Текст книги "Оплачено сполна (СИ)"
Автор книги: WhiteBloodOfGod
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 43 страниц)
Когда он упал в последний раз, сил подняться не стало. И голос куда-то исчез, больше не подбадривая и не подгоняя.
– Драко, – слабо позвал Люциус, отчаянно пытаясь встать и едва различая очертания людей, – Драко, сынок, я почти… я уже…
Сознание уплыло окончательно, так что он уже не помнил, как его подхватили и несли.
К счастью, он был без маски и без палочки. Его нашли во дворе около девяти утра, когда армии Волдеморта отступили, и отнесли в лазарет вместе с остальными ранеными.
***
Люциус очнулся ближе к полудню и первым, что он увидел, был обрывок чистого зимнего неба над головой.
Он позволил себе роскошь несколько минут пребывать между сном и явью, представляя, что войны уже нет, а он проснулся дома рядом со сладко сопящей Цисси, Драко же в Хогвартсе, и у него все хорошо…
Мысли о Цисси несколько минут терзали его, воскрешая перед глазами ее, еще живую, на рождественские каникулы она была такая веселая и беззаботная. Но он должен был вернуться в реальный мир, должен был помочь Драко и для начала понять, где находится.
– Он очнулся, – тихо позвал женский голос, и Люциусу помогли приподняться чтобы сесть на кровати; он дико озирался.
Вокруг несомненно был лазарет школы; его заполненность до отказа подсказывала, что битва кончилась. Может, и война..?
– Папа! – к нему подошел бледный уставший Драко с залегшими кругами под глазами; первые секунды три он мялся, видимо, стесняясь, а потом зажмурился и обнял, вцепившись как в последний раз. Больше он ничего не мог выдавить еще минуты две.
Люциус рассеяно гладил его по голове, впитывая забытое тепло сыновней привязанности. Как давно они не позволяли себе всего этого, как часто думали о публике… Как глупы и самонадеянны. Как ничтожны. Они с самого начала должны были быть здесь, в Хогвартсе. Что им всякий раз мешало?
Слизеринцы, они были слизеринцами. Все равно глупо. Джим когда-то много говорил по этому поводу, жаль, ума не хватало его понять.
– А где мама? Ей удалось сбежать? – спросил, наконец, Драко, оторвавшись от него.
Люциус открыл рот и не нашел, что ответить, отвернулся. Комок боли в груди снова занялся медленным огнем. По сухой коже щеки покатилась горячая капля этого огня.
Драко все понял, но не отступил. Он уткнулся ему в грудь и долго так стоял. Люциус не чувствовал вздрагиваний, но рубашка на груди намокала. В поисках реальности он огляделся. Реальность предстала в виде седого хмурого мужчины, кажется, представителя Аврората, заместителя директора МакГонагалл и нищего оборотня.
Эти явно хотели задать вопросы. Люциус на секунду зажмурился, собрался с силами и похлопал сына по спине, подсказывая, что придется потерпеть.
– Вам очень повезло, мистер Малфой, – начал седой аврор в очках. – Вы каким-то чудом прорвались во время бойни во двор, обойдя все действующие ловушки, а после не попали к отступающим. Словно вас кто-то вел.
Вели. Но он вряд ли кому-нибудь это расскажет.
– Я бежал, – хрипло выговорил он, откашлялся, чувствуя легкую дурноту, но продолжил. – Он убил мою жену. Я искал сына.
– Что вам известно о военных действиях? – строго спросила МакГонагалл.
– Моя информация потеряла актуальность, – признался он, – но могу сказать, что теперь у него нет тузов в рукаве. И надежных людей, – добавил, вспомнив взгляды Ближнего Круга. – А где директор?
МакГонагалл поджала губы, аврор опустил глаза. Ответил оборотень своим мягким тихим голосом:
– Мистер Малфой, директор Дамблдор мертв уже несколько дней. Мы скрываем эту информацию, как и пропажу декана Снейпа, но вскоре это перестанет быть нужным.
Декан Гриффиндора укоризненно взглянула на Люпина, но покорилась. Люциус не дети, он поймет все сразу, а нет, так Драко расскажет.
У Малфоя перехватило дыхание. Война не закончена. Все еще впереди. И все далеко не так просто. Но раз они смогли скрыть, смогли выстоять первую волну, может, еще не все потеряно.
– Вы… хорошо это скрыли, – выдавил он. – Пов… Темный Лорд не знает до сих пор.
– Он прорвался, но мы выстояли. Теперь он отступил и хочет Гарри Поттера. На данный момент мы пытаемся решить, давать ли последний бой или пытаться восстановить защиту, – отчеканила МакГонагалл, и ее мнение стало явным.
– Директор Дамблдор готовил его к этому, – вдруг вмешался в разговор Драко, вмешался спокойно и словно по праву. – Насколько мне известно, все хоркруксы уничтожены. Темный Лорд смертен. Он делает что делает, потому что нет иного выхода. Пан или пропал для них обоих.
Вот как. Люциус перевел взгляд на сына. Тот секунду помедлил, а потом поднял глаза. Твердый взгляд взрослого, не ребенка. Без капризов, уверенный и спокойный. Впервые Люциус увидел его, когда Драко провожал их в неудавшиеся бега. Так похожий на взгляд его матери.
– Так то, что рассказала Уизли, было правдой? – тихо спросил он, не заметив, как потухли и потупились взгляды защитников Хогвартса; многие до сих пор надеялись, что Метка на плече покойной Джинни – нелепая случайность, какой-то хитрый ход.
Драко кивнул. Сердце Люциуса подскочило и успокоилось.
Год назад он был бы в гневе и ярости. Месяц назад – испуган и в ужасе. Сегодня он не испытал ничего, кроме смирения. Бесполезно спрашивать, почему. Видимо, Поттерам судьба притягивать Малфоев, в дружбу ли, в общение ли, или… вот в это.
Война, чертова война, которую они продолжили, когда-то решив, что вправе так поступить. Исковеркала их мир, их жизни, их детей.
Люциус глубоко вздохнул, подумав, что сказала бы Нарцисса, проглотил комок и кивнул, принимая как есть.
– К вечеру Он ждет, что Гарри выйдет к нему, – начал аврор (он вспомнил, это был Дженкинс, он занимался в Аврорате связями с общественностью).
– Мы не можем бросить Гарри ему на растерзание! – прищурилась МакГонагалл.
Этот спор велся давно, – понял старший Малфой.
– Вам и не придется. Поединок может кончиться как угодно, – вздохнул он, не веря, что делает это, что верит в то, что мальчишка вообще может противостоять Лорду. – Лучше всего разбить его войско. Тогда даже при худшем исходе есть шанс победить.
– Значит, мы вступим в бой, – кивнул Люпин. – Но что делать Гарри? Идти впереди?
– Нет, – Люциус силой заставил свою голову думать, – по крайней мере, не в открытую. Пусть найдет его, когда Он уже перестанет верить, что победу ему отдадут.
Они помолчали. Люциус начал замечать, что в медпункте есть еще люди. Кто-то смотрел в их сторону, кто-то был занят собой. Раненых было много, но тяжелых, слава Мерлину, единицы. Он прикрыл глаза. Мир весил как целое небо на плечах, и больше всего хотелось уснуть и забыть, что он когда-либо существовал.
Но теплая рука Драко все еще была в его пальцах. Сын нуждался в нем, пусть и оценивался этими людьми как взрослый.
– Отдыхайте, в конце концов, у вас было сотрясения мозга. Вряд ли вы восстановитесь к пяти часам, – вздохнул Дженкинс.
– Да, пойдемте, – Люпин чутко заметил снова покрасневшие глаза Драко и спешно увел Минерву; у них и так было слишком много печальных дел.
Некоторое время отец и сын молчали.
– Ты пойдешь в бой? – наконец отважился спросить Люциус.
Драко коротко кивнул. Поттер изменил его. В худшую или лучшую сторону, но как-то у него получилось. Люциус помнил сына другим: изменчивым, склонным к театральности, любящим, когда люди исполняют его желания, имели место и зависть, и хитроумие… А теперь словно чья-то твердая рука расплавила его и отлила вновь, закалив в воде и заточив края.
– Все еще будет хорошо, пап? – неуверенно спросил Драко.
Люциус серьезно посмотрел на него и погладил растрепанные светлые волосы.
– Это мне лучше спросить у тебя.
Драко слабо улыбнулся и снова уткнулся ему в грудь. Он понял много важных вещей за эти месяцы.
Например то, что нет смысла прятать нежность и любовь к близким людям.
***
– Ты готов?
Половина пятого. Все, кто стоит на ногах и может держать палочку, собрались у входа в школу. Детей никто не гонит. Те, кто не в силах сражаться, помогают в медпункте.
Драко задрал голову к зимнему солнцу. Стояла середина февраля, и ветер на Астрономической башне сбивал с ног, но в других местах частично трансформировавшемуся Гарри уже не хватало воздуха. За эти часы он не стал выглядеть лучше. Драко точно знал, что он не стал спать и не смог поесть. Почему так вышло, что другие анимаги не одержимы своими формами? Очевидно, ведь они не одержимы и Тьмой. Из двух зол пришлось выбрать меньшее, но и оно высасывало силы. Драко не верил, что Гарри сможет выжить, даже сам Гарри уже не верил, сидя на краю балкона, свесив ноги в пустоту.
Малфой ему не ответил, и без слов было понятно, что к такому не будешь готов.
– Хорошо, что сегодня солнце, – проговорил Поттер, подставляя серо-бурое песье ухо теплу. – При свете дня умирать не так страшно, как ночью.
Драко перевел на него усталый взгляд. Как это – не страшно? Кто знает, что и кто ждет там впереди.
Гарри обернулся, слабо улыбнувшись.
– Я знаю, кто там ждет, не волнуйся.
«Я и не волнуюсь», – на секунду хотел огрызнуться Драко, но как-то это было мелко, глупо, неправильно. Хотелось сказать что-нибудь ободряющее, вроде «Ты еще всем покажешь», «От тебя не так легко избавиться» или еще что-нибудь, но это все было неправдой, и блеклые лучи просвечивали эту ложь насквозь.
– Профессор Синистра сказала, завтра будет тепло, почти весна. И дальше только теплее, – снова проговорил Гарри в пустоту. – Здорово. Скоро Хагрид посадит свои тыквы и что он там садит. Единороги придут в первых числах марта, и он станет их прикармливать, чтобы показать третьему курсу осенью…
«Зачем ты это все говоришь? Ты ведь думаешь совсем не об этом», – удивленно подумал Малфой, но ведь это все равно что сказал.
– Я устал думать обо всех этих глобальных вещах, – признался Гарри, болтая ногами. – Знаешь, Тьма, судьба, избранность, что будет потом… У меня есть полчаса, и я не хочу, чтобы это были такие Последние Полчаса. Пусть это будут просто хорошие полчаса на крыше башни. Рядом с человеком, перед которым мне нечего скрывать.
Малфой кивнул, честно признавшись себе, что это и правда лучший выход. Просто забыть, что они собираются сделать, не смотреть вниз, где строятся те, кто вскоре погибнет, а смотреть вверх, на голубое пронзительное небо и чуть греющее солнце, потому что только это имеет значение.
– Как твой отец? – спросил Гарри.
– Лучше.
– Жаль, что твоей мамы больше нет. Я бы, наверное, не смог как ты.
Драко проглотил комок, показавшийся целым бетонным блоком.
– Я тоже не смог. Просто… не сейчас. Может, увидимся скоро, – он через силу улыбнулся. – Не хочу об этом.
– Понимаю. Пойдем-ка, – он поднялся, окинув прощальным взглядом подернутую дымкой даль. – Пока доберемся до выхода, пока – до места… Я что-то не особенно хорошо себя чувствую для спринтерских подвигов.
Несмотря на шуточный тон, Малфой прекрасно знал, что имеет в виду Гарри. Они не должны вступать в битву сразу. За это время Хогвартс может многих недосчитаться.
Интересно, как там слизеринцы? Еще не поняли, что он предатель? Как Панси?
Впрочем, не время думать об этом.
На главной лестнице Гарри протянул Малфою мантию-невидимку. Невесомая компактная, по-настоящему волшебная ткань легко выскользнула из кармана мантии. Тот покачал головой.
– Тебе важнее.
Гарри вздохнул и грустно рассмеялся.
– Кажется, я убил в тебе нормального слизеринца. Включи его обратно, ну же. Кто будет помогать мне прорываться, когда тебя узнают и начнут палить? А меня никто не тронет, потому что я нужен Волдеморту.
В его подозрительно легком тоне не слышалось привычной горькой обреченности и тяжелого решения. Может быть, потому что настало время поступка, кончилось время рефлексии – гриффиндорцам всегда проще делать, чем мыслить. Мысли о поступке, долгие размышления о последствиях угнетают их, погребая под собой прежнюю уверенность… Что ж, решение принято, кем и как – уже неважно, оно здесь и его нужно претворить в жизнь.
В эту минуту Драко понял гриффиндорев так, как не понимал никого за всю жизнь. Иногда очень хочется просто делать что нужно, что правильно, и совсем ни о чем не думать. Думать будут потом. Мысли парализуют и лишают храбрости, которой и без того порой немного.
Он сглотнул и взял мантию, накинув ее на плечи.
– Иди за мной.
***
Ад начинается за дверью, – пронеслось в голове Малфоя, когда они вышли во двор.
Попроси кто-нибудь Драко описать, во что в те часы превратилась школа, он бы не смог.
Бабахнуло заклинание, и на головы обоих обвалилась чудом уцелевшая арка. Выскочили на инстинктах, вцепившись друг в друга.
С укоризненным тревожным бомканьем подрезанный кем-то колокол грохнулся с башни, подняв облако пыли. Драко целых пять секунд пытался понять, где он, где свои и где чужие, уверенный только в висящем на плече Поттере. В сюрреалистичном облаке пыли все еще сверкали вспышки заклинаний, попадающие и в своих, и в чужих, взрывающиеся и подсвечивающие клубы пыли словно облака перед грозой.
А потом кто-то смог почистить воздух. Лучше бы он этого не делал.
В шаге от него Чоу Чанг, перемазанная грязью, в одиночку отбивалась от кого-то из Пожирателей в маске (Драко не хотел знать, от кого). Он спешно скользнул мимо и натолкнулся на Гарри.
– Relashio! – рявкнул тот, Пожирателя подбросило и тряхнуло. – Атакуй, не хочешь смертельными, атакуй любыми, но не делай вид, что это не твоя война!
Драко покорился; они брели через двор долго, почти час, то прячась за валунами и развалинами, то ложась среди трупов, чтобы оставаться незамеченными. Гарри было непросто. Свалка и шум стояли невообразимые. Оба поздно поняли, что только сверху все было ясно, а в этой воняющий дымом, кровью и смертью реальности, в которой они очутились, нет ориентиров. По пути Гарри часто, а Драко – реже и осторожнее, пытались помочь защитникам Хогвартса. Иногда они успевали. Иногда – нет.
Драко бы с удовольствием упал и притворился мертвым, но приходилось прорываться дальше. Куда?
– Холм там! Он сотворил его у самого озера! – Поттер палочкой ткнул в совсем другом направлении, нежели они, по мыслям Драко, шли, ползли и бежали.
Иногда он видел такое, что мечтал закрыть глаза. Сибилла Трелони, эта никчемная алкоголичка, кинулась наперерез Avada, летящей в Лаванду Браун. Возможно, она успела, Драко уже не видел, сглатывая подступающие слезы паники. Не время. Выжить – и можно будет рыдать как девчонке. Невольно порадовался, что Поттер тогда в сотый раз запнулся и не видел.
У самых стен боевые группы АД отбивались от нескольких взрослых, превратившись в безжалостную машину для убийств. Огонь из их палочек часто попадал в цель, очищая дорогу для немногих отступающих в тыл. Многие были ранены, но продолжали отбиваться, понимая, что это последний шанс. Профессор МакГонагалл держала палочку левой рукой, Флитвик прихрамывал, Синистра с растрепанными седыми волосами поддерживала мадам Хуч, а их обеих прикрывала мадам Пинс, кровожадно отстреливающаяся где-то вычитанными редкими заклинаниями…
Несколько оборотней настолько озверели от жажды крови, что кидались прямо на летящие в них заклинания. Душераздирающий визг ввинтился в голову, кажется, каждому на поле. Падма Патил неосознанно прикрыла собой сестру от везучего оборотня, мимо которого прошли все пущенные заклинания.
Поттер рванулся на визг, движимый каким-то внутренним инстинктом, но Драко успел его поймать.
– Ты поможешь только одним способом, – прокричал он сквозь шум.
Судя по виду Гарри, тот уже жалел, что не пополз в одиночестве.
Холм вырос перед ними уродливым нарывом на теле земли, очевидный в своем насильном происхождении. С боков замороженный покров треснул, оголив мертвую черную землю. Холм был огромный, им пришлось задрать головы, чтобы заметить наверху фигуру Темного Лорда. Тот раздраженно метался туда-сюда, вглядываясь в отряды сражающихся, постепенно редеющие.
Драко снял капюшон, чтобы Поттер смог его увидеть. Наверное, что-то было в его глазах, что Гарри положил руку ему на плечо и крепко сжал. Вид у него был почти безразличный.
– Я обещаю, что это закончится, – и он начал трудный для него подъем на холм; здесь придется задействовать немногие оставшиеся силы.
Драко набросил капюшон и замер у подножия.
Ему досталась, как ни крути, страшная роль – наблюдателя и судьи.
***
Когда нет надежды у тебя, она есть у других.
Вокруг сражались Пожиратели, Орденцы, дети. Все – люди, члены и без того немногочисленного волшебного общества. Гарри упорно карабкался по склону неестественно крутого холма, оскальзываясь, но продолжая ползти.
Перед взглядом предстал Он. Он уже не был человеком, хотя, несмотря на все сказанное о нем и увиденное, Гарри хотел бы видеть его человеком. Он не мог по-человечески улыбнуться, а Гарри хотел, чтобы мог. Он, быть может, и не помнил, а Гарри мечтал, чтобы помнил каждую секунду того, что малодушно упрятал в хоркруксы.
Ветер высушил слезы и щипал щеки, снег скрипел под ногами. Холодно. Тепла было так мало. Кто бы полюбил Гарри таким, каким он стал? Полюбил с руками, облитыми кровью, с ожогами от Тьмы, с тянущим желанием пустить ее в ход, с упрямой борьбой за самое себя. И другой борьбой – за любовь, которую по крупице пыталось убить существо на холме, иногда само того не ведая.
Волдеморт, его торжествующая ухмылка, он заметил Гарри, он знал, что в итоге все будет так, как ему хотелось. А ведь все могло сложиться иначе. Ведь могло, правда? В ушах звенело этим «могло», но надежда умерла целую вечность назад.
С ней умер тот Гарри, гриффиндорец, добрый, бескорыстный, любящий. Человек, занявший его место, хотел рассказать, бросить правду в лицо, поделиться болью, душащей изнутри, влить в глотку ту отраву, которой дышал с тех пор, как узнал. Он не будет одинок в этом знании. Не он один будет страдать.
Дамблдор говорил, что иногда знание – лучшее оружие. Теперь Гарри знал и сам, что некоторые знания способны убить человека как медленный яд, день за днем, капля за каплей высосать его вкус к жизни.
Он перестал бояться за свою жизнь, он уже отдал ее без права на возврат. Это было так… легко. Спокойно. Он знал, что еще легче станет, когда он наконец поделится роковым знанием с тем, кто начал эту войну.
– Гарри Поттер, – поклонился Лорд, – наконец-то мы сможем сделать все без спешки.
– Верно, – тихо согласился Поттер.
Спокойный тон страшно разозлил Волдеморта. Он прищурил красные глаза и насмешливо повел палочкой, продолжая светскую беседу так, словно вокруг была гостиная, а не поле боя.
– У тебя снова в запасе чья-то смерть? – прошипел он. – Надеюсь, ты все-таки не сбежишь на сей раз?
– Обещаю, – серьезно кивнул Гарри. – Взамен прошу разрешения кое-что рассказать.
Только сейчас Том заметил, как тот изможден. Интересно, из-за чего? Был ранен? Отбивался вместе со всеми, благородный гриффиндорец?
– Где же ваш защитник Дамблдор? – вспомнил Том, что не нашел директора на поле битвы.
– Там же, где и Северус Снейп, полагаю, – легко ответил юноша, встретившись с ним взглядом.
Это было нагло и… странно. Снейп не появлялся, Лорд был зол, но надеялся, что тот просто защищает своих любимых змеят от разъяренной толпы грязнокровок и магглолюбцев, пока Дамблдор им потворствует. Он должен был посмотреть сам, показав свою силу и могущество этому щенку, сломив его волю к сопротивлению.
Но его ждало совсем не то.
Гарри зажмурился и почувствовал чужое и одновременно уже ставшее привычным сознание. Если подумать, сознание единственного оставшегося родного человека – сознание-то как раз могло еще быть человеческим. Он вспомнил все, что видел в чаще Думосбора, вспомнил свое разочарование, свой ужас и свою боль… и открыл все двери, выпустив наружу прошлое.
По молчанию он понял, что Том видит то, что видит он сам.
– Дореа? – глухой голос едва пробивался через ткань воспоминаний. Он был слышим только им двоим – потому что был мыслью, куда быстрее и куда честнее речи. – Почему ты ушла? Куда ты скрылась?
– Вот твой ответ, – прошелестела мысль Гарри, и темные глаза ребенка сказали Тому правду раньше, чем голос Дореа.
– Нет, нет… Ты не могла не сказать! – прошептал голос, уже не глухой, уже человеческий. Полный боли голос мужчины – не бессмертного демона.
Но и это было не все. Имя мужа Дореа Блэк подсказало Тому, что он увидит потом.
– Нет! – догадался голос. – Убери, не надо!
В реальности сквозь нечеловеческие черты проступало другое лицо, преломляясь и крича. Оставшийся кусок души вспоминал, что были и другие, что душа была цельной и даже умела любить, и это знание причиняло нестерпимую боль тому, кто звал себя безжалостным лордом Волдемортом.
– А я! Что пришлось вынести мне из-за тебя! – закричал Гарри в ответ, давясь слезами. – Смотри! Смотри, чего ты лишил нас обоих!
Безжалостно ударялись об оголенное сознание волны воспоминаний, неся свою и чужую боль. Потоки смешались, и теперь уже Лорд вспоминал, а Гарри наблюдал. О, Том всегда любил получать отчеты по важным заданиям прямо из головы исполнителей.
Как в насмешку, безмятежная, тихая ночь – и вот слышны шаги и шепот предателя. «Они здесь. Я снял чары». Он шпион, он подослан по приказу Лорда, но Лорда здесь нет. Издалека он мстит Чарлусу Поттеру, лучшему агенту Дамблдора, не подозревая, чем обернется эта месть.
Необходимые чары наложены группой Пожирателей – не самых близких, лишь исполнительных. Огонь разгорается внутри, беснуется Адское Пламя, ограниченное куполом – оттуда нет возврата.
И окно – окно, в котором на какой-то миг показывается напуганное лицо Дореа Блэк-Поттер. Она, к счастью, никогда не узнает, чья рука даровала ей мучительную смерть. Теперь Гарри видел, что…
– Я не хотел, я не знал!!! – надрывался голос Тома, бил по сердцу, плакал, звал.
Ему никто не отзывался.
Воспоминания серебристыми нитями протягивались между ними. Гарри вспоминал то, что видел о родителях, то, что слышал. Мол, вот что осталось от твоего сына и невестки, посмотри, какими они были – и могли бы быть такими же для нас с тобой! Гордая счастливая пара – сколько счастья им определено? Год? Два?
Контакт их приобрел такую глубину и силу, что Гарри не знал, что здесь было от него, а что – от Тома. В тот момент они были неделимы. И Волдеморт чувствовал все то, что чувствовал Гарри, и сам вспоминал, каково это – чувствовать. Том хорошо знал руку, перерезающую жизни.
Гарри решил. Его сознание потянулось к воспоминаниям Волдеморта, решительно отделяя нужное.
Теплая августовская ночь – его день рождения. Приближается дверь – за ней смерть. Ненавидимая, неотступная, воплощенная в ребенке, но оттого не менее опасная. Он шел, не испытывая сомнений, и ни разу не задумался, ни разу не замешкался!
– Это твои воспоминания! – отчаянно закричал Гарри, чувствуя, как долго сдерживаемые слезы ручьями бегут по щекам, но не видя ничего, кроме воспоминаний. – Смотри, как от твоей руки падает твой сын! Твоя семья! Смотри!
Мужчина – такой решительный, такой сильный! Как мог он не увидеть сходства, не найти в нем волевую упрямую Дореа? То, что он пустил в него, не было смертельным, тогда почему же он погиб? (Потому что отдал свою жизнь за мою, – подсказала память Гарри). И женщина, мать, любящая, отважная, не отступившая, хотя могла бы выжить. Как легко он лишил ее жизни, словно походя сорвал цветок.
Он не радуется тому, что его внук имеет настоящую семью – для них обоих это такое важное понятие! Он не знает. Он сам уничтожает ее без тени сожаления. Это надобность, холодный расчет.
Поток воспоминаний прервался, снова отделив их друг от друга. Реальность втолкнула в легкие морозный воздух, напоминая о том, что уже ничего не исправить.
Лорд Волдеморт не изменился. Это лишь воспоминания наложили отпечаток боли, человеческой боли. Он тяжело дышал, уставившись на того, кто должен был быть учеником, а не соперником. Отчаяние – уже нечеловеческое, оттого только более сильное.
– Скажи мне, Том, – шепотом просил Гарри, – почему ты не искал ее? Почему лишил сына и внука семьи? За что? Почему я не могу назвать тебя дедом? Я… если бы я только знал… Мне все равно, понимаешь? Мне нужен был только кто-то родной, чтобы он любил меня. Почему ты не сделал этого? Клянусь, если бы ты рассказал, я бы принял твою сторону. Я стал бы твоим учеником, мне плевать! – слезы текли ручьем, голос срывался. – Я только хотел иметь семью! Неужели так много?! Ты мог дать мне ее, дать ее нам!
Звуки боя в стороне. Крики, хлопки, свист, рычание. Далеко, невообразимо далеко.
– Уже поздно что-то менять, – вдруг тихо сказал Волдеморт.
Его глаза вдруг странным образом сменили цвет с красного на вполне человеческий.
– Мы все равно обязаны убить друг друга, – кивнул Гарри, без колебаний встречая этот взгляд.
– Это ведь ты убил Беллу, Родольфуса и Петтигрю? – вдруг усмехнулся Лорд, но в усмешке не было торжества. – Темный маг – это ты, мой собственный внук, мой враг. Никогда бы не подумал, что ты настолько похож на меня.
– Ни один из них не сможет жить, пока жив другой, – подтвердил Гарри. – Пора с этим кончать. Без ненависти, Том.
Боевые отряды замерли, на мгновение забыв о битве. На холме, где ранее стоял один Волдеморт, носились вихри и вспышки огромной мощи. Огонь сливался с водой, растекаясь кипятком по подножию. Огромный черный ворон рвал в клочки выставленный щит, и черная змея бросалась, стремясь поглотить кого-то.
Битва равного против равного.
***
Драко не различал вспышек заклинаний, той бури, что видели другие, он не мог охватить, ведь она происходила у него над головой. Иногда он жмурился от летящих комков земли, иногда отворачивался от снежной пурги или кашлял от едкого дыма.
Зато, в отличие от прочих зрителей, в перерывах он мог видеть обоих магов, но не был этому рад. Поначалу оба держались одинаково твердо, перебрасываясь боевыми заклинаниями и чередуя щиты, потом палочки снова схлестнулись в двухцветную линию, и Гарри почти взял верх… Но Волдеморт сумел как-то отклонить текущий к нему красный шар (взорвался тот у самой воды, волны протестующе ударились об берег, окатив тех, кто стоял слишком близко и решив исход нескольких схваток) и перешел в молчаливое наступление.
Гарри приходилось нелегко. Его теснили и теснили. На что надеялся Волдеморт? Хотел ли все еще строить свой мир? По-прежнему ли боялся смерти?
– Ну же, – бормотал Драко, – пожалуйста, Поттер, Гарри, ты обещал…
Вспышка была неожиданной даже для Малфоя и взорвалась совсем над головой у Гарри. Тот упал на одно колено. Лорд сделал несколько шагов вперед, чтобы закрепить успех и столкнулся с каким-то темномагическим заклинанием… Справился. Он был в трех шагах. Черный ворон из сгустков Тьмы взвился вверх, борясь с такой же черной коброй. Тьма наскакивала на самое себя и не могла справиться с равной силой. Ее ленточки тянулись к противнику, сплетаясь с точно такими же, и таяли в воздухе. Вот Волдеморту снова удалось оказаться страшно близко…
Драко заскулил, до боли прикусив запястье.
Все трупы. И они с папой в первую очередь.
Раздался рык. Драко спешно поднял голову, чтобы увидеть. Кажется, Тьма в Гарри наконец взяла верх над ним, потому что эти звуки вряд ли кто-нибудь мог принять за человеческие. Утробное рычание, рывок вверх – Гарри на ногах, Волдеморт делает шаг назад и поднимает палочку, – рывок вбок, и Avada проходит мимо…
Бросок.
Чей это был вскрик?
Драко зажал рот, борясь с тошнотой, и поспешил вскарабкаться на холм, чтобы успеть убить ЭТО до того, как ОНО поймет, что можно убивать и дальше. Потому что ни один маг на свете не протыкал другому горло волшебной палочкой и не задирал ее в ране вверх, чтобы Diffindo прошло через мозг. ЭТО уже человеком не было.
Тело Волдеморта – вместилище последнего кусочка души – рухнуло на снег, оросив его неприятной черной жидкостью, служившей ему кровью.
Обернувшийся к Драко монстр с запачканными этой жижей руками тупо посмотрел на направленную на него палочку, мерзко облизнулся, вскинул голову к небу и вдруг… завыл.
Вой был отчаянным, полным невообразимой тоски. Тело Гарри перетекало, спасаясь то ли от Тьмы, то ли от человеческой боли, пока наконец не завершило превращение вместе с воем. А потом кинулось наутек, увернувшись от нескольких пущенных вслед заклинаний. Драко не знал, чьи они были. Он, по правде говоря, вообще не мог вспомнить, что было потом. Опомнился на следующий день и долго думал, что все произошедшее – сон.
Рассказывали, что Пожиратели бежали, гонимые внезапно пришедшими кентаврами. Те, у кого в Хогвартсе были дети, сдавались и на допросах говорили, что их шантажировали Меткой. Ему сказали, что он несколько часов сидел на холме возле трупа Лорда, там, где в последний раз видели Гарри Поттера. Его многие тогда просили объяснить, что произошло, особенно после оправдательного письма, которое мадам Помфри вручила обвинителям. Он расскажет когда-нибудь потом.
А тогда, в ту роковую минуту, он смотрел вслед убегающему серо-бурому волку и истерически смеялся. Потому что Гарри Поттер и впрямь не мог быть псом, как они вообще могли подумать такое.
Волк – не только символ одиночества, как думают многие.
Волк еще и символ предательства.
Гарри Поттер предал себя, свою добрую, отважную и честную гриффиндорскую сущность, и тем самым спас магический мир.
Но этого Драко никому и никогда не расскажет.
Они все-таки победили. Эту победу они все оплатили сполна.
PS Как ни странно, это не последняя глава. Последняя, она же – эпилог, будет черед две недели, может быть, чуть раньше. Я постараюсь завершить максимум сюжетных линий, кроме тех, которые будут представлены в сиквеле.
Эта глава далась мне особенно тяжело по разным причинам. Вообще это самая трудная моя работа. В каком-то смысле потому, что я начинала ее подростком, и мысли у меня были другие, и идеи тоже, а завершать пришлось уже по-взрослому.
Здесь нет персонажей, которых я бы ненавидела, я всех до одного здесь понимаю, хотя и не всех принимаю. Эта работа – итоговое размышление над тем, что было у Роулинг, как бы дико она не смотрелась на фоне канона.
В связи с тем, что остался лишь эпилог (хотя и не простой, и не маленький), я прошу тех, кто не отписывался ранее по каким-то причинам, попробовать найти время и силы сказать мне пару слов. Я понимаю, почему вы не делали этого раньше. Все понимаю. Но теперь, когда этот ужасномногостраничный труд почти закончен, я считаю, что имею право попросить вас все-таки озвучить пару своих мыслей об этой очень спорной и странной работе.
В любом случае, спасибо вам, что были здесь и следили. Жду ваших отзывов (хотя бы под эпилогом, если сейчас не готовы).
Какие бы ошибки, несоответствия, недодумки и рояли вы тут ни увидели, я очень старалась выдержать тон, сохранить хоть каплю логики и просто – старалась.
