Текст книги "Графиня де Шарни (Части I, II, III)"
Автор книги: Александр Дюма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 62 страниц)
– Да как же мне избежать этой страшной смерти? Как заработать тысячу луидоров и тем обеспечить спокойствие себе, Николь и Туссену?..
– Вы продолжаете спрашивать, не так ли? "Нет ничего проще, – ответил бы вам тот же голос. – Радом с вами, в двух шагах от вас, был граф де Калиостро". – "Я знаю его, – ответите вы, – это иностранный вельможа, живущий в Париже для своего удовольствия и смертельно скучающий, когда не получает свежих новостей". – "Да, он самый. Так вот вам следовало лишь пойти к нему и сказать: "Господин граф…""
– Да я не знал его адреса! – воскликнул Босир. – Я не знал, что он в Париже, я даже не знал, жив ли он!
– "Вот именно поэтому, дорогой господин де Босир, – ответил бы вам голос, – сам граф и пришел к вам; и, с той минуты как он пришел, сознайтесь, вам нет больше оправдания. Вам и нужно-то было всего-навсего сказать ему: "Господин граф, я знаю, как вы падки до новостей. У меня есть для вас самые свежие. Месье, брат короля, замышляет…" – "Ба!" – "Да, вместе с маркизом де Фаврасом…" – "Не может быть!" – "Это так! Я знаю наверное, потому что я один из агентов маркиза". – "Неужели? Какова же цель заговора?" – "Похищение короля и препровождение его в Перон. И вот, господин граф, я готов ради вашего удовольствия час за часом, а если вам будет угодно, то и минута за минутой, докладывать вам, как подвигается это дело". И тогда, дорогой друг, граф – а он щедрый господин – ответил бы вам: "Вы в самом деле готовы сделать это, господин де Босир?" – "Да". – "В таком случае, раз всякая работа заслуживает вознаграждения, если вы сдержите свое слово, то вот у меня отложены двадцать четыре тысячи ливров: я хотел использовать их на одно доброе дело, но, клянусь честью, готов истратить их на свой каприз; в тот день, когда король будет похищен или господин де Фаврас – арестован, вы придете ко мне и, слово дворянина, вы получите двадцать четыре тысячи ливров, так же как теперь вы получаете десять луидоров не в качестве задатка и не в виде ссуды, а как подарок!""
С этими словами граф Калиостро, словно актер, репетирующий с аксессуарами, выхватил из кармана тяжелый кошелек, засунул в него большой и указательный пальцы и с ловкостью, свидетельствовавшей о том, что такого рода упражнение ему привычно, захватил ровно десять луидоров, ни больше ни меньше, а Босир, надо отдать ему должное, не менее ловко подставил руку, приготовившись их принять.
Калиостро вежливо отодвинул его руку:
– Простите, господин де Босир, мне кажется, что мы делали только предположения?
– Да. Однако не вы ли, господин граф, говорили, что, следуя от предположения к предположению, мы подойдем к сути? – спросил Босир, чьи глаза горели как раскаленные угли.
– Так мы к ней подошли?
Босир с минуту помедлил.
Поспешим оговориться, что причиной его колебаний вовсе не были ни порядочность, ни верность данному ранее слову, ни взбунтовавшаяся совесть. Мы смело можем это утверждать, потому что наши читатели, слишком хорошо знакомые с г-ном де Босиром, не станут с нами спорить.
Нет, он просто-напросто опасался, что граф не сдержит обещания.
– Дорогой господин де Босир, – сказал Калиостро, – я отлично понимаю, что творится у вас в душе!
– Да, – не возражал Босир, – вы правы, господин граф, я не могу так просто обмануть доверие, оказанное мне дворянином.
Подняв глаза к небу, он покачал головой, словно говоря про себя: "Ах, до чего тяжело!"
– Нет, дело совсем не в этом, – заметил Калиостро, – и вы мне еще раз доказали, что прав был мудрец, утверждавший: "Человек не знает самого себя!"
– В чем же тогда дело? – спросил Босир, несколько озадаченный тем, с какой легкостью граф читает его самые потаенные мысли.
– Вы боитесь, что я не дам вам тысячу луидоров, как обещал.
– Ну что вы, господин граф!..
– И это вполне естественно, я первый готов это признать. И потому я вам предлагаю ручательство.
– Ручательство?! Господин граф, это лишнее…
– Да, этот человек поручится за меня, как за себя самого.
– Кто же этот поручитель? – робко спросил Босир.
– Мадемуазель Николь Олива Леге.
– О да! – вскричала Николь. – Если господин граф что-то нам обещает, мы можем быть совершенно уверены в его слове, Босир.
– Видите, сударь, что значит педантично исполнять данные обещания! Однажды, когда мадемуазель оказалась в столь же щекотливом положении, в каком теперь оказались вы – разве что не было заговора, – то есть когда мадемуазель разыскивала полиция, я предложил ей укрыться в моем доме. Мадемуазель колебалась: она опасалась за свою честь. Я дал ей слово, и, несмотря на все искушения – а вы поймете это лучше других, – сдержал свое слово, господин де Босир. – Это правда, мадемуазель?
– Клянусь нашим малюткой Туссеном, что это чистая правда! – воскликнула Николь.
– Значит, вы верите, мадемуазель Николь, что я сдержу слово, которое даю сегодня господину де Босиру? Вы верите, что я отдам ему двадцать четыре тысячи ливров в тот день, когда король сбежит или господин де Фаврас будет арестован? – не считая того, что я, разумеется, сниму с вашей шеи петлю, готовую вот-вот затянуться, и уж никогда больше и речи не будет ни о веревке, ни о виселице, по крайней мере в этом деле. За другие я не отвечаю; минуточку, договоримся на этот счет: у каждого человека могут быть определенные склонности…
– Господин граф, – заявила Николь, – для меня это вопрос решенный, как будто здесь побывал нотариус.
– В таком случае, дорогая мадемуазель, – обратился к ней Калиостро, выкладывая на стол десять луидоров, которые он до тех пор не выпускал из рук, – постарайтесь вселить вашу убежденность в сердце господина де Босира, и будем считать, что договор заключен.
Он махнул Босиру рукой, приглашая его переговорить с Николь.
Разговор длился не более пяти минут, однако справедливости ради следует отметить, что был он чрезвычайно оживленным.
Калиостро в ожидании взглянул на свечу сквозь исколотую картонку, кивая, словно при виде старого знакомого.
– А! – воскликнул он. – Знаменитый мартингал господина Ло, вы его вновь нашли? Я потерял на нем миллион.
И он небрежно уронил картонку на стол.
После этого замечания Калиостро разговор Босира и Николь пошел еще оживленнее.
Наконец Босир решился.
Он подошел к Калиостро с протянутой рукой, как ловкий посредник, намеревающийся заключить нерасторжимую сделку.
Однако граф, нахмурившись, отступил.
– Сударь! – заметил он. – Между дворянами довольно честного слова. Я дал вам свое слово, дайте и вы мне свое.
– Слово Босира, господин граф, что мы договорились.
– Этого достаточно, сударь, – произнес Калиостро.
Он вынул из жилетного кармана часы с портретом прусского короля Фридриха, украшенным бриллиантами:
– Сейчас без четверти девять, господин де Босир, – сказал он. – Ровно в девять вас ждут под аркадами на Королевской площади со стороны особняка Сюлли; возьмите десять луидоров, положите их в карман камзола, потом наденьте мундир, берите шпагу, ступайте по мосту Нотр-Дам и следуйте по улице Сент-Антуан – не надо заставлять себя ждать!
Босиру не нужно было повторять одно и то же дважды. Он взял десять луидоров, опустил их в карман, надел мундир и прицепил шпагу.
– Где я найду господина графа?
– На кладбище Сен-Жан… Когда нужно без помех побеседовать о деле, подобном этому, лучше делать это среди мертвых, нежели среди живых.
– В котором часу?
– Сразу, как только вы освободитесь; тот, кто придет первым, подождет другого.
– У господина графа еще есть дела? – с беспокойством спросил Босир, видя, что Калиостро не собирается уходить.
– Да, – отвечал Калиостро, – мне нужно побеседовать с мадемуазель Николь.
Босир сделал нетерпеливый жест.
– Можете быть спокойны, милейший господин де Босир; я не посягнул на ее честь, когда она была девицей, тем более я не причиню ей зла, когда она стала матерью семейства. Ступайте, господин де Босир, ступайте!
Босир взглянул на Николь так, словно хотел сказать: "Госпожа де Босир, будьте достойны доверия, которое я вам оказываю". Он нежно поцеловал юного Туссена, почтительно поклонился графу Калиостро, так и не сумев скрыть своего беспокойства, и вышел в ту минуту, когда на соборе Парижской Богоматери пробило без четверти девять.
VЭДИП И ЛОТ
Время приближалось к полуночи, когда какой-то человек вышел с Королевской улицы на улицу Сент-Антуан, прошел по ней до водовзводной башни Святой Екатерины, остановился на минуту в его тени, чтобы убедиться в том, что за ним нет слежки, потом свернул в переулок, который привел его к особняку Сен-Поль; оттуда он двинулся по почти неосвещенной и совершенно безлюдной улице Короля Сицилийского; чем дальше он шел по ней, тем медленнее становились его шаги; он неуверенно свернул на улицу Белого Креста и, терзаемый сомнениями, остановился перед решеткой кладбища Сен-Жан.
Он замер, словно опасаясь, что из-под земли вот-вот появится привидение, и стал ждать, смахивая рукавом сержантского мундира капли пота, градом катившегося по его лицу.
В ту самую минуту как начало бить полночь, нечто похожее на тень скользнуло между тисовыми деревьями и кипарисами. Тень эта приближалась к решетке, и вскоре стало слышно, как в замке поворачивается ключ, из чего можно было заключить, что призрак, если это был он, может выходить не только из могилы, но потом еще и с кладбища.
Заслышав скрежет, сержант отступил.
– Что, господин Босир, не узнаете меня? – послышался насмешливый голос Калиостро. – Или, может быть, вы забыли о нашем свидании?
– A-а, это вы, тем лучше! – вздохнул с огромным облегчением Босир. – Эти чертовы улицы темные и пустынные, и не знаешь, что лучше: встретить там кого-нибудь или шагать в одиночку.
– Ба! Чтобы вы чего-нибудь боялись в какое бы то ни было время дня или ночи?! – воскликнул Калиостро. – Вы не заставите меня поверить в эту небылицу. Такой храбрец, как вы, да еще со шпагой на боку!.. Идите-ка сюда, по эту сторону решетки, дорогой господин де Босир, и можете быть уверены в том, что здесь вы встретитесь только со мной.
Босир последовал приглашению, и замок, проскрежетавший недавно затем, чтобы отворить перед сержантом ворота, теперь снова заскрежетал, запирая их за ним.
– Ну вот! – сказал Калиостро. – А теперь идите вот по этой тропинке, милейший, и в двадцати шагах отсюда мы найдем нечто вроде разрушенного алтаря. На его ступенях мы можем спокойно поговорить о наших делишках.

Босир счел долгом подчиниться Калиостро, но не без колебания.
– Где, черт возьми, вы видите здесь тропинку? – спросил он. – Я вижу только колючки, которые впиваются мне в щиколотки, да траву по колено.
– Надобно признать, что это кладбище одно из самых запущенных, какие я знаю, да это и неудивительно, ведь вы знаете, что здесь в основном хоронят казненных на Гревской площади, а с этими беднягами никто церемониться не будет. Впрочем, дорогой господин де Босир, здесь немало истинных знаменитостей. Если бы было светло, я показал бы вам, где похоронены Бутвиль де Монморанси, обезглавленный за участие в дуэли; шевалье де Роган, казненный за участие в противоправительственном заговоре; граф де Горн, колесованный за убийство еврея; Дамьен, четвертованный за попытку убийства Людовика Пятнадцатого, да мало ли еще кто… Вы, господин де Босир, напрасно так плохо отзываетесь о кладбище Сен-Жан: оно запущено, но весьма населено.
Босир следовал за Калиостро, стараясь идти след в след, как солдат второй шеренги шагает обычно за направляющим.
– А! – вдруг воскликнул Калиостро, внезапно остановившись, так что не ожидавший этого Босир уткнулся животом ему в спину. – Смотрите-ка, вот совсем свежая; это могила вашего собрата, Флёрд’Эпина; один из убийц булочника Франсуа, он был неделю тому назад повешен по приговору Шатле; это должно вас заинтересовать, господин де Босир; он, как и вы, был в прошлом унтер-офицером, мнимым сержантом, а в действительности – вербовщиком.
Зубы Босира так и застучали от страха. Ему казалось, что колючки, среди которых он продирался, были на самом деле скрюченными пальцами, вылезавшими из-под земли, чтобы схватить его за ноги и дать понять, что сама судьба уготовила ему здесь место для вечного сна.
– Ну вот мы и пришли, – заметил Калиостро, останавливаясь возле развалин.
Усевшись на обломках, он указал Босиру на камень, который, будто нарочно, был положен радом с первым для того, чтобы Цинне не пришлось подвигать его к тому месту, где восседал Август.
Было самое время: ноги бывшего гвардейца так дрожали, что он скорее упал, нежели сел на камень.
– Вот теперь мы можем спокойно обо всем поговорить, дорогой господин де Босир, – начал Калиостро. – Итак, что же произошло нынче вечером под аркадами на Королевской площади? Должно быть, встреча была интересной.
– Признаться, господин граф, сейчас у меня немного мутится в голове. По правде говоря, для нас обоих было бы лучше, если бы вы задавали мне вопросы.
– Хорошо! – согласился Калиостро. – Я человек добрый, и форма мне безразлична, коль скоро я хочу узнать то, что меня интересует. Сколько вас собралось под аркадами на Королевской площади?
– Шестеро, считая меня.
– Шестеро, считая вас, дорогой господин де Босир. Давайте выясним, те ли это люди, о ком я думаю. Во-первых – вы, это не вызывает сомнения.
Босир вздохнул, словно давая понять: он сам предпочел бы, чтобы такое сомнение было возможно.
– Вы оказываете мне честь, начав с меня, – сказал он, – когда рядом со мной были весьма значительные лица.
– Дорогой мой, я следую евангельскому завету. Разве не сказано в Евангелии: "Первые будут последними"? Если первые должны стать последними, то последние, естественно, окажутся первыми. Таким образом, как я вам уже сказал, я действую согласно Евангелию. Итак, там были вы, верно?
– Да, – отвечал Босир.
– Затем был ваш друг Туркати, не так ли? Бывший офицер-вербовщик, взявшийся набрать брабантский легион, так?
– Да, – отвечал Босир, – там был Туркати.
– Еще там был славный роялист по имени Маркье из бывших сержантов французской гвардии, а теперь – младший лейтенант роты жандармов, верно?
– Да, господин граф, и Маркье был…
– Затем – маркиз де Фаврас?..
– И маркиз де Фаврас.
– А господин в маске?
– И господин в маске.
– Можете вы, господин де Босир, дать мне какие-нибудь сведения по поводу этого господина в маске?
Босир взглянул на Калиостро столь пристально, что глаза его сверкнули в темноте.
– Но… – спросил он, – разве это не?..
Он умолк словно из опасения совершить святотатство.
– Кто? – спросил Калиостро.
– Разве это не?..
– Послушайте, у вас что, язык завязан, дорогой господин де Босир? Будьте осторожны: узел на языке может подчас обернуться узлом на шее, а такой узел, будучи скользящим, весьма опасен.
– Ну… это… разве это не месье? – пролепетал Босир, чувствуя себя припертым к стене.
– Какой месье? – продолжал настаивать Калиостро.
– Месье… Месье, брат короля.
– Ах, дорогой господин де Босир! Когда маркиз де Фаврас, горячо желающий заставить людей поверить, что он в этом деле заодно с принцем крови, заявляет, будто господин в маске – месье, это понятно: кто не умеет лгать, не умеет и устраивать заговоры. Но как вы и ваш друг Туркати, оба вербовщики, то есть люди, привыкшие на глаз определять рост человека с точностью до дюйма и линии, могли так ошибиться – это совершенно невероятно!
– Да, в самом деле… – согласился Босир.
– Рост месье – пять футов, три дюйма и семь линий, – продолжал Калиостро, – а у господина в маске – около пяти футов и шести дюймов.
– Верно, – согласился Босир, – я об этом уже подумал. Но если это не месье, то кто же это мог быть?
– Ах, черт подери! Я буду счастлив и по-настоящему горд, дорогой мой господин де Босир, – отвечал Калиостро, – если смогу сообщить вам то, что надеялся узнать от вас.
– Так вы, стало быть, знаете, господин граф, кто этот человек? – спросил бывший унтер-офицер, приходя мало-помалу в себя.
– Еще бы, черт возьми!
– Не будет ли с моей стороны нескромностью спросить…
– …как его зовут?
Босир кивнул в знак того, что именно это он и желал бы узнать.
– Имя – вещь серьезная, господин де Босир; по правде сказать, я бы предпочел, чтобы вы его угадали сами.
– Угадать… Я уже две недели ломаю над этим голову.
– Это потому, что некому было вам помочь.
– Так помогите мне, господин граф.
– С удовольствием. Вы знакомы с историей Эдипа?
– Очень смутно, господин граф. Однажды я смотрел про него пьесу в Комеди Франсез, но к концу четвертого акта имел несчастье заснуть.
– Дьявольщина! Желаю вам и впредь только таких несчастий, дорогой мой.
– Однако вы же видите, как теперь мне это вредит.
– Ну что же, я в двух словах расскажу вам, кто такой Эдип. Я знавал его еще ребенком при дворе царя Полиба, а стариком – при дворе царя Адмета. Таким образом, мне вы можете доверять больше, чем Эсхилу, Софоклу, Сенеке, Корнелю, Вольтеру или господину Дюси – они, весьма вероятно, много о нем слышали, однако не имели удовольствия знать его лично.
Босир хотел было попросить у Калиостро объяснения по поводу высказанной им странной претензии на знакомство с человеком, умершим примерно три тысячи шестьсот лет назад, но, видимо, подумал, что не стоит из-за такой безделицы перебивать рассказчика, и махнул рукой, словно хотел сказать: "Продолжайте, я слушаю".
Калиостро в самом деле продолжал, будто ничего не заметил:
– Итак, я познакомился с Эдипом. Ему предсказали, что в будущем он станет убийцей своего отца и супругом своей матери. Полагая, что его отец Полиб, он оставил его, ничего ему не сказав, и отправился в Фокиду. Перед отъездом я посоветовал ему направиться не по главной дороге из Давлиса в Дельфы, а по горной дороге, хорошо мне известной. Однако он заупрямился, а так как я не мог ему объяснить, почему даю такой совет, все мои усилия заставить его изменить маршрут оказались тщетны. В результате этого упрямства произошло то, что я и предвидел. На перекрестке дороги из Дельф в Фивы он повстречал человека в сопровождении пятерых рабов: человек этот сидел в повозке, занимавшей всю ширину пути. Все могло бы уладиться, если бы тот человек согласился взять немного влево, а Эдип – вправо. Но каждый из них желал непременно проехать посредине. Человек в повозке обладал холерическим темпераментом; Эдип по натуре был очень вспыльчив. Пятеро рабов бросились вперед и пали один за другим. Вслед за ними был убит и их хозяин. Эдип переступил через шесть трупов; среди них было и тело его отца…
– Дьявольщина! – вставил Босир.
– …и продолжал путь в Фивы. Дорога проходила через гору Фикион; на тропинке, еще более узкой, чем та, на которой Эдип повстречался с отцом, была пещера странного животного. У него были орлиные крылья, голова и грудь женские, а тело и когти – львиные.
– Ого! – воскликнул Босир. – И вы, господин граф, верите, что на свете бывают такие чудовища?
– Я не стану это утверждать, дорогой господин де Босир, – с серьезным видом отвечал Калиостро, – принимая во внимание, что, когда я отправился в Фивы той же дорогой тысячелетие спустя, в эпоху Эпаминонда, Сфинкс был уже мертв. Ну, а в эпоху Эдипа он был еще жив, и одним из его любимых развлечений было сесть посреди дороги и, дождавшись путешественника, загадать ему загадку, а если тот не отгадает, тут же его и съесть. А так как это продолжалось уже около трехсот лет, прохожие становились все более редкими и Сфинкс порядком проголодался. Когда он заметил Эдипа, он сел посреди дороги и поднял лапу, останавливая юношу: "Путешественник! – сказал он ему. – Я Сфинкс". – "Ну и что?" – спросил Эдип. "Судьба послала меня на землю, чтобы загадывать смертным загадку. Если они ее не отгадают, они принадлежат мне, если же отгадают, я буду принадлежать смерти и сам брошусь в пропасть, куда до сих пор сбрасывал останки тех, кто имел несчастье попасться мне на дороге". Эдип заглянул в пропасть и увидел, что дно ее было белым от костей. "Хорошо, – ответил юноша, – я слушаю твою загадку". – "Вот она, – сказал птицелов. – Какое животное ходит на четвереньках утром, на двух ногах – днем и на трех – вечером?" Эдип на минуту задумался, потом с улыбкой, несколько обеспокоившей Сфинкса, спросил: "Если я отгадаю, ты сам бросишься в пропасть?" – "Таково веление рока", – ответил Сфинкс. "Ну что же, это животное – человек".
– Как человек? – перебил Босир, вошедший во вкус и заинтересовавшийся рассказом, словно все это происходило в наши дни.
– Да, человек! Человек, который в детстве, то есть на заре жизни, ползает на четвереньках; в зрелом возрасте, то есть в полдень, ходит на двух ногах, а вечером, то есть в старости, опирается на палку.
– Ах, чертовски верно!.. – вскричал Босир. – Вот Сфинкс-то, должно быть, разозлился?!
– Да, дорогой мой господин де Босир! До такой степени разозлился, что бросился в пропасть вниз головой и, будучи верен данному обещанию, не воспользовался крыльями, что вы, возможно, сочтете глупостью с его стороны; итак, он разбился о скалы. А Эдип продолжал путь, прибыл в Фивы, встретил там вдову по имени Иокаста, женился на ней и исполнил таким образом пророчество оракула, предсказавшего, что он убьет отца и женится на матери.
– Какую же связь, господин граф, вы усматриваете между историей Эдипа и господином в маске?
– Очень тесную! Впрочем, погодите! Прежде всего вы желали узнать его имя.
– Да.
– А я сказал, что предложу вам загадку. Правда, я добрее Сфинкса и не сожру вас, если вы будете иметь несчастье не отгадать. Внимание, я занес лапу: "Кто из придворных является внуком своего отца, братом своей матери и дядей своих сестер?"
– Ах, черт возьми! – воскликнул Босир, задумавшись не менее глубоко, чем Эдип.
– Ну, думайте, милейший! – молвил Калиостро.
– Помогите мне немножечко, господин граф.
– Охотно… Я спросил вас, знаете ли вы историю об Эдипе.
– Да, вы оказали мне эту честь.
– Теперь перейдем от истории языческой к Священной истории. Знаете ли вы историю Лота?
– С дочерьми?
– Вот именно.
– Еще бы не знать! Впрочем, погодите… Э-э… да… поговаривали что-то о старом короле Людовике Пятнадцатом и его дочери, мадам Аделаиде!..
– Вы близки к цели, милейший!
– Так господин в маске – это?..
– Пять футов и шесть дюймов.
– Граф Луи…
– Ну же!
– Граф Луи де…
– Тсс!
– Вы же сами говорили, что здесь одни мертвецы…
– Да, на их могилах растет трава и растет лучше, чем где бы то ни было. Как бы эта трава, подобно тростнику царя Мидаса… Вы знаете историю царя Мидаса?
– Нет, господин граф.
– Хорошо, я вам расскажу ее как-нибудь в другой раз, а теперь давайте вернемся к нашей с вами истории.
Он снова стал серьезным.
– Итак, на чем вы остановились? – спросил он.
– Прошу прощения, но мне кажется, что вопросы задавали вы.
– Вы правы.
Пока Калиостро собирался с мыслями, Босир прошептал:
– Ах, черт возьми, до чего верно! Внук своего отца, брат своей матери, дядя своих сестер… это же граф Луи де Нар…
– Слушайте! – заговорил Калиостро.
Босир прервал свой монолог и стал слушать, стараясь не пропустить ни слова.
– Теперь, когда у нас не осталось сомнений в том, кто были заговорщики в масках или без таковых, перейдем к цели заговора.
Босир кивнул в знак того, что готов отвечать на вопросы:
– Цель заговора – похищение короля, не так ли?
– Да, цель именно такова.
– И препровождение его в Перон?
– В Перон.
– Ну, а средства?
– Денежные?
– Да, начнем с денежных.
– Два миллиона.
– Их ссужает один генуэзский банкир. Я знаком с этим банкиром. Есть другие?
– Не знаю.
– Хорошо, что касается денег, то тут все понятно. Однако деньги – не всё, нужны люди.
– Господин де Лафайет дал разрешение набрать легион и идти на помощь Брабанту, восставшему против империи.
– Славный Лафайет! Узнаю его! – прошептал Калиостро и громко прибавил: – Ну хорошо, пусть есть легион. Однако для исполнения задуманного нужен не легион, а целая армия.
– Есть и армия.
– Какая армия?
– В Версале соберутся тысяча двести всадников. В указанный день они отправятся оттуда в одиннадцать часов вечера, а в два часа ночи войдут в Париж тремя колоннами.
– Хорошо!
– Первая войдет через ворота Шайо, вторая – через Рульскую заставу, третья – через Гренельскую. Колонна, что войдет по улице Гренель, должна будет убить Лафайета; та, что войдет через ворота Шайо, возьмет на себя господина Неккера, а колонна, которая войдет через Рульскую заставу, разделается с господином Байи.
– Хорошо! – повторил Калиостро.
– После этого они заклепают пушки, соберутся на Елисейских полях и пойдут в Тюильри, который будет уже занят нами.
– Как это вами? А национальная гвардия?
– Там должна поработать брабантская колонна. Соединившись с частью наемной гвардии, с четырьмя сотнями швейцарцев и с тремястами заговорщиками из провинции, она захватит благодаря единомышленникам внешние и внутренние ворота; потом к королю войдут с криками: "Государь! Сент-Антуанское предместье восстало… карета готова… надобно бежать!" Если король согласится бежать – все идет само собой; если нет – его уведут силой и препроводят в Сен-Дени.
– Хорошо!
– Там уже будут ждать двадцать тысяч пехотинцев, к ним присоединятся тысяча двести человек кавалерии, брабантский легион, четыреста швейцарцев, триста заговорщиков, десять, двадцать, тридцать тысяч роялистов, примкнувших по дороге; с помощью всех этих сил и надо будет препроводить короля в Перон.
– Чем дальше – тем интереснее! А что все они будут делать в Пероне, дорогой господин де Босир?
– В Пероне будут ждать наготове двадцать тысяч человек; к тому времени они приедут из Приморской Фландрии, Пикардии, Артуа, Шампани, Бургундии, Лотарингии, Эльзаса и Камбрези. Сейчас пытаются сторговаться с двадцатью тысячами швейцарцев, двенадцатью тысячами немцев и двенадцатью тысячами сардинцев; вместе с первым эскортом короля это составит сто пятьдесят тысяч человек.
– Кругленькая цифра! – заметил Калиостро.
– Эти сто пятьдесят тысяч человек двинутся на Париж; они перекроют реку выше и ниже города и, таким образом, отрежут подвоз продовольствия. Голодный Париж капитулирует. Национальное собрание будет распущено, а король, истинный король, снова займет трон своих отцов.
– Аминь! – произнес Калиостро.
Он встал и продолжил:
– Дорогой господин де Босир! С вами очень приятно беседовать, однако случилось то, что бывает и с самыми знаменитыми ораторами, когда они все сказали и им больше нечего сказать; а вы ведь все сказали, не правда ли?
– Да, господин граф, пока все.
– В таком случае – до свидания, милейший господин де Босир. Когда вам снова захочется получить десять луидоров, по-прежнему в качестве подарка, приходите ко мне в Бельвю.
– Так, в Бельвю… А спросить господина графа Калиостро?
– Графа Калиостро? О нет, вас никто не поймет. Спросите барона Дзанноне.
– Барон Дзанноне?! – вскричал Босир. – Да ведь именно так зовут генуэзского банкира, ссудившего месье двумя миллионами.
– Возможно, – отвечал Калиостро.
– То есть как – возможно?
– Нуда. У меня много сделок, и я совершенно забыл об этой. Вот почему я не сразу вспомнил, о чем идет речь. Однако теперь, как мне кажется, я припоминаю.
Босир был до глубины души потрясен тем, как это можно забыть о деле стоимостью в два миллиона; он пришел к мысли, что, когда дело касается денег, лучше быть на службе у того, кто ссужает деньгами, чем у того, кто их занимает.
Впрочем, потрясение Босира было не настолько сильным, чтобы забыть, где он находится; едва Калиостро сделал несколько шагов к выходу, как Босир одним прыжком нагнал его и, подстроившись к его походке, пошел за ним следом; глядя на них со стороны, можно было подумать, что это идут два автомата, приводимые в движение одной и той же пружиной.
Только когда ворота за ними захлопнулись, стало заметно, как их тела разделились.
– В какую сторону вы теперь направляетесь, дорогой господин де Босир?
– А вы?
– Ну, уж во всяком случае, нам не по дороге.
– Я иду к Пале-Роялю, господин граф.
– А я – к Бастилии, господин де Босир.
Затем они расстались; Босир низко поклонился графу, Калиостро в ответ едва заметно кивнул, и оба почти в ту же минуту исчезли в ночной мгле. Калиостро пошел по улице Тампль, а Босир зашагал по улице Верери.








