Текст книги "Мгновения жизни (СИ)"

Автор книги: NeumannF

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

«Досадно это, − думал он, глядя, как бережно медбратья кладут Эйлин на носилки и выносят из дома, − и как ей теперь сказать о потерянном ребенке? Так долго ждать и, когда наконец получилось, начинать сначала».

Всю дорогу до больницы, держа в своей руке ее худую ладонь, Тобиас размышлял об их жизни и пришел к выводу, что за работой и бытом они оба как-то забыли про идею со свадьбой.

«Это же никуда не годится», − с горечью подумал он, всматриваясь в бледное, расслабленное лицо жены, и твердо решил, что обязательно сделает свадьбу и устроит самый лучший сюрприз на свете к очередной годовщине их регистрации.

Спланировать и рассчитать все оказалось совсем не так сложно, как он опасался. За годы работы в больнице Тобиас сумел обзавестись большим количеством друзей, каждый из которых, узнав о его намерениях, был готов помочь в силу возможностей. Сам праздник он решил устроить в пустующем корпусе больницы, а венчание провести в небольшой часовне, находящейся сразу за ним.

По наблюдениям Эйлин, выписавшейся в вечер поступления, в больнице творилось что-то странное. Подруги и напарницы, занятые подготовкой сюрпризу, невольно стали избегать ее, боясь случайно выдать сюрприз, или же глупо улыбались, каждая в тайне мечтая оказаться на ее месте. От такого обращения Эйлин, решившая, что подруги избегают ее из-за выкидыша, очень грустила и при каждом удобном случае старалась быть ближе к Тобиасу, не желая в очередной раз наблюдать этот, по ее мнению, «театр абсурда».

− Ты не знаешь, что происходит? – спросила Эйлин у Тобиаса спустя несколько недель таких странностей. − После второго сентября я словно в цирк попала, где каждый считает своим долгом общаться со мной, будто я мозг потеряла, а не плод.

− Может, они хотят тебя подбодрить? Люди иной раз такие странные, − ответил Тобиас с натянутой улыбкой, в глубине души ругая коллег на чем свет за неумение выглядеть естественно.

− Не знаю, чего они хотят, но меня это пугает. Ты, кстати, тоже ведешь себя странно. Куда ты вчера вечером пропал? – спросила Эйлин, раскладывая в шкаф склянки с лекарством.

− Я не говорил тебе, что ты очень привлекательная в этой форменной пижаме? – произнес Тобиас, обнимая Эйлин со спины, но осознал, что и сам прямо сейчас ведет себя странно, и в подтверждение мыслей заметил ее удивленный взгляд.

− Ты решил пристать ко мне на работе, когда за дверью ждет толпа народа? Ты в своем уме? Что вообще происходит?! – фыркнула она, впихнув последнюю банку с перекисью в предназначенную для этого коробку, и покинула кабинет, озадаченная его поведением.

− Заходите, − услышал Тобиас голос Эйлин, обращенный к очереди и поспешил занять свое место.

Работу отменять никто не собирался, ведь, несмотря на ранний час, в приемной собралось достаточное количество народа.

− Скоро сможете вернуться за свой станок, рука уже вполне здорова. В дальнейшем постарайтесь избегать подобного нагноения и идите в больницу сразу.

Тобиас закончил осматривать руку фабричного рабочего и, велев смазывать специальной мазью, принялся заполнять документы.

− Так и не получится вернуться-то, − сказал рабочий, надевая на себя куртку, − закрывают фабрику. Пока официально не объявили, но мой шурин как раз там в начальстве сидит. Ну я и подал по собственному, чего уж тянуть. Будут на месте Коукворта строить новый квартал, а нас расселят, − он усмехнулся и протянул руку для прощания.

− И когда планируется расселение? – спросил Тобиас удивленно и машинально пожал протянутую руку.

− Дак лет за пять хотят управиться, долго ли умеючи, − развел мужчина руками и, махнув на прощание, вышел за дверь, пропуская следующего пациента и оставляя Тобиаса в смятении.

Выросший в этом районе, он никак не ожидал, что когда-то придется переехать не по собственному желанию. И не то, чтобы Коукворт ему нравился, но связанные с ним воспоминания делали район важной частью жизни, и покидать его совсем не хотелось.

Эйлин, напротив, восприняла пересказанную ей в обед новость с неожиданным энтузиазмом.

− Если они расселяют, то, возможно, нам дадут домик побольше. С учетом, что мы хотим еще одного ребенка, может, даже и комнат будет побольше. Да и район точно не такой мрачный подыщут, − она весело подмигнула Тобиасу, предаваясь мечтам о доме, похожем на те, что стояли за рекой. – Сходим вечером погулять?

В любой другой день Тобиас с радостью бы согласился, но именно сегодня он должен был согласовать со священником церемонию и потому только неуклюже пробормотал, что не сможет, в качестве оправдания сославшись на гору документов.

− Не страшно, − ответила Эйлин с улыбкой, − давай я помогу. Не идти же мне опять домой в одиночестве.

− Это будет прекрасно, − сказал Тобиас, стараясь улыбнуться, лихорадочно думая о том, как бы провернуть встречу и не раскрыть себя раньше времени.

На самом деле Эйлин очень переживала, хоть и старалась этого никак не показывать. Уговаривая себя, что очень глупо подозревать мужа в чем-либо, она не могла не заметить, как изменились их отношения в последний месяц. Тобиаса словно подменили, и если раньше он старался каждую свободную минуту провести с ней, то теперь он вдруг взял за правило задерживаться на работе, постоянно кому-то звонил и, если она появлялась рядом в процессе разговора – немедля прощался с собеседником и бросал трубку.

«Его утренняя реакция на мои слова только подтверждает, что что-то происходит, и я просто обязана разобраться!» − думала она, глядя, как Тобиас вяло ковыряется в своей тарелке и о чем-то напряженно думает. Он даже не сразу расслышал ее предложение о прогулке, а уж когда он отказался от нее и с видимым недовольством принял помощь, Эйлин только укрепилась в своих подозрениях.

− Как думаешь, Тобиас мне изменяет? − трагично спросила она, садясь на диван в комнате отдыха, где, кроме нее, находилась только ее подруга и коллега Трейси Часвик.

− Рехнулась? – Трейси оторвалась от бланков, что заполняла последние полчаса, и с укором посмотрела на Эйлин. – Вот уж тебе точно не о чем волноваться, более преданного семьянина, чем твой муж, я и не видела никогда. Да вам полбольницы завидует! И было бы с кем изменять.

Она оглядела фигуру Эйлин завистливым взглядом, внутренне смеясь, что такой, по ее мнению, красавице, как Эйлин, глупо думать о подобном.

− А чем я лучше Кристалл? – не особо доверяя словам Трейси, но уже более спокойно спросила Эйлин. − Как по мне, так я тут самый гадкий утенок.

− Балда ты, − фыркнула Трейси, − Кристалл дурында, ей не предлагают пройти курсы повышения квалификации, в отличие от тебя.

− За то грудь у нее больше, в отличие от меня, − перебила ее Эйлин, − да и вьется она все время рядом с ним и улыбается мне так… Мерзко!

Эйлин в сердцах даже откинула от себя журнал, перевернув страницу и обнаружив за ней фотографию какой-то пышногрудой блондинки.

− Вот что мне делать, он даже погулять отказался, сославшись на документы, хотя я отлично знаю, что у него все в порядке и работы там на час максимум!

− Расслабиться, − лаконично ответила Трейси, сгорая от желания рассказать Эйлин о готовящемся сюрпризе и всеми силами заставляя себя молчать об этом, − и подождать хотя бы до конца этой недели.

− В конце этой недели у нас будет годовщина свадьбы, чего ее ждать? Тобиас опять приготовит мясо в горшочке, и будем сидеть в гостиной, при свечах его есть. Это весело только первые несколько раз, а на двенадцатый это просто еще один вечер. В прошлом году мы вообще вспомнили о годовщине спустя неделю после нее, − поморщилась Эйлин, разминая затекшую ногу, − чего мне ждать?

− Сюрприза, может быть? – Трейси прикусила язык, ругая себя за сорвавшуюся фразу, но Эйлин не заметила ничего странного.

− Ой ли, − она закатила глаза и, поднявшись, лениво заварила себе чай, − сюрприз будет, если мне сын из школы напишет или зарплату нам увеличат. А от мужа я только один сюрприз получила и проводила его в школу первого сентября. Второй сюрприз решил не навязываться и покинул меня по собственному желанию. Тут явно что-то другое, и если это не измена, то что?

− Это твой муж, Эйлин. Я все сказала, − Трейси повернулась спиной и с нарочито серьезным видом принялась за бланки, оставив Эйлин наедине со своими мыслями.

***

Суббота, на которую в этом году выпала годовщина свадьбы, выдалась солнечной, но холодной настолько, что завтракать супруги не сговариваясь спустились уже в теплых свитерах вместо обычных халатов.

Оставшиеся дни до конца недели Эйлин старательно следила за мужем, но тот, хоть и не использовал магию, волшебным образом умудрялся растворяться в воздухе, едва заметив жену в опасной близости от приготовлений. Саму Эйлин такие догонялки не радовали, и, когда она проснулась в субботу и не обнаружила мужа в кровати, настроение у нее сразу же испортилось.

«Никогда раньше меня не вставал на работу, а тут на тебе! Вот и сюрприз!», – думала она, сердито спускаясь по лестнице, и, пройдя в кухню, обнаружила Тобиаса за кухонным столом, читающего газету над пустой тарелкой.

− Встал пораньше ради чтения? – удивилась она, выхватывая газету и легко целуя его в щеку, – с годовщиной, нам с тобой сегодня двенадцать лет. Подарок по традиции не дарю.

Сердито сопя, она села за стол и пододвинула к себе кастрюлю, стоящую в центре, с намерением положить себе каши, но кастрюля оказалась гораздо легче, чем должна, а внутри что-то глухо стукнуло, стоило поднять ее в воздух. Заглянув внутрь, Эйлин моргнула, решив, что ей показалось, но сверток, лежавший на дне, никуда не исчез. Озадаченно вынув его на стол, Эйлин потянула за ленту, раскрывая упаковку и с удивлением рассматривая небольшую резную деревянную шкатулку.

− И тебя с праздником, − наконец нарушил Тобиас свое молчаливое наблюдение, а затем встал и, пройдя несколько шагов, опустился перед женой на одно колено. – Я прожил с тобой рядом двенадцать прекрасных лет, где было все: и хорошее и… не очень. Но если бы мне дали возможность что-то изменить, я бы оставил все как есть. Поздновато делать предложение после такого срока, но ты и сама как-то заметила, что у нас все не как у людей, и потому, − он кашлянул, аккуратно забирая шкатулку из ее рук и вынимая оттуда тонкое золотое кольцо с узором в виде двух переплетенных нитей, − Эйлин, ты согласишься продолжать быть моей женой еще столько же и до конца нашей жизни?

− Да, − одними губами ответила Эйлин, никак не ожидавшая такого сюрприза, и, почувствовав, как от радости начинает щипать в глазах, всеми силами постаралась сдержать подступившие слезы.

Тобиас аккуратно взял ее руку и, поцеловав палец, надел на него кольцо и охнул от неожиданности, когда Эйлин резко соскочила со стула и, сжав в объятиях, принялась его целовать.

− Я такая балда, ты бы знал, какая, − шептала она, обнимая его, целуя, плача и извиняясь, чувствуя себя сейчас самой счастливой на свете.

− Все нормально, − отвечал он со смехом, вспоминая, как несколько дней назад кричала на него Трейси за то, что извел бедную девочку и она вся мучается в жутких догадках, − сама меня прости за то, что заставил переживать, и давай уже поедем на работу?

Эйлин только кивнула и, всхлипнув, забыв про завтрак, наспех собралась и всю дорогу до больницы то и дело смотрела на кольцо, так красиво сидящее на тонком изящном пальце.

− Это еще не все, − загадочно сказал Тобиас, стоило им войти на территорию больницы, − думается, тебе сейчас нужно пойти в западное крыло. Одной.

Уговаривать Эйлин не потребовалось, и, подстрекаемая интересом, она буквально побежала в указанном направлении и, войдя в помещение, была встречена своей подругой.

− Я же говорила, подожди до конца недели! – сердитым голосом, но улыбаясь, сказала Трейси. − А теперь иди за мной, потому что все только начинается.

Последующие события показались Эйлин прекрасным сном и заставили в который раз постыдиться своих подозрений в измене. Саманта Кристалл, которую Эйлин так часто видела с мужем, оказалось, увлекалась парикмахерским искусством и сумела сделать из ее непослушных волос красивую прическу. В итоге, благодаря талантам подруг, спустя несколько часов Эйлин выглядела если не как принцесса, то, по словам Трейси, самая красивая девушка Англии. И даже платье, хотя и совершенно отличающееся от того, что давно выбрала для себя Эйлин, заставило ее прийти в еще больший восторг и, подобно девочке, покружиться по комнате под смех других девушек.

Закончив все приготовления и с волнением, словно и не было тех двенадцати лет, Тобиас, как и полагается, ждал невесту рядом со священником. Нервничая, он шутил с коллегами, но стоило музыке заиграть, а невесте появиться на дорожке из опавших листьев, у него словно пропал дар речи. Идущая под руку с Грегори Макномарой в качестве шафера и сияющая от счастья, Эйлин была прекрасна, и, произнося свою клятву, а после обмениваясь кольцами, Тобиас и сам ощущал себя самым счастливым на свете. Пожилой священник благословлял их брак на счастье, многочисленные коллеги и даже больные, пришедшие посмотреть на удивительное событие, едва могли сдержать умиление. А спустя несколько часов, когда празднование было окончено и Тобиас с Эйлин уехали в зарезервированный для них номер гостиницы, у всех, кто был свидетелем церемонии, еще долго сохранялось хорошее настроение и вера, что любовь, настоящая, верная и крепкая, все-таки существует.

========== Глава 3. Психология ==========

К удивлению Эйлин, четыре месяца без Северуса пролетели, как мгновение. Ни она, ни Тобиас даже не заметили, как наступил первый день рождественских каникул, и теперь оба супруга с волнением ожидали прибытие поезда. Как и первого сентября, на платформе толпились родители, и в какой-то момент Эйлин даже почудилось, будто среди встречающих она увидела Медею, но в следующий миг видение исчезло и за поворотом показался красный поезд с эмблемой Хогвартса.

− Красиво, − залюбовавшись составом, сказал Тобиас, стараясь разглядеть внутреннее убранство вагонов сквозь окна.

− Отойди подальше, сейчас они, как горошины, оттуда поскачут, − ответила ему Эйлин и, сделав несколько шагов назад, очень вовремя увлекла мужа за собой.

Стоило дверям вагона раскрыться, как дети, напирающие изнутри, высыпались на платформу и разбежались в поисках своих родителей. Тобиас успел заметить пронесшуюся мимо них рыжую макушку Лили и только спустя несколько минут сумел разглядеть в уже поредевшей толпе Северуса, плетущегося по перрону и растерянно смотрящего по сторонам.

− Как бы его уговорить постричься? – спросила Эйлин, тоже заметив сына и помахав ему рукой, − его волосы уже скоро мои догонят.

− Хотел бы и я знать ответ на этот вопрос.

Тобиас слегка сощурился, рассматривая сына, уже заметившего родителей и теперь шагающего бодрее. Волосы и впрямь стали длиннее и отчего-то выглядели так, будто их не мыли с самого отъезда.

− Привет, − пробурчал Северус, держа руки в карманах, и постарался улыбнуться.

− День не заладился? – вместо приветствия спросил Тобиас, наклоняясь, чтоб обнять Северуса, но, в последний момент заметив страдальческое выражение лица, просто похлопал его по плечу.

− Все нормально, Сев? − Эйлин, напротив, зацеловывала его щеки, и Тобиас заметил, как несколько парней года на три-четыре старше засмеялись, показывая на них пальцем.

Северус только кивал и беспокойно оглядывался, краснея и вяло обнимая Эйлин в ответ.

«Видимо, жизнь в волшебной школе оказалась не такой сказочной, как он рассчитывал», − подумал Тобиас и с некоторым сожалением вспомнил, как в свои одиннадцать лет считал себя взрослым для всяких нежностей с родителями.

− Он вырос, Эли, − тихо сказал он, наблюдая, как, выйдя с вокзала, Северус уверенно шел впереди родителей, все такой-же нахохлившийся и сердитый непонятно на что. − Вспомни себя в его возрасте, когда родители всегда неправы и все делают не так?

− Будто поцелуй матери может как-то навредить, − недовольно ответила она, но, задумавшись, пришла к выводу, что Тобиас в чем-то прав. Как бы это не было неприятно, но, обнимая Северуса, она не чувствовала прежней ответной реакции, а, скорее, желание сына, чтоб эта удручающая формальность наконец закончилась.

− Как ты думаешь, − между тем громко спросил Тобиас, подмигнув Эйлин, − может нам заехать в Косой переулок?

Услышав знакомое название, Северус пошел медленнее и вскоре поравнялся с родителями.

− А может, лучше домой?

Удивившись такому несвойственному для сына вопросу, Эйлин даже споткнулась о ледышку, вовремя успев схватиться за локоть мужа.

− Северус, − сказала она строго, − в чем дело? Уж в Косой переулок ты всегда был рад пойти.

− А сейчас вот не рад, − отрезал Северус, снова надувшись и водя носком ботинка по грязному снегу.

− Домой, значит домой, − сказал Тобиас и, округлив глаза, дал Эйлин понять, что к Северусу пока лучше не приставать. Они оба прекрасно знали характер сына, и если уж он отказался от прогулки в любимое место, значит, дело действительно серьезное, и нужно ждать, пока он сам не решит поделиться проблемой.

Так вышло и в этот раз. Едва переступив порог дома, Северус, даже не заметив стоящего в гостиной нового телевизора, снял ботинки и прошмыгнул в свою комнату так быстро, словно научился трансгрессии.

− Не так я все себе представляла, вот совсем не так, − печально пробормотала Эйлин, стряхивая снег с детской куртки. – Поговоришь с ним? Сдается мне, дело в Лили, видел, как она пронеслась мимо нас рыжим тайфуном?

Тобиас только кивнул, размышляя, как лучше вывести Северуса на откровенный разговор. К его досаде и гордости одновременно, «жилеткой» для сына служил именно он. Зато с Эйлин Северус всегда разделял все радостные и повседневные события, и с ней же он говорил о всех вопросах, связанных с волшебством. Такое разделение в принципе устраивало обоих родителей, делившихся потом новостями наедине друг с другом.

Нарезав курицу на аккуратные ломтики, Тобиас выложил еду на две тарелки и, поставив все на поднос, поднялся по лестнице, несколько раз постучав в дверь детской.

− Я могу войти? – спросил он, не дождавшись ответной реакции.

Дверь тихонько отворилась, и Северус, все с тем же недовольным лицом, пропустил отца внутрь.

− Я тут нам поесть принес, − нарочито бодро произнес Тобиас, расставляя еду на письменном столе, − будешь?

С аппетитом глядя на тарелку, Северус кивнул, хотя в начале и думал отказаться, но завтрак был очень давно, и теперь, увидев еду, он понял, насколько проголодался.

Скрестив ноги, он сел, прислонившись спиной к кровати, и Тобиас, хмыкнув, переместил еду вниз, присаживаясь рядом.

− Ну так? – глядя на сына, спросил он, делая глоток сока.

− Обязательно говорить? – Голос Северуса уже не был недовольным, а, скорее, грустным.

− Желательно, − ответил Тобиас, − если ты будешь держать в себе эмоции, ничего хорошего из этого не выйдет. Они же так и останутся внутри, а если скажешь, глядишь и уйдут куда-нибудь вместе со словами.

− Если бы, − фыркнул Северус, ковыряя вилкой в тарелке, − там все не так. Нет, не думай, что совсем, − оговорился он, заметив удивленный взгляд Тобиаса, − просто я думал, что Слизерин для умных, а там… Они не очень-то жалуют таких…

− Каких таких?

− Как я, − скривился Северус. – Они как узнали, что ты маггл, да еще и что магию принимаешь, так сразу их доброта и закончилась! И если что говорят, то так, формально, и обращаются, если только списать надо.

Он снова фыркнул и со злости запихнул в рот большой кусок курицы, едва не подавившись.

− Ты знаешь, что такое мимикрия? – помолчав, спросил Тобиас и, увидев вопрос в глазах Северуса, пояснил: − Мимикрия – это способность подстраиваться под среду обитания в зависимости потребностей. В животном мире, к примеру, ты мог наблюдать такое на гусеницах, ловко прикидывающихся ветками, чтобы не быть съеденными. Скажи, как ведет себя большинство ребят на факультете?

− Они смеются над магглами, магглорожденными, любят темные искусства и Слизерин в целом, − старательно перечислял Северус.

− Хорошо, это в целом. А в частности, есть кто-то, кто, может быть, наедине говорит несколько иные мысли?

− Мальсибер! Мы сидим вместе, и он хороший, когда говорит со мной, − Северус запнулся, − когда одни. Но я думал, что это вранье!

− Не совсем, − сказал Тобиас, задумчиво водя пальцем по губам, − не обязательно, что он лжет. Он так приспосабливается. Будь смелым, имей свое мнение и имей мудрость держать его при себе. Понимаешь? Ты можешь говорить большинству что угодно, для своей пользы, но быть откровенным с близкими и теми, в ком уверен и кому доверяешь.

− А если для этого нужно, к примеру, сказать, что я считаю магглов глупыми? – нервно спросил Северус, помня, как пару лет назад ему было стыдно за свою ложь перед родителями, − если нужно сказать так, я же не хочу, чтобы вам было плохо!

− Северус, нам будет плохо, если тебе будет плохо, − ответил Тобиас, прекрасно понимая, что сын вспоминает ту злополучную историю, − но то, что было тогда, и сейчас, вещи немного разные. Тебе учиться там семь лет, и если для этого нужно делать вид, будто ты не любишь магглов, я не считаю это чем-то ужасным. Главное, чтобы ты сам знал, как ты к ним относишься. И ко мне в частности.

Тобиас внимательно посмотрел на Северуса, пытавшегося понять сказанное.

− Если я так буду говорить, то как мне дружить с Лили? Она магглороженная и гриффиндорка!

«Вот мы и подошли к сути проблемы», − подумал Тобиас, наблюдая, как Северус отставил тарелку и, поднявшись на ноги, начал мерить шагами комнату и затем, словно приняв какое-то решение, остановился и, сев на прежнее место, принялся говорить.

Сбивчиво, скомкано, перескакивая с темы на тему, Северус с горячностью рассказывал о том, как еще в поезде встретил Поттера, про их стычки и драки, как Лили попала в Гриффиндор, про однокурсников и учителей, относящихся к Слизеринцам с предубеждением.

Слушая его речь, Тобиас только сочувствующе кивал, понимая, что Северусу, скорее всего, тяжело ощущать, как рушатся воздушные замки.

− И как со всем этим мне поможет твоя мимикрия? − с досадой спросил Северус, отодвигая от себя пустую тарелку, и с обидой добавил: − Мама не говорила, что Слизеринцы не жалуют полукровок.

− Забудь ты уже про эту чистокровность, − взмахнул рукой Тобиас, − прежде всего, ты умный парень, добрый, отзывчивый и для Лили, как я вижу, хороший друг. Так используй это! Будь умнее, смотри на них, читай их, как свои книги, и говори, что они хотят услышать, но оставайся верен себе и свой семье!

Тобиас порывисто обнял сына, который, к приятному удивлению, вжался в него, как в раннем детстве, словно снова искал защиты от огромных дворовых собак.

− Я постараюсь, − шмыгнул носом Северус, − и почему жизнь не справедлива?

− Ну, − вздохнул Тобиас, проводя рукой по волосам Северуса, − впереди еще и похлеще будет, ты, главное, всегда помни, что у тебя есть мама и я, хорошо? И как думаешь, может, стоит уже постричь и помыть волосы?

− Нет! И они чистые! – Северус отстранился от отца и бросил взгляд на зеркало, висящее на стене. − Это гель, мне Люциус дал. Чтоб как у аристократа, волосок к волоску.

Пытаясь скрыть смех, Тобиас принялся собирать тарелки, поражаясь тому, какой его сын еще в сущности ребенок.

− Как прошло? − Эйлин с волнением посмотрела на Тобиаса, но, заметив на его лице улыбку, отложила брошюры, в обилии лежащие перед ней на столе, и приготовилась слушать.

− Об этом я и говорила, когда хотела, чтобы он учился в Когтевране, – сказала она, размышляя над услышанным, – теперь уж пусть подстраивается.

− Именно это я и сказал, − ответил Тобиас, взяв в руки один из буклетов и прочтя название, с удивлением посмотрел на жену, − ты решила сменить работу?

− Я решила получить образование, − поправила она, − в среду в больницу приходил человек и рассказал, что в расположенном неподалеку университете открыто несколько льготных вакансий для работников больницы, понимаешь?

Эйлин посмотрела Тобиасу в глаза, пытаясь понять, уловил ли он ее мысль, но тот смотрел все с тем же непониманием.

− Я думал, что тебя все устраивает, − наконец произнес он несколько расстроенно.

− Да, − мягко ответила Эйлин, − но время идет, и мне тридцать через несколько месяцев, и я не хочу до старости быть медсестрой.

− Старшей медсестрой! А кем ты хочешь быть? Экономистом? – Тобиас положил буклет на стол и, скрестив руки, посмотрел в окно, всем видом выражая недовольство.

− Я думаю, кем, и очень надеюсь, что ты мне поможешь. Ты сам говорил, что твоя самая большая мечта – сделать меня счастливой, так вот тебе еще одна возможность, − проговорила она еще мягче и даже обняла его за плечи, заставив Тобиаса растеряться.

− Ну, если ты этого так хочешь, − пробубнил он, сдаваясь от ее ласки, − давай посмотрим, что они могут предложить.

Довольно хлопнув в ладоши, Эйлин вернулась за стол и, показав на стопку аккуратно сложенных брошюр, пояснила, что эти она уже просмотрела и они не подходят. Туда же отправился буклет, рекламирующий экономический факультет.

Перебирая цветастые брошюры, супруги то смеялись, то, наоборот, принимались спорить, но спустя два часа так и не смогли найти то, что, по мнению Эйлин, могло бы стать делом жизни. Бухгалтеры казались скучными, искусствами, вроде рисования или журналистики, она не интересовалась, а о точных науках и вовсе не могло идти речи.

− Ну, может, есть хоть что-то, что ты хотела делать в детстве? Ну, или если бы не родился Северус, чем бы ты занималась? − в сердцах спросил Тобиас, не понимая, как можно не знать, кем быть. Сам он знал, что будет хирургом с самого детства, и иного пути для себя никогда не видел.

− Не знаю, − скривилась она, с досадой глядя на маленькое количество реклам, положенных в стопку «может быть», − я даже на профориентации мямлила что-то невразумительное. Вроде разведения нюхлеров или чемпионства в игре в «плюй-камни».

− А любила ты что? Кроме камней и нюхлеров? – настойчиво спросил Тобиас, перетасовывая брошюры и решив, что если Эйлин так и не определится, то можно вытянуть одну наугад.

− Я любила слушать истории о чужих отношениях и давать советы, но, боюсь, такой профессии не существует, − хмыкнула она, водя пальцем по столу, − забавно, что я это делаю и сейчас везде, кроме своей семьи. У нас я даже сыну ничего подсказать не могу. – Она криво усмехнулась и, от нечего делать, стала раскачиваться на стуле.

− А знаешь, − Тобиас спешно разорил стопку с забракованными брошюрами, − психологи ведь этим и занимаются. Моя мама – психиатр, вот я и запутался и тебе объяснил неверно.

− Значит, тут не про лечение душевнобольных, а как раз про…

− Про лечение чужих комплексов и отношений, − закончил за нее Тобиас и довольно потянулся, заметив так любимый им блеск в глазах Эйлин.

− И книги я эти читала, так что, наверно, и экзамен я смогу сдать. Как я сама не подумала! − увлеченно бормотала она, выписывая из брошюры список книг в небольшой блокнот, и, радостно рассмеявшись, поцеловала Тобиаса в нос.

− Ты счастлива? – зевнул он, отвечая на поцелуй, чувствуя себя очень уставшим после насыщенного дня. − Если да, то я пошел спать. Завтра Рождество, а не Хэллоуин, и я совсем не хочу быть зомби.

− Главное, не быть оленем, − усмехнулась Эйлин, махнув уходящему мужу рукой.

У нее теперь появилась цель, и подготовиться к ней было важнее, чем Рождество, Хэллоуин и Пасха вместе взятые.

========== Глава 4. Откуда берется магия ==========

Эйлин не раз замечала, что стоит заняться каким-либо интересном делом, как время будто ускоряет свой ход. Выбрав для себя цель на ближайшие несколько лет, она с трудом заметила, как сперва наступили Пасхальные, а затем и летние каникулы, когда Северус, успевший порядком вытянуться за учебный год, приехал домой. Как ни странно, но и Тобиас, и Эйлин уже успели привыкнуть к жизни вдвоем и к ребенку, вернувшемуся в свою законную комнату пусть и всего на два месяца, пришлось привыкать. Сам Северус уже считал себя взрослым и потому появлялся дома не часто, обычно уходя после завтрака либо на прогулку с Лили, либо строить землянку на склоне у реки.

В то же время жизнь Эйлин все больше напоминала гонку, где на развлечения почти не оставалось никакого времени. Готовясь к экзамену, она, если не нужно было идти на работу, поднималась затемно и садилась за учебники, зубря все новые темы, и не без удовольствия отмечала галочками очередные выученные разделы. За завтраком она даже ввела новое правило, и вместо книг Тобиас теперь был вынужден либо читать вслух параграфы из учебников, либо, сам выступая в роли сурового и пристрастного экзаменатора, слушать ее ответы.

Как бывает в подобных случаях, день вступительных экзаменов наступил внезапно, и теперь, несмотря на всю подготовку, сидя в коридоре приемной комиссии с десятком других претендентов на льготное место, Эйлин очень волновалась. Стискивая в худых руках порядком потрепанную тетрадь, она пыталась услышать, что же происходит за массивными дверями, где сейчас проходил экзамен у очередного абитуриента. Северус, решивший не то поддержать маму, не то просто из интереса пришедший с ней в университет, шатался из угла в угол, то заводя знакомства с потенциальными студентами, то просто говоря что-то, на его взгляд, способное снять нервное напряжение.

− Ты же сдавала экзамены в школе, не думаю, что тут будет сложнее, − сказал он в который раз и, взяв у нее из рук тетрадь, принялся обмахиваться ею на подобие веера, − а почему ты выбрала эту профессию? Почему не что-то из нашего мира? – спросил он, наблюдая, как полная девушка судорожно пишет на предплечье цитаты из лежащего на коленях учебника.

− Потому что мой мир – этот, Сев, − ответила Эйлин отрешенно и вздрогнула, услышав, как открылась дверь и вышедший потный юноша с красным лицом назвал ее фамилию и, махнув рукой, пригласил войти.

− Удачи, − сказал Северус улыбнувшись и, стоило матери скрыться за дверью, принялся изучать свое отражение в стоящем у двери зеркале. Последние несколько месяцев он стал замечать, что его тело почему-то враз стало странным. Будто пока он спал, кто-то нарочно удлинял ему руки, ступни и нос. И почему-то именно эта часть тела вызывала вопросов и волнений больше, чем волосы, решившие расти в самых неожиданных местах.

Конечно, глядя на отца, часто ходящего дома без рубашки, или на старшекурсников в общем душе, он понимал, что его ждет примерно то же самое, но оказался не готов, что это случится так быстро. Если волосы еще как-то можно было постричь, выщипать или сбрить, стянув у папы бритву, то нос, на его взгляд, грозил стать в прямом смысле огромной проблемой.