Текст книги "Паутина"

Автор книги: Сфинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 61 страниц)

Глава 5. Скорпиус Малфой

И чем он все это заслужил? Он хорошо себя вел и даже вытирал ноги прежде, чем войти в гостиную. Ну, и чем же он заслужил все это?!

МакГонагалл читала им лекцию на тему «да как вы могли!» и «что на вас нашло?!» минут пятнадцать. Ее вдохновению можно было только позавидовать. Даже отец не мог так долго орать на Скорпиуса, поджимать так красноречиво губы, полыхать взглядом и делать выразительные паузы после особо важных слов. Интересно, Поттер оценил?

Скорпиус скосил глаза на гриффиндорца, который сидел за соседней партой, понуро опустив голову. Все правильно, пусть чувство вины и совесть как следует погрызут твою подозрительную душонку.

Наконец, и МакГонагалл, кажется, выдохлась. Наверное, они не выказали должного раскаяния, потому что вторая часть ее монолога была не такая долгая и красноречивая, зато не менее впечатляющая. Она описала великий план исправительных работ сроком на две недели, куда входило не только любимое чистописание, но еще приятное времяпрепровождение с больничными утками, волнующие часы в обществе склянок и колб Моржа, чудесная компания волшебного скотча и книжек Пинс, а также еще десяток маленьких, но чрезвычайно полезных дел.

Да, очевидно, все домашние эльфы Хогвартса уехали в отпуск. А тут они с Поттером подвернулись удачно. Кто-то же должен спасать ситуацию. И кто, как не продолжатель великой фамилии героев и спасителей мира? Только вот Малфой никак не мог понять, при чем тут он. Группа поддержки?

А вообще настроение у слизеринца было замечательное, если не обращать внимания на колющую боль под ребрами. И на душе было спокойно. Во-первых, Поттер, если бы хотел его убить, то уже это сделал бы. Значит, его мозг все-таки начал работать. А, во-вторых, внутри собралось нежное тепло, подаренное ему Лили Поттер.

Целый час просто быть с ней – это оказалось лучше всего, что было раньше у него с девчонками. Час без единого поцелуя, лишь с недолгими объятиями. Наверное, так бывает, когда попадаешь в рай. Входишь – и сразу понимаешь, что тебе больше ничего не нужно. И никого. И душа мурлычет от удовольствия где-то глубоко внутри. Это ощущение стоило сотни дуэлей. Но только не с Джеймсом Поттером.

Когда МакГонагалл покинула кабинет, предварительно хлопнув по столу перед Малфоем древним фолиантом страниц в тысячу, Скорпиус лениво взял перо, придвинул пергамент и открыл книгу.

Судя по всему, ее написали прадедушка Слизерина и прабабушка Гриффиндора. Причем писали они ее под бутылочку неплохого Огневиски – таких прыгающих и косых строчек Скорпиус не видел даже у Филча. А ведь Филч и писать-то, кажется, не умел.

Слизеринец даже не взглянул на книгу, которую вручили виновнику всего этого. Конечно, единственный человек, повинный во всем, был Поттер. Детектив, чтоб на тебя фестрал плюнул! Его блестящим умозаключениям позавидовала бы даже Трелони с ее чаинками в форме задницы гоблина и прыгающим в разных домах Сатурном.

Малфой вывел лишь несколько букв. Он не любил работать в тишине. Он вообще не любил тишину, тем более в компании Поттера. Если того не отвлекать разговорами, то опять взбредет в эту лохматую голову очередная великая идея типа утренней.

– Поттер, – окликнул он товарища тягучим голосом.

Джеймс не ответил, сделав вид, что увлечен своей книжкой.

– Поттер, ты оглох? Может, поведаешь, что на тебя утром нашло?

– Малфой… – с легкой угрозой произнес Джеймс, не поворачиваясь.

– Поттер, ты вообще с головой своей дружишь? Так свою сестру подставил, это ж не каждый так сможет, да еще пылая праведным гневом.

– Малфой.

– Нет, ну, правда! Каких только ты глупостей за свою жизнь не совершил, но это был верх сообразительности. Тебе орден можно дать – «за расследование года».

– Малфой! – Джеймс, наконец, поднял голову, отбросил перо и воззрился на сокурсника.

– Я, конечно, польщен, что твой богатый словарный запас содержит в себе мою фамилию, но мог бы ты сказать еще что-нибудь, кроме этого? – с милой улыбочкой поинтересовался Скорпиус, поигрывая пером.

– Заткнись, – процедил сквозь зубы гриффиндорец и отвернулся.

– О! Два слова – это уже разнообразие, – продолжал развлекаться Малфой. Раз уж они попали на две недели в рабство к МакГонагалл, должен же кто-то за это пострадать. – Я, кстати, уже готов.

– К чему это? – буркнул Джеймс, не поднимая головы от своего пергамента.

– К твоим извинениям за испорченное утро.

Гриффиндорец вскинулся, сверля глазами Малфоя:

– Не раньше, чем ты извинишься.

– За что это? Ну-ка просвети? – Малфой отложил перо и сел вполоборота к Джеймсу.

– За то, что за моей спиной ухлестывал за моей сестрой, – гриффиндорец тоже перестал писать. – Побоялся признаться?

– Поттер, откуда в твоей головушке такие светлые мысли? Не ухлестывал я за ней! – возмутился Скорпиус. Клевета.

– Ну, конечно… так, пару раз поцеловал ее…

– А ты еще и считал? – ухмыльнулся слизеринец, сам пытаясь припомнить, сколько раз целовал Лили Поттер. Ну, тут надо еще решить, считается ли пятиминутный поцелуй за один или же его надо разбить на несколько. Считать ли случаи, когда он ее целовал, но она не отвечала? В общем, проблемно. Вот если судить по качеству, то…

– Почему ты мне не сказал, что она тебе нравится? – прервал его размышления Джеймс.

– Хм, дай-ка мне подумать, – Скорпиус приложил палец к губе и поднял взгляд к потолку, – может, потому, что ты грозился вырвать пальцы и отрезать уши любому, кто к ней подойдет? По-моему, веская причина для скрытности… Тем более, что я до Рождественского бала как-то не собирался задумываться над вопросом о моих симпатиях к кому-либо. Но ты утром так настаивал, что мне пришлось чуточку изменить свои планы…

– Еще скажи, что я виноват!

– А кто? Кого сегодня утром в задницу клюнул бешеный гиппогриф?

– Ты сам поверил в то, что она была с Грегори, скажи, нет? – взъярился Джеймс. Очевидно, пытался унять свою совесть. Так похоже на Поттера – перевести половину стрелок на ближнего. – Ты же кинулся на него, как гоблин на фальшивый галеон!

– Не надо сравнивать меня с гоблином, – фыркнул Малфой, поправляя свои волосы. – Я, в отличие от известных нам лиц гриффиндорской национальности, не орал на всю улицу! Я мягко попросил Грегори держаться подальше от нее.

– Никогда не думал, что ты умеешь ревновать, – вдруг ухмыльнулся Джеймс. – Мерлин, Малфой, ты же ее ревновал!

– Заткнись, – огрызнулся Скорпиус.

– Ревновал! К Грегори! – развеселился гриффиндорец, глядя на лицо друга.

– Поттер, или ты заткнешься, или я за себя не ручаюсь… – пригрозил слизеринец, вынимая палочку.

– Ой, напугал, – фыркнул Джеймс, тоже доставая свою. – Сегодня утром ты что-то не показался мне грозой заклинаний.

Малфой встал, сердито наведя палочку на гриффиндорца:

– Просто не хотел кидать твой окровавленный скальп под ноги твоей сестре.

Джеймс тоже встал, все еще усмехаясь:

– А, может, ты просто не мог вспомнить ничего более сильного, чем «люмос»?

– А, может, ты заткнешься, пока я тебя в осла не превратил?

– Почему в осла? – обиделся Джеймс.

– Потому что у вас с этим животным есть одно общее качество, – Малфой тоже усмехнулся.

– Ну, все, сын-хорька-сам-хорек, ты нарвался, – Джеймс взмахнул палочкой. И остался стоять, довольный представшим перед ним зрелищем.

Малфой скривил губы, подняв руку и пощупав макушку.

– Надеюсь, ты хоть цвет его изменил, – изрек он, тоже взмахивая палочкой. А потом силился не захохотать в голос. – Нет, ты не осел. Ты пьяный ежик на вершине пихты.

Волосы Джеймса, волосинка к волосинке, вытянулись вверх, образовав черный ореол вокруг его головы. Он стал похожим на черный одуванчик.

– Ты испортил мою прическу! – возмутился гриффиндорец, посылая очередное заклинание в друга. Галстук Малфоя превратился в бабочку в тон розовому бантику на серебряных волосах, только с зелеными горошинами. Скорпиусу было трудно его хорошенько рассмотреть, но он оценил творчество Джеймса, превратив галстук того в шелковый женский платок с брошкой в виде гламурного сердечка.

Гриффиндорец не остался в долгу – мантия Скорпиуса стала белой, в черных подпалинах, как классическая шкура на корове. Немного подумав, Джеймс добавил еще и хвостик сзади. Малфой фыркнул – и мантия Джеймса уже была узко-облегающей, в черно-желтую горизонтальную полоску.

Дверь в класс отворилась, когда у Скорпиуса уже были вместо ботинок милые тапки с ушками и глазами, а Джеймс с ужасом понимал, что его любимая пара обуви стала какими-то странными, словно плетеными из коры, лоханями.

Парни повернули головы к дверному проему, где застыла Лили Поттер. Скорпиус видел, как быстро сменяются выражения на лице гриффиндорки.

– Как думаешь: кого из нас она прибежала спасать и защищать? – уголком губ осведомился Скорпиус у Джеймса. Тот лишь пожал плечами. – Тогда кого первого окликнет, значит, за того переживает меньше.

Малфой мог себе представить, как они сейчас выглядят со стороны, и вполне понимал, почему Лили фыркнула и через начинающийся хохот произнесла:

– Ну, вы и идиоты… – развернулась и бросилась прочь, согнувшись от хохота.

– И за кого же в итоге она меньше переживает? – гриффиндорец развернулся к Скорпиусу. И тоже не выдержал, засмеялся. Малфой лишь на секунду опоздал. Стекла чуть дрогнули.

Когда приступ закончился, – а это случилось не скоро, потому что стоило им успокоиться и поднять глаза, смех нападал с новой силой – Джеймс сощурился, глядя на слизеринца, пытавшегося избавиться от бантика:

– Запомни, Малфой: если ты ее обидишь, если она будет страдать из-за тебя…

– Знаю-знаю, – отмахнулся Скорпиус, наконец, вернув себе свою форму и прическу, – вырвешь пальцы, отрежешь уши, снимешь скальп, распнешь на двери Хогвартса…

– Нет, – серьезно помотал головой Джеймс. – Я больше не то, что слова тебе не скажу, я на тебя взгляда не брошу.

– Этого не будет, – так же серьезно произнес Малфой, – потому что иначе я сам не смогу больше смотреть тебе в глаза.

Джеймс только кивнул, протягивая руку.

– Мир?

– Еще чего, – фыркнул Скорпиус, усмехаясь. – Я не пожимаю руки странным особям в женских платках, одетым, как пчелки, да еще и не знающим, что такое расческа. Причешись сначала, ошибка природы.

Малфой увидел мелькнувшую палочку и рассмеялся. Мир принимал привычные черты.

Глава 6. Гермиона Уизли

Она проснулась в чужой обстановке, в чужой, узкой для двоих постели, вдыхая чужой, немного затхлый, воздух. Даже полумрак из-за задернутых штор был чужой. Но руки, обнимавшие ее, были родными, и глубокое дыхание, ощутимое на затылке, тоже было родным. Своим. Любимым.

Гермиона осторожно освободилась из объятий Рона, выскользнула из-под одеяла и содрогнулась. В комнате было жутко холодно. Она собрала свою одежду, поспешно оделась и, стараясь не нарушить сон мужа, вышла в темный коридор.

На кухне Гермиона умылась, привела в относительный порядок спутанные волосы и разожгла камин, надеясь согреться.

В этом большом, угрюмом доме они с Роном были одни. Гарри ушел вечером. Несмотря на свое счастье от того, что муж опять рядом, что ему уже не грозит ловушка Министерства, Гермиона заметила, что уходил их друг в подавленном состоянии, хотя и старался казаться счастливым. Но глаза его выдали. Они всегда его выдавали.

Гермиона мысленно поблагодарила Люпина за то, что тот принес продукты и другие необходимые здесь мелочи. Она приготовила завтрак, добавив к обычному их меню побольше бекона, и понесла наверх.

Рон был ослаблен, и она запретила мужу спускаться вниз. И ей нравилось ухаживать за ним. Она всегда так делала, когда Рон болел. Он тут же превращался в несчастного мальчишку, готового кричать «умираю!» даже из-за обычного насморка. А сейчас у него был не просто насморк. Приближалось полнолуние, его первое полнолуние.

Вчера Гермиона напоила его приготовленным волчелычным зельем. У нее был небольшой запас, который теперь придется всегда пополнять. Но это глупости, главное – Рон в безопасности, он рядом.

Она вошла в спальню и поставила поднос с едой на столик у кровати. Муж спал, подтянув к себе ноги. Очевидно, замерз после того, как она ушла вниз. Гермиона присела на край постели, нагнулась и легонько подула ему в ухо. Рон заворочался, что-то пробормотав. Тогда она дунула чуть сильнее. Рон резко подскочил и чуть не уронил жену с кровати. Гермиона в последний момент успела схватиться за столбик в виде поднятой головы кобры.

– Ты что? – осипшим от испуга голосом спросила она у Рона, увидев странное выражение его бледного лица. Он лишь помотал головой, расслабляясь.

– Прости, – он подбил подушки и сел, накрывшись одеялом по пояс.

Гермиона подала ему свитер – из тех вещей, что принес Люпин.

– Надень, холодно.

– Да? По-моему, как раз хорошо, – он взял свитер, но надевать не стал. Потянул воздух носом и улыбнулся, увидев еду:– Завтрак в постель?

Она кивнула, ставя поднос ему на колени. Потом смотрела, как он ест. Его руки и грудь были покрыты ужасными шрамами от зубов и когтей нападавших, но Гермиона любила уже и эти шрамы. Она знала, что они еще болят, хотя Рон и не показывал этого. И Гарри не показывал.

– `де `Арри? – спросил муж, словно читая ее мысли. Гермиона улыбнулась этой привычной картине – Рон пытается общаться с набитым ртом.

– Он ушел вечером. Ты же знаешь, он не любит этот дом. Да и будет подозрительно, если к нам явятся опять министерские, а у нас никого. Еще он говорил что-то о том, что хотел побыть с Альбусом.

Рон согласно кивнул, уплетая тосты. Слава Мерлину, хоть на аппетит его состояние не повлияло. Гермиона ждала, когда муж наестся, чтобы, наконец, задать волнующие ее вопросы.

Вчера они так и не поговорили. Он был слаб после заклятий, которые на него наложили в больнице, а еще Люпину пришлось оглушить Рона. Да и трансгрессия не принесла пользы его только зажившему телу. Почти весь день он проспал, Гермиона напоила его восстанавливающим зельем. А потом, поздно вечером, когда Рон отдохнул, они почти не говорили, изливая друг на друга всю свою любовь.

Гермиона сначала хотела остановиться, боясь повредить мужу, но Рон, едва почувствовав, что она хочет что-то сказать, тут же начинал неистово целовать ее. В эту ночь с его стороны почти не было нежности и мягкости, к которым Гермиона привыкла за столько лет. Но ей было наплевать. В голове была лишь одна мысль: «он рядом, он жив».

Когда тарелки опустели, а Рон, довольный, откинулся на подушку, Гермиона забрала у него поднос и села ближе.

– А теперь скажи мне, почему на тебя наложили Империус?

Муж отвел глаза, что не предвещало ничего приятного:

– Они испугались, – произнес он, комкая в кулаке простынь.

– Чего? – настаивала она.

– Приходил какой-то хмырь министерский, стал меня убеждать в том, какой я буду счастливый и богатый, если стану сотрудничать с Министерством.

– Он сказал, что за сотрудничество?

Рон покачал головой, глаза не поднимал.

– Не успел. Я утратил контроль над собой.

– Ты превратился? – Гермиона прижала ладонь ко рту.

– Почти. Этот урод стал рассказывать мне, – мне! – как тяжело живется в бедности, когда твое дело прикрывают, когда твою жену увольняют…

Гермиона закрыла глаза, отказываясь принимать все это. Шантаж. Открытый, беспощадный шантаж.

– Ты разозлился и стал превращаться? – прошептала она, беря его за теплую руку. В комнате было холодно, а он, раздетый по пояс, даже не замечал этого.

– Да. С тем мальчиком, Фредом, тоже сначала так было. Целитель сказал, что это временно, что потом Фред научился это контролировать, – Рон смотрел куда угодно, но только не на жену. – В общем, они оглушили меня, а очнулся уже под Империусом. Я боролся сначала, но я – не Гарри Поттер, – горько усмехнулся он.

– Поэтому ты так и ослаб, в таком состоянии сражаться еще и с чужой властью над тобой – это любого обессилит, – Гермиона села еще ближе и зажала ладошками его голову, чтобы не прятал глаза. – Рон, я не могу обещать, что все будет по-прежнему. По-прежнему уже не будет. Но мне все равно, оборотень ты или вурдалак какой-нибудь! Я люблю тебя и буду с тобой. Мы справимся.

Он кивнул, прижимаясь к ней:

– Осталась мелочь: не выводить меня из себя, – пробормотал он ей в плечо. – Ты принесла мне зелье?

Гермиона оторвалась от него и взяла с подноса кубок. Она смотрела, как он залпом пьет не самое вкусное снадобье, и сердце ее сжалось от сочувствия. Как он, наверное, боится, причем самого себя, но старается этого не показывать.

Раздался стук в дверь. Когда Гермиона разрешила войти, в комнату сделал шаг обеспокоенный Гарри.

– Привет, как дела? – он пожал руку Рону и попытался улыбнуться подруге.

– Уже лучше, только как-то не по себе, – усмехнулся Рон. – Как сам?

Гарри лишь пожал плечами, а потом повернулся к Гермионе:

– Тебе пришел вызов в Министерство. Думаю, допрос, облаченный в форму легкой беседы о произошедшем в нашей семье.

Все трое переглянулись. Странно, будто вернулись школьные времена. Они втроем попали в очередную переделку и решают, как из нее выбираться. Гермиона улыбнулась бы этим мыслям, если бы не серьезность ситуации.

– Как думаешь, они дойдут до того, что напоят меня Сывороткой правды? – спросила она у Гарри, сжимая руку мужа.

– Не знаю. У них нет доказательств, что ты что-то знаешь, – Гарри пододвинул стул и оседлал его, сложив руки на спинке. – Все-таки ты не просто жена пропавшего пациента, ты занимаешь высокий пост в Министерстве. Думаю, не посмеют. Но ты будь начеку.

– А тебя не вызвали? – Гермиона рассеянно взяла кусочек хлеба с подноса.

– Я уже был там с утра. Просто заходил узнать новости, заглянул к себе. Кингсли сказал, что официального дела по исчезновению Рона не завели.

– Это обнадеживает. Значит, боятся огласки, – улыбнулась она, перебирая теплые пальцы мужа. – Как думаешь, скоро они успокоятся?

Гарри пожал плечами. И тут Рон вдруг встрепенулся:

– Сколько же мне придется провести здесь взаперти?!

– Рон, это же для твоего блага, – упрекнула его жена, повернувшись.

– Знаете, что-то мне это напоминает, – грустно произнес Гарри, опуская зеленые глаза к полу. Друзья промолчали: зачем говорить то, что и так понятно. – Рон, потерпи. Ты не преступник, тебя не разыскивают всем волшебным миром. Нужно переждать полнолуние. Потом все, так или иначе, прояснится.

Рон поджал губы, но промолчал. Гарри сочувственно на него взглянул, потом поднялся:

– Мне пора, я обещал Алу, что зайду за ним к мистеру Уизли. Гермиона, проводи меня и закрой за мной двери. На всякий случай.

Она тут же встала и последовала за Гарри, понимая, что тому нужно о чем-то поговорить без Рона. Ведь двери запереть он и сам мог.

– Что? – прошептала она, когда они спустились в холл.

– Кингсли сказал, что магглы перестали пропадать, но почти десять человек найдены мертвыми на западе. У всех – разной степени свежести укусы на телах. И пропали два волшебника, – совсем тихо поведал Гарри. – Ты понимаешь?

– Значит, они начали создавать свою армию? Поняли, что магглы им не подойдут? – Гермиона вцепилась в руку друга. – Но, Гарри, тогда они могут быть уже среди нас!

– Они и так уже среди нас. Одного ты называешь мужем, – ласково улыбнулся Гарри, видимо, чтобы поддержать ее и не дать удариться в панику. – Эта новость стала известной только вчера вечером, так что сейчас в Министерстве все работники проходят осмотр у целителей на предмет укусов и других ран неизвестного происхождения. Министр очень боится, что оборотни поймают его и съедят на ужин.

– Гарри, будь осторожнее, – прошептала Гермиона, заглядывая в зеленые глаза. – Я уверена, они не оставят идею добраться до тебя. И теперь это им сделать будет еще легче. Если укушенные ими волшебники решат присоединиться к ним, то все станет еще опаснее, ведь тогда у них уже будут палочки!

– Гермиона, я все понимаю, – грустно улыбнулся Гарри, беря ее за плечи. – Я буду осторожен. Но я не могу позволить, чтобы кто-то еще из моих родных пострадал. Поэтому я заклинаю тебя – не высовывайся лишний раз из дома. Я договорился с Кингсли – он не будет дергать тебя в Министерство. Живите здесь с Роном пока. Здесь вы в безопасности. Да и Рону будет не так одиноко.

– А ты сам? – подозрительно спросила Гермиона.

– Я вернусь к работе. Потому что иначе сойду с ума, – признался Гарри, роняя бессильно руки и опуская глаза. – Я должен что-то делать, чтобы не думать.

– Гарри, – выдохнула Гермиона, обнимая его и гладя по волосам. – Гарри, ты не один, слышишь? Мы рядом, мы всегда будем рядом. Ты выдержишь, я знаю.

Гарри кивнул, отстраняясь и снимая ее руки со своих плеч.

– Ты нужна Рону. И будь осторожнее. Не забывайте о зелье.

Она кивнула, глядя, как Гарри накидывает на себя мантию-невидимку и выходит на крыльцо в серый сумрак октября. Дверь глухо щелкнула, и Гермиона побрела наверх, понимая, что они все попали в западню. Оказались между молотом и наковальней. Она даже не знала, чего боится больше – безудержной мощи Министерства или целеустремленной мстительности оборотней. Хорошо, что хоть дети в школе. Хотя бы о них можно так сильно не беспокоиться. Чему-чему, а уж стенам родной школы, которые выстояли столько веков и выдержали столько битв, она привыкла доверять.