Текст книги "Оплачено сполна (СИ)"
Автор книги: WhiteBloodOfGod
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 43 страниц)
Гарри захлопнул рот и потряс головой.
– Извините. Семь утра.
Вальбурга с достоинством кивнула и снова принялась объясняться.
– Нашелся тот, кто мельком видел нечто важное. Портрет Эгберта Лестрейнджа, чья рама в Лестрендж-холле давно уже уничтожена (как и все прочие портреты там), много лет назад постоянно видел Темного Лорда гостящим у моей племянницы Беллатрикс и ее мужа… Он вернулся поздно ночью, неся в руках нечто маленькое и рассматривая его. Эгберт проявил любопытство и получил ответ «Памятная вещица». Занимательно то, что через несколько часов по дому пронеслась волна пренеприятнейшей магии… – старушка замолчала, ища слова. – Мы, портреты, по-другому чувствуем ее движения. Но эта магия не оставляла сомнений – не просто темная, но темнейшая. В тот вечер многие портреты опустели, ибо не хотели находиться в месте ее применения… Но Эгберт был крайне любопытен, недаром он всю жизнь шпионил на Францию, – она мельком хмыкнула. – Через несколько часов Темный Лорд появился уже не один. С ним была гигантская змея. На боках у нее были синие блики.
Взгляд миссис Блэк лихорадочно блестел. Очевидно, она была уверена в том, что змея и кольцо связаны.
– Ну и что? Как это связано? – растерялся он.
Вальбурга не удержалась от надменного фырканья.
– Змея на перстне была украшена сапфирами, синими, если вам это о чем-то говорит, глупый вы мальчишка! – торжествующе произнесла она. – Он сделал перстень змеей! Я не знаю, как он вдохнул жизнь в неживое, но то, что вы ищете – змея. Большая змея.
– Нагайна… – кивнул Гарри сам себе. – Ну конечно! Последний хоркрукс, лишивший его остатков человечности, всегда с ним.
Драко за дверью вспомнил огромную жуткую змею, сопровождавшую Повелителя и отлучавшуюся по его заданиям. Она была удивительно умна для змеи, но никто никогда не задавал вопросов по этому поводу, ведь Повелитель говорил с ней на парселтанге. Но если подумать…
Дорога наугад принесла свои плоды.
– Спасибо, миссис Блэк, вы очень нам помогли, – донеслось из коридора вместе с приближающимися шагами.
– Но как вы собираетесь ее уничтожить?! – завопила Вальбурга.
– Что-нибудь придумаем, – отозвался Гарри неуверенно и, войдя в комнату, тяжело опустился на кровать; из коридора понеслись тихие проклятья и стенания. – Ладно. Нам нужно вернуться в Хогвартс, обсудим вопрос там. Орден мог забеспокоиться.
Он поднял голову и уставился на Драко тяжелым взглядом тусклых зеленых глаз.
– Есть еще кое-что, о чем я хотел поговорить. Это касается Тьмы.
***
Выслушав отчет восьмого на сегодня малого отряда авроров, усиленно патрулирующих замок в поисках пропавших учеников, МакГонагалл повернулась к мрачному Лоуренсу.
– Это все, на что вы способы, господин аврор? Двое учеников в замке пропали, пока вы здесь подозревали несчастного Гарри во всех на свете грехах, – процедила она сквозь зубы. – А между тем, мальчик, кажется, единственный из нас делал что-то полезное.
– Профессор, мистер Моуди уже взял патрулирование на себя, – мягко прервал ее Дженкинс, поправив очки; общение с нервными людьми и прессой было его стихией, тем он обычно и занимался в Аврорате. – Аврор Лоуренс уже извинился.
МакГонагалл прищурилась и приготовилась зашипеть, казалось, она вот-вот по-кошачьи выгнет спину и пустит в ход когти.
Бэйли только что вернулся из общежития Слизерин и тоже пребывал в мрачном расположении духа. Флитвик, временно исполняющий роль заместителя директора, усадил его в кресло и, стремясь отвлечь Минерву от намечающейся ссоры, громко спросил его:
– Роберт, скажите, вам удалось что-нибудь выяснить у слизеринцев?
Бэйли помрачнел еще больше, нежеланно завладев вниманием и.о. директора, злого Лоуренса и деловитого Дженкинса, всех, кто присутствовав сейчас в кабинете.
– Будто побывал на допросе матерого преступника, – вздохнул он. – Глухая несознанка. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Все, чего мне удалось добиться, – он продемонстрировал собранию записку на клочке пергамента, совсем короткую. – Это попало мне в руки, когда я вышел из их гостиной, из одной тишины в другую такую же.
Флитвик аккуратно взял записку из рук аврора, прочитал, поводил над ней палочкой и кивнул сам себе.
– «Не выпускайте нас», – прочел он все, что было в записке. – Кто-то использовал чары против идентификации магии, но не очень умелые, так что следы все-таки оставил.
– Мы должны допросить его или ее. Я уверен, мы найдем Метку и… – Лоуренс сделал шаг вперед, но маленький профессор чар лукаво покачал головой.
– Это было бы, безусловно, резонно в любом другом случае, – мягко высказал он, – но не сейчас. Самая нужная нам информация в записке уже есть. Дети не хотят, чтобы их заставили участвовать в войне с той стороны. Общежитию Слизерин нужна охрана более пристальная…
– Это еще почему? – МакГонагалл покачала головой. – Это уже перейдет всякие рамки, остальные дети станут думать, что…
– За ними могут прийти. Там их родители, – пояснил вместо Флитвика Бэйли. – К тому же, кое-кто из них тоже может искать выход наружу.
– Это все не решает главный вопрос, господа, – декан Гриффиндора обеспокоенно оглядела собравшихся. – Где Джинни Уизли и Драко Малфой? И если насчет Уизли у меня есть подозрения, то насчет Малфоя – ровным счетом никаких.
Дженкинс поднял письмо со стола. Это был обыкновенный конверт с именем.
– Формально мы не имеем права его открывать, – начал он.
– Я вас умоляю, да он потенциальный предатель и беглец! – не удержался Лоуренс.
– Профессор Дамблдор никогда не обвинял никого, пока его вина не доказана, – МакГонагалл прищурилась и сжала губы, показывая, что намерена соблюдать этот директорский завет до последнего. Дженкинс продолжил осторожно:
– Но теоретически, в условиях военного положения и предположения о важности информации… Гм. Рассудим так, если до утра следующего дня Драко Малфой не объявится, мы должны считать его пропавшим, что, в свою очередь, значит…
Авроры кивнули, профессор Флитвик, переглянувшись в погрустневшей МакГонагалл, тоже. Когда совет разошелся, директриса встала и долго вглядывалась в ранние зимние сумерки. Обед прошел два часа назад, ученики занимались своими делами в гостиных.
– Где же Поттер? – тихо проговорила она. – Он обещал быть к утру…
– И сказал, что может задержаться, – успокоил ее Флитвик. – Кстати, я сегодня слышал эту вашу маленькую армию в коридоре… У них какие-то проблемы, судя по всему.
– Еще бы, – вздохнула Минерва. – Молли говорила с ними, это из-за пропажи Джинни. Она у них что-то вроде идейного вдохновителя. У меня был Лонгботтом, рассказал, что нашли еще один ход… Наверное теперь этим будет заниматься он.
Флитвик вяло взмахнул палочкой, и две чашки сами наполнились чаем, одна влетела ему в руку, вторая деликатно зависла перед МакГонагалл.
– Спасибо, Филиус, – кивнула она. – Когда дети успели вырасти? Я так сопротивлялась тому, чтобы они играли в войну…
– Но Альбус был прав, – закончил за нее Флитвик. – Выбора больше нет, игры кончились.
За окном в тоскливой темной сини горели огни Хогсмида, когда-то уютные, а теперь сулящие лишь враждебность. Редкие вспышки то тут, то там, у купола, возвещали о том, что Пожиратели пробуют защиту на прочность. Пока безуспешно.
Пока.
***
– Идея не лишена смысла, – вынес вердикт Драко, хмуро стирая палочкой разводы пыли с мантии.
Минуту назад он вышел из библиотеки Блэков, где перерыл все, что было про анимагию, поразившись тому, что размерами и богатством та немногим уступает родному мэнору. Что-что, а собирать в своем гнезде древние предметы Блэки умели.
Поттер кивнул, сняв очки и потирая глаза. Он тоже кое-что искал, но нашел раньше Драко и теперь до мутных разводов перед глазами изучал.
– Слушай внимательно, – Малфой сел в кресло в гостиной (оттуда не преминула вылететь заблудшая пикси и с писком слинять); в своем менторском тоне он чем-то напоминал Гермиону, но в отличие от нее, не делал заметок убористым мелким почерком, а предпочитал объяснять на пальцах. – Теоретически, инстинкты животного – вещь настолько сильная, что всякий волшебник, впервые принявший форму, делает только две вещи – осваивает и борется. Осваивает обоняние, зрение и так далее. Насчет подавления все не так однозначно, – он несколько смутился, нахмурился и отвернулся, замолчав.
– Слова подбираешь? Не трудись, мне все равно, – устало отмахнулся Поттер, глаза болели, голова от напряжения была тяжелая.
– Смотри сам, я не хочу это вслух произносить, – брыкнулся Малфой.
Гарри вздохнул.
– Ну извини, моя голова сейчас треснет, там все так гудит, что я и свои-то мысли ворочаю с трудом, – выдохнул он.
– Всякий раз, когда от твоей легилименции есть польза, ты не можешь ей воспользоваться, – язвительно проговорил Драко. – Поттер, ты ходячий несчастный случай и великолепный неумеха, я не устану это повторять.
– Ссориться с тобой нет ни сил, ни времени, ясно? – огрызнулся тот. – Сейчас обед, к вечеру меня потеряют. И тебя, кстати, тоже, не забыл? Нам нужно найти информацию и возвращаться.
Малфой открыл рот для ответа, вяло что-то проворчал и понял, что как ни крути, а очкарик прав. Иногда он смотрел на эту нелепость природы с именем, известным всем волшебникам Британии, и искренне недоумевал, как его, отпрыска блестящей семьи, угораздило вот в это влюбиться. В эту нелепую пустоту в голове, эти вихры и очки. Но иногда Поттер становился чем-то другим, знающим, целеустремленным, сильным… Кем он был из этих двоих на самом деле? Или и тем, и другим, в том и таился секрет?
– Ладно-ладно, – Драко набрал в грудь воздуха. – Женщинам нельзя превращаться во время менструаций, ясно? Инстинкт возьмет вверх в девяти случая из десяти. Имели место прецеденты с рождением гибридов, как правило, быстро гибнущих. Есть нелепая теория о том, что так произошли кентавры. Бред.
– Но мужчин-то это не касается?
– Не написано. – Драко помялся. – Но не рекомендуется находиться в стае, потому что если попадется самка с течкой… Ну, ясно. Не рекомендуется питаться сырым мясом, если вы хищник, – он что-то прикинул, – нельзя, если ты в состоянии алкогольного опьянения (понятно, почему), а еще вот что: не рекомендуется превращаться «в чрезвычайно расстроенных чувствах».
– Это как? – удивился Гарри.
– Не знаю, я процитировал, – Драко передернул плечами. – Про остальные инстинкты молчок.
– Скверно, – вздохнул Поттер. – Надо понять, что именно из сознания человека животное не выносит, не воспринимает что ли…
– Поттер…
– Может, это как-то связано с состоянием расстроенных чувств? Животному несвойственны такие расстройства, и это мешает, тогда инстинкты, например, усиливаются, чтобы вернуть телу управление…
– Гарри! Даже если то, что ты несешь – не чепуха, а оно с большой вероятностью чепуха и есть, – разозлился Малфой, – то ты все равно не сможешь использовать этот способ. Сам подумай. Это годы обучения! Нет, я, конечно, читал про случайные превращения и тревожащие сны, но это бы проявилось раньше, понимаешь? Может так статься, что у тебя вообще нет способностей к анимагии.
Поттер поднял на него взгляд, в котором снова сверкнула знакомая холодная решимость. Черте что вбил в себе в голову – не вытащишь.
– Мой отец и крестный освоили анимагию на пятом курсе, – торжествующе выдал он. – У них был выбор. У меня нет. Это единственный призрачный шанс сохранить разум и жизнь. Это понятно?
Драко кивнул, опустив глаза. Поттер прав. Нельзя отвергать что-то, только потому что кажется, что невозможно. В конце концов… разве в здравом уме кто-то может поверить, что мальчишка способен убить Повелителя? А он поверил. Значит, придется верить и в это.
– И у меня есть способности, – мельком обронил Гарри, поднимаясь и прижимая к груди потрепанную книгу.
– Откуда ты знаешь? – Малфой не особенно поверил, но вопрос все же задал.
– Ты говорил о снах. Они были в последнее время.
– И кем ты был? – даже если это ерунда, интерес и любопытство пересиливали.
Гарри покачал головой.
– Не знаю, не видел со стороны. Но это и правильно. Смотри, – он положил перед Малфоем книгу, которую держал в руках; страницы были затерты, а в одном месте даже стояло пятно от джема, как будто книгу листали дети, не уяснившие ее ценности. Она была написана на латыни, но над строками торопливой рукой карандашом был нацарапан не всегда точный и красивый, но довольно понятный перевод.
Драко вчитался в строчки, на которые показал Поттер.
«Во снах своих анимаг не видит животное себя (зачеркнуто) себя животным, наблюдая внутри (зачеркнуто) изнутри чужую жизнь и не зная, кто он есть такой. Грызун найдет нору, лиса погонится за зайцем, кошка устроится на печи».
– И что? – не понял он.
Гарри пролистал несколько раздело вперед и ткнул пальцем в абзац в начале.
– Вот что. Это – мой единственный шанс. Времени почти не осталось, – и заходил по комнате.
Здесь почерк перевода был другой, словно несколько разных детей (судя по кривизне и стремительности, мальчика) занимались переводом, зато смысл был более точным и без зачеркиваний.
«Полная телесная трансформация возможна после длительных тренировок, быстрее – при наличии наставника и навыков очищения сознания и медитации. Однако частичная возможна почти сразу, в зависимости от таланта анимага или спонтанных всплесков».
Драко закрыл книгу. На обложке значилось полустертое название на латыни. Припомнив кое-что, Драко едва не выронил редчайшее издание редчайшей книги «Животные, прячущиеся в нас».
Им пора в Хогвартс. Времени прискорбно мало.
***
– Я жду десять минут, не больше, – насупился Драко, замерев и сложив руки на груди.
Пейзаж был пропитан зимним гулким напряжением: морские волны суровыми валами медленно натекали на побережье, неотвратимые и холодные, сплевывали пенные шапки на песок и уносились дальше. Серое зимнее небо и ветер дополняли картину. Драко до смерти хотелось в тепло, к традиционному английскому чаю, а лучше – к глинтвейну из отцовских вин, приготовленному мамой без участия эльфов. Но подошел бы и просто чай с теплым камином.
Но перед ним был коттедж “Ракушка”, принадлежащий Уизли. Он туда не зайдет.
На расспросы Поттер огляделся с любопытством, будто никогда здесь раньше не был. “Не был, – пояснил он. – У меня была мысль… в общем, подсмотрел в голове у Молли в подробностях”. “Ты рискнул аппарировать в незнакомое место по чужой картинке? Со мной?” – взвился Драко, ошалев от гриффиндорской тупости. В ответ Поттер посмотрел на него так, что стало понятно – то, что ему здесь нужно, измеряется не логикой, а дурацкими эмоциональными долгами.
– Пятнадцать, – утвердил он, не обратив внимания на раскрытый в намерении ругаться рот Малфоя, и ушел, увязая в песке. Драко зло накинул на себя мантию-невидимку. Ненужно было, чтобы его видели.
“По крайней мере, там живет Делакур, а не только Уизли. Мерлин пресвятой, каково ей в этом курятнике? Не жизнь, а апельсиновая плантация,” – ворчливо думал слизеринец, борясь с желанием плюнуть и войти. Согревающее заклинание неприятно стянуло одежду, но стало чуть легче. Вот если бы сотворить ветронепроницаемый купол, но это даже не ТРИТОН, это степень по Чарам с уклоном в создание куполов…
Гарри испытывал смешанные чувства. Ему смутно хотелось вернуть те времена, когда Рон и Гермиона были его тенями, его спиной, надежной опорой и помощью. Без Гермионы приходилось соображать самому или опираться на приправленный язвительностью изворотливый малфоевский ум, что было далеко не так легко и приятно. Серое небо и то ли голубые, то ли серые малфоевские глаза, весь мир серый, раньше было легче и лучше. Рон – друг, подставивший плечо и в трудные времена, обидчивый, временами угрюмый и не слишком деликатный, но он свой, очень свой. Малфою никогда не стать таким плечом, от него ждешь, а он делает наоборот, не ждешь – он выдает требуемое…
Теперь остался только Рон, не прощающий и отворачивающийся. Но прошло немного времени, Хогвартс в осаде, Рон, которого Гарри знал, должен был рваться мстить этой войне за то, что превратила подростков в убийц, должен был рваться в бой, прикрывать спину другу. Гарри шел к нему, еще не осознавая, что идет каяться, тянуть руку, искать потерянный свет.
Защита коттеджа пропустила его легко и непринужденно. В ответ на музыкальный звонок, наигрывающий «К Элизе», раздались тяжелые шаги и дверь открыла Флер. Гарри замер, вглядываясь в ее изменившиеся черты.
Некоторых женщин беременность красит, смягчает линии, некоторые же словно платят за то, что были слишком красивы и самовлюблённы раньше. Флер Уизли была из таких. Ее танцующая походка стала тяжелее, а изящные жесты невольно привлекали внимание к пополневшим запястьям, исполняясь манерности, а не манеры. Кажется, Флер и сама понимала, что выглядит не так, как раньше, и это было видно в глазах, в том неуверенном выражении, которое преследует молодящихся дам, не желающих стареть. Взгляд, который как бы спрашивает, правильно ли светит солнце, подчеркивая достоинства, верно ли платье скрывает недостатки и, главное, так ли восхищен взгляд мужчины рядом.
– Гарри? – спросила она почти без акцента. – Рада тебя видеть. Как ты выбрался? Ты один? Проходи. Как Билл?
Какой бы она ни была эгоисткой, а волновалась как любая девушка. Гарри вкратце рассказал что знал, невольно оглядывая коттедж в поисках следов Рона. Флер не могла этого не заметить и почему-то смутилась.
– Рон не в лучшем состоянии, – отозвалась она, теребя легкую белую шаль, в которую куталась. – Я не знаю… не уверена, стоит ли вам видеться.
– Мне очень нужно, и у меня совсем мало времени, – признался Поттер.
Флер поджала губы, но невольно посмотрела на лестницу, ведущую наверх, к спальням. Волны ее тоски были ощутимы, как зимний прибой. Ей тоже с Роном было нелегко, что бы там ни приходилось врать миссис Уизли и Биллу.
– Я хотел позвать его в Хогвартс, помогать нам, – сказал Поттер с умыслом, что Рон услышит и выйдет сам.
Так и вышло.
Он спускался с лестницы, наверное, целую минуту. Сначала Гарри думал, что он решался, но вскоре стало понятно – Уизли изо всех сил сдерживается. Его всегда добродушное или забавно насупленное лицо было каменным. Казалось, дернись даже мускул, и он сорвется. Тишина звенела напряжением.
– Как у тебя хватает наглости..? – начал он, и глухой голос утонул, как в трясине, утянув за собой конец фразы. – Ты, убийца, самовлюбленный подонок, знающий все лучше всех…
– Рон, я ее не убивал. Я не уследил, мне жаль! – крикнул Гарри, чувствуя тугую пружину невысказанной боли внутри. – Мне пусто без нее, не хватает вас обоих! Но тебя я хотя бы могу видеть! Я ошибся, поступил неверно, но я ничего больше не могу сделать! Только победить в этой войне, ради нас, ради нее, понимаешь?
Глаза у Рона прищурились и сделались злые и холодные, как у человека, который не поймет, просто не захочет понять. У него отняли не просто девушку и любовь, – понял Гарри, холодея. У него отняли желание быть лучше, ту звездочку, к которой он тянулся всем светлым, что в нем есть. Рон гас и не собирался ничего с этим делать.
Но Гарри не собирался отступать. Ему нужно было это прощение, словно это что-то меняло.
– Неужели тебе все равно? Она умерла ради этого, – начал Гарри, но был прерван злым:
– Она умерла из-за тебя и этого урода МакЛаггена.
Флер в сторонке застыла, слившись со стеной. Видимо, боялась шелохнуться и порвать звенящую струну напряжения.
– Хорошо, пусть так, – он устало потер шрам и поразился скопившейся усталости; слишком много непосильных задач. – Но ведь там твои родители, Фред, Джордж, Билл, Перси… твои друзья, в конце концов. Плевать на меня, но неужели им ты помочь не хочешь?
Рон дернулся, его лицо перекосилось, словно Гарри наступил на больную мозоль.
– Знаешь, почему меня не взяли с собой? – тихо, но угрожающе спросил он. – Потому что здесь у меня нет возможности сдохнуть, а сделать это сам я не могу. Там найдется много желающих мне помочь. И да, я хочу, но не помочь – у них есть ты, гребаный ты Избранный, – а хочу я сдохнуть. Ну что, возьмешь?
Гарри похолодел и невольно попятился. Рон усмехнулся.
– Так я и думал, – Уизли смерил его злым взглядом. – Катился бы ты отсюда…
Гарри еще с минуту слушал его шаги по лестнице и наверху, потом – скрип кровати. Флер подошла сбоку и деликатно тронула его за руку, протянув ароматный чай. Гарри машинально отпил глоток и поблагодарил ее.
Говорят, в людях больше всего ненавидишь то, что есть в самом себе. Это правда.
Но еще более ненавистно бессилие что-то с этим сделать. Хотя бы в себе.
***
Драко открыл рот, собираясь отчитать наглого гриффера, который шатается невесть где, уговаривая своего драгоценного рыжего дружка, а он, куда как более ценный, тут торчит как перст и мерзнет, но передумал, увидев пасмурное лицо того.
Исход разговора был совершенно налицо.
Непонятно, зачем уговаривать кого-то идти с ними? Каждый сам знает свое место, не правда ли? Как он сам, как Панси, как Тедд Нотт, как Тим, как папа или МакНейр… Семья превыше всего, так почему этот Уизли не ушел с остальными? Раньше он бы рвался вперед, рвать глотки и мстить.
Они в молчании аппарировали к Хогсмиду, Драко почувствовал лишь легкую дезориентацию да мокрую холодную руку Поттера. Разговорчик был не из приятных, видимо. Оставалось самое сложное.
Тщательно придерживая мантию, они пробивались через ветер, заметавший их следы снегом, к ходу. Драко задумался о родителях, оглядываясь на деревню. О своем решении он старался не думать, уж больно оно было гриффиндорским, это «должен». Но, как ни крути, что-то внутри заставляло остаться, не бежать. Он надеялся, что родители уже далеко, и им немного легче, чем ему. Пройдет еще парочка дней, и они наверняка будут за океаном – папа всегда умел находить бреши и лазейки, недаром Темный Лорд часто называл его «своим скользким другом»…
– Стой! – шепнул Гарри и прижал его к себе, не давая двинуться.
Драко осторожно повернул голову и вгляделся туда, где между валунов, в предгорьях, сильный ветер поднимал снег, заметая в ход, через который они вошли… не заметая. Снегу что-то мешало.
– Я смутно слышу несколько человек. Наш ход обнаружили… – Поттер молча пошел за ними.
– Ты спятил! – зашипел Драко. – Нас услышат!
– Если пойдем на расстоянии – нет, – напряженно высказался тот, достав палочку. – Мы не должны дать им убить кого-нибудь.
– Ты чокнутый гриффер, – обреченно выдохнул Малфой и тоже достал палочку, поминутно оглядываясь. – Почему они одни? Разведка?
Гарри помолчал, прислушиваясь и ища нужное в потоке мыслей нескольких человек.
– Они надеются выкрасть меня, в крайнем случае просто указать Тому ход. Это не его приказ, боятся отхватить… – он снова замолчал, Драко напряженно прислушивался к шагам и тихому эху разговоров. – К их вожаку в голову не пролезть, слышу только, что он меня ненавидит, – он досадливо помассировал виски. – Это сошки, не Ближний круг, они хотят в него попасть, отличиться. Вожак почему-то важен для Лорда… Да они не знают ничего!
Шайка перестала переговариваться по мере приближения к замку. Драко насчитал семь человек. Они почти не видели, что происходит впереди, но свет, по крайней мере, забрезжил. Вечером в Хогвартсе всегда зажигались факелы.
«Сейчас бы обрушить ход», – подумал Драко с сожалением; Гарри, услышав, покачал головой. Они привлекут шум и вызовут панику.
***
Роджеру Итону было двадцать девять, и его жизнь походила на пустой тоннель метро.
Длинный темный ход, границы которого четко видны в свете ламп. И, как человек не слишком смелый, к тому же, привыкший слушаться строгую маму-магглу, Роджер никогда не ходил по боковым ходам, справедливо опасаясь и крыс, и плесени, и заблудиться, и того, кого можно там встретить. Он всегда шел там, где светили заботливые лампочки, и мама говорила: «Ты молодец, Роджер Дэвид Итон. Твоя мама гордится тобой». На его палочку мама смотрела как на нечто опасное и неизвестное, и каждое лето Родж послушно убирал ее в чемодан. В Хогвартсе он так же послушно шел за старостами, учил уроки и читал те книги, которые ему советовали. Он умел быть со всеми, не понимая, что на самом деле ни с кем, но тоннель ведь куда-то вел.
Однажды насмешливая красивая девушка из Рэйвенкло, в которую он влюбился, на первом же свидании после часового разговора сказала ему: «Ты такой заурядный, Итон, как ты вообще родился волшебником? Ты настолько средний, что тебя можно нести в Палату Мер и Весов, с тобой просто скучно». После чего рассмеялась и ушла, никогда больше не сказав ничего длиннее «Привет» и «До встречи». И Родж, озлившись, задумался. Он ведь волшебник, да? Разве уже это одно не делает его особенным? И что он делает не так?
Он пробовал увлечься, скажем, Травологией, но не почувствовал себя незаурядным. Он вызубрил кучу книжек, чтобы сдать экзамены лучшим, получил все Превосходно, но пожилой профессор Тофти сказал ему только: «Молодой человек, вы, безусловно, хорошо знаете материал, но понимаете ли вы его так, как следует, чувствуете ли? Я вижу, что вы мыслите лишь тем, что стояло в учебниках». Он устроился работать в Отдел по ликвидации последствий волшебства, чтобы стать незаурядным и справляться с любой магией, но всякий раз его оценивали как весьма заурядного сотрудника. Итон отчаялся понять, что делает человека незаурядным, пока однажды не встретил в коридорах Министерства Люциуса Малфоя.
Люциус Малфой был воплощением незаурядности, матерой змеей, прячущей клыки до поры до времени, красивой и ядовитой, влиятельной и богатой. Когда весть о том, что Малфой в Азкабане донеслась до Итона, он понял, что незаурядным Малфоя сделала именно служба преступности и злу.
Конечно, – понял он, – это сразу выделяет тебя на фоне прочих. Учит быть сильным, осторожным, пускать в глаза пыль и поступать так, как хочется, а не как велят. Когда в стране началась паника, а в районе, где он жил, появился разрушительный пожирательский рейд, он прибился к ним и завербовался. Однако и здесь все оказалось непросто.
Он был теперь вне закона и в законе (забавно, но Темный Лорд захватил Министерство), мог творить что хотел, хотя и делал лишь то, что говорили. Мог носить маску и использовать Непростительные просто потому что родился волшебником, имел право. Темный Лорд убеждал хорошо – Итон теперь ненавидел магглов. Вот только он не знал, что его и самого презирают как магглокровку, он – низшая раса на службе у Ближнего Круга. Никто ему не сказал, а он продолжал считать по-своему. И все же незаурядность опять ускользала, чего-то не хватало, какого-то исключительного поступка.
Случай вскоре предоставился – найти ход в Хогвартс. Этим занимались практически все, кто был свободен от второго дела – попыток пробить купола в разных местах. За это Лорд обещал членство в Ближнем Круге! Ход нашла в их группе какая-то девчонка, но вместо того, чтобы идти докладывать Лорду, она вдруг проговорила:
– Ход надо проверить, а еще лучше – провести вылазку.
– Зачем еще? – спросили они. – Нас могут убить.
– Придурки жалкие,– разозлилась та, – вряд ли там вас ожидают, а если и ждут, всегда есть время отступить и завалить ход. Подумайте, что нам дадут, если мы добудем Гарри Поттера!
– Его наверняка охраняют, – возразил кто-то.
– Может быть, но я смогу его выманить, – нехорошо улыбнулась Пожирательница. – Ваша задача – ждать меня. Сможете отступить в случае чего. Зато когда я его добуду…
– Это как ты сможешь? Там авроры, – с сомнением сказал Итон.
– Я сбежала оттуда, но никто не знает, – сказала та, убирая под капюшон рыжие волосы.
У Джинни был довольно четкий план. Волдеморт уже сутки ждал, что Малфой выманит Поттера (видимо, своими сомнительными прелестями) из замка. Безуспешно. Сейчас он разбирался с Малфоем-старшим, и ей-богу, Джинни никогда не думала, что смотреть на то, как этот надменный человек, всегда издевавшийся над ее отцом, гнет спину, унижаемый и оскорбляемый, а потом – корчится в пытках, будет так… удовлетворительно. И как его жена, смотревшая на мир будто на каплю грязи на своем бриллиантовом браслетике, безуспешно силится не рыдать в голос, как простая женщина.
Если этот тщедушный хорек действительно так дорог Гарри (Ненавижу-ненавижу-ненавижу, почему, за что?!), то он постарается это использовать, чтобы спасти и возвысить родителей, он же слизеринец. Если, конечно, он не надеялся сделать так с самого начала, а Гарри купился (Дурак, что ты делаешь с собой, со мной? Ненавижу!). И если ему это удастся, они спасутся. Но Джинни пришла в голову отличная идея. Найти ход (она ведь знала кое-что, видела карту Мародеров, еще когда та была у Фреда и Джорджа, примерно помнила участки, нужно только поискать получше) и пройти туда. Но одной нельзя, к тому же, Волдеморт не дурак отпускать ее одну, несмотря на то, что по лагерю она передвигалась беспрепятственно; за ней следили сотни глаз. К тому же, он поставил ей Метку, так что вернуться она просто не сможет (плевать, ей и не нужно).
Задерживаться в Хогвартсе нельзя, а если выманить Поттера к другим Пожирателям, они возьмут численностью и доставят его сообща. И тогда Малфои станут не нужны, их сравняют с землей, а она займет подобающее ей место, плевать, что при Волдеморте. После смерти Поттера Хогвартс сдастся, и все останутся живы, а она обеспечит им безопасность. Отец в кои-то веки получит заслуженное место, а Малфои будут презираемы. С Драко она расправится лично, потом, желательно на глазах у Поттера.
План был хорош. Дело оставалось за малым – обойти все патрули или придумать убедительную причину своего отсутствия. Например, она рассорилась с Гарри и не хотела никого видеть денек. Чем ужаснее она выглядит, тем лучше. Но ее не было всего день, вряд ли кто-то хватился.
Ход оканчивался портретом, и она отодвинула раму, оказавшись возле подсобки Филча. Рядом никого не было слышно, даже шагов. Она отошла, заглянув за угол. Никого. Джинни не стала снимать маску, стоило проверить. Она махнула одному из сопровождающих – Итону, кажется, – и он заглянул в соседний коридор. Пусто. Если оставить их здесь, они легко смогут сбежать, а еще Поттер не успеет среагировать на них при всем желании. Она собралась стянуть маску и оставить плащ, чтобы пойти искать его, как вдруг…
Свистнуло заклинание, и кусок камня откололся от стены возле ее лица. Град заклинаний обрушился на них, и они не успели ничего понять, начав отбиваться. В кого-то попало серьезно, и он мешком свалился на пол, вопя и хватаясь за ногу. Они отступили к ходу, Джинни упала, споткнувшись о чье-то заклинание подножки, но продолжая яростно отбиваться. На них напали двое авроров, за спинами которых стоял… Малфой. Это он их привел! Это его мантия мелькнула! Но как он тут оказался? Джинни подняла руку, и в голове само собой всплыло заслуженное им Непростительное.
