Текст книги "Не верь глазам своим (СИ)"
Автор книги: Jane Jourin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 52 страниц)
Парень схватил её за руки, заставляя бросить сумку, и прямо в лицо горячо зашептал: – Это не шутка, Лайла, мы вместе готовили проект у мсье Наварра, ты спасла меня от Энзо, а я за это тебе нагрубил, пытаясь оттолкнуть. Я чудом нашёл тебя на машине Антуана, моего отца, и в этой же машине на его ноуте набил первые ноты песни о тебе, пока ты спала по пути в Шато де Камю! Я упал с лошади и пропустил твой день рождения из-за того, что был на записи конкурса «Голос страны». Это все я!!!
– Ты забыл очки нацепить и волосы зализать!!! – ядовито прошипела девушка и дернулась. Но Генри держал крепко. – Что ещё он тебе рассказал? Когда у нас был первый секс и в какой позе?! – она взвизгнула и ещё раз попробовала вырваться.
– Ну, это Джей подделать не смог бы! – в запале произнес Генри, и, не зная, как ещё убедить упрямицу, прижался к ее губам в поцелуе. Она от неожиданности даже не успела закрыть рот, и первые секунды просто пыталась осознать происходящее, но когда справилась с этой задачей, тут же отвернулась и отвесила наглецу пощечину. Но парень был настойчив, он перехватил взлетевшую руку за запястье, не обращая внимания на горящую щеку, а второй обхватил девушку за шею и затылок. Его большой палец так знакомо лёг на скулу, а губы вновь вонзились в приоткрытый в попытке высказать негодование рот Лайлы. Язык прошелся по внутренней кромке зубов, а потом прикоснулся к языку девушки, словно напрашиваясь на ответное касание. Генри сильнее прижал любимую к себе, не ощущая больше сопротивления, вовлекая во все более нежный и чувственный поцелуй. Он почувствовал ответ – едва заметное шевеление языка и губ, и убрал пряди волос от лица Лайлы, наслаждаясь ее гладкой кожей, теряясь в этих ощущениях. Они так давно не были вместе… Но все время работы на конкурсе парня согревало воспоминание о ладонях любимой, свободно лежащих в его, ее робкая улыбка и надежда на новую встречу. Сейчас же у Генри сорвало все тормоза, он хотел, но не мог остановиться, потому что этой девушки ему не хватало, как воздуха. Из его горла вырвался стон, полный удовольствия и нетерпения, и это его немного отрезвило.
Лайла стояла, вновь опустив руки, позволяя себя обнимать и целовать, но никак не участвовала в поцелуе. Парень последний раз ласково провел языком и прихватил губами губы девушки, а потом отстранился. Что-то упало в его душе, громко и звонко разбившись, он уже знал, что последует за его опрометчивым поступком, осталось только дождаться. Зеленые глаза всматривались в его лицо, непривычную прическу, в глаза, и снова в лицо, будто сравнивали этого парня с тем, которого видели на протяжении всего этого года в лицее, и в Шато де Анж, и в его апартаментах, и вот здесь, сейчас. И постепенно взгляд этот менялся.
– Это все? – тихо, немного хрипло спросила девушка и отступила на полшага назад. Не услышав ответа, она оставила еще одну, на этот раз намного более болезненную пощечину, которую Генри не стал останавливать. – Я такая дура… Я… – она запрокинула голову, пытаясь найти слова. – Такая… Ду-ура-а… Господи, – произнесла она на вдохе и зажмурилась. Потом провела руками по лицу, будто пытаясь смахнуть наваждение. – Генри, и не стыдно тебе было встречаться с такой безмозглой идиоткой? И, наверное, было так забавно наблюдать за мной, да? Здесь, когда мы работали… И дома, когда я тебе пересказывала наши интервью… – она истерично хохотнула. – Давай, посмейся со мной! – она засмеялась, но смех этот был полон боли и отчаяния. Видеть любимую такой надломленной ему еще не приходилось, даже в той злосчастной душевой в ее глазах не было этой осмысленной катастрофы, этого глобального понимания: отношения разрушены, строить больше не на чем, ведь фундамент развеян по ветру.
Девушка внезапно встряхнулась и выпрямила спину. Она подняла сумку, развернулась и быстро пошла в сторону той двери, через которую зашла – на противоположном сцене конце зала.
– Ты ведь понимаешь, что сделаешь огромную глупость, если хотя бы попробуешь связаться со мной, да? Не смей! Слышишь, прояви хоть каплю уважения ко мне! Не смей напоминать о себе… Говоришь, боялся меня потерять? Но сделал все возможное, чтобы добиться этого.
– Я люблю тебя, Лайла! – крикнул парень так громко, что у него самого заложило уши. Акустика зала усилила его голос во много раз, и, наверное, каждый в студии был в курсе чувств этого сумасшедшего. Но девушка ответила тихо:
– О! Я уверена, что так и есть. Но это ничего не меняет.
Она ушла твердой походкой, аккуратно огибая лестничные марши, стараясь не врезаться ни в кого на своем пути. Но, когда уже почти достигла выхода, у самой двери стоял Антуан. Девушке нечего было ему сказать: не хотелось наговорить гадостей, ведь он не мог не знать, за какую дуру ее принимает его сын, и какую еще большую дуру он из нее делает. А быть вежливой с ним не было сил. Но тот ничего не сказал, он только взял ее под локоть и вывел из здания, где находилась студия. Они прошли на уже знакомую парковку, сели в уже знакомый черный внедорожник, и водитель мягко отъехал.
В голове Лайлы снова наступил долгожданный штиль, как в тот раз перед побегом. Только бежать к Агате не хотелось, хотелось, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы все было так, как до встречи с Генри – просто и понятно. Холодный аналитический процесс отказывался выдать такое место, где можно было бы оказаться в прошлом. Поэтому на ум пришло не где, а с кем можно сейчас остаться. Девушка набрала номер Клемана, раз уж Жас далеко, но его автоответчик сообщил, что он с любимым младшим братом, и нет ничего важнее, поэтому абонент перезвонит позже. И в этот же момент машина затормозила. Выглянув в окно, Лайла удивилась: они стояли напротив ее дома.
– Что мы здесь делаем? – впервые нарушила тишину между ними девушка, глядя на отца своего бывшего парня.
– Я подумал, что возвращаться в квартиру Генри тебе не захочется…
– Я здесь не живу уже все лето… – немного растерянно проговорила Лайла и впервые задумалась, а быть может, сейчас дом – это именно то место, где ей стоит быть. Но вспомнив последний разговор с Каролин, тут же отмела эту мысль. Увидев, что машины Алекса нет на месте, она все же решила попросить Антуана отвезти ее к Николя. Она назвала адрес. Но мужчина более не пожелал ехать в тишине.
– Генри не вводит меня в курс своих отношений, – Лайла скептически на него взглянула, и он поправился: – Не настолько глубоко. Но он сказал мне, что ты бросила его ради него же… – девушка хотела совершенно грубо перебить Антуана, но тот поднял палец вверх, призывая к вниманию: – Я не буду читать нотаций, и тем более просить простить моего оболтуса. Я миллион раз говорил ему открыть тебе правду. – Лайла вспомнила тот самый разговор Антуана по телефону. Который приобрел совершенно иной смысл. – Но после Мелани он, как кипятка, боялся повторения истории. Не удивлюсь, что именно своим отчаянным страхом он и добился того, чего боялся больше всего. Ты влюбилась в его амплуа. Что намного хуже той глупости, что вытворила та девчонка. Ты не просто захотела пожить на широкую ногу, купаясь в овациях и популярности. Ты полюбила его творческую сторону, его работы, его суть… Возможно, тебе кажется, что ты открыла в Джее много нового, но, когда первый шок и обида пройдут, ты поймешь, что на деле все это ты уже видела в моем сыне, уже знала, уже чувствовала. Быть может, не знала, как интерпретировать, не видела всех граней, не знала масштаба происходящего. Но любила и это в нем тоже. И любишь до сих пор, иначе ты сейчас кричала бы, метала молнии и крушила бы все вокруг себя, но ты переживаешь это внутри… Поэтому я прошу тебя сейчас о другом: дай себе время. Отвлекись, займись учебой, друзьями… Не варись в этом кошмаре, который происходит у тебя в душе, а просто переключись на что-то другое. Я знаю, что мой сын тебя очень обидел. И знаю, что вы молоды и горячи, и скоры на принятие решений. Ты ведь не знаешь его задумку о презентации альбома? – девушке только оставалось отрицательно покачать головой. – Давай договоримся. Я попробую сделать так, чтобы Генри не спился за этот месяц и не натворил других бед, а стимулом для этого будет тот факт, что автор книги о его альбоме придет на презентацию, ладно? А ты реши для себя, сможешь ли ты на самом деле понять его причины, и простить его за излишнюю осторожность. – На приподнятую в изломе бровь он вновь поправился: – И трусость, и нерешительность, и неуверенность в себе.
Лайла закрыла глаза. Они приехали к дому Николя и уже несколько минут стояли у подъезда. Девушка медленно кивнула. Она уже готова была выйти из машины, в голове образовалась приятная пустота, этот разговор будто дал ей разрешение внять совету Скарлетт О’Хара. Но мужчина взял ее за руку: – Ты сильно изменила его. За этот год мой сын перестал быть мальчиком, который боится ответственности за свою и за чужую жизнь. Не только его творчество приобрело новые краски, мой сын стал мужчиной, которым я могу гордиться. И я благодарю тебя за это, не зная, выпадет ли мне еще шанс так с тобой поговорить. Ты замечательная, смелая девушка, готовая бросать вызов не только судьбе, но и самой себе, и вы с моим трусишкой прекрасно подходите друг другу, уравновешивая и дополняя характеры. И знай, что даже если ты не сможешь больше довериться Генри, я не изменю своего мнения о тебе. Ни как о человеке, ни как о журналисте. Кстати об этом… Могу я увидеть результат?
Лайла улыбнулась. Неожиданно для себя. Неожиданно для Антуана. Но она улыбнулась и протянула ему скрепленную презентацию с распечаткой книги.
– Спасибо, Антуан. Вы классный папа, и классный менеджер. Я рада, что у Генри есть кто-то, на кого он может положиться в трудный момент… Как бы ни сложились наши с ним отношения, я приду на презентацию. Потому что главный секрет успеха – это умение разделять личную жизнь с профессиональной. Вы положили начало моей карьере, и было бы огромной глупостью из-за подросткового максимализма ее рушить. Доброй ночи, Антуан.
И она вышла из машины. Вечерний воздух был ледянящим – она только сейчас поняла, что оставила плащ в зале, но его было не жалко. Почему-то сейчас вообще ни одна из эмоций не отдавалась каким-то особым значением – видимо, перегорело.
Мозги холодно отсчитывали минуты, шаги, повороты, отмечали звон ключа и щелчок выключателя. Девушка прошла в свою комнату, на ходу раздеваясь. Переоделась в пижаму с длинными штанами в неадекватно желтые сердечки и странной цитатой Кэрролла на куртке. В голове так громко звенела тишина, что она включила свой плэйлист, выкрутив громкость на максимум. Ей вдруг подумалось, что в такой ситуации должно стать легче, если немного выпить. Хотя какой-то особой тяжести после странного напутствия Антуана она и не чувствовала. Ничего не чувствовала, как механизм. Она не думая достала из бара бутылку мартини. Сладкий, немного тягучий ликер пился легко и незаметно. Она пританцовывала под музыку SweetBox, совершенно не веря, что все будет, как она поет, с бутылкой в одной руке и телефоном в другой, медленно кружа между столиком и диваном в гостиной, иногда спотыкаясь о разбросанные туфли. Пока ей не стало жарко.
«В такую прекрасную погоду совершенно невозможно находиться дома”, – думала она, пытаясь справиться с замком на двери, не выпуская бутылку из рук, в конце концов, она оставила телефон на столике и наконец добилась своего. “Такой странный август, то холодный, то жаркий, то солнечный, то дождливый,” – продолжала она свою мысль, полную оригинальности и оценочности. Все ее слова сводились к максимальной простоте и незамысловатости. “Хочу прогуляться… И пойду прогуляюсь,” – мысли текли все медленнее, шаги также замедлялись. Она не чувствовал себя пьяной, не шаталась из стороны в сторону, не путалась в поворотах. Для буднего вечера на улицах было необычайно пустынно, но те, кто все же видел странную девушку, шарахались от пропасти зеленых глаз, распахнутых на пол-лица, от подрагивающей полупустой бутылки в ее ладошке, от ужасной пижамы, от которой невозможно было оторвать взгляд. Девушка не замечала опасливых и недоуменных взглядов прохожих, не замечала начавшийся дождь, который сейчас усиливался. Она просто шла, размахивая мартини, изредка прикладываясь к горлышку и недоумевала: «Почему же мне так жарко?» Наверное, где-то глубоко в душе она хотела плакать. От обиды, от того, в какой ужасный обман она оказалась втянута, от того, как долго ее любимый человек врал ей, не доверял ей… Но на поверхность ничего не выходило, даже не отпечатываясь в сознании.
Она обратила внимание на окружающий мир лишь тогда, когда почувствовала себя в центре внимания под десятками глаз. Этьен спешно подошел к ней, на ходу щелкая пальцами зазевавшемуся официанту.
Через полминуты она оказывается окутана теплым пледом, еще через полминуты она уже утыкается в угол удобного дивана, чувствуя, наконец, хоть что-то. Холод ее поглощает почти целиком, когда в кабинет врывается Николя, встревоженно осматривая и ощупывая девушку, спрашивая о чем-то, постоянно отдавая какие-то распоряжения. Сквозь блаженную пустоту прорывается просьба передать Жюлю, что его услуги потребуются через двадцать минут, заказ на бар – чашка фирменного чая и мед, указание позвонить кому-то, чтобы исключить появление в прессе упоминания об этом инциденте. И наконец высокий, властный голос сообщает, что если «эта девчонка посмеет угрожать репутации нашего семейного заведения, я ее уничтожу, не взирая на твое отношение к ней!» В эту секунду Лайла приходит в себя и в ужасе пялится на женщину неопределенного возраста. Статная фигура, горделивая осанка, высоко поднятый подбородок и смесь пренебрежения и отвращения на лице. Мадам выглядит так внушительно, что у девушки почти срываются слова извинений с губ, однако ее лепет никого не интересует, женщина смотрит на сына. И Лайла никогда бы не подумала, что эти мягкие зеленые глаза могут быть таким убийственно холодными и яростно негодующими:
– Мать, не смей. Даже. Слова. Продолжить… – голос тихий, вкрадчивый, но не менее властный, чем у мадам де Буйон. А еще он наполнен такими эмоциями, что женщина невольно подается назад.
– Как ты смеешь… – она говорит на несколько тонов тише, теперь прицельно рассматривая гостью. – Щенок! Как мог ты, потомок благородного рода, влюбиться в эту болезную?! Что, захотелось побыть для кого-то героем? Ни ума, ни породы… – выплюнула мадам.
– Не стану задаваться вопросом, с каких пор тебя заинтересовал круг моих интересов и ты стала экспертом в моих чувствах. Попрошу лишь посмотреть в зеркало. И удалиться из моего кабинета. Сейчас! – чуть повысил голос Николя и повернулся к Лайле, демонстрируя, что разговор окончен.
В этот момент в дверь просочился официант с подносом, и женщине ничего не оставалось, как выйти. Выяснять отношения при персонале было явно ниже ее достоинства. Но весь ее вид говорил о том, что тема не закрыта.
– Никки, – принимая из рук мужчины кружку с чаем прошептала девушка, как только они оказались одни. – Прости меня! Я сама не знаю, как оказалась здесь… Я только хотела немного пройтись… – продолжила она, растерянно оглядывая свою мокрую пижаму и босые ноги. Николя настойчиво отцепил ее пальцы от бутылки, которая все еще была зажата в ладони.
– Девочка моя, что случилось? Ты не ранена? У тебя ничего не болит? Тебя кто-то обидел? Ты заледенела… – явно теряя контроль, повторял мсье де Буйон, то и дело касаясь ее рук, укутывая в плед, убирая прядь с лица. – Хорошая моя, ну что же ты, почему не позвонила, я бы тут же приехал…
Лайла застыла, хлопая глазами, пытаясь найти силы, чтобы не стучать зубами, только сейчас ясно понимая, насколько она замерзла, абсолютно четко осознавая, что ее мокрые грязные ступни оставляют некрасивые пятна на дорогой обивке, что холодная пижама липнет к телу, что последнее, что она помнит – как ей было странно слушать, что все будет хорошо, а потом стало жарко. Она поежилась и внезапно смутилась от того, что в полной тишине под внимательным взглядом Николя она слышит дробь собственных зубов. Мужчина перевел взгляд на почти пустую тару от спиртного. Его глаза расширились, и он взял девушку за руку:
– Лайла, ты открыла эту бутылку? – видя, что она не понимает его вопроса, будто находясь немного не здесь, мсье взял ее за плечи и немного встряхнул: – Ты взяла открытую бутылку из бара или открыла эту? Сколько ты выпила, дорогая?
– В-всю… – сквозь дрожь прохрипела она и попыталась сделать глоток, но ничего не вышло. Николя тут же подхватил кружку, из которой вот-вот должна была расплескаться жидкость. Принес к губам и позволил сделать глоток. Потом еще один. Тепло чая обжигало, а мед, который мужчина добавил, немного дразнил горло. Когда кружка опустела, владелец ресторана вышел на секунду, тут же что-то приказал Этьену и вернулся:
– Сейчас мы поедем домой, вам необходимо согреться и привести себя в порядок. Потом вас осмотрит доктор, а завтра вы все мне расскажете, если захотите.
Лацла пыталась протестовать, но Николя решительно ее прервал:
– Просто позвольте мне позаботиться о вас.
Тепло чая разморило, да и алкоголь сыграл на более расслабленных нервах, поэтому девушка отключилась, как только оказалась на руках Николя. Проснулась она уже дома, под капельницей, которую как раз поправлял доктор.
– Милочка, если вы каждый свой стресс будете заливать таким количеством спиртного, в какой-то момент моя помощь может больше просто не понадобится! – ее знобило даже под одеялом. – Вы, видимо отчаянно хотите подхватить воспаление легких… Неделя постельного режима, хотя, кому я это говорю… Мсье де Буйон получит все мои рекомендации, и я не думаю, что у вас будет выбор, соблюдать их или нет. Что ж. Отдыхайте…
Когда Лайла проснулась снова, иголки в вене уже не было, как и озноба. За окном светила ясная луна. Она чувствовала себя в странном подвешенном состоянии: усталости, как таковой не было, но двигаться хотелось медленно и осторожно. Ей подумалось, что отлеживаться она будет еще долго, однако ее прошибло понимание, что завтра вообще-то четверг, завтра вообще-то на учебу, и только потом пришло самое яркое осознание: Генри – это Джей. А она – дура.
– Как я могла быть такой дурой? – вслух проговорила она, и вздрогнула от того, что заметила шевеление в комнате.
– Как вы себя чувствуете, дорогая? – темный угол проговорил голосом Николя. – Я уже написал Ромильде, что вы приболели. Жюль съездит в аптеку утром, а вам нужно отдыхать.
– Никки, боже мой, – она вдруг вспомнила весь вчерашний вечер. И ей стало мучительно стыдно: – Прости! Прости меня, пожалуйста, мне так стыдно! Я не специально пришла в ресторан. И твоя мама, боже, Николя! Какой кошмар! – она поднялась на постели, и свет луны осветил ее волосы, делая их мистическими, золотыми, а ее саму похожей на фею.
– Это совершенно несущественные мелочи. Я на самом деле очень рад, что вы появились в моём заведении. Ведь, если бы я вернулся домой, и застал бы мое жилище нараспашку, с открытым баром, кричащей музыкой и вашим телефоном на столике, я бы схлопотал ранний инфаркт в свои годы. Просто сошел бы с ума, не зная, где вы… – девушка в этот момент вспомнила комментарии мадам де Буйон, и ей стало еще более неловко. Но мысли были будто на тормозе, и она решила отложить до утра все свои переживания.
– Ты так и будешь всю ночь сидеть здесь? У постели неумирающего? Давай-ка, отправляйся к себе. Ничего со мной не случится, – но не заметив никакого движения со стороны Николя, она вдруг поняла, наконец, то, что он ей сказал в самом начале разговора. – Постой-постой, что значит, ты написал Ромильде? Я не собираюсь пропускать учебу!
– Мадемуазель Лайла, вы, наверное, не понимаете, что провели несколько часов под дождем в том, что сложно назвать одеждой. Что промокли, продрогли, заледенели, и что у меня ушло больше часа, чтобы вас согреть! – мужчина злился, но старался этого не показать. Сама виновница его беспокойства внезапно ощутила свою наготу под несколькими слоями одеяла.
– Николя, ты меня раздел? – если бы в комнате было хоть чуточку больше света, девушка увидела бы румянец на ушах и скулах мсье де Буйона.
– А стоило оставить вас в мокрых вещах? Без сознания в душ вас нельзя было отправить, поэтому я раздел вас и растирал спиртом, пока вы не отогрелись, – сейчас девушка ощутила теплые носки на своих ногах.
– Да… Не ожидала я предстать перед тобой обнаженной в такой ситуации… – пробормотала девушка, на что получила весьма неожиданный ответ:
– А что, были ситуации, в которых вы рассматривали такую возможность? – и румянец Лайлы был видел даже в тусклом свете луны. – Так или иначе, все сводится к тому, что вы возможно подхватили воспаление легких, и вы проведете в постели ближайшие три дня, а возможно и дольше!
Девушка промолчала. Этот неожиданный взрыв эмоций – смущение, удивление и недовольства – будто высосали все ее силы. А потом она почувствовала небывалую сонливость. Все мысли словно поставили на паузу, и она провалилась в вязкую дрему, ничего так и не ответив своему спасителю.
Весь следующий день Николя вился вокруг нее и хлопотал словно наседка. Утром она попробовала встать, на что получила гневный взгляд и чашку бульона, а на ее неловкий комментарий, что она в порядке, а температура так и не поднялась, непреклонный отказ выпустить ее из постели. Зато это дало ей прекрасную возможность подумать и попытаться разложить все по полочкам. Было больно. Было очень обидно, и она страдала от несправедливости и жалости к себе. А еще злости от того, что она оказалась такой слепой дурочкой. Ведь, если еще до работы над книгой она едва ли могла связать все ниточки, все же Генри отлично шифровался, то не узнать любимого человека, когда еженедельно видишь его в творческом амплуа, и ежедневно общаешься с ним дома, было настоящей глупостью. Ведь было столько моментов, ведь ей постоянно казалось, что Джей родной и близкий, но она предпочитала списать это на увлеченность и талант певца. Вот тут вступала злость уже на своего парня. Потому что именно он, как оказалось, был причиной, по которой она чувствовала, будто сходит с ума, будто все песни и фразы музыканта написаны о ней. Но ведь так и было. Ее терзало чудовищное чувство вины, она себя мнила настоящим предателем, когда на деле все оказалось ровно наоборот. Это ее предали. Ее доверие, ее любовь. Зато теперь очень многие моменты встали на свои места. И отлучки, и замалчивания. Она чувствовала себя увязшей в болоте, потому что все последние месяцы жизни она была окружена ложью. Ее растерянность, глухая боль, абсолютная беспомощность перед сложившейся ситуацией вытягивали все силы, и она периодически проваливалась в беспокойный сон, наполненный сновидениями, где она металась между Джеем и Генри. Ей было непонятно, зачем любимый втянул ее в эту авантюру с интервью, с книгой, зачем подпустил так близко к своей тайне, будто подталкивая ее на измену. Мыслей было столько, что навести порядок за день она так и не смогла. Особенно учитывая, что их прерывало мучительное чувство стыда перед Николя.
В памяти всплывал его разговор с матерью, ее появление в таком непотребном виде прямо в основном зале. Особенно сильно чувство стыда подогревал тот факт, что Николя оказался самым надежным из всех, кто был в ее жизни. За весь день мужчина так и не спросил, что же произошло, оставляя за ней выбор, что и когда ему рассказать, не поднимая вопросов о доверии к нему, как к другу, что было бы в случае с Жас или Клемом, и демонстрируя тем самым глобальное доверие к ней, как человеку, показывая, что не сомневается в том, что она во всем разберется, а если нет, то обратится за помощью. Он оставался тем островком безопасности, той неприступной крепостью, за которой никто не посмеет причинить ей вреда, за которой она сможет зализать свои раны, чувствуя защиту и поддержку.
Но взамен она ничего не давала. И это гложило ее и подталкивало к действиям, только, что именно делать, она не знала. Потому что тот ничего от нее не требовал и не просил. Даже не намекал. Хотя мотивы его стали яснее после того, как он, очевидно, из-за нее поссорился с мадам. В голове настойчиво звучали слова Эвана о том, что он не удивился бы, узнай, что они вместе. А еще, что он подходящая партия для Лайлы.
Сейчас душу затапливало чувство предательства и не сравнимое ни с чем опустошение. Злость на Генри переливалась новыми гранями, но, все еще ослабленная дождем и стрессом, Лайла не чувствовала в себе сил на интенсивные эмоции, и была скорее сторонним наблюдателем тому, что разворачивалось у нее внутри.
Она смирилась с постельным режимом до понедельника, безропотно принимая заботу Николя, благодарно отвечая на его попытки вдохнуть каплю жизни в ее глаза и вызвать хотя бы небольшую улыбку. Они оба понимали, что ей нужно время, и засыпала она почти умиротворенно, хотя уже привычная горечь обмана Генри на языке не давала о себе забыть ни на мгновение.
А потом случилось то, что в корне изменило ее отношение к ситуации.
Она сняла трубку спросонья. Иначе даже не потрудилась бы сбросить звонок. Но в два часа ночи она даже не подумала об этом.
– Что, любовь моя, не такая уж чистая и непорочная дружба связывает вас с графом… – Генри был пьян и взвинчен, таким она его не слышала и не видела никогда. – Зря ты не играла – в покере ты была бы непревзойденно хороша! Так держать лицо… Так прикидываться! А ведь ты еще не знала о моем грязном секретике, зато у тебя уже был свой… И как? Хорош ли он в постели? Проявляет животную страсть или так же идеально вежлив и обходителен, как в жизни? Абсолютный джентльмен? – он взял паузу, чтобы перевести дух, и Лайла, застывшая и сбитая с толку прошипела:
– Что ты несешь? Проспись!
– Я? Я не хочу спать! Я хочу тебя видеть! Спусти косу, Рапунцель! Выгляни в окошко… – он звучал отчаянно, но дерзко, хотя в голосе слышалась боль и паника, будто он сам ее до конца понимал, что творит, что говорит. А он и правда не знал, как дышать. Он был близок к истерике, но девушка не понимала, алкоголь притупляет ее или провоцирует. – Я сдохну, если не увижу тебя… – прохрипел он, а потом крикнул так, что девушка поняла, что он где-то под окнами: – Я сдохну без тебя, Лайла! Я прямо сейчас сдыхаю без тебя! А ты… – его голос сорвался.
Девушка встала из постели и выбежала на балкон. Он был в личной спальне хозяина квартиры, но она, не думая об этом, распахнула дверь в комнату и широким движением откатив стеклянную перегородку, оказалась на пронизывающем ветру. Глянув вниз, она увидела парня, сидящего на коленях, свернувшегося в три погибели, мнущего что-то в руках. Он немного покачивался вперед и назад, словно баюкая свое горе. Спустя мгновение на ее плечах оказалось теплое одеяло, в которое ее тщательно укутывал проснувшийся Николя, и в этот момент Генри поднял глаза и дернулся, как от удара, наблюдая за этими случайными объятиями. Мужчина ушел, но Лайла даже не услышала, как хлопнула входная дверь, пока не увидела его внизу. Парень так и не поднялся с колен, замерев в своем поражении, а Николя подошел к нему, на ходу о чем-то говоря. Он вышел из дома, как был, в тонких пижамных штанах, без майки, его темная широкая спина делала его фигуру огромной, возвышающейся на Генри глыбой. Тот встрепенулся, поднялся с колен, попробовал нанести удар, броситься на Николя, но мужчина лишь увернулся, уходя с линии атаки, и снова что-то сказал. Вырвал какие-то документы у него из рук, отшвырнул их, поднимая руки ладонями, показывая свою безоружность и нежелание нападать. Последняя его фраза, видимо убедила парня, потому что Генри, слегка пошатываясь, повернулся к Лайле, запрокинув голову. Убедившись, что она смотрит на него, уже тише, но достаточно, чтобы девушка услышала, он бросил:
– Я люблю тебя! Что бы ни произошло, это не изменится. Понимаешь? Ты – мой воздух, Лайла. Ты – мое все… – он стал спиной отходить от подъезда, а спустя десяток шагов развернулся и сорвался в быстрый, но очень неуверенный бег.
Николя, убедившись, что парень скрылся из виду, подобрал листы, изрядно помятые и кое-где мокрые, встряхнул их и вернулся, бросив на девушку осторожный взгляд.
Вернувшись, он показал ей глянцевый журнал, где они, выглядящие, как пара, блистательные и неотразимые, проводят время в «Клиффе». Им отвели целый абзац текста, намекая и додумывая.
Лайла забрала прессу и ушла в комнату, безмолвно поблагодарив мужчину тем, что завернула его – замерзшего, судя по мурашкам на коже – в его же одеяло. А спустя час снова вернулась в его спальню, чтобы осторожно улечься на одеяло рядом с ним. Она принесла свой плед, накинув его на ноги. Николя не двигался, но девушка знала, что он не спит.
– Не могу сейчас быть одна… И я уже отменила завтрашнюю встречу с Алексом и Клемом, – она повернулась на бок, подставляя руку под голову, глядя прямо в напряженное, отчего-то неуверенно сейчас лицо всегда величественного аристократа. Лайла придвинулась ближе, опуская руку в его лежащую поверх одеяла, натянутого до талии, ладонь, и ясно, четко проговорила:
– Увези меня отсюда, Никки…
Комментарий к Конец истории: часть первая Это та музыка, которую слушала Лайла и не верила, что все будет хорошо: https://www.youtube.com/watch?v=rzTT5M8zBu4
Именно этого вы все ждали. Именно этого мы все ждали. Конец истории. Вторая часть этой главы будет скоро, обещаю.
P.S. Сразу выражаю благодарность всем за ПБ. Главу даже не перечитывала, уж очень меня подгоняет ваш интерес.
И как обычно, я очень жду ваших отзывов… Хотя вы так редко балуете меня ими((
====== Конец истории: часть вторая ======
Риччи улыбался. Нет, не так. Риччи светился счастьем. К своему стыду, Клеман не мог вспомнить, когда его брат был так же беззаботно весел. Все же в последний год было не до него, и парню было страшно представить, сколько всего он упустил. Сколько времени, событий, надежд… Но было еще кое-что во взгляде худого, но уже не такого бледного паренька, чего его старший брат никогда не видел. То, что он, учившийся у лучших, не мог не распознать: тепло, нежность… Любовь!
Подойдя ближе к знакомой палате, он увидел, что взгляд Риччи направлен куда-то вниз, а его руки, лежащей поверх больничного покрывала, трепетно касаются чьи-то пальцы. Легонько, будто боясь, что это нечто запретное, хрупкое, драгоценное.
Волна гнева затопила парня. Так быстро и внезапно ярость его никогда ещё не охватывала, но каким-то чудом её удалось сдержать. Потому что этот визитер вызвал у брата такую улыбку, которой Клем не видел у него не то, что в больнице. Наверное, даже никогда не видел.
