Текст книги "Капитан Риччи (СИ)"

Автор книги: Louricas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 63 страниц)

Мысли ее все чаще возвращались к той горе, смутное явление которой во сне заставило Риччи утром проснуться в холодном поту. На вершине ее пряталось что-то действительно важное, но, даже взяв лошадь и забыв о сне, Риччи не смогла бы наведаться туда менее, чем за сутки.

«Айриш сойдет с ума, если меня не будет столько времени», – мрачно подумала она. – «Но через пару дней мы закончим грабить город и уйдем, и как я тогда узнаю, что там на горе?»

Интуиция подсказывала, что, возможно, ей лучше никогда и не узнать об этом. Но с такой же вероятностью там мог найтись ключ к ответам, которые она ищет.

«Какой-нибудь свиток или каменная плита, где написано, кто и зачем сотворил со мной эту шутку. В старых заброшенных храмах ведь должны храниться древние ценные штуки. Может, мне все-таки удастся уговорить ребят прикрыть меня, пока я смотаюсь туда? Только погляжу, и если оно будет выглядеть подозрительно, даже не полезу внутрь».

Она открыла дверь «их» дома и прошлась по залам, удивляясь неожиданной тишине. На кухне даже не пахло едой, и ниоткуда не доносилось звуков попойки.

– Стеф? Берт? – позвала она, сбрасывая сапоги. – Юли? Мэл? Вы что, уже дрыхните, пока меня Айриш гоняет, как ломовую лошадь?

Но кровати – роскошные постели с мягкими перинами – в выбранных ими комнатах пустовали, и Риччи ощутила первый укол тревоги.

«Они просто отправились куда-нибудь выпить», – попыталась она успокоить себя и наткнулась взглядом на груду бутылок. – «Может быть, им захотелось общества?»

Она перевела взгляд дальше и увидела разбросанные вещи из карманов Юлианы – баночку краски для губ, кисточку для нанесения пудры, расческу, кусок ленты и прочее. Юлиана никогда бы не ушла, бросив их на полу.

Что-то произошло. Осталось выяснить, что.

Риччи проследовало дальше, и обнаружила пятно крови на полу и записку, приколотую к стене шпагой Стефа. На ней тоже остались следы крови.

«Если хочешь снова увидеть свою шайку, отправляйся в Горный храм немедленно» – гласила она.

Риччи никогда не видела подчерк Бехельфа, но не сомневалась, что записку оставил он.

Спустившись вниз, она обратила внимание на палас. Считая себя полноправными хозяевами дома, пусть и временными, они относились к обстановке бережно и всегда вытирали ноги. Сегодняшние гости не утруждали себе этим, и оставили на бордовом ворсе множество грязных следов.

Судя по количеству отпечатков подошв, Бехельф пришел в их дом в компании не меньше дюжины человек. Хотя Риччи не считала себя опытным следопытом, она решила принять эту приблизительную цифру за отправную точку.

«Я не могу обойтись без офицеров, а новых мне взять неоткуда», – сказала себе Риччи. – «К тому же, коней на переправе не меняют».

Она подумала о том, где могла бы получить помощь. Не было смысла идти к Айришу – тот, даже если и не заодно с Бехельфом, помогать одному Вернувшемуся против другого не станет – как и пытаться привести в чувство кого-нибудь из матросов. Она потратила бы больше времени на то, чтобы отыскать Джозефа Кинна, чем на всю дорогу до зловещей горы. А Бехельф не станет ждать ее бесконечно.

Лошадь ей удалось раздобыть без труда – у пиратов, которые должны были их охранять, нашлись более интересные занятия. Дисциплина, и так слабо заметная, расшатывалась с каждым часом, проведенном в захваченном городе, но Риччи в данный момент было плевать – даже если подойдет испанская армия и измолотит их в пыль.

Поскольку ночь неумолимо приближалась, она взяла с собой небольшой запас еды, фонарь и бутыль масла для него.

***

В комнате, куда его втолкнули после того, как сочли, что «испашка» понял свое место, царила абсолютная темнота. На миг Берт испугался, что лишился зрения.

Обострившийся слух дал ему понять, что камера не пуста. Очевидно, их пленители решили, что давать каждому отдельную комнату – даже такую – слишком роскошно.

Но при звуке чужого голоса он все равно вздрогнул.

– Это ты, Фареска?

По голосу он сразу узнал Томпсона. Вот только он никогда не слышал, чтобы мошенник говорил таким тоном. Как будто за те полчаса, что понадобились тортугским головорезам на то, чтобы выместить на нем свою злость, к Томпсону явились все демоны преисподней.

Он слышал, как чужое дыхание становится все более частым.

– Да, это я, – ответил он, не придумав ничего лучшего.

– Хорошо, – в голосе Томпсона слышалось нескрываемое облегчение.

Берт сделал несколько шагов вперед, вытянув руку перед собой. На четвертом шаге его ладонь уперлась в стену.

«Не слишком просторное помещение», – подумал он.

– Ты ждал кого-то другого? – спросил он, развернувшись спиной к стене.

– Нет, – ответил Томпсон после паузы. – Некого больше ждать, верно?

Он пытался казаться беспечным, но Берт слышал страх в его голосе.

Поразительно. Он видел, как англичанин бесстрашно смотрит в лицо смерти, как он сам нарывается на неприятности, как он ищет схватки от скуки. Какие же демоны прячутся в его душе, если меньше, чем за час, наедине с ними он дошел до того, что показал слабость своему извечному противнику?

Казалось бы, Берт имел полное право торжествовать, найдя слабое место своего противника. Вот только ему не нравилась перспектива оказаться в крошечной абсолютно темной клетушке с человеком в приступе истерики. Не говоря уже о том, что спустя некоторое время могла выпасть возможность бежать, и хорошо бы при этом было иметь напарника в своем уме.

– Капитана, – сказал он. – Мы ждем капитана. Она разрешит с Айришем недоразумение, и нас освободят.

– Риччи? – хмыкнул Стефан. Он назвал капитана по имени. Впрочем, вероятно, не только у них двоих была эта небольшая привилегия. – Ты уверен, что она придет? По крайней мере, до того, как я не свихнусь? – в голосе послышалась горькая ирония над собой.

Берт не считал страх проявлением трусости, он сам не был бесстрашен. Между предательством и смертью он выбрал предательство.

Он не верил, что Томпсон испугался смерти – они оказывались к ней гораздо ближе, и тогда он проявлял редкостное равнодушие к своей судьбе.

– Ты боишься темноты или неизвестности? – спросил он напрямую, глядя в то место, где, судя по голосу, расположился старший помощник.

Он ожидал, что Томпсон с негодованием опровергнет саму возможность того, что он чего-то боится, снова став прежним собой. И можно будет устраиваться на ночь, потому что ночевать им точно придется в этой камере.

– А разве темнота не есть источник неизвестности? – спросил в ответ Томпсон.

Берт никогда не слышал голос человека, пытающегося удержаться по эту сторону от безумия, но теперь знал, как он звучит.

– Мы познаем мир через зрение, и, лишившись его, фактически беспомощны. Я не знаю границ этой комнаты, я не знаю, кто тут есть кроме нас. Я даже не знаю, ты ли это, Фареска, или нечто, что хорошо подражает твоему голосу.

Томпсон коротко рассмеялся, и от этого звука Берта пробрали мурашки. Он знал, что в человеческой природе заложен страх темноты. Любой невольно остерегается ее, но Томпсон почти полностью перешел во власть своего страха.

– Тут нет никого, кроме нас, – сказал Берт, стараясь быть очень убедительным. – Да и что тут может быть кроме нас?

Томпсон не ответил. Кажется, слова Фарески ни в чем его не убедили.

Берт пожалел, что с ними нет ни Риччи, ни Юлианы. Девушки сумели бы привести Томпсона в чувство, раз уж не хочет проявлять твердость духа перед своим противником.

«Я даже не знаю, ты ли это», – вспомнил он слова Томпсона.

Возможно, если убедить его в том, что он действительно заперт с ним, а не с кем-то еще, он перестанет паниковать?

Берт вздохнул и двинулся на звук.

– Томпсон? – окрикнул он. – Не пугайся, это я.

Старпом и не подумал подать голос, чтобы облегчить ему задачу.

Когда рука Берта коснулась его одежды, он дернулся так, что подсек штурмана под колени, и тот свалился на соломенную подстилку.

– Черт возьми! – выругался он, потирая оставленный чужим коленом синяк.

– Тысяча чертей тебе в глотку, Фареска, неуклюжий ты тупица! – откликнулся Томпсон раздраженно.

– Теперь не сомневаешься, что это я? – обрадовался Берт.

– А кто ж еще?

– Кто-то, очень похоже изображающий меня? – буркнул он от злости.

Он почувствовал, как Томпсон мгновенно застыл, словно окаменел.

Берт знал, что будет дальше: сейчас его мышцы сведет судорогой, и Томпсона пробьет дрожь, а потом он вскочит с места и будет биться в запертую дверь руками и головой, крича и умоляя выпустить его отсюда. Берт мог себя поздравить – он все-таки довел Томпсона до истерики.

– Эй, эй, – забормотал он, оценивая размеры катастрофы. – Это я. Черт возьми, это просто я!

Томпсона начала бить дрожь. Вообще-то, она походила на последствия сдерживаемого смеха, но Берт, лихорадочно вспоминающий средства от истерик, не подумал об этом.

Средства он знал два. Можно было влепить Томпсону пощечину, но в темноте бить кого-то крайне неудобно – с тем же успехом он мог попасть в стену. К тому же, Томпсон, придя в себя, однозначно трактует пощечину как вызов на дуэль.

Оставался второй способ, и Берт, нащупав подбородок Томпсона, несильно, но крепко ухватил его – и поцеловал, сложив все свои небольшие умения.

Томпсон застыл на несколько минут, а потом дернулся – Берт отпустил его при первом же рывке – и принялся отплевываться.

– Ты сдурел? – выпалил он.

– У тебя… была истерика… – растерянно пробормотал Берт, чувствуя себе идиотом.

Он ведь давно понял, что Томпсона дурацкое чувство юмора, как он мог попасться?

– Когда мы выберемся отсюда и я верну себе шпагу, я первым делом вызову тебя на дуэль и убью, – пообещал Томпсон очень искренне.

– И как ты объяснишь это Риччи? – не удержался от вопроса Берт.

– Я скажу… Черт! Черт! Черт! Я не могу ей этого сказать.

– Не будем никому об этом говорить?

– Мы не всегда будем связаны данным ей обещанием. Как только мы перестанем быть командой…

– Я попрошу Риччи быть моим секундантом, и обычно перед смертью выдается возможность сказать пару слов. Например, о произошедшем между нами недоразумении.

– Ладно, забудем, – бросил он. – Я просто использую любую подвернувшуюся возможность, чтобы отправить тебя на тот свет, не вызывая подозрений Риччи.

– Взаимно, – кивнул Берт. – Посмотрим, кому повезет больше. Как и раньше, верно?

– Как и раньше.

– Тогда, нам следует рассесться по разным углам, наверное? – предположил Берт. Несмотря на свои слова, Томпсон продолжал прижиматься к нему боком. Несколько ближе, чем положено приятелю, не говоря уже о заклятом враге. – Я претендую на половину этой охапки соломы.

– Не глупи, – раздраженно буркнул Томпсон. – В этом каменном мешке поодиночке мы окочуримся от холода. И капитан Риччи найдет только наши холодные тела.

– Ты прав, – признал Берт. – Обстоятельства принуждают нас к сотрудничеству.

– Кстати, кто учил тебя целоваться? Ты отвратительно это делаешь!

– Одна девушка… из «веселого квартала» в Мадриде, – признался Берт.

– А, блудница? Надо же, а разве у вас, испанцев, на кораблях не принято…

– Нет, – отрезал Берт. – Не принято.

– Ладно, – произнес Томпсон с какой-то странной интонацией.

***

Риччи отыскала место их бывшего лагеря на рассвете. Площадка уже начала зарастать свежими побегами. К одному из деревьев была привязана пара лошадей, и угли в костре, разведенном неподалеку, еще не прогорели. Бехельф ушел со стоянки несколько часов назад, очевидно, когда взошла луна, давшая Риччи возможность продолжать движение.

Она оставила и свою лошадь тут же, надеясь, что никакие хищники не успеют добраться до животных прежде, чем она вернется, и кинула взгляд на вершину, которую ей предстояло покорить.

На гору не вело ни одной тропы. Неудивительно – индейцы боялись «злых духов», а европейцев гора не интересовала. На ее счастье, Бехельфу тоже пришлось найти дорогу наверх, и поэтому она могла идти по недавно прорубленному пути.

Гора была некрупной, но очень крутой, и хотя ей не нужно было разрубать лианы, восхождение выдалось нелегким. Приходилось цепляться за выступы и лианы, подчас долго думая перед тем, как поставить ногу. Несколько раз камень выворачивался у нее из-под сапога или лиана рвалась в ее руке и тогда Риччи повисала над пропастью, опасно балансируя в поисках новой точки опоры.

Солнце уже перевалило за полдень, когда она, наконец, достигла первой площадки, на которой могла передохнуть, не боясь полететь вниз от неосторожного движения.

У нее не раз мелькала мысль бросить глупую затею со скалолазанием и вернуться в Панаму, но нарастающее желанье найти Бехельфа и плюнуть в его лощеную морду тащило ее вперед, несмотря на огромную вероятность свернуть шею. Хотя для нее это означало лишь то, что придется начинать подъем заново.

Риччи подтянулась на руках, предвкушая заслуженный отдых, и окинула площадку взглядом: первой в глаза ей бросилась груда камней, густо покрытая тропической растительностью и выглядящая как остатки чего-то рукотворного. Лишь потом она увидела сидящего в ее тени человека, и проснувшееся у нее хорошее настроение было безнадежно загублено.

– Бехельф, – прорычала она. – Что, не можешь найти чертов храм?

Вернувшийся обернулся, и сказал, глядя ей в глаза.

– Отлично выглядишь, капитан Рейнер.

– Ты тоже, – хмыкнула Риччи.

У него тоже не было ни снаряжения, ни альпинистской подготовки, поэтому его одежда была не менее грязной и изорванной, чем ее. Его прическа пребывала в жутком беспорядке, и он где-то потерял шляпу.

– Что касается храма, – сказал он, пытаясь хоть немного пригладить волосы, – то я его нашел и дожидаюсь только тебя.

Он кивнул на груду камней, и Риччи внезапно поняла, что видит перед собой вход. Покореженные временем колонны просели и заросли, так что от когда-то величественного строения осталось лишь смутное подобие.

– То есть вся вершина горы на самом деле это…

– Горный храм, – кивнул Бехельф. – Поискам которого я посвятил полвека, и к которому вынужден был подойти вместе с совершенно невежественной девчонкой, неспособной отличить алмаз от камня.

– Он действительно выглядит как груда старых камней, – заметила Риччи.

– Важно не то, как выглядит оболочка, а то, что скрывается под ней.

– А что там внутри?

Бехельф удивился.

– Разве ты сама отправилась на перешеек не за этим? – недоверчиво поинтересовался он. – Не за мечом Океана?

– Я понятия не имею ни о каком мече, – призналась Риччи. – Я задумала поход на Панаму как способ раздобыть денег. И найти других Вернувшихся.

Бехельф посмотрел на нее как на ребенка произнесшего глупость и даже не способного осознать глубину своей бестолковости.

– Найти других Вернувшихся? С твоими то силами? Как такое вообще пришло тебе в голову?

– Я хотела бы задать им несколько вопросов?

Бехельф рассмеялся.

– Какие же вопросы волнуют тебя настолько, чтобы рисковать жизнью?

– Например, зачем мне ее вернули?

– На этот вопрос я могу ответить. Демон хаоса вернул нас в этот мир для того, чтобы мы принесли все него страдания и разрушения.

– Не слишком научное объяснение, – заметила Риччи.

На этот раз Бехельф смеялся еще дольше.

– Я был сотрудником научного университета, – сказал он. – Я готовился защищать докторскую по биологии. Я лучше всех знаю, насколько невозможно с точки зрения науки все, что происходит с нами. Забудь о том, чему тебя учили в школе… Надеюсь, ты хотя бы закончила школу? Это существо нарушает все правила и устанавливает свои. Нам остается только последовать его примеру.

– Я закончила школу. Как раз выбирала колледж, когда со мной произошло все это, – она развела руками.

– Даже не студентка, – грустно усмехнулся Бехельф. – И со дня твоего Возрождения не прошло и года. Даже не спортивно.

– Ну, раз, как выяснилось, мы оба цивилизованные люди, то, может, разойдемся мирно? Почему все Вернувшиеся не могут сотрудничать друг с другом? Так мы могли бы добиться гораздо большего.

– Ты забываешь о том, что мы больше не в цивилизованном мире с его правилами, – ответил Бехельф. – И перед нами стоит классическая дилемма заключенного. Ты слышала о ней?

– О двух заключенных, которые делают выбор, свидетельствовать ли им против другого? – смутно припомнила Риччи. – И, в конце концов, они предают друг друга и получают каждый по высшему сроку. Слышала в каком-то фильме.

– Приятно поговорить с кем-то, кроме этих невежественных болванов, – хмыкнул Бехельф. – Да, именно это следует из дилеммы заключенного.

– Раз ты такой умный, то, может, знаешь и как попасть в город Экон? – спросила Риччи.

– Я слышал, что туда попасть может только очень сильный Вернувшийся, – сказал Бехельф после краткого раздумья. – Например, владеющий мечом Океана.

Они перевели взгляд на вход в храм.

– Даже не думай, – предупредил ее Бехельф. – Это мой меч. Я искал его полсотни лет. Если ты поможешь мне добыть его, я отпущу тебя живой.

– Меня и моих людей, – поправила его Риччи.

– Только тебя. Один из твоих людей… убил меня. Я не могу оставить их в живых.

Бехельф провел ладонью по груди. Там, куда, очевидно, вошло лезвие.

Риччи вспомнила кровь на шпаге Стефа. Иногда Томпсону не помешало бы быть менее пронырливым и ловким.

– Наверное, он сильно удивился, когда вы не умерли, – пробормотала она.

– Не слишком. Ведь он же уже был знаком с тобой.

– Они – мои люди, – сказала она. – Я пришла сюда из-за них.

– Твои друзья, хочешь сказать? – усмехнулся Бехельф. – Иначе, почему ты так беспокоишься об их судьбе? Ты еще не поняла, что это плохая идея – заводить себе друзей? Потому что они умирают, а ты – нет. Не расстраивайся, у тебя еще будут такие же недолговечные друзья.

Риччи сжала зубы.

– Они еще живы? – спросила она.

– Разумеется, – ответил Бехельф. – Мои люди присматривают за ними. Ты разделила с ним кровь, так что почувствовала бы их смерть. Надеюсь, это были выгодные для тебя контракты.

«Я не заключала контрактов, я только исправляла собственные ошибки», – подумала Риччи. Она не разбиралась в тонкостях процедуры, которую Бехельф назвал «разделением крови» и ей оставалось только положиться на его слова.

– Ну, хватит болтовни, – бросил Бехельф. – Пора отправиться за мечом Океана.

«Дилемма заключенного», – вспомнила Риччи. – «Каждый из нас предаст другого. Вопрос лишь в том, кто успеет первым. Я знаю, что он собирается предать меня, он знает, что я знаю, что он собирается предать меня, и я знаю… Бесконечная цепочка».

Но она зачем-то нужна была Бехельфу. И она не собиралась рисковать, устраняя его, потому что он точно знал что-то, чего не знала она.

Преисполненные подозрительности и взаимного недоверия они подошли к груде камней, бывшей когда-то фасадом храма.

***

Остановившись у лаза, ведущего в неизвестность, они посмотрели друг на друга. Каждый понимал, что у идущего первым больше шансов попасть в ловушку, и больше шансов завладеть артефактом.

– Что нас ждет внутри? – спросила Риччи, когда молчание затянулось.

– Понятия не имею, – пожал плечами Бехельф. – Все, что я знаю – нескольким Вернувшимся до меня удалось найти его… но ни один из них не вернулся отсюда.

– Может быть, там внутри есть проход в другой мир? – с надеждой предположила Риччи. – Получше этого?

– Не глупи. Они все нашли здесь смерть. И мы найдем, если не будем осторожны. Я рассчитываю на то, что вдвоем у нас больше шансов.

«Один из нас умрет в любом случае», – подумала она.

– Хорошо, что проход достаточно широк, чтобы пройти нам обоим вместе, – сказала Риччи, перерубая саблей преграждающие путь лианы. – Хотя по одиночке было бы удобнее, – прошипела она, протискиваясь в щель бок о бок с Бехельфом и обтирая плечом камни.

Она подумала о том, что они будут делать, если проход сузится и придется выбирать, кто из них двоих пойдет первым, но коридор расширился и вывел их в зал размером с футбольный стадион.

Никто из них не захватил фонарь, но зал был достаточно освещен – свет падал из отверстий на потолке, часть которых проделали строители, а другую – время и эрозия.

– Неплохо сохранилось для тысячелетней постройки, – заметил Бехельф.

Риччи ощущала, как по ее спине пробегают волны мурашек. Чувство опасности, которое они привыкла игнорировать, усилилось.

Высеченные из камня колонны и стены, покрытые надписями и барельефами, которые так заросли плесенью и пострадали от времени, что прочесть их не было никакой возможности.

«Настоящий древний храм», – подумала Риччи. – «Разумеется, здесь нет злых духов, но вполне может быть кое-что другое».

– Здесь должны быть ловушки, – произнесла она вслух. – И если их соорудил Вернувшийся, то они будут смертельными для нас.

– Ты смотрела слишком много фильмов, – хмыкнул Бехельф, делая шаг вперед. – Зачем древним индейцам ставить ловушки?

Возможно, он был прав, древние архитекторы не следовали голливудским штампам, и отверстия в стенах были вовсе не тем, чем она их вообразила. Но Риччи предпочла стать смешной, а не мертвой. Она оттолкнулась изо всех сил и прыгнула так далеко, как только могла.

Почувствовав за спиной движение и услышав свист стрел, она поздравила себя с правильным решением.

Останавливаться было опасно, но она все же потратила секунду на то, чтобы посмотреть на Бехельфа. Тот тоже прыгнул, но поздновато – несколько стрел впилось ему в правую ногу – и теперь тихо ругался на нескольких языках.

– Нет ловушек, говоришь? – хмыкнула Риччи. – Осталось только выяснить…

– Сейчас узнаем, – сказал Бехельф, вытаскивая стрелы. Алая кровь закапала на камни.

Через несколько минут капанье прекратилось. Раны затянулись.

– Кто бы их не создал, воли Вернувшегося он не вложил, – констатировал Бехельф. – Они безопасны для нас.

– Если бы я создала комплекс ловушек, то непременно сделала бы первую простой и не смертельной, – заметила Риччи. – Чтобы будущие воры расслабились и…

Ее внимания привлекли царапины на полу прямо у их ног. Риччи толкнула Бехельфа вперед за секунду до того, как гигантское каменное колесо, способное расплющить в лепешку лошадь, прокатилось по месту, где они мгновение назад стояли.

Отталкивать Бехельфа было не лучшим поступком с точки зрения логики, но Риччи действовала инстинктивно, руководствуясь привычкой оказывать поддержку тем, кто оказался с ней рядом.

– Даже если это и не смертельно, не хотела бы я восстанавливаться после такого, – буркнула Риччи и рванула вперед.

Она не смотрела на Бехельфа, но слышала его сорванное быстрое дыхание – он не отставал от нее.

С потолка упали копья. Пол под ними провалился, заставив Риччи балансировать на цыпочках над гнездом сколопендр – неизвестно, задуманного ли в конструкции ловушки изначально.

«Кажется, стандартный набор препятствий на пути к сокровищу нами пройден», – подумала Риччи, делая шаг вперед. И проваливаясь в другую яму, более глубокую, с торчащими из дна кольями. Просто чудом ей удалось ухватиться за край. А вот сабля ее полетела вниз.

«Только костей на дне не хватает для антуража», – подумала она, покосившись вниз. Потом она подняла голову и увидела Бехельфа, протягивающего ей руку.

В подобной ситуации от такого напарника стоило ожидать исключительно подлости. Но ладони Риччи потели от напряжения и начинали скользить по камню, а сапоги никак не получалось упереть в гладкую стенку ловушки, так что не имело большого значения, как именно она полетит на дно. Хоть Бехельф и потерял меч, когда спасался от стрел, у него появился прекрасный шанс избавиться от нее.

Бехельф опустился на колени, чтобы вытянуть ее из ямы.

Несколько секунд они приходили в себя у края провала. Больше ничего не летело в них и не падало сверху.

– Кажется, это была последняя, – произнес Бехельф.

– И как мы теперь попадем на ту сторону? – задала риторический вопрос Риччи, отряхивая пыль с многострадальной куртки.

Бехельф кивнул в сторону стены, где остался узкий карниз.

– Знаешь, – вдруг пришло ей в голову, – если бы мы с самого начала шли по стенке и пригибались, мы бы не активировали ни одну из ловушек.

– Это было бы совсем не так, как в кино, – ответил Бехельф, кисло улыбаясь.

Они прошли по карнизу, каждый со своей стороны во избежание лишних соблазнов, и вместе подошли к каменной двери высотой с дерево, выглядящей настолько тяжелой и устойчивой, что даже ураган не смог бы сдвинуть ее с места. На ней тоже были вырезаны знаки, которые сохранились лучше, чем в других местах, и значительно от них отличались. Надпись на едва ли известном древним индейцам языке гласила: «Какой же древний храм без ловушек?»

– Вот уж действительно, – буркнул Бехельф.

Риччи протянула руку, чтобы очистить от какого-то ползучего растения нижнюю часть надписи.

«Прояви себя, чтобы попасть внутрь», – гласила она. – «Настоящее испытание ждет тебя внутри. Если у тебя недостаточно воли, откажись от этой затеи, потому что иначе меч поглотит твою душу».

– Поглотит твою душу, – повторила Риччи вслух.

– Такая же клоунада, как и все эти ловушки, – фыркнул Бехельф.

– Мне не кажется, что он шутит, – заметила Риччи, пытаясь вообразить себе создателя пройденной ими полосы препятствий. Но каждый из них остался при своем мнении.

Бехельф толкнул дверь, но та осталась незыблемой, как скала. Он выругался и налег плечом но не добился никакого эффекта, кроме того, что обнаружил еще одну надпись: «На себя».

– Похоже, не «проявив себя» внутрь не попасть, – заметила Риччи, прикинув вес двери.

Бехельф мрачно кивнул. Ни одному из них не хотелось использовать способности Вернувшего, даже не увидев того, за чем они сюда пришли, но помочь им могла разве что тонна динамита.

– Не вздумай халтурить, – предупредил он. – Я не собираюсь открывать ее для тебя.

– Как это сделать? – поинтересовалась Риччи. Бехельф вздохнул, словно ее невежество не переставало его удручать.

– Просто используй волю Вернувшегося, чтобы она открылась, – буркнул он.

Риччи уставилась на дверь. «Используй волю Вернувшегося»? Может, Бехельфу, на лбу которого выступили камни пота, а зубы сжались, этого объяснения и было достаточно, а вот ей требовалась инструкция поподробней.

Но разъяснений получить было не от кого, а возлагать всю работу на Бехельфа было не только нечестно, но и неэффективно.

Риччи вспомнила, какую отличную службу сослужила ей в Мексиканском заливе визуализация. Она представила в двери большую и прочную – под стать сооружению – ручку, вытянула руку, ухватилась за нее и потянула к себе.

Спустя несколько секунд, дверь начала поддаваться с жутким скрежетом. Каждый миллиметр стоил двум Вернувшимся огромных усилий, и к тому времени, как образовалась щель, достаточная для того, чтобы через нее протиснулся человек, они оба пребывали на грани обморока. Но место не располагало к тому, чтобы предаваться отдыху, поэтому, придерживаясь за стенку, Риччи вползла в следующую комнату.

При первом же шаге она наступила на человеческую плечевую кость и, отшатнувшись, каблуком раздавила ребро. Застыв на месте, Риччи окинула взглядом все помещение – по сравнению с пройденным ими залом, оно казалось небольшим. Шесть ступеней, каждая шириной с ее каюту и высотой ей по пояс, вели к площадке, на которой стояло что-то, похожее на каменный гроб. На каждой ступени лежало несколько скелетов разной степени целости и сохранности: кости одних белели в полумраке, других – пожелтели от старости, а некоторые уже практически рассыпались в труху. На некоторых телах остались проржавевшие металлические доспехи, на других – лишь истлевшие обрывки ткани и выделанной кожи.

По шуму за спиной и экспрессивным выражениям она поняла, что Бехельф тоже впечатлен открывшейся картиной.

– Не думаю, что оставивший надпись на двери шутил, – сказала она.

– Я с самого начала предупреждал, что дело серьезное, – Бехельф не открывал глаз от гроба на вершине.

Риччи сделала шаг вперед, поравнявшись с ним. Что-то брякнуло под ее ногой, она опустила глаза и увидела пришедший в негодность, но несомненно принадлежащий не этой эпохе револьвер. Теперь другие анахронические вещи бросились ей в глаза – остатки винтовки без приклада, пластиковый браслет, проржавевшие наручники, обломки клавиатуры и другой хлам.

– А когда я попала в этот мир, у меня не было при себе ничего, кроме пижамы, – заметила она, догоняя Бехельфа.

– Тебе еще повезло, – отозвался тот, ускоряя шаг. – На мне были лишь обгоревшие остатки лабораторного халата. Мне повезло, что меня приютили бродячие актеры.

Быстрыми шагами, перешагивая через скелеты и ржавые обломки оружия, они, не уступая друг другу, приблизились к каменному ящику с его влекущим и опасным содержимым.

Бехельф протянул руку, чтобы откинуть крышку, но Риччи перехватила ее.

– Если бы я строила храм для хранения такой штуки, – сказала она, – а мне кажется, что мы с его строителем мыслим сходно, я бы предусмотрела механизм разрушения в том случае, если кто-то доберется до сокровища.

Они одновременно подняли голову и оглядели внушительные камни, составляющие свод и стены, оценивая свою участь в том случае, если они начнут падать им на головы.

– Но я не вижу никакой альтернативы, – заметил Бехельф.

– Ну, хорошо, – пожала плечами Риччи, кладя руку на крышку.

«В случае чего этот ящик можно будет использовать в качестве убежища», – подумала она.

Они вместе откинули крышку и уставились на лежащий внутри меч Океана – сверкающий, как будто, только что выкованный, а не пролежавший в ящике несколько сотен лет. Чуть длиннее метра, обоюдоострое лезвие шириной в ее ладонь, идеально гладкое, с необычной рукоятью, подобной которой Риччи еще не встречала – тонкой и изящной витой гардой.

– Совершенное оружие, – зачарованно произнес Бехельф.

– Которое может высосать твою душу, – напомнила Риччи. – Все эти люди пришли сюда и умерли. Ты готов к испытанию?

– Конечно, – кивнул Бехельф. – Осталось только решить, кто из нас попытается первым.

Риччи настолько истощила свои силы, открывая дверь, что даже для того, чтобы понимать слова напарника приходилось сосредоточиться, как в первые дни. Позволить Бехельфу завладеть единственным годным оружием в комнате, даже без учета того, что оно вроде как волшебное, было бы с ее стороны крайне неблагоразумно.

– Сделаем это одновременно, – предложила она. – И пусть победит сильнейший. На счет три. Один.

– Два, – произнес Бехельфа.

– Три, – сказали они одновременно, опуская руки на эфес.

Но Бехельф, видимо, не вовремя вспомнил о количестве умерших в комнате людей и предупреждении на двери, поэтому его рука дрогнула, и ладонь Риччи коснулась рукояти первой.

Ей показалось, что ее голова взорвалась, как перезревший арбуз. Перед ее глазами мелькали сцены из жизней разных людей. Воинов, пришедших в эту комнату до нее в поисках славы, богатства или мести. Одетых в невыделанные шкуры, в рыцарские латы, в набедренные повязки и в мундиры разных стран.

Она совершенно потерялась в них. Она была одним человеком из них – только одним, но она не помнила, кем именно. Какое из сотен имен принадлежало ей – или ему?