Текст книги "Графиня де Шарни (Части I, II, III)"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 62 страниц)

XXI
ОТЪЕЗД

Действительно, г-жа де Турзель и г-жа де Бренье приготовили ко сну и уложили королевскую дочь и дофина, а в одиннадцать часов вечера снова их разбудили и стали надевать на них дорожные костюмы, к великому неудовольствию дофина, который хотел одеться как мальчик и упрямо отказывался от платьица; в это время королева и мадам Елизавета принимали генерала де Лафайета и его адъютантов: г-на де Гувьона и г-на Ромёфа.

Этот визит был для них одним из самых неприятных, в особенности из-за подозрений, падавших на г-жу де Рошрёль.

Королева и мадам Елизавета гуляли вечером в Булонском лесу и вернулись в восемь часов.

Господин де Лафайет спросил у королевы, хорошо ли они гуляли; правда, прибавил он, напрасно они возвратились так поздно: он опасался, как бы вечерний туман не повредил ее величеству.

– Вечерний туман в июне! – рассмеялась королева. – Да где же я его возьму, разве что прикажу сделать его нарочно, чтобы скрыть наш побег… Я говорю "чтобы скрыть наш побег", так как полагаю, что слухи о нашем отъезде все еще ходят.

– Дело в том, ваше величество, что об этом отъезде говорят больше, чем раньше, – прибавил Лафайет, – и я даже получил сообщение, что он состоится сегодня вечером.

– О! Держу пари, что эту приятную новость вам принес господин де Гувьон, не правда ли?

– Но почему же я, ваше величество? – покраснев, спросил молодой офицер.

– Просто мне кажется, у вас есть во дворце лазутчики. Но вот у господина Ромёфа их нет, и я уверена, что он соблаговолит за нас поручиться.

– И в этом никакой особой моей заслуги не будет, ваше величество, – согласился молодой адъютант, – ведь король дал Национальному собранию слово не покидать Париж.

Теперь покраснела королева.

Они перевели разговор на другую тему.

В половине двенадцатого г-н де Лафайет и его адъютанты попрощались с королем и королевой.

Однако г-н де Гувьон, нисколько не успокоившись, вернулся в свою комнату во дворце; там он застал своих друзей начеку и, вместо того чтобы сменить посты, приказал усилить наблюдение.

Господин де Лафайет отправился тем временем в ратушу успокоить Байи относительно намерений короля, если, разумеется, у Байи были какие-нибудь опасения.

Когда г-н де Лафайет ушел, король, королева и мадам Елизавета позвали слуг, чтобы те, как всегда, занялись их вечерним туалетом, по окончании которого вся прислуга в обычное время была отпущена.

Королева и мадам Елизавета помогли друг другу одеться. Платья их отличались небывалой простотой, а шляпы были широкополые, совершенно закрывающие лица.

Когда они были готовы, вошел король. Он был одет в серый сюртук, на голове у него был небольшой паричок в букольках, который в те времена называли париком в стиле Руссо; кроме того, на нем были короткие оболоты, серые чулки и башмаки с пряжками.

Вот уже неделю камердинер Гю, одетый в точно такой же костюм, выходил через дверь покоев г-на де Вилькье, эмигрировавшего еще за полгода до того, и шел через площадь Карусель на улицу Сен-Никез; это делалось из предусмотрительности, чтобы жители привыкли к тому, что одетый таким образом господин каждый вечер проходит мимо них, и чтобы король не привлек к себе их внимания в решающий день.

Из будуара королевы вызвали трех курьеров, выжидавших там назначенного часа; их провели через гостиную в комнату юной принцессы, где она находилась вместе с дофином. Эта комната в предвидении побега была еще 11 июня занята в апартаментах г-на де Вилькье под спальню принцессы.

Король приказал передать ему ключи от этих покоев 13-го. Попав к г-ну де Вилькье, можно было без особого труда выйти из дворца. Всем было известно, что там никто не жил, вот почему покои не охранялись и мало кто знал, что у короля есть ключи от них.

Кроме того, дворцовые часовые привыкли, что, как только часы били одиннадцать, из дворца выходило много людей.

Это была прислуга, не остававшаяся на ночь во дворце и расходившаяся по домам.

Еще раз уточнили все распоряжения относительно путешествия.

Господин Изидор де Шарни, изучивший дорогу вместе с братом, знал все трудные или опасные места и потому должен был скакать впереди. В его обязанности входило также предупреждать смотрителей станций, чтобы не было задержек с переменой лошадей.

Господину де Мальдену и г-ну де Вал ори надлежало сидеть на козлах и платить форейторам по тридцать су прогонных вместо обычных двадцати пяти: пять су набавляли, учитывая тяжесть кареты.

Если форейторы погонят лошадей быстро, они должны были получить более солидные чаевые. Однако им не следовало платить более сорока су: только король платил один экю.

Граф де Шарни будет находиться в карете, готовый предупредить любые неожиданности. Он будет хорошо вооружен, как и трое курьеров. Каждому из них будет приготовлено в экипаже по паре пистолетов.

Платя по тридцать су прогонных и продвигаясь не спеша, через тринадцать часов рассчитывали быть в Шалоне.

Эти подробности обсудили между собой граф де Шарни и герцог де Шуазёль.

Все это неоднократно повторили трем молодым людям, чтобы каждый из них по-настоящему понял свои обязанности.

Итак, виконт де Шарни поскачет впереди и будет распоряжаться лошадьми.

Господин де Мальден и г-н де Валори сядут на козлах и будут расплачиваться с форейторами.

Граф де Шарни, находясь в карете, станет поглядывать в окно и, если обстоятельства того потребуют, возьмет на себя все переговоры.

Каждый из них обещал придерживаться намеченной программы. Свечи были погашены, и все ощупью двинулись через покои г-на де Вилькье.

Часы пробили полночь, когда они переходили из спальни королевской дочери в апартаменты г-на де Вилькье. Граф де Шарни уже около часу, должно быть, ожидал их на своем посту.

Король нащупал дверь.

Он собирался вставить ключ в скважину, как вдруг королева его остановила:

– Тише!

Они прислушались.

Из коридора донеслись шаги и шушуканье.

Там происходило нечто непредвиденное.

Госпожа де Турзель жила во дворце, и потому ее появление в коридоре в любое время не могло никого удивить; она вызвалась вернуться в королевские апартаменты и выяснить причину этого шума.

Все замерли и стали ждать затаив дыхание.

В установившейся тишине легче было понять, что в коридоре собралось много народу.

Вернулась г-жа де Турзель; она узнала г-на де Гувьона и увидела нескольких людей в военной форме.

Таким образом становилось невозможным выйти через апартаменты г-на де Вилькье, если только из них не было другого выхода.

Ах, как был нужен свет!

В комнате юной принцессы горел ночник. Мадам Елизавета отправилась туда, чтобы зажечь от ночника только что задутую свечу.

После того, как свеча осветила небольшую группу беглецов, все бросились искать выход.

Долгое время казалось, что поиски бесполезны; так прошло около четверти часа. Наконец была обнаружена небольшая лестница, которая привела в отдельную комнатку. Она принадлежала лакею г-на де Вилькье и выходила в коридор и на служебную лестницу.

Дверь была заперта на ключ.

Король попробовал все ключи в связке: ни один не подходил.

Виконт де Шарни попытался отодвинуть язычок замка острием охотничьего ножа, но тот не поддавался.

Итак, выход существовал, однако они были заперты, как и раньше.

Король взял свечу из рук мадам Елизаветы и, оставив всех в темноте, пошел в свою спальню, а оттуда по потайной лестнице поднялся в кузницу. Там он взял связку различных отмычек – некоторые из них имели причудливую форму – и спустился вниз.

Прежде чем вернуться к ожидавшим его в беспокойстве беглецам, он уже успел сделать выбор.

Выбранная королем отмычка вошла в замочную скважину, со скрежетом повернулась и зацепила язычок замка; дважды язычок срывался, а в третий раз так хорошо зацепился, что спустя мгновение замок поддался.

Язычок отодвинулся, дверь отворилась; собравшиеся облегченно вздохнули.

Людовик XVI обернулся и с торжествующим видом взглянул на королеву.

– Ну что, сударыня? – сказал он.

– Да, сударь, – улыбнулась королева, – я и не говорю, что плохо быть слесарем, я только говорю, что иногда хорошо быть и королем.

Теперь нужно было уточнить намеченный ранее план.

Мадам Елизавета вышла первой, ведя за руку королевскую дочь.

В двадцати шагах позади нее должна была идти г-жа де Турзель вместе с дофином.

Между ними шагал г-н де Мальден, готовый прийти на помощь и тем и другим.

Эти первые зерна, сорванные с королевских четок, эти несчастные дети, чья любовь заставляла их оглядываться назад в поисках любящего взгляда, который провожал их, спустились на цыпочках, трепеща от страха, вошли в круг света, отбрасываемый фонарем у входа во дворец со стороны башни, и проследовали мимо часового, не обратившего на них никакого внимания.

– Ну вот, – прошептала мадам Елизавета, – самое страшное позади.

Когда они стали приближаться к проходу, ведущему на площадь Карусель, часовой двинулся наперерез.

При виде их он остановился.

– Тетушка! – прошептала юная принцесса, сжимая руку мадам Елизавете. – Мы пропали: этот человек нас узнал.

– Ничего, дитя мое, – отвечала мадам Елизавета, – если мы пойдем назад, мы погибнем.

И они продолжали продвигаться вперед.

Когда они были всего в четырех шагах от часового, тот повернулся к ним спиной, и они прошли мимо.

Действительно ли их узнал этот человек? Знал ли он, каких знатных беглянок пропустил? Принцессы были в этом убеждены и, пробегая мимо, благословили незнакомого спасителя.

По ту сторону прохода они увидели встревоженного Шарни.

Граф был закутан в широкий синий каррик, а на голове у него была круглая клеенчатая шляпа.

– Боже мой! – прошептал он. – Наконец-то! А где король? Что с королевой?

– Они следуют за нами, – ответила мадам Елизавета.

– Идемте, – сказал Шарни.

Он скорым шагом двинулся к стоявшей на улице Сен-Никез карете, увлекая за собой беглянок.

Рядом с каретой, словно для того, чтобы следить за ней, остановился фиакр.

– Эй, приятель, – закричал кучер фиакра, видя пополнение, приведенное графом де Шарни, – ты, похоже, загрузился?

– Как видишь, приятель, – ответил Шарни.

Он шепнул г-ну де Мальдену:

– Возьмите этот фиакр и поезжайте прямо к воротам Сен-Мартен; вы без труда узнаете ожидающую нас карету.

Господин де Мальден все понял, прыгнул в фиакр и сказал кучеру:

– Ты тоже загрузился. В Оперу, живо!

Опера находилась в те времена у ворот Сен-Мартен.

Кучер подумал, что имеет дело с лакеем, едущим встречать хозяина после спектакля, и потому лишь позволил себе осторожное замечание насчет платы:

– А вы знаете, что уже полночь, милейший?

– Да, поезжай и не беспокойся.

Так как в те времена лакеи проявляли иногда большую щедрость, чем их хозяева, кучер без лишних слов пустил лошадь крупной рысью.

Едва фиакр завернул за угол улицы Рогана, как через ту же калитку, выпустившую юную принцессу, мадам Елизавету, г-жу де Турзель и дофина, вышел какой-то человек в сером сюртуке, надвинув на глаза угол шляпы и засунув руки в карманы; он шел не спеша и напоминал служащего, покинувшего свою канцелярию после долгого трудового дня.

Это был король.

За ним следовал г-н де Валори.

У короля на ходу оторвалась пряжка на башмаке, однако он продолжал путь, не пожелав обратить на это внимание; ее подобрал г-н де Валори.

Шарни сделал несколько шагов навстречу: он узнал его величество, вернее, не его, а г-на де Валори.

Шарни был из тех, кто в короле всегда хочет видеть монарха.

Ему стало больно и стыдно за короля.

Обращаясь к г-ну де Валори, он тихо спросил:

– А где королева?

– Королева идет следом за нами в сопровождении вашего брата.

– Хорошо. Выберите самый короткий путь и ждите нас у ворот Сен-Мартен; я отправлюсь по самой длинной дороге. Встречаемся у кареты.

Господин де Валори поспешил на улицу Сен-Никез, потом вышел на улицу Сент-Оноре, затем – на улицу Ришелье, оттуда вышел на площадь Побед и двинулся по улице Бурбон-Вильнёв.

Все ждали королеву.

Прошло полчаса.

Мы не станем описывать беспокойство беглецов. Шарни, на котором лежала вся ответственность, едва не лишился рассудка.

Он хотел было вернуться во дворец и осведомиться о происходящем, но король его удержал.

Юный дофин в слезах звал: "Мама, мама!"

Ни его сестре, ни мадам Елизавете, ни г-же де Турзель никак не удавалось его успокоить.

Настоящий ужас охватил всех, когда беглецы увидели, что возвращается освещаемая факелами карета генерала Лафайета. Она ехала назад с площади Карусель.

А произошло следующее.

У двери, выходившей во двор, виконт де Шарни подал королеве руку и хотел идти налево.

Однако королева его остановила.

– Куда вы? – спросила она.

– На угол улицы Сен-Никез, где нас ждет мой брат, – отвечал Изидор.

– Разве улица Сен-Никез находится недалеко от набережной? – удивилась королева.

– Нет ваше величество.

– Но ведь ваш брат обещал нас ждать у прохода, ведущего на набережную!

Изидор хотел было возразить, однако королева говорила так уверенно, что он засомневался.

– Боже мой! – воскликнул он. – Ваше величество, будем осмотрительны: малейшая оплошность может оказаться гибельной.

– А я говорю: на набережной, – продолжала настаивать королева, – я хорошо слышала, что на набережной.

– Ну что же, пойдемте на набережную, ваше величество; но если мы не найдем там карету, мы сейчас же пойдем на улицу Сен-Никез, не правда ли?

– Да, а теперь идемте на набережную.

Королева потащила за собой спутника через три двора, которые в те времена были разделены толстой стеной и соединялись только при помощи узкого прохода в дворцовой стене, отгороженного цепью и охраняемого часовым.

Королева и Изидор миновали один за другим эти проходы и перешагнули через три цепи.

Ни одному часовому не пришло в голову их остановить.

Да и как, в самом деле, можно было принять за королеву Франции эту молодую женщину, одетую как служанка из приличного дома и с легкостью перескакивающую через тяжелые цепи, опираясь на руку красивого юноши в ливрее дома принца Конде или похожей на нее?

Они вышли к воде.

Набережная была пустынна.

– Значит, с другой стороны, – предположила королева.

Изидор хотел было вернуться.

Однако на нее словно нашло затмение.

– Нет, нет, это должно быть здесь! – настаивала она.

И она потащила Изидора к Королевскому мосту.

Перейдя через мост, они очутились на набережной левого берега, столь же пустынного, что и правый.

– Давайте посмотрим на этой улице, – предложила королева.

Она вынудила Изидора свернуть на Паромную улицу.

Однако, не пройдя и сотни шагов, королева вынуждена была признать, что ошиблась, и остановилась.

Она задыхалась, силы готовы были вот-вот ее оставить.

– Ваше величество! Вы продолжаете настаивать? – спросил Изидор.

– Нет, – отвечала королева, – теперь дело за вами, ведите меня куда хотите.

– Ваше величество, Небом заклинаю вас, возьмите себя в руки! – воскликнул Изидор.

– О, мужества мне не занимать, – возразила королева, – просто я устала.

Откинувшись назад, они прибавила:

– Мне кажется, ко мне никогда не вернется ровное дыхание! Боже мой! Боже мой!

Изидор знал, что воздух, которого не хватало королеве, был ей в этот час столь же необходим, как лани, преследуемой собаками.

Он остановился.

– Передохните, ваше величество, – предложил он. – У нас есть время. Я ручаюсь за своего брата; если понадобится, он будет ждать до утра.

– Вы думаете, он меня любит? – забыв об осторожности, громко вскрикнула Мария Антуанетта, прижимая к груди руку молодого человека.

– Я думаю, что его жизнь, как и моя, принадлежит вам, ваше величество. То чувство, что принято называть любовью и почтительностью, у него доходит до обожания.

– Благодарю вас, – прошептала королева, – вы мне помогли, я отдохнула! Идемте…

И она с прежней легкостью проделала весь путь еще раз в обратном направлении.

Только вместо того чтобы вернуться во дворец, Изидор вывел ее через проход на площадь Карусель.

Они прошли огромную площадь, обычно до самой ночи заставленную маленькими переносными лавчонками и фиакрами, ожидающими пассажиров.

Теперь она была почти пустынна и еле освещена.

Однако до их слуха донеслись грохот колес и стук конских копыт.

Беглецы подошли к проезду, ведущему на улицу Эшель. Было очевидно, что конский топот и стук колес приближались с другой стороны к этому же проезду.

Уже замаячил вдалеке свет: это, по-видимому, были факелы, освещавшие экипаж.

Изидор хотел отступить, но королева потянула его вперед.

Изидор бросился, чтобы защитить королеву, как раз в ту минуту, когда с другой стороны проезда появились первые лошади факельщиков.

Изидор толкнул королеву в самый темный угол и заслонил ее собой.

Однако этот темный угол сейчас же осветился благодаря факельщикам.

Между ними в карете полулежал в элегантном мундире командующий национальной гвардии Лафайет.

В то мгновение как карета проезжала мимо, Изидор почувствовал, как чья-то рука скорее властно, чем с силой оттолкнула его.

Это была левая рука королевы; в правой она сжимала бамбуковую тросточку с золотым набалдашником, с какой женщины ходили в те времена.

Она ударила ею по колесам со словами:

– Прочь, тюремщик, я вырвалась из твоей тюрьмы!

– Что вы делаете, ваше величество! – воскликнул Изидор. – Подумайте, чем вы рискуете!

– Я мщу за себя, – отвечала королева. – Ради этого можно и рискнуть!

И вслед за последним факельщиком она кинулась в проезд, сияя, как богиня, и радуясь, словно ребенок.

XXII
ВОПРОС ЭТИКЕТА

Не успела королева сделать и десяти шагов, как человек в синем каррике и глубоко надвинутой клеенчатой шляпе судорожно схватил ее за руку и потащил к экипажу, стоявшему на углу улицы Сен-Никез.

Это был граф де Шарни.

В карете вот уже более получаса ее ожидала вся королевская семья.

Беглецы думали увидеть королеву замкнутой, подавленной, обессиленной; она же была радостной и оживленной; пережитая опасность, перенесенная усталость, допущенная оплошность, потерянное время, возможные последствия этого опоздания – все это она забыла благодаря удару тростью по карете Лафайета: ей казалось, что она ударила его самого.

В десяти футах от экипажа лакей держал под уздцы коня.

Шарни, ни слова не говоря, указал брату на коня, Изидор прыгнул в седло и пустился вскачь.

Он помчался в Бонди, чтобы заказать там лошадей.

Королева бросила ему вдогонку несколько слов благодарности, но Изидор их не расслышал.

– Едем, ваше величество, едем, нельзя терять ни секунды, – напомнил Шарни; в голосе его слышались почтительность и в то же время властность: так умеют говорить лишь поистине сильные люди в чрезвычайных обстоятельствах.

Королева вошла в карету, где уже находились король, мадам Елизавета, королевская дочь, дофин и г-жа де Турзель – иными словами, пять человек; она устроилась на заднем сиденье, посадила дофина к себе на колени; король поместился с ней рядом; мадам Елизавета, юная принцесса и г-жа де Турзель сели напротив.

Шарни захлопнул дверцу, поднялся на козлы и, чтобы сбить со следа шпионов, если бы таковые нашлись, развернул лошадей, снова поднялся по улице Сент-Оноре, выехал бульварами к церкви Мадлен и проехал дальше к воротам Сен-Мартен.

Карета была там; она стояла по ту сторону заставы, на дороге, которая вела к тому, что называлось дорожной службой.

Дорога была безлюдной.

Граф де Шарни спрыгнул с сиденья и распахнул дверцу экипажа.

Дверца большой кареты, предназначавшейся для путешествия, была уже отворена. Господин де Мальден и г-н де Валори стояли по обе стороны от подножки.

В одно мгновение шесть человек, занимавшие наемный экипаж, оказались посреди дороги.

Граф де Шарни сдвинул экипаж на обочину и опрокинул его в канаву.

Затем он вернулся к большой карете.

Первым сел король, за ним – королева, потом – мадам Елизавета; за мадам Елизаветой поднялись дети, за ними г-жа де Турзель.

Господин де Мальден взобрался на запятки, г-н де Валори сел рядом с Шарни на козлы.

Карета была запряжена четверкой; кучер прищелкнул языком и пустил лошадей рысью.

Часы на церкви святого Лаврентия пробили четверть второго. Час ушел на то, чтобы добраться до Бонди.

Лошади уже в сбруе были выведены из конюшни.

Изидор поджидал путешественников около лошадей.

По другую сторону от дороги стоял наемный кабриолет, запряженный почтовыми лошадьми.

В кабриолете сидели две горничные из службы дофина и юной принцессы.

Они надеялись нанять в Бонди карету, но не нашли и, сговорившись с хозяином, купили кабриолет за тысячу франков.

Хозяин был доволен сделкой и, желая поглядеть, что собираются делать особы, имевшие глупость отвалить ему тысячу франков за развалину, ожидал отправления, потягивая вино в почтовом трактире.

Он увидел, как приехала карета короля. Правивший ею Шарни слез с облучка и подошел к дверце.

Под кучерским плащом на нем был мундир; в ящике под козлами лежала его шляпа.

Король, королева и Шарни заранее уговорились, что в Бонди Шарни займет в карете место г-жи де Турзель, а та возвратится в Париж.

Однако об этом изменении плана забыли спросить у самой г-жи де Турзель.

Король изложил ей суть дела.

Госпожа де Турзель была не только искренне предана королевской семье, она в вопросах этикета была подобием старой герцогини де Ноай.

– Государь! – возразила она, – моя обязанность – смотреть за детьми Франции и не оставлять их ни на минуту; если на то не будет специального приказания вашего величества – приказания, не имевшего прецедентов в истории, я их не оставлю.

Королева задрожала от нетерпения. У нее были две причины желать, чтобы Шарни ехал с ними в карете: как королева она видела в этом свою безопасность; как женщина она находила в этом свою радость.

– Дорогая госпожа де Турзель, – сказала она, – мы вам весьма признательны; но ведь вам неудобно, вы подвергаете себя опасностям путешествия из-за излишней преданности; оставайтесь в Бонди, а потом догоните нас, где бы мы ни были.

– Ваше величество, – отвечала г-жа де Турзель, – пусть король мне прикажет, и я готова выйти и остаться, если понадобится, посреди дороги; но только приказание короля может заставить меня пренебречь своей обязанностью и отказаться от своего права.

– Государь! – вскричала королева. – Государь!..

Однако Людовик не решался выразить свое мнение по этому важному вопросу – он искал какую-нибудь уловку, отговорку, какой-нибудь выход из положения.

– Господин де Шарни, – проговорил он наконец, – не могли бы вы оставаться на козлах?

– Я готов исполнить любое желание короля, – отвечал граф де Шарни, – однако я должен там оставаться либо в военной форме, – а в офицерском мундире меня видят на дороге уже четыре месяца и любой может меня узнать, – либо я буду в каррике и кучерской шляпе – в таком случае костюм будет слишком беден для столь изысканной кареты.

– Садитесь, садитесь в карету, господин де Шарни, – приказала королева. – Я возьму дофина на колени, мадам Елизавета посадит к себе Марию Терезию, и все будет прекрасно… Мы немного потеснимся, только и всего.

Шарни ждал, что скажет король.

– Это невозможно, дорогая, – заметил король. – Вспомните, что у нас впереди девяносто льё.

Госпожа де Турзель стояла, приготовившись исполнить приказание короля, если тот прикажет ей выйти; однако его величество никак не мог на это решиться – столь живучи в светских людях даже самые ничтожные предрассудки.

– Господин де Шарни, – обратился король к графу, – не можете ли вы занять место своего брата и отправиться вперед, чтобы заказывать лошадей?

– Как я уже сказал вашему величеству, я готов на все; смею только заметить вашему величеству, что лошадей обычно заказывает курьер, а не капитан линейного корабля; это новшество удивит станционных смотрителей и может вызвать серьезные недоразумения.

– Вы правы, – согласился король.

– О Боже, Боже! – теряя терпение, прошептала королева.

Повернувшись к Шарни, она прибавила:

– Делайте что хотите, господин граф; но я не хочу, чтобы вы нас покидали.

– Таково и мое желание, ваше величество, – сказал Шарни, – и я вижу только один способ.

– Какой же? Говорите скорее! – приказала королева.

– Вместо того чтобы сесть в карету, на козлы или скакать впереди, я буду следовать за вами в обычном платье, в каком путешествуют на почтовых; поезжайте, ваше величество, и прежде чем вы успеете проехать десять льё, я уже буду в пятистах шагах от вашей кареты.

– Так вы возвращаетесь в Париж?

– Ну, разумеется, ваше величество; однако до Шалона вашему величеству опасаться нечего, а я догоню вас раньше, чем вы туда прибудете.

– Каким же образом вы возвратитесь в Париж?

– На коне моего брата, ваше величество; это великолепный скакун, он успел отдохнуть, и меньше чем через полчаса я буду в Париже.

– А что потом?

– Я оденусь надлежащим образом, возьму почтовую лошадь и поскачу во весь опор до тех пор, пока вас не догоню.

– Неужели нет другого средства? – в отчаянии воскликнула Мария Антуанетта.

– Признаться, я ничего лучшего не вижу, – заметил король.

– В таком случае, не будем терять время, – подхватил Шарни. – Итак, Жан и Франсуа, по местам! Вперед, Мельхиор! Форейторы, на лошадей!

Госпожа де Турзель, торжествуя, села на прежнее место, и лошади помчались галопом, а вслед за каретой покатил кабриолет.

За важным разговором все забыли раздать виконту Шарни, г-ну де Валори и г-ну де Мальдену заряженные пистолеты, лежавшие в ящике внутри кареты.

Что же происходило в Париже, куда во весь дух возвращался граф де Шарни?

Один цирюльник, по имени Бюзби, проживавший на улице Бурбон, находился в гостях в Тюильри у одного из своих друзей, стоявшего в тот вечер на часах; этот приятель был наслышан от своих офицеров о готовившемся этой ночью бегстве короля, не вызывавшем ничьих сомнений; и вот он рассказал об этом цирюльнику, а тот вбил себе в голову, что такой проект действительно существует и что бегство королевской семьи, о котором уже давно поговаривали, должно непременно произойти в этот вечер.

Вернувшись домой, цирюльник рассказал жене о том, что он узнал в Тюильри, но она рассудила, что это бред; сомнение жены оказало влияние на мужа: он разделся и лег, отбросив все подозрения.

Однако оказавшись в постели, он почувствовал, как его одолевает прежнее беспокойство, и оно так разрослось, что у него не стало сил ему противостоять: он поднялся с кровати, оделся и побежал к своему приятелю по имени Юше, бывшему булочнику и саперу батальона Театинцев.

Он пересказал ему все, что слышал в Тюильри, и так убедительно передал булочнику свои опасения по поводу возможного бегства королевской семьи, что тот не только с ним согласился, но с еще большей горячностью, чем тот, от кого он все это узнал, вскочил с постели и в одном исподнем выбежал на улицу, забарабанил в двери и разбудил десятка три соседей.

Это происходило около четверти первого, всего через несколько минут после того, как королева встретила г-на Лафайета в проезде Тюильри.

Граждане, разбуженные цирюльником Бюзби и булочником Юше, решили надеть форму национальных гвардейцев, пойти к генералу Лафайету и предупредить его о том, что творится.

Сказано – сделано. Господин де Лафайет проживал на улице Сент-Оноре в особняке Ноай, рядом с монастырем фейянов. Патриоты отправились в путь и прибыли на место около половины первого.

Генерал присутствовал при отходе короля ко сну, потом заехал предупредить своего друга Байи о том, что король лег спать, затем отправился с визитом к г-ну Эмери, члену Национального собрания, и потому только что вернулся домой, приготовившись лечь в постель.

В это мгновение в дверь особняка Ноай постучали. Господин де Лафайет послал камердинера узнать, в чем дело.

Тот скоро вернулся и доложил, что явились двадцать пять-тридцать граждан и требуют у генерала немедленной аудиенции по делу чрезвычайной важности.

Генерал Лафайет уже привык принимать просителей в любое время суток.

И потом, дело, вызвавшее беспокойство двадцати пяти или тридцати человек, могло быть важным; вот почему он приказал пригласить тех, кто хотел с ним переговорить.

Генералу достаточно было вновь надеть только что снятый мундир, чтобы оказаться готовым к приему депутации.

Сьёр Бюзби и сьёр Юше от своего имени, а также от имени товарищей изложили ему опасения: сьёр Бюзби основывал их на том, что слышал в Тюильри; другие же передавали то, что изо дня в день доносилось со всех сторон.

Однако все эти опасения вызвали у генерала лишь смех, и, так как он по натуре был славный малый и любитель поговорить, он рассказал им, что все эти слухи исходят от г-жи де Рошрёль и г-на де Гувьона; желая убедиться в несостоятельности этих россказней, он лично присутствовал при отходе короля ко сну – точно так же, как они, если останутся еще на несколько минут, смогут присутствовать при отходе ко сну его, Лафайета; заметив, что все эти разговоры не вполне их убедили, г-н де Лафайет заявил, что он головой отвечает за короля и всю королевскую семью.

После этого проявлять сомнение стало просто невозможно; пришедшие только спросили у г-на Лафайета пароль, чтобы беспрепятственно разойтись по домам. Господину де Лафайету не составило труда доставить им это удовольствие.

Но, узнав пароль, они решили сходить в зал заседаний в манеже, чтобы узнать, нет ли и там каких-нибудь новостей, а потом наведаться во дворы Тюильри и поглядеть, не происходит ли там чего-нибудь необычного.

Они пошли по улице Сент-Оноре и собирались свернуть на улицу Эшель, как вдруг в них с налету врезался какой-то всадник. Так как в такую ночь все казалось подозрительным, они скрестили ружья и приказали всаднику остановиться.

Всадник натянул поводья.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Мы хотим знать, куда вы направляетесь, – отвечали национальные гвардейцы.

– В Тюильри.

– Что вы собираетесь делать в Тюильри?

– Дать его величеству отчет о порученном мне деле.

– В такой час?

– Ну, разумеется!

Самый хитрый из них знаком приказал остальным молчать и продолжал допрос.

– Но ведь в это время король спит, – заметил он.

– Да, – отвечал всадник, – но его разбудят.

– Если у вас поручение к королю, вы должны знать пароль, – продолжал тот же гвардеец.

– Пароль не доказательство, – возразил всадник, – ведь я мог скакать от самой границы, а мог быть всего за три льё отсюда; я мог выехать месяц тому назад, а мог отсутствовать всего два часа.

– Верно, – согласились национальные гвардейцы.

– Так вы два часа тому назад видели короля? – продолжал спрашивать тот же хитрец.

– Да.

– Вы с ним говорили?

– Да.

– Что он собирался делать два часа назад?

– Ждал, когда выйдет генерал Лафайет, чтобы лечь в постель.

– Так вы знаете пароль?

– Разумеется; зная, что я должен возвратиться в Тюильри между часом и двумя ночи, генерал сообщил мне пароль, чтобы я нигде не задержался.

– Какой же пароль?

– Париж и Пуатье.

– Да, верно, – успокоились гвардейцы. – Со счастливым возвращением, гражданин; передайте королю, что вы застали нас начеку у Тюильри: мы следим, как бы он не сбежал.