Текст книги "Чародеи. Пенталогия"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 120 страниц)

– Стойте! – Дэвид резко поднял руку. – Он к нам бежит! Господи, ну и скорость…

Иногда спускаясь на землю, но почти всегда предпочитая скользить поверху, по тропам, проложенным в гуще ветвей, арахнид двигался быстрее, чем лошадь, скачущая галопом.

«Последний союз» развил бурную деятельность. Лошадей отвели чуть назад и крепко привязали. Гномы встали в первую линию, закрывшись щитами, которые скрывали их почти полностью. Люди, как более подвижная пехота, расположились на флангах. Дэвид и Талеминка в центре. В руках у девушки плясал взведенный самострел. Дэвид вдруг очень остро пожалел, что побрезговав вонючими разбойничьими доспехами, взял в качестве трофея только меч предводителя.

Филлер оскалился и зарычал, порываясь укусить собственный щит.

– Он совсем близко… – Дэвид полузакрыл глаза. – Вот сейчас… Здесь!

Указывая направление, в ту же секунду он впервые увидел арахнида – обычным, не колдовским зрением – серое пятно, стремительно перемещавшееся среди ветвей. Несмотря на потрясающую скорость, арахнид двигался совершенно бесшумно. Пожалуй, только самые толстые, нижние ветви могли в одиночку выдержать такую тушу, но арахнид умудрялся цепляться сразу за ствол и за несколько веток, равномерно распределяя между ними свой вес. Там, где и этого было недостаточно, он выбрасывал липкие прозрачные нити, которые закреплял при малейшей возможности.

Приблизившись к отряду еще на одно дерево, арахнид остановился. Теперь Дэвид смог рассмотреть его более подробно. Помимо восьми тонких паучьих ног и двух рук, отдаленно напоминавших человеческие, у арахнида имелась еще одна пара конечностей – две клешни, растущие в том месте, где «человеческая» часть соединялась с телом насекомого. Голова была ни полностью человеческой, ни полностью паучьей, являя собой причудливую смесь того и другого.

Арахнид несколько секунд изучал отряд. Затем он…

…повернулся и стал уходить. Связываться с готовой к драке, вооруженной группой людей и гномов у него, похоже, не было никакого желания.

– Сбежит! – заорал Сеорид. – Тали, стреляй!

Рядом с Дэвидом хлопнула тетива самострела. Арахнид дернулся, на миг замер на месте, а затем продолжил движение – еще быстрее, чем раньше. Было ясно, что если он сейчас ускользнет, гоняться за ним по лесу можно будет хоть до посинения. Надо было действовать, и притом немедленно. Дэвид вытянул вперед руки, призвал стихию Огня…

Сгусток пламени, несомненно, причинил бы чудовищу определенный вред – но, во–первых, из–за большого расстояния Дэвид мог и не попасть, а во–вторых, боль заставила бы арахнида бежать с поля боя еще быстрее. Вместо этого Дэвид поджег дерево. Паутина вспыхнула мгновенно. Спасаясь от пламени, арахнид резко дернулся в сторону, поджал лапы – и упал вниз, с глухим стуком ударившись о землю. Бешено взревев, «Последний союз» бросился в атаку, стремясь не дать ошеломленному врагу ни единого шанса на победу. Арахнид поднялся – ему тут же подрубили две передние лапы; захотел уйти – прижали копьями к земле; попытался контратаковать – люди и гномы немедленно ушли с передней линии атаки, отрубили арахниду оставшиеся лапы и в нескольких местах проткнули необъятное брюхо. Один из больших фасетчатых глаз арахнида медленно вытекал, заливая слизью морду и грудь – в глазнице торчала очередная стрела, выпущенная Талеминкой. Тем не менее, арахнид был еще жив. Он дергался, нелепо крутился на месте, вслепую бил клешнями. В точно вычисленный момент нападавшие просто отошли и стали наблюдать за своей добычей. Талеминка тщательно прицелилась и выпустила стрелу во второй большой глаз. После того, как последние конвульсии прекратились, подождали еще часок, а заодно, как могли, успокоили лошадей. Затем Янган взял копье и, стараясь держаться подальше, ткнул в брюхо, грудь, голову… Когда он коснулся клешней, раздался хруст; безногое, безглазое и, казалось бы, мертвое тело, вдруг дернулось навстречу своему обидчику. Янган едва успел увернуться от клешней.

Дэвид, увидев, что его помощь больше не нужна, сконцентрировался на горящем дереве. Посредством стихии Огня собрал пламя в одном месте, заставил его «втечь» в землю. Горелым перегноем завоняло, конечно, с убийственной силой, но это можно было и перетерпеть. Лесной пожар тут никому бы удовольствия не доставил.

Решили подождать до утра. Отошли подальше, развели костер, помылись в ближайшем ручье. Приготовили скромный ужин. На всякий случай и этой ночью дежурили по очереди. Все было спокойно. Утром арахнид оказался на том же самом месте, где его оставили вчера – уже стопроцентно дохлый. Филлер и Дравнир, действуя с максимальной аккуратностью, чтобы ненароком не вымазаться в яде, вырезали арахниду клыки. Теперь, когда все кончилось, Дэвид вновь поразился размерам твари – в высоту чуть меньше лошади, зато куда толще и массивнее.

– Любуешься? – спросил Филлер, принявший, стоя на брюхе арахнида, позу победителя. – Да, этот великоват будет… Тот, которого мы в прошлый раз оприходовали, поменьше был…

– Так за этого три пласы дают, а не две, – напомнил Родерик.

– Интересно, чем питаются арахниды? – задумчиво сказал Дэвид, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Известно чем, ответил Алабирк. – Зверьми и птицами. Скотину иногда в деревне какую–нибудь сопрут. А если человек одинокий идет по лесу, то и человека могут.

– А гнома? – усмехнутся Дэвид.

Алабирк ухмыльнулся в ответ:

– А гномы в одиночестве по лесам не шатаются.

* * *

Радног оказался средних размеров городком, окруженным частоколом и многочисленными деревянными башенками. Почти все дома также были деревянными, но в центральной части города использовали и камень – правда, все равно в сочетании с большим количеством темного, пропитанного различными составами дерева. В магистратуре обещанное вознаграждение им выдали без всяких задержек, стоило только предъявить клыки арахнида. Пласы являли собой большие полоски серебра, которые можно было рубить на части для того, чтобы получить более мелкую денежную единицу. Помимо рубленых монет в обращении также использовались круглые монеты с чеканкой. Они были больше размером и ценились раза в два выше. Одна пласа равнялась примерно сорока рубленым или двадцати чеканным серебряникам. Чеканить монету имел право не только король, но и другие крупные землевладельцы. Помимо серебряных изготовлялись также и золотые монеты, но их было мало и особого доверия они ни у кого не вызывали, так как на королевском чеканном дворе в золото добавляли слишком много меди. Исключение составляли золотые с профилем Черного Герцога – в них меди не было вовсе. Получив вознаграждение и тут же по–братски его разделив, гномы и люди, заметно повеселев, высыпали на крыльцо магистратуры.

– Надо бы отметить, – зевнув, заявил Родерик. Слова предводителя легли членам «Последнего союза» медом на душу. Алабирк и Эттиль, как самые молодые, были немедленно брошены на поиски ближайшего питейного заведения. Оно, естественно, незамедлило отыскаться. Оставив лошадей во дворе, отряд просочился внутрь заведения и с налета захватил самый большой стол, потеснив какую–то местную компанию. Пить стали сразу и много, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. А зря! В трактир потихоньку подтягивались местные, присоединяясь к той самой группе, которую «Последний союз» заставил уступить самый большой стол. Местные вполголоса о чем–то говорили, с раздражением посматривая на приезжих. По мере умножения количества горожан в трактире, а также – общего объема выпитого, раздражение усиливалось, а голоса становились громче. Когда число местных увеличилось втрое, один из них, рыгнув в сторону «Последнего союза», во всеуслышание заявил:

– Понаехало гномье вонючее… Честному человеку в своем городе уже и в трактир не зайти.

На мгновение в заведении повисла тишина.

– Ты че там пердишь, долговязый? – Фили, сидевший у края стола, медленно повернул голову. – Уймись, а то со скамьи упадешь.

– Ты кому это сказал?! Ты мне это сказал?! – Распаляя себя, человек вскочил на ноги. – Да я тебя…

Вместо ответа Фили резко толкнул его в живот. Подвыпивший горожанин, и так не без труда державшийся на ногах, упал, с грохотом опрокинув скамейку. Его товарищи, похватав что попало под руку, кинулись к «Последнему союзу», также ощетинившемуся разнообразными подручными предметами. Колюще–рубяшее оружие, правда, никто из ножен вынимать даже не подумал.

Через несколько секунд после начала драки обе масляные лампы, освещавшие зал, были разбиты, и заведение погрузилось в полумрак. Места было мало, враждующие стороны быстро перемешались, кроме того, в дело вступили трактирные вышибалы, трактирщик и немногочисленные добровольцы, пытавшиеся разнять дерущихся, так что скоро наступил полный хаос, и непонятно было, кто, собственно, с кем сражается. Дэвид выбил из строя как минимум одного противника – самым первым ударом, обрушив кувшин с пивом на чей–то подходящий затылок. Дальше его втянули в общую драку, и сумел ли он вырубить кого–то еще, осталось невыясненным – так все переплелось. Иногда его взгляд выхватывал из полутьмы – как черно–белые кадры – отдельные сцены боя: Талеминку, бьющую ногами в грудь какому–то бородачу; Эттиля, катающегося по полу со своим противником; троих здоровяков, навалившихся на Сеорида; Дубалина, с разбега врезающегося (держа перед собой скамью) в группу местных… В трактирной драке, в хаосе и тесноте, главенствующую роль играет не высокое мастерство рукопашного боя, а вес того предмета, который участник драки сжимает в руке, а также способность держать удар. «Последний союз» отбивался с переменным успехом от превосходящих сил противника, переломав по ходу дела половину трактирной мебели. Наибольший урон окружающим (иногда и своим доставалось) наносил Дубалин, самый здоровый из гномов, толстый, как колобок. Любимый его прием заключался в том, чтобы разбежаться и прыгнуть туда, где было больше всего народа. Трех–четырех человек за раз он таким приемом вырубал обязательно.

В какой–то момент Дэвида тоже чем–то огрели по затылку и колдун, наблюдая как мир плывет перед его глазами, выбыл из игры. Очнулся он в углу – какая добрая душа вытащила его сюда из клубка драки, было непонятно. Побоище между тем уже закончилось. В трактире царил полнейший разгром, большая часть местных в бессознательном состоянии валялась то тут, то там, меньшая часть отсутствовала, а посреди зала с потрепанной скамьей в руках возвышался Дубалин, оглядывающийся по сторонам в поисках недобитых вражин. Талеминка, сидя на столе, постоянно сплевывала, облизывая разбитые губы, Сеорид перевязывал руку, Янган на ощупь пытался определить, все ли ребра у него целы. Эттиль и Дравнир, отдыхая, сидели на полу, Алабирк валялся в отключке, но, кажется, потихоньку приходил в себя. Филлер и Родерик, выволокшие откуда–то пятнадцатилитровый бочонок с молодым вином, утоляли жажду. Ни трактирщика, ни вышибал в зале видно не было.

«Хорошо погуляли…», – меланхолично подумал Дэвид.

В этот момент бесформенная, пахнущая пивом куча, на которой лежал колдун, зашевелилась и попыталась подняться. Куча оказалась Мелимоном. Под глазом у гнома наливался кровью здоровенный кровоподтек, но общее выражение лица было поразительно бодрым. Отпихнув Дэвида; сделав пару безуспешных попыток подняться на ноги и, наконец, кое–как сведя глаза в кучку, Мелимон громко поинтересовался у окружающих:

– Слыште… это… А трактирщик–то где?

Сеорид покосился на Мелимона, но ничего не ответил. Остальные и вовсе оставили вопрос, без внимания – исключая добросовестного Дубалина, на чьем лице отразилась мучительная работа мысли. Потом на Дубалина снизошло откровение и он, наконец, выпустил из рук скамейку.

– Да это… – прогудел Дубалин виноватым голосом, – кажися, я его за дверь выкинул… с остальными вместе…

Услышав такой ответ, Янган неудержимо захихикал. Дубалин тут же набычился – будучи от природы неторопливым и добродушным существом (хотя и несколько туповатым), он ужасно не любил, когда над ним смеялись.

Остальным кое–как удалось сохранить серьезность. Мелимон, с третьей попытки, наконец, встал на ноги. Поднялся, преодолев головокружение, и Дэвид.

– Эй, народ! Точнее – народы!.. – вдруг встрепенулась Талеминка. – Родерик, кончай жрать это пойло! Сматываться надо!.. Трактирщик наверняка за стражей побежал!

– И то верно, – забеспокоился Родерик. – Поднимайтесь, други, ноги в руки, и скачем отсюда от греха подальше. А то еще потребуют, чтоб мы им ущерб возмещали…

Услышав окончание фразы, «Последний союз» – откуда только силы взялись? – словно ожил. Дружной гурьбою все ломанулись к выходу во двор. Алабирка, еще не пришедшего в себя, поставили на ноги и поволокли к дверям.

Спокойствие сохранил только Фили – гному–берсерку было на все наплевать.

– Эй! Да подождите же! – тщетно взывал он к поспешно покидающим поле боя победителям. – Давайте хоть на посошок выпьем!

– Этак до каменоломни допиться можно, – предупредил его Родерик. – А ну живо за мной!

С главой отряда Фили спорить не посмел (да и какой гном осмелиться перечить старейшине, чья борода заплетена в три священные косички?), однако, убегая, не забыл прихватить бочонок с вином – очевидно, воспринимая сие действие не как кражу, а как взятие военного трофея в закончившемся победой сражении. Кое–как погрузив на лошадей свои вещи, захваченный бочонок и оглушенного Алабирка, люди и гномы влезли в седла сами и погнали из города. На перекрестке они столкнулись с довольно крупным отрядом стражи, сопровождаемом разозленными горожанами и трактирщиком, но вовремя успели свернуть на боковую улочку. Стража и горожане с гневными криками погнались за ними – в ответ отряд молча бросил лошадей в галоп. Преследователи быстро отстали, и вот уже «Последний союз» вырвался из душных городских стен на бескрайние природные просторы, отметив данное событие победным гиканьем и улюлюканьем.

3

…Впрочем, их радость быстро сменилась тревогой, когда Алабирка начало неудержимо тошнить. Из бессознательного состояния он уже вышел, но окончательно в себя так и не пришел: стонал, бормотал что–то невнятное. В седле сидеть не мог – приходилось поддерживать его с двух сторон, чтобы не упал. Отъехав от города на несколько миль, отряд остановился. Алабирка уложили на землю и стали осторожно ощупывать его голову. Алабирк слабо отбивался, пытался принять позу эмбриона и закрыть глаза руками.

– Хватит его щупать! – не выдержал Сеорид. – Сотрясение у него, это и ежу понятно.

– Сотрясение? – усомнился Филлер, в очередной раз, прикладываясь к трофейному бочонку с вином. – Чему там трястись–то? Чтобы у вскормыша между ушами что–то было – никогда не поверю!

Сеорид нахмурился, но промолчал. За «вскормыша» неожиданно вступился предводитель отряда.

– У него мозгов побольше будет, чем у тебя, позорник… Колдун, можешь помочь чем–нибудь?

Дэвид покачал головой.

– Будь у него открытая рана, мог бы заштопать ее воздушными нитями… А так… Даже не представляю, как тут можно применить мои стихии – Огонь, Воздух и Свет… Я боевой маг, а не целитель.

– К лекарю его надо везти, – сказал Янган. – Или к знахарю какому–нибудь.

– Где тут лекаря взять? Не в город же возвращаться…

– Вот что, человеки, – распорядился Родерик. – Поспрашайте–ка деревенских на предмет знахарей али других колдунов. У вас кони быстрые, скоро обернетесь… Да и людь с людем быстрее договорятся. У вас тут, я вижу, гномов не жалуют…

* * *

…В поселок, где жил знахарь, въехали поздним вечером. Собаки немедленно разбрехались, перебудив половину деревни. Первый же местный житель, выглянувший из окна, был подвергнут перекрестному допросу и отпущен только после того, как дал четкие и недвусмысленные указания на счет того, в каком доме живет «мудрый человек».

«Мудрый человек» не спал. Сидел на крылечке, на звезды глядел, кошку по спине гладил. На правом плече у него дремала здоровенная ворона, а в широкополой, неимоверно грязной шляпе, возились две полевые мыши.

– Эй, хозяин! – окликнул его Родерик, подъезжая на своем пони к плетню. – Ты знахарем Симелистом будешь?

– Я, – кивнул человек на крылечке (мыши возмущенно запищали, едва не свалившись со шляпы). – А вы, кто такие?

– А мы, – Родерик набрал в грудь побольше воздуха, – свободный воинский отряд «Последний союз». Можбыть, слыхал?

– Может и слыхал – да только мало хорошего. Впрочем, мне до ваших «подвигов» дел никаких нет. Любопытно мне другое: отчего ваш отряд «Последним союзом» называется? Неужто больше люди с подземным народом никаких союзов не заключают?

– Отчего же, заключают, – степенно ответствовал Родерик. – Только, когда мы отряд собирали, наш союз самым последним был относительно прочих союзов. Оттого и название.

– Ах, вот оно что… Ну, заходите, коли так, что за плетнем стоите? На улице, что ли, ночевать собираетесь?

Воспользовавшись приглашением, люди и гномы через калитку начали проникать во двор. Знахарь показал, где можно привязать лошадей и пригласил всех заходить в дом. Ненавязчиво поинтересовался:

– По делу приехали или заночевать негде?

– По делу, – ответил Родерик. – Алабирка какая–то сволочь дубинкой по затылку огрела. Блевал всю дорогу, желчью даже, на пони сам усидеть не в силах. Может, поможешь чем?

– Может, и помогу, – неторопливо промолвил Симелист. – Несите–ка его в дом.

Он уже повернулся, собираясь открыть дверь, но Родерик удержал хозяина за плечо:

– Ты, колдун, не думай, не за просто так просим. Деньгами не обидим.

– Денег не нужно, – возразил Симелист. – Вон, лучше еды какой–нибудь купите. В доме – шаром покати.

– Фили! Дубалин! Мелимон! – Родерик ткнул пальцем в троих «добровольцев». – Слышали, че знахарь грит? Смотайтесь–ка в трактир, купите жратвы, да побольше.

– Спят же все! – опешил Симелист. – Лучше завтра…

– Ниче с ними не сделается, могут разок и проснуться, – сурово заметил Родерик.

«Добровольцы», вытряхнув из дорожных сумок плащи, одеяла, посуду и прочие причиндалы, направились с пустыми сумками обратно в деревню. Симелист только рукой махнул.

Алабирка уложили на кровать. Симелист, что–то шепча, ощупал его затылок. Приложил мокрое полотенце к голове. Заставил выпить какого–то отвара. Разжег в печи огонь и поставил греться воду.

– Ну че? – спросил Родерик.

– Ночью я над ним еще пошепчу, – ответил Симелист, – но дня два ему полежать придется. А лучше – три. Да и потом где–то с недельку ничем нагружать не надо. И на лошади вашему братцу лучше бы не скакать.

– Как это не скакать? – удивился Дравнир. – Как же не скакать–то? У нас, сам видишь, крыльев нету, чтобы до столицы по воздуху долететь.

– Ну, как знаете, – пожал плечами Симелист. – Я вас предупредил, а как дальше быть – сами решайте. Сейчас отвара приготовлю. Пусть пьет его целый день и послезавтра тоже.

Когда вода начала закипать, он бросил туда несколько пучков трав, какие–то корешки, непонятного происхождения крупнозернистый желтый порошок. В это время с громким стуком распахнулась дверь и в дом ввалились Фили и K°, обвешанные разнообразнейшими бакалейно–гастрономическими украшениями. На носу Мелимона алело несколько свежих царапин.

– Что это с тобой? – удивился Дэвид.

– Видок такой, будто с котами дрался, – поддержала его Талеминка.

Мелимон насупился.

– Псина какая–то пристала, бешеная, – вступился Филлер за товарища.

– Тьфу ты! – Родерик едва сдержался, чтобы не сплюнуть на пол – чужой дом все–таки. – Никуда вас послать нельзя! Неприятности к вам липнут, как мухи к меду. Ничего по–умному сделать не можете.

– Это не собака, – буркнул Мелимон, показав на свой нос, – это хозяйка.

Родерик всплеснул руками:

– А хозяйка–то за что на вас обиделась?

– А за то, что мы с Дубалином ее псину бешеную едва в колодце не утопили, – отрезал Фили.

Сели ужинать. Симелист ел много и с удовольствием. Даже поразительно было, сколько еды может влезть единовременно в худющего неопрятного старика. Денег за лечение он никогда не брал, а если человек, обратившийся за помощью, «забывал» принести подарок или каких–нибудь гостинцев, то даже и на такой мизерной оплате не настаивал и после ни о чем не напоминал. Вместе с тем, человеком Симелист был довольно бесхозяйственным и большую часть дня, по его собственным словам, пропадал в лесу, вместо того чтобы гнуть спину в поле или огороде. Ничего удивительного, что при таком положении дел он давно жил впроголодь. Впрочем, Симелист относился к этому философски, на судьбу не жаловался и менять в своей жизни ничего не хотел. Время от времени, разные лесные жители – белочки, ежики и пр. – приносили ему что–нибудь покушать: ягоды, орехи, грибы… Помимо кошки, вороны и мышей, в его доме также постоянно обитали два ужа, семейство летучих мышей и сова. Все животные уживались друг с другом с поразительной терпимостью и даже в самые голодные периоды не делали попыток решить свои «кулинарные проблемы» за счет друг друга. Кстати, Симелист категорически не ел мяса, и большое количество колбас, закупленных гномами в деревенском трактире, им пришлось употребить самим – разделив, впрочем, небольшую часть с совой и кошкой.

В деревне к Симелисту относились настороженно, считали странноватым чудаком, лишний раз мимо его дома предпочитали не ходить, животных его откровенно побаивались и периодически грозились – правда, через плетень – выгнать отсюда «всю енту нечисть». К подобным угрозам Симелист тоже относился философски.

Поели, почесали языки и разбрелись спать – кто по лавкам, кто на сеновал. Единственным членом отряда, не торопившимся укладываться на ночь, был Дэвид. Взяв табуретку, он сел рядом с кроватью, на которой лежал Алабирк, и стал смотреть, как Симелист ворожит над недужным. Знахарь что–то шептал, делал руками резкие жесты, как будто хватал что–то, иногда – зачем–то дышал на лицо гнома. Дэвид чувствовал энергию, которая текла между знахарем и больным. Осторожненько, стараясь остаться незаметным, он вызвал Око…

– Ох ты! – удивился Симелист, быстро поглядев на гостя. – Интересуешься? Иль проверяешь?

– Интересуюсь, – честно ответил Дэвид. То, что он увидел с помощью Ока, было ему совершенно незнакомо. Лэйкил никогда не показывал ему таких плетений. Более того, это и плетениями–то назвать нельзя было – никакой видимой системы, едва–едва контролируемые потоки энергии.

– Если сам колдун, что ж своего друга не вылечил? – задал Симелист логичный вопрос.

– Я не умею лечить.

– А что умеешь?

– Пойдем на улицу, покажу.

– Погодь. Закончу с ним, и пойдем.

Через полчаса, стараясь никого не разбудить, они тихо вышли из дома. Дэвид последовательно продемонстрировал свои «методы работы». Воздел правую руку к небу – поднялся ветер. Когда ветер утих, над левой ладонью зажег огненный шар. Подержав шар некоторое время, а затем, погасив его, развел руки в стороны – весь двор осветился мягким серебристым светом, хоть книжки читай.

Когда погас и свет, стало ясно, что демонстрация окончена. Симелист уважительно покачал головой.

– Сколько лет на свете живу, а подобных чудес ни разу не видел. Где такому учился?

– В Нимриане. У Лорда Лэйкила кен Апрея.

– Не слышал.

– Я и не надеялся… – вздохнул Дэвид.

– А страна эта где находится? – продолжал допытываться Симелист. – Долго ли идти? Или на корабле плыть надо?

Дэвид заколебался. С одной стороны, было очевидно, что Симелист не сможет помочь ему вернуться на Землю, или, на худой конец, в Нимриан. Вряд ли деревенский знахарь вообще подозревает о существовании множества миров. С другой стороны – все–таки собрат по профессии. Коллега, можно сказать. И вдобавок – незлой. Почему бы и не довериться?…

– Я из другого мира… – начал Дэвид.

Его рассказ не был долгим, но, стоило только закончить, Симелист немедленно засыпал его вопросами. Каким образом происходит перемещение между мирами? Откуда колдуны вроде Дэвида берут энергию для своих заклинаний? Много ли миров во вселенной? – и т. п. Дэвид отвечал, как умел.

– Я многого еще не знаю, – сказал он, наконец. – А энергию для заклятий черпаю из стихий.

– Из всего, что вокруг? – приподнял брови Симелист. – Я и сам это умею и потому знаю, что невозможно собрать столько силы, сколько ты собирал, когда чудеса мне свои показывал.

– Нет. – Дэвид покачал головой. – Не из самого мира. Из того, что за ним… Из стихий… Если угодно – из корней мира.

– Ты знаешь имена стражей, которые стерегут корни мирового дерева? – изумился Симелист. – Я полагал, что эти имена ведомы только богам. Но… если ты знаешь их имена, странно, что ты не смог исцелить даже гнома…

Дэвид покачал головой:

– Сейчас мы окончательно запутаемся. При чем тут какие–то стражи? Что еще за имена?

– Ну, как же… Только зная имя, можно управлять чем–то. – Симелист говорил таким тоном, будто бы объяснял самые очевидные вещи. – Если ты черпаешь свою силу из корней мира, ты должен знать имена духов–хранителей, которые сторожат эти корни.

– А может, у них нет никаких духов–хранителей? – осторожно предположил Дэвид.

Симелист недоверчиво нахмурился:

– Такого быть не может. У всякой вещи, у всякого зверя или птицы есть дух–хранитель. А уж у корней мира – тем более должон быть! Если знать имя, можно духом управлять или пользоваться тем, чем он владеет.

– Хмм, – сказал Дэвид. – Но ведь ты не призывал никаких духов, когда лечил Алабирка.

– Я не призывал? – выпучил глаза Симелист. – Да я призвал не меньше трех дюжин духов, способных помочь, и изгнал полдюжины опасных, которые вашего друга терзали.

– И что это были за опасные духи? – Теперь пришла очередь Дэвида удивляться.

Симелист произнес несколько длинных, протяжных слов.

– Что это еще такое?

– Это их имена, – ответил знахарь. – Неужели никогда не слыхал?

– Нет. А что они значат?

– Вред, боль и болезнь.

– Так. – Дэвид выставил перед собой руки. – Стоп. Давай–ка все–таки попробуем разобраться. Эти духи – они, вообще, разумны? Может быть, ты называешь духами какие–то силы… явления… состояния?

– Конечно, они разумны, – без тени сомнения ответил Симелист. – Как бы иначе я с животными управлялся?

– А при чем тут животные? Я думал, ты их просто приручил… кормишь их, вот они и живут вместе мирно…

– Кормлю? – Симелист снова тихо рассмеялся. – Это они, бывает, меня кормят. Не, я их не приручал… Попробуй–ка сам держать в доме мышей, кошку и сову, когда есть нечего – и увидишь, долго ли они между собой мир будут соблюдать… Нет, если бы я имена их духов не знал, ничего бы у меня не вышло. И дикие звери орехов бы мне не приносили… Отсюда вывод какой? А вывод такой, что духи не менее чем мы с тобой, разумны будут.

«Все дело в интерпретации, – подумал Дэвид. – В организации собственного мира… Лэйкил как–то рассказывал об этом… Кажется, он говорил, будто то, что мы воспринимаем как «магическую реальность“ – то, что лежит за пределами наших физических ощущений, – само по себе не имеет никакого соответствия в мире привычных вещей и форм… Вторгаясь в тайную, неизведанную половину мира, мы неизбежно систематизируем ее, втискиваем в прокрустово ложе собственной методики восприятия… Методика может быть разной, отсюда и разность виденья мира… Фактически, мы каждый раз ограничиваем неизведанное, отсекаем «ненужные“ части, не укладывающиеся в нашу систему восприятия, преднамеренно сужаем и упрощаем собственный мир… Кажется, Лэйкил говорил, что если этого не делать, если совсем отказаться от какой бы то ни было системы интерпретации, мы не сможем творить чудеса… Чудеса возможны только внутри уже сформированной реальности. Если нет методики для формирования мира, нет и чудес… Если методика несовершенна, можно выбрать другую… В Нимриане магическое искусство существует тысячи, десятки тысяч лет. В Хеллаэне – еще больше. Та методика, которую они применяют, крайне прагматична и эффективна… Тот способ, который использует Симелист, более сложен и одновременно – более примитивен… Но, прежде всего – это ДРУГОЙ способ. Сумеем ли мы, в конце концов, понять друг друга, найти общие точки нашего опыта?.. Сомневаюсь. Но надо попробовать еще раз».

– Когда ты лечил Алабирка, – сказал Дэвид, – я видел, как ты использовал стихию Жизни. Кто тебя посвятил?

– Про это тебе помощник рассказал? – хитро подмигнул Симелист.

– Какой помощник?

– Дух, которого ты в доме вызвал.

– Я не… – Дэвид осекся и подумал: может быть, знахарь называет «помощником» заклятие Ока, которое он использовал для того, чтобы усилить свое колдовское восприятие? – Да, наверное. Так кто…

– Накажи своего помощника, – заговорщицки подмигнул Симелист. – Он тебе мало говорит. Среди тех духов, которых я приманил, жизнь только один стережет. Еще были духи здоровья, крепости, силы, судьбы, долголетия… Потом духи мяса, крови, костей… Потом…

– Я понял, – прервал Дэвид излияния деревенского колдуна. – Так кто тебя Жизни посвятил?

– Никто меня не… не это… слово какое–то странное…

– Ну, как же так… Я сам видел.

– Это тебе снова помощник нашептал? Накажи его обязательно. Мало того что он тебе многого не говорит, так вдобавок еще и врет.

– Нет. Это не… – Дэвид почесал затылок. – Ладно, спросим иначе. Кто тебя учил?

– Тетка моя, Авлета. Знаменитая ворожея была… Кого угодно за взгляд уцепить могла и через взгляд духа разумения или духа воления выманить… Я так не умею. У меня в другом талант.

– Когда она тебя учила, с тобой происходило что–нибудь необычное?..

– Да постоянно! – воскликнул Симелист.

– Да нет, я не об этом… Ну был какой–то момент, когда все твое восприятие изменилось? Посвящение какое–нибудь?

– Нет, – мотнул Симелист головой. – Ничего подобного. Никаких просвещеньев не было.

Дэвида вдруг осенило:

– Когда духов впервые слышать начал?

Симелист задумался.

– А, вот ты об чем, толкуешь… Тетка мне про имена не сразу рассказала. Учила сначала травы различать, мир вокруг и себя слушать… Поила зельями горькими, от которых разум мутится и сам на время в духа превращаешься – в зверя какого или птицу, а иногда и в такого духа, для которого названия никакого подобрать невозможно…

– Но ты ведь сегодня никаких зелий не пил, – заметил Дэвид. – Когда ты сам научился их слышать?

– В месте это было заветном. Я уж тогда у тетки в учениках семь лет отходил. Повела она меня как–то в лес, к озерцу особенному и там, на островке на ночь оставила. То ли спал я там, то ли нет – сам до сих пор понять не могу. Но чудеса видел удивительные…

– А что это за место? – спросил Дэвид.

– Место и впрямь особенное. Люди и звери его стороной обходят, а духи, напротив, собираться там любят. Сильные–е… – Симелист покачал головой. – Имена свои не открывают. Но если глянется им человек – чудеса ему различные показать могут, научить, как имена младших стражей выведывать. А если не глянется – то поутру не будет на островке человека, а труп его рыбам на корм пойдет.