Текст книги "Оплачено сполна (СИ)"
Автор книги: WhiteBloodOfGod
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)
– Уничтожь то, что прячется там… – силы явно покидали Гарри, заколдованный камень сосал их из него.
Драко кинулся туда, увязая в снегу, и заглянул внутрь куска расколовшейся скалы. Там лежал маленький медальон с зеленой змеей, увесистый даже на вид. Потерянную реликвию Слизерина он когда-то видел на картинках. Символ предательства, то ли легенда, то ли история… Меч в руке потяжелел.
– Драко! – позвали его.
Сзади стоял Поттер. Какой-то… слишком красивый Поттер, будто статуэтка с изумрудами вместо глаз. Грустное лицо его казалось прозрачным, он протянул руку.
– Ты ведь не убьешь меня, Драко? Ты и так меня предал. Ты уходишь от меня, понимаешь? – он сделал шаг вперед.
Меч опустился в усталой руке.
– Ты на это согласился, – меч вдруг стал казаться легче.
– Ты бросаешь меня одного, зная, что у меня нет больше друзей, нет Дамблдора. Неужели ты еще и убьешь меня? Предашь все, во что успел поверить? Я же знаю, ты успел, – Поттер наклонил голову, грустно сверкая зелеными глазами; меч в руке перестал ощущаться.
Это правда. Он собирался предать, уйти, бросить.
Что-то задело его; Драко опустил глаза. Гарри, другой, измученный, бледный, обхватил рукой его ногу, кое-как дотянувшись.
– Верь мне… – выдавил он слабо, – я здесь. Я тебя не виню.
Малфой кивнул. Поттеровская ладонь беспомощно соскользнула, напоследок слабо, но ободряюще сжав лодыжку. Это пожатие пронзило сердце Драко внезапным пониманием. Чертов хокрукс просто ничего не знал. А Драко знал.
Отвернувшись от морока, он снова почувствовал меч в своей руке – ясный, тяжелый, нисколько не призрачный, – и опустил его на треклятый медальон основателя своего Дома.
Вой, вздыбивший снег и заложивший уши, скоро угас; снежный вихрь затих, напоследок стыдливо присыпав снегом мертвый кусок скалы и развороченный медальон. Отчаянно шмыгнув и чувствуя, как теряются едва-едва найденные остатки храбрости, Драко опустил глаза на меч – на рукояти красовалось клеймо Годрика Гриффиндора и несколько рубинов. Меч таял, становясь все более невесомым и незаметным.
Опомнившись, Малфой бросился к Гарри и принялся приводить его в себя. У них было дело.
***
В Хогвартсе они оказались лишь через пять часов, большую часть которых Драко отпаивал Гарри в магическом баре под неодобрительное ворчание бармена, что, мол, пьют нелегально чего попало, а потом еще в больницу не идут. Что-то он придумал, сам не помнил что, и, кажется, поверили. Главное – добраться до Хогвартса, до границы.
К тому времени Поттер худо-бедно держался на ногах и даже смог аппарировать. Правда, сразу после аппарации они сидели и приходили в себя еще сорок минут, благо, Малфой помнил согревающее заклинание. На всякий случай он накрыл обоих мантией-невидимкой; стало теплее и немного уютнее.
Когда Гарри впервые слабо улыбнулся и прошептал что-то вроде «Ты молодец», Драко, забывшись, несмело целовал его, беспорядочно обнимал, тихо смеялся, давясь слезами облегчения.
Он только что всем существом пережил два предательства – родителей и свое собственное – и все еще плохо понимал происходящее.
Гарри рассматривал его сквозь временами всплывающее головокружение и никуда не уходящую слабость: растаяла ледяная фигура, явив живого человека с покрасневшими щеками и глазами, с мокрыми от снега сосульками волос, с распухшим носом, поминутно шмыгающего и вытирающего нос платком. Откуда только взял? Ушел уничтожать хоркрукс с носовым платком, господи… Такой Малфой.
– Это был меч Гриффиндора? – спросил Драко наконец; Гарри кивнул. – Это же старая легенда, я читал. Меч дастся лишь настоящему гриффиндорцу. Но я-то слизеринец.
Гарри задумался. Он не думал, отдав Малфою Шляпу, что тот слизеринец. Он просто знал, что это нужно сделать, что кто-то должен. Может быть, меч понял его, а может…
– Мне всегда казалось, что я им не был, слишком много от вашего Дома, много от Тома, – поежился Поттер. – Но ведь вытащил же. Я думаю… В общем, гриффиндорцы должны быть храбрыми и преданными, – он улыбнулся, не собираясь заканчивать.
Драко кивнул, покраснев и отвернувшись. Он никогда не думал, что в нем есть что-то от гриффиндорца. И верность свою семье никогда так не расценивал.
Война меняла его, смерти меняли его… Гарри Поттер менял его.
– Твоя очередь быть под мантией, – просто сказал он и поднялся.
Оба разом погрустнели.
Им бы играть в снежки у Озера, кататься на коньках и веселиться, тихо подкидывая Glacius под ноги девчонкам. Им бы любить своих девушек, мечтать о будущем, танцевать на Рождественском Балу, ходить на свидания…
Вместо этого они уничтожают по крупицам самого могущественного мага эпохи, крадутся через вражеский лагерь, хоронят друзей, предают и шпионят, готовятся умереть и неистово хотят жить.
Они крались к ставке очень аккуратно; Гарри старательно изгонял слабость и страховал Драко от всякой тени. В случае чего он успевал прыгнуть на него и прикрыть собой и мантией, под деревьями могли и не заметить. Благо, здесь и снега почти не было, весь утоптали многочисленные следы Пожирателей.
Они шатались по тихому, какому-то мертвому Хогсмиду почти час. Жителей почти не осталось, те, что были, прислуживали Пожирателям, выбрав путь наименьшего сопротивления. Гарри их не осуждал. Когда они подолгу таились, пропуская патрули, он пользовался идеей и обнимал Драко, так что под мантией хватало места обоим и меньше было шанса, что их заметят. Наконец, им повезло. Люциус появился на улице, проходя мимо их укрытия.
– Папа! – позвал Драко тихо; старший Малфой вздрогнул и, увидев сына, осторожно огляделся и нырнул в переулок.
Кажется, Драко даже выдохнул, таким сильным было отцовское объятье.
– Мы должны бежать, – сказал он быстро. – Я сейчас же пойду за мамой.
Гарри рассматривал его вблизи – такого, каким он стал. Ничего от того, холеного Люциуса, что он видел на втором курсе и у хоркрукса: измученный, худой и растрепанный человек казался кем-то совсем другим. Но дело даже было не в этом, а в том, с какой жадной любовью смотрел этот небритый жалкий мужчина на своего сына – подумать только!
Слизеринцы неспроста так держатся за семью. Откуда ему, сироте, понять.
Он мог бы уйти сразу, но почему-то не стал, неосознанно впитывая то, что привык брать у семьи Уизли, а теперь нежданно-негаданно нашел у Малфоев.
– Нет, пап, – Драко закусил губу. – Я пришел с вами попрощаться. Бегите без меня.
Люциус замер.
– Мы не можем. Нет.
– Вы не можете остаться, вас убьют. А я могу, я ведь ребенок. В Хогвартсе мое место, меня защитят. Если что… если что, я сбегу потом. Найдите меня позже, ясно? И не говорите, куда уходите. Я попрошу стереть мне память, и Он ничего не найдет…
Что? Гарри замер, хмурясь. Что происходит? Почему? Ведь только ради этого Малфой согласился идти с ним. Или нет?
– Сын, это не обсуждается, – попытался урезонить его тот отцовским словом. – Сейчас я позову Нарциссу и…
Драко улыбнулся так нежно и так твердо, что стало ясно даже Люциусу. Он устало потер глаза и грустно улыбнулся в ответ.
– Ты похож на нее – она всегда делает так же, когда ее не переубедить. Ты хотя бы подождешь ее?
Даже Гарри услышал в его голосе надежду, что любимая мать сможет уговорить Драко бежать прямо сейчас.
– Да, – кивнул тот.
Нарцисса появилась через минуту, запыхавшаяся и красивая той зрелой неброской красотой, что отличает истинных леди. Полный достоинства вид портил только затравленный взгляд, приобретенный на службе у Волдеморта.
– Почему, сынок? Почему ты решил остаться? – первое, что она спросила, когда наконец выпустила его из кольца рук.
Драко улыбнулся, и свет этой улыбки грел Гарри душу.
– Мне еще есть, что сделать. Я сегодня все понял.
Ах, хокрукс. Вот что заставляет его остаться. Но только – зачем?
Боль и растерянность в глазах Малфоев была ощутима и очевидна всякому. Чего им будет стоить прятать их, уму непостижимо.
Это он и спросил у Драко, когда его родители ушли, поймав того в объятья и запихнув под мантию.
– Я знал, что ты все еще здесь, – снова улыбнулся Малфой.
Улыбка вышла странная, такой у него Гарри еще не видел. Малфой бывал наглым, бывал грубым, бывал непримиримым и подлым… здесь была какая-то толика спокойной мудрости, словно на секунду из этих глаз глянул Дамблдор, все понимавший и принимавший.
– Зачем?
Драко тяжело сглотнул и грустно посмотрел вслед родителям.
– Когда я ударил по медальону Слизерина мечом Гриффиндора… мне показалось, что что-то переломилось и во мне. Я всегда только требовал от мира и никогда ничего не давал сам… Я должен помочь тебе. Быть с тобой, сколько хватит сил, чтобы выстроить новый мир, где всего этого – не будет.
Он имел в виду войну, и этого было уже много… однако Гарри не даром легилимента, но сердцем чувствовал, что Драко имел в виду много больше, чем сказал.
Они больше не говорили, пробираясь к платформе, а оттуда – к ходу в Хогвартс.
***
Гарри пришлось все-таки выслушать ряд неприятных комментариев в свой адрес. Даже после предъявления уничтоженного хоркрукса – особенно после него. Двое авроров и Моуди вместе проанализировали остаточную магию, Лоуренс долго ругался, Бэйли глянул на Гарри совершенно по-другому, а Моуди молча перекрестился, чем вверг большинство в шок.
– Ты понимаешь, что эта дрянь могла с тобой сделать? Тут убойный остаточный фон, а она уже сдохла! – рявкнул Моуди.
– Темная магия, Поттер. Это темнейшая из темнейших, в школе не учат такое уничтожать, – протянул Лоуренс ядовито. – Может, этот, виновник несчастного случая, как его… МакЛагген был прав?
Гарри стиснул зубы и молча слушал обвинения. Он чувствовал, слышал, как в голове Лоуренса строится план. Аврор хотел знать все – его суть, его профессия, его жизнь, – вывести всех на чистую воду. Он не был плохим, не был и хорошим, он просто был таков, каков есть. Не стоило на него злиться.
Моуди снова заворчал на Лоуренса, как старый пес-брехун; ему не нравился такой расклад. Грозный Глаз считал, что только он имеет право костерить мальчишку на чем свет стоит, всякие щенки – нет.
– Артефакты, даже такие мерзостные, как этот, – брезгливо кивнул на медальон Бэйли, – уничтожаются другими артефактами или темной магией. Вам придется объясниться, мистер Поттер. Это поможет нам прийти к взаимопониманию.
Взгляд Бэйли был колким, настороженным, но не враждебным. Люпин и МакГонагалл не возражали, значит, требовалось выдать эти сведения.
Гарри вздохнул.
– Мы уже делали это вместе с профессором Дамблдором. В основном с помощью вот этого, – он кивнул на Распределительную Шляпу в руке.
Лоуренс скептически хмыкнул, мол, что я говорил, врет и не краснеет.
– Учинить бы вам допрос с пристрастием, а потом отправить на ваши сомнительные дела профессионалов…
Гарри прищурился и мстительно сунул руку в Шляпу, нащупав рукоять. Меч Гриффиндора горделиво сверкнул в тусклом свете и уверенно лег в руку того, кого почему-то все еще слушался, несмотря на все.
Может быть, тоже считал это верностью и храбростью, а может, прощал. Гарри бы на его месте отказался от себя, предателя.
Молчание было всеобщим.
– Тот самый? – выдавил Дженкинс и поправил очки. – Очень грамотный юридический ход. Просто так вам бы его не отдали.
Лезвие снова спряталось в Шляпу, а ту с великим почтением водрузила обратно на ее место МакГонагалл.
– Сколько еще, Поттер? – спросил Грозный Глаз. – Сколько еще такой дряни тебе нужно уничтожить?
– Последний – в нем самом. Про шестой я знаю мало, – Гарри бросил взгляд на портьеру, за которой было тело Дамблдора. – То, что он успел понять.
– Шесть? – выдохнула пораженная МакГонагалл; оказывается, и ей не было известно все. – Вы сказали, шесть?
– Семь, – признался Гарри. – Часть профессор Дамблдор уничтожил сам, часть – вместе со мной. Теперь вы понимаете, что это просто нужно сделать? Без этого Последняя Битва бессмысленна. Он возродится снова, как возродился недавно.
Люпин, державший руку на его плече и готовившийся защищать в случае чего, ободряюще сжал ее – и это был хороший знак.
– Что будем делать с шестым? – спросил Лоуренс.
Кажется, его недовольство и жажда узнать правду на время отступили, осознав величину ответственности, возложенной на них.
– Займитесь подготовкой к бою, в лесу я заметил пауков, могут быть и великаны, обязательно придут оборотни. Хоркруксом займусь я.
Если бы Драко видел Гарри в этот момент, он увидел бы эти мелкие, но уже заметные первые признаки пробуждающейся Тьмы: излишнюю уверенность, пробивающуюся властность.
***
Драко завалился в спальню, устав от слизеринских бесед и предположений. Приглушенный шум гостиной доносился из-за двери. На тумбочке была припасена книга об Основателях, освежить знания о медальоне Слизерина и мече Гриффиндора.
На соседней кровати полулежал Крэбб, едва видный из-за полога, и читал книгу. Гойла и Забини не было. Услышав его, Винс, не отрывая от книги глаз, пробурчал «привет» и задернул полог. Видимо, его все достали и хотелось побыть одному.
Шум гостиной стал громче, и в спальню прошел Гойл, погруженный в свои мысли.
– Какие новости? – спросил Драко, отдергивая полог своей кровати и усаживаясь. Странно, вроде бы он его не закрывал, кроме как на ночь.
– Снейпа нет как не было. Ход закрыт. Из Подземелий выпускают теперь только с сопровождением поттеровцев.
– Это еще почему?
Гойл повернулся другим боком и продемонстрировал царапину на полщеки, уже почти заживленную руками мадам Помфри.
– Кто? Грифферы?
Гойл отмахнулся, забравшись на кровать и укладывая подушку поудобнее.
– Грифферы не станут, там Поттер и его гвардия. Хаффы.
– Ну их хоть наказали? – высунулся Крэбб.
Гойл кивнул, ему не нравилась тема.
Драко переглянулся с Крэббом, тот пожал плечами и спрятался. Видно, всем на фоне последних событий стало уютнее за задернутым пологом кровати, хоть какая-то иллюзия безопасности. Да и заглушку все вдруг очень полюбили.
Стоило бы поболтать с Поттером, но вставать не хотелось. Надо будет, сам найдет.
Он потянулся, чтобы задернуть штору, но она задернулась под его рукой сама.
– Что за черт? – пробормотал он; булькнула заглушка.
– Сам же сказал, надо будет, найду, – фыркнуло сбоку.
Вот кто задернул полог.
У стены лежал сонный Поттер, откинувший мантию-невидимку. Благо, размеры кровати позволяли.
– Давно ты здесь? – выдохнул мигом покрасневший Малфой.
– Часа два. Зашел с Крэббом, – смутился тот.
– Зачем? – нервно удивился Драко.
Тот вздохнул и поежился.
Не говорить же Малфою, что не чувствует себя больше уютно в гриффиндорской спальне, где и бывает только по ночам. Что боится внимания своих же, не хочет объяснять ситуацию, не чувствует единства ни с кем, кроме…
– Здесь поуютнее, – честно сказал он; судя по виду, для Драко это не было аргументом, но свои выводы он сделал. – Ложись, ты же хотел.
Малфой странно взглянул на него, так, что даже в мысли лезть не захотелось, и напряженно прилег, не зная, чего ожидать. Гарри вздохнул и подобрался ближе, чувствуя ободряющее тепло и находя в том успокоение.
– Так лучше, – пробормотал он, прижимаясь.
Они лежали так часа два: Драко устроил голову на поттеровской ключице и слушал эхо стука сердца, и этот стук наполнял его, усыплял и успокаивал.
Только горело где-то в сердце, горело и не гасло.
Сколько у них еще будет таких мгновений? Когда не нужно будет думать о деле?
Потом мысли плавно перетекли к старой проблеме. Тьма скоро проснется, и следовало бы придумать, как держать ее в узде.
А Гарри спал.
Во сне он бежал по весеннему лесу, втягивая запахи травы, сырой земли и мелких животных, а потом побежал к ручью, чтобы попить.
Из ручья на него глядел кто-то незнакомый, он не понял, кто.
Малфоя позвали, и он, накинув мантию на Поттера и пихнув его и разбудив, отозвался.
«Увидимся где обычно», – бросил он и ушел.
Мир вносил свои коррективы в их отношения.
***
У Гарри была от силы пара суток, чтобы совершить непростую вылазку за шестым хоркруксом. Он соврал аврорам, Дамблдор много знал о шестом хоркруксе, не знал только места, где он находится.
«Просмотрев воспоминания Северуса о том периоде жизни Тома, когда последние остатки человечности довольно ощутимо его мучили, а впоследствии резко исчезли, я пришел к выводу, что хоркрукс был создан за полгода до убийства Поттеров и выделил примерные недели. Эти числа, вкупе с расспросом о них Северуса и поднятии через друзей документов Аврората, дали мне сведения довольно конкретные, среди них – список мертвецов и без вести пропавших из армии Волдеморта, которые могли бы быть связаны с хоркруксом.
Здесь я несколько упрекнул себя за стереотипное мышление, поскольку, конечно, Том мог использовать посторонних людей и их смерти, как и посторонние предметы. Но после некоторых раздумий пришел к выводу, что прав, потому как значимость предметов играет здесь не последнюю роль, а также, что те немногочисленные сильные чувства и потрясения, могущие быть заложенными в основу хоркрукса, в тот период могли вызвать только свои. И я принялся за поиски.
Путем долгих исследований и умозаключений я понял, что это должен был быть человек, преданный ему во всем, боготворящий его и беспрекословно подчиняющийся. Совершенно очевидно это, поскольку лишь предательство доверия такого уровня, жертва таким человеком могла бы лишить Тома тех остатков человечности, которые имелись. Среди них наверняка оказались мучительные сны, совесть, сочувствие, словом, все то, что имеют даже закоренелые убийцы и что время от времени мешает их преступной деятельности, алча и стеная внутри.
Соответственно, это, скорее всего, был кто-то к нему приближенный, чтобы сделать подарок, либо же часто появляться рядом. Иначе вещь, что он носил или подарил, не стала бы достаточной памятью, чтобы стать хоркруксом.
Сложность заключается в том, чтобы понять, к какому роду принадлежал убиенный и какой предмет это был. С родом, конечно, проще, минус те, минус эти… Северус подсказал мне, конечно, Лестрейнджей, Уолдена МакНейра, Максимилиана Нортона, Регулуса Блэка, Антонина Долохова и еще кое-кого. Часть из них до сих пор живы, что их исключает. С местом нахождения предмета, опять же, сложности…»
Дамблдор писал это давно и кое-что, скорее всего, написать не успел. Например, что Нортон был другом близким, как и Лейстрейнджи. МакНейр был все еще жив, Долохов тоже… Остальных людей в списке Гарри не знал. Придется идти по одному следу, блэковскому. Сириус говорил о Регулусе, своем брате, много нелестного, но без злобы. Единственный теперь, кто может пролить свет на эту информацию, находился сейчас в Доме Блэков. Кричер, конечно же.
***
До отбоя оставался час. Тишина в школе прерывалась только редкими шагами запоздавших в гостиные учеников. Малфой ждал Гарри у выхода из Подземелий, поминутно оглядываясь. По правилам, каждого слизеринца теперь сопровождал кто-то из АД. У Подземелий дежурили Симус и Ханна, поглядывавшие на Малфоя в ожидании не то решения куда-то идти, не то каверзы.
Гарри мог бы дать ему мантию-невидимку, но забыл ее в башне, задумавшись над своим решением позвать Драко с собой снова.
С собой. В Дом Блэков.
Скажи ему кто несколько месяцев назад, что он сделает это, Гарри бы рассмеялся ему в лицо.
Но одному было уже тошно, а все прочие для таких целей откровенно не подходили. Не увеселительная прогулка. Тащить с собой авроров – себе дороже, позвать Люпина… Эта мысль некоторое время покрутилась у него в голове, но было отметена. Был риск, что последний хоркрукс, заключивший в себе остатки человечности Тома Риддла, выдаст такой морок, что не отмоешься от подозрений. Тьма стала ощущаться сильнее, и не пробудит ли хоркрукс ее окончательно – тот еще вопрос.
Хотя, конечно, хоркрукс вряд ли в доме, иначе бы Гарри его почувствовал. Или он скрыт как-то понадежнее прочего? Или Волдеморт не осмелился поместить его в доме преданного соратника? И как он его предал? Бросил умирать? Отправил на смерть с полным осознанием того? Этого, наверное, не узнать никогда. Если кто-то и знает такое, то только старый домовик.
– Свободны, ребята, – бросил Гарри, подойдя; те растерялись.
– Но Малфой…
– Я сам провожу его куда надо. Или буду сторожить тут до отбоя, – криво улыбнулся он; его улыбку приняли за что-то вроде злорадства.
Симус – это плохо. Завтра весть о разборках и допросе(а зачем же еще им говорить?) разнесется по всему Хогвартсу. На Малфоя могут начать коситься подозрительные, а слизеринцы могут подумать, что тот предатель. Поздно придумывать, решат потом.
– Придется тебе врезать, – пробормотал он, когда Эббот и Финниган отошли достаточно далеко.
– Это еще зачем? – обиделся Драко.
– Чтобы все думали, что я тебя в чем-то подозреваю, потому и допрашивал. Иначе пойдут слухи.
– Финниган! – хлопнул себя по лбу Малфой. – Надо было тебе дать мне мантию.
– Угу, интересно, как? Тут везде свидетели по целым дням, – проворчал Поттер.
Для дислокации они выбрали кабинет Чар. Флитвик вряд ли сюда наведается ближе к ночи. Кабинет Снейпа подошел бы лучше, но при одной мысли об этом Гарри кривился.
Здесь было тепло и чисто, в углу сложены подушки для занятий с атакующими и отбрасывающими заклинаниями, которые экстерном осваивали младшие курсы. Малфой тут же захватил кучу подушек, удобно устроившись. Гарри нервничал и сесть не мог, расхаживая туда-сюда.
– У меня плохие новости, – признался он. – Во-первых, с шестым возникли проблемы. Его место под вопросом, на поиски могут уйти дни.
– Слона лучше есть по частям. Надо откуда-то начать, – прикинул Драко. – Есть зацепки? Может, что-то знаю я?
– Твой отец знал Регулуса Блэка? – в лоб спросил Поттер.
Слизеринец нахмурился.
– Блэки все наши родственники… Отец нет, но мама… Наверное, это его она имела в виду, когда говорила «бедный Регулус». Да, она всегда его так называла. Он давно погиб.
– Он как-то связан с хоркруксом. Если не он, то я даже теряюсь. Имена мне незнакомы.
Драко взял пергамент с именами и долго вглядывался.
– Эти живы, я их видел, – показал он на два имени. – Этот погиб у Шармбаттона.
– Дела особенно не меняет, – вздохнул Гарри. – У нас есть проблемы похуже.
– Что уж хуже… – проворчал Малфой.
Гриффиндорец серьезно на него посмотрел, и этот взгляд, тяжелый с прищуром, Драко узнал.
– Тьма пробуждается? – голос почему-то предал его.
– Самое большее через неделю она окончательно проснется, я прямо чувствую, как она шевелится во сне, – выдавил Гарри с отвращением в голосе; обреченность, исчезнувшая было из его глаз, появилась там вновь. – Даже если мне повезет, и я убью его, сам я смертник.
Его взгляд остановился на Драко, лихорадочный и печальный. Он опустился на колени возле Малфоя.
– Будь рядом. Добей меня как-нибудь незаметно. Это конец. Дамблдор ошибся, он сказал, я найду способ, но я так ничего и не нашел, – сбивчиво прошептал он, наклонившись вперед.
Драко растерялся. Эта просьба… это было слишком.
Гарри смотрел не отрываясь, слишком близко, тяжело дышал и казалось, что он уже не имеет в виду то, что говорит.
– Я не понимал Дамблдора, когда он просил убить его, но теперь все понял, – лихорадочный шепот в лицо. – Я сойду с ума, я станут убивать без разбору. Я не хочу быть монстром, я уже был, больше не хочу.
– Может, есть способ, – Драко нервно облизнул губы; чрезмерная будоражащая близость Поттера, не такая мирная и спокойная, как днем, наползала, как темная туча на небо, пряча ясность; руки отказывали, дыхание предавало, незнакомая горяча волна поднималась от живота. – Может быть, стереть воспоминания.
– Тьма не память.
– Тогда поставить ментальный блок…
– Тьма не паразит и не страшное воспоминание, – выдохнул шепот куда-то в шею.
Драко сглотнул, поерзал и понял, что мысли отключаются, хочется чего-то совсем другого, непонятного, но нужного.
– Тогда что-то вроде подмены сознаний, чтобы это было чье-то другое, не различающее плохого и хорошего, вне добра и зла, как животное…
Он не успел закончить.
Горячие губы опустили на шею и нерешительно попробовали кожу на вкус. Абсолютное затмение. Все что угодно, чтобы эти губы остались, чтобы близко-ближе-некуда, чтобы быстро-быстрее-еще-немного…
Было совсем не страшно. Только захватывало дух и сбивало дыхание, да сердце заходилось в счастливой пляске.
Все проблемы решатся потом.
Почему этот их разговор обернулся совсем не тем, что ожидалось? Или же ожидалось изначально именно это? Слишком близки стали друг другу, ближе всех, слишком много секретов и ответственности и слишком мало понимания от других.
Сжигая мосты, будь готов остаться один. Им повезло, что на этом берегу их все-таки двое, хотя малодушие иногда шептало Драко, что он совсем не думает о будущем.
Драко тонул в ощущениях и плевал на доводы разума. Он расплатится за это потом – на этой войне расплачиваются даже за несовершенные грехи, что уж говорить и них.
Никто из них не услышал мимолетного вздоха и спешных удаляющихся шагов.
И зря.
***
До выхода из Подземелий оставались считанные шаги, и она вытерла вспотевшие руки о мантию. До отбоя было минут пятнадцать, она все рассчитала точно: если поймают, скажет, что забыла о времени, шла из библиотеки – вот и томик в сумке. Кто же посмотрит, что в сумке еще какие-то вещи?
Плана у нее не было совсем никакого. Наверное, она просто не выдержала давящей атмосферы ожидания удара, царящей среди отрезанных от мира слизеринцев. Их выводили в Большой Зал на завтраки, обеды и ужины, но на уроки не пускали. Хочешь куда-то уйти из Подземелий – сопровождение. Она поначалу ерепенилась, фыркала, когда Финч-Флетчли и Лавгуд вели ее к библиотеке, а потом увидела взгляд какого-то ученика, вроде рейва, она не разглядела, и сообразила, что не будь тут поттеровцев, у рейва бы нашлись друзья, а мадам Помфри пришлось бы потрудиться над ней.
Еще днем Милли притащила позаимствованные у Трелони Таро и шар для гаданий, и никто, даже Панси, не фыркнул и не отпустил шуточки. Слишком уж натянуты были нервы. Таро обещали войну (что все и так знали), смерть (что тоже предсказуемо) и почему-то любовь. Нервно посмеялись. В шаре же вовсе каждый увидел свое: кто-то утверждал, что видит море, сулящее спокойствие в будущем, кто-то – что костры, означавшие рухнувшие надежды, кто-то Большого Кальмара, который ничего не означал, и так далее. Обстановку это, по правде говоря, немного и впрямь разрядило, хотя бы смехом.
И все же она больше оставаться там не могла, хотя, и куда идти, тоже не знала.
У входа никого не было, наверное, ушли. Выдохнув, Триш устремилась по коридорам куда глаза глядят. За спиной она услышала шаги, испугалась и рванула вперед. Шаги вроде бы стихли, когда она нырнула за статую и сползла по стене, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось как бешеное. Кто это? Аврор? Преподаватель?
– Дэммингтон?
Триш подскочила, глаза ее на мгновение стали испуганными, но почти сразу в них вспыхнула злость.
– Финниган?! Ты что здесь забыл?!
Гриффиндорец встал рядом, загораживая пути к отступлению.
– Это мой вопрос. Я собирался в последний раз проверить вход в Подземелья, а тут ты, – приподнял он белесые полоски бровей.
Патрисия смерила его недовольным взглядом, задрав подбородок. Финниган был первым красавчиком на Гриффиндоре, к тому же, первым сплетником. Что-то она завтра о себе услышит? Какая разница, ей просто хотелось побыть одной.
– Шел бы ты отсюда, – пробормотала Триш, невольно шмыгнула носом и отвернулась.
– Ну… что-то мне подсказывает, что тебе плохо, – осторожно сказал Финниган, не предпринимая никаких действий; он как никто знал, что девушкам нужно утешение, а все что они говорят, можно не слушать.
Триш прищурилась, зло сверкнув глазами.
– С чего ты взял? Может быть, мне сейчас лучше всего на свете? Или может быть, я бегаю по коридорам просто так?! – голос ее сорвался на визг.
Симус поднял брови и принялся ждать неизбежного, как дождь, события. Она и впрямь уже через несколько секунду обессилено съежилась и заплакала.
Удивительно умела она плакать – совершенно бесшумно и почти незаметно. Спина ее дрожала очень тихо, приглушенно и редко шмыгал нос. Был, видно, опыт в сокрытии слез и обид.
Что за люди эти слизеринцы? – думал Симус. В Гриффиндоре девчонки, бывало, до утра сидели, когда у какой-нибудь случалась одна из этих странных девчоночьих бед, непонятных никому, кроме них самих. Молчали, как партизаны, если спрашивал, почему да отчего, видимо, секрет. Даже такие болтушки, как Браун, серьезно относились к данному слову. Гриффиндор! А тут… Чтоб поплакать сбежала куда-то. Поди пойми.
Финниган неловко положил ладонь ей на плечо. Дэммингтон вскочила на ноги и закричала, выплевывая беспорядочные ругательства. Симус нахмурился, и буквально в следующую секунду в руке у него оказалась палочка.
– Relaxio, – тихонько сказал он и поймал сползающее тело.
Заклинание это безвредное и было создано одним врачом, добрейшей души человеком. Вот только не всем нравится временная неспособность мышц двигаться, их шок и болезненное возвращение сил с бонусом в виде трясущихся коленок.
Ворча что-то по поводу женских истерик, Симус бесцеремонно левитировал Патрисию за собой в ближайший класс. Устроив все еще неспособную двигаться обессилевшую девушку на стуле, он попытался трансфигурировать стул в кресло. Стул не превращался. Незадачливый Финниган чертыхался и вздыхал, но упорно гнул свое. Трансфигурация никогда не была его сильным предметом, он как-то больше понимал в Чарах и защите…
Триш не могла не улыбнуться. Только слабость позволила ей не выдать того, что ей почему-то стало легче, и гриффиндорец чем-то помог.
Наконец, усилия Симуса были вознаграждены. Стул стал креслом отвратительного зелено-серого цвета, но, по крайней мере, оно выглядело уютно. Он повернулся.
– Enervate. Должно стать легче.
Легче и впрямь стало, осталась только слабость. Финниган встал с боку, намереваясь половчее переложить ее в кресло.
– Я сама! – прервала его Триш.
– Слизеринская гордость! – фыркнул тот, но руки убрал.
Девушка поднялась, напрягая остатки сил. Стул был всего-то в трех шагах, но даже их, казалось, сделать было невозможно. Она вдохнула поглубже и сделала шаг. Ноги подкосились, равновесие потерялось, грозясь приличным синяком. Сейчас еще не дай Мерлин Финниган полезет помогать…
Но тот стоял сзади, чуть насмешливо улыбаясь. Триш осела на пол и уже не смогла подняться.
– Может быть, поможешь? – зло бросила она.
Тот кивнул и, ведя ее к креслу, проговорил:
– Не мешало бы иногда засунуть эту гордость куда подальше… – и тут же, заметив готовящуюся вспышку на эти слова: – Не надо мне говорить: «Да что ты знаешь о гордости!»
Триш потрясенно осела в кресле.
– Угадал, – улыбнулся Финниган и, пододвинув к креслу стул, отошел, чтобы открыть окно.
