Текст книги "Паутина"

Автор книги: Сфинкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 61 страниц)

– Мне нравится то, как ты выражаешь свою благодарность, – шепнула она ему в губы. – Только вот меня смущает то обстоятельство, что мы целуемся в комнате твоей сестры, на ее кровати…

– Ну, мы же одолжили им с Малфоем Выручай-комнату, – напомнил Джеймс, чуть нахмурившись. Оставалось всего тринадцать минут из отведенных им пятнадцати. А с другой стороны – кому нужен этот ужин?! Ведь он столько дней мечтал о Ксении, мечтал держать ее в своих объятиях…

Он легко распустил ее галстук.

– Ты не против? – прошептал он. Она лишь тепло усмехнулась, позволяя ему воплотить в жизнь самые смелые мечты.

Ад и рай ее объятий на долгие минуты поглотил его. Ведь Ксения дарила ему самое дорогое – себя.

Глава 2. Лили Поттер

Она стояла, словно окаменев, и смотрела на него. Глаза цвета стали были прикованы к ее, наверное, растерянному и испуганному таким поворотом событий лицу. А когда-то в его взгляде было жидкое серебро…

Смотрел ли он такими глазами на ту, на свою невесту? Дарил ли ей такой взгляд?

Лили физически ощутила волну его гнева, хотя на лице слизеринца не было ничего, кроме холодного равнодушия. Конечно, так и должно быть, ведь он только использовал ее, Лили. Он только играл с ней…

Игрушка. Это презрительное слово можно было прочесть на лицах многих студентов, мимо которых Лили проходила в эти дни. Игрушка Скорпиуса Малфоя, жениха Присциллы Забини. Наверное, они ей что-то насмешливо говорили. Но все эти дни она слышала лишь эхо бьющегося в ее груди на мелкие осколки хрустального сердца.

Он не должен этого услышать. Она не позволит.

Слезы были готовы хлынуть из ее глаз, но и этому не бывать. Поэтому она избегала его все эти дни. От одного взгляда на Малфоя тут же хотелось заплакать. Она не доставит ему такого удовольствия.

Лили развернулась и толкнула дверь. Она не поддалась. Девушка вынула палочку, но та по какой-то странной прихоти выскользнула из ее руки. Гриффиндорка оглянулась – конечно, ее палочка была в руке Малфоя, зажатая вместе с его палочкой…

Его палочка. Лили видела ее в своих снах. Необычная. Длинная и довольно толстая. Она была сделана из какого-то серебряного дерева. Девушка никогда раньше не видела ничего подобного. Светло-серебристая, гладкая поверхность. Четыре выдавленных выемки для пальцев на рукояти. Серебряная палочка. И сейчас рядом с ней было и единственное оружие Лили.

– Отдай палочку и открой дверь, – приказала она, сверля взглядом его левое ухо. Только бы он не увидел, как блестят от слез ее глаза.

– Нет. Хотя бы потому, что не я ее запер, – голос слизеринца был насмешливым, неприятным. – Думаю, это твой гениальный братец. Стратег, фестрал его затопчи…

Лили отвернулась, сделав еще одну попытку вырваться из этой ловушки, но с тем же результатом. Она, как загнанный в капкан зверек, искала выход из этой странной комнаты. Малфой с насмешкой наблюдал эти ее потуги.

Только бы он не услышал, как колотится ее разбитое сердце. Лишь бы не понял, как у нее подгибаются ноги. Лишь бы не узнал, как ей больно просто находиться рядом с ним. Лишь бы не заметил слез, готовых сорваться с ресниц.

– Сядь, надо поговорить, – без намека на теплоту в голосе сказал слизеринец, засунув обе палочки в задний карман брюк. Лили от неожиданности сморгнула – куда сесть? Это была пустая комната, лишь стол посередине, на котором в том же обилии, что и на полу, лежали какие-то осколки, обрывки газет, сломанные перья, разбитые чашки. – Сядь.

Только тут Лили заметила стул справа от себя. Откуда он взялся? Вообще, что это за место? Из упрямства она не села и не спросила Малфоя ни о чем. У нее была только одна мысль – уйти, убежать, спрятаться и дать волю накипевшим слезам. Потому что от его холодности и насмешки было еще больнее. Он даже не притворялся, что она была ему дорога…

Он буквально за один шаг оказался перед ней и силой усадил на стул, нависая над ней. Его глаза были непроницаемы и полны гнева. Руки заставили поежиться. Он злится? ОН?! По какому праву?!

– Поттер, если ты сейчас сделаешь хоть одно лишнее движение, скажешь хоть что-нибудь, я заставлю тебя пожалеть о каждом дне, что ты вынудила меня сходить с ума. Я тебе обещаю, – процедил Малфой, заставляя ее поднять к нему лицо. – Я не шучу.

Она сглотнула, понимая, что все действительно так. Слизеринец был в бешенстве. Почему? И почему она должна ему подчиняться? Что такого он может ей еще сделать? Разве будет еще больнее? Нет, больнее уже не будет.

– Где мы? – Лили опустила голову, не собираясь давать ему шанс что-то прочесть на ее лице. Девушка смотрела на его ноги, черные форменные брюки были покрыты какой-то пылью. На нем не было мантии. Было очень неуютно от того, что он нависает над ней.

– Выручай-комната, – бросил он. Наверное, он смотрел на нее сверху вниз, но Лили упрямо не поднимала головы. Потому что чувствовала, что с ресниц уже падает слеза. Его запах, когда он стоял так близко, причинял новую боль, заставляя сдерживать рыдания, что уже неделю были готовы вырваться из ее груди. Но она стерпит, он не увидит ее боли.

– Не говори глупостей, она погибла много лет назад, – Лили упрямо прикусила губу – до боли, чтобы держать себя в руках.

– Глупости говоришь и делаешь ты, – Скорпиус фыркнул, но не двинулся, все так же стоял перед ней, засунув руки в карманы. – Это Выручай-комната.

– Тогда я хочу, чтобы здесь появилась открытая дверь, и я могла уйти, – проговорила Лили, отворачиваясь к пустой стене.

– Этого не будет, потому что я не хочу, – жесткий, бередящий душу голос слизеринца причинял почти физическую боль.

– Значит, ты мечтал о комнате, где куча хлама и голые стены? – оказывается, она еще может усмехнуться, хотя горло свело. Нужно бежать отсюда. Бежать.

– Я занимался уборкой, – Малфой сделал шаг вперед, встав прямо у ее коленей, и Лили сжалась, стараясь не дышать, потому что он был так близко. Ненавижу… Ненавижу… Ненавижу! – Посмотри на меня, я не привык разговаривать с затылком.

– Да иди ты, знаешь куда?! – огрызнулась она, все-таки подняв к нему лицо. От неожиданности она попыталась отпрянуть – потому что в его глазах не было стали, там была бездна льда.

Малфой схватил ее за подбородок, не дав отшатнуться. Лили закусила губу, чувствуя, как предательские слезы заскользили по щекам. И она не успела среагировать на быстрое движение слизеринца.

Он упал на колени и поцеловал ее, заводя ей за спину ее руки, потому что она попыталась его оттолкнуть. Она сопротивлялась до тех пор, пока его язык не проник глубоко в ее рот. Потом уже не было ни сил, ни желания оттолкнуть его.

В поцелуе не было нежности или привычной мягкости – лишь жадность и нетерпение. Его губы иногда причиняли боль, но это была спасительная боль. Потому что сердце не разрывалось на части от его предательства, оно лишь билось учащенно – все быстрее из-за его руки, гладящей ее по спине.

«Нет! Он предал тебя!.. Да! Ты не можешь без него… Нет! Он лишь играл с тобой и продолжает играть… Да! Ты умираешь без него… Нет! Остановись… Да! Ты не можешь этого остановить…».

Борьба в душе Лили шла будто бы сама собой, а сама она уже отдалась на милость победителю, понимая, что он все равно сможет сделать с ней все, что захочет.

Он тяжело дышал, когда отстранился. Лили открыла глаза и увидела, как плещется серебро в любимых глазах.

Малфой перевел дыхание, но рук ее не отпустил, словно боялся, что она снова начнет сопротивляться и отворачиваться. Лили не могла, она уже почти утонула в серебре.

– Послушай, Лили, – голос его звучал неожиданно глухо, – я не знаю, что там говорит и планирует мой дражайший папочка, но я никогда не давал согласия на помолвку вообще с кем-либо, тем более с Забини.

Она хотела кинуть ему в лицо слова, что носила в себе все эти дни: «Предатель! Лжец! Лицемер!» – но как она могла это сделать, глядя в жидкое серебро его глаз? Хотелось верить, но разум еще делал попытки сопротивляться.

– Твой отец бы не стал говорить об этом, если бы не был уверен, что ты этого хочешь.

– Мерлин, ты говоришь о Драко Малфое, а не о Гарри Поттере, – фыркнул Скорпиус. И девушка заметила, что его лицо стало принимать привычные ей черты: строгие линии чуть смягчились, взгляд снова стал покровительственно-насмешливым, лоб разгладился. – Не меряй ценностями своей семьи мое семейство, там все и всегда стояло ра… вверх ногами.

Он говорил, а сам стирал пальцами дорожки слез с ее лица. Она прикрыла глаза, наслаждаясь этой желанной лаской. Ей нужны были эти руки, этот голос. Пусть он говорит, пусть убедит ее в том, что все написанное – ложь, что он не играл, что он действительно принадлежит только ей.

– Твоя невеста… – тихо проговорила она и почувствовала, как он отпустил ее заведенные за спину руки.

– Нет у меня никакой невесты, – снова фыркнул он, вставая и отряхивая брюки. – Забини может хоть на лбу себе татуировку сделать – «будущая миссис Скорпиус Малфой», это ничего не изменит.

Лили проследила за ним глазами. Странно, но за несколько минут комната поменяла свои очертания. Осколки и мусор исчезли, зато появился камин с играющим в нем пламенем и тикающими часами на каминной полке. Малфой дошел до стола и сел на него, не спуская взгляда с девушки.

– Значит, это ложь? Твой отец солгал? Но, Скорпиус, об этом теперь знает все сообщество волшебников!

– Да мне плевать. Отец сам заварил эту кашу, пусть сам и давится теперь. Хочу посмотреть на то, как папа Драко будет объясняться с родителями Забини, – хмыкнул слизеринец.

– Просто, это не укладывается в голове, – Лили встала, не в силах больше сидеть. Она вдруг поняла, что внутри уже нет этого надсадного звука бьющегося хрусталя, только зарождающееся глубоко внутри тепло. Она верила ему, она хотела верить. – Ведь он не может просто заставить тебя…?

Скорпиус скептически поджал губы:

– Он не может меня заставить что-то сделать уже лет пять, – слизеринец протянул к ней руку, и Лили взяла ее, встала перед ним, позволив ему обнять себя. Опять этот запах, который опьянял ее. Если он и лгал, то бежать было поздно. Теперь она уже не сможет заставить себя не верить.

– Помнишь, приезжал мой папа? – она подняла руку и провела пальцем по его шее вдоль расстегнутого ворота рубашки. – Он сказал, что к нему приходил твой отец. Они поссорились. Видимо, твой откуда-то узнал… о нас.

– Откуда-то… – усмехнулся Скорпиус, глядя на нее. – Известно, откуда. Без Забини тут не обошлось. Тогда понятно, с чего бы это папочке Драко тут же орать перед журналистами о моей будущей помолвке. Не хватает ему тонкости…

– Что же ты будешь делать? – обеспокоено спросила Лили.

– В данный момент я собираюсь взять с тебя весь твой долг за прошедшую неделю, – он хитро поднял брови, – а потом, я думаю, стоит пойти на ужин, потому что, насколько я знаю, ты в последние дни почти ничего не ела… Что у вас, Поттеров, за привычка: морить себя голодом по любому поводу?

Лили улыбнулась, но чуть отклонилась назад, когда Малфой потянулся к ней:

– Погоди… Скорпиус, но как… ведь все думают, что Забини – твоя будущая невеста. Я так не смогу…

Он недовольно вздохнул:

– До чего же ты любишь создавать проблемы! Ну, какая разница, что думают другие? Ты-то ведь знаешь, что это не так. Пусть другие думают, что хотят…

– Но ведь это дойдет до родителей. К тому же, кем я буду в глазах преподавателей? Они же тоже читают газеты!

– Ну, что ты от меня хочешь? – Малфой нахмурился. Она нерешительно пожала плечами. – Ладно, обещаю, что что-нибудь придумаю, раз это так для тебя важно. Хотя после слухов о том, что я с тобой сплю, думаю, хуже уже не будет.

Лили покачала головой, понимая, что у нее нет выхода. Она не может без него, он ей нужен. Но как быть со своей совестью? С кузенами Уизли? С профессором Лонгботтомом и Хагридом? Наконец, ведь отец тоже обо всем узнает…

– Лили, не надо. Не делай такого лица, иначе я начну думать, что зря все эти дни гонялся за тобой, чтобы объясниться. Ты ведь мне веришь?

– А для тебя это важно? – вдруг спросила она, хотя совершенно не собиралась давить на него.

– Нет, конечно, – фыркнул Скорпиус. – Я просто так нагрубил Флитвику, чуть не убил какого-то домовика и долбанул рвотным заклятием в Грегори… А потом перебил всю посуду, что была в закромах Выручай-комнаты… Одна ваза, кстати, как мне кажется, была времен династии…

– Погоди, – нахмурилась Лили, – ты запустил заклинанием в Грега? Малфой…

– И не надо делать такое выражение лица. Я его предупреждал, чтобы он держался от тебя подальше, – напомнил Скорпиус. – Никогда больше так не делай…

– Это должны были быть мои слова, – улыбнулась девушка.

– Я больше не буду грубить Флитвику, обещаю, – Малфой пытался не рассмеяться, когда Лили от досады хлопнула его по плечу. – И еще один момент: пойдешь со мной на Рождественский бал?

– Скорпиус, еще только середина октября!

– Я заранее даю тебе понять, что ты от меня так просто не отделаешься. Хоть месяц бегай от меня по всему замку. Но все-таки в следующий раз подумай сперва о бедных домовиках и невинно страдающих людях…

– Прости, – она погладила его по щеке.

– За что именно?

– За то, что опять тебя ударила, – она чуть смутилась.

– Ну, это вписано в твои долги, которые с каждой минутой все растут, – намекнул слизеринец со своей любимой гнусной улыбочкой, которую Лили тоже любила. – Так ты пойдешь со мной на бал?

Она кивнула. И время снова прекратило свое существование. Будто не было недели страданий и боли. Никогда Лили так остро не чувствовала его: его рук, гладивших ее спину и плечи, его губ и языка, с какой-то жадностью припадающих к ее рту, его тела, к которому она прижималась, которое ощущала под своими ладонями.

И в какой-то момент она поняла, что хотела бы большего, чем просто целовать его. Но эта мысль так и не оформилась, потому что в этот момент часы над камином пробили время ужина.

Глава 3. Гарри Поттер

Еще недавно мир Гарри Поттера был простым и понятным. У него были дом и семья, была любимая работа, были счастливые друзья, были уже привычные своей болью воспоминания прошлого.

Все это именно было. Что теперь есть твоя жизнь, Гарри Поттер? Дети и воспоминания, с новой болью терзавшие наяву и во сне.

Джинни не было, и нужно было учиться жить без нее, решая миллион семейных и бытовых проблем, с которыми раньше легко справлялась жена. Нужно было учиться быть одному, привыкать к пустой постели. К чужой постели. Чужому дому. Потому что своего дома у него теперь не было. Не было, потому что его нигде и никто не ждал, тревожась и глядя на часы.

Не было счастливых друзей. Именно счастливых. Была осунувшаяся, сильно переживающая Гермиона. И был Рон с вывернутой наизнанку жизнью. И не было счастья, что раньше исходило из их дома, из их сердец. Теперь в их жизни появилась постоянная опасность. Выдержат ли они?

Не было любимой работы. Потому что Гарри Поттер больше не мог ее любить. Не мог заниматься тем, что разрушило его жизнь, его уютный, полный любви мир. Он думал, что работа поможет ему забыть о пустоте в душе и тоске о Джинни, но нет, не помогла. Стало только хуже, потому что присоединилась еще и вина. Но Гарри должен был работать, потому что должен был найти тех, кто посмел тронуть его жену, его друзей, его детей. Тех, кто страшной угрозой все еще скользил где-то в тени, планируя новый удар. Он должен защитить свою семью, он должен отомстить. И поэтому он работал.

Но у него еще были дети. Джеймс с его плохими отметками и постоянными выходками, из-за чего Гарри раз в неделю получал письма от декана Гриффиндора. Была Лили, которая совсем не вовремя влюбилась в сына Драко Малфоя и оказалась в сложной ситуации. И был Альбус – наивный и рассеянный, с его странным даром к легилименции и снами, в которых он ел леденцы вместе с Дамблдором.

Гарри лежал на постели и глядел на полог, чувствуя, как медленно его одолевает сон. Он ощущал себя разбитым и измученным. Когда-то – кажется, в другой жизни – он любил свою работу, но сегодня окончательно понял – так уже не будет. Не может он спокойно и отрешенно смотреть на пойманных за эти дни оборотней, которых сейчас держат в Отделе Тайн, в специальной комнате. Одиннадцать новообращенных, не считая магглов, за пять дней, трое из них – работники Министерства. Ситуация становилась критической, а Министр продолжал держать все в секрете и прятать голову в песок.

Надо было подняться, раздеться, встать под душ, чтобы смыть с себя воспоминания тяжелого дня, но он устал и не хотел двигаться. Он устал от боли. И от ненависти. Ненависти к тем, кто поднял руку на его близких. К тем, кто стал таким же, как те шестеро, что начали все это в конце августа. Ко всем им.

Он целый день сдерживал себя, боясь сорваться и убить кого-нибудь из допрашиваемых. Он знал – они ничего не сделали, просто были жертвами, но сердце гулко стучало, а жажда мести требовала крови. Но Гарри терпел, сжав кулаки и до крови впиваясь ногтями в ладони. Он не мог уподобиться своим врагам. Он должен был терпеть и делать свою работу.

Уже не первый день они бились с пленниками – кто, где и когда их укусил. Но все новоиспеченные оборотни (а пик нападений был достигнут за дни полнолуния) путались в показаниях, затравлено озирались и, как зверьки, забивались в углы. Некоторые выходили из себя, и мракоборцы видели во всех подробностях превращения людей в волков. Выяснить удалось лишь одно – всех оборотней настраивали на укусы других волшебников. Чем больше, тем лучше. Эта установка не стала неожиданностью ни для кого. Армия оборотней уже не казалась чем-то эфемерным.

До ночи Гарри, Кингсли, целитель из рабочей группы и специалист по магическим существам обсуждали всю известную им информацию. Правда, Гарри все эти часы молчал, поскольку обсуждалось именно его предложение – использование легилименции. Альбус доказал, что это может быть действенным. Целители не были уверены, что это безопасно, а главное – что, проникнув в мозг пациентов, они смогут извлечь оттуда нужную информацию. Ведь все-таки это мозг не просто человека, а оборотня, полу-зверя. Они так ничего и не решили, тем более что пока у них не было ни одного достаточно хорошего целителя-легилимента. А единственный, который был, по вполне понятным причинам мог отказаться работать на тех, кто его лишил работы.

Гарри глубоко вздохнул, повернувшись на бок, вынул палочку из заднего кармана брюк и отложил в сторону. Сон, наконец, сморил его.

Ему снилась Джинни. Она стояла на зеленом холме. Ветер подхватывал ее волосы и юбку летнего платья. Он любил это ее платье – белое, воздушное, легкое. Она всегда надевала его, если они выезжали на природу, к морю.

Он хотел, до боли в груди хотел коснуться ее, почувствовать ее тепло. Ее руки. Ее кожу. Поцеловать, вспомнить вкус ее губ. Он протянул к ней руку. Джинни рассмеялась, глядя на него искрящимися глазами. Так она смотрела на него в школе, когда еще не было семейных проблем, детей, работы Гарри. И смех ее был легким, волнующим, абсолютно веселым.

Он все-таки смог ее коснуться и даже услышал, как она позвала его: «Гарри!». И он обнял ее, прижав к себе, по-настоящему ощутив ее тепло. Он нашел ее губы и поцеловал. Губы были чуть солеными, наверное, от морского ветра. И горячий язык, которого он коснулся…

И только в этот момент он понял, что уже не спит и что женщина в его руках реальна, что он целует не Джинни из сна. Гарри медленно просыпался – не только от тяжело движущихся мыслей, но и от своих ощущений.

Чужое тело. Чужой запах. Чужие губы. Чужой поцелуй.

Гарри окончательно все понял и отпрянул, отталкивая руками женщину. В темноте комнаты он сразу разглядел Гермиону – оказывается, он уснул в очках. Он судорожно втянул воздух, сел и зажал руками голову, пытаясь успокоить гулко стучащее, обманутое сердце. И обманутое тело.

– Прости, – выдохнул он. Руки подрагивали, тело слишком ярко отреагировало на близость женщины. В ушах еще звенел смех Джинни, а на губах – вкус чужого поцелуя.

Гарри слышал, как Гермиона пошевелилась, придвинулась и обняла его. По-дружески, ненавязчиво, как делала это всегда.

– Все хорошо, Гарри, я все понимаю, – прошептала она. Конечно, она не сердится, ведь это Гермиона. Но ее близость была сейчас для Гарри невыносима. Он вскочил, отстраняясь и стараясь оказаться как можно дальше от нее.

Черт… Черт. Черт!!! Он совсем обезумел, сошел с ума. От тоски. От пустоты. От одиночества.

– Сколько времени? – заставил себя заговорить Гарри, пытаясь взять себя в руки. Но сон был таким реальным, а пробуждение…

– Час ночи, – она села, опустив ноги на пол.

– Тогда откуда ты? Что-то с Роном?

– Нет, – после небольшой паузы ответила Гермиона. – Он спит. Я просто зашла тебя проведать. Заходил Джордж, сказал, что видел тебя на Косой аллее, что ты плохо выглядишь…

– Не волнуйся, со мной все в порядке, – Гарри искал глазами свою палочку, но не помнил, где именно на кровати он ее оставил. А приближаться к Гермионе он не хотел. Тогда просто шагнул и нашел на каминной полке коробок спичек, что всегда хранил. На всякий случай.

Гарри зажег несколько свечей, осветив небольшой беспорядок в его спальне. Гермиона мягко на него глядела, но Гарри вдруг понял, на что он смотрит. На скуле Гермионы был небольшой синяк, из-за воротника свободного свитера выглядывает край кровоподтека.

– Что это? – Гарри метнулся к ней, встал перед ней на колени и схватил за подбородок. – Гермиона, откуда все эти синяки?

Он взял ее за руку и поднял вверх рукав. Так и есть – синие следы от пальцев. Он хотел посмотреть и вторую ее руку, но женщина вырвалась, отошла.

– Это пустяки, Гарри…

– Пустяки?! – он заставил ее повернуться к нему. – Это не пустяки, Гермиона! Он бьет тебя?

Она покачала головой. Глаза ее блестели. Гарри вдруг понял, почему ее губы были солеными. Она плакала.

– Он не бьет меня, – проговорила Гермиона, отворачиваясь. Каштановые волосы скрыли ее лицо от друга. – Просто он стал немного… несдержан.

– Я поговорю с ним, – Гарри увидел свою палочку и шагнул за ней.

– Не надо, Гарри, – она вцепилась в его руку. – Не надо. Все образуется, просто ему сейчас очень тяжело…

– Гермиона, послушай, что ты говоришь?! Нам всем сейчас тяжело, но это не дает ему права причинять тебе боль! – разозлился Гарри, встряхивая ее за плечи. – Ты поэтому пришла сюда, да? Ты его боишься?

– Нет! – испуганно замотала головой Гермиона. – Я не боюсь его! Я, правда, пришла, чтобы узнать, как у вас с Альбусом дела… Мне кажется, что вы плохо питаетесь и совсем о себе не заботитесь.

– Не надо менять тему, Гермиона, – уже спокойнее попросил Гарри. – Я должен поговорить с Роном…

– Оставь, – твердо сказала она. – Мы сами справимся, не беспокойся. Ты лучше подумай о себе…

Гарри понял, о чем она.

– Прости, мне просто приснилась…

– …Джинни, я поняла, – Гермиона стала ходить по комнате и собирать разбросанные вещи Гарри. – Забудь, я все понимаю.

Гарри смотрел, как она складывает его откинутый когда-то свитер, рубашки, какие-то бумаги. Он не мог забыть. Потому что в его жизни была лишь Джинни. Лишь ее поцелуи и ее объятия. То, что было до Джинни, было давно и забылось. И теперь вдруг все изменилось, потому что он посмел коснуться другой женщины. Пусть во сне, пусть на мгновения. Но коснулся. Это было так, будто он предал ее, свою Джинни.

– Гермиона, оставь, – Гарри сердито вырвал из ее рук свою одежду. Она немного ошеломленно взглянула на него.

– Ты на кого сейчас сердит: на меня или на себя?

– Просто – не надо. Я сам все сделаю. А тебе нужно пойти и поговорить с Роном, раз ты не разрешаешь этого сделать мне.

– Гарри, я не могу оставить тебя в таком…

– В каком?! – вдруг сорвался он на крик. Все его тело было напряжено, а сердце почему-то колотилось так, будто он пробежал несколько километров. – Как ты не понимаешь?! Я должен сам с этим правиться! Мне не нужна ничья помощь, тем более – твоя!

Она отшатнулась, чуть побледнела под его яростным взглядом. Гарри знал, что зря сорвался на ней, но сказанного не вернуть. Он отвернулся, желая что-нибудь разбить. Жаль, в этой комнате не было миллиона мелочей, как когда-то, много лет назад, в кабинете Дамблдора, где можно было бить и крушить все вокруг.

Гарри вздрогнул, когда дверь комнаты хлопнула. Гермиона ушла. Но ему не стало легче. В висках стучала кровь, щеки и лоб пылали. Руки судорожно подрагивали. Гарри сполз по стене на пол и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он не выходил так из себя со школьных лет. С тех пор, как погиб Сириус.

– Папа…

Гарри поднял голову – в дверях стоял заспанный Альбус, без очков, с немного растерянным выражением на лице.

– Прости, я разбудил тебя, сынок? – Гарри протянул к мальчику руки, и тот тут же уселся рядом с ним на полу.

– Тебе грустно, да? – Альбус положил ладошку на руку отца. – Я знаю, что тебе грустно из-за того, что с нами нет мамы.

– Ничего, Ал, все наладится, – успокоил Гарри, скорее себя, чем сына. – Все будет хорошо.

Альбус кивнул:

– Знаешь, вчера во сне мы с дедушкой ощипывали феникса…

– Прости? – не понял Гарри.

– Ну, феникса, птичку такую. Он сидел на жердочке. Мы решили – кому достанется последнее перышко, тот и съест леденец… У нас был один лимонный леденец на двоих.

– Но, Ал, фениксу же было больно!

– Нет, папа, что ты! Дедушка сказал, что из перышек можно сделать много волшебных палочек, а феникс потом отрастит другие…

– Ну, и кому же в итоге достался леденец?

– Мне. И тогда дедушка взял палочку и поделил леденец пополам. Он всегда так делает, когда проигрывает…

Гарри улыбнулся. Кто-то не меняется и после смерти.