Текст книги "Before The Dawn (ЛП)"
Автор книги: Lady Silvamord
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 44 страниц)
– А после того, как они узнают правду? – Спрашивает девушка более резко, чем намеревалась. Но Изуми так же умна, как и наследник клана, она складывает кусочки вместе менее чем за секунду, а затем все вокруг нее, кажется, исчезает. Сердцебиение куноичи замедляется почти до полной остановки, прежде чем начать снова, в два раза быстрее. – О, ками, – говорит еле слышно. – Они бы не стали. Они бы не стали просить что–то подобное… Они бы не заставили тебя…
В следующую секунду Изуми чувствует, как один из его пальцев прижимается к ее губам, мягко заставляя замолчать, не отрицая (это ужасное предположение, которое, кажется, возникло где-то за пределами ее худших кошмаров). Поскольку девушка никогда не отличалась стойкостью, она падает в объятия Итачи, дрожащая от смеси шока и недоверия. – Когда?
Итачи пытается не выдавать своего состояния, как будто у него достаточно сил для них обоих, но она слышит хрипоту в голосе. – Двенадцатого октября.
Сегодня тринадцатое мая.
Следующее, что осознает Изуми – у нее кружится голова. Итачи нежно откидывает ее волосы назад, когда девушке внезапно становится очень плохо. Ногти так сильно впиваются во влажную почву, что это причиняет боль.
После того, как все закончилось, он прислоняется к дереву и позволяет куноичи свернуться калачиком в его объятиях. Изуми смутно осознает, что она все еще сильно дрожит. Даже Итачи, вундеркинд клана Учиха, самый сильный из них, слегка дрожит. Они смотрят на темное, безлунное небо.
Несмотря на его новые обязанности, Итачи и Изуми каждую ночь встречаются на берегу реки Накано. Они не всегда разговаривают, но он обнимает ее достаточно крепко, чтобы на следующее утро появлялись синяки на ребрах. С каждым проходящим днем (с каждым разом, когда он смотрит в глаза своей матери, чувствует тяжесть руки отца на своем плече и тычет маленького Саске в лоб), он думает, что разваливается на части, еще больше теряя себя.
Каждую ночь ему снятся кошмары о том, на что это будет похоже. Он не спал больше недели.
– Итачи, – однажды ночью шепчет Изуми. С приближением лета становится теплее, воздух благоухает, тяжелея от веса их секретов. Ее голос звучит отдаленно. – Я не хочу дожить до того дня, когда…
Шиноби думает, что дает какой-то мягкий ответ, но девушка берет его за руку, крепко сжимая, глядя с каким-то тихим отчаянием, которого он никогда раньше не видел. – Ты не понимаешь, – легкий ветерок шевелит ее волосы, когда Изуми пытается улыбнуться, что выглядит совершенно неправильно. – Я не собираюсь доживать до двенадцатого октября.
Ему требуется мгновение, чтобы понять, что она имеет в виду. В следующую секунду он убирает свою руку. – Ты же не имеешь в виду…
Эта инстинктивная реакция, одна из единственных вещей, которая рождается из чистых эмоций и ничего больше. Как еще можно реагировать, когда тебе говорят, что близкий человек намерен прекратить свое существование?
Глаза Изуми мерцают внезапным гневом. – Что я должна делать, Итачи? – Почти кричит она, ее голос ломается от напряжения. – Неужели ты думаешь, что в ту ночь я просто позволю тебе убить меня? Буду лежать в своей кровати спиной к двери и притворюсь, что не слышу, как ты убиваешь моих родителей внизу. Буду все это время считать минуты, которые тебе понадобятся, чтобы дойти до моей комнаты? Ты хочешь, чтобы я заранее приняла какие-нибудь таблетки, чтобы тебе пришлось убить меня, когда я уже ничего не почувствую, или предпочитаешь, чтобы я сначала поцеловала тебя на прощание, а потом приставила твою катану к своему горлу?
Голос девушки стал низким и ядовитым. Впервые с тех пор, как все началось, Итачи чувствует, как сжимается горло, он ненавидит это. – Прекрати, – парень говорит грубее, чем когда-либо с ней. – Я не буду…
– Ты не убьешь меня? – Тихо, с горечью спрашивает Изуми. – Ты не хочешь меня убивать. Точно так же, как не хочешь убивать свою мать, или отца, или Саске, или кого-либо еще, но… Ты можешь спасти только Саске, Итачи. Ты собираешься спасти младшего брата и скормить ему ложь. Он вырастет, и это разрушит его изнутри. Остальным из нас повезет больше.
Итачи хочет сказать, чтобы она этого не говорила, хочет сказать, что они могут найти способ инсценировать ее смерть. Они могут покинуть деревню вместе, попытаться убежать от кошмара, которым были последние месяцы и которым станет будущее.
Он не может.
Изуми наблюдает за его мучениями, смаргивая слезы и снова обняв его за плечи. – Я люблю тебя, – выдыхает девушка. Правда последних пятнадцати лет, наконец, проявляется в мягких словах, приглушенных жестким металлом униформы Анбу. – Пожалуйста, помоги мне сделать это.
Итачи отказывается. В ту ночь и все последующие.
– Мангекьё тебе все равно понадобится, – указывает Изуми, срывая лепестки с цветка и бросая их в реку, один за другим. Они становятся кроваво-красными на фоне темной воды. Девушка более отстраненная, более замкнутая, чем когда-либо прежде. Сейчас она больше похожа на куноичи, которую клан всегда хотел видеть. – Старейшины действительно приказали тебе… изменить свое поведение, да? Вызвать подозрения, чтобы все было немного более… – она отводит взгляд, усиленно моргая, – …правдоподобно, когда это произойдет? И что может бросить на тебя тень больше, чем… это?
Итачи пытался игнорировать ее последние полчаса, но вынужденно наклонил голову на долю дюйма. – Да.
Изуми берет его руку в свою, переплетая их пальцы. На самую короткую долю секунды призрак обычного юмора возвращается. – Таким образом, ты убьешь двух зайцев одним выстрелом.
Он отстраняется от нее.
– Неужели старейшины клана действительно должны поверить, что я убью тебя, из всех людей? – Огрызается парень – на самом деле огрызается, как делал это только однажды раньше – на Изуми, на следующий день после ее заявления. – Твоя логика жалка…
Куноичи бросает на него уничтожающий взгляд, поджимая под себя колени в почти скромной манере. – На сегодняшней встрече они сказали мне присматривать за тобой, понимаешь? А это значит, что твои небольшие изменения в поведении не останутся незамеченными. И, – девушка слегка ухмыляется, – они знают, что, несмотря на это, мы все еще друзья.
Итачи моргает, пораженный внезапной сменой темы, Изуми прислоняется к нему. – Ты вундеркинд, – тихо говорит девушка. – Вундеркинд, который, по слухам, постепенно становится неуравновешенным. Который избегает общества всех остальных, кроме своей любимой ближайшей семьи… и своей дорогой кузины Изуми.
Учиха знает, к чему она клонит, и почти незаметно напрягается, но тем не менее куноичи продолжает говорить. – Представь свою реакцию, если бы ты узнал, что твой самый близкий и надежный друг продавал твои секреты старейшинам клана, – голос Изуми стал еще мягче, звуча гораздо отдаленнее. – Ты бы, наверное, сорвался. Убил в отместку… предположительно. – Она делает паузу, опустив босую ногу в быстрое течение реки Накано. – Это может быть утопление. А можно даже выдать за самоубийство. – Девушка позволила себе легкую ироничную ухмылку. – Твоя вина, конечно, никогда не будет доказана. В любом случае, ты получил бы Мангекьё, что говорит само за себя. Конечно, они заметят. Это заставило бы остальных членов клана перешептываться. И… основательно подготовься для роли, которую собираешься сыграть.
Итачи закрывает глаза. Изуми говорит о самоубийстве, но иногда ему кажется, что это он хочет совершить подобное. Перестать дышать, остановить биение сердца, перестать существовать…
– Твоя логика жалка, – повторяет он настолько ровным тоном, насколько может, но пальцы девушки сжимаются вокруг его пальцев. Ее логика совершенна, и они оба это знают.
За несколько месяцев они прошли путь от почти легкомысленных разговоров о вещах, держась за руки и обмениваясь невинными (и не очень невинными) поцелуями на лугу, до коленопреклонения на берегу реки Накано и планирования преждевременной кончины Изуми, как будто это не более чем сюжетный ход в ужасающе гротескной пьесе. Итачи ненавидит происходящее.
– Моя предсмертная записка, – однажды вечером сообщает куноичи, протягивая ему листок. Буквы написаны зеленой ручкой на бумаге, которая настолько выцвела, что почти прозрачна. Несмотря на миллионы зверств, которые он видел и совершил, Итачи практически отшатывается. – Имею в виду используй шаринган, чтобы скопировать мой почерк и набросать настоящую… В любом случае, именно это они и заподозрят.
Улыбка Изуми не касается глаз, когда она кладет сложенный лист бумаги рядом с ним. Впервые за долгое время Итачи берет ее за руку.
Как ни удивительно, именно он поднимает этот вопрос, как только становится очевидным, что Изуми даже не думала шутить.
– Как ты это сделаешь? – Шиноби не может заставить себя посмотреть на нее. Двенадцатое октября подкрадывается все ближе и ближе. Сейчас первая неделя сентября, а Итачи уже невольно уходит в себя, сосредотачиваясь на том, чтобы провести каждый момент с матерью, отцом, маленьким Саске и, конечно же, Изуми, пока еще может. Потому что это станет невозможным, после того, как она… Парень с поразительной ясностью знает, что семья поддержит его, но они не смогут избавиться от неуловимых остатков подозрений. Ничто никогда не будет прежним.
Она молчит несколько долгих мгновений. – Не знаю, – наконец признается девушка. – Я думала об этом прошлой ночью. Может быть, точки давления. Или один импульс чакры к сердцу должен сработать.
Изуми достает из кармана потрепанную диаграмму точек человеческого давления. Никому из них это не нужно, но они расстилают его на земле и смотрят на нее сверху вниз. Итачи смотрит на человека, старательно нарисованного красными чернилами на бумаге, каждая смертельная точка обведена черной ручкой. Он не может представить подругу на его месте. Слишком сильно ударяя по основанию ее шеи или солнечному сплетению, надавливая на виски, прикладывая руку к груди и посылая один-единственный холодный импульс чакры прямо из его ладони в ее сердце…
У них осталась ровно одна неделя.
Итачи притягивает ее в свои объятия, внезапно и бесцеремонно, из-за чего она визжит и сминает карту под коленями. Это, вероятно, самая нехарактерная вещь, которую он когда-либо позволял себе. Изуми смотрит на него в замешательстве, но парень лишь немного наклоняет голову, так что его нос касается ее щеки, а длинные пряди его волос щекочут ее ухо. – Давай не будем говорить об этом, – предлагает Учиха голосом грубее, чем обычно.
Прозвучало настолько близко к мольбе, что Изуми в молчаливом согласии прижимается губами к его губам.
Они не говорили об этом всю прошлую неделю.
Почва под их коленями влажная. В воздухе пахнет листьями, превращающимися из зеленых в золотые. Солнце только что село. Река, как обычно, бушует рядом. Все было спланировано и организовано. Изуми одета в свой обычный наряд из простой черной футболки и короткой юбки песочного цвета, а Итачи одет в униформу Анбу и красный шарф, который она купила ему так давно. Они стоят на коленях друг напротив друга, держась за руки, как будто это какая-то извращенная брачная церемония.
Оба пытаются притвориться, что не впиваются друг в друга глазами, зная, что это последний раз, последняя ночь. Наконец, Изуми слегка наклоняет голову, из-за чего волосы падают на глаза. – Готов? – Тихо спрашивает она.
– Нет, – бормочет Итачи в ответ.
На несколько мгновений оба не уверены, что делать. Но затем, демонстрируя скорость, о которой до сих пор ходят легенды, Изуми наклоняется вперед и запускает пальцы в его волосы. Они целуются более чем отчаянно, хотя это не входило в первоначальный план. Руки Итачи слегка дрожат, когда он обнимает ее, притягивая к себе так близко, как только может. Спустя какое-то время девушка отстраняется, очень робко улыбаясь. – Время вышло из–под контроля, – говорит куноичи, прижимаясь лбом к его шее, целуя точку пульса, чтобы скрыть внезапную нервозность – иррациональную, учитывая, для чего она на самом деле была здесь. – Но… я все еще хочу…
Изуми прерывается. Итачи притягивает ее обратно к себе. Они замолкают.
Мир замедлился для них двоих. Снова одевшись, руки Итачи упираются в спину Изуми, пока она вдыхает и выдыхает, изо всех сил стараясь успокоиться. Шиноби на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь ощущением того, как ее сердце бьется рядом с его, словно одно целое. Однако их сердца буквально колотятся о грудную клетку по совершенно разным причинам. – Ты сможешь это сделать? – По прошествии нескольких минут спрашивает парень. Несмотря на тщательно продуманный план и безупречную логику, он надеется, что у нее сдали нервы, после того, что они только что сделали.
Изуми делает еще несколько глубоких, успокаивающих вдохов, прежде чем выпрямить спину, чтобы они смотрели друг другу в глаза. – Могу. Просто… держись за меня?
Он так и делает.
Никто ничего не может сказать. В конце концов, они оба говорят, и делают это в одно и то же время, что вполне уместно – пятнадцать, почти шестнадцать лет назад они произнесли свои первые слова в течение одной недели. Их история не должна была так закончиться.
– Я люблю тебя, – выдыхает Изуми в ту же секунду, когда он говорит то же самое (первый раз, когда он когда-либо говорил ей это), слова приглушены ее волосами.
Итачи чувствует ее улыбку на своей шее. Девушка слегка меняет позу, из-за чего он чувствует, как Изуми прикладывает руку к груди.
Он видел смерть миллион раз.
Учиха неподвижно закрывает глаза и чувствует оцепенение. Чувствует пульсацию чакры, которую она посылает прямо в свою грудь.
Изуми вздыхает. В последний раз. Расслабляется, что слишком напоминает то время, когда она заснула в его объятиях несколько месяцев назад, еще до того, как все это началось.
Непроизвольно горло Итачи сжимается. Он кладет дрожащую руку сбоку на ее шею. Ничего.
Он не думал, что посттравматическое стрессовое расстройство может развиться так быстро, но уже замечает, что испытывает все симптомы. Шиноби очень осторожно укладывает Изуми на спину (она выглядит такой безмятежной; если немного наклонить голову вправо, то можно увидеть тень улыбки на ее лице). Итачи не может заставить себя сделать это, но у него нет выбора.
Он сжимает руку на ее горле. Все внутри сворачивается в клубок и умоляет детским голосом, желая, чтобы все это прекратилось. Наследник клана усиливает хватку, ненавидя каждое мгновение, но необходимо убедиться, что у Изуми останутся синяки. Итачи ослабляет хватку, чувствуя отвращение к расплывчатым, едва заметным пурпурно-синим узорам, которые начинают расползаться по ее шее. Она оставила записку на своем столе дома, ее родители уехали на задание. Все почти закончилось.
Итачи не плакал с тех пор, как был ребенком. И не собирается делать это сейчас. Но горло буквально горит огнем, а глаза – яростью. Мышцы словно сводит судорогой, когда он поднимает возлюбленную на руки. Это так больно, так невыносимо: держать ее, прикасаться к ней. Каждый участок его кожи, соприкасающийся с девушкой, чувствует агонию, но Учиха не хочет ее отпускать.
Он знает. Он должен. Итачи падает на колени на берегу бушующей реки и отпускает Изуми. Отворачивается, секунду спустя, не в силах смотреть. Шиноби не может даже находиться в этом лесу, где они впервые разделили все. Наследник клана находит дерево, к которому можно прислониться, повернувшись спиной к реке.
Впервые он потерял часть себя.
До двенадцатого октября осталось чуть меньше месяца.
Итачи закрывает глаза и с горечью думает, что ему следует начать привыкать к этому.
Он остается вдали от дома в течение трех дней, хотя никто даже не начнет искать Изуми, пока не пройдет неделя – средняя продолжительность ее миссий. Учиха отправляется на одиночную миссию, как будто это может чему-то помочь.
Итачи возвращается. Никто никогда не мог понять его полностью, но каждый заметил, что с ним что-то не так. Однажды вечером Микото убирает несколько длинных прядей волос с его лица, легонько поглаживает висок и выглядит обеспокоенной…
И он вздрагивает. Неистово. Он горит.
Два дня спустя отец почему-то похлопывает его по плечу. Реакция такая же.
Требуется неделя, чтобы понять, что всякий раз, когда он прикасается, когда к нему прикасаются или когда он даже видит что–то подобное – он думает об Изуми. Чувствует, как она умирает в его объятиях. Вспоминает, как он обхватил руками ее слишком неподвижное горло и усилил хватку.
В гостиничном номере слишком тихо, слишком холодно. Слишком пусто. Итачи находится в центре города, на многие мили вокруг нет ни одной реки, но все еще слышит шум бушующей воды, которая поглощает…
Учиха встает, почти машинально заваривает чашку чая. Делает глоток, а потом понимает, что этот чай – ее любимый. Он идет в ванную и выливает его в раковину.
Да, это старая рана. Это случилось пять, почти шесть лет назад, но он все еще чувствует остаточные эффекты каждый день, все еще с трудом перенося прикосновения. Изуми была его первой, последней и примерно полчаса назад – единственной.
А потом появилась Сакура.
Итачи смутно осознает, что вздыхает, проводя пальцами по волосам. Он до сих пор не может поверить, что перепутал их, из-за чего ненавидит себя. Подобные ошибки для его не характерны. Нукенин знает, что Изуми больше нет, но когда Сакура только что ушла, как… Это все равно что увидеть привидение. По какому–то неподходящему повороту судьбы она даже была в той же одежде, ради Ками. Итачи не в первый раз задается вопросом, почему он не заметил почти сверхъестественного физического сходства раньше – возможно, потому, что никогда не искал его. Но подсознательно, возможно, какая-то его часть осознавала это. Сколько раз он ловил себя на том, что просто смотрит на Сакуру, впитывая выразительность зеленых глаз, изучая каждый из тонких нюансов языка ее тела?
До этого Итачи упорно отказывался признавать, что находит Сакуру привлекательной – отчасти просто потому, что он не испытывал подобных чувств ни к одному другому человеку со времен Изуми. Кроме того, учитывая нынешнюю ситуацию, такие отношения были бы… неуместны, и не только потому, что она на добрых пять лет моложе.
Учиха хмурится, прежде чем потянуться к пакетику черничного чая и заставить себя вернуться к текущему вопросу. Чай сладкий, но он почти незаметно морщится, вспоминая реакцию Сакуры сразу после их… взаимодействия. Она ответила ему, да, но это могло быть просто из-за инстинкта, или…
Саске?
Мысль приходит из ниоткуда, Итачи закрывает глаза. Он не может – не позволит – себе думать об этом.
Но больше всего его пугало то, что после того, как они так страстно целовались и прикасались друг к другу, после того, как девушка перестала использовать хенге и посмотрела на него своими влажными зелеными глазами, и он почувствовал, как его пальцы коснулись розовых волос, – тогда у него не было иллюзий относительно того, кто она такая. Сакура, и никто другой.
На мимолетные мгновения Итачи захотелось снова наклониться ближе, захватить ее губы своими, запустить пальцы в волосы куноичи и чтобы она сделала то же самое с ним, проследить и изучить контуры стройной фигуры своими руками. Мужчина хотел, чтобы она обняла его за плечи и выдохнула его имя этим слегка смущенным и полным желания голосом…
Тогда Учиха отступил, как встревоженный почти непреодолимым импульсом, так и внезапным, травмирующим напоминанием об Изуми.
Даже сейчас Итачи не уверен, что пытался сказать Сакуре, но, по общему признанию, он не винит ее за то, что она ушла. Напарница, очевидно, была шокирована, потрясена до глубины души тем, что произошло. Ненависть к себе была ясно видна в зеленых глазах. Харуно не будет еще два дня, а это значит, что до тех пор у них не будет возможности предпринять какие-либо попытки примирения. Нукенин вздыхает от осознания того, что они вдвоем наконец-то добились комфортного партнерства, но теперь… все оказалось сложнее, чем можно себе представить.
Итачи смотрит на чашку в руках невидящими глазами. Сакура. Коноха. Мужчина не скажет, что беспокоится о ней, за нее – он не имеет на это права.
С другой стороны, как указала ирьенин, он также не имел права убивать это жалкое подобие капитана Корня ради нее.
Учиха снова вздыхает, закрывает глаза и устало прислоняется головой к стене. Сейчас только полдень, но он полностью истощен эмоционально и во всем остальном. До этого Итачи был не в состоянии распознать чужеродную эмоцию, затаившуюся в глубине своего сознания, но теперь он может понять это как… замешательство. Он не чувствовал себя таким неуверенным и противоречивым с тех пор, как был подростком, непосредственно перед тем, как его вынудили покинуть Коноху. Из всех вещей, вызывающих столь неприятное чувство, это должно быть что-то столь же тривиальное, как… девушка. Сакура.
Как бы то ни было, Итачи знает, что следующие два дня будут потрачены не на что иное, как на серьезные размышления.
Поздно ночью
Сакура не понимала, как сильно скучала по ним, пока они снова не оказались вместе.
Отступница вырывается из своего минутного созерцания внезапным ударом подушки по ноге. Она приоткрывает глаз, прислонившись к подоконнику, любуясь залитой лунным светом деревней. – Ино, какого…
Яманака сияет, возвращая подушку. – Ты же не думала, что я заснула, не так ли? Как будто я стала бы тратить драгоценные часы ради чего-то посредственного, вроде отдыха, в самом деле…
Сакура игриво закатывает глаза. Девушка добралась до Конохи, встретила на полпути и помогла Иноичи Яманака ранее вечером. Ками, она и Ино с трудом перестали беспомощно рыдать и были вынуждены ослабить смертельные хватки вокруг ребер друг друга. Затем вместе с десятой командой они провели следующие шесть часов, сидя на кухне и непрерывно разговаривая. Их компания обменялась отрезвляющими новостями. Харуно была потрясена, увидев, насколько изможденными были ее лучшие друзья. Чоджи выглядел совершенно мрачным, часть сияющего, вездесущего света в васильковых глазах Ино потускнела, а Шикамару стал… жестче и намного измученнее. Ирьенин тихо вздыхает, осознавая, что последние девять месяцев сказались на них всех.
Но это не главное – куноичи просто счастлива быть здесь. В теплой, уютной, знакомой комнате Ино, где она проводила бесчисленные часы, разговаривая с лучшей подругой, лежа на изношенном фиолетовом одеяле, небрежно брошенном поверх слишком мягкой кровати. В комнате царит уникальный аромат цветов и лака для ногтей, созданный в начале их учебы в Академии, когда Ино показывала, как лучше сочетать цвета. Потом Сакура демонстрировала свою уверенную, аккуратную руку, делая маникюр с использованием их любимого ярко-зеленого лака для ногтей.
Харуно смутно осознает, что отворачивается от окна, сворачивается калачиком в ногах Ино и кладет голову на одну из подушек. – Ками, – выдыхает она, глядя на лучшую подругу, которая прижимает колени к груди и выглядит такой же задумчивой. – Я так по этому скучала.
Предательские слезы выступают в уголках зеленых глаз. Яманака сразу замечает это, прежде чем наклониться и успокаивающе погладить Сакуру по спине. – Все в порядке, – бормочет она. – Мы все скучали. – Пытаясь поднять настроение, блондинка одаривает ее одной из своих фирменных улыбок. – Итак, Сакура…
– Что? – Стонет ирьенин, чьи меланхолические воспоминания прерываются довольно сильным уколом дурного предчувствия. Она дружит с ней уже десять лет, так что не стоит труда догадаться о том, что будет дальше…
Сакура не удивлена, Ино ухмыляется. – Только не начинай, лобастая! Ты знаешь что! Я могу понять, что ты не хочешь говорить об этом в присутствии Шики и Чоджи, и особенно моего отца; ты знаешь, каким защитником он может стать… но в любом случае, я требую подробностей об этом твоем таинственном партнере!
Отступница преувеличенно вздыхает и зарывается головой в подушку. Она не собиралась упускать из виду тот факт, что путешествовала не одна. Куноичи была так подавлена и в какой-то истории случайно использовала явно компрометирующее «мы». Чоджи оказался первым, кто собрал все воедино. Безусловно, это было наименьшим злом. Он лишь широко улыбнулся и сказал, что счастлив, что у нее есть партнер. Затем, как и следовало ожидать, Сакура покраснела. Шикамару ухмыльнулся в ответ и спросил, находит ли она своего партнера красивым (она всегда была уверена, что Шикамару пытался приударить за ней), а затем Иноичи и Ино уставились на нее одинаковыми и очень пугающими взглядами.
В ту секунду Харуно осознала, что позже из нее будут безжалостно выкачивать информацию. Иноичи… Как бы иррационально это ни звучало, Сакура испытала страх за благополучие Итачи. В аду нет такой ярости, как у очень, очень заботливого отца.
Конечно, никто из них точно не знал, кто ее партнер. В противном случае объяснение выглядело бы примерно так: «Да, ребята, я тусовалась с Итачи Учихой – ну, знаете, старшим братом Саске? Который на пять лет старше. Самый смертоносный шиноби в истории Страны Огня, преступник S-класса и член Акацуки, которого мы все считали безумным, совершающим массовые убийства, убивающим кланы психопатом, но на самом деле он оказался не таким уж плохим? Тот, кто, насколько вам известно, мертв? Да. Вот этот.”
Сакура хихикает при этой мысли.
Ино бросает на нее злобный взгляд. – Не хочешь поделиться, дорогая? Ладно, – она закидывает ноги на стену, вырисовывая пальцами довольно угрожающий узор, – облегчу тебе задачу. У твоего таинственного мужчины есть имя?
Ирьенин лишь смотрит на подругу. Часть ее просто умирает от желания рассказать Ино обо всех маленьких странностях, которые привели к ее партнерству с Итачи, но она знает, что… ну, это просто неразумно.
– Хорошо, – глубоко вздыхает Яманака, признавая поражение. – Тогда перейдем к более важным вещам. – Блондинка многозначительно приподнимает бровь. – Он горячий?
Это должно было произойти. – Ино! – Сакура шипит, совершенно шокированная, и невольно вспоминает Итачи и тонкости… инцидента… который произошел между ними. – Я… – Отступница скорее умрет, чем признается в своем влечении к старшему Учихе вслух, тем более, что добрая половина ее подсознания все еще отрицает очевидное. Но, как известно, одним из общепризнанных правил дружбы является полное раскрытие информации о подобных вещах. Девушка устало вздыхает при воспоминании о том, как большие пальцы Итачи медленно описывали круги на ее бедрах, когда он так ее целовал… – Ками, Ино, ты даже не представляешь.
Яманака по-волчьи ухмыляется. – Так хорош, а? Как он выглядит?
Сакура не торопится отвечать, стараясь не раскрывать слишком много информации. – Высокий, – в уединении спальни Ино, где были озвучены миллионы священных секретов, она позволяет высказать свои самые глубокие размышления на эту тему. Многие из которых были с большим энтузиазмом восприняты Внутренней Сакурой, в то время как разумная Сакура отчаянно пыталась не думать, что Яманака в настоящее время находится всего в двух футах от нее – что оказалось намного сложнее, чем она когда-либо представляла. – Настолько чертовски привлекательный, что это должно быть незаконно. Длинные черные волосы, угольно-серые глаза, нужное количество мускулов, высокие скулы и ресницы, о которых можно только мечтать.
Ино хихикает и притворяется, что падает в обморок. – Вау, Сакура, ты действительно умеешь выбирать.
– Думаешь? – Ирьенин говорит притворно серьезно и вроде как надеется, что этого будет достаточно, чтобы удовлетворить жажду ее лучшей подруги к информации…
– Сколько ему лет? – Внезапно спрашивает Ино, убирая несколько прядей волос с глаз. – Довольно трудно найти такую степень привлекательности в нашей возрастной группе…
Сакура замирает, проклиная любопытство Ино. – Немного старше меня, – уклончиво отвечает девушка – в конце концов, Киба засвидетельствовал бы, что пять человеческих лет – это чуть меньше года у собак…
– Повезло, – оценивающе говорит Яманака, испытующе взглянув на подругу. – Что ж, Сакура…
Харуно вздрагивает от вопроса, который, как она знает, последует, но Ино упрямо продолжает. – Вы двое, эм… как-то связаны?
– Нет! – Слишком быстро отвечает отступница, проклиная глупое воспоминание, которое заставляет ерзать на месте. – Мы просто… партнеры… и… друзья…
Она неуверенно замолкает, и, забыв о необходимости говорить тише (в конце концов, сейчас около часа ночи), Ино визжит и снова бьет ее подушкой. – Ложь, Сакура! Ложь! Колись! Сейчас же!
Сталкиваясь с гораздо худшим, ирьенин съеживается под яростным натиском – и в то же время не может не думать с сожалением, что ей так этого не хватало. Только из-за этого факта она сдается. – Заткнись, Ино! Мы целовались, довольна? Я сказала ему, что собираюсь тайком вернуться сюда. Он взбесился. Я сказала, что все равно уйду, и как только попрощалась, он взял и поцеловал меня! Он никогда не подавал мне никаких признаков того, что я ему интересна…
Возможность выплеснуть разочарование, которое мучило ее с тех пор, как это случилось, почти так же приятна, как отвисшая от удивления челюсть Ино. – Это был… просто чмок? Прощальный поцелуй? Или…
Сакура краснеет при воспоминании. – Это, эм, началось так.
– И чем закончилось? – Не унимается Яманака, выглядя заинтересованной.
– Мы вроде как целовались, – бормочет Харуно, решительно уставившись на ковер. Случившееся было бы чертовски легче рассказать, если бы Итачи, из всех людей в мире, не играл главную роль в истории. – И… касались друг друга, и все такое. За исключением того, что я немного испугалась, когда все закончилось. Он пытался мне что-то сказать, но я ушла. Сразу же.
– Вау, – драматично выдыхает Ино. – Лобастая, я вынуждена сделать вывод, что он хочет тебя. Сильно.
– Нет, – сразу же парирует Сакура, звуча абсолютно уверенной. – Послушай, Ино, он не… как все мы. Вообще. Тот факт, что это произошло на самом деле, абсолютно шокирующий, потому что он так не делает. – Правильный способ заставить подругу понять серьезность сложившейся ситуации внезапно приходит ей в голову. – Когда дело доходит до чего-либо, связанного с эмоциями, он хуже, чем Сай. Я не знаю, почему он… Да, но…
– Сакура, – раздраженно вздыхает Ино. – Мне кажется, что он не хотел, чтобы ты уходила, потому что ты рисковала своей жизнью. И вместо того, чтобы сформулировать это в мягкой и убедительной форме, он… точно угадал, что показать тебе физически было бы лучшим способом, что убедить в его беспокойстве, искренности или чем-то еще.
Отступница бросает на блондинку взгляд, который ясно говорит, что она ни в малейшей степени не убеждена. Яманака решает похлопать ее по руке. – Ты, кажется, действительно… смущена, – тихо говорит подруга. – Может быть, вам двоим стоит разобраться с этим, когда ты вернешься.
