет. Сейчас слишком много неизвестного. Сенат покажет, кто в действительности на чьей стороне.

– А если не покажет? С вашими бесконечными разборками оттягивать свадьбу можно еще сто лет. Давай определимся со сроком.

– Ну хорошо. – Принцесса надула губки. – Через десять дней после выборов. Удовлетворен?

– Вполне.

– Ты уже связывался с Тахимейдом?

– Насчет липы про Кетрава? Да, сегодня утром.

– Расскажи.

– Да нечего рассказывать, разговор был совсем коротким. Мол, Кетрав поговорил со мной и попросил держать его в курсе того, что происходит в Гэал. Тахимейд сказал «спасибо», и пообещал, что чуть позже мне будут даны подробные инструкции, что и как «рассказывать» Кетраву.

– Бедняжка Кетрав, – с преувеличенной жалостью вздохнула Идэль.

– Так ему и надо.

– Знаешь, – ирония из ее голоса исчезла, теперь в немясно слышался отголосок страха, – я как подумаю, что будет, если все это раскроется…

– Надеюсь, Кетрава убъют раньше.

Я тоже надеюсь.

– Значит, он тебе не нравится?

Идэль, прищурившись, искоса посмотрела на своего жениха.

– О чем ты? – Она засмеялась. – Ты что, ревнуешь?

– А почему ты не сказала, что он делал тебе предложение?

– Хватит, Дэвид! Это глупо.

– Глупо было мне ничего не говорить.

– Ну мало ли кто и что мне предлагал!

– Так, с этого места поподробнее. Кто еще тебе…

– Ты невыносим, животное! – фыркнула Идэль.

Дэвид решил не отвечать. Он чувствовал: принцессе совершенно не хотелось обсуждать эту тему, даже в шутливом тоне, а устраивать очередную бессмысленную перепалку он не желал. В чем же была причина такой реакции? Ей нравился Кетрав, но она скрывала это ото всех, в том числе и от самой себя? Или наоборот, он ей настолько не нравился, что даже в мыслях она не хотела допускать, что может испытывать к нему какие–то чувства? Дэвид подумал, что некоторых вещей лучше не знать. Женская психология – это болото в темном дремучем лесу: сначала заблудишься, а потом утонешь.

– Я давно хотел спросить, – сказал он через некоторое время – сказал в первую очередь для того, чтобы переключить разговор на другую тему; впрочем, этот вопрос и в самом деле его интересовал. – А каков состав сената? Кажется, ты говорила об этом раньше, но как–то вскользь…

– В полный состав сената входят все лигейсан, все министры, все преторы и все члены малого совета. Что тут непонятного? Ах да, еще и секонд. Секонд председательствует на сенате.

– Подожди. Что еще за малый совет?

– К приору каждый из кланов отправляет своего представителя, суффекта. Суффект – это как бы заместитель главы клана во дворце. Соответственно, приор и трое суффектов составляют так называемый малый совет.

– И каковы полномочия суффектов?

– Не очень велики. Малый совет – это скорее декорация, никакой существенной роли в управлении суффекта не играют. Хотя секонд выбирается именно на малом совете, суффекты, конечно, голосуют лишь за тех, на кого им укажут преторы. Легко можно было обойтись вовсе без суффектов, но преторы держатся за эту декорацию, потому что каждый суффект дает им лишний голос в сенате, во время выборов приора или семилетних перевыборов.

– Почему суффектов трое? Ведь кланов – четыре.

– Приор, глава правящего клана, своего суффекта на малом совете не имеет. Он представляет себя самого. – Объяснила Идэль.

– Но приора нет. Что же, получается, от клана Кион на собрании сената не будет ни претора, ни суффекта?

– Верно, – кивнула Идэль. – Суффекта назначает претор. Существует закон, согласно которому нельзя выбирать нового претора раньше, чем пройдет месяц со смерти предыдущего. Это нужно для того, чтобы, в случае внутренней борьбы в клане, вероятный убийца не мог сразу получить власть и чтобы дать заинтересованным сторонам время провести расследование. Джейбрин был приором, но он также был и главой клана. Мы могли выбрать претора только через месяц.

Мы его и выбрали – на общем собрании клана Шераган получил четыре пятых голосов, только ита–Берайни и еще несколько высокорожденных из младших семей были против. А на следующую ночь его убили. Шераган даже не успел назначить суффекта. Новые выборы претора могут состояться не раньше десятого октября, но дата сената уже определена, и к десятому имя приора будет известно. Если приором станет Ксейдзан или Хаграйд, после десятого мы снова собермся и выберем претора. В этом случае претором станет Вомфад, я не сомневаюсь. А если выберут Кетрава приором… он автоматически станет и претором Кион.

– У вас странное законодательство.

– Оно не систематизировано, я согласна. Многие законы принимались, что называется, «по случаю», лишь бы решить текущие проблемы.

– А кто сейчас является суффектами? – Спросил Дэвид.

– Ты имеешь в виду конкретных персон? От Гэал – Сайрин, она лидер ветви ита–Шедан. Деятельная особа. Если Ксейдзан и Тахимейд погибнут, именно она, я уверена, станет главой клана. До Сайрин Гэал представлял Бралгар – сын Нидкольма, старший брат Берайни. Суффект от клана Аминор – Хенкарн. Ну, тут все понятно: единственный сын главы клана. Суффект Ниртога – Фэбран, племянник Хаграйда. В случае, если Хаграйд умрет, думаю, он поборется с Нерамизом за лидерство. Но пока Хаграйд жив, Фэбран на его стороне. Подчиняется, поскольку тягаться с дядей все равно не способен. По крайней мере, со стороны выглядит так.

– Понятно. А лигейсан сейчас… – Дэвид на секунду задумался, а затем начал перечислять, по ходу загибая пальцы. – Фольгорм, Галдсайра, Кетрав, Цзарайн, Яльма, Сурейлин, потом этот… пчеловод ваш.

– Смайрен. Но он не придет.

– Кого я забыл?

– Майдлара и Финейру. Финейра родилась еще при дедушке Юлианара, очень–очень давно. Но она все равно лигейсан. Этот титул и связанные с ним права не меняются, к кому бы не переходила власть. Еще ты забыл Эрдана.

– Странно… Я от кого–то слышал, что правление Гарабинда было объявлено незаконным.

– Эрдан имеет право на голос не как внук Гарабинда, а как правнук Юлианара. Он родился за год до того, как Юлианар добровольно ушел с поста.

– А министры? – спросил Дэвид. – Насколько я помню, простой человек кресло министра получить у вас не может, только высокорожденные, и при том они оказываются связанными с Источником более тесно, чем все остальные.

– Да, министру дается особый министерский ключ.

– Кем дается?

– Приором, – ответила Идэль. – Но по закону принимает решение, кому давать – секонд. Приор в этом случае обязан подчиниться его решению. И наоборот: когда выбирается новый приор, все министры собираются вместе и, используя свои ключи, инициируют выбранного, и он получает ключ хозяина Источника.

– Они должны действовать сообща?

– Да.

– Но ведь Севегала нет.

– Сообща должны действовать все живые. Впрочем, не знаю… Наверное, инициацию можно провести и в том случае, если кто–то из министров жив, но не участвует в процессе. Главное, чтобы не участвующий не был против.

– И неважно, где он будет находиться? – уточнил Дэвид.

– Я не знаю, – призналась Идэль. – Они – то есть министры – не очень–то любят распространяться о том, какие способности приобретают, получая ключ–проекцию источника и как могут взаимодействовать с ним.

– Расскажи мне о министрах.

– Их девять. То есть сейчас, без Севегала, восемь. Про Вомфада ты все знаешь. С Авермусом, министром дворцового управления, ты тоже знаком. Еще из клана Кион в министрах ходит Етен, он из младшей семьи. Из Аминор…

– Подожди. Какую должность занимает Етен?

– Министр финансов. Из Аминор – Гарауб и Вельдария. Дочь Самилера рулит департаментом юстиции, а его племянник – департаментом торговли. Из клана Ниртог – Санза и Сераймон. Санза из младшей семьи, под ее контролем департамент сельского хозяйства. Сераймон, еще один племянничек Хаграйда, занимается архитектурой и транспортом. К Гэал принадлежит только один министр – Лодиар–ита–Шедан. Он у нас заведует искусством.

Некоторое время Дэвид молчал, что–то мысленно подсчитывая. Ему даже пришлось применить небольшое псионическое заклинание, чтобы держать перед мысленным взором имена всех вышеперечисленных персонажей.

– Получается, – сказал он. – Гэал имеет в сенате только три голоса, Аминор и Ниртог по четыре, а Кион – тринадцать. Нет, четырнадцать, если Ведаина прибавить. Или даже пятнадцать, если Смайрен все–таки объявится.

– Наверное, так, – меланхолично отозвалась Идэль. Она лежала таким образом, что ее голова покоилась у Дэвида на коленях. Указательным пальцем левой руки она иногда, поддразнивая, трогала кончик его коса. – Если, конечно, ты все правильно посчитал.

– Ну хорошо, допустим, Кетрав отрывает у Вомфада четыре голоса… Но за Вомфадом все равно большинство.

– Неизвестно, за кого отдадут свои голоса министры, – сказала Идэль. – Их принадлежность к младшим семьям кое–что значит, но меньше, чем ты думаешь. И совсем неизвестно за кого проголосует Аминор.

– Так, ясно. Точнее, ничего не ясно. Вернулись к тому, с чего начали.

– В любом случае, все решится через три дня. Пошли спать? – Во второй раз предложила принцесса.

– Пошли.

Они приняли ванну, предварительно побросав в воду целую охапку лепестков иширги – кильбренийского растения, масла которого оказывают благоприятное воздействие на кожу и вдобавок сообщают телу слабый, но устойчивый, приятный запах. Иширга и накрахмаленные простыни разбудили желание, и они долго любили друг друга под аккомпанемент цикад и сверчков за окном, под вздохи осенних ветров, вкрадчиво шепчущих о скором наступлении зимы, о приближении смерти, которая всегда следует за жизнью, даруя ей неповторимый, невозвратимый изысканный горько–сладкий вкус.

13

Страничка из записной книжки Кетрава.

Диспозиция на 5 октября: За Вомфада – 7. За Ксейдзана – 8. За меня – 12. Смайрен —? Все учтены. Доживу до завтра – стану приором.

* * *

Когда–то, давным–давно, принц Эрдан, внук приора Гарабинда владел обширными землями в Кильбрене; еще большие территории принадлежали его ближайшим родственникам – отцу, дядьям, двоюродным братьям и сестрам. Теперь, три века спустя, Эрдан снимал квартиру в городе, и это была единственная собственность в Кильбрене, которую он мог бы назвать «своей».

Конечно, это была хорошая квартира – с точки зрения простого обывателя. Шесть комнат на втором и третьем этажах небольшого трехэтажного дома в центре Геиля. Многие высокорожденные из младших семей, приехавшие в столицу, жили схожим образом, у иных были собственные особняки за городом, и далеко не все из них впечатляли своими размерами. Те, кто селился во дворце, вообще были вынуждены довольствоваться двумя или тремя комнатами. Но у них были свои владения, свои дворяне, селения и замки, толпы слуг, огромные статьи доходов и расходов, домашние маги, личная гвардия – у Эрдана же ничего этого не было.

Каждый из высокорожденных по–своему интересен, о каждом можно было бы рассказать какую–нибудь историю, а то и несколько. Однако, лишь весьма немногие из высшей кильбренийской знати имели или будут иметь какое–либо отношение к истории Дэвида Брендома, и лишь для них есть место в рамках сего повествования. Эрдан – один из этих людей. Эрдан интересен еще и тем, что в описываемый период – то есть, в то время, когда в Кильбрене находился Дэвид Брендом – Эрдан, не имея ни богатства, ни гвардии, ни влияния, был при этом в плане личной силы, пожалуй, сильнейшим среди прочих высокорожденных. На поле системной магии с Эрданом мог бы потягаться лишь Тахимейд, однако по складу ума и по направлению, в котором Эрдан развивал свои способности, он системным магом ни в коей мере не был. Он целиком и полностью был боевым чародеем, и в этой сфере в то время в Кильбрене сравниться с ним не смог бы никто. Но – обо всем по порядку.

Эрдан–лигейсан–Саутит–Кион родился всего лишь на семь лет позже Джейбрина – будущего убийцы Гарабинда и истребителя всех (за единственным исключением) потомков приора. Первые восемьдесят лет жизни Эрдана малоинтересны – он был обычным высокорожденным и не отличался никаких особенными талантами, исключая разве что любовь к холодному оружию – преимущественно к длинным и полуторным клинкам. Владел он этим оружием мастерски, что, впрочем, среди потомков Гарабинда не являлось такой уж редкостью, ибо эта ветвь клана Кион почти целиком состояла из воинов и боевых магов.

Потом началась гражданская война и родственники Эрдана гибли один за другим. В одной из стычек – которая планировалась как операция возмездия, а обернулась бойней, потому что Джейбрин и Вомфад прознали о готовящейся атаке и устроили нападавшим «теплую» встречу, – Эрдан едва не расстался с жизнью и сам. Будучи тяжело ранен, он успел использовать подвешенное заклинание телепортации и был выброшен в один из своих замков. К тому моменту, когда он встал на ноги, все уже было кончено. Ямбраг, возглавлявший последних сторонников партии Гарабинда, погиб, поддерживавшие его высокорожденные из младших семей были истреблены или пленены, а сторонники Джейбрина методично захватывали их владения – замок, где укрывался Эрдан, был на очереди. Эрдан оказался в одиночестве. Он не был трусом, но силы были слишком не равны, и он бежал. Бежал, не зная, когда опять вернется в Кильбрен – и вернется ли. Джейбрин был методичен и целеустремлен, в его правление Эрдана на родине ожидало только одно: смерть.

В поисках места, где можно было бы поселиться и начать новую жизнь, Эрдан покинул нимриано–хеллаэнский поток миров. Если бы он выбрал один из сателлитов Хеллаэна – Джейбрин рано или поздно отыскал бы его. Эрдан хотел жить, не прячась, не оглядываясь через плечо и не помня о прошлом. Память наполняла душу болью, и он хотел забыть то, что не мог изменить.

Спустя несколько десятилетий странствия привели его в мир под названием Шийбир, сателлит Янтаники. Метамагаческое поле планеты было искажено, насыщено Смертью и Тьмой, значительная часть поверхности – безжизненна, там же, где растения и животные сохранились, они принимали странные, подчас уродливые и страшные формы. Здесь было множество демонов, а так же стихиалей и зверей, застывших на пути перехода от их прежней природы к демонической.

Людей в Шийбире было немного – остатки стремительно распадающейся цивилизации. В их памяти жили воспоминания о катаклизмах, произошедших, по их мнению, на каких–то высших пластах бытия и затей перелившихся в видимый, человеческий мир. О причиннах катастрофы люди знали немногое, а то, что знали, изрядно разбавляли выдумками и предположениями. К тому моменту, когда в Шийбире появился Эрдан, настоящих колдунов в этом мире уже не осталось, и ему, желавшему узнать, что же здесь произошло, пришлось собирать информацию по крупицам, выцеживая зерна правды из сказок и легенд, общаясь с шаманами и ведьмами, и с природными духами, которые, как и люди, сопротивлялись нашествию нечисти. Центральным звеном в тех мифах, которыми его потчевали, был рассказ о падении Властелина – темного бога, правившего этим миром. Даже теперь, после его гибели, люди и духи предпочитали не называть его имени. Эрдана, который, хотя и родился в Кильбрене, но, как и прочие высокорожденные, по духу, образу мысли и крови принадлежал к нимриано–хеллаэнской аристократии – историями о богах, живых или павших, удивить было сложно, благовейного трепета перед могущественными воплощениями «Высших Сил» он был лишен начисто и поэтому имя конкретного бога все–таки постарался узнать, дабы мысленно не путать его с еще сотней–другой Властелинов, Темных Владык и Повелителей Ужаса, хроники падений – или вознесений – которых при желании без труда можно было найти в любой хеллаэнской книжной лавке. Шийбирского Властелина звали Нэйдбералуг. У него существовал свой культ, но в жизнь простых смертных Властелин практически не вмешивался, и люди – не считая тех, кто поклонялся ему – жили сами по себе. Но человек всегда желает больше того, что имеет, и вот, в поисках силы группа демонопоклонников установила связь с одним из властителей Преисподней, который как раз искал подходящий мир для вторжения. Многие владыки Ада существа столь же древние, как само мироздание, и владения их обширны, но есть среди демонской знати и те, кто моложе адских властителей и демониц. Получить власть в аду они могут либо повернув кого–либо из старших (если, конечно, достанет силы справиться с ним) и забрав себе то, что ему принадлежало, либо создав свои собственные владейия. Разрушения, боль, смерть, страдания насыщают демонов, демонские же князи, собирая приобретенную таким образом силу, могут создавать пространства в аду – своего рода небольшие миры размером с крупный человеческий город… впрочем, при постоянном притоке силы эти миры могут расширяться и намного превосходить планеты Царства Сущего. С одним из таких демонов, молодым и честолюбивым, и связалась секта демонологов Шийбира. Они хотели власти и мало задумывались о последствиях, демонский же князь, хотя уже и располагал некоторыми владениями в Аду, желал их расширить, и побыстрее. Нэйдбералуг, однако, вызывал у него определенные опасения. Для того чтобы расправиться с темным богом, он, действительно, наделил своих почитателей некоторой силой и дал им оружие, откованное в Преисподней; позже, когда началось вторжение и два бога сошлись в битве на тех пластах бытия, которые недоступны восприятию обычного человека, сектанты, использовав данное им оружие, поразили Нэйдбералуга и демонский князь сумел одержать верх. Однако, он был ранен в сражении и вскоре пропал, так же без вести исчезли его апостолы, а мелкие демоны, во множестве появившиеся в Шийбнре во время вторжения, стали действовать спонтанно и неорганизованно. Никто из тех, с кем общался Эрдан, не знал, в чем причина, в силу которой демонский князь так и не спалил этот мир. Одни предполагали, что он был ранен слишком тяжело, чтобы оставаться в Сущем, он ушел в свой дворец, чтобы исцелиться и лишь затем, по прошествии времени, вернуться и завершить начатое. Другим же мнилось, что он погиб вслед за Нэйдбералугом, столкнувшись с иными божествами, о которых людям вообще ничего не известно, но которые живут в Сущем, поддерживают его и защищают. Могли быть и другие причины, однако, при отсутствии надежных источников информации заниматься установлением этих причин можно было вечно. Эрдан покинул мир людей и миновал пространства, населенные демонами и духами – он хотел посмотреть на место, где произошла битва. Одни миры духов совершенно отличны от человеческих, другие имеют меньшее или большее подобие, кроме того, люди, заглянувшие в них, очеловечивают эти миры для себя, ибо восприятие их устроено таким образом, что неизвестное всегда познается через известное. На своем пути Эрдан встретил самые причудливые сочетания цветов и предметов; невозможные, фантастические формы окружали его – небо, переходящие в скалы; камни, подобные струям воды; твердый свет; изогнутые пространства в полых корнях деревьев, парящих в пустоте – такие образы принимали реальности, через которые он проходил. Духи стихий служили ему проводниками. В пустоши, границы которой таяли, превращаясь в окаменевший туман, он увидел большую воронку. Воздух насыщали испарения, танцевали разноцветные огни, сияния и блики блуждали повсюду, темные сгущения стекали, подобно струям воды. В провале лежало нечто, отдаленно напоминавшее тело великана, именно падение этого существа и проломило землю. Эрдан понял, что это тот, кто ему нужен. Он спустился вниз и подошел к изуродованному телу бога. Грудь Нэйдбералуга была разворочена демонскими клинками, кости иссохлись и торчали наружу. Над его телом колыхались пранные серые и черные растения – как будто бы все это место находилось под водой и растения плавно раскачивались в такт течению. Подойдя ближе, Эрдан понял, что ошибся: это были не растения, а огни. Он протянул руку к одному из них и почувствовал боль как от ожога – однако боль была терпимой и вскоре прошла, а по руке разлился холод. Второй рукой Эрдан расстегнул камзол; затем он вложил росток темного пламени в собственную грудь. Мир взорвался. Страдание было ужасным. Но он знал, что это пройдет, должно пройти, и мучался молча, пока сила павшего бога преобразовывала его под себя.

Он должен был стать демоном Нэйдбералуга. Шумным одержимым, или, возможно, аватарой бога, первой ступенью возвращения шийбирского Властелина из небытия. Эрдан знал, что сам не способен справиться с силой, которую пытался заполучить – однако он, хотя и был изгнан из Кильбрена, по–прежнему оставался посвященным Источника, и поработить его практически невозможно. Даже бога Эрдан победил. Божество ночи – его сознание, индивидуальность, воля – убралось в ничто, из которого пыталось выбраться, в то время как сила – осталась. Ее, этой силы, было не так уж много по сравнений с той мощью, которой Нэйдбералуг обладал до битвы с демонским князем, но то, что покажется маленьким слону, может быть огромным для воробья. Эрдан прикоснулся к Высшему Волшебству, таящемуся в пламени, что произрастало из тела мертвого бога, ибо в этом ростке пылающей темноты было заключено Имя.

Истинная Речь является той основой, к которой восходят все прочие способы общения – от человеческих языков до бессловесного общения призраков и духов. Язык цифр и алгебраических формул; символика, использующаяся в ритуальной магии; Искаженное Наречье, на котором пишут классические заклинания и сами Формы – все это лишь в большей или меньшей степени искаженные образы подлинных Имен. Чем ближе язык к своей основе, тем большую силу он имеет. Слово – на каком бы языке не произносилось оно – не есть просто звук или набор букв; оно является также незримой тонкой структурой, влагающей смысл, содержание в ту или иную форму. Эта тонкая структура – ни смысл, ни внешний знак, указывающий на смысл, а то, что собирает их воедино; и в эту структуру, как необходимая ее часть, входит и собственная воля произносящего слово. Поэтому простой человек не может вместить в себя много Форм – ведь Формы весьма сильны по причине близости к Истинным Именам, и слабого Дара недостаточно, чтобы удержать их. Тем более трудно вместить в себя Имя – большинству младших богов известно, в лучшем случае, лишь несколько Имен. Колдовского Дара Эрдана хватило, чтобы вместить одно, и Имя, которое он получил, было Именем Тьмы. Ему казалось, что он чувствует Имя в себе – когда он думал о нем, перед мысленным взором возникал то образ сложного вращающегося символа, то сгустка пульсирующей темноты, то неописуемых врат в никуда, на предельную глубину Стихии. Тьма поселилась в его груди, потому что Имена произносятся не устами, а сердцем.

Он долго стоял там, у иссохшего тела бога, привыкая к изменениям, которые производила в нем приобретенная сила. Восприятие его изменилось, стало больше и глубже, а также сместилось в ту часть энергетического спектра, где властвуют ночь, пустота и тайна. Нельзя сказать, что он перестал быть человеком – Имя не поработило его, он был достаточно силен, чтобы принять его мощь, но он уже был не только человеком, но и кем–то большим; его природа усложнилась, и хотя сама личность, кайи – то, что воплощается в природе – осталась прежней. Прежняя человеческая природа включалось в новую природу как часть. «Человек» стало для него лишь одним из возможных состояний, но были и другие, и для существования здесь, в мире духов, они подходили куда больше. Он изменился, перешел в иной способ существования. Он стал терафимом, потоком живой темноты, и вошел в Стихию как в открытую дверь. Каждая из Стихий внутри себя – это целая вселенная; так же, как Эрдан мог теперь переходить из состояния человека в состояние высшего демона, так же и Стихии имеют свои способы существования, величайшие из которых именуются Царствами: вся совокупность Стихий, организованная по общим правилам, – и составляет одно Царство; организация Стихий по другим правилам – иное Царство. Но если войти в саму Стихию и погрузиться в ее недра, различия между Царствами будут иными либо вовсе не будут иметь никакого значения. Можно провести аналогию с предметом, который разглядывается с разных сторон: разные стороны предмета – это разные Царства, а сам предмет – Стихия. Но внутри предмета различия между сторонами видятся иначе: внешние образы пропадают, внутренний же образ дает понимание нерасторжимого единства предмета, который со стороны хотя и может выглядеть по–разному, внутри всегда остается единым целым.

Так началось его странствие в глубинах Тьмы, продолжавшееся, по людскому летоисчислению, более столетья. Его ждало множество тайн и открытий, невообразимые опасности и удивительные создания таились там, далеко за пределами обыденности – рассказать о путешествий Эрдана можно было бы многое, но здесь этому повествованию нет места. Он сам, пребывая в состоянии демона, свободно общался с обитателями Тьмы – в своей новой форме он мыслил, чувствовал и действовал, как демон. Иногда ему приходилось сражаться, отстаивая свое право на существование или ради того, чтобы заполучить желаемое. Он жил в согласии с логикой тех миров, в которых находился, и не смотря на все опасности, чувствовал себя в них как дома. В образе демона он совершал действия, которые, будучи описаны на языке людей, представились бы людям чем–то совершенно омерзительным, неестественным, невозможным, однако для Эрдана–демона они были совершенно естественны и нормальны. Он беседовал с темными богами и древними созданиями, помнящими еще эпоху великой империи, воздвигнутой здесь двуликой Богиней Ночи – одной из шести Истинных Богов, некогда владевших всем мирозданием. Он бывал в Пределах и в Преисподней, возвращался в Сущее и поднимался на Небеса – во всех этих Царствах Тьма проявляла себя, хотя и по–разному: как боль, ненависть, злоба и страх, как беспроглядный мрак, как столбы дыма от бескрайних пожарищ, как душная темнота подземелий – в Аду; как отсутствие света, холод и пустота, равнодушие смерти – в Пределах; как отдых и тайна, как тишина спящего мира, как темнота немеречья, как время сов и волков – в Сущем; как бескрайная звездная ночь, как молчание, которое глубже слов, как понимание, которое невозможно выразить, как откровение, не имеющее ни образа, ни вида – в Небесах. Четыре формы Тьмы, и Эрдан узнал их все. Он не был в Чарах, потому что ни одна из Стихий там не изобильна, Чары – место знаков при все более и более тускнеющим и выцветающем их содержании, место голых структур без всякого наполнения; и не вступал в Царство Бреда, потому что хотя безумие и может быть рассмотрено как форма Тьмы – помрачение разума, затемнение сознания – но при погружении в это Царство все Стихии сливаются в единую кипящую аморфную массу, и в этом смысле Безумие совершенно противоположно Чарам – в Царстве Безумия величайшее изобилие силы, но эта сила никак не оформлена, она не поддается никакому порядку, привносимому извне, но, напротив, сама пожирает как те структуры, в которые ее пытаются заключить, так и тех, кто пытается.

Но и четыре Царства, где Тьма может существовать в своем естественном виде, не исчезая и не становясь чем–то другим, открыли Эрдану столько тайн и дали ему столько знаний, что, как уже говорилось выше, он более полутора столетий постигал открытое и насыщался Даруемым, не вспоминая о мире, в котором когда–то родился, равно как и о собственной человечности – которая, впрочем, не исчезла совсем, но затаилась в нем до времени. Его возвращение началось с того, что он узнал, что миры Тьмы, которые казались ему столь далекими от реальности людей, на самом деле соприкасаются с ними весьма близко. Ведь в человеке Тьма – как, впрочем, и остальные стихии – так же по–своему выражает себя. Человек не замкнут на себе самом, он – точка пересечения огромного множества реальностей, соединение всех Стихий, отделенное от них лишь по видимости, только лишь с его собственной точки зрения. В этом – причина того, почему многие духи предпочитают приходить в человеческие реальности через человека или при его посредстве: им, пребывающим в пространствах в их собственных Стихиях, человек видится некой дверью, ведущей вовне, в миры, которые им неизвестны и чужды, а потому – интересны и привлекательны. Естественно, человек не единственная точка выхода из Стихии, лишь одна из возможных, но именно человек, что вполне естественно, служит для духов знаком, ориентиром того, «куда» надо идти, дабы выйти в человеческую реальность. Ведь самих реальностей, иных по отношению к Стихии, внутри которой они обитают, духи и демоны часто не видят вовсе, и, чтобы перейти в эти реальности, им приходится использовать пути, проложенные самой Стихией, и самый удобный и короткий в реальность, задаваемую восприятием человека – через человека или посредством человека. Как правило, люди даже не подозревают о том, что служат дорогой для духов и демонов, те осуществляют свои переходы, не показываясь, если это не служит их целям. Даже в своем, человеческом, мире люди слишком слепы, чтобы их видеть; беспричинный порыв, гнев, желание, страх – вот колебания в душе, оставленные тем или иным бесплотным созданием, что пробралось по незримым нитям, узловое сплетение которых человек называет своей душой, пришло из ниоткуда и проследовало дальше, не особенно задумываясь о том, что послужило – вернее, кто послужил – ему дорогой.

Узнав об этих путях, посмотрев на человека «изнутри», Эрдан стал вспоминать о том, что и сам когда–то жил среди людей. Памятъ о том, как он тогда воспринимал мир, привела его в замешательство. Глубина стихии становилась одновременно глубиной человека – по той простой причине, что не существовало никакой границы между тем, что человек мог бы назвать «своим внутренним миром» и бескрайними пространствами Стихии. Субъективное для человека становилось вполне объективным для духов. Впрочем, границу можно было провести, хотя и весьма условно, там где заканчивалась власть человека над собой. В этом смысле, человек в мире духов не владел практически ничем – ибо даже над возникающими внутри эмоциями и влечениями большинство людей не имели никакой власти, но слепо подчинялись им, воображая, будто бы поступают по своей воле – в то время как, напротив, эти самые колебания, задаваемые во многих случаях всего лишь случайными движениями духов и демонов, прошедшими мимо человека, и становились тем, что определяло расположение человеческой воли. Так же, как деревья и камни в мире людей, так и сами люди в мире духов нередко воспринимались их обитателями как некий материал, инертная бессознательная данность, как объекты, не имеющие – или, по крайней мере, не проявляющие – никакой собственной воли. Как бесконечное величие – ведь они содержали в себе весь мир, и как бесконечное ничтожество – ведь это мир владел ими, а не они миром – вот как увидел терафим Тьмы людей, к числу которых некогда принадлежал и он сам. Его созерцание длилось годы, а может быть и десятилетия – внутренний мир человека, из которого сам человек знает лишь самую малую часть поверхности, тот «узел», место пересечения стихий, для духов – это целый лабиринт; нет – огромный многоуровневый город; сложнейший мир, не менее реальный, чем прочие, нечеловеческие, миры в глубинах Тьмы, образованные сознанием богов и демонических властителей.