Текст книги "Before The Dawn (ЛП)"
Автор книги: Lady Silvamord
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)
Она никогда не сможет взять Итачи с собой. Учитывая его историю, девушка сомневается, что он вообще захочет пойти с ней. И куда это их приведет?
У Сакуры болит живот, отчего она чувствует еще большую тошноту. Отступница не знает, как долго лежит, изо всех сил стараясь выровнять дыхание, очистить разум и не думать ни о чем, кроме отдаленных раскатов грома. Девушка держит глаза закрытыми, без усилий притворяясь спящей, как может только ирьенин, потому что она немного боится момента пробуждения Итачи…
Честно говоря, несмотря на их чрезвычайную близость, Сакура слишком погружена в собственные жалкие мысли, чтобы заметить, когда он впервые зашевелился. Лишь несколько минут спустя, когда мужчина меняет положение своей руки на ее обнаженной спине, куноичи вспоминает, что нужно держать глаза закрытыми, выражение лица спокойным, а дыхание равномерно глубоким и ровным.
Он проводит по изгибам ее тела, от шеи до бедра, прикосновением таким легким и нежным, что кажется, будто она до сих пор пребывает во сне. Харуно практически ощущает тяжесть взгляда, задержавшегося на ней. Подавить искушение приоткрыть глаза и попытаться увидеть, как именно он смотрит на нее, в миллион раз сложнее, чем она могла себе представить. Рассеянно девушка задается вопросом, вернулось ли выражение лица Итачи к его обычной отстраненности и бесстрастности, или оно немного мягче, как прошлой ночью.
Тем не менее, Сакура не ожидает удивительно нежного ощущения от того, как он заправляет несколько растрепанных прядей волос ей за ухо, прежде чем мягко поцеловать в лоб. Требуется сознательное усилие, чтобы удержаться от какой-либо реакции.
Учиха осторожно высвобождается из ее объятий, стараясь не потревожить. Ирьенин чувствует, как он поправляет одеяла вокруг нее, пытаясь согреть. Сохранение неподвижности, как у беспомощной маленькой куклы, сказывается на беспокойной, расстроенной психике. Случайные прикосновения к обнаженной коже, пока он проверяет, правильно ли расположены одеяла, вызывают отвлекающие воспоминания.
Сакура, наконец, решает зарыться лицом в ближайшее одеяло, тихо вдыхать и выдыхать, чтобы успокоиться. Оно пахнет смесью дешевого кондиционера для белья и тонкого мужского аромата сосны и мяты.
Куноичи продолжает притворство, пока мягкий шорох одежды, наконец, не прекращается. Дверь в ванную открывается и закрывается с отчетливым щелчком.
Вероятно, сейчас всего около девяти утра, а она уже слишком эмоционально истощена, чтобы даже подумать о том, чтобы встать с постели, принять душ и подготовиться к предстоящему дню. На данный момент Сакура предпочла бы просто полежать в постели и, возможно, съесть немного клубничного пирога для утешения, читая книгу, которую она купила два города назад, до сих пор не найдя для нее времени. Ирьенин ненадолго впадает в беспокойный полусон, после чего просыпается, не понимая, почему чувствует себя такой… усталой, настолько, что, когда дверь, наконец, открывается и закрывается снова, розововолосая куноичи едва шевелится или замечает движение. Или ощущение, что кровать опускается на несколько дюймов, а также почти ошеломляюще сладкий аромат корицы, наполняющий маленькую комнату, немного смешивающийся с туманным, землистым запахом, который бывает только перед особенно сильной летней муссонной бурей.
После того, как Учиха очень тихо прочищает горло, девушка резко садится, едва не забыв натянуть одеяло до груди. Возникает несколько неловких моментов, когда они с Итачи впервые с прошлой ночи встречаются взглядами, и, к ее смущению, Сакура почти сразу отводит взгляд, поспешно переводя взгляд его на колени. Это происходит не только из–за того, что ей вдруг становится неудобно смотреть на него – кажется, что на фарфоровой тарелке цвета алоэ, которую он держит, произошел небольшой взрыв. Взрыв, который сосредоточен вокруг двух пропитанных сиропом вафель с корицей в центре, а также небольшой горы сочащейся соком клубники и черники сбоку.
Харуно моргает и почти отпускает одеяло.
– Я не был уверен, понравится ли тебе, – натянуто говорит Итачи, ставя тарелку с вафлями рядом с ней.
Сакура снова моргает, прежде чем осторожно поставить тарелку себе на колени. – Я… о… спасибо?
Итачи лишь слегка наклоняет голову, наблюдая с какой-то тревожной интенсивностью, которая становится немного успокаивающей, когда Сакура осторожно погружает вилку в лужицу кленового сиропа и обнаруживает, что ей повезло вытащить часть вафли, прежде чем откусить пробный кусочек довольно сладкой смеси. Однако клубника, прилипшая к вафле, слишком большая и слишком кислая, несмотря на сладкий сироп, которым была пропитана. Розововолосая куноичи заставляет себя мужественно ее пережевывать.
Не выплевывай это, не выплевывай (или случайно не нюхай сироп через нос). Не заставляй его думать, что он только что совершил огромную ошибку, потратив свой двадцать первый день рождения на секс с глупой девочкой-подростком, которая едва может позавтракать, не выставив себя идиоткой…
Сакура начинает задыхаться.
На краткий миг Итачи почти впадает в панику. Но затем рациональный смысл и логика берут верх, и он быстро притягивает девушку в свои объятия, медленно и успокаивающе поглаживая руками верхнюю часть спины. Он действует осторожно, стараясь не сбросить одеяло. Харуно на мгновение прижимается лбом к его плечу, прежде чем отпрянуть, словно обжегшись, и сразу же отвести взгляд, уставившись на противоположную стену. – Я в порядке, – удается сказать куноичи, проглатывая комок в горле, похожий на сироп и кислую клубнику.
Нукенин, честно говоря, не думал, что ситуация может стать еще хуже, но теперь – ну, что он за человек, если почти случайно убивает свою любовницу из-за попытки накормить приличным завтраком? Однако слишком поздно Учиха понимает, что его рука все еще без особой необходимости лежит на обнаженной спине напарницы. Итачи поспешно отдергивает ее. Последнее, что ему нужно, чтобы Сакура подумала, что он… на что-то намекает… так рано утром.
– Итак, – наконец бормочет ирьенин, смутно осознавая, что очень сильно краснеет. Харуно в полной растерянности, не зная, что сказать, но они уже давно сидят в полной тишине. Бросив на него осторожный взгляд, становится очевидно, что Итачи все еще выглядит довольно взъерошенным в результате прошлой ночи: его волосы гораздо менее чистые, чем обычно, выражение глаз рассеянное, и он продолжает немного морщиться, касаясь спиной изголовья кровати. Сакура даже думать не хочет о том, что за картина там творится.
– Хочешь немного моей вафли? – Спрашивает девушка, старательно заглядывая в глубину горы черники, которую тщательно раздавила в печально выглядящую лужицу. Вряд ли это самая подходящая и элегантная вступительная фраза, которую она когда-либо использовала, но, черт возьми, выбрать легкое начало разговора становится намного сложнее, когда одной из вовлеченных сторон пришлось провести большую часть прошлой ночи, кусая губу, чтобы удержаться от выкрикивания имени другого человека, и оба из них знают это…
– Нет, – слишком быстро отвечает Итачи. – Я не…
– Да, – так же поспешно перебивает Сакура. – Прости. Я забыла, что ты не жалуешь вафли.
Как только обвиняющее предложение вырывается из ее предательских голосовых связок, куноичи заметно морщится.
– Верно, – бормочет нукенин, степень едва заметного унижения с каждым мгновением становится все выше. Не зная, что сказать, как и его… партнерше/любовнице, он соскальзывает с кровати и тихо крадется в один из углов комнаты.
Ирьенин наблюдает за ним краем глаза, прежде чем несколько раз моргнуть и решительно перевести взгляд на свое грустное отражение в остатках сиропа.
Внезапно рядом с ней приземляется рубашка.
Вздрогнув, Сакура ставит пустую тарелку на прикроватный столик, осторожно протянув руку и подняв предмет одежды, который неожиданным образом катапультировался. Это простая черная рубашка, слишком длинная и свободная для нее – и которая, кстати, идеально подошла бы Итачи.
Она резко смотрит на мужчину, скручивая рубашку в маленький комочек ткани, прижимая к груди. Учиха старается сохранять бесстрастное выражение лица, глядя на нее в ответ. – Наши средства почти исчерпаны, – спокойно говорит он. – Мы должны…
– Сменить локацию, – заканчивает Сакура немного вяло. Куноичи в ней берет верх, как это всегда бывает. – Мы приближаемся к побережью, и я помню, как Какаши-сенсей говорил, что уровень преступности там всегда выше, так что у нас будет больше заданий. Я думаю, что буду готова примерно через полтора часа или около того.
Итачи лишь кивает, прежде чем тихо проскользнуть в ванную. Он закрывает за собой дверь, прислоняется к ней и закрывает глаза, уже измученный.
Ками. Сакура – девушка, которую он хочет, желает, возможно, мог бы полюбить – сидит в их постели, завернутая в одеяло, после того, как была его всю прошлую ночь, а он…
Облажался. Полностью. Облажался до такой степени, что чудовищность и напряженность ситуации настолько ошеломляют нукенина, что поиск более сложного и характерного синонима становится невозможным.
Происходящее так совершенно, головокружительно ново. Итачи может быть вундеркиндом, но это, вероятно, та область, в которой он ничего не смыслит. Через час после того, как они с Изуми сделали этот конкретный шаг в своих отношениях, он прижал ее к себе, и она умерла у него на руках. С тех пор Учиха никогда не заботился о том, чтобы проводить какие-либо академические или литературные исследования эмоциональных последствий секса.
Возможно, предпочтительнее относиться к Сакуре так, как будто ничего не было. Итачи понятия не имеет, что на уме у напарницы в данный момент. Идея завязать непринужденный разговор по пути к побережью смехотворна. Мужчина не догадывается, что значила для нее прошлая ночь, и, честно говоря, он тоже не до конца понимает, что эта ночь значила для него. Впервые за столько лет Итачи испытал эмоции, настолько сильные и совершенно ошеломляющие, что, если бы его заставили описать их словами, он бы не знал, с чего начать.
Борясь с головной болью от напряжения, вызванной внезапным стрессом, который уже может предложить этот день, нукенин быстро принимает душ, смывая с себя последние остатки клубничного запаха и стараясь не переоценивать ситуацию еще больше. Кожа по всей спине сильно чешется при контакте с горячей водой, а также ощущается постоянная боль в нижней части спины, под бедрами. Даже не глядя в зеркало, Итачи может сделать вывод, что жжение, должно быть, вызвано тем, как Сакура впервые царапнула ногтями его кожу, а боль в пояснице, вероятно, усилилась, когда она обхватила его ногами…
Воспоминания, одновременно, посылают приятную дрожь по спине и заставляют нервы напрячься в полной противоположности удовольствию. Когда он, наконец, выходит из ванной, выпуская настоящую стену пахнущего сосной пара из горячей воды и несколько раздраженно проводя простой черной расческой по влажным волосам, Итачи резко останавливается и моргает. Он не делает ни малейшего движения, чтобы сопротивляться, когда Сакура вручает чашку дымящегося черничного чая. На девушке его рубашка: рукава свободно ниспадают до локтей, а подол опускается где-то чуть ниже середины бедра. Строгий, иссиня-черный материал контрастирует со спутанными розовыми волосами и яркими глазами. Учиха не уверен почему, но, видя ее такой, хочется отказаться от чая (действительно, что-то новенькое) и затащить напарницу обратно в постель, невзирая на эмоциональные последствия.
Итачи обычно старается изо всех сил избегать нелогичных поступков. Прошлая ночь была чертовски близка к тому, чтобы стать первой, и это, безусловно, сработало хорошо для них обоих. Поэтому он благодарит Сакуру, так же тихо и уклончиво, как всегда, и делает вид, что ее лицо ничуть не вытягивается, когда она проскальзывает мимо него, плотно закрывая за собой дверь.
Следующие пару недель даются им обоим нелегко. Все равно, что заново учиться существовать вместе после события, с которым ни Итачи, ни Сакура не знают, как справиться. Они не говорят об этом и даже не признают, что это каким-либо образом произошло. Факт, который раздражает куноичи все больше.
Каждую ночь, в обязательном порядке, они засыпают на противоположных сторонах кровати, а на следующее утро просыпаются, свернувшись калачиком: Сакура каким-то образом прижимается к нему, а Итачи всегда обнимает ее в течение ночи.
В течение этой недели становится до боли очевидно, что Учиха действительно не предполагал, что их единственная ночь вместе действительно будет означать начало чего-то… более глубокого. Мужчина обращается с ней так же, как и всегда. Они старательно возвращаются к тому, чтобы избегать любых форм физического контакта. Итачи по-прежнему неизменно вежлив, отстранен и бесстрастен, ему по-прежнему удается передать тысячу слов и значений легким поднятием брови или малейшей ухмылкой, и он продолжает присматривать за ней по-своему тонко. Сакура не знает, каких изменений она ожидала, но ей бы хотелось, чтобы что-то изменилось. Это так расстраивает. Ирьенин знает, что партнер заботится о ней больше, чем как о какой-то удобной вещи, которую можно использовать по необходимости. Харуно хотела бы, чтобы он мог показать ей это. Абсолютно ненавистно это признавать, но иногда, в конце дня, выслеживая и убивая других людей за деньги, останавливая биение их сердец, она жаждет нежного контакта. Поцелуя в щеку или в лоб, или простой роскоши держаться за руки – что-нибудь, что угодно, чтобы ощутить себя живой, дышащей девушкой, а не отточенной машиной для убийства, единственная цель которой – отнимать жизнь у других.
Ящик Пандоры, который они с Итачи открыли в ночь на восьмое июня, сводит ее с ума. Раньше Сакура не подозревала, что он способен на что-то похожее на привязанность, но большинство их взаимодействий в ту ночь были настолько нежными, что она потеряла дар речи. Гордость удерживает Харуно от того, чтобы добиваться какого-либо внимания. Раньше она, не задумываясь, положила бы голову ему на плечо, а он обнял бы ее в ответ, но, черт возьми, куноичи не хочет, чтобы Итачи думал, что ей что-то от него нужно, только потому что…
Просто она хотела, чтобы то, что произошло между ними, было чем–то большим, чем одна ночь. Отступница немного горько улыбается, сидя на подоконнике и наблюдая, как ветер колышет холодные серые волны. Стекло, к которому она прислонилась, холодит лоб. Ветер буквально разбрасывает чаек, и на краткий миг она вспоминает свою мать, которая прожила всего четыре месяца после того, как увидела, как единственная дочь получила звание чунина.
Ее мать, член Анбу. Преданная куноичи из Конохи, которая встречалась со своим первым парнем в течение четырех лет, прежде чем выйти за него замуж, как только они стали достаточно взрослыми. Сатоши, отец Сакуры, товарищ по команде ее матери времен генинства и капитан ее отряда Анбу.
Что бы сказала мама, если бы могла сейчас увидеть свою любимую дочь? Шестнадцатилетняя отступница и предательница Конохи, бесцельно блуждающая по миру, планирующая покушение на убийство и политический переворот, с двумя довольно потрясающими-любовниками-на-одну-ночь, составляющие ее репертуар романтического опыта.
Сакура закрывает глаза, прислоняет голову к стене и обхватывает себя руками. Она почти все время чувствует сильную усталость и истощение, независимо от того, сколько спит – вероятно, в результате огромного эмоционального напряжения, которое испытала за последние несколько недель.
Когда получаешь от жизни лимоны, сделай лимонад? Неуверенно подсказывает Внутренняя Сакура.
Девушка пытается немного подумать об этом, правда пытается.
Лимонада нет.
Неделю спустя
В лесу тихо, как в могиле. Единственное, что могут уловить необычайно обостренные чувства Итачи, – тихий, жуткий вой ветра в ветвях деревьев. Сегодня холоднее, чем обычно, в воздухе резко пахнет соленым привкусом близлежащего океана. Под его ногами крошечные песчинки смешиваются с грязью, и он едва может разглядеть густую темно-синюю линию моря через ограниченное пространство между густыми, слишком зелеными деревьями.
Резкий, громкий хруст внезапно нарушает мертвую тишину. Прежде чем Сакура успевает моргнуть, Итачи разворачивается с кунаем в руке.
Только для того, чтобы оказаться нос к носу со своей напарницей, которая инстинктивно замирает. Менее чем мгновенная оценка заставляет его поверить, что беспорядки вызвал не беглый заключенный номер 54 города Акита. Скорее, Сакура, которая держит небольшую деревянную палочку, на которую насажено несколько кусочков сырого зеленого манго с красным перцем чили, и смотрит на него очень озадаченно.
– Если так хочешь попробовать, мог бы просто вежливо попросить, – предлагает розововолосая куноичи, закончив тщательно пережевывать и глотать, ее тон сочится сарказмом. Не дожидаясь ответа, она кладет маленькую руку ему на грудь, слегка отталкивая со своего пути, и продолжает идти вперед по небольшой тропинке, заметно расширяя действие чакры, чтобы обнаружить любое присутствие. Учиха не может не прищуриться, глядя ей в спину. – Ты правда думаешь, что сейчас самое подходящее время для таких вещей? – Холодно спрашивает он.
Девушка улучает момент, чтобы бросить на него незаинтересованный взгляд через плечо. – Учитывая, что продавец на пляже практически раздавал эти палочки, а цели нигде поблизости нет, и я закончу через пять минут или около того – да, я действительно так думаю.
Сильный, едкий аромат сырого, соленого и посыпанного перцем манго улавливается и разносится ветром. Нукенин принимает настороженный вид. Запах определенно выделяется в этом районе и может служить предупреждением для любых беглецов. – Интересный выбор, – сардонически замечает шиноби.
Игнорируя тон, Харуно продолжает идти. Большая часть ее внимания посвящена сканированию окружения. Лес пуст, за исключением одной чужеродной сигнатуры чакры, которая может оказаться подходящей для их цели, находящейся на дальней стороне пляжа. Возможно, неизвестный пытается поймать немного свежей рыбы из океана, поскольку у него явно нет возможности прогуляться на один из рыбных рынков в городе.
– Да, хороший, – рассеянно отвечает ирьенин, ее мысли заняты другим. Она поворачивает на восток, следуя пути, который прокладывает чакра. – Я действительно испытывала тягу к этому последние несколько недель…
Тягу?
Своеобразный выбор слова сразу же вызывает давно забытое воспоминание о том, как в пять лет он стоял на кухне и неловко смешивал рис, соевый соус и обильное количество арахисового масла в маленькой фарфоровой миске для своей матери. Учиха помнит, что был недоволен странной консистенцией не менее странной смеси, когда осторожно держал миску в руках и шел с ней к кухонному столу, но Микото, тем не менее, убрала его волосы со лба и нежно поцеловала в макушку.
– Большое спасибо, Итачи-кун, – прошептала женщина, находящаяся на шестом месяце беременности, положив одну руку на свой живот, одарив сына мягкой улыбкой. – Надеюсь, что твой младший брат будет таким же милым, как и ты.
Нукенин моргает один раз, ледяная оболочка самообладания дает трещину при воспоминании, странных кулинарных пристрастий матери. Тогда она даже отдаленно не выглядела беременной: все такая же миниатюрная и стройная, и, если он правильно помнит, родители узнали об этом только два месяца спустя. Немного отчаявшись и чувствуя, как будто что-то холодное и ледяное заползло в грудную клетку и умерло там, Итачи вспоминает ночь восьмого июня. Они не использовали никаких… методов контрацепции. Это было последнее, о чем думал Учиха в тот момент, что означает…
Итачи спотыкается о выступающий корень дерева.
Честно говоря, нукенин думает, что теряет сознание на самое мимолетное мгновение, потому что следующее, что Итачи полностью осознает, – это рука Сакуры, которая без усилий удерживает его от падения. – Что за черт? – Розововолосая куноичи огрызается, отпуская и свирепо глядя на него. Мужчина изо всех сил пытается вспомнить, была ли его милая, уравновешенная мать когда-либо раздражительной на ранних стадиях беременности. Он выпрямляется и встречает ее взгляд так спокойно, как только может.
По причинам, которые Харуно сомневается, что когда-либо сможет понять, почти отчаянный взгляд Итачи несколько раз перебегает с ее лица на палочку недоеденного сырого манго. Она скептически поднимает бровь, глядя на партнера. На этот раз состояние полной согласованности артикуляции Итачи, кажется, дало сбой. Он смотрит на манго, потом еще раз на нее, прежде чем решительно перевести взгляд на усыпанную песком лесную подстилку.
– Ты…
Слова звучат более хрипло, чем обычно. Предложение обрывается на середине, из-за чего Сакура поворачивается, нетерпеливо глядя на него. – Что?
Угольно-серый взгляд Итачи снова заметно перебегает с ее лица на палочку манго.
– Тяга, – наконец произносит нукенин, более чем шокированный тем, как голосу удалось вернуть свое обычное, отстраненное звучание. Партнеры смотрят друг на друга. Однако сумеречный лес кажется слишком большим, и впервые в жизни Итачи чувствует себя маленьким и незначительным. Казалось, он теряет контроль над окружающим миром и своим восприятием его. Шиноби ненавидит это. – Думаешь, ты могла бы быть… – Учиха снова замолкает, проглатывая слово.
Ветер воет в лесу, принося еще один порыв резко соленого воздуха. В данный момент поимка сбежавшего преступника – последнее, о чем думает Сакура, инстинктивно обхватив себя руками, делая шаг назад.
– Нет, – у ирьенина перехватило дыхание, потому что даже мысль об этом пугает. – Я имею в виду – это невозможно.
Он пристально смотрит на приглушенный оранжево-пурпурный закат, желая, чтобы все разрешилось. – Как так? – Спрашивает Итачи, даже в такой ситуации умудряясь скептически приподнять бровь. – Мы не…
Куноичи заставляет себя небрежно махнуть рукой, отворачиваясь. Ей хотелось поговорить о том, что произошло между ними, но не обязательно в этом контексте. – У меня все было под контролем.
Выражение, которое в кои-то веки ясно видно в глазах Итачи, дает понять, что это единственный случай, когда он не будет удовлетворен неопределенным, уклончивым ответом, о чем говорит партнерше в недвусмысленных выражениях.
Застигнутая врасплох нехарактерной напористостью, Сакура встречает его взгляд, скрещивая руки на груди. – Одиннадцать месяцев назад, покинув Коноху, я решила, облегчить себе жизнь в качестве отступницы, – прямо говорит девушка, заставляя тон оставаться как можно более профессиональным. – Менструация не вписывалась в этот план, так что Цунаде-шишо научила меня, как ее остановить… раньше.
Учиха моргает один раз, выглядя несколько шокированным и явно разрываясь между инстинктивной мужской реакцией пробормотать «слишком много информации», а затем избегать ее в течение следующих нескольких часов из принципа, или возможностью настаивать на подробностях.
Со своей стороны, куноичи поворачивается и уходит. Они в тишине пробираются через лес и выходят на мили пустынного пляжа. Песок тускло-коричневого цвета контрастирует с яркими красками неба, вызванными медленно заходящим солнцем, и глубокой, многогранной синевой океана. Обычно один только вид и звук волн, разбивающихся о песок, наполняли бы ее невыразимой потребностью сбросить сапоги и броситься в воду сломя голову, но прямо сейчас на сердце у девушки слишком тяжело, чтобы даже думать об этом.
Как ни удивительно, Итачи нарушает тишину, установившуюся между ними. – Значит, нет абсолютно никаких шансов, что ты могла бы быть…
Тихо прозвучавшие слова Сакура прерывает одним покачиванием головы. – Нет. – Ветер приводит розовые волосы в спутанный беспорядок, и она нетерпеливо приглаживает их рукой, которая слегка дрожит. Ирьенин знает, что это технически невозможно, но перспектива быть беременной куноичи–подростком – в то время как мир шиноби потрясен интенсивной, жестокой политической войной, тревожит и пугает достаточно, чтобы проверить технику и провести краткий медицинский осмотр как только они найдут какую-нибудь гостиницу на ночь.
– А что, если бы была?
Слова произносятся резче, чем хотелось – черт возьми, она даже не собиралась произносить их вслух. Мужчина смотрит на нее, плотнее закутываясь в плащ Акацуки, выражение его глаз немного мягче, чем обычно, но такое же нечитаемое. Он ни в малейшей степени не враждебен. Сакура чувствует себя глупой, как покрытая грибком, безмозглая золотая рыбка, из-за того, что задала подобный вопрос. – Я бы попросил тебя выйти за меня замуж, – голос нукенина едва слышен из-за порывов ветра, он смотрит на океан. Такая откровенная честность беспрецедентна с его стороны, но Учиха действительно не может сказать ничего другого в ответ. В любом случае Итачи нечего терять. – Мы бы нашли приличное, мирное место, пока война не прекратится, и я, вероятно, взял бы на себя различные миссии в этом районе, чтобы прокормить нас троих… Кроме того, я уверен, что мы могли бы научиться правильно ухаживать и воспитывать ребенка.
Что ж, все обернулось плачевно. Сакура была бы менее ошеломлена, если бы полоса песка перед ней внезапно превратилась в гигантского монстра, похожего на Годзиллу, и нанесла удар в живот. Слишком много долгих мгновений она не может найти слов, хотя Итачи выглядит таким же отстраненным, как и всегда. Будто не он только что сделал ей предложение, в каком-то переносном и извращенном метафорическом сценарии «что, если». Куноичи не может не думать о том, на что это было бы похоже – но без всей этой истории с матерью-подростком…
Существует определенное количество эмоционального замешательства и осложнений, которые не следует превышать. Есть черта, которую нельзя пересекать.
У Сакуры такое чувство, что слова Итачи только что заставили ее переступить черту; достаточно, чтобы не осталось выбора, кроме как прибегнуть к своему главному механизму преодоления – отрицанию. Этого разговора никогда не было. И, если бы в ее голове осталась хоть капля здравого смысла, она бы изо всех сил постаралась притвориться, что секса с ним тоже никогда не было.
Они находят осужденного, жарящего рыбу у огромного костра на пляже. Учиха бросает в него несколько сенбонов с расстояния около тридцати метров, каждый из которых точно попадает в нужные точки для обездвиживания. Подобные ситуации не дают девушке забыть, насколько он опасный и исключительный шиноби. Это знание не перестает посылать легкую дрожь опасения по спине. Ирьенин знает, что с ним она в безусловной безопасности, но этого нельзя сказать об остальных ее близких.
Они выходят из офиса правоохранительных органов Акиты, двадцать минут спустя, льет ледяной дождь. Харуно закрывает глаза в явном разочаровании: им предстоит пятьдесят миль пешком до следующего города, потому что в этом, по-видимому, все места заняты. Вдобавок ко всему, ломтики манго лишь на время утолили ее тягу – голод, поспешно исправляется девушка, ей хочется еще еды, а грунтовые дороги невероятно грязные и коварные для ходьбы в такую погоду. Не говоря уже о том, что она промокла до нитки и замерзла. Ее жилет без рукавов, короткая юбка и шорты лучше всего подходят для дневной летней погоды, но не для муссонных штормов, которые обычно разыгрываются после наступления темноты.
Сакура скрещивает руки на груди, едва удерживаясь от того, чтобы не наступить в особенно мерзкую грязную лужу, внезапно обнаружив, что партнер уводит ее с проторенной дороги. Хватка от дождя влажная, но крепкая. Нукенин отказывается отпускать, пока они не найдут приличное укрытие под деревом. Харуно недоверчиво смотрит на него, прекрасно понимая, что они не обменялись более чем пятью словами подряд с того инцидента на пляже.
Игнорируя выражение ее лица, мужчина быстро снимает свой плащ Акацуки (под ним на шиноби обычные черные брюки и черно-серебристая сетчатая рубашка) и протягивает черно-красную ткань с рисунком напарнице. – Возьми, – резко приказывает Учиха.
Реакция Сакуры мгновенна и интуитивна: она отшатывается, как будто Итачи только что протянул ей гигантского бирманского питона и попросил обернуть его вокруг шеи. – О, черт возьми, нет! – Шипит куноичи, отступая на тропинку с выражением крайнего отвращения. – В тот день, когда я надену это, ад замерзнет…
– Это не посвящение в Акацуки, ради Ками, – резко парирует мужчина. Прошедший час также сказался на его и без того измотанных нервах. – Нет никакой логической причины для того, чтобы ты замерзла и промокла.
Ирьенину приходится сдерживать инстинктивное возражение Внутренней Сакуры о том, что он мог бы просто согреть ее, если следовать логике. Она кладет руки на бедра, отвечая на его взгляд лучшим, что может предложить. На мгновение Итачи забывает, зачем они вообще ввязались в очередную бессмысленную ссору. Партнерша промокла до нитки, дрожит и слишком бледна, хотя зеленые глаза горят той же горячей жизненной силой, которая не угасает весь период их знакомства. Нукенин ничего так не хочет, как притянуть к себе Сакуру, прижать дереву и…
– Можешь вывернуть его наизнанку, – вместо этого предлагает Учиха, заставляя себя отвести взгляд.
Девушка смотрит на него несколько мгновений, будто понятия не имеет, что сказать, но, все-таки прислушивается к совету. Ткань на удивление тяжелая и теплая, к тому же водонепроницаемая. Без дальнейших происшествий они преодолевают полпути до следующего города, прежде чем остановиться в маленьком баре, чтобы перекусить. Нукенин сначала отказывается из принципа, но даже он не может отрицать, что им потребуется какая-то форма пропитания, чтобы своевременно преодолеть следующие двадцать пять миль.
Итачи и Сакура заходят в бар. По крайней мере, для куноичи это звучит как начало одной из тех действительно дурацких шуток, хотя по почти физически расстроенному выражению лица ее партнера слишком ясно, что он не считает это поводом для смеха. В баре не многолюдно, но слишком дымно и довольно громко звучит музыка, запах различных видов алкоголя настолько силен, что отступница рассеянно задается вопросом, не пьянеет ли она, просто вдыхая пары. Итачи выглядит совершенно неуместно, однако ему удается найти для них самый темный и отдаленный угол во всем заведении.
– Разве не забавно? – Риторически спрашивает Харуно, подпирая подбородок рукой, угрюмо уставившись на приклеенный к стене квадратик картона, рекламирующий все доступные блюда и напитки.
Мужчина не отвечает, так как слишком занят, бросая на каждого посетителя бара очень подозрительные, параноидальные взгляды.
Сакура слегка вздыхает, на мгновение закрывая глаза, прежде чем снова открыть их и затуманенным взглядом уставиться на деревянный стол под локтями. Искушение опереться на его плечо растет с каждой минутой, держать желание под контролем становится все труднее. – Ты должен купить мне выпить, – бормочет куноичи. Вопреки распространенному мнению (учитывая, кто был ее наставницей), девушка никогда не употребляла алкогольных напитков, но, как всегда утверждала Цунаде-шишо, они являлись чудодейственными лекарствами.
