Текст книги "Не верь глазам своим (СИ)"
Автор книги: Jane Jourin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 52 страниц)
Генри был похож на труп. Он почти не спал, буквально сутками убиваясь работой, и его команда «непревзойденных профессионалов», как он сам их окрестил, почти ненавидела его.
Ему потребовался целый день, чтобы прийти в себя после запоя, в который он благостно нырнул, прочитав статью светской хроники, где увидел улыбающуюся Лайлу в руках другого. Эти снимки нельзя было расценить двояко: «Аристократ, филантроп, общественный деятель, ресторатор Николя де Буйон со спутницей». И только разочарованный взгляд отца и его колкое: «Ты ревнивая свинья, Генри! Никогда не думал, что вырастил такого глупца!» заставил его отбросить бутылку.
Он явился на студию с утра, трезвым, отчаянным, разбитым и убитым морально, но сразу взял быстрый темп в работе. Короткие перерывы душили его воспоминаниями о своей глупости и грубости. «Она только встала после болезни, если ты и правда дорожишь ею, побереги её здоровье, уходи…»
«Между нами ничего нет, глупый мальчишка!» – сказал ему де Буйон и ловко увернулся от его нелепой атаки. «Чем бы ты её ни ранил, дай ей время пережить это, а ранам затянуться!» – шипел он, глядя на скомканные листы в его руке. А потом он попросил уйти так, что Генри не мог остаться.
Но он так и остался там, у подъезда Николя, каждую свободную минуту мысленно возвращаясь к одинокой фигуре на балконе, кляня себя за все – за трусость, за несдержанность, за ложь, за авантюру с книгой, за каждый свой проступок и неверный шаг.
– Ты обязан поддерживать сценический образ! – говорил Антуан, намекая на его внешний вид.
– Вам необходимо больше отдыхать, вы с ног валитесь, Джей! – говорил хореограф, выжимая из него все соки на репетициях.
– Тебе нужно больше спать, иначе даже тонна тоналки не сделает тебя похожим на живого, – говорила визажист, та самая блондинка, которую видела Лайла в отеле в тот злополучный день в апреле.
И все они были правы, но Генри ничего не мог поделать, как только он засыпал, к нему приходила Лайла. Всегда разная, но всегда в слезах. И он ненавидел себя, зная, что он – причина её слез. Он видел её то на вечеринке у Амели, то в номере мотеля, то на сцене, где наконец открылся ей, то на балконе. И воображение рисовало страшные картины. А еще иногда ему снилось, что она теперь с Николя. В те короткие урывки ночного отдыха Генри снилось, что она пришла на презентацию как автор книги, счастливая, сияющая, в чужих объятьях. Ему виделось, как она сухо и равнодушно здоровается с ним, поздравляет с выпуском нового альбома, принимает комплименты по поводу прекрасного писательского дебюта и окунается в надёжные руки Николя, который теперь совсем не по-дружески прижимает её к себе. Виделось, как она легко и благодарно принимает его руку, прощаясь с публикой, а потом поворачивается и уходит, теперь навсегда. Как останавливается в дверях и притягивает другого мужчину к себе, целует его и тает от его прикосновения так же, как когда-то таяла в его руках.
Он просыпался со слезами на глазах, уже не стыдясь собственной слабости перед отцом, яростно приводил себя в порядок и снова нырял в работу. За неделю до назначенной даты презентации он столкнулся с отцом поздно ночью в своей гримерке. Генри отрубился после почти суток на ногах, и ему снова снилась Лайла, которая с презрением смотрела на него:
– Ты предал мою любовь, Генри. Прощай!
Он вскочил с сердцем, выпрыгивающим из груди, и отец крепко прижал его к себе.
– У тебя ещё есть шанс, сынок. Она любит тебя, я видел это. А такая любовь, как у неё, не проходит за пару недель.
– Откуда ты знаешь?
– Каждая строчка в её книге пропитана нежностью, восхищением, пониманием твоей сути. Каждая глава в ней – это очередное признание. Каждый абзац наполнен любовью – трепетной, но сильной и безусловной… Ты не читал?
– Откуда? Тебе прислало издательство? – Генри отошёл к столу, чтобы налить себе воды.
– Она сама мне дала её. В тот день…
– Ты видел её? Что она сказала? Почему ты мне не говорил об этом?
– О тебе ни слова, сын. Но она придёт на презентацию, именно тогда я взял её согласие. Ты, знаешь ли, был не в себе, чтобы слушать подробности. Осталось не так много времени, и ты прекрасно поработал. Все мы здорово справились. И сейчас тебе нужно сделать перерыв. Один день, Генри. Просто передохни. Иначе ты свалишься на самом мероприятии и ничего не сможешь исправить.
– Я умру без работы… – парень остервенело помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мысль о выходном. – Я сойду с ума от собственных страхов и боли, от того, что творится у меня в голове. Я…
– Ты должен с этим справиться. Ты должен разобраться с этим до того, как встретишься с Лайлой. Иначе ты все испортишь. И ты сам это прекрасно понимаешь. Езжай домой. Езжай, и завтра здесь не показывайся.
Генри сокрушенно кивнул и вышел из студии. Пешком дойдя почти до центра, он понял, что ему нужно с кем-то поговорить. И, не думая о времени, набрал Эвана.
– Привет, я… – он замер, не зная, куда себя деть и что сказать.
– Привет, – на том конце помолчали и продолжили: – я слушаю.
И Генри сломался.
– Я разрушил своими руками то, ради чего сейчас живу. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как справиться с эмоциями. Они меня убивают. Я не могу без неё жить… Не хочу без неё жить…
– Но шанс ещё есть? Так?
– Есть, – едва слышно выдохнул в трубку Генри и замолчал.
– Значит, ты просто должен сделать то, что должен. Попробуй подумать о том, что сейчас этим эмоциям не время. Отложи их на дальнюю полку в голове. Создай холодный вакуум и живи тем, как тебе все изменить. Не думай, о том, что скажешь, что почувствуешь, что подумаешь. Живи в сегодня. И каждый момент делай все, чтобы добиться успеха.
– Но я не знаю, как остудить голову. Я не могу спать… Я на грани…
– Ради нее ты придумаешь, как… Что-то ещё случилось после вашего расставания, я прав?
– Да. То, что я должен был сделать давно. Я схожу с ума, Эван. Я даже не знаю, почему звоню именно тебе.
– Ладно. Попробуй поговорить с ней. У себя в голове. Выпей чего покрепче, если не можешь расслабиться, и поговори. Скажи ей все, что нагорело, не думая, не напрягаясь. Ты многое поймешь. И многое позволишь себе простить. Твоё чувство вины мешает тебе сейчас.
– Но я виноват, так виноват, Эван…
– Кто бы спорил… – Генри впервые услышал от парня смешок. – Но этому чувству сейчас тоже не время.
– Спасибо. Я… А ты…
– Я не знаю, как она. Мы не знаем. Алекс сказал, что она в порядке. – он немного помолчал и добавил: – Дыши без неё, Генри, иначе словишь приход от её появления и потеряешь голову.
Генри снова не ответил, уйдя в себя. Но потом словно очнулся:
– Передай Жасмин привет, у вас там как?
Эван глубоко вздохнул:
– Я чувствую, как у нас заканчивается время. Но ей уже лучше.
– Ты любишь Жасмин, Эван? – Генри и сам не знал, откуда взялся этот вопрос. – Мне иногда кажется, что ты айсберг.
– Я не думаю, что умею, Генри. Я люблю её не так, как ты Лайлу. Я люблю её душу и тело, она – это подарок судьбы. Она так много мне дала… И я забочусь о ней достаточно, чтобы желать сделать её счастливой, как только она осознает себя и свои чувства.
– И почему это так трагично звучит из твоих уст?
– Потому что они не ко мне. Ей просто нужно научиться слышать себя.
– Но она разобьет тебе сердце, – растерянно произнес Генри, пытаясь понять подоплеку.
– В том то и дело, что нет. Я буду счастлив за нее, где и с кем бы она ни была.
– А как же ты? Как же твоя любовь?
– Любовь не для таких, как я.
– Ты… Ты странный, Эван, я таких, как ты, не встречал, но ведь и ты заслуживаешь счастья!
– Я буду! – уверенно произнесли на том конце. – Просто моё счастье не в любви…
– Спасибо, друг.
– И тебе, друг. Удачи!
Этот разговор оставил странные чувства, но прочистил мозги. Генри словил такси и отправился домой. Не желая больше прикасаться к спиртному, он улегся на кровать и попытался представить, что у него есть возможность сказать Лайле то, что его мучает уже которую неделю. И понял, что длится это намного дольше.
Почему-то он оказался в своей гримерке, где увидел любимую, уютно расположившуюся на его рабочем стуле.
– С первого взгляда на тебя я стал другим. Ты ещё только зашла в холл, я увидел тебя, и испугался, что ты заберешь мое сердце. И когда ты подошла, я предчувствовал, что так и будет. Я боялся, что ты растопишь мою броню, и этот страх преследовал меня, пока ты так не поступила. Я не достоин тебя, и всегда знал это, поэтому так долго держал тебя на расстоянии, а потом понял, что тот страх был лишь тонким отголоском настоящего ужаса, когда Клеман сообщил, что ты пропала. Потому что бояться за тебя было во сто крат хуже. И я все ещё не был достоин тебя, но ты подарила мне себя безраздельно. Но даже это очевидное чудо не избавило меня от моего демона. Страх расползался во мне липкой бестией, врываясь в мои сны. Теперь я боялся совершить ошибку, и совершал одну за другой. Одну хуже другой. Но ты продолжала верить в нас, продолжала любить меня, и я не верил, что настолько везуч. Я мечтал о нас, продолжая лелеять эту мечту, не до конца веря, что ты у меня уже есть… А потом… Ты, такая красивая и дерзкая на моей сцене, и слова срываются с моих губ, и вот вы уже в комнате, где ты говоришь такие неправдоподобно сладкие вещи: что ты понимаешь меня – всего меня, понимаешь? Без утаек и фальши… Мне так хотелось продлить это ощущение… Это было эгоистично и подло. И я это понимал, но не смог удержаться. И я не заслужил прощения, но все равно о нем прошу…
Он настолько глубоко залез в свою душу, что не заметил, как вслух беседует с самим собой, как из глаз льются слезы, и что ему не нужны сейчас её ответы. Он говорил ещё долго, делясь с собой надеждами и опасениями, и для него это было настоящим откровением. Потому что о многом он даже не догадывался. Утро он встретил с надеждой, впервые за это время вдохнув воздух без острой иголки в груди.
– Клеман, у меня к тебе есть просьба… Я хочу устроить Жасмин сюрприз и организовать для нее прямую трансляцию с презентации Джея. Поможешь?
– Конечно, даже не сомневайся, только… Сам-то ты как? Выглядишь жутко. Вы с Лайлой так и не помирились?
– Я очень облажался. Так, что, боюсь, это непростительно. Но я живу надеждой… Она приедет на эту презентацию, там же будет её книга! Так что…
– Дружище, может, расскажешь? Ты ведь хороший парень, иначе я бы тебя к ней не подпустил… Что ты мог натворить такого, что нельзя было бы простить? Ты что, изменил ей?
– Ты совсем уже?! Рехнулся, что ли? Но это не многим лучше… А может и хуже… – Генри не мог открыть всего, но неожиданно захотел поделиться: – Я приревновал её, хотя даже не имею на это права… И если бы только это…
Вчера ночью он открыл для себя, что ужасно ревнует Лайлу к Николя, и когда его мысли и тело наконец разгрузились от постоянного напряжения, он едва мог сдерживать себя, чтобы не молотить по стенам от мысли, что они сейчас могут быть вместе. И он верил Лайле, но он слишком часто испытывал лимит её терпения и перешёл все его границы. Она рассталась с Генри из-за Джея, но с Джеем она рассталась из-за предательства Генри. И Николя мог стать прекрасным утешением…
Встретившись с Клеманом после обеда своего единственного за эти три недели выходного, он понял, что не может держать все в себе. И если Эван помог навести относительный порядок в душе, то разобраться с тем, что ему делать дальше, он не мог.
– Генри, но ты имеешь право на ревность. Потому что ты любишь её, потому что, если я правильно понял, между вами ещё не всё кончено, вы же ещё не всё выяснили… Только выражать её нужно цивилизованно.
– Как Вадим, сжав челюсть и отведя взгляд?
Клеман внимательно всмотрелся в лицо друга.
– А хоть бы и так. Я никогда не был соперником ему. И он это знал. Но его реакция, пожалуй, самая правильная. Или будешь бить тарелки, как истеричка?
– Чёрт, ты прав! Ты прав, Клеман, но я ничего не могу с собой поделать, понимаешь? Мне просто крышу рвёт.
– Так прибей её покрепче! Научись держать ревность под замком, собственник! Она прежде всего проявляет твою неуверенность в себе.
– А что ее проявлять? Я тебе и так скажу, что панически боюсь потерять её. Что я не достоин ее, что…
– Ну, знаешь, это не тебе решать! Она выбрала тебя! И все, что ты должен, это задницу порвать, но сделать её счастливой!
Генри так удивился, услышав от друга почти свои же слова, которые он говорил себе во время их неожиданных каникул, что замер, не донеся кофе до рта.
– Я идиот!
– Ты ботаник-отличник, хорошист-виолончелист, и полный дуб в плане Лайлы. Так что там с Жасмин? Прямой эфир?
Парни приступили к обсуждению технических и организационных деталей.
Лайла без особого уже аппетита доела третий по счету блинчик и вытерла губы салфеткой. Богатая сангрия приятно взбудоражила вкусовые рецепторы, и она решила не торопиться со следующим глотком. Завтрак был настолько приятным, что ей хотелось растянуть его подольше.
Вчера ночью после сумасшедших поцелуев и горячечного шепота в какой-то момент Николя смог взять себя в руки и медленно отстранился от нее. Лайла подползла выше на постели и похлопала по простыни рядом с собой:
– Не прогоняй меня сейчас. Давай просто отдохнем. Это был непростой вечер.
– Я бы не смог, – очень тихо ответил мужчина и улегся рядом, позволяя ей устроится на своей груди и закрыть глаза. Спустя время Лайла почувствовала, как его рука, до этого гладившая по голове, полностью расслабилась и мужчина уснул. Она еще очень долго не могла сомкнуть глаз, позволяя себе наслаждаться надежными объятьями, а своим мыслям свободно течь в голове.
Проснулась она непривычно рано и несколько минут наблюдала за спящим мужчиной. Никогда раньше она не видела его таким ранимым и беззащитным. Его хотелось обнять ещё крепче и пообещать, что все будет хорошо. Она провела едва ощутимо по его лицу пальцами, испытывая нежность и благодарность, но… Вчера ночью она отчётливо поняла, что не может ему соврать. Каким бы абсурдным ей самой это ни казалось, она… Не любила Николя. Обида на Генри все ещё душила её, и за этой обидой никаких других чувств она не могла распознать, кроме отрицательных. А к Никки её сердце было заполнено исключительно положительными эмоциями, но только не любовью. Однако это никак не изменило её намерений, наоборот, только укрепило в них.
Мужчина медленно повернулся во сне, и Лайла почувствовала своим бедром его утреннее желание. Он коротко простонал и прошептал её имя, но не проснулся. Девушка осторожно выбралась из его объятий, когда убедилась, что он уснул крепче, и отправилась начинать свой день.
Сейчас, сидя на верхней палубе, глядя на показавшееся вдали побережье, Лайла сильнее запахнула кардиган, но из-за столика не встала, удерживая взгляд на очертаниях берега. Через несколько минут к ней присоединился Николя. Он был собран и немного взволнован.
– Доброе утро, мадемуазель Лайла.
– Прекрасное утро, Никки! – она широко ему улыбнулась и кокетливо подставила щеку для приветствия. Он же склонился над столиком и целомудренно прикоснулся губами к ее руке. От внимания девушки не ускользнул его облегченный выдох.
– Свои намерения я вчера четко описала. И не собираюсь от них отступать. Когда-нибудь настанет момент, когда ты поверишь, что я хочу быть счастлива с тобой. Но я услышала твою просьбу. И я не стану больше тебя провоцировать, – она вспомнила сегодняшнее утро и мысленно похвалила себя за принятое решение уйти.
Николя глубоко вздохнул, и между его бровей возникла небольшая напряженная складка.
– Давайте мы с вами условимся… Вы ведь все ещё намерены присутствовать на презентации вашей книги? – кажется, он специально не упомянул певца.
– Конечно! И даже знаю, кто будет столь любезен меня сопровождать… – она ласково улыбнулась и сделала очередной глоток из своего бокала.
– Тогда после неё всё и решится. Поймите меня правильно, я не могу позволить себе тщетную надежду. Я… – его голос дрогнул, мужчина снова проявил свою оголенную трепетную душу. – И я искренне желаю вам счастья. В этом вы никогда не смейте усомниться!
Лайла снова улыбнулась, принимая его условие.
– Март, ты едешь? – Клеман ждал парня уже несколько минут, и не то, чтобы они опаздывали, но тот никогда не задерживался перед поездкой к Риччи.
– Сегодня двадцать девятое… – послышалось из комнаты, и парень наконец показался. Он был одет в белую рубашку и брюки, на руках были часы. – После визита ты… – он замялся и продолжил только, когда Клем уставился на него в ожидании продолжения: – Ты съездишь со мной в банк? У меня сегодня день рождения… Нам нужно взять реквизиты в центре, а потом…
– Постой-постой… Какие реквизиты? Какой день рождения?
– Ну, сегодня мне семнадцать… – Март пожал плечами и пошёл на выход. – Ты не должен, я все понимаю, просто… Мой отец тоже помнит про мой день рождения. И…
– Так. Я конечно съезжу с тобой. Даже не сомневайся. Риччи мне голову оторвет, если с тобой что случится…
Мартин расслабленно опустил плечи и кивнул на выход.
В центре у Риччи была отдельная комната, и парней встретил двухэтажный «торт» из желе с непонятно где добытой свечкой.
– С днем рождения, Март!
– Спасибо, – зарделся тот и удивлённо поднял брови. – А ты почему не в коляске? А тренировка?
Парень упорно называл процедуры тренировками и вообще не допускал в своем лексиконе медицинских терминов. «Мы готовим тебя к следующему сезону!» – смеялся он и не опускал рук, даже когда малыш злился и отбрыкивался от его помощи. Проблем с ногами не было, но ходить было сложно из-за вестибулярного аппарата, который пострадал. А самым большим опасением был позвоночник. Отек сходил медленно, и шансы на восстановление были пока не ясны.
– Это вообще-то не все подарки, – насупленно ответил Рич, и Март расплылся в улыбке ещё шире. – Подойди! – уверенно произнес больной, и когда именинник оказался в пределах досягаемости, тот притянул его к себе за ворот рубашки и сказал: – вот единственный подарок, который я хочу подарить своему бойфренду, – и поцеловал.
Поцеловал так, что Клеман отвернулся, чтобы спрятать свои эмоции. Он едва не закашлялся, но смог подавить это желание и вылетел из палаты. Ему не нужно было слышать, о чем шептались парни. Он только знал, что Риччи не подпускал к себе Мартина до сегодняшнего дня. И после случайно услышанной ссоры, он не хотел снова стать свидетелем их беседы.
Тогда Риччи отчаянно пытался объяснить, что его чувства не имеют никакого значения, если он останется инвалидом. Что Мартин здесь только как друг, и это все, что парень готов ему предложить, что он не готов обречь того на отношения с инвалидом. Что хочет, чтобы у них друг о друге остались только светлые воспоминания, не запятнанные ссорами и упреками.
– Разве могут у тебя обо мне остаться хорошие воспоминания, после всего, что я сделал? – впервые вспылил тогда Март, и Клеман уже готов был вмешаться, но Рич ответил спокойно и безапелляционно:
– Тем более, я не хочу, чтобы ты себя так наказывал только из-за чувства вины. Ты мне ничего не должен.
И Мартин ответил в тон ему:
– Я буду рядом с тобой так, как ты мне позволишь. Я люблю тебя, и я поставлю тебя на ноги, мы поставим тебя на ноги, и ты поправишься. Но знай, что я от своего не отступлю. И не надо вот этих твоих «найди себе кого-то более…» – добавил он через несколько мгновений совсем другим, почти умоляющим тоном. – Мне никто не нужен, кроме тебя. Не будет никого! – отрезал он и встал, чтобы подготовить кресло – через несколько минут за ними зайдет медсестра.
Видимо успехи Риччи позволили ему наконец поверить в полное выздоровление, раз он решился на то, что сделал. Клеман кивнул себе и отошёл на пост.
Спустя несколько часов, когда все процедуры были закончены, а больного уложили отдыхать, они с Мартином выходили из центра. Но внезапно их с обеих сторон взяли за локти и знакомый голос шепнул:
– Не туда.
Их повели к служебному входу. Там усадили в машину, и только после этого Мартин спросил, стараясь сохранять полное спокойствие:
– Что происходит?
– Это друзья, Март, но мне бы тоже хотелось услышать ответ на этот вопрос…
– Вот как чувствовал, – обернулся к нему Тим с водительского сидения, – что-то была не последняя встреча… Кое-какая тема возникла, и я понял, что снова ты вляпался. Хорошие деньги предлагают вот за него… – он кивнул на Мартина, и тот непроизвольно сжался в комок. – Куда вас деть? – это он адресовал Клеману. – И на кой ты сдался этому мужику? – а это Мартину.
– Нас в банк, – за обоих ответил Март и продолжил, – это мой отец, претендует на мой траст…
– Ну так оставил бы деньги в банке… Зачем их снимать-то? Целее будешь…
– Надо вступить в права на счет… Да и кому, позвольте спросить, я все это объясняю?
– Он же сказал: друзьям…
К бизнес-центру, в котором находился нужный офис подъехали быстро.
– Внутри помощь не нужна?
Мартин помотал готовой. Они с Клеманом вышли и почти побежали ко входу.
– Точно помощь не нужна? Может…
– Ну не похитит же он меня прямо на глазах у управляющего… – он хитро подмигнул и уверенно вошел в банк. Там их уже ждали.
– Мистер Эванс, позвольте поздравить вас с праздником. Пройдемте в комнату переговоров, я правильно понял, что вы желаете вступить в права на траст вашего незабвенного дедули?
Март скривился от этого откровенного лизоблюдства и кивнул, резко и коротко поблагодарив за поздравления.
– А ваш друг может пока выпить чашечку кофе…
Клеман посмотрел на парня, и тот снова кивнул, решительно и смело.
Спустя двадцать минут из переговорной выскользнул тот самый управляющий с кривым лицом и устремился наверх по лестнице. Клем заметил его случайно и проследил взглядом, как он скрылся за стеклянной дверью. Почти сразу же из нее вылетел мужчина, чем-то похожий на Марта, но тут же его придержали за локоть, продолжая что-то втолковывать.
Клеман бросился в комнату, где всё ещё находился Мартин.
– Это я удачно в туалет вышел… Кофе у них отвратительный. А там, кажется, твой отец наверху с этим типом, что нас встретил…
Глаза Мартина распахнулись в ужасе, но уже через секунду он всунул документы в руки Клема и сказал:
– Вот, передай это администратору. Скажи, что мсье Роббер просил поставить в первый ряд обработки немедленно. Иди, я потяну время…
Клеман только кивнул и сделал, как сказали, глядя, как парень принимается что-то писать в таких же бумагах, оставшихся на столе.
Ему было боязно оставлять Марта наедине с его ненормальным папашей, но тот выглядел уверенно и собрано. И бесстрашно. Что ж, свое дело он выполнил.
Не прошло и пятнадцати минут, как Мартин вышел в холл. У него была разбита губа и была неслабая ссадина на том же месте, что и в прошлый раз. Но он был доволен и улыбался, позволяя крови стекать каплями на рубашку. За стеклом раздавались гневные крики того самого Роббера, поэтому он усмехнулся и развернулся. Клем тоже поднялся и приблизился к залу, где сидели операционисты.
– Мсье Роббер, вы же помните, что вы всего лишь управляющий. В то время, как я был удостоен чести быть представленным Амире, дочери господина Обье, владельца сего скромного заведения, – с сарказмом произнес парень. – Даже не думайте уволить кого-то за то, что они хорошо делают свою работу.
Они вышли из здания и остановились, не зная, куда двигаться дальше.
– Я указал твой адрес, на него придут карты и документы… Но теперь мой отец узнает, где я прячусь.
– Ничего не хочешь объяснить?
Мартин пожал плечами.
– Он тоже думал, что я все обналичу и сбегу. Только… Глупее вариант придумать сложно… Большую часть я перевел по реквизитам реабилитационного центра для Риччи, а остаток на открытый мамой давно и в шутку счёт. Я тогда был наверное в третьем классе… Про это все уже давно забыли… Кроме меня и банка… И с шестнадцати я закидывал туда почти все карманные деньги… Ты же не думаешь, что о побеге я подумал только после наглядной демонстрации папенькиного урока?
– Погоди-погоди… Ты что?
– Я думал сбежать с момента, как понял, что к Риччи у меня все серьёзно…
– Прям жизненно важная и крайне полезная информация для меня… – саркастично перебил его Клем: – Что там про реквизиты?
– Я оплатил счёт в центре. И закрыл долг в больнице. Остальное перевел на другой счёт. Так что теперь отец не доберется до денег. Зато доберется до меня, – глухо закончил он, глядя на непонятного вида парня с вполне понятными намерениями.
Все ещё ошарашенный новостями парень оглянулся и тут же схватил Марта за руку:
– Посмотрим, что можно с этим сделать… Мне Рич и так устроит выяснение, когда увидит твою мордашку…
Парни подошли к дороге, где их все ещё ждала машина Тимура.
– Тим, у парня проблемы с папочкой… – Клем кивнул на своего… навязанного брата и поднял бровь в вопросе: – Есть варианты?
Тот молча нахмурился.
– Найдём. – они тронулись с места, и Клеману показался шепот: «Вадя со мной не расплатится…»
Генри стоял перед зеркалом. Сегодня состоится финальный прогон, а послезавтра решится его судьба. Перед важным событием у всех был выходной, но сегодня день обещал быть тяжелым. Та легкость, которую он испытал после своего «виртуального» разговора с Лайлой растворилась, и последние дни прошли мрачным маревом ожидания. Он понимал, что все, что он может, это показать всему миру свою любовь. Без прикрас, без фальши, без утаек. Миру и любимой, которая будет в зале. Он подавлял панику, стараясь думать только о мелких проблемах, а по ночам старательно учился примириться со своей ревностью и держать её в железных тисках воли. Все, что он хотел от сегодняшнего дня – это удостовериться, что его задумка состоится именно так, как ему виделось, без пустых фраз и лживых жестов.
Он признал, что у Лайлы было право отвернуться от него навсегда. Он не хотел в это верить, он распалял угасающую надежду, чтобы совсем не сойти с ума, но его ломало. От одной мысли, что его душа, его муза, его сердце так и останется с ней, а жизнь без неё останется пустой и ненужной, его ломало. Так, что невольно вспоминался их последний разговор с Жи, и Генри не мог не восхищаться своим другом. Тот нашёл в себе силы отпустить свою любовь и продолжать жить дальше. И возможно, ему это только предстоит. После всех откровений с самим собой он не мог больше прятать голову в песок. И позволил себе до конца прочувствовать всю вину и сожаление, что накатывали на него удушающей лавиной.
Глянув последний раз на себя, он сморгнул потерянность и пустоту по взгляде и принялся накладывать грим.
Зеркало ярким отблеском словило солнечный луч, заставив Николя зажмуриться. А через мгновение он снова был ослеплен, теперь уже той, что отражалась в нем, кружась в платье, покрытом миллионом блестящих чешуек. Лайла решила воспользоваться прощальным Катиным подарком и собрать последний образ в бутике для презентации.
– Ну как? Не слишком вычурно?
– Вы буквально ослепительны, дорогая. Ему понравится!
Лайла сурово нахмурилась:
– Тебе нравится? Я хочу тебе нравится! – она со вздохом пошла переодеваться, не в силах стереть угрюмое выражение с лица.
Николя перехватил её у входа в примерочную, осторожно придержав за локоть. Она подняла на него злые глаза, но ни слова не сказала.
– Среди всего этого великолепие сложно будет найти то, в чем вы мне не понравитесь, – её взгляд смягчился, и девушка немного улыбнулась. – Но если вы настаиваете…
– Именно так! – она гордо вздернула подбородок. – Я настаиваю.
– Тогда подождите минуту…
Он обратился к консультанту, и та понятливо кивнула и ушла. Спустя несколько минут вернулась, и Лайла удивлённо выкинула брови. Но кивнула и пошла примерять наряд. Когда она вышла, мужчина не смог вымолвить и слова. Но они были не нужны – по взгляду она поняла все, что хотела.
По дороге домой Никки сделал небольшую остановку, но девушке выйти из машины не дал.
– Пусть это будет сюрприз…
Лайла настолько сильно волновалась, что вцепилась в локоть Николя, как в спасательный круг.
– В синем платье ты просто богиня, – прошептал ей на ухо мужчина, забыв о своём официозе. Эта фраза вертелась у него на языке с момента, как он её увидел.
Глубокий сапфировый цвет оттенял загорелую кожу, а камни в ушах в тон – клеймо известного ювелирного дома не оставляло сомнений, что они драгоценные, – сверкали гранями, заставляя задерживать взгляд на их обладателе. Именно этот сюрприз мужчина преподнес ей перед выходом.
– Сегодня вы будете представлены миру как писатель. Этот подарок должен подчеркнуть, и насколько многогранна ваша личность, – он помог ей застегнуть сапфировую каплю на шее. Её закрытые плечи дрогнули, когда Никки вытащил заколку, удерживающую волосы вверху, и аккуратно уложил локоны по плечам. – А это – извинения моей матери за грубость… – правого виска коснулся тёплый металл, и гребень с россыпью бриллиантов и сапфиров медленно вошел в копну волос, приоткрывая ухо. – И вы не посмеете задумываться о цене, – он буквально сорвал с её языка возражение. Девушке осталось только смириться.
Лайла благодарно посмотрела на своего спутника. Все же она сделала верный выбор. Одной своей фразой тот посетил в ней уверенность и покой, насколько можно вообще быть спокойной в подобной ситуации.
Девушка чувствовала себя королевой. Не только из-за драгоценностей, весь образ был сдержанным, невычурным, шикарным. Платье по фигуре без рукавов заканчивалось юбкой-годе, расклешавшейся только у середины голени, заставляя делать неширокие шаги. В глубоком вырезе острым клином лишь угадывались округлости груди, но очаровательная небольшая сверкающая капля притягивала взгляд, словно приглашая посмотреть, что же скрывает ткань. Однако общая строгость образа не давала и намека на флирт или соблазнение. Она была достойной парой своему кавалеру, четко демонстрируя, что занята и не склонна принимать ухаживая. Что не лишало её постоянных комплиментов.
Зайдя в зал, она невольно замерла. Сиденья были устроены амфитеатром, вдоль стен с каждой стороны висели огромные фото героя до самого потолка. Не было нужды подписывать их, Лайла моментально узнала в них названия глав своей книги. Было очевидно, что фотосессии были устроены специально для нее.
На первой была изображена лестница. Широкая, огромная, напоминающая входную группу в их лицей. За Джеем, вокруг него, была толпа людей, но он сидел на ступенях один, словно покинутый и несмелый. Его рука была протянута куда-то за кадр, и с самого края фото было видно, как тонкая девичья ладонь сжимает его пальцы, словно показывая путь из одиночества. Но это предложение, судя по выражению лица героя на снимке, остаётся безучастным.
На втором фото был типичный прованский пейзаж, и девушка уловила знакомые очертания холмов недалеко от мотеля, где они провели ночь. А потом присмотрелась и узнала очертания Шато де Камю. Он и правда сделал фото там! Там где… – Она не дала себе упасть в воспоминания и перевела взгляд на следующие снимки, не рассматривая внимательнее, о чем говорило лицо Джея.
