Текст книги "Не верь глазам своим (СИ)"
Автор книги: Jane Jourin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 52 страниц)
– Лайлы со мной не было. Мы встретились позже. Но причин врать у меня нет.
– Вы не возражаете, если мы осмотрим машину? – Нет, не возражаю, но вынужден повторить свой вопрос… – Генри прямо и серьезно посмотрел на полисменов, и старший кивнул. – Вы выезжали их зоны оранжевой тревоги. Пропала девочка, и мы имеем подозрение, что в машине, с которой вы столкнулись, преступник перевозил дитя. Уже на пути к внедорожнику, Генри прокручивал у себя в голове новую информацию. Машина казалась серой, и это все, что он помнит, кроме света фар. Больше в таком ливне он ничего не разглядел. И он совершенно не видел ничего полезного в осмотре его транспорта. Но полисмены взяли пробы краски – оказалось темно-синего цвета, и что-то между собой обговорив, вернулись к паре напряженно молчавших молодых людей: – Вам придется проехать с нами для дачи объяснений. Генри кивнул и отошел позвонить. Лайла осталась одна, снова переживая те моменты, которые, как она думала, остались в прошлом. По ее вине ее любимый человек чуть не погиб… Он обеспокоенно поглядывал на ее сгорбленную спину. Через 15 минут он взял ее за плечи и увел в трактир, чтобы напоить горячим чаем. Он очень хотел успокоить ее, но все его ободряющие и нарочито жизнерадостные слова никак не отражались на грустном настроении девушки. Снова отойдя к двоим полисменам, Генри о чем-то резко с ними переговаривал, а к Лайле за столик подсел седовласый бородатый дедушка. – Милая, в твоем возрасте так хмуриться очень вредно для здоровья. Что случилось? Подняв грустные глаза на незнакомца, она только покачала головой, показывая, что она не хочет об этом говорить. – Тогда послушай старика Анри, он дурного не посоветует. Никто не безгрешен, и все совершают ошибки. Главное, можем ли мы прожить жизнь, простив себя за них, и каждый следующий день встречая, как подарок, дающий нам шанс их исправить, и больше никогда не повторять. А грусть – это дурное болото. Ничего доброго она не приносит. Укорять себя за то, что осталось за спиной – это как стоять на месте, привязанным к этой дубине. – Он показал короткую палку, служащую стопором входной двери. Любая привязь с нее соскользнет в мгновение. – Если есть шанс делать любимого счастливым, жуткая глупость его не использовать! А зачем же сейчас делать так, чтобы потом жалеть об упущенных минутах? – он ласково погладил ее по голове, как когда-то в детстве делал ее дедушка. И ушел, тепло улыбнувшись напоследок.
Генри подошел к ней, и нежно положил руки на плечи: – Поехали, мы, конечно, пропустим одну остановку в нашем маршруте, но, уверен, что это не омрачит наше путешествие.
– А как же полисмены? – Лайла была все еще задумчива, но спина ее выпрямилась, а тени под глазами не так выделялись. Встав из-за стола, она попыталась найти глазами старика, что с ней говорил, чтобы поблагодарить, но его нигде не было…
– Я позвонил отцу, и он связался с адвокатом. Им незачем нас никуда вести. Мы смогли здесь разобраться…
Лайла широко улыбнулась и обняла его. Он с облегчением вздохнул и ответил на улыбку:
– Радость моя, как же я люблю, когда ты улыбаешься…
Комментарий к Мадам Мелье Спасибо, что все еще со мной узнаете историю полюбившихся героев в моей интерпретации… Как вам даются более объемные главы? Или лучше вернуться к трехстраничному варианту?
И еще вопрос: стоит ли мне так часто обращать внимание на чувственную сторону взаимоотношений героев, или особая интимность некоторых моментов смущает читателей, и лучше оставаться в рамках романтики без постельных сцен?
====== Турнир. Открытия ======
Все еще немного обеспокоенная событиями сегодняшнего утра, Лайла, тем не менее, не прекращала улыбаться. Серьезный профиль Генри был для нее светящимся маяком, который не давал погаснуть и ее улыбке. С удовлетворением отметив утром, что за два прошедших дня состояние Генри значительно улучшилось, она старалась не впадать в панику и сопротивляться приступам самобичевания, намереваясь сделать счастливым мужчину, сидевшему рядом с серьезным лицом, глубоко о чем-то задумавшись.
Не желая его отвлекать, Лайла задумалась над своим поведением, и эмоциями, его провоцирующим. Несмотря на то, что Генри не был ее первым парнем, никогда она не чувствовала настолько женщиной, настолько желанной и настоящей. И никогда еще не ощущала такого влечения, такого желания безраздельно принадлежать и обладать… Ее первый раз был особенным, и она была уверена, что влюблена в того парня. Но только с приходом Генри в ее жизнь она поняла, что это на самом деле такое – любовь, страсть… Ее восприятие секса до этого момента было обозримо исключительно через призму романтики, и удовольствие, получаемое во время самого процесса, практически полностью затмевалось фантазиями, предвкушением, пониманием того, что они вместе занимаются этим, как бы подтверждая свои отношения. Сейчас же она четко осознала, что по сути никакого удовольствия те механические возвратно-поступательные движения Этана ей не приносили, за него все делало ее воображение и сильное желание чувствовать себя любимой. Так что нельзя сказать, что эти несколько раз принесли ей достаточно опыта. Но с Генри и сегодня ночью, и не только, она ведет себя, как искушенная, знающая чего хочет женщина. И гонится она в таком своем поведении не столько за наслаждением, сколько за обладанием.
Почему же ей так важно эта тонкость? Она почувствовала себя глупой девчонкой, которая никак не получит желанную конфету. Как навязчивая идея, эта мысль не покидала ее голову, хотя любимый попросил ее набраться терпения. И это касалось не только их первого раза, но и его удовольствия в частности. Почему же он себя ограничивает, но не ее? Быть может, это что-то сродни наказанию?
Она и не предполагала, что он у нее вообще есть, но она израсходовала весь свой арсенал по соблазнению Генри, а он все еще сохранял свою непреклонность. Хотя предполагать, что он ее не хочет или у него что-то не так, было, безусловно, глупо. Лайла видела и чувствовала его желание. И с момента возникновения жуткой ревности к этой блондинистой мадам, у нее возникла почти физическая потребность это желание удовлетворить.
– О чем задумалась, милая? – от размышлений ее оторвал голос любимого.
– О том, что ты делаешь со мной… Рядом с тобой в спальне я превращаюсь в похотливую тигрицу, а ведь я совсем не такая… Меня даже излишне откровенный поцелуй на людях смущает… Вот я и задумалась, как ты меня околдовываешь, что я становлюсь другим человеком? – она ласково погладила его по щеке, стараясь не причинить ему неудобств в вождении. Меньше всего ей хотелось еще раз подвергнуть его жизнь опасности, тем более, когда они едут по гористой местности. Им пришлось пропустить один из пунктов назначения из-за неожиданной задержки с полисменами, вызванной неожиданно долгим сном Генри. Но ему нужен был отдых…
Молодой человек, немного грустно улыбнувшись, бросил на нее короткий взгляд: – Мне бы очень хотелось надеяться, что это все ты…
– Ну, конечно, я… Просто ты открываешь во мне что-то новое, чего я раньше не испытывала. И не только в постельной интерпретации… Есть некоторые вещи в жизни, которые я никогда не видела под таким углом, как сейчас… И то, какая я наедине с тобой…
– И почему, ты думаешь, ты себя так ведешь?
Лайла подобрала ноги под себя и немного развернулась к нему: – Потому что, безусловно, тебе доверяю, и мне кажется, что ты меня не осудишь за то, что я искренна с тобой. Опыта такого бесстыдного поведения у меня совсем нет, но с тобой, кажется, все можно, и это поведение кажется естественным выражением желаний, а не чем-то крамольным и предосудительным…
– Тогда что же делает твой взгляд таким грустным и задумчивым? Что же заставляет тебя так хмурить лобик?
– То, что я такой никогда не была… И мне должно быть неловко и… стыдно, наверное…
– Ты вроде бы логично все объяснила, но все равно смысл от меня ускользает… Ты сама говоришь, что такая только со мной. Тебе не нравится это?
– Нет, я не думала в таком ключе. Мне некогда думать, нравиться мне это или нет. Я просто такая, какая есть… И с тобой я не задумываюсь, красиво это и прилично ли? Я просто делаю…
– Ладно, тогда, за что тебе должно быть стыдно и перед кем? – Лайла молчала. – Родная моя, нет ничего стыдного или плохого в том, что ты осознаешь свои желания и делаешь что-то для их удовлетворения… Это в принципе не может быть плохо. Плохим такое поведение становится только при наличия фактора публичности… За закрытыми дверями нашей спальни ты не можешь сделать чего-то такого, что было бы ошибкой. До тех пор, пока ты говоришь мне правду. И наоборот.
Он резко притормозил, съезжая на обочину. Повернулся к ней и взял ее лицо в ладони. Взгляд его был полон нежности, надежды, вдохновения и света, согревающего душу девушки своим мягким теплом. Прикоснувшись к ее губам, он прислонил свой лоб к ее и пристально вгляделся в зеленый омут глаз. А потом сдержанно пробормотал: – Я надеюсь, не будет слишком неприличным сказать тебе, что такие разговоры здорово мешают вести автомобиль, и очень стимулирует воображение к уж точно не очень приличным вещам… Например, к твоему образу на простынях, рассказывающему мне о том, чего бы тебе хотелось… – Он опустил потемневший взгляд и, еще раз коротко поцеловав девушку, вернулся на дорогу. Девушка покраснела от картины, представшей перед ее глазами, потому что точно знала, что она бы сказала Генри в такой ситуации.
Дорога отняла почти весь день, и тепло нагревшейся земли уже приветствовало скорое лето. В районе семи, когда желудок уже давал знать о том, что о нем безжалостно забыли, парочка въехала на очередной пригорок, и у Лайлы перехватило дыхание. На настоящем пастбище ходили настоящие лошади. Много! Разного окраса! Это было, как в сказке! Глаза девушки сияли, но когда машина проехала еще несколько миль, и из-за горки показался замок, казалось, она вся стала источать мерцание. Замок! С воротами, конюшнями, и всем, что полагается иметь уважающему себя замку.
– Генри, что это? – она спросила с придыханием, и парень был не уверен, что она действительно ждет ответа.
– Ты помнишь, ты отменила наше свидание в воскресенье? – Она рассеянно кивнула, не до конца понимая, о чем он говорит. – Я хотел показать тебе это место. Оно особенное для меня.
– Еще бы! А для кого это станет обыденностью? – Лайла приоткрыла окно, чтобы получше рассмотреть белую лошадь, прогуливающуюся прямо у дороги.
Молодой человек ничего не ответил, однако, мысли в голове стали сгущаться, и он перенесся в то время, когда был здесь в последний раз. Чтобы не омрачать прибытие девушки в Шато-де-Анж, он решил оставить эту идею воспоминаний ни о чем, и погладил Лайлу по голове. Она обернулась, счастливая и безмятежная, одаривая его самим светом. Въехав, как и полагается, по мосту через ворота во двор, Генри повернул налево. Огибая здание по периметру, каменная дорога почти сразу сменилась удобным покрытием и, с удивлением, девушка увидела огромный гараж, почти полностью забитый разномастными авто. Оставив машину, они вышли через неприметные двери во внутренний двор.
– Давай мы найдем Анж… – Генри буквально потащил девушку мимо замысловатых и непонятных вещей, странно одетых людей, которых она разглядывала, как музейные экспонаты. Сзади послышался стук копыт, и резко осадив лошадь, прямо за спиной Лайлы на камни спрыгнула девушка.
– Генри, милый! Боже, дорогой, как же ты повзрослел… Это что-то в твоих глазах… Мы так и не дождались тебя в воскресенье! О, боже, боже, что с тобой случилось? Откуда это, мой мальчик, откуда? – девушка не выпускала Генри из своих объятий, периодически обеспокоенно осматривая его с ног до головы. В груди Лайлы уже нарастал совершенно неуправляемый поток ревности и гнева, но добрые и молящие о помощи глаза любимого привели ее в чувства. Чуть отодвинув ревность на потом, она прочистила горло, как бы напоминая о своем присутствии. Девушка отпустила, наконец, ее молодого человека и повернулась на звук, немного смущенная. И только сейчас ревнивая тигрица, готовая уже броситься в бой, увидела, что девушка оказалась возрастом постарше ее матери. Волосы с проседью и непрекращающийся поток речи делали ее похожей на птичку.
– Лайла, позволь представить, это Анжелика, владелица и управляющая всей этой сказки, – он выделил для Анж первое слово, чтобы она не делала акцент на том, что часть замка – и не малая – принадлежит его семье.
– Уф, Генри, никто меня так никогда не назовет, только ты. Я очень рада, что вы смогли приехать, и именно сегодня… У нас сегодня бал и турнир… Комната ваша всегда готова, даже не смей задавать это глупый вопрос. – Она остановила парня, положив ему руку на рот, абсолютно бесцеремонно. Он вытаращился на нее, сделав круглые глаза. – Так. Вам в таком виде здесь ходить можно не больше пары часов. Турнир в 9. Вы останетесь на пару дней? – Она хотела еще что-то сказать, но, кажется, поняла, что задала вопрос, и нужно дождаться ответа.
– О, Анж… Нет, мы уедем завтра днем. Да, мы переоденемся, с удовольствием, но сначала душ и обед. В турнире участвовать мы не будем, и я бы хотел поговорить с Иветтой.
Лайла, оставшаяся где-то за рамками этого разговора, уже отвлеклась от него и вновь глазела по сторонам. Кто-то что-то постоянно перетаскивал, устанавливались импровизированные трибуны, какие-то ограждения, очевидно, готовилось нечто грандиозное… Почувствовав ладонь Генри на своей руке, она сжала его руку и покорно пошла за ним, услышав от Анж запоздалые приветствия, и пожелания приятного времяпрепровождения.
– Что сначала, душ, или обед? – Генри задал вопрос, заранее зная ответ.
– Обед. Однозначно! – Лайла не успела закончить предложение, как они оказались во вполне современной кухне, скрытой старой деревянной дверью.
– Откуда ты знаешь это место? – Лайла, пережевывая курочку со шпинатом, во все глаза рассматривала то, что происходит на улице.
– Очень давно я его знаю, когда здесь были только замковые стены и сплошные пастбища… Отец однажды привез. Это была любовь с первого взгляда…
– То есть это место очаровало тебя в 10 раз быстрее, чем я?
– Оно тебе не конкурент, не переживай… Я ведь тоже не сразу тебя очаровал… И не сразу разглядел… Но, в том, что ты особенная, я не сомневался ни мгновения…
– Расскажи о турнире… И бал. В смысле, настоящий? С танцами и все такое…?
Парень прыснул от смеха: – И все такое тоже обязательно прилагается… Но на турнир мы только посмотрим.
– А что, в нем можно еще и участвовать?
В кухне появилась Иветта, и Генри отошел к ней, поговорить о предстоящих планах. Он заметно нервничал, и кивающая его словам девушка несколько раз улыбнулась и успокаивающе погладила его по плечу.
– Что-то случилось? – Лайла смерила девушку оценивающим взглядом, а на парня уставилась, ожидая выудить всю возможную информацию…
– Нет. Иветта заправляет всем хозяйством здесь. И учитывая, что мы явились к балу, нам нужны соответствующие наряды… Я не планировал такое мероприятие, когда составлял планы на воскресенье. Нам хватило бы пары часов по территории и визита в одно особенное место… Но раз наши планы так внезапно поменялись…
– Да, я хотела спросить, почему нам нужно переодеваться, и во что?
– Ну, ты же видишь, как здесь все ходят… Девушки в платьях и с веерами, мужчины со шпагами, или в кожаных жилетах… Все под старину. Мы должны не выбиваться из коллектива. Ничто не должно напоминать сегодня о том, что мы живем в 21 веке… Пойдем, я отведу тебя в наши комнаты.
– Наши комнаты, – она округлила глаза, – серьезно, мы будем жить отдельно, как в 18 веке?!
Генри только загадочно улыбнулся. – Пойдем…
Они поднялись наверх по лестнице на несколько пролетов, молодой человек картинным жестом распахнул массивные двустворчатые двери и пригласил девушку внутрь. В центре комнаты стояла огромная кровать с балдахином, на ней были аккуратно разложены два комплекта одежды, стоит сказать, очень искусно выполненной. За кроватью в стене виднелся проход в еще одну комнату, которая на проверку оказалась ванной. Прямо напротив двери было небольшое окно и дверь на балкон, а справа от балконной двери была еще одна, небольшая, ведущая в комнату, чем-то похожую на кабинет, но с диванчиком и несколькими книжными полками. За основной дверью пряталась небольшая гардеробная, в которой было несколько мужских вариаций на тему нарядов 18 века.
– Так вот, что значит наши комнаты… Боже, это настоящая сказка… И я очень хочу с тобой в сказочный душ! – Лайла подбежала к любимому, стоящему у входа на балкон. – Пойдем со мной, я обещаю быть паинькой…
– Я знаю, что ты постараешься, но не уверен, что у тебя получится. Поэтому я попрошу тебя пулей ополоснуться, и одеться, я хочу провести с тобой небольшой тур.
Надувшись, Лайла повернулась и умчалась в ванную. Генри расслабленно опустился на стул. Столько воспоминаний навевает это место. И его комнаты. В которых Мелани никогда не побывала. И он был этому рад. Он даже немного злорадствовал, что не успел поделиться с ней сокровенным знанием, самым ценным знанием, которое у него было. Что она предала его раньше, чем он сумел осуществить задуманное и все ей открыть.
– А почему ты не участвуешь в турнире? Что там за испытания? И что за приз? Поцелуй любимой дамы? – Лайла принялась натягивать на себя светло-зеленое пастельное платье с грубой окантовкой – очевидно повседневный наряд обычной девушки ее лет. Однако ткань была мягкой, а шнуровка не тугой, поэтому в основном платье было комфортным. Генри помог ей с одеждой, подтянув чуть кожаные шнурки, от чего платье и правда село на место, однако грудь аккуратно округлилась в квадратном вырезе, подчеркивающем декольте.
– Ну, борьба, шпага, стрельба… Эстафета на лошадях и что-то вроде конкурса поэтов-экстремалов. О, есть еще полоса препятствий для ловкачей. Но мы просто посмотрим на это все… А приз назначается перед самим испытанием. Что же до бала. Ты просто все увидишь. И надеюсь, ты будешь очарована этой атмосферой так же, как и я когда-то. Ты только посмотри – это же целый другой мир… – Девушка вышла на балкон, а он убежал в ванную, вернувшись через пять минут – чтобы одеться и приступить к открытию этого мира вместе с любимой.
Исследовав все, что можно, они, немного уставшие, но довольные, возвращались к замковым воротам.
– Неужели и кузница – тоже твоя идея?
– Ну почему моя? Просто я был слишком мал, чтобы понимать, какую чушь несу, и поэтому не стеснялся выражать свои мысли. Но когда я говорил: почему бы не сделать кузницу, к примеру, Анж тут же говорила – мы сможем сэкономить столько-то на доставке, столько-то на работе, и заработать столько-то на туристах… Поэтому многое – это исключительно ее заслуга… Так, почти все гости собрались. Нам пора к началу турнира.
– И все-таки, почему ты не участвуешь ради своей дамы? – Лайла подначивала его уже не в первый раз, сама не зная, почему этот маленький чертенок не покидает ее головы. – Хотя бы в поэтическом конкурсе. – Потом ее лицо стало серьезным. – Ты же понимаешь, что я шучу? Я никуда не пущу тебя, особенно, пока у тебя не пройдут до конца синяки после аварии!
– Я никуда и не собираюсь. А если моя дама так хочет, я смогу ей завтра утром, когда все разъедутся продемонстрировать все, что она пожелает. Но сегодня я не хочу отходить от тебя ни на шаг. – Последнее предложение он прошептал ей на ухо. И все чертята вылетели из ее головы, оставив только сладкую негу от его голоса.
Генри, оставшись довольным результатом, произведенным его словами, потянул ее за руку и усадил на последний ряд кресел в условной ложе, где сидели якобы хозяева турнира. Анж была одета в мужской костюм и сновала туда-обратно, подготавливая все и вся, а хозяев играли гости праздника. Парочка успела как раз вовремя, потому что, едва они уселись, прозвучали фанфары, и хозяева объявили начало состязаний.
Вечер обещал быть захватывающим.
Турнир начался с выездки. В свете факелов рыжие вспышки от огня на перекатывающихся мышцах лошадей создавали атмосферу, пропитанную средневековой магией и таинственностью. Девушки в пышных платьях изящно восседали на гарцующих конях, демонстрируя свою великолепную осанку и величественность животных, легко скачущих под ними. Юноши же щеголяли дерзко торчащими перьями на шляпах и, мгновенно меняя стиль езды, показывали покорность выдрессированных лошадок. Движения их завораживали и приводили публику к восторженным вскрикам.
Хозяева турнира, выбрав самых достойных наездников, вручили им символические призы, и пригласили участников на стрельбище. Вся площадка турнира наполнилась свистом и звуками ударов вонзающихся стрел о деревянные щиты. Впервые услышав эти удары первого залпа, Лайла испуганно вжалась в любимого, напряженно осматриваясь по сторонам, и только мягкое поглаживание по плечу и уверенный спокойный голос Генри вернули ей былое любопытство. Парню было очевидно интереснее наблюдать за Лайлой, чем за происходящим на стрельбище, ровно до того момента, пока толпа не взвыла при виде юноши, ставшего ногами на круп лошади, и целящегося в самую дальнюю мишень…
– Позер! – Генри презрительно кивнул в сторону нервно перешагивающей лошади.
– Ты его знаешь? – девушка с интересом вглядывалась в темные кудри молодого человека, которые развевались на ветру и мешали ему взять прицел.
– Мы с ним когда-то сильно соперничали на таком турнире. Только я немного вырос, и у меня появились другие, более современные увлечения… А Жорж остался в этом веке…
Плавно отпустив тетиву, парень взмахнул рукой, сохраняя равновесие. Стрела попала точнехонько в цель, но он этого так и не увидел. Лошадь повело, и, сделав сальто, молодой человек мягко приземлился, заставив толпу взреветь еще громче. В его движениях было грации не меньше, чем в его животном, а в том, что пегой принадлежит ему, Лайла не сомневалась. Он будто разговаривал с хозяином на одном языке. Получив второй приз, Жорж церемонно поклонился хозяйке турнира, и уже отъезжая, заметил Генри. Тот отвел взгляд, будто не узнал старого соперника, но победитель уже второго по счету соревнования окликнул его, смерив оценивающим взглядом.
– В этот раз решил отсидеться на трибунах? И не испытывать судьбу? Видно растерял все свое былое мастерство, уехав жить за тридевять земель…
Генри искренне улыбнулся ему, чуть ближе прижимаясь к своей девушке: – В этот раз у меня достойная компания, чтобы разделить это зрелище. Я тебе больше не соперник, Жорж. Желаю дальнейших побед! – повернувшись к Лайле, он долго посмотрел на нее, показывая, что разговор окончен, и поцеловал ей руку, не отрывая взгляда от ее глаз.
Жорж гикнул своей лошадке и галопом унесся с площадки: – Вы не очень хорошо ладили? – Лайла проводила его взглядом, и уставилась на Генри в ожидании ответа.
– Наоборот. Мы были лучшими друзьями. А потом я открыл для себя новый мир, окунулся в него с головой, и здесь мне стало тесно. Все это больше не захватывало и не затягивало в воображаемый мир так сильно, как раньше. И хотелось искать новое поле для открытий… Он это тяжело воспринял. Нам было по шестнадцать, когда я окончательно перестал здесь бывать… – Генри перевел взгляд на площадку, где уже устанавливали оборудование для следующего действа.
– А чем ты здесь занимался? Тем же, чем и все эти люди? Ты действительно все это умеешь? Как же здорово… Я надеюсь, ты покажешь мне хоть чуть-чуть своих умений, когда мы в следующий раз приедем сюда…
Генри с нежностью посмотрел на нее. В груди у него разлилось тепло от понимания, что девушка смотрит в будущее, и видит их вместе. Несмотря на свои страхи, на их не до конца разрешенные вопросы… Она хочет видеть их вместе. И это дарит ему веру в то, что все получится.
– Я же говорил, что завтра все, что хочешь, тебе покажу.
Лайла хмуро на него посмотрела: – Не раньше, чем ты полностью поправишься. Генри, сегодня, глядя на последствия той аварии, вспоминая, какой шел ливень, представляя, как ты на совершенно безумной скорости вылетел с дороги… – голос ее сорвался, и глаза покраснели и практически сразу наполнились слезами. – Ты должен беречь себя. Ты мне это должен, ладно? Потому что я не хочу даже представлять без тебя свое будущее. Это понятно? – девушка улыбнулась, смахивая непрошеные слезы, делая над собой усилие, чтобы вернуться в приподнятое настроение.
Парень серьезно кивнул, еще раз поцеловал ей руку, и одними губами прошептал: «Все будет хорошо».
Фанфары объявили о начале следующего испытания, и на арену стали выходить пары, ловко орудующие шпагами. Звяканье железа, гибкие и уверенные движения соперников в поединках захватывали все внимание, несмотря на то, что девушка впервые обнаружила в себе такой интерес к этому виду спорта. И спустя несколько раундов, Жорж вновь вышел победителем этого этапа турнира. Но подъехав к Хозяйке турнира за заслуженной наградой, он заговорил.
– Уже не первый год я одерживаю победу. И до меня дошли оскорбительные слухи, что турнир обходят стороной достойные соперники. Моя победа чиста, как слезы родника в горах, но вкус ее омрачается жалкими попытками осрамить мое имя. Как известно, самым искусным мастером является достопочтенный маркиз Генри де Мелье, почтивший сегодня нас своим присутствием. И я прошу великодушных хозяев турнира защитить честь своего детища, предоставив ее в руки опытных и достойных мастеров.
Лайла с удивлением смотрела на происходящее, переводя взгляд с Жоржа на Генри и на хозяев турнира. Анж была в таком же удивлении, что и все остальные. А вот взгляд Генри становился все мрачнее и мрачнее. Где-то в середине речи он произнес одними губами «Сукин сын». По окончании этого выступления он с надеждой посмотрел на Анж, но она только покачала головой. Сделать уже ничего было нельзя. Взяв ниоткуда шляпу и камзол, он протянула их парню со словами: «Иди, мой мальчик», а Иветта подготовила его шпагу, протягивая ее на выходе с трибуны.
Даже когда Генри, только надев шляпу и камзол, опять стянул их с себя и отбросил в сторону, даже когда отсалютовал шпагой и стал в стойку, Лайла никак не могла понять, что происходит, и только с первыми ударами металла она будто пришла в себя. Холодный лязг и плавное скольжение оппонентов по песку отдавались оглушающим шквалом в голове у девушки, и первым ее порывом было броситься туда, на поле, чтобы вытянуть любимого из этой бессмысленной игры. Но Анж удержала ее на месте, слегка приобняв.
Пара на арене танцевала, ритм их движений был подобен дыханию, когда грудь плавно вздымается, наполненная воздухом, а затем опадает, теряя объем. Жорж переходил в наступление, Генри отвечал короткой обороной, которая тут же отражала все выпады и переходила в ответную атаку. Но эта схватка не была похожа на те показательные широкие движения соперников на турнире. В каждом ударе металла о металл слышались эмоции. В какой-то момент Жорж прижал Генри к столбу арены, и его шпага была в считанных сантиметрах от лица «маркиза». На его лице отражалась ярость и, Генри мог поклясться, обида. Шпага рассекла рубашку, раскрыв взору противника выпирающие напряженные мышцы груди и оставшиеся после аварии синяки. Жорж на секунду переключил внимание на ссадины, тем самым дав Генри возможность высвободиться из захвата и перейти в наступление.
Парни не произносили ни слова, но зрителям, Лайле казалось, будто на арене шел разговор, нет спор, и с каждым новым движением все ближе подступало чувство, будто показательное красивое игровое сражение переходит в банальную драку. У девушки сердце уже устало замирать, возобновляя биение после удачно отбитой атаки, а просто перестало стучаться о ребра, едва сохраняя пульс, потому что движения металла стали расплывчатыми, резкими, звон перемежался вскриками и стонами с арены, отметить отдельные движения противников было просто невозможно. Девушка вжалась плечами в Анж и закрыла глаза, не в силах больше смотреть…
Когда звук скрещивающихся шпаг прервался, противники оказались на расстоянии нескольких метров друг от друга. Оба тяжело дышали, пот скатывался со лбов, волосы липли к лицу. Обе рубашки выглядели нелепыми лентами, висящими на тяжело вздымающихся торсах молодых людей. В глазах обоих горел неистовый блеск, азарт от боя, от адреналина, кипящего в крови. Вновь скрестив оружие, он медленно кружили, и теперь между ними действительно велся разговор. Едва ли кто-то расслышал бы его в гуле трибун, но спустя минуту парой резких росчерков шпагой схватка окончилась. Жорж лежал на земле, сбитый с ног, с приставленным острием к горлу. Взгляд пылал ненавистью, и чем-то еще, уловимым только противнику, свергнувшему его только что с пьедестала. Генри отсалютовал и отбросил шпагу в сторону. Поклонившись публике, он размеренно, стараясь не подволакивать ноющую ногу, забрал свою одежду и шляпу и подошел к ложе. Мельком бросив успокаивающий кивок и улыбку Лайле, он обратился к Хозяйке турнира за признанием победы, поклонился ей и молча удалился.
