Текст книги "Сердце бури (СИ)"
Автор книги: Раэлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 55 страниц)
Как только его руки достаточно окрепли, Бен сказал, что хотел бы заняться чем-то полезным. Рей было предложила ему книги; в каюте Бена Соло имелась небольшая, но (насколько девушка успела заметить) весьма достойная библиотека. Однако юноша с раздражением отказался. Вероятно, он подумал, что Рей просто хочет занять его какой-нибудь ерундой, чтобы хоть ненадолго избавиться от его общества.
Это было удивительно. Сперва он отталкивал ее, а теперь, кажется, привязался к ней, словно ребенок – столь же искренне и доверчиво. И столь же ревностно.
Знал ли он, что скрывается за ее такой, поистине жертвенной заботой? Знал ли, что в беспокойстве о нем она ищет спасения от собственных тревог? Что жалеет его, чтобы избавить сердце от жалости к себе самой?
Его взгляд – тот самый новый, сверкающий чистотой и ясностью взгляд – выдавал его. Да, Бен все знал. Быть может, только это-то знание и смягчало его крутой нрав. Может, только благодаря ему юноша и допускал Рей до себя…
Когда он отказался от книг, Рей, немного поразмыслив, принесла пару небольших приборов, которые требовали ремонта: ID-транспондер и старенький датапад – тот самый, который она также отыскала в прежней комнате Бена. Эти незамысловатые механизмы она деловито разложила перед ним на постели вместе с небольшой магнитной отверткой. Раньше Бен Соло был хорош как механик – это семейная черта. Любопытно узнать, не растратил ли он своих навыков.
Рей уже знала, что в транспондере перегорела главная схема, а в датападе необходимо заменить батарею и подсветку экрана. Но решила, пусть парень сам разберется.
Бен, сев на кровати, принялся за дело. Его пальцы управлялись с отверткой, раскручивая мелкие шурупы и обнажая микросхемы, настолько ловко, что трудно было поверить, будто еще пару недель назад эти же пальцы не могли удержать даже ложку. Бену почти удалось возвратить своим рукам прежнюю координацию, и лишь небольшая дрожь выдавала в них излишнее напряжение и слабость.
Он усмехался и приговаривал:
– Мой дед был рабом. Работал в лавке запчастей на Татуине. Вот так же, как я сейчас, сидел целыми днями, прячась от зноя, и от нечего делать ковырялся в никому не нужных железяках. Что скажешь, если Сила ко мне так и не вернется, сумею я сделать карьеру механика? Конечно, я не так хорош, как ты. Но ведь ты у нас будущий джедай, верно? Куда тебе теперь до прогнивших жестянок. А вот я… может, ты спросишь у Маз, возможно, ей нужен инженер? А что? Такая жизнь вполне по мне. Я ведь сын Хана Соло, чтоб его!.. Мой отец – старый пират, он бы одобрил. Да и разведка Республики тут меня не достанет. Буду ремонтировать залетающие сюда корабли контрабандистов, совсем как ты когда-то. Буду тискать по углам заезжих красоток. А вечерами буду выпивать в баре с приятелями, чьих имен даже не помню, смотреть трансляцию гонок по голотелевидению и делать ставки…
Бархатные глаза вдруг грустно заблестели: «О Сила, что за бред я несу?!»
Да он охотнее удавится, чем согласится хотя бы на день такого посредственного, тупого существования! Вероятно, теперь, попробовав чего-то нового и захватывающего, и сама маленькая мусорщица ни за что не стала бы возвращаться к прежней рутине.
Он отвернулся к иллюминатору.
Где-то там, за сенью листвы расцветал один из привычных теплых деньков. Солнце едва успело подняться в небо, вспорхнув из-за линии горизонта, подобно загадочной огненной птице, и теперь щедро рассыпало свои лучи повсюду, куда только могло дотянуться. Медицинский отсек был залит золотом и блеском; бесконечным, вездесущим светом, на фоне которого сутулая фигура бывшего рыцаря казалась сумрачной тенью со смазанными контурами.
Вдруг один из шустрых солнечных зайчиков упал на лицо юноши, с трепетной осторожностью коснувшись его нижней губы и подбородка. Бен почему-то поморщился.
– А ты будешь залетать иногда, чтобы меня проведать, – продолжал он. – Ведь будешь, не так ли? Рассказывать мне о войне, убеждать в том, что дело Сопротивления единственно праведное…
Рей стояла напротив него, положив локти на спинку кресла, слишком высокую для ее роста, и подперев рукой щеку. Ей неожиданно понравилось наблюдать за его работой, достаточно аккуратной и обстоятельной, чтобы заслужить ее высокую оценку.
Ее неровно срезанные, ставшие жесткими, как щетка, волосы смешно торчали в разные стороны. Солнце в своей невидимой игре касалось и их, делая заметными отдельные золотые нити. Рей давно срезала свою падаванскую косицу, в которой отныне не было никакого смысла; та лишь мешалась понапрасну.
Девушка прислушивалась к раздражающей болтовне Бена.
Наконец она не выдержала.
– Какая же ты язва! – выкрикнула она, нахмурив лоб.
Столько времени прошло, а он до сих пор не может сделать над собой даже малейшего усилия, чтобы хотя бы попытаться… хоть притвориться, что рад своему спасению! Для чего он говорит все это, скребет по сердцу тупым ножом – и себе, и ей?
Рей подошла к нему и положила ладонь поверх лохматой головы.
Бен давно перестал вздрагивать от ее прикосновений – это была привычка, выработанная днями и ночами, проведенными в лихорадке, когда девушка не отходила от него. Ему и самому случалось иной раз коснуться ее плеча или схватить ее за запястье. Он не стеснялся этого, она не стеснялась тоже. Да и можно ли стесняться после того, что было?
Она видела его обнаженное тело, когда нашла его на Мустафаре; он чувствовал ее тело в своих руках, когда нес ее, потерявшую сознание, на борт своего «Ипсилона» – здесь, на Такодане. Она впервые коснулась его, когда лечила; он впервые коснулся ее, когда приковывал к пыточному креслу на «Старкиллере». После всего этого именно телесная, физическая стеснительность казалась просто абсурдной.
Рей ожидала, что сейчас он рассердится. Вероятно, вновь обзовет ее «мусорщицей», «помойной девкой» или «джедайским отродьем» – подобные словечки все еще проскальзывали у него, причем, настолько часто, что девушка давно научилась пропускать их мимо ушей.
Однако Бен молчал. Он знал, что она права, и не собирался спорить. Что еще могут означать его слова, если не завуалированный упрек?
– Маз все равно тебя не возьмет, – с усмешкой произнесла Рей, вдруг решив ему подыграть. – Ей не нужен техник, который едва не разрушил ее жилище.
Прошло несколько минут. Оба так и не сказали ни слова. Рей, однако, не убирала руку, зарывшись пальцами в его волосы. Может быть, в тот миг в ее памяти снова проскользнуло то, что, по мнению девушки, подлежало забвению – и чем скорее, тем лучше. Нежное прикосновение детской руки к взъерошенным черным кудрям на голове не то юноши, не то подростка, сидящего перед нею на корточках с располагающей, дружелюбной и как будто извиняющейся улыбкой.
«Не грусти».
«Мне вовсе не грустно».
Бен сидел, боясь шелохнуться. Трудно судить, что происходило в эти мгновения у него на душе, однако лицо его сохраняло твердую, непроницаемую задумчивость.
Наконец девушка промолвила голосом, полным непонятной растерянности:
– Мне будет трудно забыть, как Кайло Рен поступил с Ханом Соло. И с Финном…
… и с нею самой.
– Ты ненавидишь его, – констатировал Бен с самым спокойным видом. – И правильно. Я тоже ненавижу…
В этот момент Рей поймала себя на мысли, что его слова почему-то совсем ее не удивляют.
Комментарий к Глава IX
Ну вот, как я и обещала, Бен начал поправляться, и с Рей они, вроде как, помирились.)
Кстати, «новый взгляд» Бенечки навеян вот этой картинкой: https://giphy.com/gifs/manip-redeemed-viianki-KCJuFt8A2EpnG
========== Глава X ==========
В очередной раз навестив обитателей «Нефритовой сабли», Маз пожелала как можно скорее повидать прославленного внука Дарта Вейдера.
– Ну, и где твой чудом спасенный рыцарь? Где ты его прячешь? Давай же, давай, веди меня к нему! – ворчливо поторапливала она Рей, пока обе женщины не достигли медицинского отсека.
Конечно, Маз не требовалось объяснять, что уж от нее-то Рей и не думала прятать своего подопечного. Просто так сложились обстоятельства, что госпожа сумела наведаться к ним с тех пор, как Бен пришел в сознание, только теперь. А может быть… Рей не рискнула бы такое предположить, однако, кто знает, возможно у Маз имелись другие, более весомые причины, помимо недостатка времени (которое вообще-то было для пиратской королевы обычным делом), чтобы некоторое время не появляться здесь.
Увидав того, кого хотела, Маз картинно всплеснула руками.
– Ну конечно же, это мальчишка Соло, – безо всякого приветствия выдохнула она. – Долговязый, сутулый, бледный, как смерть. Я думала, ты хоть будешь выглядеть старше, но сейчас вижу: коль скоро ты ухитрился до тридцати лет сохранить лицо сопливого подростка, то сохранишь и до шестидесяти. И чего только отец говаривал, будто ты удался вылитым Скайуокером? И почему дорогая Лея вздумала называть тебя не иначе как «маленький принц» и «кровь Альдераана» – что бы это ни значило, все вздор! Никакого изящества твоей царственной родни в тебе нет и в помине, так и знай! Ты – Соло до мозга костей, это видно сразу. Разбойничье дитя, сын жулика, каких поискать…
Рей, услыхав ее слова, так и прыснула. Лишь в последний момент успела зажать себе рот ладонью.
Бен не стал отвечать. Недоумение и досада властвовали на его лице, однако губы так и норовили растянуться в улыбке. Рей его понимала; уж она-то успела уразуметь, что иначе с Маз говорить попросту невозможно.
– Маз Каната? – только и произнес он. Просто чтобы уточнить, верно ли понял, с кем имеет дело.
Она кивнула.
– Обычно я не люблю вести беседы с такими противными хулиганами, как ты. Но ради сынка Хана Соло так и быть, сделаю исключение.
Маз натянула очки; ее глаза сразу непомерно увеличились.
Рей наблюдала, как женщина подходит в койке и останавливается, видимо, для того, чтобы изучить лицо Бена своим особым взглядом – точно так же, как она прежде изучала Финна. Невидимая нить их Уз донесла до Рей неудобство, скованность. Юноша вдруг начал озираться, не зная, куда себя деть.
Вердикт, вынесенный Маз, вызвал у девушки новый приступ сдавленного смеха.
– Так я и знала! Такой же вздорный, сумасбродный паршивец, каким был твой папаша. Уж я-то хорошо знаю эту шальную породу. Из тех, что любезно улыбаются тебе в лицо, а за спиной уже переводят бластер в режим готовности. Вот что, детка, – Маз бегло взглянула на Рей, – может, ты дашь нам поговорить с глазу на глаз?
Та покорно вышла в коридор, делая вид, что не замечает, как Бен смотрит на нее растерянно и тревожно. Юноша не мог взять в толк, о чем ему говорить с этой женщиной, которая хоть и выглядит крохотной, хрупкой и, быть может, немного чудной, однако в действительности представляет из себя нечто куда более значимое. И дело не только в чувствительности к Силе, которую молодой человек угадал тотчас, как только хозяйка кантины переступила порог медотсека. Маз Каната была наделена иной, более глубинной и таинственной властью. Ее тихую и неуклонную мощь Бен просто не мог охватить своим разумом, однако кто-кто, а уж он-то имел достаточное представление о том, насколько способны разниться внешний вид и внутреннее содержание?
Едва за Рей закрылась дверь, Маз показательно зевнула.
– Что, даже не предложишь даме присесть? – сказала она с усмешкой, окинув обстановку отсека каким-то нарочито небрежным взглядом.
Бен лишь развел руки в стороны, изображая гостеприимство, хотя и без особой охоты.
Маз, пожав плечами, направилась к креслу, продолжая на ходу сердито бормотать:
– Грубиян, конечно. Другого я и не ждала. Слышишь меня, парень? Ты хоть знаешь, что любой на моем месте предпочел бы прострелить тебе башку, пока ты лежал тут без сознания? Это было бы разумно. Кроме того, ты заслужил это.
– Мне все равно, осуждаете вы меня или нет, – недовольно отчеканил раненый рыцарь.
Маз фыркнула.
– Глупый эгоистичный юнец! Считаешь, мне нечем заняться, кроме как судить тебя за твои сумасбродства? Если отец и дядя отдали за тебя жизнь, значит, считали, что ты этого заслуживаешь, несмотря на твой отвратительный характер. Кто я такая, чтобы с ними спорить? К тому же, ты и без моего участия сам себя осудил так, что хуже быть не может.
– Тогда зачем вы здесь?
– А разве непонятно? – Маз изобразила удивление. – Чтобы тебе помочь. Хотя бы ради этой девочки, которая готова мучить себя, не спать ночей, только бы ты, олух этакий, поскорее поправился. А ты только и знаешь, что пить у нее кровь.
Бен слегка вздрогнул.
– Она говорила с вами обо мне?
– Если ты имеешь в виду, уж не жаловалась ли она, то нет. Категорически нет. Такие, как Рей, даже умирая, причитать не станут. Пустыня хорошо ее закалила. На твое счастье – и за что только счастье достается таким дуракам?..
Они беседовали долго – кажется, больше часа. Тирады Маз как будто нарочно испытывали выдержку человека, сидящего перед нею. Женщина активно жестикулировала, всем своим видом демонстрируя возмущение и озабоченность.
– … Подумать только, ведь в последнее время гости мне все уши прожужжали об устрашающем темном лорде, о «новом Вейдере», воплощении зла и хаоса. И что же я теперь вижу? Что, скажи мне?! Юного недотепу, которому так же далеко до своего деда, как далеко этому пугалу, Сноуку, до покойного Палпатина, будь он трижды проклят!.. Да содрать с тебя маску и черные тряпки – и что останется? Голая, испуганная душонка! Чего ощетинился? Не нравится, когда у других тоже находятся для тебя бранные словечки? Молчи, молчи, дурень…
Бен и вправду молчал, стараясь уложить в голове всю немыслимую абсурдность происходящего. Незнакомая миниатюрная женщина отважилась напасть на него и отчитать, словно провинившегося школьника. Изумление в душе Бена было настолько велико, что пока брало верх над обычной его вспыльчивостью, и парень вместо того, чтобы возмутиться, лишь глупо хлопал глазами, сконфуженно потирал руки и вжимал голову в плечи. К тому же, в голосе его собеседницы присутствовало что-то, против чего бессильна всякая ярость – словно ветер против камня; против крутой, несокрушимой скалы.
Маз тем временем продолжала. Она и не думала умолкать.
– И он еще чем-то недоволен! Еще смеет издеваться над несчастной девочкой! Ты должен не роптать на судьбу, а благодарить ее за то, что именно Рей ободрала с тебя весь твой темный лоск. А ведь это мог бы сделать и кто похуже…
Последние слова собеседницы заставили юношу посерьезнеть. Похоже, он понял, кого Маз имела в виду, причем, понял тотчас.
– Он существует лишь тем, что пожирает чужие жизни. И ты полагаешь, что он пощадил бы твою?
Бен с видом искренней убежденности принялся качать головой.
– Я нужен ему для другого…
– Как живая икона? Возможно. Но до поры, не более. Пока идет война, ты, конечно, важнее там, в эпицентре – чтобы щеголять перед толпами штурмовиков своими умениями и славой «нового Вейдера», а заодно исполнять грязную работенку, которую не поручишь обычным солдафонам. Ну, а что потом? Никогда не думал об этом? Что будет с тобой, если Рэкс победит, а Империя возродится из пепла, как он того хочет? Не выйдет ли так, что «новый Вейдер» сделается в глазах императора не только бесполезным, но и опасным?
Тут Маз выпрыгнула из кресла и, приблизившись к койке, застыла со сложенными на груди руками. Шутки окончились, вдруг осознал Бен. Женщина взглянула в самую глубь его глаз, беззвучно взывая к его сознательности, к его благоразумию.
Рей бы узнала этот взгляд. Точно так Маз смотрела на нее тогда, в подвале кантины, когда девушка обнаружила сейбер Энакина Скайуокера…
– Подумай-ка, парень. Уж чем-чем, а мозгами Сила тебя не обделила, так задай им работу, хатт побери! Для чего ему нужен ученик? Всегда один, всегда под боком. Молодой, здоровый, крепкий. Одаренный Силой. Покорный, открытый, сломленный… Его собственное тело ведь никуда не годится, оно гниет изнутри и разлагается. Галлиус Рэкс умирает. При помощи ситхского колдовства ему удается продлить агонию, но не более того. Прикованный к источнику своего убогого существования, словно погребенный в склепе. Не то пленник, не то труп.
– Он говорил, что может исцелиться.
– Верно. Есть один способ, и тебе он известен.
Лицо темного рыцаря перекосилось от ужаса и отвращения.
– Послушай, Бен, – продолжала Маз каким-то другим, куда более тихим и глубоким голосом, – не я должна говорить тебе все это. Но если уж так случилось, что больше некому… впрочем, ты и сам все понимаешь, я по твоему лицу вижу. Тебе ноги нужно целовать этой девочке! Ей и моему бедному малышу Чуи. За то, что они не бросили тебя, вырвали, выцарапали назад из преисподней. Иначе это он, Рэкс, однажды сорвал бы с тебя маску и лишил бы всего твоего напускного величия, а после… поверь, даже застенки Святилища показались бы тебе раем. Ты ведь знаешь об экспериментах Плэгаса, не так ли? «Если тело спасти невозможно, необходимо отыскать новую оболочку». Спроси-ка себя, не таков ли его план? Он ведь даже не особо-то и скрывал от тебя свои намерения, верно? Неужели ты настолько доверял этой твари, что добровольно не замечал очевидного? – Маз с сомнением прищурилась. – Или надеялся, что однажды сам сможешь его одолеть? Если так, то ты истинный внук Эни Скайуокера! Нет, честное слово, чтоб ворнскры задрали всю вашу треклятую родню!..
– Но внук Вейдера… – процедил Бен, стремительно бледнея.
Маз назидательно подняла палец вверх.
– Не забывай, малыш, Вейдер был Избранным, порожденным самой Силой. И кроме того, он был давним врагом Рэкса. Разве бывший гранд-адмирал может унизить своего врага больше, чем стать его потомком? Подменить собой само будущее Скайуокеров и сорвать при этом немалый куш – вселиться в тело с таким количеством мидихлориан, которое доступно только Избранному.
Они замолчали.
На Бена было страшно смотреть. Бледный, как полотно, он сидел, низко опустив голову, и изучал взглядом свои чуть заметно подрагивающие руки. Самые глубинные, самые сокровенные его страхи вдруг показались наружу, облеченные в слова весьма однозначно. Все, что он раньше считал не более чем туманным и смешным подозрением, обрело немилосердную ясность.
– Нет, нет, я вам не верю… – наконец отчаянно пролепетал молодой человек.
Маз тяжело глянула на него – с осуждением и состраданием.
– Не принимай близко к сердцу мою болтовню, Бен. Это лишь брюзжание глупой старухи, не более. Моя задача – подбросить немного пищи твоим мозгам.
– Я шесть лет служил Верховному лидеру. Он давно мог бы расправиться со мной, если бы хотел именно этого. Какой смысл понапрасну терпеть страдания, когда средство избавления давно у тебя под рукой?
– Да полно тебе! – Маз отмахнулась, давая понять, какого она мнения о столь жалком аргументе. – Ты нарочно цепляешься за соломину и говоришь глупости, нисколько не соответствующие своему природному умению соображать. Право же, стоит тебе немного пораскинуть мозгами – и ты сам найдешь достаточно причин, отчего Галлиус оттягивал кульминацию своего замысла. Одну из них ты уже назвал: зачем сразу убивать того, кто может оказаться полезным? Куда лучше сперва взять с потомка Вейдера все, что можно. Превратить его в эмблему своей тирании, а после – самому насладиться его лаврами. Он дождался бы окончания войны, и уж тогда выпил бы твою жизнь до дна, а твое тело стало бы новым жильем для его духа – этот темный ритуал венчал бы победу императора Рэкса, и он в твоем обличье стал бы править галактикой. Это вполне в его духе, ты не находишь? Впрочем, может быть и другая, более весомая причина. Ты должен знать, что для ритуала нужно полное подавление воли. Прежде, чем овладеть чужой жизнью, необходимо овладеть душой. Вероятно, что-то в тебе еще сопротивлялось; что-то мешало Сноуку взять то, что он хочет. Что именно, это уж тебе виднее. Однако мне известно, что, несмотря на звание магистра, ты продолжал считаться его учеником. Он говорил, чего тебе не хватает для завершения обучения?
– Самоконтроля. Умения противостоять соблазнам Света.
Реакции Маз, которая последовала за его признанием, Бен, честно говоря, не ожидал, хотя казалось бы, после всех прозвучавших слов его уже ничто не должно бы удивлять. Женщина просто рассмеялась, глядя ему в глаза, самым смелым, безапелляционным образом. Ее громкий и беспощадный, сопровождаемый легкой судорогой смех казался таким же всепроникающим, как вода; он разом наполнил собой помещение, не оставив ни одного уголка, где можно было бы от него спрятаться. Маз держалась за живот, согнувшись пополам, и сквозь приступы неудержимого хохота, успевала приговаривать:
– Ха! «Соблазны Света», вот так насмешил! Или ты нарочно так пошутил надо мной, сын Хана Соло, или мне стоит взять назад все, что я говорила о твоих умственных свойствах, потому что всерьез поверить столь несусветной выдумке может, право, лишь полный дурак! «Соблазны Света»… нет, вы это слышали?! Что за дичь! Да ведь это Тьма, только она соблазняет и подавляет! Свету подобного не дано, да и к чему? Вдумайся, парень, «соблазнение» всегда означает искажение, уход от привычного. Но что может быть привычнее для человеческого сердца, чем любовь, доброта, сострадание, нежность и ласковость – уж не их ли Галлиус Рэкс окрестил «соблазнами», а?.. – наконец, отсмеявшись вдоволь, Маз продолжила уже серьезно: – Твой Верховный лидер запудрил тебе мозги грубой, примитивной ложью. Свет не может соблазнять, стезя Света не противоречит естественному пути человека. Каждый из нас рождается, окруженный Светом, и лишь много позднее сам делает свой выбор.
– Избавьте меня от проповедей! – вскипел Бен. – Каждому известно, что гнев, боль и прочие чувства, пробуждающие в нас Тьму, не менее естественны, и где бы мы были сейчас, если бы не они?
– Я – не джедай, и, помилуй Сила, не священник, чтобы читать тебе проповеди, Бен Соло, – в тон ему – с раздражением – отвечала Маз. – Если ты считаешь злобу или желание мести естественным для человека и для самого вселенского потока, это твое дело. Если ты мыслишь естественным, когда муж убивает жену на сносях, а отец – сына, это твое дело. Однако для меня всегда было и навсегда останется естественным лишь то, что не заставляет наши души страдать. Вот что я тебе скажу, парень: то, что Рэкс считал тебя расположенным к «соблазнам Света», подтверждает мою догадку, ты не находишь? Вообрази, почти тридцать лет он возился с тобой, пытаясь захватить твое сознание, а ты, треклятый мальчишка, по-прежнему восприимчив к Свету и неподвластен ему до конца. Не потому ли он заставил тебя пойти на крайность и убить собственного отца? Да-да, я знаю об этом. В Силе трудно что-либо утаить, а тем более столь страшное преступление. Я и сейчас слышу, как твоя душа в тайне кричит от невыносимой муки – гораздо более страшной, чем все, что с тобой проделывали в замке. Ну, что скажешь, Бен, права я или нет?
– Нет! – глаза Бена на миг налились кровью. Его состояние приблизилось к бешенству; однако то была поверхностная злоба, столь же мимолетная, как дуновение ветра. – Вы ошибаетесь! Убить Хана Соло было моим собственным решением. Только моим…
– Ну разумеется! Гордость мешает тебе признать, что ты плясал под дудку Рэкса. Спорю на что угодно, ты и под пыткой не согласился бы с правотой моих доводов, сарлакк тебя сожри!.. – Маз вновь умолкла ненадолго. Затем вдруг осведомилась: – Что тебе известно о битве при Акиве? Из-за чего она случилась и каковы были последствия?
Столь внезапная и поспешная смена темы вызвала у Бена лишь недоумение, своеобразным образом перебившее гнев.
– Немного, – признался он, изумленно моргнув. – Я слышал, что это произошло в 4 году ПБЯ. Бойцы Альянса приняли сообщение от своего пропавшего пилота и отыскали крупную базу имперцев…
– Ох и плохо же ты знаком с историей той хунты, за которую вздумал сражаться, – прервала его Маз. – Впрочем, вряд ли это твоя вина. Что ж, я расскажу. Во-первых, войска Альянса последовали за сообщением не просто «пропавшего пилота», а Веджа Антиллеса, главы эскадрильи Проныр, уж о них-то ты должен был слыхать…
Юноша задумчиво кивнул. Он знал, сколь огромную роль сыграл Ведж Антиллес в Гражданской войне, в частности, в Явинской битве, и легко мог поверить, что за жизнь этого человека Альянс готов был сражаться, как сказал бы генерал Хакс, не жалея ресурсов.
– … Во-вторых, – бесстрастно продолжала Маз, – бойцы Альянса нагрянули на Акиву вовсе не ради Веджа. Они знали, что там соберутся члены старого имперского совета. Офицеры, в чьи руки перешел флот Империи после Эндора. Нашелся человек, который предупредил их…
– «Оператор», – догадался Бен. Кажется, теперь ему стало ясно, к чему клонит собеседница.
«После Эндора этот человек удалился в бега. Большая часть имперских офицеров считала его погибшим. Он жил под вымышленным именем, тайно набирая сторонников – так называемый Теневой совет. Ждал, пока Новая Республика выкорчует основной состав руководителей флота, и даже тайно помогал войскам Альянса…»
Давний рассказ Скайуокера…
… Молодецкий кулак, уже достаточно окрепший, решительно грохнул о постель.
– Грязные сплетни! – зло выдавил рыцарь. – У Альянса нет доказательств, что это был именно он… ни у кого нет…
Маз не повела и бровью.
– Конечно нет. Да и странно, если б были. Рэкс приложил достаточно усилий, чтобы избавиться от любой информации, компрометирующей его лично и его подельников. Теневой совет – прямой наследник Империи, это внушалось всем и каждому. Но у Альянса имелись определенные догадки о том, кто скрывается за именем «Оператора»; Джиал Акбар отлично понимал, что этот человек преследует собственные цели, которые тогда, перед Акивой, совпали с целями возрождающейся Республики. Это привело к тому, что основная часть руководства флота Империи была уничтожена. Галлиус Рэкс предал своих союзников и открыл Альянсу их местоположение. Ты ненавидишь ложь и предательство, не так ли, Бен? Но тот, кому ты служил все последние годы, был именно лжецом и предателем.
Взгляд бархатных глаз растерянно блуждал по лицу странной женщины; Бен всей душой хотел бы хоть как-то оспорить ее выводы, только вот подходящих слов никак не находилось.
– Но… откуда вам известно, что все это – правда? – спросил он наконец.
Маз только пожала плечами.
– Поживи с мое, и тоже будешь знать все, даже то, о чем вовсе предпочел бы не слышать. И уж конечно научишься отличать ложь от правды. Все это было до твоего рождения. А точнее, за четыре месяца до того, как ты появился на свет. Сперва Акива, затем Джакку – сражения, в которых погибла Империя. Гранд-адмирал почти лишился собственного тела, вынужденный бежать и скрываться в ближайшем месте Силы, которое было ему доступно. Наверняка, именно тогда ты и начал слышать его. Если не ошибаюсь, все эти годы Сноук ни разу не покидал своего убежища, общаясь с внешним миром лишь при помощи голограммы. По крайней мере, мне не доводилось слышать, чтобы хоть кто-то видел его во плоти, а уж болтовни-то – пустой или нет – я день ото дня слышу немало.
Бен с силой зажмурил глаза. Конечно, он не мог помнить того, о чем говорила Маз. Человеческая память не хранит дней, проведенных в утробе матери, равно как и первые годы жизни – наверняка, у природы имеются на то свои причины, углубляться в которые было бы излишним. Однако чувства тех дней часто остаются с нами, возвращаясь во снах, как предвестники полноценных воспоминаний. Сумбурный набор неопределенных ощущений, способных иной раз превратить нечто совершенно обыденное в нечто особое. Любому человеку знакомы эти необыкновенные сны, эти странные позывы памяти. И Бен тоже знал их. Он помнил страх – невыносимый, сводящий с ума. Стойкое ощущение, что, лишь он останется в одиночестве, как нечто навалится на его разум всей своею мощью. Прятаться бесполезно, ведь нечто живет в самой его голове. Просить помощи не у кого – мать всегда занята; отца почти не бывает дома. Спасения нет, он один – беспомощный ребенок, отданный на растерзание неведомому. Единственный выход – подчиниться.
Теперь благодаря болезненно обострившемуся восприятию Бену казалось… да, он был почти уверен, что ощущал то же самое и до рождения, трясясь и испуганно сжимаясь внутри матери в бессознательных попытках укрыться от того самого нечто, которое немилосердно давит на него, обволакивает и неспешно ломает…
Из-под плотно сомкнутых век показалась влага – слабая, едва видимая. Сок, робко сочащийся из ран надломленного упрямства. Бену отчаянно не хотелось верить в то, что он слышал. Однако вопреки собственным желаниям он знал, что не просто готов поверить, а уже верит сказанному, повинуясь какому-то не имеющему определения, сумрачному и беспощадному чувству. Тому самому чувству, которое неизменно побуждает нас отрицать очевидное на словах, но соглашаться с ним в душе.
Через секунду душевная слабость миновала. Бен тряхнул головой и, нахмурившись, тщательно протер веки, чтобы прогнать остатки слез. Обманчивый жест: «что-то попало в глаз».
Лицо Маз вдруг загадочно просияло. Женщина стянула очки.
Когда Бен вновь встретился с ней взглядом, то обнаружил в глазах собеседницы что-то новое – что-то, поразительно напоминающее уважение.
– Тебя ранит чужое сочувствие, паразит ты этакий? – произнесла она слегка дрожащим голосом. – Ну так я не стану тебе сочувствовать. В конце концов, слезы – это, пожалуй, главное, что роднит ребенка и взрослого. Если взрослый человек отваживается плакать, значит, в нем проснулось дитя. Значит, его душа если еще и не сделалась такой же чистой, как детская, то во всяком случае готова к очищению.
Маз шумно вдохнула.
– Послушай-ка еще, – сказала она следом. – Рэкс сам выбрал тебя. Еще до твоего рождения. И ты знаешь, почему его выбор пал именно на тебя. Не только из-за твоей родни, но еще из-за тебя самого. У тебя есть уникальная способность. Та самая, что помогала тебе выжить до сих пор. Ты – единственный, кто способен с ним совладать. Люк знал об этом. Он это чувствовал. Такова уж твоя судьба.
– Скайуокер. Все. Знал… – повторил Бен, глядя в сторону. Его зубы яростно сжались.
Последний джедай не мог не знать, или уж по меньшей мере догадываться, что нужно Рэксу на самом деле. Поработить, покорить, завладеть и уничтожить… если это правда, выходит, дядя отправил его, Бена, на верную гибель. Ужасную, мучительную гибель. Но как он мог? Тот же самый человек, который отдал собственную жизнь, чтобы спасти его?..
Маз, отвернувшись, с самым суровым выражением пробормотала:
– Не мне, ох не мне следовало бы говорить с тобой обо всем этом…
– Даже если бы я согласился с вами, что толку? – спросил раненый, начав кусать губы. – У калеки, к тому же, лишенного Силы, нет ни единого шанса одолеть Верховного. Да и я сам ему больше не нужен.
