Текст книги "Сердце бури (СИ)"
Автор книги: Раэлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 55 страниц)
Сказав так, он на миг позабыл про игру и поглядел в иллюминатор.
– … или между возлюбленными, – выдохнули его губы.
Рей приложила все силы, чтобы удержать себя в руках. От этих неловких слов ее обдало жаром с головы до ног. Краска залила девичье лицо, заставляя вспыхнуть каждую веснушку.
«Бен влюблен в тебя».
Рей и прежде чувствовала это, но так ясно, как теперь, еще никогда. Она спросила себя: «Неужели его слова были… признанием?»
Если так, то это – самое трогательное признание в чувствах, какое только можно придумать, и одновременно самое небрежное. Признание, которое способно разгадать только такое же растерянное и наивное, слепо ищущее сердце…
Крифф!.. Странное чувство. Словно ее заставили обручиться против воли.
Рей никогда не знала мужчин; она и не думала о мужчинах так, как другие женщины. Образ мужчины всегда ограничивался для нее образом отца: защитника, учителя, покровителя. Эта абстрактная фигура, этот полуиллюзорный архетип, укоренившийся в ее сознании, вероятнее всего, являлся проявлением остаточной памяти Киры Дэррис, которая воспитывалась одним отцом и была невероятно близка с ним. Ее рассуждения свойственны ребенку, чья душа растерзана одиночеством. Ребенок мечтает не об удовольствиях; он ищет, прежде всего, защиту.
Именно таким вселенским защитником и учителем ей виделся когда-то Хан Соло.
После происшествия с другом констебля Зувио Рей поняла, что в мужчинах кроется опасность. С тех пор она стала избегать местных баров и притонов, особенно после наступления темноты. И прежде-то она недолюбливала шумное мужское веселье; развлечения пьяных приезжих пилотов всегда вызывали у нее лишь дурноту. Если она и появлялась в таких местах, то лишь по необходимости, и совершенно не понимала молоденьких ветреных пташек в пестрых лохмотьях, кружащих рядом с подобной публикой – ворами, бродягами, преступниками – ловя крохи с их столов и даря взамен мимолетные поцелуи. Но сейчас ей стало ясно, что мужчины не просто противны, но еще и опасны. Что в них дремлет сила, подчас неподвластная им самим. Нового столкновения с этой силой Рей всей душой предпочла бы избежать.
И вот, пожалуйста! Судьба забросила ее в лесную глухомань вместе с самым непредсказуемым из всех мужчин, которые когда-либо попадались ей на пути. С мужчиной, который к тому же… нет, она даже в мыслях боялась повторить это.
Крифф!
Бен, почему?! Как и когда тебя угораздило?..
На секунду она почувствовала облегчение, вспомнив, что он ранен. Однако тут же сказала себе, что ее задача – как раз сделать все, чтобы его тело снова обрело жизнь. Поэтому уж ей-то однозначно не гоже радоваться его несчастью.
КРИФФ, КРИФФ!..
– Но ты же не… – начала она, прикусив нижнюю губу до крови.
Бен опомнился и вновь поглядел на нее. Пристально. Не моргая.
– А ты?
– Я?.. – пролепетала Рей. – Нет, я… нет…
Не договорив, она запнулась.
Внезапно Бен вышел из себя. Его лицо покраснело, а глаза гневно засверкали.
– Ты хоть понимаешь, о чем говоришь, мусорщица? Никогда – никогда, слышишь меня?! – даже не заикайся ни о чем подобном!
Рей, давно не видевшая его таким, не на шутку опешила. Она вздрогнула всем телом и испуганно вскочила на ноги.
В следующую секунду фигуры на игровой доске потухли. Проектор грохнул о стену, поставив крест на не доигранной партии, равно как и на трудах Рей, которая провела две ночи в попытках привести старенькую доску для дежарика и пригодное состояние.
Сама девушка едва успела увернуться, иначе несчастный прибор мог бы прилететь прямо ей в голову.
– Это блажь! – кипел Бен. – Это все выдумка! Только посмей еще раз заговорить об этом, и больше ни слова от меня не услышишь, поняла?
Рей не ответила. В ее ушах стоял странный шум. Не решаясь даже шевельнуться, она смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно кролик, глядящий на удава. Все, на что ее хватило, это поспешно кивнуть.
Картина его бешенства уничтожила последние сомнения. Отныне она знала, что находится на опасной грани. Что балансирует на самом краю обрыва и в любой момент может рухнуть вниз. Может, им действительно было бы проще остаться врагами?..
***
Наутро она выслушала его сдавленные извинения вместе с обещанием самостоятельно починить доску. Но теперь очередное их примирение уже мало что могло изменить.
Рей чувствовала себя растерянно и виновато. Свою вину она сознавала вполне ясно. Его чувства, поняла она, возникли не просто так. Ведь это она подогревала их все это время – своей отзывчивостью, своей милосердной готовностью перешагнуть через былую ненависть. Своими ласковыми прикосновениями, которые она сама слепо принимала за ничего не значащие проявления заботы; даже своим исцеляющим пением. И лишь теперь в немилосердном прозрении видела, что для него эти бессознательные нежности значили куда больше, чем для нее.
Тогда, на «Старкиллере», решившись спасти его, она подарила ему нечто большее, чем жизнь – прощение. Прощение, которого «монстр в маске» не заслужил и к которому, судя по всему, он не был готов. Ее доброта поставила его в тупик. Это она, Рей, заронила в его сердце зерно неосознанной надежды – надежды, быть может, той самой, которая и связала их сердца и мысли. Но если «Старкиллер» еще можно было хоть как-то списать на случайность, на простое влияние чувств, то Мустафар оспорить никак нельзя. Он позвал ее – она явилась. Он искал спасения – она стала его спасением. Так чему удивляться? Его странная, свирепая влюбленность – закономерный ответ на ее действия. Рей даже рискнула бы предположить, что в их случае речь идет вовсе не любви мужчины к женщине; скорее так грешник любит свое спасение, любезно протянутую ему руку судьбы.
Единственная проблема, стало быть, заключалась в том, что Рей была все-таки женщиной. К тому же относившейся к своей женственности с определенной настороженностью. В конце концов, она должна была стать джедаем. И успела достаточно изучить обычаи ордена, чтобы знать о джедайском целибате, который хоть и не являлся обязательным, однако ее вполне устраивал. Конечно, подобная причина никак не могла сойти за основную; скорее, это была всего-навсего отговорка – смешная и глупая отговорка, используемая девичьей стыдливостью лишь для того, чтобы Рей могла хоть как-то оправдаться сама перед собой. Но все же она упрямо отказывалась сбрасывать эту причину со счетов. Вновь и вновь девушка повторяла сама себе, что она только жалеет Бена и не может предложить ему ничего, кроме искреннего своего сочувствия, кроме помощи и поддержки, как это пристало джедаю.
Возможно, еще дружбу… но теперь их дружба стала бы натянутой, фальшивой. Это была бы, по большому счету, ложь – а Бен не выносил лжи, это одна из его отличительных черт, с которой Рей стоило лишь смириться.
Как же мучительно для нее было теперь, оглядываясь назад, думать обо всех своих ошибках, которые обернулись для них столь печально! Как же горько она упрекала себя! Что же она натворила! Выходит, сама того не понимая, она обманывала его. Она кормила хищника с рук, но оказалась не готова к его привязанности. В своем неведении они оба оказались одинаково слепы – и слепец ввел другого слепца в опасное заблуждение, которое могло погубить их обоих.
Но, как бы Рей ни было плохо, ей стало еще хуже, когда открылась истина, упразднившая, сведшая на нет ее первоначальные страхи.
Прошло некоторое время. Страсти немного улеглись, осталась одна настороженность. Рей старалась отныне придерживаться кое-какой дистанции, и Бен не спорил с этим, не то чувствуя вину за то, что вспылил и напугал ее, не то догадываясь об ее сомнениях. Так или иначе, она выполняла его настойчивую – крайне настойчивую – просьбу и больше не говорила с ним ни об Узах, ни о том, что могло за ними таиться. Больше она не приходила к нему ночами, чтобы петь, пока он спит.
Если молодые люди теперь и говорили о чем-то, то лишь изредка, с видимой неохотой, за которой скрывалась взаимная неловкость, и касались в разговоре лишь общих тем. Даже Трипио успел заметить, что между ними что-то произошло. Однажды дроид спросил у Рей, чем «мастер Бен» так обидел ее, что даже госпожа, раньше покорно закрывавшая глаза на сумасбродства молодого хозяина, почти перестала общаться с ним. Рей не знала, что ответить. Как объяснить глупой машине, что причина вовсе не в ее обиде. Ох, если бы все в самом деле было так!..
Вновь одиночество вдвоем. Снова нерешительность и страх воцарились между нею и бывшим рыцарем Рен, стеной разделив их. День ото дня Рей все больше погружалась в насущные дела, а Бен – в свои раздумья. Так любому показалось бы со стороны.
Но на самом деле все было не так просто. Стараясь держаться в стороне, Рей наблюдала за своим подопечным. Затаив дыхание, она с трепетной осторожностью прислушивалась и присматривалась ко всему, что он делает – к его мимолетным словам, к его взглядам и жестам; и, главное, к его чувствам, которые все еще были доступны ей благодаря Узам. Она пыталась понять, действительно ли для нее существует угроза.
Тогда-то она и сделала открытие, которое потрясло ее и озадачило.
Она поняла, что его влюбленность была какой-то несостоятельной; эта несостоятельность уходила корнями гораздо глубже обычной растерянности или чувства вины; и уж точно гораздо дальше клятв безбрачия, которые дают джедаи. Казалось, в сознании Бена любовь по каким-то причинам не сочеталась с целостностью. Его воображение просто не могло соединить влечение плоти и влечение души в одно общее понятие, которое в обиходе и принято называть «браком».
Да, так и есть: Бен был девственником. Нет, не в физиологическом смысле, или, по крайней мере, не только в нем, – это была какая-то крайняя внутренняя убежденность, с которой плоть в его случае не решалась вступать в спор.
Вот это поворот! Впрочем, как же иначе? Если правда, что Люк воспитывал племянника, как монаха, и готовил к такой же одинокой и аскетичной жизни, какой была его собственная, да и среди рыцарей Рен превалировали идеи целомудрия, откуда бы у Бена вообще могло взяться естественное восприятие отношений между мужчиной и женщиной?
Теперь девушка подозревала, что вся его грубость идет просто от неумения выразить то, что он действительно хотел бы сказать. Он прикрывал раздражением кровоточащую рану, презирая невинность своего тела и одновременно ища в ней опору. Возможно, он предпочел бы, чтобы Рей его ненавидела, потому что так проще отказаться от искушения.
Открытие это могло бы – и даже, по зрелому размышлению, должно было бы – принести ей облегчение, но почему-то принесло лишь новую горечь.
Выходит, что душа Бена скрывала еще одно увечье. Неполноценным было само его понимание мира. Из его мировоззрения был исключен важный элемент, и в результате все остальные элементы, которые и формируют личность человека, держались из рук вон плохо. Его первейшим флагманом в окружающем мире была подсознательная уверенность, что любовь – во всех известных ее проявлениях, даже если речь идет просто о родительской любви – не способна принести радость, во всяком случае, ему лично. Рей было невыносимо грустно думать о том, что она узнала. Как вышло, что этот молодой, сильный, по-своему красивый мужчина оказался обреченным на одиночество? Почему так случилось? И уж коли на то пошло, не в этом ли кроется главная причина его озлобленности? Не отсюда ли идет подсознательное стремление уничтожить все, что любишь; не потому ли всякий намек на близость воспринимается им, как угроза, и вызывает агрессию?
Рей хорошо понимала его; в каком-то смысле она и сама была такой же, как он. Ее душа тоже тянулась к любви, но какой-то непреодолимый барьер мешал ей полноценно открыть свое сердце миру. Ее сознание, если подумать, точно так же было сковано незримыми цепями интуитивной действенности, и от этих цепей, к несчастью, ни ей, ни ему теперь никуда не деться.
Быть может, дело в том, что оба они в свое время пережили насилие со стороны окружающих? Она едва было не стала жертвой мужской похоти в семнадцатилетнем возрасте; его же на протяжении всей жизни использовали в собственных целях другие люди, даже самые близкие, даже собственный дядя и учитель, заменивший отца и мать, – словно безвольную игрушку, словно куклу, способную лишь исполнять чужие приказы. Насилие заставило их обоих замкнуться в своем одиночестве, раз и навсегда отрезав себя от мира и мир от себя; теперь ни она, ни он не способны были к полноценному доверию, а любовь без доверия не стоит ничего – без доверия любовь способна принести одну только муку.
Так они и жили, погребенные в тишине, в молчаливом смущении, еще около недели.
Именно в это время по галактике пронесся слух, мимолетно коснувшийся Такоданы и кантины Маз Канаты: говорили, будто войскам Сопротивления удалось нанести серьезный удар флотилии Первого Ордена в секторе Чоммел; что Набу практически полностью освобождена от врагов, не считая последних отрядов штурмового корпуса, разошедшихся по всему западному полушарию планеты, а капитан Терекс был захвачен в плен прямо на борту своего личного корвета благодаря своевременному маневру, предпринятому одним из молодых бойцов Сопротивления – лейтенантом Финном (фамилия не называлась).
Рей, услыхав эти новости, не смогла удержать восторга, однако Бен, напротив, лишь помрачнел.
– Жалеешь, что не можешь сейчас быть рядом с ними? – догадался он.
Девушка молча кивнула. Отрицание не имело смысла, ведь ее чувства были столь же открыты для него, как и его – для нее. Она и вправду все еще скучала по друзьям, и ни о чем не мечтала так сильно, как разделить с ними эту выдающуюся победу, этот первый серьезный триумф.
Бен пожал плечами.
– Так улетай! Ты уже достаточно для меня сделала. Дальше я сам о себе позабочусь…
– Неужто в самом деле пойдешь техником к Маз? – грустно усмехнулась Рей.
– Ты же понимаешь, – сказал юноша, – что Набу – не более чем уловка для отвода глаз. Чтобы заставить Республику, защищая Внешнее кольцо, обнажить тыл. Как думаешь, что случится, если правительство Республики, вдохновленное этой первой победой, решит бросить все силы флота туда, к границам?
– Намекаешь, что в этом случае Центральные миры могут оказаться под угрозой? – изумилась девушка.
Бархатные глаза буквально впились в нее цепким, испытывающим взглядом.
– Мы с тобой оба знаем, что Сноук скрывается вовсе не в Неизведанных регионах. Что главная база Первого Ордена находится куда ближе к Центральным мирам, чем полагает сенат и военный совет.
Рей тревожно сглотнула.
– Где-то есть второй флот?
– Наверняка есть. И дожидается своего часа. Верховный лидер не был бы собой, если бы растратил все свои силы на нищие миры Внешнего кольца.
– Но как же так?.. – вопросила она, отчаянно кусая губы.
– Я же говорю: улетай и оставь меня! Возьми у Маз другой корабль. Какую-нибудь развалюху, которую не разыскивает разведка.
На долю секунды она и впрямь задумалась. «Ведь нужно что-то сделать, предупредить Сопротивление…» – лихорадочно пронеслось в ее голове.
Если оставить Бена на попечении Маз всего на несколько дней, это может оказаться полезным и для него тоже. Все это время она – только она – заполняла собой его бытие. Если они немного побудут порознь; если Бен убедится, что в мире существует не она одна, тогда, быть может, его чувства остынут?
Впрочем, нет, о чем это она только думает! Нельзя улетать, нельзя бросать его даже на короткое время – и теперь, открыв для себя тяжкую тайну его души, Рей была как никогда уверена в этом. Бен нуждался в ней, и она не смела отказать ему, даже если понимала, что, приближаясь к недосягаемой грани, которую ни ей, ни ему не дано пересечь, она будет только понапрасну дразнить его.
Пусть она не могла преступить порог, разделяющий любовь и жалость – но жалость все еще наполняла ее сердце. Выходит, то, чему положено было заставить ее опомниться, в глубине ее души еще больше привязало Рей к спасенному ею рыцарю.
Да и куда, в конце концов, она собралась? Ведь ясно, что она не смогла бы долго пребывать вдали от него, не мучаясь от беспокойства. К тому же, даже попади она к руководству Сопротивления, что им предъявить, кроме голословных догадок?
Рей упрямо сжала кулаки.
– Нет! – со всей решительностью заявила она. – Я никуда не уеду.
Бен досадливо отвернулся.
– От моей матери по-прежнему нет вестей? – глухо осведомился он.
Девушка с безмолвной обреченностью покачала головой. Увы, генерал Органа так и не давала о себе знать.
***
Время шло.
Однажды поутру Рей решилась оставить «Саблю», чтобы немного прогуляться по лесу и, быть может, помедитировать немного в тишине, не опасаясь, что ее в любой момент могут позвать в медицинский отсек. В конце концов, Бен уже достаточно оправился и больше не нуждался в ежеминутном ее присутствии.
Ночью прошел небольшой дождь, и теперь кругом было влажно и свежо. Солнце скрывалось за облаками; сегодня оно было не таким вездесущим, как все последние дни. Его присутствие на небосклоне не казалось, как обычно, навязчивым; солнце робко ласкало почву под ногами, продолжая согревать ее, однако, лес вокруг стоял, окутанный тонами серости.
Рей неспешно прошлась по окрестным зарослям, собирая штанинами влагу с травы и периодически срезая встречавшиеся под ногами свежие грибы, бодро повыскакивавшие на свет после дождя. На одном ее плече висела небольшая сумка, в которой лежали комлинк, складной ножик, веревка и другие вещи, без которых она, мусорщица, приученная жизнью к предусмотрительности, не рискнула бы отходить далеко от шаттла; а к поясу был пристегнут световой меч.
Она провела вне «Сабли» чуть больше часа. Отыскав небольшую полянку, она пыталась медитировать, однако какое-то волнительное предчувствие то и дело сбивало ее настрой.
По возвращении Рей увидела картину столь небывалую, что опустила руку, которой придерживала сумку – и сумка свалилась на землю, однако девушка даже не заметила этого. В невероятном смятении, с широко открытыми глазами она оглядывала пространство вокруг корабля, почти не веря тому, что видит. Все мелкие камешки, все коряги и опавшие листья – словом, весь лесной мусор, валявшийся на расстоянии порядка десяти метров от тех деревьев, за которыми притаилась «Нефритовая сабля», парил в воздухе, примерно в двух локтях над землей.
Рей не знала, что и думать. Если это означало именно то, что она предполагала… впрочем, иного значения быть и не могло. Через секунду в ее рассудке вспыхнула единственная паническая мысль: «Этого не может быть! Нет-нет, не так скоро…»
Что-то подсказывало ей с самого начала, что однажды этот момент должен наступить. Коль скоро Бен не был отрезан от Силы окончательно, продолжая чувствовать ее движение, хоть и не способный управлять ею, – логично было допустить, что Сила, все это время переходившая от нее, от Рей, к нему, когда-нибудь даст себя знать. Но все же, как бы девушка ни готовила себя к этому событию, сейчас оно застало ее врасплох.
Немного опомнившись, Рей стремглав ринулась внутрь.
В медотсеке творилось то же самое: бинты, шприцы, капсулы с лекарствами, лотки для мусора и прочий подручный хлам вперемешку с постельным бельем, подхваченные Силой, зависали между полом и потолком. Довершающим штрихом оказался Трипио, который, суетливо охая и смешно болтая ногами, неспешно проплыл мимо Рей.
Сила заполняла помещение. Волны вселенского потока – светлые, прозрачные, легкие, и в то же время непреодолимо мощные – расходились, как круги на воде; их исходной точкой был человек, сидевший на краю своей койки с выставленной вперед рукой.
Услыхав ее шаги, он вскинул голову и взглянул прямо ей в глаза; ее дыхание на миг остановилось. Его взгляд был одновременно нежным и властным. Кайло Рен и Бен Соло – тот, кого она ненавидела и тот, кого жалела – слились в одно существо; и это существо – хищно-прекрасное, источающее уверенность и силу, – смотрело на нее глазами, в которых ясно читались слова, произнесенными им когда-то: «Ты знаешь, я могу взять то, что хочу».
Бен поднял вторую руку и сделал резкий выпад. Блестяще отточенное движение, завораживающе красивое и отчаянно знакомое. Рей почувствовала, что не может двинуться с места. Все было как в тот день, когда она впервые повстречала «монстра в маске».
– Бен… – пролепетала девушка. – Что ты делаешь, Бен?..
Он не отозвался. Довольная улыбка возникла на его губах. Так улыбается ребенок, внезапно получивший игрушку, о которой грезил много месяцев.
В следующий миг он сделал еще одно движение, привлекая ее к себе. Словно щепка, подхваченная течением, Рей безвольно устремилась к нему навстречу, пока его рот не встретился с ее ртом, и его губы не впились в ее губы, жадно ловя каждый вдох, лаская и кусая. Его поцелуй был, как у подростка – одинаково трогательным и неистовым; свою неопытность Бен восполнял страстью, безоглядно ломая все условности, разбивая щиты неловкости, горделиво поднимаясь над собственной неполноценностью. Добровольно срывая цепи девственности с нее и с себя. В едином порыве он и пленял, и освобождал ее. Его больная решимость, казалось, готова и властвовать, и повиноваться.
От такого уверенного напора у Рей закружилась голова. До сих пор это она наполняла его собой, но сейчас он сам заполнил ее без остатка.
Этот полунасильственный, грубо украденный у обстоятельств поцелуй длился так долго, что трудно было представить, как у них обоих еще хватает дыхания. В какой-то момент девушка почувствовала, что ее тело больше не сковано Силой. Однако что-то по-прежнему мешало ей пошевелиться; мешало отстраниться от него, вырваться из плена объятий, кажущихся противоестественными… и вместе с этим естественными, как ничто другое. Пламя охватило ее; восторг и трепет смешались в коротком стоне. Руки задрожали, несмело обхватывая его голову.
До сих пор, думая о нем, Рей всегда говорила себе только «нет». Но сейчас в ней на короткий миг проснулось нечто, вопреки всему шептавшее «да». Его действия были насилием. Они пробуждали в ней страх, но не пробуждали отвращения.
Комментарий к Глава XI
* «Вилка» – прием в дежарике, когда одна фигура угрожает сразу двум фигурам противника.
* Согласно легенде, Гимтааш защищает представителей королевской семьи Альдераана от зла и интриг.
Подробнее о правилах игры в дежарик и об игровых фигурах можно почитать тут: http://ru.starwars.wikia.com/wiki/%D0%94%D0%B5%D0%B6%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%BA
И да. Вот не говорите, что вы по возвращении к Бене Силы ожидали чего-то другого.)
========== Глава XII ==========
– Бен, отпусти меня…
Эти слова могли бы стоить хоть что-то лишь в том случае, если бы были сказаны в приказном тоне. Но Рей не приказывала, о нет! Она лишь умоляла задыхающимся, почти беззвучным шепотом. Так безвольно и глупо, что он, Бен – он, Кайло – готов был поверить, что на самом деле она вопреки себе изо всех сил просит его не отпускать ее и не останавливаться.
– Молчи… – горячо произнес он между касаниями губ.
Неужели эта девочка думала, что его так просто обмануть? Неужели она полагала, что он вечно будет позволять ей лишь жалеть себя? Неужели всерьез верила, что можно спасти жизнь монстру и остаться безнаказанной?..
Сила вернулась к нему – вернулась благодаря Рей, Бен чувствовал это. Но как бы то ни было, теперь он мог наконец полноценно распоряжаться тем, что ему дано от природы. Наконец-то он избавился от главного своего увечья – и теперь, даже по-прежнему не способный ходить, он по праву мог больше не считать себя калекой!
– Бен, пожалуйста…
Она все еще не смирилась с его властью; все еще трепыхается, словно рыбка в сети. Смешно, неистово. Бесполезно.
«Ты можешь уйти, мусорщица! – сейчас он предпочел говорить с нею именно так – телепатически, без лишнего сотрясания воздуха. Сразу в голову. – Сила больше не связывает тебя, да ты и сама могла бы освободиться, если бы хотела. Так почему безвольно бьешься, умоляя меня о милости, которой сама не желаешь?»
Нет, зря она старается… Вместе с Силой в нем воскресла и мужественность. Вместе с мужественностью в нем утвердилось желание любить, не подвластное больше никаким условностями. Он не собирается оставаться в ее глазах побитым жизнью юнцом, глупым мальчишкой, которого она спасла. Женщины могут жалеть слабых, но для того, чтобы по-настоящему завоевать женщину, необходимо быть сильнее ее. Чтобы стать достойным, надо не бояться прийти и взять то, что тебе нужно.
Больше он не нуждается в ее защите. Отныне он сам будет защищать ее. И первое, от чего он защитит ее и избавит – от страхов, от дурацких предубеждений, от всего того, что мешает ей сейчас просто довериться его и своему желанию.
– Бен…
Она дрожала. О, как очаровательно она дрожит!..
– Ты когда-нибудь замолчишь? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил он. В ином случае этот вопрос, вероятнее всего, прозвучал бы оскорбительно, но сейчас сквозь его уста казался скорее какой-то нелепой игрой.
«Я звал – ты откликнулась. Я умирал – ты спасла меня. Я был одинок и ты была одинока. Мы оба пребывали во тьме, но сейчас мы вместе – и впервые над нами вспыхнул свет. Во всей галактике только ты и я способны помочь друг другу. Жизнь жестоко ограбила нас когда-то: у тебя забрали любовь, у меня – саму душу. Ты была одинока в пустыне, а я – во мраке. Ты ждала, не зная, кого ждешь; я искал, не представляя, что ищу. Мы встретились. Твое сияние привлекло меня, как маяк посреди беспроглядной ночи. Это судьба. Я шептал твое имя в бреду, во власти мучительного сна, на пыточном столе под действием наркотиков, в замке, куда не способен прорваться даже живой поток Силы – даже там ты была со мной каждую секунду. Какие тебе еще нужны аргументы, мусорщица, чтобы прекратить наконец отрицать очевидное? Судьба и Сила уже объединили нас и обручили. Узы Силы – это обручение. Не говори, что не знаешь этого. Не говори, что ты этого не хотела…»
Как же ему нравилось думать о словах Маз Канаты! Он – Свет, окруженный Тьмой; Рей – Тьма в ореоле Света. Две противоположные грани одной сути, и суть эта – сама Сила. Сила, извечно стремящаяся обрести равновесие, которое они воплотили в себе. Возможно, они не должны были встретиться – Тьма и Свет, но все же встретились – и пламя зажглось над их головами. Возможно, им больше пристало ненавидеть друг друга. Впрочем, они давно переступили грань, за которой любовь и ненависть сливаются в одну сладостную и мучительную агонию. Они уже там, где поцелуй столь же болезненен, как мощный удар под ребра, а удар так же прекрасен, как ласковое прикосновение; где желание горит болью, а боль сладка, как мед; где «любовь» означает «война», а «враг» означает «возлюбленный»… Все это и правильно, и неправильно – и как раз потому-то, из-за своего немилосердного противоречия, особенно восхитительно.
Этот момент, захвативший их, был одинаково невинен и порочен.
Его руки встретились с ее шеей, затем спустились ниже, ощупывая ключицы и крохотные груди, тонущие в его широких ладонях. Его ласки были столь же милостивыми, сколь и настойчивыми. Если бы Рей пригляделась к истинным мотивам его души, которые он, Бен – он, Кайло – и не думал от нее скрывать, то она без труда увидела бы, что эта вспышка вожделения сама по себе стала откровением для него, долгие годы скованного подсознательной девственностью. Она, как звезда, озарила его сознание, заставив узнать ранее неведомую радость. Бен даже не мечтал замахнуться на большее, упиваясь одной возможностью трогать, ощущать, владеть. Доставлять удовольствие себе и Рей.
Он любит ее! Любит, хатт подери! Эту нелепую стриженную девчонку; это дитя, забавное и очаровательное. Наделенное невероятной внутренней силой, которую – подсознательно Бен был уверен в этом – ему никогда не снискать. Создание столь пленительное и загадочное, что от одной мысли о ней его одолевало волнение. Она в одночасье перечеркнула все, во что он верил; затмила все былые его цели, заполнила все его сердце лишь одною собой. Она сорвала с него тяжкое ярмо. И он благодарен ей за это. О как он благодарен!..
Ее тело было напряжено, ее кожу покрывали мурашки. Подхваченная волной эйфории, Рей бессознательно впивалась пальцами в его волосы, то сжимая, то разжимая кулаки. О Сила… несомненно, она чувствует то же, что и он! Страсть, нашедшая отклик в страсти; желание души, отраженное в желании плоти, гибнущая невинность двух сердец, прежде заключенных в кружевные сети лжи – подлой убежденности в том, что им необходимо хранить чистоту.
Встать с колен… дышать полной грудью… радоваться каждому мгновению…
Эти постулаты, с болью вбитые в его сознание во время пребывания в замке Вейдера, теперь приобрели для него новое, куда более конкретное значение. Больше он, Бен – он, Кайло – не станет плясать под чужую дудку. Не позволит околдовать себя ложью. Он сам волен выбирать, кого ему любить. Если прежде он думал о своей влюбленности с ужасом, то сейчас – с восторгом. Не боясь отдаваться этому опьянению, этой сладкой лихорадке. Таков его выбор – только его.
Сейчас они с Рей равны, у него столько же опыта, сколько и у нее – и нет ничего прекраснее этого равенства! Он полагал, что хранит себя, чтобы защитится от искушения, она же пыталась защитить себя от насилия – но теперь выходит, что они, сами о том не зная, хранили себя друг для друга.
Они стали супругами в тот миг, когда она решила спасти ему жизнь; они стали любовниками в первое же мгновение, когда его руки нашли ее тело; несколько мгновений сродни полноценной брачной ночи; несколько недель, проведенных здесь в лесу, в изоляции, выше целой жизни. Вот она, всепоглощающая власть Уз!
– Ты – Бен. Бен, а не Кайло…
Она говорила с ним, словно с одержимым. Как бы защищая его от самого себя.
– Дура! – улыбнулся он. – Ведь я – и то, и другое.
Две естественные ипостаси, вечно враждующие друг с другом.
«И зверь, и его добыча. И демон-искуситель, и его жертва, – это ведь твои мысли. Ты и сама все прекрасно знаешь. Это Кайло, а не Бен, выжидал столько времени. С той самой партии в дежарик, когда ты поняла все, что так и осталось не высказанным на словах – и я чувствовал, что ты все понимаешь. Сколько прошло с тех пор – неделя? две? три недели?.. Время, казавшееся мне такими же непреодолимым, как сама вечность!»
Его голос продолжал звучать в ее мозгу, отдавая эхом прямо в виски, пока губы Бена, отвлекшись на время от ее губ, короткими, судорожными поцелуями изучали пространство тонкой девичьей шеи между мочкой уха и ключицей. Ее пот вперемежку с запахами леса все сильнее кружил рыцарю голову. Такой дивный, ни на что не похожий аромат…
«Глупая юная мусорщица! Ты полагала, что случившегося тогда было достаточно, чтобы хищник пристыженно умолк и, поджав хвост, затаился, стараясь держаться от тебя подальше? А на самом деле хищник наблюдал за тобой, прислушиваясь к твоим чувствам. Ты наблюдала за ним – а он за тобой, хотя ты и не догадывалась об этом. «Монстр в маске» пробудился, когда почувствовал твое участие и твою отчужденность, твое сострадание и твой страх. Твоя душа, Кира, словно маятник, мечется между двумя полушариями; она и зовет меня, и отталкивает, и хочет заботиться обо мне, и ненавидит меня. Не так ли? Ты боишься оставить меня и боишься приблизиться. Кайло – единственный, кто способен тебя подтолкнуть. Взгляни же на меня! Своими сомнениями ты сама пробудила во мне Силу. И пробудила чудовище…»
