Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Перевалившись через окно, я решила прикинуть, сколько метров до земли. Нет, прыгать я не собиралась, но, мало ли, а вдруг удастся уговорить склонить к подобным действиям Шера, он же тренированный, авось не расшибет себе ничего, сгруппируется там, а если на макушку приземлится, то все равно не страшно, своим мозгом он и так не пользуется. Если он у него есть там вообще. Что он активно доказывает с завидным постоянством. Например, прямо сейчас. Он подскочил ко мне и отволок на середину комнаты.
– Ты дура? Это же третий этаж.
– Я в курсе.
– И все равно хотела прыгать? – он смотрел на меня, как на умалишенную, хотя кто из нас двоих тут такой, сомнений не вызывает.
– Нет, конечно!
– Не надо делать слишком честные глаза, это тебя выдает с потрохами, – уверенно заявляет он и в придачу еще и головой кивает.
– Но я, правда…
– Молчи уж лучше, врушка. Знаешь, суицид – не выход, даже если ты теперь и… – он сочувствующе оглядел меня.
– Что я? – пришлось переспросить, потому что договаривать он не собирался.
– Ну, ты… Жаль, конечно, но, между прочим, некоторые даже будучи инвалидами живут и даже радуются жизни! – он назидательно поднял вверх указательный палец, старательно отводя глаза.
– В смысле… инвалидов? Я… инвалид?.. – обморок был бы сейчас кстати.
– Нет! Поэтому надо радоваться! – на лице моего принца появилась дебильная извиняющаяся (извиняющаяся?) улыбка.
– Чему радоваться?
Я его сейчас сама из окна сброшу, если он и дальше будет увиливать.
– Ну вот… – он дал мне в руки складное зеркальце в черном пластмассовом футляре.
Мне просто было не совсем до того, но стоило удивиться, откуда у этого брутального мачо собственное зеркальце, да еще и с собой. Но сейчас на первый план вышли вещи куда более волнительные. Например, моя перекошенная синяя мордаха. И говоря синяя, я имею в виду именно синяя, с фиолетовым отливом на правой стороне лица и лиловым на лбу. Чудище из зеркальца пялилось на меня, медленно осознавая, что мы есть одно целое. Сбоку о чем-то зудел Шер, наверное, стараясь подражать известному телеведущему Малахову, потому что как иначе объяснить скорость потока его слов и непонятый мною смысл всего сказанного? Впрочем, мне было не до него.
Поняв, что я не слышу его, Артем решил привлечь мое внимание, потеребив меня по плечу:
– Эй, детка, ну, ты пореви что ли…
– Лучше бы я прыгнула.
Нет, вообще-то я сказала это несерьезно, а просто чтобы подчеркнуть для самой себя, что моя ситуация сейчас запредельно ахтунговая, ведь с таким лицом на люди выходить не то, чтобы не рекомендуется, противопоказано нафиг. И лучше смерть. Так бы сказала Леська, окажись она на моем месте, хотя она бы явно на моем месте не оказалась. Я же никогда не была особой, страшащейся, оказаться увиденной в неподобающем виде, мой внешний вид никогда меня не волновал, но это… это даже не вид вовсе. Издевательство какое-то. Маску бы сейчас на лицо. Я бы убежала домой, забаррикадировалась в своей комнате и выходила бы только поздно ночью, когда все спят, чтобы не пугать мою чувствительную семейку. Иначе они, изначально жалели бы меня, ну, в течение двух часов точно, а потом, устав меня жалеть, хором придумали бы мне кучу новых кличек и ржали бы, не переставая, над тем, какая я неудачница.
– Слушай, правда, не выход это, – с самым серьезным видом «лечил» меня Тёма. – Что с того, что тебя теперь все за гопника принимать будут? Будешь намекать им, обидчикам своим, на своих быдло-друзей, мол, морг по вам уже плачет, ждите гостей. И хитро так улыбайся – сразу отвянут.
– Ты о чем сейчас? – медленно и с расстановкой поинтересовалась я.
– Не переживай, говорю, – пудовая ладонь вновь опустилась на плечо.
– Я и не переживаю, – все-таки есть у меня гордость. Еще не хватало, чтобы он меня жалел. Себя пусть, убогого, пожалеет.
– Да? – теперь на его лице нарисовалась улыбка. – Значит, я могу дальше издеваться? Круть!
Нут, ей-богу, как конфетку получил ребенок. Эмоции один в один.
– Не можешь, конечно!
– Лан, не ссы, увечная. Сейчас подберем тебе шмотки. Потом покажемся мэру и свободна, – спокойно произнес это, как нечто обычное, не имеющее особого значения и стал рыться в шкафах, раскидывая одежду как попало.
– Как я покажусь перед ним с таким лицом? – для наглядности, я провела рукой около лица снизу вверх. Но он даже не смотрел на меня.
– Ты же сказала, что не переживаешь по этому поводу…
– Я имела в виду, что не убиваюсь. Но, конечно же, переживаю.
– Не убиваешься… Ну-ну…
– Что значит «ну-ну»?
– Что же ты у окна терлась? – он повернулся ко мне с обличающим видом.
– Я просто прикидывала, как нам выбраться из этой комнаты.
– Есть проблемы? Я думал, дверь – неплохой вариант.
– Она заперта, – тоном «как для идиота» заметила я.
– Правда? Ну, тогда я бы позвонил другу, он бы нам открыл.
– Ох, конечно, как я могла не учесть твоих друзей-взломщиков?.. – с небольшим ехидством в голосе я уперла руки в бока.
Шер посмотрел на меня, потом не выдержал, заржал, отвернулся, успокоился и добавил:
– Блин, не могу на тебя смотреть. Тебя надо в «Кривом зеркале показывать».
Надо же, и «друзей-взломщиков» мне спустил. Неужели у меня настолько потешный вид? Я думала, что выгляжу жалко, ущербно, плачевно, ничтожно, но не смешно же!
– Ты смотришь «Кривое зеркало»? – тут же уцепилась я.
– Нет! – резко заотрицал он. – Но я же не тёмный. Общаюсь с теми, кто смотрит, – плечи его больше не тряслись.
– С пенсионерками? – теперь уже улыбка блуждала на моем лице. Именно что блуждала, так как из-за боли, я не могла ее зафиксировать. Она то расширялась, то уменьшалась и кривилась, будто мне кислое яблоко на язык попало.
– Не важно, – сказал, как отрезал. Улыбаться расхотелось. Неожиданно он развернулся ко мне и повесил на нос черные очки, которые нашел в одном из ящиков. На его лицо вернулась ехидная усмешка: – Вот, нашел тебе подарок. Пол лица прикрывают. Где же твое «спасибо, ми-и-илый!«?
– Как ты можешь шариться по чужим шкафам и еще вор… – не рискнула я сказать «воровать», так как его поползшие наверх брови и взгляд меня устрашили, – забирать без спроса? Это же стыдно!
– Кому стыдно? Мне нравится.
– Это неправильно!
– Все правильно. Я ж не чужое, а друга, – он продолжил мародерствовать. А как еще это назвать? Вроде территорию мы отвоевали (вернее, отлежали) у охранников, так что теперь это поле боя за нами.
– Ты не говорил, что у тебя здесь друг.
А он разве был обязан?
– Говорил. Помнишь, Толян. Тот, который помог нам узаконить наши отношения…
– А… помню. Так это его комната? – такой расклад совсем другое дело, вот только… – А почему мы тогда прятались от охранников?
– Всего лишь предусмотрительно спас тебя от тюряги. С твоим нынешним видом, знаешь, тебе только туда и дорога.
– То есть?
– Они бы, как только тебя увидели, сразу же отправили по месту назначения, гопница ты моя, – Артем потрепал меня по здоровой щеке, больно стиснув ее. Еще не хватало мне и с этой стороны фингала.
Я вырвалась, Шер продолжил рыться.
– Это смешно. Они бы поговорили с нами, – попыталась я быть разумной.
– Мой дом охраняют люди той же охранной фирмы. Поверь, я с их методами прекрасно ознакомлен, – загадочно возвестил он.
– Расскажи, – попросила я, учуяв, что могу упустить нечто увлекательное. Даже руки друг о дружку произвольно зачесались, что не осталось без внимания Артема.
– А тебе реально интересно, – сделал он правильный вывод. – Ладно, малышка, – он вновь отвернулся, будто не хотел, чтобы я видела его лицо. – Когда мне было десять, я решил продать семейный телевизор. Согласись, вещь бесполезная. Особенно по сравнению со скейтбордом, которого вообще ни у кого не было, и десятком кассет, которые я мог бы купить, а они тогда были в жестком дефиците. Я договорился с шайкой местных быдлоганов-нариков, сделку было назначено совершить ночью. Так вот, я еле вытолкал телек за ограду, а он был мощным, тяжелым, туда, где меня уже ждали, когда неожиданно нас накрыли охраннички. В общем, они всех нас повязали. И меня тоже, это десятилетнего ребенка. Увезли в ментовку. Родители тоже подъехали туда, как только стали в курсе. Хотя они и дома были … Но наша охранная фирма справляется с нарушителями строго по своему кодексу. Так что больше я ничего не толкал из домашнего барахла…
– Да… Поучительно они с тобой разобрались.
– Теперь понятно, почему мы прятались?
Я закивала, уверяя, что таких охранников вообще никому не пожелаешь.
– А почему тогда эти суровые дяденьки не пришли нас убивать, когда я поломала кран в туалете?
– На втором этаже нет охраны. Там хозяйских спален нет.
– Но все двери закрыты.
– А ты бы оставила открытыми, зная, что придет толпа придурков и будет шнырять где попало?
– Нет. Но как тогда мы мимо охраны сюда пробрались?
– Пост пустовал, поэтому прошли. А если бы дверь за собой закрыли, то они нас и не спалили бы.
– Ясно.
– Так нам повезло сюда попасть?
– О, ты видишь в этом сокрытый сакральный смысл? – подмигнул он мне.
– Нет! Просто это необычно. Нам часто везёт, но вслед за этим сразу следует мщение. Думаешь, это все связано?
– Ты о теории бумеранга? – втянулся в разговор Шер.
– Какой еще теории?
– Что все, что мы делаем плохого, возвращается нам. Только тогда у нас выходит необычная теория. Мы получаем что-то хорошее, а вслед за этим в довесок еще и что-то плохое…
– Вообще-то, на тебе твоя теория бумеранга работает очень хорошо…
– Лучше не умничай, – вмиг потерял он интерес к нашему разговору, поставив точку одной фразой.
Так что, нужна новая тема.
– Значит, ты позвонишь Толе, и он нас выпустит? Мне нравится такой план, – я неуверенно улыбнулась. – И вещи мы вернем.
– Да ты хоть знаешь, сколько у него этого шмотья? Вряд ли он захочет ношенное тобой обратно забирать, – возразил Шер.
– Что же делать? Может тогда деньгами возместить?
– Ты с головой дружишь? По-моему, вы еще даже не знакомы… Погоди сейчас представлю вас друг другу, – он подошел ко мне, прислонившейся к стене, с каким-то шелковым цветастым халатом в руках. – Голова, это моя малышка. Малышка, это твоя голова.
– Не смешно, – буркнула я в ответ на его широкую улыбку.
– Смешно, – не согласился он. – Кстати, нашел, что тебе одеть. Вот, – теперь халат был у меня в руках.
– Я не одену такое.
– А что такое? Хочешь в своем платье ходить?
– Оно уже почти высохло…
– Не тупи. Одень это.
– И я как кто буду выглядеть? Как гейша? Ты в своем уме?
– Ага, – он доверительно закивал. – Лучше как гейша. Да одень просто сверху. И пиджак мой давай обратно. Вот, – стянул он с меня пиджак и начал натягивать халат, – видишь, нормально. Это тебе не какая-нибудь рыночная тряпка, вещь достойная.
– Дорогая?
– Да подарили, наверно. Стал бы он себе покупать бабский халат. Кому эта тряпка вообще нужна? Можешь оставить себе, чтобы пол мыть, – раздобрел Шер.
– Не пойдет. Такой материал не подходит для мытья пола, – покачала я головой, – только грязь по полу развозить?
– Да? Не знал. Слушай, а ты поломойкой подрабатываешь по вечерам, да? – издевнулся он.
– Нет. Это все знают.
– Я не знал, – тряхнул он плечами.
– Теперь знаешь, – хотелось по его же методе, тоже потрепать его по плечу, но мне стало как-то страхово, поэтому я просто потуже завязала пояс халата и приготовилась слушать, как он будет звонить. – Ну, Артем, звони своему другу.
Он замер, легонько улыбнулся про себя, то есть себе, и начал шарить по карманам.
Вот уже минут десять, наверное, шарит и растерянно обшныривает комнату уже в сотой попытке, а я сижу на кровати и стараюсь не накалять обстановку, поэтому молчу и не комментирую.
– @uncensored@! Я его посеял, пока мы с тобой тут в кошки-мышки играли, – недовольно заявил муж.
– Ясно, – выдохнула я.
Почему-то язвить сил уже не было. Да и обвинять не особо хотелось.
– Это ты виновата, – ткнул в меня Шер.
– Ага, – я кивнула, соглашаясь.
– Даже отрицать не будешь?
– Не-а.
– Так скучно, – расстроился он.
– Ничего, скоро нас обнаружат, и… всем будет весело… – обреченно сказала я.
– Мы сейчас выйдем. Я открою дверь! – возбудился Артем.
– Да, конечно. Я в тебя верю. Йу-ху, – произнесено было совершенно безжизненным тоном.
– Не веришь, но это ничего. Сейчас будешь благодарить меня.
– Ага…
Он, без спроса, выдрал из моих волос шпильку, которая и так никакой функциональности не несла – прическа уже давно порушилась – и стал ковыряться в замке. Ну, что ж, удачи тебе, ворюга недоделанный.
– Оп-@uncensored@! – матерно срифмовал взломщик, как только защелка клацнула, и повернул ко мне свой радостный фэйс. – Мы свободны!
В его мечтах, наверное, я должна была исторгнуть радостный клич индейцев племени Тумбы-Юмбы с традиционными плясками и прыжками через костер, а также одарить его комплиментами по поводу его уникальнейших способностей и воистину драгоценных рук, но я всего лишь без энтузиазма сказала:
– Супер…
– Чё так хило? – тут же набычился обнадеженный Шер.
Я лишь поморщилась от этого его плебейско-шелупоньского «чё». Он обратил на это свое внимание, сверкнув глазищами и вздернув нос к потолку, а затем высунул его за дверь. Со скоростью полета тапка за тараканом его очаровательный орган обоняния вернулся в пределы территории комнаты, а дверь оказалась надежно захлопнута, и для большей надежности еще и озамочена34 удачно подвернувшейся под руки палкой, на поверку оказавшейся зонтом-тростью, который прекрасно обустроился на ручках-скобах, несколько примитивных для местной обстановки и атмосферы каменных замков, рыцарей, прекрасных дам… Ах, о чем это я? Если я и дама, то увы и ах, боле не прекрасная… А вот мой рыцарь, в сверкающем брендовом одеянии сейчас мало был озабочен неподходящими дверными ручками.
– Кто поверг тебя в шок? – спросила я, в общем-то, не надеясь на ответ.
Но это и понятно. Мои попытки к сарказму воспринимались людьми неадекватно. Обычно они считали, что я слишком серьезна для подобных шуток и поэтому обижались, принимая мои изречения как стремление обидеть и угнетать. Мол, у каждого бывает плохое настроение, и нечего его так активно демонстрировать. Да и сейчас настроение было препаршивым, честно говоря. Но невероятным образом мой суженный-ряженный воспринял меня если не серьезно, то полусерьезно. А если совсем на чистоту, то в его глазах плескалось нечто похожее на… страх?
– Это не шок. А искреннее желание самосохраниться, чтобы попасть на следующий левел35. Сечешь? – я не секла, хотя он был убедителен. И эти глаза с холодом Арктики, и насупленные брови, и даже набухшая мускулатура, которая явно проступала сквозь пиджак и гипнотизировала своей окаменелостью – все говорило о его обстоятельном тоне. Мой припадочный мертвецкий настрой унесло вместе с кочующей стаей диких куропаток, бешено и целенаправленно улепетывающих от стрельбы браконьеров, куда-то за горизонт.
– Само…сох…раниться?.. – отчего-то медленно и с придыханием переспросила я. Ну, попросту мне стало страшно. Не то, чтобы я это осознавала мозгом, скорее только телом, которое заразилось от излучающего вокруг себя в диаметре метра на два ауру бессознательной тряски поджилок Шера.
Мое брутальное чмо внутренне содрогалось от перспективы выползти в коридор. А я, из чувства солидарности, конечно же, содрогалась с ним на пару. В его голосе не было и намека на боязнь, но я ее чувствовала. Неужто как во мне проснулся спящий доселе великий эмпат? Такое возможно? Или я опять впала в состоянии фантазирования… Но, определенно, его чувства сейчас были как на ладони. И это было так ново. Ощущение симбиоза чувств, то есть страхов. Ново и странно, и страхово. Каламбур какой-то.
Артем напряженно кивнул и низким голосом добавил:
– Там охрана. Так что дверь – не вариант.
Он это сказал и все рассеялось. Будто и не было никакого симбиоза. Всего лишь моя шальная мечтательная натура, которая придумала себе загадку.
Сейчас я могла решить, что он боится охраны, которая так надругалась над ним в нежном лоллипопном36 периоде, что тот случай оставил в его душе глубокий след, и правильно бы решила. Ведь так оно и было на самом деле. Но я этого не поняла в меру того, что вижу лишь вещи, лежащие на поверхности, а не то, что глубоко внутри. И, конечно же, я и представить себе не могла, что эту пикантную историю с охранниками он никогда никому не рассказывал, а я у него как бы вызывала некое странное и непонятное чувство доверия, как это бывает с близкими людьми. Но, во-первых, он и сам этого не осознавал, а во-вторых, эти фантазии были слишком невероятны, чтобы мой интеллект был способен в них поверить.
Так что я разбушевалась, неверно истолковав его чувства и свои чувства, сплюсовав их, помножив и, в конце концов, поделив. Мне хотелось устроить истерику в масштабе крупной ядерной катастрофы с летальным исходом своего оппонента. А как иначе? Ведь весь концерт лишь для него родимого.
– Что значит не вариант? – взревела во мне раненная белуга. Не знаю, что это за «фрукт», но слышала, что при ранениях ревут они истошно. И, кстати, цепляться к Тёме с дверью я тоже не хотела. Меня больше интересовал факт того, что я так лоханулась со своими поспешными выводами по поводу его душевного равновесия. Но не говорить же ему об этом. Тем более что сейчас мне стало еще жутко жаль себя, как покалеченную белугу, я же тоже ранена – в лоб и в глаз. А вдруг мой глаз не выдержит таких издевательств и покинет меня, радостно ускакав рубиться с братанами в бильярд? Мне же останется ограничиться протезом, а единственным развлечением станет тщательная полировка его вечерами… – Ты вообще думаешь, о чем говоришь? Я не собираюсь сидеть тут с тобой ни секунды! Выпусти меня отсюда.
Это я уже перестала думать к тому моменту. Потому что мерзкие охраннички уступили вакантное место в моей черепной коробке для истерики и волнений.
– Ты о чем? В ментуру хочешь? Понравилось там? А знаешь, легко. Вот дверь, – он стал поспешно вытаскивать зонт, – иди. Только я останусь тут. А ты иди, иди…
– Ты идешь со мной, – нахально заявила я, потянув его за рукав.
Мой принц затолкал зонт на место, отскочил от меня и сурово-пресурово заявил:
– Я никуда не иду. И это не обсуждается.
Разумеется, обсуждать сразу расхотелось. А вот возмущаться и ругаться нет.
– Да как ты смеешь держать меня в заложниках? – понятия не имею, где набралась такого, чувствую, сожительство с Леськой не прошло мне даром.
– В заложниках, это когда есть пистолет, наручники, ну, или веревка, на худой конец, – безапелляционно ответил он, пресекая мои неудачные попытки скопировать гневную фурию в исполнении моей верной неуравновешенной подружки. – Что из этого есть у нас?
– Мрак! – уж совсем по-Эллочкину ругнулась я, изящно махнув рукой.
Секунды три Артемка фокусировал на мне васильковые глазки, то есть глазища, а затем расхохотался. Вернее, заржал как зритель на концерте Задорнова громкостью, как минимум, в двадцать зрителей хором. Боюсь, мои барабанные перепонки этого насилия не выдержат и лопнут. Что же смешного на этот раз? Нет, я, конечно, в курсе, что «изящно махнув рукой» – это такой литературный термин как оксюморон, потому что «я» и «изящность» вещи уму непостижимые, как живые мертвецы (хотя вот зомби, например, это активно отрицают и даже устраивают пикеты на кладбище), но вот он-то чего заливается? Ух, треснуть бы ему сейчас…
От этой роковой оплошности (почему роковой? Почему оплошности? Просто вряд ли бы я имела возможность существовать, если бы хоть мизинец на драгоценном теле этого самоуверенного парня был мною покорёжен) меня спас он сам, перестав хохотать и рванув к вновь к шкафам. Что могло говорить лишь об одном – его посетила гениальная идея.
Из ящичка комода он вынул нечто удивительное и даже имел попытку нацепить это на меня. Весьма удачную попытку. Но после того, как я смела лицезреть себя в зеркале, спазмы хохота скрутили и меня. Давно я так не смеялась. Да еще и на пару с этим контуженным идиотом. Хотя я и сама не лучше.
Отсмеявшись, я все же рискнула спросить, зачем наряжать меня в «это», а он лишь сунул мне в руки фотографию, сметенную с тумбочки. На ней красовалась женщина. Очень экстравагантная особа. В розовом боа (том самом, что нацепил мне на шею Артем, то самое, что вкупе с остальными вещичками – халатом гейши и солнцезащитными очками – смотрелось просто сногсшибательно, я бы сказала смехо-сногсшибательно) и еще черт знает в чем. У нее со вкусом были явные проблемы, даже я, человек не знакомый с фэшн-стайлом, это осознаю, но, держа эту фотографию в руках, я отчаянно рвалась понять, что у нее было от Эллочки и, почему гадёныш проассоциировал нас троих как единое целое, но Шеровский гениальный план, а судя по его хитрющему взгляду, он у него был именно таким, но что больше угнетало – он у него был, мне заранее не импонировал…
Я решительно не находила ничего общего между собой и женщиной на фотографии – ни единой черты, кроме вопиющей экстравагантности, но Шер, скачущий около меня с маньячным пугающим меня видом, очень даже находил и, безумно тараща глаза, верещал:
– О, да! Идеально! Я гениален до безумия! Все, падите ниц передо мной и лобызайте мои немытые конечности.
К числу «всех» я себя причислять категорически отказалась, а больше в комнате ни единой души не наблюдалось, так что пришлось ему заткнуться и даже самую малость расстроиться, сотворив уморительную мордаху скуксившегося ребенка. Удивительно, что я в своем незавидном положении еще и умилялась его «настроениям». На моем лице это не отображалось, а вот в мыслях активно шли дебаты, где громче всех орал в рупор Разум и даже соорудил плакатик, нарисовав гуашью на ватмане: «Фуу!.. Очнись! Нафиг его!«
– Нафиг… нафиг… – задумавшись, тихо себе под нос шептала я, не замечая, что тем самым привлекала его, Шеровское, драгоценное внимание.
– Перегрелась? – участливо поинтересовался он, плюхая на мой покалеченный лоб свою широкую длань, которую я немедля сбросила, окрысившись – еще бы, у меня там разве что шишак не вылез, а тут еще он своими руками-палками раскидывается.
– Аккуратнее, у меня лоб один, – огрызнулась я.
– Такова физиология человека, – печально развел руки мой муж, сочувствуя больше анатомическому факту, чем бедной мне.
– Вау. Вот новость, – саркастично отозвалась я. Видимо, мне в голову стукнули пузырики шампанского, которые, побродив, все-таки нашли дорогу к моему надежно спрятанному мозгу.
– Смотрите, кто заговорил! – комментировать чужие фразы Артем любил всегда и делал это с особым изощрением.
– Ага, физиология, – кивнула я, мысленно поставив себе галочку. – Человеческая.
– Тебя же, детка, модно использовать в качестве наглядной пособии на уроках анатомии. Манекен – прошлый век.
– Почему меня? – спросила я, наивно ожидая дифирамбы в свою честь.
– Я слишком идеален для подобных посиделок, – на последнем слове он изобразил руками кавычки. – Дети будут смотреть на меня и завидовать, осознавая свою собственную юродивость. А вот глядя на тебя в их юных разумах будет лишь одна мысль: «Oh, my Goddess! Я всегда верил, что может быть нечто хуже изображения в моем зеркале, но чтобы так очевидно!« В общем, ты будешь дарить людям радость.
Надо было видеть его лицо во время пламенной речи – кошара, окунувшийся в чан с валерьянкой и тот менее сияет. Не зацикливаясь на своей победе, если не считать не сползающей с лица широкой улыбки баллотирующегося на ближайших сельских выборах депутата, Артем подошел ко мне, поправил свисающее боа, запахнул потуже мой, условно мой, шелковый китайский халат с вышитыми на полах дракончиках, путающихся в причудливой мозаике иероглифов, на воронье гнездо (в которое превратились мои некогда чудные локоны) он установил широкополую шляпу, далее его оценивающий взгляд упал к моим ногам и стал неимоверно скептическим. Дело в том, что босоножки, в которых я пришла, то есть доковыляла, теперь представляли собой «нечто». «Нечто» имело потрепанный вид: лямки порваны, а их изглоданные концы непрезентабельно по-бомжатски торчат во все стороны, покоцаные каблуки держатся на соплях, целы лишь заклепки и подошва.
– Слушай, ты… просто… нет слов, – не нашелся, как обозвать меня Шерхан, опустившись передо мной на колени.
Он расстегнул эту ненавистную обувь, высвободив мои измученные конечности, а вместо них предложил два огромных тапка один в форме очаровательного щенка, другой форме не менее очаровательного котенка. Смотрелись они прилично, но не с данным моим видочком, да и не в паре. Хотя это не самое страшное. Оказалось, что при хождении, тапок-щенок тявкал, а тапок-котенок мяукал, вместе они создавали идиллическую какофонию: «Гав! Мяу! Гав! Мяу!«
Артем лишь тихо усирался, то и дело прыскал в кулак, а в перерывах между этими разучивал меня жизненно-необходимым моему новому образу словам:
– Скажи «мрак» – я изумленно уставилась на него, а он не признавал своей фантастичности, вдохновенно продолжая меня учить, видимо, принимал меня за попугая: – Точно, «мрак» ты знаешь. Скажи: «но-но!«
– Скажу: «Ты псих!«
– Почему?
– Скажи «мрак», скажи «но-но!« – передразнила я его.– Ты совсем «того»? Решил навек распрощаться со своим… – я многозначительно уставилась ему в лоб, совершенно точно зная, что где-то там должен находиться мозг.
– Ничего я не «того», – нахально перебил Артем. – Ты спасения хочешь? Супермен в лице меня гарантирует тебе это.
В его сверх способности верилось мало, то есть не верилось вообще. Хотя, если рассуждать логически, то они у него все были. Например, влипать в неприятности, калечить мое тело, издеваться надо мной… В общем, сплошняком минусовые способности. Даже если бы он обладал какой-нибудь типической сверх-способностью, типа человек-огонь, от него и то была б польза. Хотя с таким свойством он, наверное, сжег бы меня дотла, превратив в пепел, и развеял над планетой где-нибудь в слоях атмосферы. Но о его спасительных способностях не приходилось и мечтать.
– Окей, выкладывай план.
Предложение далось мне с трудом. Это мне – ярой пацифистке без криминального прошлого! Когда в душе мне хотелось ругаться, орать, кричать, обвинять, обзываться. И это далеко не полный список. Мы уже, будто сотню лет сидели в этой комнате, а ему лишь бы развлекаться! В общем, я была непривычно зла. Артем об этом даже не догадывался, хотя кому, как не ему, быть в курсе своего воздействия на робких впечатлительных барышень с куриными мозгами с напрочь отсутствующей в них женственностью. Но он решил соблаговолить и снизойти до ответа:
– На этой фотографии, – он ткнул мне под нос небезызвестное изображение в строгой деревянной рамке, – ты имеешь честь наблюдать Арину Родионовну, няню…
– Пушкина! – блеснула я интеллектом.
Шерхан и ухом не повел, и глазом не моргнул, а тем же учительским тоном продолжил:
– … Анатолия Светова, сына мэра.
– У него есть няня? – не удержалась я от вопроса.
– Прикинь! – правая бровь взмыла вверх в причудливом изгибе.
– Но… я думала…
– Ты в последнее время частенько этим занимаешься. Это все мое влияние, – самодовольно заключил Артем. И вновь вернулся к менторскому тону: – Няня Толика большая фанатка сама понимаешь кого и употребляет в своей речи словечки из речи своего идола, одевается всегда как попугай, с другими общается надменно. Вижу твой дикий взгляд а-ля «а на хера ее тут держат?» Понимаешь, она встретила их сына, стала членом семьи, так как это где-то на уровне их личной Шизы.
– Значит, я должна выдать себя за нее?
– Ага, верно мыслишь, малышка!
– Нет! Я не могу так. Это же вранье!
– Где твой нимб, детка? Потеряла? Или в ломбард заложила, чтобы достать денег для сиротского приюта?
– Как ты можешь говорить подобные вещи?
Наши голоса сорвались на крик.
– Да ты ведешь себя, будто святая. А сколько ее в тебе, этой святости?
– А сколько в тебе святотатства?
– Достаточно, чтобы…
Договорить он не успел, потому что зонт двери предсмертно хрустнул, и в комнату вломились два античных шкафа в черных костюмах. Меня мгновенно посетил ступор, лишь глаза забегали, а затем остановились на Артеме. В его взгляде была мольба, отчаяние, что меня переполнила жалость, которая чуть ли из ушей не полилась. Я отмерла и погрозила пальцем охранникам:
– Но-но! – затем повернула фейс к Шеру и поманила его указательным пальчиком: – Парниша!
Парниша ждать себя не заставил, поддел мои руки и повел на выход. Мои тапки истошно гавкали и мяукали, а обоим людям в черном передался мой недавний ступор. Теперь они вдвоем раззявили рты, распахнули глаза.
– Прошу вас, Арина Родионовна, – учтиво открыл мне дверь мой кавалер, а оба охранника, вмиг оценив ситуацию, метнулись к входу и встали по обе стороны в стойку «смирно».
Я вздернула нос и не глядя на них, выплюнула на входе:
– Мрак! – и гордо, насколько позволяли тапки, продолжила с величавым видом свой путь.
Рядом беззвучно трясся Шер. Я висела на его руке и тоже тряслась. Сначала импульсивно – просто потому что мне передавались движения мужа. А к тому моменту, когда мы достигли второго этажа, меня пробрало, и я расхохоталась. Артемка тоже перестал себя сдерживать и заржал на всю мощность. Благо, людей здесь не было, так что мы не привлекали ничьего внимания.
Вот оно – сумасшествие. Ржу как ненормальная по пустякам. Или, наоборот, страдаю. Не жизнь, а мороженое вприкуску с солеными огурчиками.
Наконец, оторжавшись, я задала ему мучивший меня вопрос:
– А почему они выбрали такую… интересную женщину для воспитания единственного сына? – и начала скидывать тапки и разматывать боа.
– Ее зовут Арина Родионовна, – с видом «ну и что тут непонятного?» откликнулся Шер.
– И что?
– Родители решили, что если у него будет няня с таким историческим именем, то сынок вырастет гением, – нехотя поведал Артем.
– Чушь…
– Каждый сходит с ума по своему. Твоих-то тараканов никто не тревожит.
Я вздрогнула про этих маленьких коричневых противных пронырливых усатых гадах, скинула в довершении к остальным вещам огромную шляпу и была готова спуститься вниз, к людям, не всеобщее обозрение.
– Артем, не напоминай мне больше о… тараканах, пожалуйста, – попросила я его.
В моих глазах плескалась обреченность. Нет, не из-за прытких усатиков, а потому что это было страшно – идти в подобном виде. Шерхан просто крепко взял меня за руку и потянул за собой вниз.
Я ожидала осуждающих взглядов, смешков, тыканий пальцем, но, как это обычно бывало в компании Шера, все людское внимание было устремлен к нему, а не на мою скромную персону. По мне лишь скользили взглядом. Сначала заинтересовано, мол что это она делает рядом с таким красавчиком, затем удивленно, мол что это она делает рядом с таким красавчиком, а затем и вовсе взгляд терял всякий интерес и приобретал некое отвращение, которое при возвращении на моего спутника тотчас пропадало и вновь приобретало одухотворенное желание.
