Текст книги "Оплачено сполна (СИ)"
Автор книги: WhiteBloodOfGod
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)
А теперь свою бы шкуру вытащить, выгородить отца, хорошего ничего не будет.
– Он темный маг! – бросил Кормак со значением, надеясь выплыть. – Это – последнее, что она мне рассказала. Ты предал всех нас, кого собирался спасать!
В конце концов, если удастся, если это можно установить, тогда он… В устах Гермионы это звучало так правдоподобно, все доказательства налицо, но сейчас…
Кингсли выдал мрачный смешок, Гестия Джонс последовала его примеру, МакГонагалл неодобрительно поджала губы.
– Какие у тебя есть доказательства?
МакЛагген судорожно вспоминал.
– Она говорила, что у него резко возросли способности, ухудшился сон, он стал пропадать и много времени проводить один. Нервничал. И что те убийства из газет могут оказаться следствием его одержимости Тьмой! – отчаянно выдал он.
– Такие симптомы сейчас у половины школы, мистер МакЛагген, – мягко отозвался Дамблдор. – А у Гарри есть масса дополнительных обязанностей. Я бы не стал делать таких поспешных и нелицеприятных выводов.
– Но ведь Гермиона…
– Она бы никогда не стала подозревать меня в таком! – отрезал Гарри, молясь, чтобы вышло правдоподобно.
«Прости меня, Миона, прости, что пользуюсь твоим именем, прости, что вру, но так нужно ради победы», – как мантру, повторял он про себя.
– Она знала меня лучше многих, знала, на что я способен, а на что – нет, – и контрольный удар: – А вот на что способен ты, узнала слишком поздно.
Кормак бессильно задергался в кресле, надежно удерживаемый присутствием авроров. Его покрасневшее лицо потеряло в своей красоте и уверенности, он хотел сказать хоть что-то, оправдаться, но все выглядело так смешно, так неумело и лживо!
– Так зачем же вы чинили Исчезающий Шкаф? – наконец, тихо спросил директор.
– Я просто хотел посмотреть, куда он ведет, – сдался Кормак, вытягивая единственную доступную и услужливо предоставленную ему ложь.
Директор кивнул, увидев всю нужную правду и так.
– Тогда почему же ты напал на мисс Грейнджер? – бросила хмурая Гестия Джонс. – Если все, что говорит Поттер, правда. Если тебе нечего было скрывать.
– Я хотел рассказать о нем отцу, чтобы он нашел, в каких целях его использовать, или продал эту информацию кому-то еще, – безнадежно соврал МакЛагген; не так уж и соврал.
Хелен Рейдгрев брезгливо поджала губы, стажер любопытно покосился на директора, гадая, исключит или не исключит.
– Ты правда его починил? – отважился МакЛагген.
Гарри посмотрел на него долгим ненавидящим взглядом.
– Нет, я соврал.
Тот дернулся в кресле, но вовремя опомнился.
– Что со мной будет? – тихо спросил Кормак последнее, что хотел знать.
– Ничего из того, что ты не заслужил, – отозвался Кингсли сухо. – Тебя отправят под домашний арест, заведут личное дело и уведомят родителей. Директор?
– Боюсь, что мистер МакЛагген не сможет больше учиться в Хогвартсе, – покачал головой Дамблдор. – Другие ученики могут проявить агрессию или бойкотировать уроки. Однако, если мистер МакЛагген желает продолжать учебу, я не стану запрещать, – голубые глаза за очками-половинками сверкнули с пониманием.
Кормак обессилено покачал головой. Он не сможет. В лучшем случае он будет изгоем, в худшем – покалечат. Лучше так.
– Решено, – кивнул Шеклболт. – Остальных присутствующих допросит Гестия и ты, Корис, – стажер выпрямился. – Хелен транспортирует мистера МакЛаггена к родителям. Я займусь Роном.
Кивнув директору и МакГонагалл, он исчез в камине.
Гарри вздохнул с облегчением и поплелся куда глаза глядят.
***
Голубые глаза Малфоя тускло смотрели на него, молча вопрошая, за каким чертом его оторвали от дел. Мантия скрывала выпирающие кости на плечах, а кругами под глазами щеголяет весь Хогвартс, так что никому нет дела до его состояния.
– Почему не в Выручай-комнату? – спросил он, стряхивая пыль со стула в пустом классе и вытягивая длинные ноги, морщась; за время встреч он привык к иллюзорному уюту и удобству.
– Не могу, – покачал лохматой головой Гарри и поднял глаза от пола. – Там Гермиону убили.
Малфой на секунду прикрыл глаза. О чем это Поттер?
– Не понял. Что? – предпринял попытку зацепить мысль Малфой; он явно услышал какую-то лажу.
Тот зыркнул с отменной злостью, но боль пересилила.
– Гермионы больше нет.
«Один – один», – пронеслось безжалостное в голове у Драко и, конечно, было услышано.
– Ублюдок! Ты что, не понимаешь? Гермиона! Это же была Гермиона! – рявкнул Поттер и кинулся на него с кулаками.
Свалил со стула, покатал по полу – Малфой сопротивлялся вяло. Он уже понял, в чем дело, и просто стиснул руками бессильно рычащего Избранного.
– Слова есть слова, – бесцветно сказал он, глядя в сторону, но продолжая стискивать Гарри, чья злость наконец сменилась горем и перешла в беззвучные рыдания. – От них не становится легче. Что бы ты себе ни твердил.
– Она мертва, а я, как последняя мразь, должен врать, убеждать, думать о будущем, планировать… Как будто бы ничего не случилось! Как будто мне все равно!
«Я живу точно так же», – внезапно понял Драко.
Они лежали на каменном полу, и Гарри плакал, уткнувшись в малфоевскую грудь, чувствуя, как разжимается в сердце комок, как отпускают холодные руки.
Но война никуда не уходила, глядя из-за угла. Она постукивала по часам и напоминала, что времени на горе больше нет. Не было поддерживающего щупальца Тьмы, и сквозь сокрушительное одиночество протягивал руку только Малфой – такой же раненый этой войной зверь, обескровленный и потерявшийся.
Наконец, Поттер затих и нашел силы подняться, доползти до стены и привалиться к ней. Очки валялись на полу, и зеленые глаза беззащитно щурились. Малфой вздохнул и устроился рядом, невольно порадовавшись тому, что не один. Пусть это не друзья, не Дафна, не родители, но хоть кто-то близкий и понятный. Просто чтобы быть рядом.
– С Седриком было почти так же, – хрипло ответил на его мысли Гарри. – Мне было хреново, просто нечеловечески. Он как-то это понял и подошел поболтать. Потом мы часто разговаривали. И победить решили вместе, – он грустно хмыкнул.
– Кем Диггори для тебя был? – ощутил странный неприятный укол Драко.
– Другом, – задумался Поттер. – Наверное, я был в него влюблен, хотя он никогда ничего такого не… В общем, он не знал. Он мне часто снился.
Да, действительно, покраснел, – с удивлением увидел Малфой. Он еще способен. И, похоже, правда был влюблен.
– До сих пор что-то обрывается при мысли о нем, – кивнул Поттер на его мысли. – Он был таким… почти идеальным. Таким, каким я никогда не стану. Гермиона всегда говорила, что я странно на него смотрел, она, кажется, догадывалась, а теперь и она… – он всхлипнул.
Что они могли сказать друг другу нового?
Ни один больше не имел права на эмоции.
Струна натянулась, и оставались считанные дни до того, как она лопнет с оглушительным треском.
Если ради победы им обоим придется выжечь из себя все, значит так тому и быть.
***
Гарри оглядел мрачным взглядом собравшуюся АД. Многие смотрели сочувственно, кто-то прятал взгляд, ощущая вину и на себе, а кто-то – слава всем богам, меньшинство! – вглядывалось в его лицо, ища признаки горя и сломленности.
Это неожиданно разозлило его.
Нет, трусам здесь не место. Не место сплетникам, мямлям и скептикам. АД, фактически, единственная самостоятельная сила Хогвартса, кроме небольшого педсостава, им предстоит защищать других, удерживать панику…
– Мы принесли нашу первую жертву, – хрипло начал Поттер, не поднимая глаз. – В этой смерти не было ничего торжественного или красивого, – зубы сами собой стиснулись, скрипнув; еще усилие, он должен это сказать. – И каждая возможная смерть будет такой же. Просто смертью, ничем больше. Я пошел на это, у меня выбора не было. Но у вас он есть! Если вы не готовы смотреть этой твари в лицо, если не готовы защищать – клянусь, лучше уйдите! Иначе я услышу это в ваших мыслях, увижу в ваших глазах, и хорошо это не кончится!
Тишина стала оглушительной. Чьи-то лица выражали мрачную решимость, чьи-то – откровенный испуг. Гарри вряд ли знал, как устрашающе выглядит в этот момент.
– Те, кто останется… – он обвел тяжелым взглядом аудиторию. – Я ничего вам не могу обещать: ни жизни, ни нового мира. Только надежду и немного сил сражаться, а не ждать исхода. Это все. Те, кто решит остаться… учтите, я проверю каждого и не спрашивайте, как.
Некоторое время Армия Дамблдора молчала. Потом раздался женский голос.
– Гарри, – смущенно начала Лаванда, – я знаю, что ты… да многие… в общем, меня считают трусихой. Но я не отступлю! Я не дружила с Гермионой, но знала ее, и она была хорошая, очень! – девушка всхлипнула, но быстро взяла себя в руки. – Я считаю, что должна сражаться.
– Какая разница, есть ли в нас страх? – рассудительно спросил Майкл Корнер, рейв. – Никакой, если мы боремся с ним. Страх смерти есть у каждого, так что же теперь, покорно ждать ее, закрыв глаза?
– Нет, нет, нет! – уверенные шепотки вокруг.
– Вы все не понимаете, – раздался полный возмущения голос, – что смерть случайна! Никакая ваша сила, никакие навыки не помогут. Можно только найти надежное укрытие. Выживают не солдаты, выживают несопротивляющиеся гражданские, – из толпы выступил Найджел Уолперт, как ни странно, гриффиндорец.
Многие уставились на него непонимающим или укоризненным взглядом.
– Тогда уходи, Найджел. И прошу тебя, выживи, – глухо сказал Гарри и кивнул.
За Уолпертом последовало несколько человек.
Среди них Джинни с мрачным удовлетворением увидела Демельзу Робинсон.
В последнее время Джинни молчала, стремясь дать Гарри время и ненавязчиво указать на ту пустоту, что возникла с ее самоустранением (временным, как она была уверена). Однако то ли Гарри действительно был слишком нагружен, то ли время было неподходящее… Джинни ждала, как того просил сам Поттер.
В твердое «нет» она верить отказывалась.
Она должна была попытаться еще. Может быть, чуть иначе.
– А когда, ну, похороны? – робко спросил Колин. – Мы ведь должны присутствовать.
– Дамблдор свяжется с ее родителями, – выдавил Гарри тяжело. – Может быть, даст отгул.
«Вряд ли всем», – мелькнуло в его голове.
Слизеринцам было хуже. Что там, Драко сказал, стояло в причине смерти Дафны? Как они ее объяснили?
Они даже врать не стали. Смерть от Avada магглы констатируют как остановку сердца.
Сколько еще таких неправдоподобных причин смерти они услышат?
***
– Привет, – Джинни опустилась рядом со столом, где Поттер пытался сосредоточиться на домашней работе.
– Здравствуй, – он снял очки, протер глаза и слабо улыбнулся. – Как Рон?
– Мама написала, что не очень, – опустила та глаза. – Он… ты же знаешь, как он относился к Гермионе. Мы все ее любили, но он…
– Знаю, – тяжело кивнул он.
Мечты Рона, простые и незатейливые, как он сам: дом, сад, жена, рыжие дети, семейное счастье… Все рухнуло вмиг, слишком уж хрупка человеческая жизнь. Как мечтать, как планировать что-то «после»? Лучше уж и вовсе не думать о том, что есть какая-то жизнь, кроме этой – так легче. Жизнь, в которой нет угрозы войны каждый день, в которой не убивают людей из-за их происхождения, девочки не учатся отражать боевые заклинания, а мальчики увлечены девочками, а не комплексными проклятьями и боевыми двойками. Молодые должны жить и вносить смуту, революцию, новшества, а не погибать во цвете лет от шальных заклинаний.
Не должно быть так.
– Рон винит меня, – проговорил он тихо, но Джинни услышала, кажется, саму его мысль.
– Ты не виноват. Это МакЛагген, его проклятое честолюбие, желание усидеть на двух стульях, – она покачала головой. – Кто угодно, только не ты.
– Как раз именно я, моя излишняя уверенность и… Какая теперь разница, что именно. Исправлять нечего, – он спрятал лицо в ладонях.
– Я с тобой, – она обвила его руками и прижалась. – Вместе мы справимся. Исправим все недостатки этого мира. Ты верь в это, ладно?
– Конечно, – фальшиво улыбнулся он, и, ясное дело, Уизли это поняла.
«Не могу, Джинни, больше не могу. Мне так пусто от того, что я не слышу голоса Гермионы, вразумляющего меня. Я всего только должен был сказать ей раньше. Но как расскажешь такое? Худшее в мире – глаза близких, клеймящих тебя предателем. Справедливо – и это самое ужасное».
Ее красивые, отважные и яркие глаза прятали в глубине мольбу. Она сильная, переживет. Ему бы хотелось ответить ей взаимностью, так было бы лучше всего, вместе через все, старая подруга – гриффиндорская надежда – помогла бы пройти через это. Где-то она сейчас, эта надежда? Когда она умерла и кто убил ее? Уж не он ли сам своим предательством? Уж не Тьма ли своим вездесущим щупальцем?
Прости, Джинни. Не могу.
Рон в Норе умирал и воскресал почти неделю, некрасиво ревел, обвиняя весь мир, или молчал, запершись в комнате. У него каждый день проходила вечность. Виноваты были все – и Рон, и весь мир, и, наверное, кто-то еще.
Невообразимо долго потянулись дни, каждый раз с мучением умирая на закате и таща за собой хвосты домашних заданий и обязанностей. Будто голый без поддержки Рона и Гермионы, Гарри ходил на занятия, ловя сочувственные и жалеющие взгляды. Внутренне замерзая, запрещая себе чувствовать и думать о чем-то, кроме тренировок АД, квиддичной команды, учебы и способов избавления от спящей пока Тьмы, Гарри начинал дергаться и подозревать всех и вся.
Во время занятий АД многие стали чувствовать легкое головокружение, а некоторые особо чувствительные – даже головную боль. Не утруждаясь вопросами и пояснениями, Поттер просто просматривал их головы на предмет связи с Волдемортом или Пожирателями.
Вероятно, это были первые признаки намечающейся паранойи.
Единственный, кто находился от Гарри на расстоянии не трех шагов, а вытянутой руки, по-прежнему был Малфой. Драко смотрел на него со смесью ожидания и обреченности, с каждым отсутствующим письмом от родителей теряя надежду сбежать, пропитываясь грозным предчувствием беды, как грязью.
Иногда Драко хотелось чего-то неясного: тепла, поддержки, знания, что кто-то близкий рядом. Он никогда не высказывал его вслух и ничего не просил, борясь с этой постыдной слабостью. Тогда Поттер, чувствующий все как гигантский артефакт-улавливатель, подходил, скорее сгребая, чем обнимая, и молчал. Теплее не становилось, но дышалось чуть легче.
Зачем он это делал? Ему ведь было все равно. Выделял ли он этим Драко, пытался ли как-то выразить чувство, не осознавая его? Было ли то чувство?
Иногда Драко казалось, что было. Иначе они бы не встречались даже на эти жалкие полчаса.
Но чаще казалось, что никаких чувств нет, а Поттеру, будто змее, всего лишь нужно погреться, вползая на нагретый солнцем камень. Ласковее змея от этого не становится, и бесполезно думать, что у нее к камню какие-то чувства. Может быть, этот камень самый теплый, а может – просто единственный в округе.
– МакЛаггены? – озадаченно переспросил Малфой как-то. – МакЛаггены старая семья, доселе, как мне известно, соблюдавшая нейтралитет. Я мог бы уточнить у отца, если он видел бухгалтерию, вливают ли они инвестиции. Или по его части – поставляют ли сведения.
Поттер тогда покачал головой. Никому эти сведения не помогут, никого не накажут и не раскроют тайн, сами будучи тайной. Он мог бы узнать это раньше, если бы предвидел… Но кто предвидит предательство среди своих, среди гриффиндорцев? Когда-то он думал, что такого не бывает. Когда-то он считал врагом номер один факультет Слизерин со Снейпом во главе. Как давно…
Куда-то исчез нищеброд, распалась золотая гриффиндорская троица, видел Драко. Когда-то давно, кажется, не в этой жизни, он бы порадовался такому исходу и поспешил засвидетельствовать свое злорадство. Как можно было быть таким мелочным? Но как легко все было тогда, как близко были враги и друзья, как просто все решалось, каким сильным казался отец… и Дафна была еще жива.
И как же вышло, что в рушащемся мире единственной его опорой, единственным союзником стал Поттер?
Как вышло, что он влюбился в Поттера? («В Гарри», – прошептал едва слышно внутренний голос). Обаяние ли Тьмы тому виной, взросление ли, нелепые ли случайности?
И как вышло, что Поттер не оттолкнул его, как девчонку Уизли? Да и оттолкнул ли? Быть может, между ними все еще что-то есть.
Безотчетная ревность кольнула Малфоя и заглохла, устало опустившись на дно.
***
Это была середина января – громкая из-за сильных ветров и жестокая из-за пробирающего до костей похолодания. Снег немного стаял, выплакавшись земле о своей горькой судьбе, но холода заморозили воду, превратив в наледь. Из полыньи огромного озера у Хогвартса иногда появлялись русалки, оглядывающие не моргающими глазами горизонт в поисках теплой погоды, что растопит лед.
Промерзшая земля сиротливо хрустела под ногами людей, собиравшихся в развалинах Лейстрендж-холла, в уцелевшем каминном зале за заново возведенной защитой. Если здесь когда и было уютно, то это было давно, еще до заключения супругов Лейстрендж – последних представителей рода – в Азакабан. Защита обрушилась сама, а уж кто и что разворовал, теперь и подавно было не дознаться. Кое-какие остатки состояния семьи сохранились на замороженных счетах в банке гоблинов, но были почти целиком и сразу же влиты в темный орден.
Теперь оба супруга Лестрейндж были мертвы, и останки холла стали видны даже магглам. До тех пор, пока пришельцы не выставили защиту заново, не подлатали щели в единственной оставшейся комнате с камином и не разожгли в нем огонь. Жестокий ветер, впрочем, все равно заявлялся сюда, пытаясь погасить огонь в камине и уверенность собравшихся.
Казалось, вся комната пропиталась страхом и угрозами: угрозы скрипели под ногами, завывали в остатках крыши, страх обнимал холодными лапами наколдованных стульев, шел от стен. Никому, даже наглому МакНейру не было здесь уютно. Да и было их здесь не так уж много. Слишком многие погибли или были пойманы.
Люциус старательно обдумывал текущий баланс. Нет-нет, да и проглядывало сквозь него беспокойство о сыне в Хогвартсе и о том, успеют ли они эвакуировать своих, прежде чем начнется осада. Августус Руквуд кашлял в платок ближе к камину и косился покрасневшими глазами на Повелителя. Еще несколько человек из ближнего круга делали вид, что внимательно слушают и совсем не жмутся к огню.
Впервые после смерти Беллы Он появился на публике. Люциус небезосновательно подозревал, что все это время он был здесь, то ли тянулся к воспоминаниям, переживая потерю, то ли искал душевных сил на победу. Может быть, просто не знал, что делать дальше, но эта мысль воняла надеждой на Его смерть и должна была быть спрятана глубоко. Тогда Люциус просто думал, что Лорд знает лучше, как победить, и наверняка то же самое – в разной степени искренне – думали и остальные.
Однако заставить себя не смотреть, не искать было невозможно. В Его внешности никаких новых признаков не появилось, и это, конечно, было правильно. Только безумие в красных глазах горело огнем, и это все, что жило на его лице. Безумие – вечный спутник, верная жена, обнимающая по ночам, единственный близкий и понимающий друг, делающий всех вокруг врагами.
– Мы собираем силы. Плевать, что Франция ухитрилась связаться с Британией за нашими спинами! Они боятся, жалкие черви, и мы воспользуемся их слабостью. Министерство падет. Спаулс все еще работает в приемной Министра? – он поймал утвердительный кивок. – Известите его. На днях нам понадобится Пий, Спаулс, Степфорд и все имеющиеся отряды боевиков.
– Но милорд, боевики обезглавлены, – возразил Яксли, отозванный из Франции вместе с остальными.
Красный взгляд вошел через зрачки и разворошил внутренности.
– Я сам управлюсь! Никто из вас, жалких тупиц, не сможет заменить ее. Бесталанные счетоводы, ворующие друг у друга, – выплюнул он. – Лучшие и верные погибли за вас, вы, трясущееся желе.
Он ненадолго замолчал, и осязаемое безумие пьяно шаталось по комнате, пугая находящихся здесь людей.
– Два последних удара – Министерство и Хогвартс, – и Британия станет нашей. В новом мире ваши дети станут хозяевами. Хочется верить, что они не будут такими ничтожествами, как вы. И никаких выездов за границу! Если вы думаете, что сможете обмануть Метку, то ошибаетесь. Рано или поздно сбежавшие умрут, служа примером для трусов.
Еще через два часа Люциус, пустой, как высосанный вампиром человек, вышел из камина в гостиной и бесцветным голосом сказал:
– Пиши Драко, милая. Если мы не успеем в ближайшую неделю, не успеем уже никогда.
Снейп позаботится о нем, а им нужно сделать последние приготовления.
***
– Как ты, мой мальчик? Нашел что-нибудь? – заботливо осведомился Дамблдор, когда в конце недели уставший Гарри вошел к нему в кабинет.
– Ничего, – вздохнул он, – и я все еще надеюсь, сэр, на вашу…
– Мы уже говорили об этом, – старик развел руками. – Как бы я ни хотел, я не могу. Это не в моей власти.
Поттер отвернулся.
– Да, конечно, я понимаю.
Он не врал, да и смысла врать легилименту Дамблдору не было.
Гарри не боялся бесед с ним – тот и так знал все, что мог узнать легилимент и доверенное лицо. Дамблдор смотрел с пониманием и без жалости – это лучше всего. Директор – могущественный союзник, наставник, поверенный, защитник. Именно он уладил дела после смерти Гермионы так, чтобы имя и дело Гарри остались за кадром.
Где-то, в каком-то другом, лучшем мире это было громадной подлостью и трусостью со стороны обоих. Где-то. Не здесь.
Иногда Гарри ловил во взгляде директора какую-то знакомую нотку. Это же он видел у себя. «Печать Каина, – пришла чужая смирившаяся мысль, – взгляд человека, взявшего чужую жизнь по своей воле».
И Гарри тоже с этим смирился. Никого воскресить он не мог.
– Я позвал тебя по очень важному делу, Гарри, – обратился к нему Дамблдор. – Речь снова пойдет о хокруксах.
– Но, сэр, мы ведь каждую неделю перечисляем их заново, – озадачился тот. – Уничтоженный дневник, кольцо Гонтов, чаша Хаффлпафф, предположительно, знаменитый медальон Салазара Слизерина… Четыре.
– А еще мы говорили о любви Тома к значимым магическим числам и даже видели воспоминания на эту тему, – терпеливо исправил его Дамблдор.
– Должно быть семь? – догадался Поттер. – Семь очень значительных вещей.
– Я ищу медальон Слизерина, но есть вероятность того, что найти его предстоит тебе самому, – директор по-старчески пожевал губами в задумчивости. – Я оставлю максимум данных и помогу чем смогу.
– Почему же? – растерялся тот.
Дамблдор протянул ему изуродованную руку.
– Ты ведь знаешь, что это. Догадываешься, – исправился он.
– Какое-то проклятье? – прищурился Гарри, изучая пятна, покрывающие ладонь от пальцев; на одном из них сохранился след, похожий на кольцо.
– Именно так, – ответил сразу на все старик. – Проклятье подарило мне кольцо Гонтов. Именно такую цену оно взяло за свое уничтожение. Я не был достаточно осторожен и уплачу своей жизнью, мальчик мой.
– Что? Как так? – растерялся тот; поверить в смерть Дамблдора – это походило на бред, это же… Альбус Дамблдор.
Старик лукаво улыбнулся.
– Все мы смертны, как бы хороши или плохи мы ни были. Я не исключение, – его голос стал торжественным и чуточку печальным. – Я принял твой выбор, Гарри, и поддержал его, как мог, постаравшись облегчить твою участь при поиске хоркруксов. Прими и ты мой выбор.
Молчание растеклось уродливой лужей и застыло в желе. Дурное предчувствие запустило когти в нутро. Нет… не может такого быть!
– Вы хотите… уйти сейчас? – сглотнул страшные слова Поттер. – Но ведь… я не могу… пожалуйста! Я только что лишился Гермионы… Слишком много смертей! – воскликнул он в ужасе.
Дамблдор улыбнулся; было в той улыбке ободрение, была капелька укоризны и море понимания. Была и грусть.
– Не буду разубеждать тебя, я действительно принял решение уйти, но не так быстро. Для начала я должен исполнить свою миссию – и поверь мне, мальчик мой, она горька и для меня. – Он ненадолго замолчал. – Я стар и слаб, и агония будет длиться для меня вечность. Я прошу тебя как своего ученика, как продолжателя моего дела и того, кто по-своему заменил мне внука…
«Я прошу тебя, когда придет время, убить меня», – пришла текучая река в разум юноши.
«Снова стать милосердной смертью?» – ужаснулся Гарри раньше, чем успел понять, ЧТО подумал.
– Именно так, – вслух согласился директор, откидываясь в кресле.
На секунду Поттер поразился, как раньше не замечал того, как устало, удрученно и по-старчески немощно выглядит директор. Быть может, он так и не выглядел, но сейчас – показывал правду такой, какая она есть.
«Да, я не тот светлый образ бессмертного старца, что люди обо мне сложили. Я такой же, как ты, как многие, – печально прозвучала мысль Дамблдора. – Мне нужно милосердие, Гарри, и я не могу доверить это кому-то еще».
– Должен ли я обещать? – дрожащим голосом переспросил Поттер.
«Все вы уходите, все бросаете меня одного наедине с тем чудовищем, которым я стал, и я не могу вас удержать…»
– Хуже, – кивнул директор тяжело. – Я прошу тебя дать Нерушимый Обет. Я верю тебе, но жалость – вот что хуже всех грехов на свете.
– Хорошо, – скрипнул зубами Гарри, – раз это так важно – бросить меня одного, – я дам Обет.
Что ж, раз они все хотят, чтобы он был зверем, чтобы он окостенел и замерз окончательно, чтобы был нелюдем…Эгоистично до ужаса, но он не мог сказать иначе. Дамблдор не стал его упрекать, но взгляд его голубых глаз все знал и так.
Юноша протянул руку к почерневшей ладони директора и четко произнес то, что слышал от старика, будто читая по книге:
– Я, Гарри Джеймс Поттер, даю Нерушимую Клятву убить вас, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, с помощью Avada Kedavra, когда вы этого попросите. Обет может быть снят только с вашего согласия.
Свечение охватило их руки и само собой завязалось золотистым нерушимым узлом, после чего растаяло в воздухе.
Дамблдор улыбнулся и вздохнул, откинувшись в кресле.
Гарри никогда не видел у него такой блаженной и человеческой улыбки.
В ту самую минуту в Министерстве Магии Британии был убит Министр Скримджер и осуществлен государственный переворот. Вести дошли до Хогварста слишком поздно.
Хогвартс еще спал спокойно.
***
– Что мы ищем? – Гарри попытался прийти в себя и проявить хоть немного любопытства к одной из многочисленных, разных и совершенно похожих опушек Запретного Леса.
– Вещь, принадлежавшую Ровене Рэйвенкло, вероятнее всего, – очень светски отозвался Дамблдор, внимательно оглядывая деревья, будто на обыкновенной прогулке.
– Хогвартс – потому что он много значил для него?
– Полагаю, не настолько, чтобы разместить хоркрукс непосредственно в нем, – нахмурился директор, проводя рукой по стволу самого старого дуба на полянке.
– А что произошло здесь?
– Здесь я когда-то обнаружил его с девушкой, – на лице Дамблдора появилась хитрая улыбка. – Я был несколько… обескуражен, поскольку застал их в весьма неподходящий момент. Я люблю размышлять в одиночестве и тогда тоже любил. Это и сыграло со мной злую шутку.
– Он умел любить? – грустно усмехнулся Гарри, тоже рассматривая ствол дуба.
– Я не знаю, – отозвался тот. – Может быть, и нет. Но мне кажется, его взгляд тогда был очень светлым.
– И вы решили, что это место имеет для него значение? – удивился юноша; такой довод казался глупым и наивным – особенно по отношению к Волдеморту.
Дамблдор, прекрасно слыша это разочарование, печально улыбнулся.
– Я надеялся, что ты уже испытал что-то подобное… что ж, у всех это приходит в разном возрасте. Смотри, – он указал на дупло.
При ближайшем рассмотрении дупло оказалось совсем неглубоким и образовалось оно явно потому, что кто-то выжег там особым заклинанием инициалы, мешая дереву зарастить обожженный участок корой.
– «Лорд Волдеморт и его Леди»? – прочитал Гарри, с возросшим удивлением понявший, что что-то тянет его, как тогда, в приюте. – Он что-то подарил той девушке?
– Подарил, а позже превратил в хоркрукс, но оставил в знак своих чувств здесь. Кем бы ни был Том, совсем чуждым любви он не был.
– Оставил кусок души навсегда в памятном месте… – пробормотал Поттер, чувствуя усиливающееся напряжение, идущее от корней дерева.
– И тем лишил себя этого чувства навсегда, – весомо добавил директор. – Ты чувствуешь его?
– Он… где-то под корнями, по-моему, – признался Гарри.
– Ты готов его уничтожить?
– Постараюсь, – кивнул он, сжимая меч Гриффиндора – оружие, которое все еще ложилось к нему в руку, несмотря на то, что уже не должно было ему принадлежать.
– Учти, мой мальчик, здесь заключены боль от любви и тяжесть расставания, они намного тяжелее, чем ненависть и одиночество, оставленные в приюте, – предостерег его директор.
Поттер просто кивнул. Дамблдор подошел к дереву и, достав из складок мантии маленький стилет, взрезал ладонь, бормоча заклинания. Некоторое время ничего не происходило, а потом…
Кровь на корнях дерева исчезла за считанные мгновенья, будто впитанная губкой; корни тяжело зашевелились, с усилием вытягивая себя из промерзшей земли. Их толстые щупальца в считанные минуты змеями свились в шар, с которого крошилась земля. Внутри что-то светилось. Гарри, чувствуя болезненно-приятную неистребимую тягу, протянул руку.
– Не стоит! – предостерег его директор; и вовремя – шар-клетка в мгновение ока ощетинился острыми длинными клыками-колючками, с которых капал темный древесный сок. – Хоркруксы отравляют вокруг себя все. Сок дерева стал ядовитым; летом вокруг дуба растут далеко не безвредные травы, а где-то земля и вовсе не может родить.
Действительно, если приглядеться, кору дерева испещряли темные полосы, а вымерзшая трава здесь виднелась из-под снега реже.
– Откройся, – приказал Гарри, и змеиное шипение послушно выскользнуло из его рта.
Тотчас же будто карающая рука протянулась к шару: втянулись колючки, ветки прильнули к стволу и стремились спрятаться в землю. Хоркрукс принимал его за хозяина, как всегда. Но это ведь не его душа. Да и может ли владение парселтарго считаться признаком души? Вот уж вряд ли. Гарри оглянулся на Дамблдора, но тот лишь печально и загадочно улыбнулся, обозначая слово «позже». И все же Поттер поймал иную ноту в его общем спокойном фоне – беспокойство. Директор по-своему боялся хоркрукса, жалел его и презирал одновременно. Он очень хорошо помнил, как дорого обошлось ему уничтожение чаши Хаффлпафф. И все же пришел. Почему?
– Потому что не в моих правилах отказывать в необходимой помощи или поддержке, – ободряюще кивнул старик. – Приготовь меч. Чем скорее ты сможешь, тем лучше.
Тем временем корни окончательно нырнули в землю, трусливо оставив на всеобщее обозрение охраняемое сокровище – маленькую вещь вроде короны, сверкающую в лучах бледной луны. Диадема Ровены Рэйвенкло, изящная и легкая, вольготно возлежала на подушке, оскверненная присутствием чужой души и жаждущая воссоединиться с хозяином.
