Текст книги "Паутина"

Автор книги: Сфинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 61 страниц)

Глава 2. Лили Поттер

Она сидела и пыталась внимательно слушать профессора Вектор, которая рассказывала им о новых магических формулах и значениях цифр в них. Все студенты старательно записывали, но Лили пока еще было больно писать, поэтому она просто подперла подбородок кулачком и смотрела на любимого профессора.

Думала она совсем не о Нумерологии, но не испытывала из-за этого никакого стыда. Уроки уроками, а запутанные чувства и ощущения были важнее.

Хотя запутанными они как раз быть переставали. Спала пелена влюбленности, и она увидела мир вокруг таким, каким он стал за полтора месяца. Малфой своей трогательной заботой словно отгородил ее от внешнего мира, спрятал от всего, что происходило вокруг, в своих объятиях. Но так нельзя, потому что мир вокруг стал другим. Ее мир. И Роза вдруг смахнула пелену с глаз. Правильно ли это было? Наверное. Жестоко? Да. Но зато Лили с четкостью теперь осознавала все, что происходит.

Мама. Ее больше нет, и Лили до боли в груди понимала, что все в их жизни изменилось. Пустой дом. Письма только от отца. Одинокий отец. Несчастный отец. Все они – несчастные. Потому что мамы больше нет. И им еще придется вернуться в тот пустой дом, где была мама, а теперь ее нет.

Отец. Снова потерявший близкого человека. Отец и Альбус. Они сейчас учатся жить по-новому. Это им с Джеймсом легче, потому что они в Хогвартсе. Там, в большом мире, все ощущается ярче, болезненнее.

Дядя Рон. Оборотень. Одинокий и, наверное, не менее несчастный, чем отец. Он потерял сестру, себя. Теперь и семью. Потому что ушел от них.

Гермиона. Роза. Хьюго. Осиротевшие. Переживающие за дядю Рона и переживающие его уход. Лили надеялась, что он вернется. Потому что иначе будут уже две разрушенные семьи.

Опасность. Постоянная, непрекращающаяся опасность. Об этом говорили отец, Гермиона, МакГонагалл. Об этом кричали газеты. Об этом свидетельствовали мракоборцы на территории школы. Запреты походов в Хогсмид. Проверка почты и посылок. Постоянная настороженность. Ожидание нового удара. Боль в руках. Воспоминания о темноте.

Скорпиус Малфой. Вот на этом вся ее рассудительность и логичность заканчивалась. И оставалась бездна чувств и эмоций. И один вопрос: права ли Роза? Действительно ли Лили полюбила образ, а не настоящего Малфоя?

Проще было бы ответить на этот вопрос, если бы Скорпиус не стал вдруг избегать ее. О чем она могла подумать? Роза права. Он добился своего и успокоился. Но Лили не верила этому. Она все выяснит. Когда сможет поговорить. С Розой. С Малфоем.

Не стоило тут же ударяться в панику. Однажды это уже случилось – с помолвкой Скорпиуса. Возможно, и теперь все вовсе не так. Она хотела верить в это, как и ее трепещущее сердце.

Поговорить со слизеринцем она так и не успела – на ужине они не пересеклись, а потом у Лили было собрание старост, где их призывали к бдительности, осторожности и всему в таком духе. После окончания собрания Лили подошла к МакГонагалл, чтобы узнать, как Забини и не выяснили ли, кто был причастен к их пыткам. Директор лишь покачала головой и попросила Лили не думать об этом.

Но не думать не получалось. Хотя о самих Забини она старалась именно не думать, чтобы не решать, как она относится к их страданиям. Просто задвинула эту мысль подальше. Было у нее, о чем переживать, и кроме них. Забини просто были как приложение к мысли о Скорпиусе.

Лили вернулась в гостиную Гриффиндора и села у камина, ожидая, когда вернется Роза. Достала учебники и начала даже писать работу по Травологии. Ее постоянно отвлекали кузены и кузины, подходил Хьюго – Лили помогла ему с Зельями. Джеймс приплелся где-то незадолго до одиннадцати, махнул сестре и тут же отправился спать.

Роза пришла около полуночи – очевидно, школьные старосты патрулировали коридоры Хогвартса. Гостиная была уже пуста, одна Лили читала у камина, а на ее коленях удобно устроился Ерш.

– Ты чего не спишь? – Роза опустилась в кресло напротив кузины, рассеянно заплетая длинные волосы в косу. Она всегда так делала в конце дня.

– Я хотела с тобой поговорить… – Лили отложила книгу и мягко столкнула с колен кота. Ершик недовольно зашипел и отправился искать более спокойное местечко, чтобы поспать.

– Ах, да, – кузина чуть виновато улыбнулась. – Прости, что набросилась вчера на тебя. Наверное, мне не стоило лезть в это дело…

– Стоило. Я же понимаю, что ты беспокоишься и хочешь, как лучше, – Лили опустилась рядом с креслом Розы на колени и улыбнулась сестре снизу вверх. – Как ты сама?

– Я просто очень устала, – староста школы протянула руку и погладила Лили по рыжим волосам, словно та была маленькой девочкой. – Устала быть собой…

– По-моему, быть Розой Уизли не так уж и плохо.

– Знаешь, иногда утром я просыпаюсь и не хочу быть собой, представляешь? Не хочу быть взрослой, не хочу быть умной и рассудительной… Иногда я хочу быть просто… Лили Поттер…

– Мной? Поверь, это не так уж и хорошо…

– У тебя есть старший брат, пусть оболтус, каких еще поискать, но он готов из-за тебя убить лучшего друга, – Роза мягко улыбалась, глядя на огонь. – У тебя есть отец, который со всем и всегда справляется сам, он всегда принимает вызов и не убегает – ни от себя, ни от других, тем более от своей семьи. Наконец, у тебя есть Малфой… который только по ему известным причинам ограждает тебя от неприятностей и боли большого мира…

– У тебя есть мама… – грустно сказала Лили. – И Хьюго.

– Мама, бедная моя мамочка, – Роза отвела взгляд от огня. – Я не представляю, как она со всем справляется. Я получила от нее сегодня письмо – она обещала, что на выходных приедет, чтобы поговорить со мной и с Хьюго. О папе. Как ей, наверное, сейчас тяжело. А ведь еще есть дядя Гарри, которого она ни за что не бросит одного. И работа, и дедушка Уизли. И мы с Хьюго. А братец – он такой же беспомощный, как и папа. Уизли, одним словом…

– У тебя есть Майкл и Шицко, они очень тебя любят, – Лили пыталась убедить сестру, что все не так уж и плохо в ее жизни.

– Да, Майкл, – хмыкнула Роза. – В последние годы мы все меньше понимаем друг друга. Потому что дружба детей закончилась, а подростков – как-то не получается. С Шицко понятно, он просто хороший друг, всегда поможет, а вот Майкл… Не знаю. Да и с ними не поговоришь вот так, как с тобой. Они мальчишки…

– Роза, я никогда не думала, что ты можешь быть так…

– Да нет, Лили, все нормально, – попыталась ободряюще улыбнуться девушка, глядя на кузину. – Наверное, я просто устала…

– У тебя очень много занятий, да еще обязанности старосты. И все наши кузены и кузины, за которыми нужен глаз да глаз…

– Да уж, – фыркнула Роза. – Сегодня Кэтлин сбежала с Защиты, чтобы посмотреть на саламандр, что принес Хагрид… Шелли опять чуть не подралась с однокурсницей из-за мальчишки. Близнецы, Мерлин, они просто сошли с ума. Это влияние дяди Джорджа… Их фейерверк чуть не снес голову мистеру Филчу… А твой братец? Это просто сплошная головная боль. Я не представляю, как он собирается сдавать ЖАБА…

– Он сдаст, ты же его знаешь… Мы не думали, что он получит хоть одну СОВу, а ведь сдал все на проходной балл, даже Историю Магии! – Лили поднялась.

– Ты ведь хотела о чем-то поговорить, – напомнила Роза, глядя на сестру. – Прости, я загрузила тебя своими проблемами… Просто мне больше не с кем поговорить.

– Все нормально. Я… хотела тебе сказать, что ты ошибаешься насчет Малфоя. Я уверена, что в нем больше света…

– Мне бы хотелось в это верить… – Роза тоже поднялась. – Если ты считаешь так, то, наверное, должна сражаться за это… Даже если такие скептики, как я, говорят тебе об обратном.

Девушки начали подниматься по ступенькам в свои комнаты.

– Да, Роза, говорят, ты занимаешься легилименцией у целителя Манчилли…

– Да, – она повернулась к кузине.

– И как? Сложно?

– Интересно. Только вот сам этот целитель… – Роза потерла лоб, как делала всегда, если была в нерешительности или сталкивалась с чем-то пока непонятным. – Закрытый он какой-то… Словно улитка в своей раковине.

– Улитка? – Лили издала смешок, представив себе этого мужчину в роли улитки.

– Ну, что-то типа этого, – усмехнулась кузина. – Ладно, приятных снов. И спасибо.

– Не за что, – Лили вошла в свою комнату и даже села на кровать. Но нет – она не сможет заснуть, потому что в разговоре с Розой определилась со своим выбором. И должна была поговорить с Малфоем. Прямо сейчас.

Девушка выскочила на лестницу и уже вскоре на цыпочках вошла в спальню семикурсников. Тут все уже спали. Лили тихо подошла к кровати брата и чуть потеребила его.

– А? Фто…? Лил? – он пошевелился, сонно глядя на сестру.

– Тихо, не ори, – прошептала она, склоняясь к его лицу.

– Что-то случилось?

– Нет. Слушай, ты не знаешь пароля от гостиной Слизерина?

– Чего?!

– Да не ори, мне срочно нужно поговорить с Малфоем.

– До утра не потерпишь? – усмехнулся Джеймс, потирая глаза. – День-то вам был на что?

– Джим, знаешь или нет?

– Ну, знаю. Но это не значит, что я скажу его своей пятнадцатилетней сестре, в начале первого ночи собравшейся бродить по школе, да еще навестить гостиную враждебного факультета, чтобы встретиться с парнем…

– Джеймс, ну, я прошу тебя! Мне очень нужно… – она просяще посмотрела на брата. – Иначе я не смогу заснуть, и в этом будешь виноват только ты.

– Так нечестно, – фыркнул парень. – «Полукровкам вход воспрещен». И возьми мантию-невидимку… – он запустил руку в ящик тумбочки и дал ей сверток. – Только учти, действует минут двадцать, так что постарайся обернуться быстро, ладно?

– Спасибо, ты самый лучший братик, – она поцеловала его в щеку и поспешила прочь.

В коридорах было пусто и темно. Она шла быстро, насколько это позволяла мантия из «Зонко». Лили старалась не думать о том, что она сошла с ума и насколько необдуманно она поступает. Просто шла к подземельям.

Стена раздвинулась, когда Лили назвала пароль. Она скинула мантию и вошла в гостиную. И только потом поняла всю глупость этого поступка. На нее воззрились четверо слизеринцев. Две девушки в углу склонились над какими-то книгами. Спиной к двери сидел какой-то мальчик – он писал за столом. А на диване у камина развалился семикурсник.

Все четверо воззрились на гостью – кто-то с испугом, кто-то с недоумением, кто-то с открытым презрением.

– Так-так, кто к нам пожаловал, – семикурсник поднялся, поигрывая палочкой в руке и гадко оглядывая Лили с ног до головы. Девушка сузила глаза, не собираясь отступать. И плевать на последствия.

– Позовите, пожалуйста, Малфоя.

– Мы тебе, что, домовики? Какого черта ты вообще тут появилась, Поттер? – он явно наслаждался, и его взгляд не сулил ничего доброго.

– Оставь ее.

Слава Мерлину, за столом сидел Грег Грегори. Он поднялся и сейчас переводил взгляд с Лили на семикурсника.

– Да пошел ты, Грегори, она сама сюда явилась… Никто ее не звал…

Лили успела выхватить свою палочку прежде, чем этот гнусный парень взмахнул своей. Девушка разоружила слизеринца, понимая, что оказалась практически в безвыходной ситуации, поскольку девушки у окна встали и тоже подняли палочки.

– Вот это да…

Все вздрогнули – у последней ступени, прислонившись плечом в стене и сложив на груди руки, стоял Малфой. На нем были брюки и форменная рубашка. Видимо, он тоже еще не ложился. Лили почувствовала волну облегчения.

– Скорпиус, мне нужно с тобой поговорить, – прямо сказал она, глядя в упор на слизеринца.

– Да я понял, зачем же еще гриффиндорке вламываться в гостиную Слизерина, – Малфой вальяжно прошел на середину комнаты. – Попросим всех удалиться? – он поднял серебристую бровь, обведя взглядом остальных слизеринцев. – Ребят, простите, пять минут…

Девушки тут же собрались и пошли к лестнице, переглядываясь и кидая на Лили злобные взгляды. Грег чуть улыбнулся ей и тоже отправился в спальню. Только сокурсник Скорпиуса стоял.

– Отдай ему палочку, Поттер, – попросил Малфой, указывая на две палочки в ее руке. Она кинула волшебную палочку слизеринцу, тот злобно сузил глаза и тоже ушел. Воцарилась тишина.

Скорпиус равнодушно рассматривал свои идеально начищенные ботинки.

– Итак, что случилось? Опять кого-то спасать? Защищать? Откачивать? Извини, Поттер, у меня за месяц уже лимит исчерпался…

– Я хотела поговорить… – она убрала палочку в карман мантии. – Скорпиус…

– Стой, погоди, – он поднял на ее ледяной взгляд. – Я облегчу тебе задачу и сэкономлю слова. Я слышал ваш увлекательный разговор с Уизли, так что приступай сразу к делу…

– Ты подслушивал? – спокойно спросила Лили, сложив на груди руки так же, как он.

– Конечно, я же Малфой, – ехидно ответил слизеринец. – Чего от меня еще ожидать…

– Скорпиус…

– Вот я думаю, Поттер: как ты не испугалась прийти сюда, одна? Или Уизли тебя прикрывает? Вдруг я бы…

– Малфой, дай мне сказать, – попросила девушка, чуть хмурясь.

– Да, еще один момент, – он гадко ухмыльнулся. – Начет моей собственности… Я оформлю дарительную на тебя, по всем правилам, так что вручу ее любому, на кого ты укажешь…

Лили сделала всего пару шагов – и врезала ему по лицу, совершенно расчетливо и хладнокровно. Удар гулко отдался в пустой гостиной.

А потом ее смел ураган – Скорпиус буквально схватил ее и припечатал к стене, до боли сжав перебинтованные руки. Глаза его яростно полыхали, нос раздувался.

– Страшно, да? Правильно, что боишься, – прошипел он прямо в ее лицо. Она была прижата к стене и чуть морщилась от боли. – Я же Малфой, я же слизеринец. Я могу все… Что там предполагала твоя всеведущая кузина? Изнасиловать? Избить? Помучить Круцио? Унизить?

Лили могла бы испугаться, но не испугалась. Потому что поняла главное – она любит его. Даже эту его ярость. Даже эти его жестокие слова. Он был жесток к другим. Но более жестоким он был к себе.

Вместо ответа, новой пощечины, вместо того чтобы вырываться, она мягко коснулась губами его подбородка, чуть горячего после ее удара. Он вздрогнул, тут же отпустил ее и отстранился, отойдя на почтительное расстояние.

– Скорпиус, скажи мне только одно – из-за чего? Из-за чего ты сделал это… с Забини? – она старалась говорить твердо.

– Ну, мне же это свойственно, ты забыла? – он опять жестко усмехнулся, повернувшись к ней. – Уизли…

– Да оставь ты Розу в покое, ради бога! – воскликнула девушка, чуть сокращая расстояние между ними. – Скажи – из-за чего?

– Малфои не оправдываются.

– Я и не прошу тебя оправдываться. Мне нужно просто знать причину…

Он молчал, глядя, как она медленно подходит, поднимая голову, чтобы смотреть в его глаза.

– Скорпиус, настоящую причину, – прошептала она, почти вплотную встав рядом. – Из-за меня? Ты мстил за меня?

– А если и так, что это изменит? – он сделал шаг назад.

– Ничего не изменит, – согласилась она. – Ты все так же останешься жестоким и мстительным… Но я все равно люблю тебя…

– Нет, – он вытянул руку, словно хотел заслониться от ее слов. – Ты полюбила иллюзию, образ, который сама себе выдумала.

Лили покачала головой, выхватила палочку и сразу же прошептала: «силенцио». Малфой вытаращил глаза – наверное, никто и никогда не смел так с ним поступать. Он потянулся за своей палочкой, но Лили просто толкнула его на диван. От неожиданности он упал, чуть не сломав себе руку.

– Фините, – Лили стояла прямо над ним, приставив свою палочку к его груди. Но она улыбалась.

– Поттер, ты вообще озверела? – прорычал он, пытаясь добраться до заднего кармана, где, наверное, он хранил свою палочку. Но едва он пошевелился, ее оружие уперлось ему прямо в грудь.

– Я знаю, что ты легко можешь меня разоружить, но, пожалуйста, послушай, – Лили убрала свою палочку, но глядела прямо на него. – Ты никогда не был прекрасным принцем, не льсти себе. Ты всегда был презренным слизеринцем, который доставлял моей семье одни неприятности, поскольку именно с тобой Джеймс стал таким неуправляемым…

– Не надо валить с больной головы на здоровую, – попросил Малфой, складывая на груди руки и усаживаясь поудобнее. – И, кстати, сядь, потому что Малфои не сидят, когда девушка, пусть и гриффиндорка, стоит…

– Ничего, потерпишь, – усмехнулась она. – Так вот, в моих глазах ты никогда не был идеальным. Поэтому я просто не могла влюбиться в образ. Я видела тебя год за годом, со всеми твоими дурацкими манерами, выходками, шуточками… И я знала, что ты можешь быть жестоким… Я знала, что твои методы и способы достижения целей совсем иные, чем мои, и часто они просто чудовищны… Я даже однажды уже испытала это на себе – ты играючи применил ко мне Империус. Я видела, как ты просто из-за плохого настроения на шестом курсе засунул второкурсника с Хаффлпаффа в доспехи…

– Даже я такого не помню, – фыркнул Малфой.

– …так что не надо говорить мне, кого я люблю и что я знаю… Я знаю достаточно, чтобы видеть тебя таким, какой ты есть… Да, еще бы пару недель назад я бы тебя возненавидела за то, что ты сделал с Забини… Но сейчас я уже не знаю, как к этому относиться…

Он резко поднялся, глядя на нее в упор сверху вниз. Она не отстранилась, подняла голову:

– Ты был для меня всем в эти недели. Если бы не ты, я не знаю, как бы я пережила все это… ты всегда появлялся вовремя, чтобы меня спасти. Ты всегда заботился обо мне… Ты заслонил меня от страхов и опасности… Ты никогда не делал мне больно… Намеренно. Так почему я должна считать, что ты хуже, чем есть на самом деле?

Он просто стоял и смотрел, но Лили видела, как таят его глаза, как разглаживается морщинка на его бледном лбу.

– Ты был способен создать сказку. Если бы ты был таким ужасным, если бы в тебе не было света, ты бы не смог создать серебряный лес. Но ты его создал. Потому что внутри тебя есть место этому лесу, – прошептала она, протянув руку и убирая пряди серебра, упавшие ему на глаза. – Отец всегда говорил, что нет абсолютного зла и абсолютного добра. Есть их пересечение. Главное – какой путь выберет человек. Я знаю, что ты идешь по верному пути, Скорпиус Малфой…

Откуда в ней рождались такие слова, она не знала. Просто смотрела на него, просто дышала одним с ним воздухом, понимая, что поступает правильно, что каждое ее слово идет от сердца. Она чувствовала, что стала взрослее, что смогла понять человека, стоявшего в одном шаге от нее. И если он не сделает этот шаг, разделяющий их, то она сама его сделает.

Малфой молча обнял ее, молча прижал к себе, молча положил свою голову на ее плечо. Тишина обволакивала, и Лили улыбнулась ему в шею, чуть касаясь руками его волос.

– Простите, что прерываю, – раздался голос Ксении у них за спиной, – но если Лили сейчас же не вернется, Джеймс разнесет башню Гриффиндора и ползамка заодно.

Скорпиус усмехнулся, отстраняясь. В его глазах плескалось серебро.

Глава 3. Гарри Поттер

Что было самым тяжелым для Гарри Поттера в эти дни? Ночи.

Днем он почти даже жил.

Завтракал с Альбусом, слушая его болтовню и мысли о том, как он однажды поймает самого большого дракона в мире и обязательно приучит его подавать голос за конфету.

Потом собирался на работу. Привык сам собираться: вытащить из груды рубашек наиболее чистую и не мятую, с помощью магии почистить брюки, найти носки, которые вчера неизвестно где снял, взять палочку, очки и мантию.

Затем отводил Альбуса к мистеру Уизли или же ждал кого-нибудь дома. Дома у Гермионы. Сама хозяйка обычно уходила на работу раньше – видимо, они с Роном были ранними пташками. Гарри никогда об этом не задумывался.

На работе он первым делом заходил в свой кабинет, менял мантию, собирал последнюю информацию по своим делам. И шел в Отдел тайн, по пути читая документы. Он перестал просматривать газеты, потому что те приносили лишь тупую боль своими кричащими заголовками. Журналисты опять нашли повод обмусоливать имя Гарри Поттера, его прошлое, его семью, его самого.

В Отделе Тайн он проходил осмотр, которому теперь подвергались все сотрудники при обращении в особо важные Отделы и Департаменты. Здесь не было той паники, что ощущалась неизменно в коридорах Министерства. Паники, схожей с той, что была в годы возрождения Волан-де-Морта. Никто никому не доверял, все боялись оказаться следующей жертвой. И все боялись оказаться рядом с Гарри Поттером, потому что благодаря прессе весь магический мир был в курсе, что одна из важнейших целей оборотней – уничтожить Поттера и его семью. Никто не хотел оказаться орудием или случайной жертвой, вставшей между противоборствующими сторонами. Но Гарри это особо не трогало, потому что близкие ему люди не обращали на это никакого внимания. Товарищи по работе были только рады кинуться в схватку. А родные и были родными. Принимали опасность как часть своей жизни, усиленную охрану – как необходимость.

После осмотра он шел по знакомым с юности коридорам и заходил в круглые помещения, пока не оказывался в сердце всей борьбы с оборотнями. Удобные комнаты для каждого пленника, согласившегося сотрудничать с Министерством. Комнаты, целители, мракоборцы. Комнаты – удобные камеры. И пленники знают это. Некоторые покорно ждут будущего и знают, что ничего замечательного там не предвидится. Другие рвутся в бой, хотят хоть что-то сделать. Третьи просто живут, стараясь привыкнуть к новому миру в себе и к себе в новом мире.

Он беседовал с каждым по отдельности, пытаясь понять, что с ними происходит и чего можно ожидать от них. От них – а значит, от тех.

Затем он шел на нижний уровень Отдела. В настоящие камеры, где содержались оборотни-преступники. Не жертвы, а их палачи. Их даже не пытались переманить на свою сторону. Просто исследовали. Гарри не присутствовал на подобных исследованиях. Он лишь заходил, чтобы узнать, нет ли среди пленников знакомых. Друзей. Родных. Рона…

Потом он уходил, потому что подготовка армии «своих» оборотней не была частью его обязанностей.

Он шел к себе, чтобы вести рутинную работу, разбирать текучку, принимать дежурства и отчеты, допрашивать подозреваемых. По другим делам. Потому что к работе «на местности» по делу оборотней Гарри Поттера теперь не допускали. И вполне понятно, почему. Его не пустили к Зигу на допрос. Ему запретили появляться в больнице, где лежали те, кто был замешан в похищении его дочери.

Но его не отстранили совсем. Он скорее опять был сердцем всей борьбы. Как в старые и добрые времена. Ему ничего не говорили из того, что ему не положено было знать. Не хватало только старика в очках-половинках, чтобы у Гарри Поттера случилось дежавю. Да, Дамблдор… С ним еще предстояло поговорить, но пока у Гарри не было на это времени или сил.

У себя он проводил почти весь день, а потом снова совершал путь вниз, к камерам, чтобы убедиться, что все осталось так же, как и утром. Обедал в кафе при Министерстве, один, потому что мало кто из знакомых теперь подсаживался к нему за столик.

После обеда до десяти он снова работал, с головой погружаясь в чужие проблемы, происшествия, трагедии, растворяясь в них, забывая на время о себе самом.

В десять менял мантию и шел домой, где укладывал Альбуса спать, а потом сам падал от усталости, забываясь тяжелым сном.

Так прошла неделя. И вечером в пятницу он с ужасом вдруг подумал, что завтра не нужно идти на работу. Можно – но что там делать? Ходить между Штабом Мракоборцев и Отделом Тайн? А если не идти на работу, то весь день провести наедине с собой. Конечно, был Альбус, но при взгляде на него сразу вспоминался Дамблдор и все, с ним связанное.

Гарри лежал в постели, с силой ероша влажные после душа волосы. Все предметы в комнате казались размытыми, нечеткими.

Суббота. Очередная. Но на этот раз просто суббота. В разбитом и пустом мире. Без прошлого. Без притворства. Просто суббота. Это должно приносить облегчение. Но не приносит.

Гарри положил руки под голову и закрыл глаза. Сон пришел почти сразу, как и всю эту неделю. Причем тот же самый. Попурри из его прошлого и настоящего. То, что было давно, и то, что было недавно. Но так ярко и так четко он увидел все эти образы впервые. Впервые так четко услышал голоса, особенно свой

Ободранные стены Визжащей хижины. Лысый, испуганный человечек. «Ты должен был понимать, что это сделаем мы. Прощай, Питер» – «Нет! Я уверен, мой отец не захотел бы, чтобы его лучшие друзья стали убийцами!»… Гладкие стены и золото фонтана. Ужасная женщина на полу. «Ты должен по-настоящему хотеть, чтобы они подействовали, Поттер! Надо хотеть причинить боль и получать от этого удовольствие, а праведный гнев – это пустяки»… Кабинет Дамблдора. Директор у Омута Памяти. «Уж не жалеешь ли ты лорда Волан-де-Морта?»… Гостиная «Норы». Рассерженный Люпин. «Я не стану убивать людей только за то, что им случилось преградить мне путь. Этим пусть занимается Волан-де-Морт»… Горящая Выручай-комната. Тянущаяся к нему рука Малфоя. «Если мы погибнем из-за них, я убью тебя, Гарри!»… Темное ущелье. Оборотень, несущийся на него. «Главный! Ты, что, окаменел?! Авада Кедавра!»…

Комната в Хогвартсе. Девушка и мальчик в крови и с ужасом в глазах. «Кто-то заставил его ее избить, а потом мучил мальчика Круцио». И боль – застарелая боль. Кладбище. Могилы. Мертвый Седрик. И боль – страшная, выжигающая все, рвота, огонь внутри, раскалывающаяся голова… И красные глаза… И зеленый луч… И могила Люпина, над которой он кричал…

– Гарри, Гарри! – кто-то тряс его за плечи, вырывая из этого повторяющегося уже пять ночей сна. Он услышал свой крик, еще не угасший в темной комнате, и почувствовал слезы на щеках. И кто-то бережно обнимал его, успокаивая, гладя по голове.

Никто и никогда так не вырывал его из снов, из его вечных кошмаров. Их так давно не было. А сейчас – бережные руки, которые заслонили его от кошмара. Так никогда не было в его жизни. Не было рук, которые бы вырывали Гарри Поттера из тех ужасных снов, что мучили его на протяжении долгих лет.

Он плакал, уткнувшись в теплое плечо, руки гладили его по голове.

– Гарри, все прошло, это лишь сон.

Гермиона. Это ее мягкие ладони. Ее успокаивающее тепло. Ее голос.

– Гарри, все хорошо. Прошлого нет, слышишь? Прошлого больше нет. Ты свободен, ты давно свободен, – шептала она, прижимая к себе его чуть дрожащее тело. – Прошлого нет. Оно уйдет, оно оставит тебя. Только ты сам должен отпустить его… Гарри, милый, ты слышишь? Прошлого нет… Теперь нет. Ты можешь быть собой, тебе не нужно больше притворяться… Они пытались сделать тебя другим, но ты же не поддался. Ты остался собой… Помнишь того мальчика со сломанными очками, что в поезде радовался сладостям? Ты потратил кучу денег только для того, чтобы поделиться сладостями с другими… Помнишь, ты сам рассказывал?

Гарри кивнул, находя успокоение в ее объятиях, в ее словах, в ее воспоминаниях. Она, оказывается, хранила то, что он давно не помнил. Она хранила его самого – до того, как он стал Мальчиком, Который Выжил. В те моменты, когда он не был этим Мальчиком.

– Помнишь, что ты видел в зеркале Еиналеж? Помнишь? Не славу, не героические подвиги… Ты видел родителей, потому что ты был всего лишь маленьким мальчиком. Просто мальчиком… Ты видел не смерть Волан-де-Морта, не свою месть, ты видел то, что зовется любовью, Гарри… и то, что пытались сделать с тобой столько лет, это не было частью тебя. Потому что ты – другой… Ты не герой, ты не тот, ты просто человек… Очень храбрый, очень сильный, очень несчастный…

Она гладила его по волосам, чуть укачивая. И Гарри сжал с силой ее руку, боясь, что она уйдет, и кошмар вернется. Ему тридцать восемь лет, у него уже седина в волосах, а он все еще боится своих собственных снов, просыпается с криком и слезами… И впервые кто-то близкий и родной был рядом, чтобы развеять кошмар.

– Ты ведь пошел за Джинни в Тайную комнату не потому, что все считали тебя Мальчиком, Который Выжил. Просто твое огромное доброе сердце было готово на все ради друга и близких людей… Мир не видел этого, он считал это очередным подвигом героя. Гарри, ты всегда был лучше, чем о тебе думали… – она поцеловала его в макушку, потом прижалась щекой. – Помнишь, как ты летал на метле, как светилось твое лицо? Ты всегда был в небе собой, просто Гарри… Я знаю, там ты был свободен от всего… Даже от того ярлыка, что клеили на тебя… А помнишь Снейпа, вышедшего из шкафа в одежде бабушки Невилла? Помнишь? Ведь это был просто смех, просто радость. Твой смех, твоя радость… Ты же помнишь?

Он не помнил. Не помнил. Пока она не рассказала. А теперь вспомнил, даже звук смеха в классе – вспомнил. И улыбку на лице Люпина – вспомнил. И маму с папой в зеркале – вспомнил. И поезд в Хогвартс – вспомнил. Ему хотелось шептать: «говори, говори», но, кажется, Гермиона сама понимала всю важность своих слов.

– А выпускной, помнишь? Вы так надрались тогда, что отправились в Запретный лес, и вас нашли только через сутки… Вы были вымазаны чем-то ужасно напоминавшим…

– Помет кентавров, – прошептал он, вдруг и это вспомнив. – И ты долго смеялась, когда Рон выковыривал его из ушей…

Она улыбнулась – он почувствовал ее улыбку на щеке, которой она прижималась к его волосам.

– А Тедди, напившийся втихаря на нашей свадьбе? А Альбус, стащивший у Мари-Виктуар театральный парик и нацепивший на голову спящему Джеймсу? Ты ведь помнишь?

Гарри кивнул – он вспоминал. Она говорила – и он тут же вспоминал все.

– Гарри, прошлого, того прошлого, больше нет, понимаешь? Потому что нет Мальчика, Который Выжил… Он же не выжил, он не мог выжить, слышишь? Он не должен был выжить, по замыслу Дамблдора и по всем законам природы… Он не выжил, поэтому отпусти его. И его прошлое…

Они лежали в темноте, она крепко обнимала его за шею.

– Завтра суббота, – произнес он то, что мучило его.

– Все будет хорошо. У тебя есть Ал. Ты нужен ему, он скучает по тебе, я уверена. Ты можешь вместе со мной поехать в Хогвартс и увидеться с Лили и Джеймсом. Думаю, МакГонагалл не будет возражать, – она перебирала локоны его волос.

– Знаешь, я иногда завидую Алу…

– Почему?

– Потому что к нему во сне приходит Дамблдор… Я бы даже от Снейпа не отказался, – смог усмехнуться он. – Может, во сне я бы смог заставить его помыть голову?

– Представляешь: ты бегаешь за профессором Снейпом с шампунем… – она тихо рассмеялась. Он тоже слабо улыбнулся.

Они лежали в тишине. И вскоре Гарри понял, что засыпает. Тихим, пустым сном, где было лишь солнце. Странно – только яркий, солнечный свет, который не бил по глазам, просто был.

Он проснулся как-то резко – просто открыл глаза и сел. В комнате было неестественно светло. Не от солнца – просто от света. Гермионы не было. Может, она ему приснилась?

С улицы донесся звонкий смех. Гарри встал, потягиваясь, взял очки с тумбочки и подошел к окну.

Снег. Первый снег запорошил двор, дома, улицы. А во дворе резвился Альбус, кидаясь снежками в уворачивающуюся от него Гермиону. Они смеялись, залепленные снегом с ног до головы. Зеленый шарф Альбуса почти сполз с его шеи, очки висели на кончике носа. Он заливался смехом, глядя, как Гермиона отряхивается от снежка.