Текст книги "Сердце бури (СИ)"
Автор книги: Раэлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 55 страниц)
– Если Силгал согласна, – несмело начал Акбар, – то я не вижу причин препятствовать вашему разговору.
– Однако, – мягко возразил Диггон, – Лея Органа с этого момента является арестанткой, и ее судьба находится в ведении Новой Республики.
Джиал счел возможным слегка повысить голос.
– Сейчас мы с вами находимся на военном корабле, принадлежащем Сопротивлению, а вовсе не Республике. Согласно уставу звездного флота, единому как для нас, так и для вас, судно, находящееся на нейтральной территории, является как бы автономным государством, где законодательную власть представляет капитан – в нашем случае Джойдел Мейц. Посему, я полагаю, будет справедливо, если именно он рассудит, как нам поступить. Что скажете, Джойдел?
Капитан выступил из толпы.
– Я не имею, что возразить против решения главы Сопротивления, – коротко сказал он. Иначе и быть не могло.
Лея мысленно воздала хвалу способности Джиала найти дипломатичное решение всякой проблемы.
Диггон остался в меньшинстве, и ему пришлось отступить. В конце концов, он признал, что, пребывая среди членов Сопротивления, поневоле должен принять для себя их правила игры.
Адмирал Акбар предложил для разговора двух женщин свой личный кабинет; Лея сказала, что ей это подходит. Единственное, против чего Джиал возразить никак не мог, так это против того, чтобы снаружи двери кабинета тщательно охранялись.
Оставшись с Леей один на один, Сигал тотчас спросила, что произошло.
Лея рассказала ей все, как есть, в подробностях передав слова Клауса Диггона, который не только не признавал своей вины, но даже не счел нужным пощадить материнские чувства генерала, без стеснения поведав о том, что творилось все эти дни – больше месяца! – в Святилище Вейдера.
Когда речь зашла о яде таозинов, Силгал не смогла сдержать изумленного и гневного вздоха. Своих детей у нее не было; много лет назад эта каламарианка выбрала для себя путь рыцаря-джедая, и хотя впоследствии отказалась от него, она все еще почитала кодекс братства, добровольно приняв обет безбрачия. Однако к материнскому инстинкту расположены в той или иной мере все женщины – такова их природная особенность, их их склад души. Поэтому даже бездетная леди Акбар сумела отлично понять чувства матери, узнавшей о страданиях родного сына, и теперь поражалась лишь тому, как у Леи хватило силы воли терпеть присутствие майора на одном с нею судне столько времени. Силгал вовсе не была уверена, что ей самой достало бы выдержки не поступить так же, как поступила ее подруга.
– Но как же тебе теперь быть? – с отчаянием вопросила каламарианка. – Диггон приложит все силы, чтобы упрятать тебя за решетку, а то и хуже, – опасливо добавила она, вспомнив недавний намек разведчика, – в клинику для душевнобольных. Вероятно, для него это было бы даже лучше, ведь тогда все твои откровения смело можно списать на проявления психологического нездоровья. И Верховный канцлер наверняка поддержит его из страха за собственную репутацию.
– Не волнуйся, – усмехнулась Лея, – вот увидишь, они оба еще обломают об меня зубы. Но твоему дяде следует проследить за Чалой Орнулой. Она и вправду может оказаться двойным агентом, работающим на правительство, или на Первый Орден…
– Думаю, узнав, что произошло, дядя пожелает отстранить ее от дел Сопротивления.
– Тогда чем скорее это случится, тем лучше.
Генерал положила свою теплую, слегка влажную от волнения ладонь на плечо Силгал.
– У меня есть еще одна просьба, – с этими словами она неожиданно извлекла из складок вино-красного своего платья световой меч.
Она взяла его с собой, хотя и знала, что при аресте заключенных положено обыскивать. Однако рассчитывала, что Диггону, по крайней мере, не хватит наглости унизить «генерала Лею», настояв на обыске у всех на глазах. Так Органа могла бы выиграть время, чтобы передать меч Силгал, тогда как оставлять его в каюте, куда в любой момент могли нагрянуть сотрудники разведки, казалось ей куда опаснее.
– Я не могу позволить, чтобы разведка присвоила себе эту реликвию нашей семьи.
Каламарианка едва ощутимо вздрогнула. Такой благоговейный трепет свойственен тем, кто глядит на прославленную святыню, которую, вероятно, даже не чаял увидеть на своем веку.
Однажды Люк упоминал при ней об утерянном и вновь обретенном сейбере, некогда принадлежавшем самому Избранному. Но показать его бывшей ученице так и не успел.
– Это тот самый меч? – робко осведомилась Силгал. Ее золотистые глаза заблестели слезами восторга. – Меч Энакина Скайуокера?
Лея слегка кивнула.
– Пожалуйста, сохрани его. Я знаю, что могу доверить его тебе.
С выражением глубокой признательности Силгал приняла из рук Леи легендарное оружие.
– Клянусь, что не подведу тебя, – произнесла она, на мгновение прижав рукоять меча к своей груди.
***
«РЕЙ!»
Девушка резко распахнула глаза. В ночной полутьме болезненный взгляд раненого рыцаря показался ей каким-то особенно пристальным и даже жутким.
Они вновь коротали ночь вместе, чередуя мимолетный сон с краткими разговорами и обменом мыслями, ставшим между ними почти естественным.
– Опять тебе приснился кошмар, – она не спрашивала, поскольку видела во сне то же самое, что и он. Странные, навязчивые видения продолжались уже несколько часов к ряду; казалось, стоило ему закрыть глаза, как Бен тотчас в страхе открывал их.
Юноша смотрел на нее со смесью страха и какой-то бессознательной надежды. Казалось, он вовсе не хотел звать ее на помощь, однако испуганное сознание само по себе взорвалось ее именем в попытке отыскать поддержку.
– Это о матери, – Рей присела рядом с Беном и, осторожно коснувшись его покрытого легкой испариной лба, отметила, что, похоже, у ее подопечного опять поднялась температура.
Бен неловко кивнул, как бы говоря: «Ты и сама все знаешь». Конечно, она видела то же, что видел он: как темные щупальца, уродливые и жуткие, которые по какой-то причине не могли теперь дотянуться до него самого, от досады и безысходности вдруг простерлись к генералу Органе, окружив со всех сторон ее хрупкую фигурку и почти поглотив ее свет.
Рей должна была знать и о том, что произошло на Эспирионе. О нападении мандалорцев; о том, как он спас жизнь матери. Чтобы через несколько дней быть жестоко преданным ею, и уже не в первый раз.
Теперь он боялся за Лею. Но всякий раз, когда сын думал о ней, его память отзывалась болью.
Девушка грустно покачала головой. Она вспомнила о мысленной связи, которая существовала между матерью и сыном; отголоски этой связи доносились и до ее собственного сознания – и это вызывало у нее тревогу. Рей была почти уверена, что внезапная череда кошмаров возникла неспроста.
Однажды Бен признался в своих мыслях, что продолжал чувствовать мать даже во время многолетней разлуки с нею – это признание он сделал, обращаясь лишь к себе самому; однако Рей слышала его, и она поверила. Выходит, Бен ощущал связь с Леей не только на Явине в годы своего ученичества, но и позднее в цитадели на Биссе, и на Малакоре. И на «Старкиллере». В тот самый миг над осциллятором, когда Кайло Рен совершил самое жуткое и вероломное свое преступление, два сердца, словно одно, едва не остановились, поглощенные печалью и ужасом.
Сколько бы он, Бен, ни отрекался от этой связи, сколько бы ни бежал и не скрывался от нее, мать оставалась с ним, в той части его души, которая исконно принадлежала лишь ей одной – и когда Рей думала об этом, ей становилось и радостно, и печально одновременно. Радостно потому, что пример столь искренних и сильных чувств между родными людьми не мог не тронуть ее сердце, всегда готовое сопереживать другим. Но печально от осознания, что подобные чувства, способные при ином раскладе принести столько счастья, на деле не принесли ничего, кроме тягот противоречия и необходимости болезненного выбора.
– Ты ведь знаешь, что твоя мать покинула Сопротивление в тот же день, когда трибунал вынес тебе смертный приговор? – спокойно спросила она.
Бен не отозвался. Похоже, если это известие и стало для него новостью, то уж во всяком случае, почти его не удивило.
– Наверняка генерал Органа планировала похитить тебя из-за решетки, – голос девушки слегка дрогнул. – Она бы не позволила тебя убить. Ты сам прекрасно это понимаешь.
– Я отказался от ее помощи, – глухо ответил юноша.
– И ты готов был пойти на смерть только из-за обиды на мать?
– Я готов был исполнить до конца свой долг перед Верховным лидером.
– Перед тем, кто оставил тебя погибать? – искренне изумилась Рей. – Почему?
Она действительно недоумевала, недоумевала искренне и непредвзято: почему он сделал то, что сделал? Зачем пошел на страдания ради тех, кто его предал, хотя мог бы сохранить свою жизнь и свое будущее – и даже без особого ущерба для чести и совести. Разве поступок Терекса, как и поступки самого Сноука, не служили для чести и совести достаточным оправданием?
– Уж точно не для того, чтобы ты меня жалела, – каким-то захлебывающимся, неестественно высоким голосом выдавил раненый. – И не для того, чтобы кто-то восхищался этим…
Болезненно-горделивые речи бывшего магистра Рен, так слабо соответствовавшие его нынешнему беспомощному состоянию, создавали почти комичное впечатление. Девушка отвернулась, скрывая улыбку. Почему-то ей вспомнился рафтар, который попытался проглотить команду «Тысячелетнего сокола», не заметив лобового стекла, вставшего у него на пути…
– Ладно, давай-ка я тебе помогу, – сказала она, положив одну руку на его обнаженную грудь, а другую – на лоб.
Бен слабо запротестовал. Исцеление ее Силой было для него и сладостно, и мучительно одновременно.
– Пожалуйста, не надо… не стоит тебе растрачивать себя на меня. Мало одного магистра Скайуокера. Ты не умеешь контролировать Силу и когда-нибудь наверняка не сможешь вовремя остановиться.
Рей остановила поток возражений своего невольного пациента, слегка проведя ладонью по его губам.
– Я могу чувствовать твое состояние – и этого достаточно. Пока. А уж там будет видно. Ты ведь слышал, что сказала Эмми: чем раньше начать лечение, тем больше шансов поставить тебя на ноги.
– Поставить на ноги?! – внезапно вскипел Бен. – Да ты хоть понимаешь, о чем говоришь, помойная девка? Если я когда-нибудь смогу пошевелить рукой, это и то будет победой.
Рей не стала реагировать. За минувшие дни она успела привыкнуть к внезапным перепадам его настроения, когда мольба чередовалась в его устах с настоящей обидной грубостью.
– Значит, мы добьемся этой победы сообща, а потом двинемся дальше, – бесстрастно заключила девушка.
Она неплотно смежила веки, вглядываясь через Силу в него. В его тело, которое сейчас напоминало механизм, не способный полноценно работать оттого, что в главном процессоре сгорело несколько проводков. Всего-навсего несколько проводков – однако именно из-за этой досадной поломки электрический импульс не мог достичь цели, и мозг не обрабатывал сигнал, как должно.
Рей было проще думать о стоявшей перед нею задаче, как о ремонте поврежденного механизма. Ведь она – механик с немалым опытом, и может починить, наверное, все, что угодно. Всего-навсего несколько проводков. Она должна справиться…
– Расслабься, – почти умоляюще проговорила девушка, зная, что ее действия доставляют неудобство его гордости.
Вскоре глаза Бена начали слипаться; понемногу тот засыпал.
Когда сон окончательно одолел его, Рей удовлетворенно улыбнулась и тронула губами его лоб – теперь она не стеснялась делать это снова и снова; столько раз, сколько нужно. Ее жест был полностью целомудренным; он содержал лишь заботу – и ничего более.
«Я не трачу на тебя свои силы, Бен Соло. Только возвращаю тебе то, что взяла».
… А где-то во Внешнем кольце, в позолоченных солнцем стенах массивной станции, парящей в облаках газового гиганта, немолодой мужчина звучно ругался, проклиная все, что только приходило ему на ум.
Дерьмо банты, дерьмо, дерьмо!..
Контракт с Горга Хаттом, один из самых многообещающих за всю карьеру Лэндо Калриссиана, повис из-за первоорденских недоносков, которым взбрело в голову засесть в секторе Чоммел. Чтоб этим имперцам вместе с хаттами пойти на корм ранкору! На биржах полный беспредел. Цены на плазму растут, как бешеные. Выходит, что цены на другие ресурсы, не исключая тибанна*, угрожающе ползут вниз. Канжиклаб требует вернуть свои денежки до кредита. А где их взять? Где?! Банковский клан, похоже, окончательно переметнулся на сторону Первого Ордена. Подумать только, угрожает прекратить финансирование основных предприятий Республики! Нет, нет… галактика катится в пропасть войны. Все вокруг словно с цепи сорвались. А теперь еще и власти Республики заинтересовались делами Беспина. И Люк Скайуокер скончался… совсем скверно…
В это лихое время лучшее, что можно придумать – это сидеть и не высовываться. И надо же было случиться, чтобы именно сейчас на голову Лэндо свалилась задачка, которую еще поди реши. Искать по всей галактике двух юных джедаев – это ведь все равно, что иголку в стоге сена, даже того хуже…
Комментарий к Глава VIII
* Тибанна – газ, добываемый на Беспине. Используется в двигателях кораблей, турболазерных пушках и бластерах.
========== Глава IX ==========
Время на Такодане тянулось почти так же медленно, как на Джакку. Дни лениво и монотонно проползали, уходя в прошлое неспешной чередой; Рей коротала их в нескончаемых заботах, надвигавшихся, как и прежде, со всех сторон. Ей было хорошо известно такое состояние: с одной стороны, дел столько, что времени на невеселые мысли и на жалость к себе просто не остается – и это иной раз кажется почти спасением; но с другой стороны, как раз теперь-то, когда руки заняты, а голова остается свободной, эти самые мысли, одна сумрачнее другой, и лезут особенно настойчиво.
И все же, нынешнее ее существование отличалось от прежнего, по крайней мере, в одном – к сожалению или к счастью, теперь рядом с девушкой был кто-то, кто в ней нуждался.
«Одиночество вдвоем», – если это противоречивое определение вообще имело смысл, то применительно к ним обоим – к самой Рей и к ее подопечному – было, пожалуй, самым справедливым. Она и Бен существовали одновременно вместе и порознь. На борту одного звездолета, тщательно укрытого посреди леса; в замкнутом укромном мирке, где имелось место лишь для них, да еще для нелепого протокольного дроида, по воле судьбы затерявшегося посреди неизвестности вместе с ними. И все же, каждый был сам по себе. Каждый – внутри себя, лишь время от времени неловко и боязливо выглядывая из кокона своего одиночества, когда обстоятельства поневоле требовали какого-никакого, а общения.
Как же это странно! Рей прекрасно видела, что они оба одинаково нуждались в обществе. Но именно поэтому – да, да, именно потому, что им было так необходимо держаться вместе! – на деле они старались как могли держаться порознь. Связанные общим несчастьем; скованные одной невидимой и невесомой цепью ментальных Уз, двое молодых людей были, тем не менее, словно одинаковые полюса у двух магнитов. Какие-то таинственные силы природы то и дело отталкивали их друг от друга, в этом была непреодолимая обреченность, заставляющая девушку то и дело хмуриться и не по-детски тяжело качать головой.
Между тем Бену становилось лучше. Не так быстро, как того хотели бы они оба, но все же молодой человек мало-помалу выкарабкивался.
Рей еще помнила бурю, которая пронеслась над их укрытием совсем недавно; такое, право, нескоро забудешь! Но стоило грозовой туче убраться восвояси, как лес покрылся радостным цветением еще с большей силой. С каждым днем солнце, кажется, светило все ярче, а щебетание каких-то птах, кружащих рядом с шаттлом, становилось все громче и задорнее. К несчастью, окна на «Сабле» нельзя было открыть; зато все шлюзы корабля и двери всех отсеков целыми днями стояли распахнутыми настежь, иначе обитатели звездолета рисковали задохнуться от паркой тропической жары. Ласковое тепло и свежесть леса доносились до медицинского отсека во всей своей очаровательной полноте. Бен чувствовал их, и Рей тоже чувствовала.
Магистр Скайуокер был прав. Не сразу Рей осознала справедливость его слов, и до сих пор иной раз невольно называла в мыслях юношу, с которым делила кров уже много дней подряд, «Кайло Реном». Однако она все явственнее сознавала свою ошибку. Это имя мертво. Оно умерло там, на Мустафаре вместе с верой и идеалами магистра ордена Рен; вместе с его фанатичной преданностью памяти Дарта Вейдера. Святилище Вейдера поглотило его. «Место, где секреты не живут долго, и куда джедаи отправляются умирать». Теперь полный кошмаров замок обзавелся, вероятно, еще одним мрачным темным привидением. Кайло сгинул в той же бездне, что и его кумир. Это – естественный удел вымышленного злодея. Кайло Рена больше нет. Существовал ли он вообще когда-либо?..
Душа Бена Соло возрождалась, но возрождение происходило медленно и болезненно. Этот процесс не имел ничего общего с освобождением от оков черной злобы и обжигающего гнева, от полета души к небесам – от идеалистической картины, которая раньше приходила Рей на ум и которая, возможно, действительно имела бы место при иных обстоятельствах.
Всем известно: рухнуть в пропасть легко; один неловкий шаг, одна роковая ошибка – и вот, ты уже на самом дне. Но выбраться назад куда сложнее. Приходится сосредоточенно и осторожно карабкаться по стене, раздирая себе руки до крови, борясь с усталостью и безысходностью. Бен совершенно не знал, что делать, куда идти теперь, как жить и к чему стремиться. Низвергнутый темный принц. Величие, канувшее в неизвестность. Все, во что он верил, теперь не имело смысла. Прежние идеалы разлетелись, как карточный домик. Учитель бросил, друзья предали. Вейдер мертв. Кайло Рен мертв. Тот, кто мыслил себя козырем, оказался обыкновенной мелкой картой, которую разменяли, не задумываясь, на более крупную. Волка зарезали, словно ягненка; принесли в жертву.
А жизнь, будь она проклята, течет своим чередом! Война все продолжается, и звезды так же холодны, как прежде, а солнце так же горячо… Как знать, нужны ли миру вообще великие темные лорды?
Юноша оставался угрюм и редко шел на разговор. Чаще всего это Рей говорила с ним; он же молчал, упрямо глядя в стену. Или, наоборот, осыпал ее колкостями и бранью. В такие моменты девушка чувствовала себя бессильной воспротивиться злому умыслу рока. День за днем она билась со всей силы, всем своим хрупким телом, в глухую стену, которая никак не желала поддаваться. Однако у нее попросту не получалось винить во всем раненого рыцаря, тяжелый характер которого порой доводил ее до отчаяния. Рей много раз спрашивала себя, окажись на месте Бена Соло кто угодно, пусть даже она сама, сумела ли бы она сделать над собой необходимое усилие, чтобы вернуться к жизни и к свету, как возвращался он – возвращался прямо сейчас, день за днем, у нее на глазах?
Как-то раз, набравшись наглости, она вдруг спросила:
– Скажи, а когда ты начал слышать зов Верховного лидера?
Забавно, ее голос звучал так, словно речь шла о чем-то будничном.
Она видела в его памяти достаточно, но единственный момент – когда самопровозглашенный император проник в сознание маленького Бена Соло – так и остался для нее неизвестным. Рей только сумела уяснить, что это произошло давно, гораздо раньше, чем Бен достиг восьмилетнего возраста; даже, вероятно, раньше, чем генерал Органа всерьез заподозрила у своего сына чувствительность к Силе.
Девушка была почти уверена, что Бен проигнорирует ее вопрос. Однако юноша все-таки отозвался, напряженно и задумчиво процедив:
– Я не знаю. Не помню… кажется, я слышу его с самого рождения. А может быть, слышал и до рождения…
Этот голос, шепчущий в ночи… такой странный, притягательный и отталкивающий одновременно. Помнится, когда-то Бен его боялся – в два, в три, в четыре года. Трясся от ужаса и накрывался одеялом с головой, плакал и просил мать, чтобы та не уходила из его комнаты… Плачущий ребенок, оставленный один на один с ужасом своего сознания – какой дивный образ! Само воплощения одиночества.
А потом Бен привык к тому, что в его мыслях присутствует кто-то еще, и перестал бояться. Начал доверять неведомому голосу; ведь кто лучше поймет желания и страхи одинокого мальчика, как не голос, сопровождавший его с пеленок? Сделавшись старше, Бен захотел учится у таинственного своего друга. И так до тех пор, пока не оказался открыт ему полностью, без остатка; пока не стало слишком поздно… Что и говорить, Сноук на протяжении всех этих лет был для него суровым, но верным наставником.
Вот только когда Кайло, потерявший Силу, угодивший в беду, сам воззвал к Верховному, моля о помощи, тот не отозвался ни разу за много дней.
Рей поначалу не поверила. Оторопело глядя на своего собеседника, она старалась уложить в голове то, что он сказал.
Выходит, Рэкс избрал себе жертву и терзал рассудок Бена с самого первого его дня, или даже раньше, пока тот еще находился в материнской утробе? Хрупкое сознание не рожденного ребенка, отданное во власть паразиту, который привык питаться энергией чужих душ – и это под боком у последнего джедая, величайшего воина Света?! Когда эта мысль наконец укоренилась в ее рассудке, по телу девушки прошла холодная дрожь. Что же это? Как же так? Как генерал Органа могла не почувствовать, что происходит? Почему она не защитила свое дитя?..
И как же, во имя Силы, Бен умудрился прожить с этим двадцать три года, и окончательно сдался лишь тогда, когда родной дядя сам подтолкнул его к пропасти?
Знакомая жалость вновь копьем ударила в душу. Она знала, что он не врет – хотя сейчас охотнее поверила бы обратному.
Похоже, Бен угадал ее мысли.
– Сколько раз можно тебе повторять, не смей меня жалеть, мусорщица! – оскалился он. – Моя мать оставалась слепа, потому что так ей было удобнее. День за днем, год за годом она не желала знать о кошмарах и о видениях. О том, как Сила давит на меня, сводя с ума. В детстве я говорил ей, что боюсь оставаться один – а она называла это обыкновенной прихотью. Говорила, что я просто хочу привлечь к себе внимание. А потом, когда уважаемая сенатор Органа наконец убедилась, что ее сын не лжет, то просто отослала маленького Бена с глаз долой…
Наконец голос его сорвался, и Бен поспешно умолк.
Рей испуганно перевела дух. Внезапно ей стало стыдно. Девушка вдруг поняла, как ужасно он чувствует себя, когда до него доносится ее жалость.
– Прости… – едва слышно выдохнула она.
В ответ Бен небрежно дернул головой, как бы говоря: «Не стоит».
Больше они никогда не касались этой темы. Но для себя Рей определила: если все и вправду было так, как он говорит, этот парень – его сила воли, его бесконечное упорство – поистине достойны уважения.
Бен начинал жизнь заново. Возвращенный из лона смерти назад к осязанию действительности – стало быть, и впрямь переживший в каком-то смысле второе рождение, он был теперь, словно младенец: такой же неуверенный, напуганный, неловкий. Как человек, впервые ступивший в этот мир, он не мог самостоятельно позаботиться о себе и нуждался в поддержке. Как дитя, он учился управлять своим телом, день за днем развивая координацию и моторику: держать спину, держать голову, есть самостоятельно… он был вынужден учиться заново тем естественным основам любой человеческой жизни, которые интуитивно еще помнил; но все же ему приходилось не менее сложно, чем тому, кто осваивает эти важнейшие навыки впервые.
Рей ухаживала за ним. Кое-какие процедуры, правда, оставались за Трипио – так было необходимо, чтобы юноша и девушка могли сохранить определенную грань естественных, обусловленных природой приличий. Дроид помогал молодому хозяину мыться, бриться, одеваться – всегда только он. И это хоть немного успокаивало Бена, который и так ужасно стеснялся своего положения. Однако в остальном именно Рей проводила рядом с раненым практически все свое время. Она давала ему лекарства; она кормила его – и он привыкал брать пищу с ее рук, как дикий зверь, вынужденный смириться с унижением, чтобы выжить. И так до тех пор, пока однажды к обеим его рукам не вернулась жизнь, и они не окрепли достаточно, чтобы держать ложку – момент, поначалу казавшийся невозможно далеким. Она отдавала ему всю энергию, какую только могла отдать – иногда он замечал это и начинал противиться; а иногда просто угрюмо отмалчивался.
Рей регулярно взывала к Силе, чаще всего прибегая к Исцелению, пока Бен спал, чтобы не натолкнуться на подсознательное сопротивление с его стороны. Девушка садилась поодаль и, закрыв глаза, прислушивалась в тишине ночи к мелодии его дыхания, самой его жизни. Она ясно улавливала рваную ноту страдания, то и дело звучащую в каждом вздохе, в каждом биении сердца. И тогда Рей начинала тихо петь ту самую песню, от которой, по словам самого Бена, ему становилось легче – и его боль вправду уходила.
Рей до сих пор точно не знала, как именно работает выбранная ею наобум техника, но это, в конце концов, было и неважно. Главное, что та и вправду работала. Раненая душа исцелялась; исцелялось и раненое тело. Душа и тело – суть, продолжение друг друга, кто бы что ни говорил. Когда Рей спросила у Бена, сумел бы он самостоятельно вылечиться при помощи Силы, если бы обладал прежними своими возможностями, тот промолчал. Похоже, он просто не знал, что ответить.
Прошло около недели прежде, чем его кошмары сошли на нет, и жар перестал наконец его мучить – это означало, что остатки яда покинули его кровь. А вскоре случилось то, что Бен назвал когда-то «победой», имея в виду «почти невозможное чудо». Это и вправду была победа – победа их общих усилий. Рей до сих пор не знала наверняка, чему приписать эту победу в большей степени – своей способности исцелять, его напористости или воле самой Силы? Но чем бы ни было вызвано это событие, именно оно стало точкой отчета новой вехи исцеления, моментом перехода от безнадежности к надежде.
Бену удалось пошевелить рукой. Той самой рукой, где Эмми когда-то обнаружила единственный живой нерв. Как и всякое чудо, это случилось неожиданно; запланированных чудес не бывает. Бен и сам не ожидал, что такое произойдет, и все же, однажды кисть его напряглась, и пальцы слегка дернулись, словно собираясь сжаться в кулак. Координация была сильно нарушена, юноша почти не мог управлять своей заново обретенной конечностью. Но все же, лица молодых людей просветлели, отразив одинаковое робкое ликование. И Рей, и сам Бен отчетливо понимали: каким-то немыслимым образом они смогли добиться того, на что у большинства ушли бы годы.
Но все же Рей, кажется, радовалась сильнее; ее глаза горели восторгом, ее губы неловко улыбались. Ее лицо сильно разрумянилось, так что Бен, видя пылающий бархат на девичьих щеках, едва не расхохотался – так мила и забавна она была. И не удивительно! Что ни говори, она оказалась права. Это она сказала ему: «мы добьемся» – и они добились. Да, победа принадлежала им обоим, но у истоков этой победы стояли ее вера, ее бессонные ночи.
С той поры Бен сосредоточил все свои усилия, чтобы продолжать борьбу. Не растрачивая их больше на пререкания, на пустые и нелепые сквернословия или грубые попытки выпросить для себя милосердную смерть. Кажется, постепенно он все же научился видеть в девушке рядом с собой не противника, а союзника; кажется, теперь он мог разглядеть в ней еще что-то помимо неопределенной угрозы…
Он начал меняться. В нем исчезали грубость и напряженность; постепенно исчезал даже страх. На их место приходило что-то другое. Какая-то тихая и торжественная мечтательность, какой-то новый взгляд, полный надежды, устремленный вдаль, мягкий и решительный одновременно. Рей замечала этот его взгляд, день ото дня все больше утверждавшийся на бледном, исхудавшем лице, и невольно гадала: таков ли настоящий Бен Соло? Это ли истинное лицо внука Энакина Скайуокера? Лицо молодого джедая, наследника прославленного рода, лучшего ученика Люка Скайуокера. Надежды Новой академии, а не ее погибели. Таким он мог бы стать – и должен был стать – если бы Галлиус Рэкс не наседал на его разум; если бы сам Люк не отправил племянника на опасное испытание, прямо в лапы врагу; если бы душа Бена смогла примириться сама с собой; если бы его двойственность оказалась ценнейшим даром, а не проклятием…
Теперь, наблюдая за воскрешением Бена, девушка все чаще думала: «Может быть, именно увечье и потеря Силы стали для тебя спасением, которого я просто не способна понять? Не владея своим телом, ты ведь не сможешь причинить вред другим и самому себе. Не сможешь больше резать себя или наносить удары по свежей ране. Лишившись способностей в Силе, ты будешь лишен и искушения Тьмы».
Ведь одно несчастье может компенсировать другое, верно? Увечье способно не только повергнуть в отчаяние, но и излечить от безумия. Может быть, жертва его плоти была дана как раз для просветления и сохранения разума?
Бен должен был очнуться другим. Кто знает, может, несмотря ни на что, это будет лучший человек, чем прежде?
Спуститься к самым низам отчаяния, чтобы, очистив душу через боль, возродиться, – эта мысль, новая для Рей, безумно, однако, нравилась девушке, в первую очередь, потому что в ней, в этой мысли, сохранялась надежда, и в ней была глубина, которую прежде юное сознание не могло себе даже представить. Быть может, именно такой тенистый путь искупления был уготован Бену по воле Силы? Быть может, это был единственный путь, чтобы вывести его, заплутавшего среди собственных страстей, на верную дорогу? Тот самый путь, который некогда прошел и сам Избранный; но если Энакин Скайуокер вновь обрел себя лишь в посмертии, то его внук должен был воскреснуть из пепла Кайло Рена здесь и сейчас, при жизни. Не это ли в действительности означало продолжить путь деда и завершить его начинания?
Минуло еще около двух недель.
Бен до сих пор не мог встать на ноги. Возможно, ему так и не суждено было сделать этого. Но теперь, после всего того, что ему удалось преодолеть, последний не преодоленный дефект его тела казалось уже не столь важным. Бен мог почти полноценно управлять своими руками и даже поднимался и садился самостоятельно – для полного паралитика, каким он был совсем недавно, это все равно что выздороветь! Отныне слушая милостивые обещания Рей «поставить его на ноги», юноша в тайне от нее думал: «Ты уже поставила. Уже сделала все, что могла, и даже больше».
Рей сказала ему, что готова помочь, если он захочет перебраться в свою прежнюю комнату, но тот ожидаемо отказался, и девушка не стала пускаться в напрасные уговоры; в душе она, быть может, понимала его нежелание тревожить собственную могилу.
