Текст книги "Before The Dawn (ЛП)"
Автор книги: Lady Silvamord
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)
– Знаешь, Дейдара, можно подумать, что ты ценишь свою вторую жизнь немного больше, чем кажется.
Идет дождь, что вполне предсказуемо.
Прошло больше года с тех пор, как Итачи был в своей личной комнате в штаб-квартире Акацуки. Ничего не изменилось. Вся штаб-квартира темная, поскольку это подземное сооружение, но его комната выглядит еще более темной благодаря простому, безошибочно мужскому темно-красному и черному декору. Здесь холоднее, чем в остальной части штаба; настолько чисто и организованно, почти стерильно, и пахнет странной смесью травяных чаев, смешанных с сильным химическим запахом лекарств, с помощью которых он выживал в течение пяти лет.
Учиха устраивается на кровати, которая больше не кажется такой знакомой, скрещивает ноги и кладет руки на колени в позе рассеянной медитации. В комнате нет окон, но внутренние часы говорят, что у него есть около часа до встречи. На этот раз, Итачи хотел бы, чтобы в его комнате было хоть что-то отвлекающее. Он не хочет думать об операции, которая будет обсуждаться на собрании, и он определенно не хочет думать о девушке, которую только что оставил.
Не в первый раз Итачи задается вопросом, о чем, черт возьми, он думал (если вообще думал) в те последние несколько минут с Сакурой. Ради Ками, он не какой–то жалкий, управляемый гормонами подросток, а это значит, что он должен быть в состоянии контролировать импульсы которые напарница, кажется, вызывает с таким небольшим усилием. Эти эмоции настолько новы и непонятны, что мужчина не может их понять. Даже обычное ледяное самообладание мало помогает в сложившейся ситуации. Он не хочет заботиться о девушке, и он определенно не хочет ее… К своему большому неудовольствию, Итачи обнаружил, что делает именно это. По крайней мере, с первым он может совладать, а вот со вторым немного сложнее.
Учиха морщится от самой мысли. В первый раз он принял Сакуру за Изуми, но сегодня утром у него не было такого оправдания своему вопиющему поведению. Он слишком хорошо помнил девушку, которую держал в своих объятиях. Это действительно приводит в замешательство, как сильно он хотел просто…
Нукенин изо всех сил старается отогнать подобные мысли подальше. Он не понимает, почему его так сильно влечет к ней, и… он не хочет этого. Сакура – отвлекающий фактор, слабость, последнее, что ему нужно. Если бы у него была хоть капля здравого смысла, он бы позволил Саске заполучить ее, потому что…
Мысль слишком горькая, чтобы развивать ее дальше. Учиха смотрит на темно-красное переплетение одеял, моргая несколько раз. Может быть, Саске недостаточно потерян; может быть, он еще помнит, как по-настоящему заботиться о ком-то. У Саске все еще есть возможность для искупления, но у него… вряд ли. Он слишком сложен для Сакуры и слишком изранен. Поддавшись своим чувствам, Итачи окажет ей медвежью услугу.
Сакура смущает его больше, чем он хочет признать. Итачи не знает, кто она для него – точно не просто маленькая розововолосая партнерша и компаньонка, но и не… девушка, какой была Изуми. До самого конца его отношения с Изуми вряд ли можно было назвать сложными, в отличие от их отношений с Сакурой, которые были такими с самого начала и, кажется, с каждым днем становятся все более сложными. Что еще хуже, мужчина знает, что Харуно будет непосредственно вовлечена в то, что запланировали Акацуки. Ему не нравится признавать это, но ситуация… беспокоит его. Очень.
Есть только одна вещь, которую Итачи знает наверняка – он не может позволить этому – что бы это ни было – развиваться дальше, независимо от его… личных желаний. Так будет лучше для них обоих.
Нукенин пытается медитировать. Пытается сосредоточиться на мантре о том, что он не хочет ее, и он не будет хотеть ее. После долгого времени Учиха вдыхает один раз и сразу замечает неладное. Пахнет резко и едко. Медленно и осторожно открыв глаза, он замечает посторонний элемент.
Записка написана на темно-красной бумаге, которая почти сливается с его одеялами. Послание покрыто характерными пятнышками пепла и написано тонкими черными чернилами, паутинным, несколько устаревшим почерком…
Встретимся в третьем конференц-зале.
– Мадара
Итачи делает вдох, сминая записку в крошечный шарик своими длинными пальцами.
Мадара любит темноту. Итачи давно подозревал, что это какая-то не очень тонкая тактика запугивания, которая никогда особо на него не влияла. Даже когда он начинал слепнуть.
Третий конференц-зал почти полностью погружен в темноту, достаточную только для того, чтобы Итачи смог разглядеть смутные очертания большого круглого стола, который разделяет их. Единственный свет в похожем на пещеру пространстве исходит от жуткого темно-красного цвета предела родословной Мадары, который отбрасывает странные тени поверх его плаща Акацуки. Тем не менее, Итачи удается заметить слабый прямоугольный контур, лежащий на столе, рядом с одним из локтей Мадары, из-за чего его глаза почти незаметно сужаются.
Два представителя клана смотрят друг на друга в течение нескольких долгих минут. Итачи не может не заметить, что Мадара выглядит значительно хуже, чем во время их последней встречи, которая состоялась около девяти месяцев назад. Старший Учиха выглядит еще более исхудавшим, его руки немного дрожат под длинными рукавами плаща. Нукенин может легко уловить легкое, едва заметное – но очень нездоровое – колебание в его сигнатуре чакры.
Мадара начинает говорить так тихо, что Итачи едва слышит, но в остальном, его голос не претерпел изменений: низкий, похожий на змеиное шипение. – Прошло довольно много времени, Итачи.
Он ничего не говорит, лишь наклоняет голову на долю дюйма. Чем меньше скажет, тем лучше.
Мадаре это не нравится; недовольство на мгновение искажает изможденные черты, однако его тон тщательно контролируется. – Ты хотя бы на шаг приблизился к достижению поставленной цели?
Итачи следит за тем, чтобы его тон был таким же уверенным и ровным, как у Мадары. – Я собирал информацию о текущем режиме, – без усилий лжет шиноби.
Мадара слегка ерзает на стуле, его недовольство очевидно. – Зецу и Кисаме, – говорит он, наконец, – занимались последователями в Деревне Скрытой Травы в течение полугода – вполне вероятно, что они смогут свергнуть нынешнего лидера и объявить Зецу новым Каге к концу месяца. Какузу находится в том же положении, в Водопаде. После завершения переворота в Траве Хидан поможет Кисаме стать Мизукаге, вероятно, к началу следующего года. Даже Дейдара добился небольшого прогресса в работе с Камнем. Самая трудная задача у Сасори в Песке, но он тоже работает над достижением цели.
Невысказанный упрек тяжким грузом ложится между старшими представителями клана Учиха. Итачи смотрит на Мадару таким же устрашающим взглядом. – Я неоднократно заявлял ранее, что не хочу иметь ничего общего с моей бывшей деревней, – лаконично отвечает нукенин.
– Сасори тоже, – неумолимо возражает Мадара. – Независимо от этого, каждый член Акацуки возьмет на себя управление и станет Каге своей бывшей деревни. Это решение было принято после уничтожения Статуи Десятихвостого. Таким образом, несмотря на нашу неспособность использовать силу Джинчуурики, мир по-прежнему будет находиться под нашим контролем.
– Бывшая деревня Хидана бездействует, – немедленно отвечает Итачи. – Вместо того, чтобы помогать Какузу в Водопаде, он может претендовать на Коноху.
Реакция последовала незамедлительно; глаза Мадары вспыхнули смертельно-красным. – Знай свое место. Это не тебе решать.
Прошло несколько мгновений напряженной тишины. Точно прочитав выражение лица своего бывшего протеже, старший Учиха меняет тактику: его тон становится мягче, убедительнее. – Ты забыл, кому пришла в голову идея подавить амбиции клана Учиха раз и навсегда?
При этих словах пальцы Итачи слегка сжимаются на подлокотниках кресла, несмотря на все попытки сохранить бесстрастный вид.
Заметив такую предсказуемую реакцию, мягкая ухмылка появляется в уголке губ Мадары. Существует только один способ проникнуть под кожу несговорчивого соклановца. – Разве ты не жаждешь мести, Итачи? – Бормочет основатель Деревни Скрытого Листа. – Даже самую малость?
Нукенин отчаянно пытается уклониться от долго подавляемых воспоминаний, прекрасно зная, что им бесстыдно манипулируют, но сейчас он слушает. И Мадара это знает.
– Неужели быть Хокаге Конохи так ужасно? – Тихо спрашивает старший Учиха. – Ты знаешь, что нашему благородному роду всегда было суждено править деревней – даже в мое время. Теперь все вернулось к исходной точке: деревня уязвима, чем легко можно воспользоваться. Мы сделаем Коноху такой, какой она должна была быть с самого начала… И клан Учиха снова будет править.
В угольно-серых глазах Итачи мелькает странная ирония. – Нет никакого клана Учиха.
Слова, как обычно, были бы лишены эмоций, если бы не застряли в горле Итачи к концу предложения. Мадара проводит пальцами по верхней части слабого прямоугольного контура предмета, лежащего у его локтя. – Это можно легко исправить, – бормочет он, звуча очень довольным собой.
Прежде чем осознать услышанное, Книга Бинго скользит по столу, открытая на десятой странице. Итачи напрягается еще больше, снова глядя на Мадару, его глаза приобрели опасный кроваво-красный оттенок. – Что… – голос нукенина становится более ядовитым.
Мадара лишь качает головой, разговаривая обычным свистящим шипением. – Хорошенькая малышка, не правда ли? – Его тон полон всевозможных намеков. – К тому же чрезвычайно талантливая. Всего шестнадцать, а уже имеет ранг А и уровень Джоунина; может превзойти свою наставницу, Годайме Хокаге, если уже не превзошла. – Старший Учиха на мгновение делает паузу, чтобы позволить Итачи все осмыслить. – Она также довольно близка с Наруто Узумаки, будущим Рокудайме Хокаге. Естественно, учитывая ее прошлое, Сакура должна владеть всевозможной информацией, которую начинающий Рокудайме мог бы счесть весьма полезной.
В том, что говорит Мадара есть правда, но… – Она бы никогда… – начинает Итачи, но Мадара пренебрежительно качает головой.
– Неосознанно. Полагаю, она слишком порядочна для этого, – легендарный шиноби начинает размышлять вслух. – Однако, одно из твоих наиболее креативных гендзюцу, в сочетании с любым другим из более… традиционных… методов извлечения информации из молодой девушки, оказалось бы весьма эффективным.
Мадара сразу же отмечает, что эти слова вносят свой вклад, вызывая одну из тех необычайно редких, тонких физических реакций у младшего Учихи. В глазах Итачи лишь холодное презрение, но на самую короткую долю секунды Мадара различает кое–что еще – эмоцию, немного более темную, более интенсивную, поспешно подавляемую сознанием.
И снова легкая ухмылка тронула уголки его тонких губ. Он, наконец, понял, что у Итачи, возможно, есть еще одна точка давления. Значит, это так, Итачи?
Он толкает метафорический нож немного дальше, медленно проворачивая лезвие между ребер вундеркинда Учихи, одновременно забирая Книгу Бинго, с излишним интересом рассматривая изображение Сакуры. – Розовые волосы и зеленые глаза, – тихо говорит Мадара, чьи слова почти теряются в шуме дождя. – Такая экзотическая внешность.
Несмотря на все свои усилия, Итачи слегка ерзает на стуле, не в силах скрыть, как ему неловко от такого поворота в их разговоре.
Мадара продолжает стратегическое наступление, с холодной уверенностью зная, что младший шиноби начинает сомневаться. – Скажи мне, Итачи, – внезапно начинает он, – каково это – жить без цели?
Нукенин моргает от очевидной непоследовательности, прежде чем его взгляд вновь обретает свою обычную холодную настороженность. Внезапно он понял, к чему клонит Мадара, и…
Ками, у него даже нет сил для сопротивления, потому что он не может отрицать, что это абсолютная правда. В течение пяти лет каждое его действие и мысль были мотивированы целью умереть от рук Саске, чтобы он мог восстановить честь клана Учиха. Умерев от рук младшего брата, Итачи был по-настоящему счастлив, впервые за многие годы.
Скажите, что делать, когда выполнил свою цель в жизни и умер сразу после этого без каких–либо сожалений, но не прошло и двух месяцев, как тебя воскресили без видимой причины? Когда все твое предыдущее существование было подчинено одной цели? Ради чего жить, когда главная цель достигнута? Сколько ночей можно удивляться, почему тебя заставили жить, когда все, чего ты хочешь, – это вернуться туда, откуда пришел? Сколько раз с горечью задаваться вопросом, что тебя ждет? Ты – убийца клана, опозоренный вундеркинд, преступник S-класса, разыскиваемый в пяти странах, член самой печально известной организации в истории шиноби. Некоторые сказали бы, что это шанс на искупление. Немыслимое чудо. Божественная возможность.
Как переосмыслить себя после почти двадцати одного года существования в этой оболочке? Ты никогда не сможешь начать все сначала как гражданское лицо и жить мирской, обычной жизнью. Нет, это смехотворная мысль. Ты просто будешь бодрствовать ночь за ночью и бояться тысяч долгих, бездонных, бесцельных, пустых дней, которые тебя ждут.
– Подумай об этом, Итачи, – почти мурлычет Мадара, нечеловечески довольный явной степенью противоречия, отражающейся в глазах соклановца. – Ты один из трех самых талантливых шиноби за всю историю Страны Огня. Ты рожден, чтобы быть лидером, обладать невообразимой силой. Вместе мы могли бы привести Коноху – и, по большому счету, весь мир – к величию, не похожему ни на что, что кто-либо видел прежде.
Снова в затемненной комнате на несколько долгих, напряженных мгновений воцаряется тишина. – Я не собираюсь быть твоей марионеткой, – сквозь стиснутые зубы отвечает Итачи. – Твои амбиции – не мои амбиции.
– Тогда кто же ты, Итачи? – Странно понимающим тоном спрашивает Мадара. Когда соклановец упорно молчит, он медленно переводит взгляд на открытую Книгу Бинго. – Или, возможно, твои амбиции заключаются в ней, хм?
Глаза Итачи сузились еще больше. – Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду, – холодно отвечает нукенин.
– Как и следовало ожидать, – бормочет Мадара, не торопясь со словами, – твоя маленькая куноичи – одна из многих преданных сторонников Наруто Узумаки. Тем не менее, мальчик занят обучением в Водопаде, где Какузу и Хидан скоро получат полную свободу действий. Джирайя должен оказать небольшое сопротивление… Но что кто-нибудь может сделать, если с Узумаки случится несчастный случай во время тренировки? Ни у него, ни у Джирайи нет никакого опыта в использовании медицинского ниндзюцу, и, конечно же, Сакура с тобой.
Итачи ничего не говорит. Не может ничего сказать, потому что в сказанном так много смысла, что становится не по себе.
– Маленькая Сакура, несомненно, будет ужасно подавлена, когда услышит о трагической смерти Наруто, – продолжает Мадара, теперь его голос звучит почти скучающе. – И из-за потери товарища по команде и лучшего друга, и из-за отсутствия того, кто смог бы свергнуть режим Данзо. – Старший Учиха снова впивается в Итачи немигающим взглядом. – И вот тут-то ты и вступишь в игру. Она будет наиболее уязвима. В отсутствие ее дорогого Наруто, который должен был занять место Данзо, ты станешь ее – и остальной части Конохи – спасением… независимо от всех ранее существовавших идеалов о мотивах Акацуки.
– Я твердо убежден, что ты недооцениваешь несколько важных моментов в данном оперативном плане, – Итачи заставляет себя сохранять тон как можно более холодным и отстраненным. – А именно…
– Да, это будет трудно, – спокойно отвечает Мадара. – Но ни в малейшей степени не невозможно. Просто представь себе конечные результаты.
– Например?
Мадара лишь слегка улыбается – что, каким-то образом, умудряется быть еще более тревожным, чем кривая ухмылка. Его пальцы скользят по страницам Книги Бинго. – Какая поразительная картина получилась бы – Рокудайме Хокаге, случайно оказавшийся одним из трех последних живых Учиха… и его прекрасная жена-ирьенин, обучаемая самой Цунаде. Коноха будет бояться тебя и любить ее, что было бы идеально.
На самое короткое мгновение Итачи теряет дар речи. Он не может ничего сказать, не может думать об опровержениях, логике или ответных заявлениях…
Гендзюцу настолько тонкое, что нукенин не осознает, что находится под влиянием иллюзии, которая плавно сливается с его собственными подсознательными мыслями. Перед глазами поместье Учиха, а именно кухня для главы клана, которую Микото отремонтировала сама и которой так гордилась, – такой, какой она была шесть лет назад: элегантной, совершенной, цельной, живой. Красно-золотой закат струится через широкие, от потолка до пола, прозрачные окна, отражаясь в теплой, светло-коричневой деревянной отделке комнаты. Сакура вписывается в это видение просто идеально. Не шестнадцатилетняя Сакура, а Сакура, какой она будет примерно через шесть или семь лет. Несмотря на белоснежный облегающий больничный халат и выражение явной усталости на лице, Харуно прислоняется к мраморной стойке, подавляя зевоту. Зрелость развила ее привлекательность достаточно, чтобы у него перехватило дыхание. Однако внимание куноичи полностью сосредоточено на чем-то, находящемся за пределами поля зрения Итачи. Мягкая нежность, не похожая на то, что он когда-либо видел, написана на каждой ее черте.
Ему кажется, что он моргнул и что-то пропустил, потому что в следующую секунду Сакура уже не одна.
Естественно, странно видеть себя на шесть лет старше. Но Итачи фокусируется не на физических чертах, а на плаще Каге, за исключением того, что он черно–красного цвета Акацуки, а не красно-белого. Тривиальные вопросы оказываются выше его понимания, поскольку Учиха наблюдает, как он делает шаг вперед, нежно беря Сакуру на руки. Девушка улыбается ему, обнимая за плечи в знак приветствия. Они обмениваются несколькими тихими, неслышными словами, прежде чем перейти в медленный, нежный поцелуй.
Выглядит так естественно, что почти душераздирающе: как будто они делали подобное миллион раз. Ему нужно оторвать взгляд, чтобы развеять гендзюцу. Придя в себя, Итачи дышит прерывисто. Приходится запустить пальцы в волосы, царапая ногтями кожу головы, чтобы крошечные уколы боли немного помогли в восстановлении самообладания. Пульс стучит в ушах, он никогда не чувствовал себя так…
– Красиво, не правда ли? – Почти заботливо спрашивает Мадара, после чего снова ухмыляется. Даже в совершенно растерянном состоянии этот маленький жест посылает холодные мурашки по спине Итачи. – И, конечно, просто подумай о детях.
Внезапно последний кусочек головоломки, главной цели Мадары во всем этом, встает на свое место. Прежде чем осознать, что делает, предел родословной Итачи превращается в Мангекьё, смертельное намерение написано на обычно бесстрастном лице. Однако слова застревают в горле, иссыхают и умирают, поскольку он невольно вспоминает попытки Орочимару использовать собственное тело в качестве сосуда, так много лет назад…
Нукенин пересекает комнату, за горло прижимая Мадару к стене. Итачи смутно осознает, что дышит еще тяжелее. – Это не сработает, – его голос подобен холодной стали. – Она меня не интересует.
Впервые за время их короткого разговора в глазах Мадары вспыхивает неприкрытое злобное намерение. – Неужели, Итачи? – шипит он в ответ. – Правда?
Это гендзюцу еще быстрее, более жестоко в своей атаке, одновременно мучительно медленное и слишком быстрое. Итачи, вернувшийся в свой (слишком влажный, вероятно, потому что окно было оставлено открытым) гостиничный номер в Стране Молнии, проводит пальцами по влажным волосам Сакуры, которые собраны в беспорядочный хвост… что, в свою очередь, вносит свой вклад в привлечение внимания к внушительному количеству обнаженной кожи, выставленной напоказ изумрудной шелковой кофточкой и короткими черными шортами. Она стоит на цыпочках, проводя своими маленькими ручками по всей длине его груди, пока они не переплетаются за его шеей, и…
– Я так скучала по тебе, – шепчет девушка, прижимаясь мягким, долгим поцелуем к чувствительной коже над точкой пульса на его шее. В ответ Итачи издает низкий, почти сдавленный рык удовлетворения, скользя руками вверх по облегающему шелку ее топа, рисуя абстрактные узоры на открытых участках кожи поясницы прохладными, длинными пальцами…
Внезапно становится слишком холодно, комната становится другой – пустой, если не считать кровати, сдвинутой в угол, комода, придвинутого к противоположной стене, и большого зеркала. На этот раз Сакура стоит перед зеркалом в своем обычном наряде, ее глаза закрыты, ресницы слегка подрагивают. Итачи находится позади, его руки обвились вокруг тонкой талии, прижимая куноичи к себе. Крошечные, заметные мурашки пробегают по всему телу девушки, когда он медленно, осторожно целует ее шею. Сакура дрожит, когда его зубы случайно царапают чувствительную кожу. Она внезапно поворачивается к партнеру, нетерпеливо отталкиваясь от его рук. Итачи не уверен, но, кажется, знает, чего она хочет – и на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь происходящим, осторожно расстегивая молнию на ее малиновом жилете. Сакура выгибается под его руками, затем, пытаясь усилить контакт и слегка задыхаясь, сбрасывает топ, который падает на холодный деревянный пол, и поворачивается к нему лицом…
Итачи не успевает и глазом моргнуть, как сцена снова меняется – они возвращаются в свой номер в Стране Молнии. Там все еще слишком влажно, но это, пожалуй, последнее, о чем он думает, запуская пальцы в волосы Сакуры. Ее ногти царапают его спину так сильно, что это почти причиняет боль, но их сердца бьются в идеальной синхронизации, их дыхание прерывистое из-за отчаянно подавляемых поцелуями стонов, и…
– Интересно, – размышляет Мадара вслух, они снова одни в затемненном конференц-зале. – Значит, ты действительно хочешь ее. Гендзюцу не произвело бы на тебя такого эффекта, если бы это было не так.
Итачи медленно, но верно снова начинает чувствовать ярость: нужно сомкнуть пальцы на горле Мадары, сжать, скрутить и наслаждаться каждым его последним, сдавленным вздохом. Но, Ками, он ничего не может с этим поделать; не тогда, когда все еще может чувствовать прикосновение Сакуры. Губы с клубничным блеском на его губах, изгибы ее тела под его руками, то, как она выгибалась под его прикосновениями…
Нукенин не чувствовал такой сильной чувствительности уже много лет; с тех пор, как в последний раз был с Изуми. Кажется, мыслить здраво не получается. Он медленно осознает тот факт, что снова сидит, упершись локтями в стол, зарывшись пальцами в волосы, все еще слегка задыхаясь.
Зная, что соклановец сейчас наиболее уязвим, Мадара возвращается на свое место напротив вундеркинда Учихи. – Просто послушай, Итачи, – вкрадчиво шепчет он. – Конохе нужен настоящий лидер. Ты должен воспользоваться этой возможностью, чтобы реализовать истинное наследие нашей родословной… и удовлетворить свое единственное личное желание. А что касается меня – это тело медленно разрушается. Мне нужен новый сосуд, и я не соглашусь ни на что меньшее, чем член нового поколения клана Учиха.
Глаза Итачи мерцают взад и вперед между своим обычным угольно-серым и малиновым цветом, демонстрируя эмоциональную нестабильность. В этот момент Мадара точно знает, что нужно сделать, чтобы получить желаемое.
Мадара начинает говорить голосом Сакуры. Не так соблазнительно, как во время предыдущих иллюзий, а тем мягким, наполовину умоляющим, наполовину кокетливым тоном, который она использует, когда изо всех сил пытается убедить его что–то сделать – например, попробовать ее клубничный пирог или не использовать Катон, чтобы выбраться из застрявшего лифта.
– Скажи «да», Итачи?
Точно так же активируется следующий уровень гендзюцу, и буквально через секунду Итачи чувствует, как его колени оседлает невидимая сущность размером с Сакуру. Призрачные пальцы касаются его волос, на губах – легчайший клубничный поцелуй. Приходится сжимать пальцы в кулаки до побелевших костяшек, чтобы не потянуться к девушке, которой, как он знает, на самом деле нет.
Нет, нет, нет…
– Да, – наконец говорит Итачи, слово выходит прерывистым вздохом. Затравленный взгляд встречается с бесстрастным взглядом Мадары. – Да.
Мадара снова ухмыляется. – Хорошо.
Страна Молнии
Почему здесь так чертовски темно?
Сакура не может не прикусить губу с несчастным видом, притягивая к своей руке маленькую сферу освещающей чакры. Мятно-зеленый шар отбрасывает странные тени на стены, и она делает глубокий вдох, заставляя себя сосредоточиться. Это худший вид слабости для человека в ее положении. Вдобавок ко всему, это абсолютно иррационально. Какая куноичи – какая отступница – боится темноты? Она не страдала от этого в Конохе, но теперь боязнь темноты стала более или менее постоянной чертой ее жизни.
Именно в такие моменты она скучает по Итачи.
Осознав, что предательский разум озвучил запретное чувство, левый глаз Сакуры дернулся в откровенном неудовольствии. К черту Итачи и его глупое о-посмотри-на-меня-я-собираюсь-растратить-свою-вторую-жизнь-продолжая-быть-злым-членом-Акацуки-который-только-и-делает-что-разрушает-жизни мировоззрение. Харуно может выследить сбежавшего заключенного сама, черт возьми, большое спасибо.
Глупый Итачи.
Одна из дверей скрипит, из-за чего мышцы Сакуры напрягаются. Она вытягивает шею, чтобы осторожно взглянуть на нее. Некогда прекрасное поместье давно пришло в упадок после смерти первоначальных владельцев, и теперь оно покрыто паутиной, тенями и слоями удушливой пыли. Честно говоря, здесь более чем жутковато, особенно учитывая, что это обширное место, в котором отсутствуют элементарные средства безопасности, такие как, знаете ли, замки, печально известно тем, что является убежищем для различных сбежавших преступников и других беженцев. Однако за все время, что куноичи была здесь, она не почувствовала даже намека на присутствие посторонней чакры внутри особняка, но опять же, она тщательно исследовала только западное крыло…
Словно по сигналу, что-то мягкое и едва уловимое слегка вспыхивает на противоположном конце поместья. Ирьенин резко оборачивается. Он исчезает в ту же секунду, но Харуно была неплохим сенсором, чтобы без проблем выследить неизвестного. Девушка делает глубокий вдох, изо всех сил стараясь успокоиться, и подходит к самому краю коридора, чтобы скрыться в тени.
Сакура пробирается в восточное крыло так быстро, как только может, стараясь вести себя как можно тише. Других вспышек чакры не было, поэтому можно сделать вывод, что он не менял местоположение, что хорошо для нее. Через несколько минут розововолосая куноичи обнаружила, что смотрит на массивную пару деревянных двойных дверей ручной работы странного оттенка с темно-красными пятнами. Двери закрыты на засов. Отступница на долю секунды закрывает глаза, дважды проверяя, что огромные запасы чакры готовы к использованию – привычка, появившаяся после последней встречи с капитаном Корня. Когда девушка снова открывает глаза, они полны твердой решимости. В следующую секунду от ее удара массивные двери практически слетают с петель.
Харуно входит немного настороженно, бросая осторожные взгляды по сторонам. Кажется, это какая–то смехотворно большая гостиная, в центре которой стоит огромный круглый стол, покрытый по меньшей мере десятью слоями пыли и паутины, но, как ни странно, тут нет окон… и, похоже, здесь больше никого нет, кроме нее. Здесь также нет никаких видимых тайников.
Прежде чем Сакура успевает закончить мысль, она врезается лицом в ближайшую стену, которая была примерно в тридцати футах от нее. Колени немедленно ослабевают, куноичи сползает на пол, ее тело обмякает. Однако, несмотря на инстинктивное притворство слабости, она сразу же делает вывод, что удар в спину, который отбросил ее к стене… был похож на воду. Как будто по спине ударили шлангом емкостью пятьдесят галлонов. К удивлению, задняя часть ее жилета совершенно сухая. Без сомнений использовано водное дзюцу, что абсолютно неправильно, потому что беглый заключенный, которого она должна выследить, всего лишь гражданское лицо…
Однако, кто бы это ни был, он должен подойти к ней. Сакура слышит отдаленные шаги, откидывая голову к стене под странным углом. Конечно, она находится в «надлежащем рабочем состоянии», как выразился бы Итачи, но девушка может позволить себе притворяться, пока неизвестные не окажутся на расстоянии удара.
Требуется серьезное усилие, чтобы не дать мышцам напрячься, чувствуя, как неизвестный, кладет руки ей на плечи, мягко поднимая на ноги. Этот небольшой жест – первое, что вызывает тревогу в голове Харуно – она не ожидала подобного от типичного шиноби или беглого заключенного. Пальцы на ощупь необычайно нежные, ладони мягкие и без мозолей. Куноичи прислоняют к стене, осторожно убрав челку со лба и проверив, нет ли ран там, где она ударилась о стену. Сакура задерживает дыхание, изо всех сил стараясь не выглянуть из-под опущенных век, чтобы увидеть, кто это, черт возьми, такой.
Однако, эта дилемма уходит на второй план, когда тот, кто держал ее, нетерпеливо вздыхает. – Какого черта, Суйгецу? – она – определенно она, Сакура понимает это сразу, криво усмехнувшись. – Громко огрызается девушка. – В этом не было никакой необходимости! Ты мог убить ее или покалечить!
Значит, их двое.
Словно по сигналу, отступница слышит приближающиеся шаги. Кто-то еще вздыхает, голос явно мужской. – Тебе обязательно быть чертовой королевой драмы, Карин? С ней все в порядке. У нее даже нет кровотечения.
– Неважно, – выдыхает Узумаки. – Она все же без сознания. Подними ее и положи вон на тот стол, а потом нам, наверное, стоит пойти и… ну, ты знаешь.
Когда Суйгецу беспрекословно подчиняется Карин, Харуно мысленно благодарит Ками за помощь от неизвестной девушки. Она оказывается в объятиях Хозуки. Ирьенин не может не заметить, что по какой–то причине от него пахнет так, будто он только что принял ванну с соленой водой или что-то в этом роде. Девушке действительно не терпится узнать, кто эти двое и чего они от нее хотят.
Дождавшись, когда парень встанет у нее за спиной, отступница зажмурилась и сосчитала до трех.
Суйгецу так и не узнал, как получил удар.
На самом деле, это был заряженный чакрой правый локоть Сакуры. Вознаграждение пришло в виде звука сломанных ребер, удивленного вскрика Карин и отчетливого хлопка Суйгецу, отлетающего назад и врезающегося в стену.
В это же мгновение ирьенин разворачивается, готовая нанести еще один удар, но внезапно останавливается как вкопанная, зеленые глаза расширяются.
Оказывается, что полуобморочного и пахнущего соленой водой шиноби, который безвольно лежит у стены, Харуно уже видела. Он одет в ту же светло-лавандовую одежду, а эти белые волосы длиной до середины спины… не говоря уже о мече за спиной. Высокая куноичи с характерными огненно-красными волосами тоже знакома.
