Текст книги "Before The Dawn (ЛП)"

Автор книги: Lady Silvamord

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)

Куноичи пожимает одним плечом, не в силах оторвать взгляда от отравленного напитка. – Этого достаточно, чтобы убить целую армию за несколько минут, если не меньше, – спокойно отвечает ирьенин.

Ее размышления, наконец, прерываются легким рывком за плечо, из-за чего Сакура быстро оборачивается. Вид шарингана Итачи, то, на что она, наконец, развила способность смотреть без страха – теперь, снова, на фоне такой кромешной тьмы, заставляет кровь стыть в жилах. Его лицо полностью лишено эмоций, он легко поднимает ее с края стола, снова ставя на пол. – Это не недостаток веры в твои способности, но я считаю, что необходимо принять некоторые меры предосторожности.

Сакура моргает от загадочных слов, но, тем не менее, следует за Итачи. Сначала кажется, что он просто подходит к дальней стене комнаты – девушка не может точно сказать, все так темно, – но затем мужчина снова вытаскивает маленький ключ, вставляя его в замочную скважину, которую она не видит. – Это… – немедленно спрашивает Харуно, вставая на цыпочки, в любопытстве вытягивая шею.

Итачи безмолвно открывает дверь в потайное отделение. Простой жест оказывается единственным ответом, который нужен Сакуре.

По сути, это старинный деревянный шкаф, скрытый гендзюцу. Несомненно, сложная техника, но ее специфика перестает очаровывать Сакуру, поскольку содержимое шкафа привлекает ее безраздельное внимание. Куноичи видит две катаны, оружие, которое выглядит так, будто его могли бы использовать силы Анбу Конохи – и такого явно превосходного качества, что они действительно заставили бы Тен-тен, единственного специалиста по оружию в деревне, плакать слезами чистой, неподдельной радости.

– Это принадлежит Мадаре, – Итачи наклоняет голову к первому из двух мечей: он слегка изогнутый, с одним лезвием, на несколько сантиметров длиннее другого, но самое очевидное различие между ними, найденное Сакурой, заключается в том, что рукоять Мадары украшена в синий и золотой, в то время как у другого рукоять черная.

– Итак… – она кивает в сторону того, что внизу, неуверенно кусая губу. – Это… твое?

Глаза Итачи темнеют от воспоминаний, которые Сакура не может – и не хочет – читать. Нукенин медленно протягивает руку, легко поднимая катану правой рукой, притягивая ее к себе. Он слегка поворачивает запястье, наблюдая за лезвием… и хотя металл – острое чистое серебро, куноичи знает, что они оба представляют себе одно и то же – кровь, слишком много крови, принадлежащей каждому члену знаменитого клана (за исключением одного), покрывающее оружие до рукояти и капающей с кончика лезвия.

Впервые Итачи держит свою катану с той ночи, оно по-прежнему идеально ложится в его руку. Это скорее психологическая реакция, чем что-либо еще, но тяжелый вес меча в руке заставляет нукенина чувствовать себя, мягко говоря, ужасно. Эти воспоминания он пытался подавить в течение шести мучительно долгих лет, но теперь он чувствует их снова: болезненные, кровавые подробности, которые разрывают его изнутри…

…болезненный звук и мягкий удар смертоносного, холодного металла, вонзающегося в незащищенную плоть и органы, выражение шока в умирающих глазах отца и мольба матери о пощаде…

– Итачи-кун, опусти это, – умоляет она, пальцы женщины отчаянно тянут его за руку, пытаясь увеличить расстояние между своим телом и катаной, насколько возможно. – Пожалуйста. Ты меня пугаешь. Ты не должен этого делать.

В течение нескольких головокружительных мгновений он не уверен, говорит ли это его мать или Сакура, но затем возникает ледяное, безошибочное ощущение нескольких всплесков успокаивающей чакры в руку из маленькой ладони, плотно прижатой к сгибу его локтя, и, очень медленно, все снова начинает попадать в фокус. – Положи это, – повторяет девушка, ее тон настолько умиротворяющий и профессиональный, несмотря на переживание в широко раскрытых зеленых глазах. – Тебе не нужно держать его, даже не нужно смотреть. Просто отдай катану мне, я положу обратно.

Мысль о том, чтобы прикоснуться к ней, отвратительна и вызывает у Сакуры легкую тошноту, но она скорее подвергнет себя небольшому дискомфорту, чем позволит Итачи снова стать жертвой всех этих, несомненно, болезненных воспоминаний. Но он слегка качает головой, крепко держа лезвие, кивнув на спрятанный флакон с ядом. – Шесть лет назад этим оружием я убил всю свою семью, за исключением двоих, – бормочет Учиха. – А теперь я закончу то, что должен был сделать давным-давно.

Прозвучавшее заявление заставляет куноичи чувствовать себя более чем неловко, потому что ту часть жизни Итачи Сакура постоянно пытается забыть. Несмотря на то, что это была миссия, он все еще…

Внезапно, иррационально, Харуно задается вопросом, убил ли он и свою первую любовь – черноволосую девушку, которая, по-видимому, выглядела точно так же, как она.

От этого Сакура чувствует тошноту.

Но все же ирьенин достает пузырек с ядом, ее пальцы немного дрожат, но она пытается слегка улыбнуться, чтобы немного успокоить их обоих. – Поединок в последнем акте «Гамлета», верно? – Сакура пытается вспомнить. – Не позволяй чему-то подобному случиться с тобой. Пожалуйста.

Ее голос немного срывается на последнем слове, несмотря на то, что она пыталась сохранить беззаботность. Куноичи поспешно отворачивается, ненавидя краткий момент слабости.

Итачи молчит, осторожно вкладывая узкое, смертельно острое лезвие своей катаны в ножны, молча наблюдая, как высыхает яд. Затем он возвращает меч в прежнее положение, не забывая убедиться, что все находится на своих местах. Сакура по-прежнему смотрит в сторону, твердо уставившись на отравленную бутылку саке, обхватив себя руками за талию, вцепившись каждой рукой в противоположный локоть.

Оба притворяются, что Сакура не вздрагивает, когда Итачи кладет два пальца под подбородок девушки, мягко направляя лицо вверх, прежде чем запечатлеть поцелуй в месте, где ее лоб встречается с линией роста волос. – Готова? – Низким голосом спрашивает Учиха.

Сакура выдавила из себя слабую улыбку и потянулась к его руке, переплетая их пальцы. – Конечно.

После еще одного тщательного осмотра комнаты, чтобы убедиться, что все идеально. Итачи выводит ее, и Сакура не может притвориться, что не испытывает легкого облегчения, покидая жуткую, душную атмосферу любимого места Мадары.

…Если бы только.

После еще одной параноидальной проверки, чтобы убедиться, что гендзюцу сокрытия S-ранга (то, что даже Мангекьё не может распознать. Какаши-сенсей научил ее этому, когда она спросила, как защититься от шарингана, после дезертирства Саске и начала обучения у Цунаде) работает исправно, ее чакра полностью замаскирована. Сакура слегка вздыхает, вжимаясь в черные как смоль тени, создаваемые скрытым шкафом с катаной.

Это было нетрудно – успокаивающая чакра, которую ирьенин ввела в руку Итачи, пока он переживал ту почти пугающую, но необычайно тонкую паническую атаку… также была смешана с небольшим количеством дезориентирующей чакры. Легкая форма депрессантов, которые она использовала для воздействия на разум партнера во время попытки допроса. Девушка воспользовалась его мгновенным состоянием дезориентации, чтобы задействовать технику дублирования.

Именно поэтому куноичи наблюдает, как ее клон прижимается к боку Итачи и бросает последний взгляд через плечо, прежде чем дверь закрывается, запирая настоящую Сакуру в конференц-зале Мадары.

Одна.

Совершенно одна.

Ками, Итачи убьет ее, если узнает. Но этого не произойдет – ее теневые клоны почти незаметны по сравнению с реальным телом, благодаря идеальному контролю чакры. Кроме того, Какаши обучил ее одной технике, невосприимчивой к шарингану (что было сложно, так как он сам разработал все эти дзюцу). Ко всему прочему, после целого дня и ночи практики, Хатаке научил Сакуру, как создавать адаптации к нескольким обычным дзюцу, которые даже шаринган не может определить.

Поэтому девушка чувствует себя в относительной безопасности. Итачи отведет ее клона в свою комнату, прежде чем вернуться сюда, после чего будет слишком отвлечен предстоящей конфронтацией с Мадарой, чтобы быть чрезмерно внимательным к любым мельчайшим деталям. И когда Мадара вскоре вернется, она сможет присматривать за происходящим – и если Ками захочет, ей не нужно будет вмешиваться. Итачи, кажется, непреклонен в том, что он делает это сам, не только ради удовлетворения от убийства легендарного соклановца, но и из-за странно лестного, но все же приводящего в бешенство желания защитить ее.

Тем не менее, у партнера-паникера не было шанса, чтобы Сакура позволила ему столкнуться с этим в одиночку. Несмотря на то, что Итачи – один из самых невероятно могущественных и смертоносных шиноби в мире, который, вероятно, более чем способен справиться со всем сам, она просто не могла найти в себе силы уйти и поверить, что все будет хорошо (потому что так не бывает). Девушка не могла отделаться от чувства, этого ужасного, не дающего покоя, что, если… что–то пойдет не так, что, если ты ему понадобишься…

Харуно думает, что немного не в себе. На душе так много тяжелых мыслей, что у девушки от страха кружится голова. Храбрая в то же время, безрассудно глупая, как сказал бы ей любой, кого она знает. Но, в конце концов, это не имеет значения, потому что она куноичи, черт возьми, и она будет сражаться, чтобы защитить тех, кого любит.

(Итачи, так же сильно, как и Наруто…)

Независимо от последствий.

Сакура спорила, потом умоляла. Когда он не показал ничего, кроме каменного, непреклонного иммунитета к рассматриваемым просьбам, розововолосая куноичи, наконец, бросилась на него и попыталась подчинить партнера поцелуем.

– Пожалуйста, – шепчет ирьенин между жаркими поцелуями в его шею. – Я никогда раньше серьезно ни о чем тебя не просила. Ты же знаешь, что я буду полезна, если каким-то образом все пойдет не так, как планировалось…

Это трудно, но Итачи заставляет себя не отвечать на заигрывания, и твердо кладет руки ей на бедра, высвобождаясь из объятий. Как и ожидалось, Сакура злобно смотрит на него. Учиха слегка вздыхает, прежде чем усадить сопротивляющуюся девушку на свою кровать и устроиться рядом на несколько мгновений. – Ход событий не отклонится от нашего плана, – с более непримиримым спокойствием уверяет нукенин, чем чувствует на самом деле. – Сакура, ты лишь усложняешь ситуацию для нас обоих.

Щеки Харуно гневно вспыхивают, но, опережая гневную тираду, которая обязательно последует, Итачи наклоняет голову и на мгновение утыкается носом в ее шею, чтобы немного успокоить. Своего рода откровенно нежный жест, который он позволяет себе только после того, как полностью уверен, что она заснула и не будет знать об этом. Естественно, подобные нежности Итачи совершенно не нравятся, в отличие от Сакуры. Мужчина чувствует, что она слегка вздохнула, обнимая его за шею. – Это значит «да»? – Тихо бормочет куноичи.

Итачи отстраняется, кладет одну руку ей на бедро и притягивает к себе, прежде чем поцеловать в макушку. – Нет.

Сейчас она слишком устала, чтобы спорить, поэтому девушка разочарованно закрывает глаза, откидываясь на подушки, которые прислонила к изголовью кровати, и подтягивает колени к груди, обхватывая их руками. – Хорошо, – куноичи одаривает партнера усталой улыбкой. – Но если ты не вернешься самое большее через полтора часа, я найду тебя и задушу Мадару голыми руками.

Несмотря на серьезность ситуации, Итачи не может удержаться от невеселой ухмылки при виде мысленного образа, который вызывают ее слова. – Не сомневаюсь.

Сакура целует его в последний – не в последний, исправляет себя нукенин – раз, прежде чем уйти. Только после того, как Итачи запирает дверь снаружи, он закрывает глаза и снова вздыхает с некоторым сожалением. Коридоры такие же темные и пустые, как и раньше, он быстро и бесшумно возвращается в личное крыло Мадары. Отсутствие Сакуры рядом почему-то кажется странным.

Мысль заставляет мужчину нахмуриться, но это правда. Они вместе уже семь, почти восемь месяцев, и Учиха невероятно привык работать с ней. Несмотря на непростые и бурные межличностные отношения, у них всегда была отличная химия как у партнеров. Их навыки и характеры обеспечивают идеальный баланс – они оба чрезвычайно умны. Бывали случаи, когда он начинал предложение какого-то оперативного плана, а Сакура заканчивала его. Они работают вместе и безупречно присматривают друг за другом – поскольку оба сами по себе невероятно искусные шиноби, неудивительно, что, будучи партнерами, они легко и непринужденно поднялись на вершину сдержанной, сложной иерархии ниндзя-отступников, которые занимаются… частной практикой, так сказать.

Итачи беспокоит, что он стал чувствовать себя таким… зависимым… от Сакуры. Он привык к ней, и быть без нее, сталкиваться с потенциально трудными ситуациями без нее, кажется таким… неправильным.

До запланированного возвращения Мадары остается полчаса, и нукенин снова входит в пустынный конференц-зал, садясь на единственный стул, прежде чем, наконец, позволить себе опереться локтями на прохладный скрипучий стол и подпереть голову руками. Странное чувство: в его крови бурлит адреналин, но в то же время Итачи чувствует невероятную усталость, что, мягко говоря, опасно. Это последнее, что нужно чувствовать перед надвигающейся конфронтацией с самым грозным противником, с которым он, возможно, когда-либо сталкивался.

Учиха пытается закрыть глаза и медитировать, кажется, очень долго. Однако в данной ситуации этого недостаточно. В подвешенном состоянии разум продолжает улавливать мельчайшие детали окружающего: температура комнаты, ощущение дерева под локтями, всеобъемлющая темнота и даже мягкое, едва слышное и коварное царапанье – шум, который, кажется, исходит откуда-то изнутри стен или из глубины самой комнаты.

Крысы?

Итачи с легким отвращением хмурится, но больше не задумывается над этим тривиальным вопросом. Наиболее вероятно, что звук является продуктом его воображения. Через несколько минут после того, как нукенин вошел сюда и устроился, он не мог избавиться от темного, затяжного ощущения, что находился не один в этой комнате.

Однако подобная мысль совершенно нелепа. Показатели чакры в остальной части конференц-зала равны нулю. Как бы Итачи не хотелось это признавать, он был действительно потрясен до глубины души тем, что снова держал в руках свою старую катану, хотя прошло около двух минут.

Секунды тикают медленно, но верно. Самое большее, еще три минуты. Итачи чувствует себя пугающе отстраненным, чего с ним не было уже много лет. Он может по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда действительно хотел, нуждался в убийстве, и это, несомненно, относится к числу таких случаев. Временами его личность кажется почти смехотворным парадоксом – мягкий пацифист по натуре, но при этом рожденный, воспитанный и вынужденный жить как самый безжалостный и эффективный из убийц.

Однако сегодня его мысли далеко не мирные. Разум предлагает ледяные и логические подробности того, почему для него выгодно, чтобы Мадара умер, а тело просто хочет взять катану и сосредоточиться на том, каково это – вонзить лезвие в сердце Мадары. Руки чешутся сомкнуться вокруг горла Мадары, надавить и выкрутить, вытесняя каждый дюйм жизни из его тела. Или, еще лучше, представить себе самую ужасную смерть в гендзюцу: пытать и убивать Мадару внутри и снаружи.

Довольно странное чувство – действовать со всей смертоносностью, на которую более чем способны его тело и навыки. Потому что, черт возьми, Мадара манипулировал им худшим из способов – нукенин не может даже думать о том, как он использовал его… близость… к Сакуре, чтобы загнать в угол и заставить стать марионеткой. Итачи знает, что Сакура – его слабость, его единственная слабость, да, но то, как Мадара вонзил нож ему между ребер и так безжалостно повернул лезвие…

Это было почти невыносимо. Стыд от того, что его использовали и манипулировали таким образом. Ужасные вещи, на которые он согласился. Почти негодование, которое он испытывал к Сакуре в результате происходящего, не говоря уже об ужасе конечной цели Мадары. О том, чтобы, по сути, использовать куноичи как своего рода племенную кобылу, чтобы заполучить более сильные гены для следующего поколения клана Учиха.

А потом Мадара пригрозил убить ее, если она еще раз помешает его планам.

Это причиняет отстраненную боль. Мысли обо всем происходящем вызывают легкую дрожь в пальцах Итачи. Он желает сжать их в кулаки до побелевших костяшек, при воспоминании о том гендзюцу Мадары, в котором шея Сакуры сломалась с тошнотворным хрустом. Но в тоже время это дает ему необходимую решимость.

Снаружи, в коридоре, раздается тихий звук. Могло произойти что угодно, но с холодной, леденящей душу уверенностью Итачи знает, что в данный момент начинается.

Три, два, один…

Позвоночник Итачи напрягается еще больше. Нукенин предвкушает действие за несколько миллисекунд до того, как оно произойдет. Едва слышный щелчок поворачивающейся дверной ручки, внезапный приток еще более прохладного воздуха – один легкий шаг вперед, а затем тяжелая, ощутимая пауза.

Учиха заставляет себя сделать несколько глубоких, ровных вдохов, прежде чем одним плавным движением подняться и полностью повернуться лицом к Мадаре. Долю секунды они изучают друг друга, прежде чем Мадара слегка наклоняет голову набок. Нукенин не уверен, то ли это просто тени в комнате, но странно хищный оттенок, кажется, появляется на впалых, изможденных чертах соклановца.

– Итачи, – произносит Мадара обычным свистящим шипением, очевидно, преодолев первоначальное удивление. Лидер Акацуки вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Звук жутким эхом отдается в замкнутом пространстве. – Чем обязан этим… удовольствием?

Внешне, когда он пробирается к другой стороне длинного прямоугольного стола и занимает свое место, движения Мадары такие же плавные, как и всегда. Тем не менее, острый взгляд Итачи быстро и точно нацеливается на все видимые слабые места. Физически Мадара выглядит еще слабее, чем раньше. Его дни и так сочтены, а восстановительное дзюцу, похоже, теряет часть своего воздействия. Плечи соклановца едва заметно дрожат, как будто Мадара сглатывает и пытается сдержать приступ кашля, который вцепляется в его горло и жаждет вырваться на свободу. Итачи помнит это ощущение из личного опыта.

Нукенин спокойно ждет, пока Мадара сядет, но тот поигрывает кинжалом с костяной рукояткой, вертя его в своих длинных иссохших пальцах, не делая движения к саке, что можно легко исправить.

– Узумаки, – ровно произносит Итачи, его тон непринужденный, холодно-профессиональный. Мужчина вытаскивает собственный кунай из внутреннего кармана плаща и начинает повторять те же движения, – мертв.

Гнетущая тишина тянется между ними, кажется, очень долго. Мадара наблюдает за Итачи. Темно-красные глаза сузились в инстинктивном подозрении, Лидер медленно опускается в свое кресло. – Какузу сообщил, что обе команды наемников, отправленные две недели назад, не смогли найти Наруто-куна.

Итачи не может сказать, служит ли это безучастно произнесенное заявление аргументом или поддержкой его утверждения, но он лишь наклоняет голову на долю дюйма, прежде чем вытащить свои… доказательства из внутреннего кармана плаща и передать их Мадаре, выражение лица которого ничего не выдает.

Со скоростью, которая противоречит возрасту, Мадара без особых усилий ловит изодранный протектор Конохи. Лицо основателя Листа остается бесстрастным, когда он поднимает его за рваную голубую ленту, окаймляющую края, подносит к глазам и внимательно осматривает.

Лента порвана в нескольких местах, металл также поцарапан. Есть пятна потемневшей крови, которые впитались в ленту, и отличительная, огромная и грубая сила безудержной сигнатуры чакры Наруто.

Оба знают, что ни один шиноби не позволил бы снять с себя протектор, если бы был в состоянии дать отпор. Особенно это касается Наруто: протектор можно было вырвать лишь из его холодного, мертвого тела.

К тому времени, когда Мадара, наконец, поднимает глаза на Итачи, нукенин уже знает, с какой-то тяжелой, непоколебимой уверенностью, что затея Сакуры удалась.

– Когда? – Медленно спрашивает Мадара, изо всех сил стараясь подавить внезапное, пламенное и пугающе сильное честолюбие, вспыхнувшее в багровых глазах.

– Пять дней назад, – без малейшего колебания отвечает Итачи. В посторонних деталях нет необходимости, это не в его характере. Лидер немедленно заметил бы такую оплошность.

– Как? – Продолжает допрос Мадара, на его лице появляется несколько лукавая ухмылка. – Не представляю, что твоя… куноичи… легко согласилась бы на твою последнюю операцию.

Итачи заставляет себя пренебрежительно пожать одним плечом, не сводя глаз с Мадары. – Я оставил ее без сознания в спальне. Местонахождение Узумаки оказалось всего в нескольких часах от нашего, к ночи я уже благополучно сжег останки и вернулся. Девушка понятия не имеет, что что-то не так, и я подумал, что будет разумнее обсудить положение дел с тобой, прежде чем сообщать ей и, следовательно, приводить в действие второй этап плана.

В глазах Мадары мелькает мимолетная вспышка одобрения, что вызывает у гения клана Учиха отвращение, которое Итачи безупречно скрывает. – Джирайя? – Небрежно осведомляется Лидер, откладывая кунай, откидываясь на спинку стула.

– Он не присутствовал во время моей конфронтации с Наруто, – холодно отвечает нукенин. – Я не собирался тратить время на ожидание его возвращения, но если нужно, я могу вернуться в любое время, чтобы устранить и его.

– В данный момент в этом нет необходимости, – мягко бормочет Мадара, на долю секунды закрывая глаза. Каким-то болезненным, извращенным образом он выглядит более довольным, чем Итачи когда-либо видел. Слишком ясно, что за закрытыми веками он представляет несомненно тревожный образ новой Конохи, той, которую столько лет культивировал. – Должен признать, – наконец, говорит основатель Деревни Скрытого Листа. – Ты превзошел мои ожидания, Итачи.

Нукенин уклончиво наклоняет голову, стараясь не выглядеть слишком поглощенным тем, как Мадара придвигает к нему бутылку саке. Его пальцы на пробке слегка дрожат, и на мгновение Итачи беспокоится, что Сакура, возможно, закрыла ее слишком плотно. Лидер, похоже, не подозревает, что что–то не так, хотя напряжение от того, что он наконец вытаскивает пробку из отравленной бутылки саке, заставляет его один раз кашлянуть – грубый, болезненно хриплый звук, который, вероятно, сигнализирует о том, что ничего хорошего можно не ждать.

Итачи смотрит на свои ногти, по-видимому, безразлично, в то время как Мадара осторожно отмеряет небольшое количество саке в рюмку. Жидкость совершенно прозрачная и абсолютно не изменилась из-за… дополнительного ингредиента. Заставлять сердцебиение оставаться равномерным с каждым моментом становится все труднее.

А затем, одним быстрым движением – с помощью легчайшего взмаха наполненного чакрой пальца – рюмка плавно скользит по столу, холодное стекло останавливается от легкого прикосновения тыльной стороны ладони Итачи.

Все мышцы заметно напрягаются, но гений клана Учиха заставляет себя поднять его одним плавным, легким движением, глядя на жидкость с легким отвращением. В это время Мадара наблюдает за ним проницательно настороженными, прищуренными глазами. – За твою победу, – предлагает в качестве объяснения Лидер Акацуки. Почти неземная ухмылка касается его затененного лица. – За следующего Хокаге Конохи. В конце концов, так принято.

Это ничего не значит…

Нукенин отодвигает стакан, выражение его лица, как всегда, совершенно бесстрастное. – Ты же знаешь, что я никогда не принимал участия в подобных вещах.

Мадара лишь поднимает бровь. – Я настаиваю, – шипит он в ответ. – Это лучшее, что у меня есть.

Со своего места, скрытого в тени, Сакура закрывает глаза, прислоняясь внезапно покрасневшим лбом к скрытому гендзюцу шкафу, чувствуя, как сердцебиение ускоряется настолько, заставляя чувствовать себя более чем немного дезориентированной. Ками, нет, это настолько банально. Кто-то из них должен был продумать подобный ход событий. Конечно, извращенный ублюдок никогда бы не рискнул выпить что–нибудь, что было оставлено без присмотра в комнате, зная, что кто–то другой – Итачи – находился один в указанном помещении в течение неизвестного периода времени.

Если Итачи продолжит отказываться, то у Мадары возникнут подозрения. В таком случае из этого ничего не выйдет, кроме потенциально смертельной схватки между двумя представителями клана Учихами. А если Итачи выпьет…

О, Ками, почему я сделала его таким быстродействующим, почему…

Осторожно, чтобы не позволить своему все более паническому состоянию помешать безупречной маскировке чакры и гендзюцу сокрытия, Сакура протягивает руку, проводя пальцами в перчатках по волосам, отчаянно думая. Единственный шанс, который может быть у Итачи на выживание, – если он сделает несколько глотков саке, после чего сразу замедлит свой метаболизм до остановки с помощью медицинской чакры. Даже это даст им ограниченное количество времени. Ей придется извлечь яд из организма Итачи в течение получаса или около того. Чем раньше, тем лучше. Но того, что он пьет саке, окажется достаточно, чтобы успокоить подозрения Мадары и вызвать у него чувство безопасности. Девушка надеется, что оно продлится необходимое количество времени, чтобы сделать глоток отравленного саке.

Розововолосая куноичи сильно прикусывает губу, устремляя отчаянный взгляд на своего партнера и молча желая, чтобы Учиха знал, о чем она думает. Единственный выход из этой ситуации невероятно рискован, но что, если Итачи не знает, как замедлить свой метаболизм с помощью медицинской чакры? В прошлом он изучал ее толстые медицинские учебники в качестве развлечения, но это все еще сложный процесс, который невозможно усовершенствовать без предварительной практики.

Сакура решительно закрывает глаза, одна рука скользит в карман и вытаскивает гладкую заколку для волос.

Это риск, на который ни один из них не должен идти.

Не сомневайся.

Нукенин не слишком уверенно поднимает рюмку, поднося ее к губам. Мадара смотрит так хищно, криво ухмыляясь, что заставляет Итачи внезапно и злобно вспыхнуть, но он не может думать об этом прямо сейчас. Наследник клана Учиха никогда раньше не останавливал свой метаболизм с помощью медицинской чакры. Все его знания получены из одного разговора с Сакурой и нескольких глав ее учебников, в которых была необходимая информация. Это деликатный и трудный процесс, но Итачи не может позволить себе допустить даже малейшую ошибку. Сейчас решается вопрос жизни и смерти. Если раньше перспектива смерти едва ли была достаточной, чтобы остановить его – пока он мог забрать Мадару с собой – но теперь у Итачи есть Сакура, и…

Итачи смотрит на отравленный бокал саке.

Мадара наблюдает за Итачи.

Один шаг вперед, другой в сторону, и никто не оборачивается.

Не делай этого, Итачи, – безмолвно умоляет Сакура, подходя к шкафу, скрытому гендзюцу. Находясь спиной к Мадаре, она старается не дрожать. Даже будучи скрытой гендзюцу и с замаскированной чакрой, куноичи все равно может безупречно видеть сквозь другие гендзюцу. Большой черный шкаф должен быть виден только ей.

Подожди. Пожалуйста. Позволь мне спасти тебя…

Кровь стучит в ушах, напоминая оглушительный рев. Щелчок шпильки, которую ирьенин вставляет в замок, и поворачивает один раз, едва слышен, но почти сразу становится слишком громким.

В то же мгновение Итачи слегка откидывает голову назад и делает один глоток отравленного саке. Выражение его лица не меняется. Ни малейшей внешней реакции на то, что он только что сделал. Тем же движением мужчина ставит стакан обратно на стол и пододвигает его Мадаре. – Вполне приемлемо, – невозмутимо отвечает нукенин. – Но не думаю, что в ближайшее время изменю свои привычки.

Рука Сакуры застывает на ручке шкафа. Она в ужасе смотрит на своего партнера.

На краткий миг Мадара выглядит таким же удивленным, прежде чем наклонить голову на долю дюйма. Он выглядит довольным в какой-то хитрой манере, когда берет рюмку, запрокидывает голову и осушает ее.

Харуно забывает, как дышать, прижимаясь спиной к шкафу и наблюдая. Несмотря на напряжение почти каждого нерва в ее теле, куноичи не должна ничего делать прямо сейчас. Она должна подождать и посмотреть, как будут развиваться события в течение следующих двух минут, только потом атаковать. Мадара может почувствовать действие яда в любую секунду. Его первая внешняя реакция должна произойти примерно через полторы минуты после приема…

– Восхитительно, – тихо выдыхает Мадара.

Сакура не знает, то ли это ее воображение, то ли Итачи действительно становится бледнее.

– Как я уже говорил ранее, считаю, что недооценил твои способности, Итачи, – продолжает основатель Конохи, спокойно откидываясь на спинку стула.

Нукенин коротко кивает, не смея заговорить. Его горло словно горит, а дыхание, кажется, становится не таким, как обычно. Он остановил свой метаболизм, но все еще чувствует яд, и…

– Но, – вздыхает Мадара с жутким шипением, отдающимся эхом, ощущая на своем языке вкус яда, который прожигает горло, распространяясь по телу, и глубоко, неразрывно, проникая в кровоток. – Возможно, ты недооценил и мои.

Сакура моргает, и прежде чем успевает сделать выпад вперед и нанести удар, два представителя клана Учиха держат друг друга за горло у противоположной стены. Хватка Итачи сильнее, но хватка Мадары также представляет опасность. Лидер Акацуки жестоко извивается, приближая свое лицо к лицу соклановца на дюйм, так что оба предела их родословной сцепились в смертельной битве за доминирование. – Я тоже умею останавливать свой метаболизм, – довольно рычит Мадара, чье обычное холодное самообладание пошатнулось, что свидетельствует об истинной степени его ярости. – Поэтому я предполагаю, что у нас обоих есть полчаса, плюс-минус несколько минут. Клянусь всеми Ками, за это время я заставлю тебя страдать.

Это, по сути, мутантное ответвление Цукуёми – гендзюцу пыток, в котором каждая агония, причиняемая жертве после высвобождения техники в ограниченной степени переводится в его физическое состояние.

Именно так это и должно работать, технически. Даже в подобном состоянии, в размытой черно-серой земле и воздухе, кроваво-красном небе и черной, как вороново крыло, полной луне, Итачи все еще обладает разумом. Нукенин обдумывает тот факт, что во время битвы с Саске он узнал, что, столкнувшись с другим шаринганом, некоторые гендзюцу типичны к этому пределу родословной и они не будут действовать так, как было предсказано.

Без каких-либо дальнейших размышлений Итачи наносит удар Мадаре в живот, глубоко вонзая кунай по рукоять в иссохшее тело старшего Учихи, сильно проворачивая.