Текст книги "Before The Dawn (ЛП)"
Автор книги: Lady Silvamord
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 44 страниц)
Итачи, с болью в груди думает Сакура.
– Не ожидай, что жизнь отступницы органично впишется в то, что ты оставила в Конохе.
От этих слов по спине пробегает какой-то жуткий холодок, из-за чего Харуно требуется сознательное усилие, чтобы удержаться от дрожи. Одним плавным движением Конан поднимается с колен. Сакура игнорирует руку, которую протягивает синеволосая куноичи, следуя ее примеру, прислоняясь к стойке в попытке побороть волну головокружения. Она чувствует себя сбитой с толку, противоречивой и почти такой же расстроенной, как сегодня утром, сейчас, и…
– Я прошу прощения.
Слова Конан звучат мягко, и ирьенин нерешительно поворачивается, чтобы посмотреть на куноичи Дождя, которая взяла яблоко из корзины, лежащей посреди стола. – Я не хотела тебя расстраивать, – продолжает она, слегка царапая фиолетовым ногтем по тонкой темно-красной кожуре яблока. Несколько долгих мгновений обе молчат: Сакура осторожно прислушивается и ждет, а Конан, похоже, все еще погружена в созерцание. – Я подумала, что баланс, который Акацуки могли бы предложить тебе, был бы желателен, – тихо продолжает она. – Конечно, это не все, что ты хотела. С твоей стороны, это стало бы небольшой жертвой, но в то же время – принесло бы тебе некоторый покой.
Харуно закрывает глаза, упираясь локтями в стойку и делая глубокий вдох, который причиняет слабую боль. Возвращение в Коноху позволит ей быть со всеми, кого она любила, кроме Итачи, что оказалось… крайне необходимым напоминанием о реальности происходящего. За последние несколько недель, когда она и Итачи были захвачены чудесным, удивительным, совершенно новым ощущением того, что они вместе. Ну, Сакура забыла об их ситуации и о мимолетной природе их отношений. Обстоятельства позволяют им провести друг с другом еще год или, самое большее, полтора.
На долю секунды ирьенин задается вопросом, на что это было бы похоже (что плохо, настолько плохо, нелояльно и ужасно, безжалостно напоминает внутренний голос) – вернуться, помочь Наруто с переворотом и посещать Коноху каждый месяц или около того… приняв предложение Конан о вступлении в Акацуки. И, следовательно, остаться с Итачи.
В ту ночь в пещере Учиха признался, что причиной его нежелания вступать с ней в отношения являлось то, что он не хотел быть кем-то временным, и…
Ками, она не хочет думать об этом. Она не может думать об этом.
Сакура отворачивается, поднося слегка дрожащую руку ко лбу, заправляя несколько выбившихся прядей волос за правое ухо. – Если ты действительно нашла в жизни… баланс… какой описала, это принесло тебе… покой? – Неуверенно спрашивает отступница, не отрывая взгляда от маленького пятна на полу.
Краем глаза она замечает легкий изгиб голубой брови. – Да. – Коротко отвечает Конан.
И от сколького тебе пришлось отказаться?
Слова тяжело повисают в воздухе, из-за чего Сакуре приходится несколько раз моргнуть, чтобы прочистить глаза. Сложно поверить, что у нее такой личный разговор с вражеской куноичи, которую она едва знает. Но Харуно интуитивно чувствует, что Конан, кажется, прошла через свои собственные трудности: пошла на свои жертвы и компромиссы, чтобы быть с Пейном.
Свет лампы на мгновение мерцает. – Ты когда-нибудь жалела об этом? – Тихо спрашивает Сакура, осмеливаясь взглянуть на собеседницу.
В ответ девушка получает еще одну из маленьких, несколько меланхоличных улыбок Конан, ее ясные сапфировые глаза омрачены воспоминаниями и какими-то нечитаемыми эмоциями. – Нет, – тихо отвечает она, кладя яблоко обратно на стол. – Никогда.
В этот самый момент кольцо на правой руке Конан светится более ярким оттенком небесно-голубого, наполняя воздух гудением, из-за чего Сакура чуть не отскакивает назад, нервничая. Куноичи Дождя моргает, глядя на кольцо, прежде чем слегка прикоснуться к нему, и цвет возвращается к своему обычному оттенку. – Нам с моим партнером нужно посоветоваться, – вежливо сообщает Конан. – Его разговор с Итачи завершен. Он, вероятно, будет здесь в течение нескольких минут.
Ирьенин кивает, неуверенная в том, что сказать, но Конан улыбается ей, прежде чем царственно направиться к темному дверному проему на другой стороне кухни. – Удачи, Сакура, – тихо говорит она. – Какой бы путь ты ни выбрала, я желаю тебе счастья.
В следующую секунду Конан уходит, оставляя Харуно чувствовать себя еще более эмоционально опустошенной, чем раньше. Мисо-суп подкрепил ее физически, но все же розововолосая куноичи на мгновение покачивается на ногах, крепко вцепившись пальцами в стойку. Несмотря на часы, проведенные без сознания, она внезапно чувствует себя слишком уставшей, чтобы о чем-либо думать. Сакура медленно подходит к кухонному столу, садится на один из неудобных стульев и сворачивается в клубок, подтягивая колени к груди, обхватывая ноги руками, и, наконец наклоняясь вперед, чтобы тоже упереться лбом в колени. Ее чакра все еще находится на опасно низком уровне – как и следовало ожидать после выполнения такой быстрой последовательности высокоуровневых целительных техник. Достаточно раздражает, что с этим ничего нельзя поделать, кроме сна… и, возможно, долгого горячего душа.
Однако каждый раз, закрывая глаза, девушка вспоминает Мадару. Ужасающая последовательность событий, произошедших в конференц–зале. Железная, ледяная хватка пальцев Мадары, когда он откинул волосы назад и заставил почувствовать, как Итачи буквально умирает на ее руках – как чертовски близко они были к этому, как были близки к потере всего…
Какая-то отдаленная часть куноичи замечает, что Конан, вероятно, выбрала худшее время для того, чтобы сделать ей подобное… предложение. Если бы Харуно была в своем уме, она бы просто сказала «к черту все», но, честно говоря, хотя и неловко это признавать, прямо сейчас ей претит мысль о том, чтобы быть в разных комнатах с Итачи. Не говоря уже о том, чтобы навсегда расстаться с ним. Сакура отстраненно предполагает, что у нее может быть посттравматический шок.
Она не знает, как долго сидит там, то приходя в себя, то теряя сознание, пока, наконец, не чувствует легчайшие, почти ласкающие, прикосновения к своим плечам, и низкий, знакомый голос, тихо произносящий ее имя.
Итачи выглядит таким же измученным, и Сакуре требуется значительная выдержка, чтобы не подняться на ноги и не упасть в его объятия. Однако сейчас она лишь устало разглядывает партнера, прежде чем одарить усталой улыбкой. – Как все прошло?
Внешне Итачи бесстрастен, как всегда, но его руки нежны, помогая девушке встать, поддерживая одной рукой за поясницу. – Мы поговорим об этом, когда вернемся в безопасное место, – тихо отвечает Учиха, выводя куноичи в темный коридор.
Ее клон прошел этот путь, в результате чего Сакуре он кажется смутно знакомым: далеким, странным и отстраненным, будто какая-то сила на автопилоте направляет ее в комнату Итачи. Вполне уместно, что теперь, когда Мадары больше нет, темнота и плохое освещение перестали беспокоить ирьенина.
Тем не менее, оставшись наедине в его комнате, Итачи плотно запирает дверь, окончательный щелчок эхом отдается в тишине. Сакура медленно выдыхает, поднимая пальцы, чтобы провести ими по волосам, и заставляя себя сделать несколько глубоких, успокаивающих вдохов. В комнате нет окон, из-за чего помещение становится еще темнее из-за простого, безошибочно мужского темно-красного и черного декора. В другой ситуации она сочла бы такой дизайн интерьера мрачным, но все это настолько характерно для Итачи, что заставляет ее улыбнуться. Но, как ни неприятно, в его комнате еще холоднее, чем в остальной части штаб-квартиры, и так чисто и организованно, что этого достаточно, чтобы у Сакуры закружилась голова.
Тяжелые красные одеяла пахнут странной смесью травяных чаев и сильного химического запаха лекарств, которые он, должно быть, принимал из-за своей болезни перед смертью. Сакура молча пересекает комнату и, не обращая внимания на окровавленную одежду, со вздохом опускается на кровать. После паузы Итачи присоединяется к ней, как обычно, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Девушка слишком измучена, чтобы сделать что-то большее, чем свернуться калачиком у его плеча и груди. Учиха на автомате обнимает ее, пытаясь привести в порядок спутанные розовые локоны.
В течение нескольких минут оба молчат, находя утешение в присутствии друг друга. Мысли Сакуры слишком запутаны, она сбита с толку. Все, что чувствует куноичи – сильные эмоции, давящие и нарастающие в груди. Теперь, впервые за несколько часов находясь наедине с ним, после осмысления произошедшего, она не может перестать думать о том, что сказал Мадара. Как он манипулировал Итачи, используя его чувства к ней… Что Итачи на самом деле любил, хотел, желал ее настолько, чтобы пойти на такие невероятно извращенные меры, чтобы обеспечить их совместное будущее. Это почти лестно, в пугающем, почти тревожном смысле – если Мадара сказал правду, то партнер заботится о ней в миллион раз больше, чем она могла себе представить даже в самых смелых мечтах. От этого знания у Сакуры кружится голова. Со всем достоинством, на какое она только способна, девушка слегка наклоняет голову и кладет ее на плечо Итачи, меняя положение с тихим, едва слышным вздохом.
Легкое движение в сочетании с тем, как Учиха слегка рассеянно поворачивается и едва касается губами ее лба – прикосновение настолько мимолетное и кажущееся случайным, что на самом деле можно расценить как несчастный случай – посылает острый укол вины прямо в живот Сакуры. Он был готов пойти на многое, чтобы остаться с ней, и Конан только что, по сути, предложила ей бесплатный билет в Акацуки – без каких-либо возможных антагонистических отношений с Конохой, не меньше – …и Харуно, честно говоря, не знает, что делать. Означает ли это, что ее любовь к нему менее сильна, чем его к ней? Потому что Сакура не эгоистка. Не похоже, чтобы она заботилась о счастье возлюбленного меньше, чем о своем. Черт возьми, после всего, через что Итачи прошел, он действительно заслуживает того, чтобы наконец-то иметь хоть какую-то долю счастья или удовлетворенности в своей жизни. Больше всего на свете она хочет быть той, кто обеспечит ему это. Просто дело в том, что…
– Ты солгала мне, – неожиданно комментирует Учиха. Сакура чувствует, как сильно слова вибрируют в его горле. Тон Итачи низкий, но не обвиняющий или опасный – он лишен всяких эмоций, хотя его пальцы по-прежнему совершенно нежны, расчесывая розовые волосы.
Неохотно девушка высвобождается из легких объятий, встречая угольно-серый взгляд, желая, чтобы ни одна из предыдущих мыслей не отразилась в ее взгляде. – Да, – многозначительно отвечает Сакура, отказываясь отступать. – И ты должен понимать, что чертовски хорошо, что я это сделала.
На этот раз Итачи – тот, кто вздыхает, и, к ее удивлению, отводит взгляд раньше, чем она, фиксируя его на невзрачном пятне на одеялах. – Да. Поскольку, поступив так, ты спасла мне жизнь, – мужчина бормочет так тихо, что Харуно едва слышит.
Довольно некстати куноичи приходится бороться с желанием закатить глаза при внезапном проявлении того, что кажется слишком глупой и печально известной гордостью Учих. – Точно так же, как и ты в ту ночь, когда мы встретились, – твердо настаивает ирьенин. – Если уж на то пошло, мы квиты.
Итачи издает слабый звук веселья в глубине своего горла. – Я мог бы научиться принимать эту логику, – невозмутимо говорит он.
Сакура подавляет предательский смешок, прислоняясь к нему спиной. Нукенин убрал руку с ее волос и несколько натянуто притянул обе руки к себе. Это, как узнала девушка за последние пару недель, означает, что он исчерпал свою норму объятий на день – не более пяти минут подряд. Однако Учиха позволяет прижиматься к нему без комментариев, даже если не отвечает взаимностью на контакт. – Итак, – бормочет ирьенин, стирая сонливость с глаз. Внутренние часы говорят, что уже поздний вечер, переходящий в ночь, и каждый инстинкт настойчиво требует, чтобы после физически и эмоционально истощающего дня она просто заткнулась и поспала. – Ты и Пейн…
Ее слова переходят в зевок, она поднимает руку, чтобы потереть основательно затекшую шею, наклоняя голову к потолку. Итачи смотрит на партнершу, не мигая. – Ты бы предпочла, чтобы я описал взаимодействие в терминах, которые будут легко понятны? – Бесцветно спрашивает мужчина.
Первым порывом Сакуры было согнуть ногу и пнуть его в голень, но, несмотря на свою на мгновение уязвленную гордость, она этого не делает. Заставить Итачи говорить в легко понятных (следовательно, не-смешных-и-двусмысленных) выражениях почти невозможно, даже когда они наедине. Его словесная двусмысленность и уклончивость усиливаются в сто раз, когда он разговаривает с такими потенциальными угрозами, как Мадара и Пейн. Куноичи даже не хочет представлять словесный поединок, на который был похож подобный компрометирующий разговор с Пейном.
– Конечно, – вздыхает Харуно, изображая недовольство.
Учиха не выглядит убежденным, но подчиняется без возражений. – Если очень кратко, – его голос звучит почти скучающе, – то можно сказать, что он поблагодарил нас.
Сакура задыхается от сухого воздуха, не в силах скрыть свой шок. – Что?
Итачи пожимает плечом – один из немногих неформальных жестов, которые мужчина бессознательно перенял у нее, что заставляет Сакуру слегка ухмыляться каждый раз, когда он это делает. – Я говорил Акацуки, – спокойно поясняет нукенин, очевидно, находя в себе силы насладиться откровенной растерянностью напарницы. – Я не могу быть полностью уверен, но кажется вероятным, что наша попытка убийства спасла Пейна и Конан от выполнения подобного. Мадара всегда манипулировал Пейном. Они выжидали удобного момента для нанесения удара, чтобы Мадара ослабел еще больше. Но для них это было довольно опасно и трудно, поскольку Мадара всегда относился к действиям Конан с большим подозрением, чем к моим.
Куноичи не смогла удержаться и откинулась на спинку кровати, ошеломленная, закрыв глаза тыльной стороной ладони. – Не могу в это поверить, – несколько приглушенным голосом произносит ирьенин. – Что за черт. Неудивительно, что Конан была так… мила со мной.
Несколько мгновений они молчат, обдумывая произошедшее. Как ни удивительно, Итачи первым нарушает тишину. Однако на этот раз его тон менее ровный и безэмоциональный, что заставляет Сакуру моргнуть. – Лидер также… сообщил мне о решении, которое Конан должна была тебе рассказать, – борясь с собой, Итачи тонко и пристально наблюдает за девушкой, ища даже малейший намек на ее мысли, которые могут проявиться через язык тела.
На короткое время нукенин задается вопросом, не неправильно ли с его стороны наслаждаться эмоциональным конфликтом и замешательством, которые так ясно проявляются в том, как слегка дрожат ее пальцы, которые заправляют прядь волос за ухо. Потому что Сакура не должна даже думать об этом. Предполагается, что ее сердце и верность должны быть посвящены только Наруто и Конохе, но все же она смущена и противоречива, страдая от самой перспективы того, что предложила Конан. Видит Ками, Итачи это нравится – тот факт, что она каким-то образом стала заботиться о нем достаточно, чтобы даже обдумать такую перспективу. Идея, которая идет вразрез со всей ее моралью и личными убеждениями, а также с прежними надеждами на собственное будущее.
В голове неожиданно звучит упрекающий и твердый голос его матери, что происходило довольно редко. Эгоист, неодобрительно говорит Микото. Если ты на самом деле любишь ее так сильно, то ты отпустишь ее. Пусть это будет короткой, незабываемой главой в ее жизни. Позволь Сакуре двигаться дальше и быть по-настоящему счастливой, какой она никогда не будет с…
Впервые, возможно, за целую вечность, Итачи намеренно, не реагирует на голос разума, потому что с Сакурой, даже несмотря на то, что ему более чем стыдно за это – он хочет быть эгоистом.
– Что мне делать?
Ее голос слишком тих, едва слышен даже в вынужденной, напряженной тишине, которая повисла в комнате. Вопрос удивляет нукенина. Сакура всегда была упрямой и отчаянно независимой: она сама принимает решения, независимо от обстоятельств. Тот факт, что девушка впервые спрашивает его мнение о чем-то столь важном, не может оставить равнодушным.
Со своей стороны, куноичи решительно устремляет свой взгляд на темно-красные одеяла. Харуно не знает, почему спрашивает его, потому что, черт возьми, она редко прислушивается к советам большинства людей, если только это не Цунаде-шишо или Какаши-сенсей. Ирьенин не знает, хочет ли, чтобы Итачи сказал, должна ли она остаться или уйти, потому что оба варианта причинили бы ей сильную боль. Однако Сакура совершенно иррационально хочет, чтобы он сказал что-нибудь, что угодно.
Оба долго молчат, пока, наконец, на самое короткое мгновение Итачи не кладет руку ей на поясницу. Он смотрит в какую-то неподвижную точку над ее головой, а она смотрит на его ключицу, на заживший порез, который оставил Мадара. – Будь верна самой себе, – тихо комментирует Учиха, казалось бы, ни с того ни с сего. Сакура смотрит на партнера, не находя слов.
– Ты только что процитировал мне стихи? – Недоверчиво спрашивает отступница, новизна ситуации выводит ее из уныния.
Мужчина убирает руку и возвращается обратно в свой личный пузырь, выглядя несколько раздраженным тем, что она не смогла понять значение его заявления. – Шекспир, – коротко отвечает Учиха. – И я имею в виду то, что сказал, Сакура.
На короткое время куноичи не совсем уверена, что чувствует: эмоции бушуют внутри нее – но, наконец, одна из них побеждает. Ирьенин слегка улыбается, жест кажется совершенно незнакомым на ее губах. – Оу, Итачи, – говорит Харуно лукаво, слишком сладким тоном, который использует всякий раз, когда флиртует с ним… чего на самом деле слишком давно не случалось. Потому что она так сильно любит его – она действительно любит. Сакура не знает, как далеко собирается зайти, чтобы показать ему это в долгосрочной перспективе, но можно наверстать упущенное сейчас. Она хочет заставить Итачи почувствовать себя достаточно любимым, чтобы забыть о выборе, который ей нужно будет сделать. Вдобавок ко всему, она почти потеряла его сегодня, и независимо от личных романтических проблем Итачи, прямо сейчас Сакура просто хочет быть как можно ближе к нему, и воспользоваться каждым моментом, который у них остался.
– Ты делишься со мной своей любовью к поэзии! – Озорно продолжает куноичи, ее голос источает сладость, достойную рвотного позыва. – Как мило…
Выражение лица Итачи немедленно претерпевает несколько минутных подергиваний, в результате чего он чувствует отвращение. Невозмутимая Сакура наклоняется и обвивает руками его шею в объятии, наполненном достаточной силой, чтобы почти полностью прижать мужчину спиной к кровати. В ответ на его несомненно недовольный – но все еще абсолютно сексуальный – протестующий рык, отступница игриво утыкается носом в его шею, обхватив одной ногой бедра.
В глубине души Учиха восхищается тем фактом, что это невероятно умелая куноичи ранга А – и теперь, вероятно, самый опытный ирьенин в мире, которой совсем недавно удалось победить одного из самых могущественных шиноби в мире. – Твоя незрелость в непрофессиональных ситуациях не перестает беспокоить меня, – хладнокровно сообщает мужчина, не обращая внимания на ее нежности.
Сакура ухмыляется, выгибая спину и кокетливо прижимаясь к его груди. Она целует Итачи в щеку, чувствуя легкую щетину на своих губах. – Но тебе же это нравится, – выдыхает ему в ухо девушка, обхватывая руками его шею сзади и переворачиваясь с боку на спину, прежде чем грубо притянуть возлюбленного к себе.
Итачи не может припомнить другого случая, чтобы Сакура с ним так откровенно флиртовала. С другой стороны, у всех шиноби свои способы справиться с сильным стрессом. Для нукенина это не один из них, но он слишком хорошо знает, что розововолосая куноичи может быть чертовски неотразима, не прилагая усилий.
Поэтому Итачи дает ей то, что она хочет, внезапно целуя так сильно, что у Сакуры перехватывает дыхание. Нукенин вдавливает ее в матрас своей не болезненной, но все еще сильной, доминирующей хваткой. Неважно, сколько раз они обменивались горячими, страстными поцелуями, подобными этому, куноичи не думает, что когда-нибудь привыкнет к тому, что они заставляют ее чувствовать. Возможно, врожденная неправильность должна быть самой глубокой, мрачной фантазией каждой девочки–подростка, но Сакура совершенно уверена, что подобными фантазиями движет лишь похоть, любопытство, желание – не любовь, извращенная, запутанная, чистая, пугающе отчаянная и ошеломляюще подавляющая.
Тонкие пальцы запутались в волосах Итачи, одна из его рук скользнула под подол ее малинового жилета, тыльная сторона его пальцев слегка коснулась ребер, медленно продвигаясь вверх. Это так приятно, хотя все еще мало помогает успокоить постоянную боль внутри, но он заставляет ее забыть обо всем, кроме него. Прямо сейчас это все, чего хочет Сакура.
Но затем мужчина отстраняется, слишком внезапно. Одно плавное движение его руки на спине Харуно, и она тоже садится, чувствуя себя более чем немного дезориентированной.
– Прими душ, – совершенно серьезно приказывает Итачи, игнорируя растерянное выражение, которое медленно распространяется по лицу возлюбленной.
– Что? – Сакура практически взвизгивает от огорчения, зная, что это был ужасно трудный день. Она, вероятно, выглядит ужасно – из–за засохшей крови и различных частиц Мадары… жидкостей внутренних органов… окрашивающих ее волосы и одежду и просачивающихся на кожу. Но куноичи совершенно уверена, что его вряд ли волнует что-то настолько тривиальное. Кроме того, Итачи основательно ее завел, и она не хочет ждать. Более того, девушка не хочет оставаться одна в душе в течение сорока пяти минут, наедине со своими мыслями и воспоминаниями, так что… – Почему?
– Потому что ты пахнешь кровью Мадары, – в угольно-серых глазах мелькает тень.
Что ж. Поговорим об убийце настроения.
Лицо Сакуры слегка вытягивается, она немного приходит в себя и бросает на Итачи озадаченный взгляд. – Да ну? Ты пахнешь своей кровью, и мне это тоже не нравится.
Итачи и Сакура некоторое время пристально смотрят друг на друга. К удивлению, розововолосая куноичи уступает первой. – Хорошо, – преувеличенно вздыхает девушка, после чего раздраженно вскидывает руки в воздух, соскальзывает с кровати и направляется в смежную ванную, ее бедра принимают обычное раздраженное покачивание. – Но ты тоже должен.
По какой-то причине она бросает на него довольно острый взгляд, закрыв за собой дверь. Смущенный Учиха наблюдает за происходящим.
Пять долгих минут спустя, дверь снова распахивается, и Сакура, одетая в одно полотенце и выглядящая несколько удивленной по какой-то совершенно непостижимой причине, выскальзывает обратно. Она пересекает комнату и, без какого-либо предупреждения, хватает Итачи за руку и начинает тянуть в сторону ванной. – Ты действительно не понимаешь, не так ли?
– Не понимаю. Какова цель подобного действа? Это кажется невероятно контрпродуктивным и уводит от намеченной цели.
– Это должно быть сексуально и весело, Итачи. И это экономит горячую воду. Если ты так беспокоишься о том, что отвлечешься «от намеченной цели», мы всегда можем намылить друг друга, смыть и повторить. Если подумать, это действительно могло бы быть очень весело.
– Я все еще не думаю, что это мудрая идея.
– Тебе понравится. Поверь. После сегодняшнего вечера ты будешь умолять меня принимать совместный душ каждый день, чтобы я побаловала тебя моим невероятно роскошным клубничным шампунем и кондиционером.
– Крайне маловероятно, Сакура. Должен разочаровать тебя, но даже не думай приблизиться ко мне хотя бы на фут, вооружившись этими… мерзкими средствами по уходу за волосами.
Одно многозначительное поднятие брови, и Итачи понимает, что ненавидит то, как горячая вода заставляет обнаженную кожу Сакуры покраснеть. – О, правда? – Скептически спрашивает куноичи, закрывая глаза от потока воды, прежде чем откинуть голову назад и провести пальцами по волосам, тщательно смывая всю засохшую кровь и грязь. Если бы не неотъемлемая природа того, что они делают вместе, это был бы невинный жест. На один головокружительный, ошеломляющий момент все, что Итачи хочется сделать – обнять Сакуру сзади, притянуть ближе и поцеловать розовые волосы, уткнуться носом в ее ухо, почувствовать, как она откинула голову ему на плечо и издала один из своих тихих вздохов удовлетворения. Вряд ли Итачи когда-либо испытывал такое чувство раньше, но прямо сейчас, после всего, что произошло сегодня, он хочет забыть обо всем, кроме Сакуры. И на мгновение Учиха понимает, что она, должно быть, чувствует то же самое – искушение оставить все в прошлом, игнорировать любые мысли, опасения или предчувствия относительно будущего и просто жить настоящим моментом. С ним. Мадары больше нет, и впервые за много лет Итачи чувствует себя тревожно, головокружительно… свободным.
Завершив небольшой и довольно характерный период интенсивного самосозерцания, Итачи берет свой флакон благословенно мужского шампуня с сосной и мятой, выдавливая приличного размера пригоршню в раскрытую ладонь и наблюдая за ничего не подозревающей Сакурой, которая все еще стоит к нему спиной. Она крепко зажмурила глаза, чтобы защититься от струй горячей воды.
– Намылить, смыть и повторить, говоришь? – Бесцветно осведомляется нукенин.
Девушка не может удержаться от легкой улыбки при одной мысли о том, что на этот раз он действительно согласился с одной из ее идей, связанных с отношениями. – Да, так просто. О боже мой, Итачи!
К ее вечному неудовольствию и его удовлетворению, последнее слово звучит скорее как крик. Учиха одаривает возлюбленную слегка хищной ухмылкой. Он чувствует определенно позитивно звучащий вздох, мягко прижимает переднюю часть тела к горячим плиткам, фиксируя ее руки за спиной, обеими руками начиная втирать шампунь в длинные, густые розовые локоны. – Возможно, ты права, – обманчиво бесстрастно замечает Итачи. – На самом деле это довольно приятно. А теперь стой спокойно, Сакура. Мне еще нужно найти свой гель для душа.
На следующее утро
Зеленые глаза открываются медленно, и на несколько мгновений чувство постоянной дезориентации становится до боли привычным – куноичи не уверена в том, что ее окружает. Это не гостиничный номер, не кухня Акацуки – она находится в приятно теплой постели, завернувшись в одну из слишком больших черных футболок Итачи и уютно устроившись под несколькими слоями одеял, чтобы не замерзнуть от вечного холода, который пронизывает штаб-квартиру Акацуки.
Наконец, воспоминания начинают медленно возвращаться. Сакура снова закрывает глаза и зарывается головой в теплую подушку, более чем ошеломленная воспоминаниями о вчерашнем дне. Честно говоря, девушка не знает, как пережила все это. Благодаря душу, который она приняла вместе с Итачи, физические следы схватки с Мадарой исчезли, но боль в руках от владения катаной и кошмары, которые мучили ее во сне, предлагая все возможные сценарии, в которых все шло ужасно неправильно, все еще никуда не делись. В основном, это кошмары о смерти Итачи, о ее смерти, о том, что они оба умирают, а Мадара необъяснимым образом выживает, и о том, как все трое в духе Шекспира умудряются убить друг друга…
Будучи ирьенином, Сакура изучала психологические травмы в результате особенно жестоких конфликтов и встреч на грани смерти, поэтому с медленно угасающей уверенностью Харуно знает, что, независимо от того, как сильно они пытаются отвлечь себя и друг друга от воспоминаний о том, что произошло вчера, оба еще долго будут испытывать эмоциональные и психологические последствия.
Куноичи делает несколько глубоких вдохов в попытке успокоить расшатанные нервы, медленно вдыхая успокаивающий аромат сосны и мяты, который полностью окутал помещение. К сильному недовольству девушки, Учиха набросился на нее со своими мылом и шампунем, а затем наотрез отказался даже рассматривать какие-либо идеи об использовании ее роскошных средств с ароматом клубники. Сакура должна признать, что на самом деле все не так уж плохо – прямо сейчас одна из рук Итачи прижимает ее к своей груди. Поскольку он обычно просыпается и высвобождается из любых объятий за добрый час до того, как напарница проснется, это приятное изменение обычной рутины.
Ирьенин делает вдох, ее лицо прижато к его шее, и Сакура может чувствовать у своих губ ровный пульс Итачи, что успокаивает. Пальцы нукенина слегка подергиваются во сне, рефлекторно притягивая ее немного ближе к себе.
Во-первых, это противоречит его обычному поведению. Во-вторых, это приятно. К подобному она могла бы привыкнуть.
Даже не думай об этом, резко предостерегает себя Сакура, прежде чем довести мысль до конца.
На всякий случай куноичи осторожно высвобождается из объятий Итачи, стараясь не потревожить. Однако мужчина спит необычайно крепко. Последствия тяжелых травм и не менее экстремального сеанса исцеления, вероятно, сказываются на нем. Учиха даже не пошевелился за то время, которое Сакуре потребовалось, чтобы выскользнуть из постели. Она медленно направляется в ванную, стирая с глаз последние остатки сна, пока не чувствует себя полностью проснувшейся. По ее прикидкам, сейчас лишь около девяти утра, а разум уже работает с привычной скоростью. Ирьенин закрывает за собой дверь ванной и тянется за зубной щеткой.
Прошлой ночью, пока нукенин проводил согретыми чакрой руками по розовым волосам в попытке высушить их быстрее, они вели разговор о своих возможных планах после… произошедшего. Итачи сказал, что, несмотря на то, что Пейн и Конан дружески настроены по отношению к ним, нет необходимости задерживаться в штаб-квартире Акацуки дольше, чем необходимо. Кроме того, подземная пещера слишком мрачна и уныла на вкус Сакуры, и у нее складывается впечатление, что партнеру она тоже не слишком нравится. Учиха предложил пополнить запасы, используя склады на противоположной стороне маленького городка, к которым все члены Акацуки и филиалы организации, по-видимому, имели свободный доступ, и сразу после этого уйти.
Харуно приоткрывает дверь ванной, задумчиво глядя на Итачи, который все еще крепко спит. Судя по всему, он не проснется по крайней мере три часа. Куноичи не хочет его будить, но и ждать так долго тоже не планирует.
В конце концов, Сакура примерно знает дорогу в этом районе. Было бы намного лучше, если бы она прямо сейчас тихо выскользнет и вернется со всеми припасами к тому времени, как партнер проснется. Естественно, он будет против – защита Итачи, честно говоря, на девяносто процентов приводит в бешенство, на девять процентов смешна и иррациональна, и всего на один процент симпатична. Однако Учиха спит и ничего не осознает, так что…
