Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)
– Критик придурошный! – возопил, прочитав его письмо, дядя. – Да я этого доморощенного любителя словесности, попадись только он мне в руки… кстати, откуда он? – стал искать обратный адрес Макс, не найдя, продолжил душевные излияния. – Специально, гад, не написал обратный адрес. Знал, что я его там достану.
– Дядя, тебе, как писателю, надо относиться к критике более посредственно, – осторожно вставил Егор. Любит он разряжать атмосферу.
– Посредственно?! – Максим весь взбеленился. – Я не могу быть посредственным, посредственность, – вот прикопался он к этому слову. Потрясая перед лицом моего брата письмом «зарвавшегося книжного червя», он, тыкая к тому же пальцем в оное, продолжал: – Это вот твоя посредственность. А я не собираюсь опускаться до его уровня.
– Я не правильно выразился, – протестующе вставил Егор. – Я имел в виду, что нужно быть мягче.
– Я похож на туалетную бумагу, чтобы быть мягким? – казалось, дядя решил отомстить вместо хама из письма Егору. Хоть на ком-то оторваться, душу отвести.
Я же сидела с краю кухонного диванчика, как можно дальше от спорящих, с мыслями, что зря он подставляется. На моих коленях лежал вскрытый конверт, а поверх него письмо, от которого пришлось оторваться в пользу прослушивания критического послания. Ситуацию необходимо был спасать, а то мальчишки могли рассориться и месяц не разговаривать, да что там не разговаривать – вообще не замечать друг друга. И я рискнула, начав читать на максимальной громкости:
«Здравствуйте, уважаемый Максимус Знающий!«
Максимус Знающий – это дядин псевдоним. Звучит просто умопомрачающе. Наша семейка, узнав о его псевдониме, чуть с ума не сошла. От смеха. Сонька попросила, а если быть вернее, пригрозила, что если хоть одна живая душа в школе прознает, что ее папа величает себя Знающим, она сбежит и никогда-никогда не вернется обратно. Папа и Егор восприняли новость о псевдониме, как шутку, а убедившись, что это не так, стали подбирать ему другие, более подходящие ники. Среди которых: Всеведающий, Смотрящий на мир и видящий, Проникающий в сознание. Каждое предложение сопровождалось взрывом хохота. Стасу все это было фиолетово. Я же, дипломатично, не влезала, но это не мешало мне угорать с остальными. Дядя, обидевшись на всех оптом, сказал, что амебам не понять высшего разума, и объяснил, почему он себя назвал таким образом:
– Просто я ЗНАЮ, о чем пишу, – многозначительно с придыханием произнес он тогда.
Парни, заслышав первые строки письмеца, на миг прекратили перепалку и уставились на меня. Я продолжила, пока поймала момент:
«Вы пишите изумительные книги. И все так реально. Я поражена, что мужчина может так понимать женское начало…»
– Я три раза был женат, – гордо хмыкнул дядя. – Знаю всю вашу подноготную.
«Я постоянно перечитываю один за другим ваши романы, и они оставили в моей душе неизгладимое впечатление. Меня хоть ночью разбудите, я любую вашу книгу процитирую. Настолько живых персонажей иной раз и в жизни не встретишь, а ведь они живут! Живут в вашей голове.»
Тут я немного замялась, ясно проскочил намек на сумасшествие дяди. Егор легонько улыбнулся и озорно глянул на меня. Ага, сама поняла уже, что усугубляю. Но я же не специально. Даже представления не имела, что после похвалы пойдет разнос. Очень тонкий и легкий, но любой разумный человек, вылезший из пеленок, не смог бы не обратить внимания. Но дядя, к всеобщему облегчению, широко улыбнулся.
– Живут. И плодятся, – его улыбка стала еще более широкой и открытой.
Боже мой, маразм крепчал… Я продолжила. Будь, что будет:
«Вы замечательный человек. Спасибо за ваши книги. Правда, у меня есть предложения. Для разнообразия, конечно. Не подумайте, что я вас поучаю. В нашем мире есть различные сословия. Есть те, кто живет в городах, и те, кто в деревнях. Вы, как истинный житель города, должны попробовать себя и в виде селянина. Думаю, это будет неоценимый опыт.
С уважением, Римма»
– А что… – задумался Максим. – Идея интересная. Ну-ка, дай мне письмо.
После чего аккуратно забрал у меня его и стал перечитывать. А через несколько дней отправился в «командировку», в гости к Римме, к тому же дома назревал ремонт. Так что он вовремя смылся. Приехав, отдал в печать новый роман под названием «Сладостное кукареку для свергнувшегося во тьму». Под тьмой он, думали мы, подразумевал деревеньку, а на самом деле… Короче, лучше бы мы его не спрашивали.
– Говоришь так, словно я у тебя не единственная дочь.
Нахально, грубо звучит, противно говорить такие слова папе на его «самая красивая и умная», но остановить себя не могла. Сама кашу заварила своим недовольством, а ему теперь расхлебывать. Боже, я чудовище лохнесское.
– Конечно, единственная! – мгновенно срывающимся тоном возвестил папуля. – Единственная и любимая. Не стоит себя недооценивать. Все эти слова про блондинок, про внешность, про ум – это ничто. Самое главное – сердце! А оно у тебя чуткое и доброе.
Сама невозмутимость. Надо же! Сказать дочери в лицо, что она тупица беспросветная, да еще и страшная, как крокодил с бодуна – сильно и метко. Но, дочка, сердце у тебя доброе… А папочка все продолжал:
– Это по жизни очень пригодится.
– Другим, – мрачно возвестила я.
Со стороны окна послышались смешки. Егор сделал вид, что закашлялся. Я не оставила это без внимания. На что брат не растерялся, а решил, что пора перетянуть между нами белый флаг.
– Лен, папа не хотел тебя обидеть. Ты же знаешь, с детишками общаться у него плохо получается.
– У меня плохо?? – возмутился глава семейства.
– Пап, признай.
А ведь на самом деле, плохо. У него есть прорва поклонниц, что и неудивительно, ведь папа – эталон красоты. И имя у него очень красивое – Родион, в честь бабулиного брата. В результате получается простейшая формула: «красавчик + шикарное имя = вершина мира». По крайней мере, к таким умозаключениям пришла я.
Свое полное имя он не очень любит, поэтому все зовут его Род, но уменьшительно-ласкательное Родя ненавидит еще больше полного. Он высокий, темноволосый. Телосложение спортивное, занимается в тренажерном зале, любит совершать пробежки по утрам. Его темного цвета глаза обрамлены густыми длинными черными ресницами (любая девушка обзавидуется). А когда мы гуляем по улице (что бывает раз в тысячу лет), он собирает все восхищенные взгляды, я же ловлю остальные, презрительные и завистливые. Эти дурни и не догадываются, что он – мой папа. Вот она и причина нечастых прогулок. А еще, папа очень много времени проводит в командировках, в отличие от дяди Максима, настоящих. Он разъезжает по городам и фонтанирует дизайнерскими заморочками, а между делом, здорово проводит время в клубах с дамами. Нам, детям, об этом знать не полагалось. Но его дамы об этом не знали, поэтому после отъезда любимого звонили ему домой или даже приходили в гости. А увидев целую семью, узнав, что Род является отцом огромного семейства, к которому, в порыве избавления от дамы сердца и отчасти стыда перед нами приписывал и Соню со Стасом, а также «бедняжку бывшего бомжару-дегенерата» дядю Максима, которого он, якобы усыновил. Бедные женщины падали в обмороки, более крепкие духом, обещались позвонить в психушку, а некоторые молча покидали нашу квартиру. Но ни одна не вернулась. Папа страдал. Но героически слез не показывал и был всегда весел духом, а через несколько дней уезжал в новую командировку и история повторялась. Прежними оставалась лишь мы. Не то, чтобы кто-то из нас нуждался в постоянном отцовском контроле, просто хотелось быть для него большим, чем просто ожидающие дома спиногрызы. Нет, он ни разу не грубил детям и не был с нами суров. Он во всех отношениях идеальный. И все же мы выросли «под контролем» дяди Максима, как он считает. Хотя, если сравнивать с папой, дядя Макс всегда был рядом, он отводил нас в первый класс, отвозил в больницу Егора после его первой драки, забирал нас нетрезвых домой после выпускного, делая это неуклюже и даже по-детски. Папа же оставался сторонним наблюдателем. И все же признавать, что как отец он не состоялся, папочка отрицал.
– Я говорю с вами на равных. У нас демократическая семья, – с нажимом произнес он.
– А почему стены тогда не черные? – сделала удивленный вид Соня. – Я предпочитаю стены черного цвета.
– Это же не склеп.
– Но комната моя, значит, и выбирать мне. Демократия?
Вполне логично, только она еще и моя! Растет, блин, поколение, все схапать готовы.
– А мне нравятся золотистые обои, – надо же вставить свое слово, а то еще возьмут и переклеят обои на черные. Как альтернативный вариант он меня не устраивал.
– Или персиковые, – мечтательно протянул Егор.
– А может цвета лаванды, – еще более мечтательно произнес Стас.
И они с братом захихикали в унисон. Папа покрутил пальцем у виска и повел нас в остальные комнаты, прекращая дальнейшие попытки продолжения конфликта. Род Матвеев выступает против ссор, препирательств, ругательств. Он терпеть этого не может. И старается не доводить. В том я похожа на него. Но все-таки как же он с нами справляется?.. Этот вопрос так и повис в моем мозгу, придавив своей массивной риторичностью жалкие попытки восстановления справедливости. А мы тем временем, отправились на осмотр остальных комнат, которые возмущений не вызвали. На самом деле – все было великолепно, папа свое дело знает, недаром он считается лучшим в дизайне интерьера, а к нему обращаются очень многие знаменитости.
Но больше всего удивил зал. Поражали и размеры, и обстоятельность. Двери раскрывались как створки шкафа, а затем шли ступени вверх где-то на метр, благо, потолки в доме высокие. Ступени выполнены из темного дерева, как и весь пол. В центре комнаты папа устроил водоем. Бассейном его не назовешь – его дно застлано камнями, песком, там посажены водоросли, плавают рыбки, улитки. По краям стен выложена земля и высажены растения – карликовые деревья, цветы. Окна теперь находились почти на уровне пола, но подоконники оставались такими же широкими.
Папа скромно стоял в сторонке, пока семья пыталась придумать слова восхищения, а все реально онемели от неожиданности и пребывали в ступоре. Один из широких подоконников впоследствии стал моим излюбленным местом в квартире. Из этого окна открывается замечательный вид на зеленый сквер, а окна из моей комнаты выходят во двор. Находиться под пристальным вниманием соседей, сидя на моем подоконнике – то еще удовольствие. Все время уши краснеют и щеки, наверняка местный совет пенсионеров-лавочников, увидев меня с нетбуком, поглощенную пользованием интернета, косточки мне перемывает. Они это любят. А здесь тишь и благодать.
И сейчас, не испытывая желания вновь пререкаться в комнате с Соней, сунув под мышку нетбук, я направилась к своему любимому подоконнику, который брат в шутку называл моим троном. Интересно, чьей королевой он меня считает? Если только гоблинов каких-нибудь, их не жалко. А вот остальным я могу только смуту своим правлением навести.
Вставив USB-модем, я настроила сеть и подключилась к «Скайпу». Думала, Леся будет в сети, но ее нет. Интересно, когда она приедет. Я соскучилась по ее постоянным нравоучениям, даже смешно. Каждый раз, выходя во всемирную паутину, запускаю свой любимый браузер и открываю с экспресс-панели первые две вкладки. Почта и сайт для скачивания электронных книг. Этим мои интересы не ограничиваются, но являются основными. Прозвучал характерный звук принятия нового сообщения. Мне пришло письмо от неизвестного адресата. Никогда не было привычки отправлять подобные письма в корзину «Сомнительные», хотя в нем ведь могло быть что угодно, вплоть до вируса. Имя отправителя «FunkJazzyBand». Что-то знакомое, по-моему, я слышала это название. Вроде группа. Нет, не помню. Двойной клик по тачпэду и оно открылось:
«Уважаем(ый/ая) КтоБыТыНеБыл!
Рады сообщить тебе, что, НАКОНЕЦ, свершилась мечта, родившаяся в голове одного замечательного человека – Vanilla Wave (троекратное ура ему: Ура! Ура! Ура!!!), а затем обретшая жизнь и в наших головах участников команды би-боев Funk Jazzy Band. Мечта устроить бал-маскарад мирового масштаба. С масштабами у нас пока не очень сложилось:( НО бал-маскарад будет! И ты приглашен(а)! С нас – концертная программа, с тебя – костюм, соответствующий параметру «маскарадный». Еще одно условие. Как ты верно подметил(а), это бал. Соответственно, и маскарадный костюм должен быть бальным.
*будут танцы* *будет веселье*
Место Дом Культуры имени Пустовского
День 10 июля
Начало в 21:00
Не забудь, лицо должна прикрывать маска!
Всем жителям нашего драгоценнейшего милого городочка посвящается эта вечеринка! Ждем всех, от самых маленьких до самых стареньких
P.S.: Если ты би-бой, то приглашаем поучаствовать в батле. Твоя команда против нашей. Записаться можно, прислав письмо на этот e-mail.
Приложение (для девушек): пышное платье до пола (декольте приветствуется)
Приложение (для парней): пиджак, фрак (только классика)
В остальном – никаких ограничений!
С уважением, Funk Jazzy Band»
Меня пригласили на вечеринку. Удобно придумали – массовая рассылка. Бал-маскарад – это что-то новенькое. Помню, в начальных классах на Новый Год устраивали нечто подобное. Но, конечно, не сравнить. Тогда детей наряжали зайчиками, лисичками, медвежатами, девочек преимущественно снежинками. Мило. Для ребенка. И у меня было желание быть снежинкой или хотя бы зайчонком. Жаль оно тогда не сбылось. Перед новогодними праздниками всегда так – начинается снежная круговерть с завершением дел уходящего года, покупкой подарков, подготовкой к празднику. Папа с дядей Максом тоже не отставали от прогрессивного человечества. Замотавшись, они совсем забыли о новогоднем утреннике. Не разучивали с нами стихи и постоянно шикали, чтоб под ногами не мешались. Случая сказать о предстоящем утреннике не предоставлялось.
В тот день в садик нас должен был подбросить Максим, так как папа уже сорвался с утра пораньше на работу. У него был первый мега-заказ в торговом центре. Естественно, он уделял ему все свое время. Перед самым выходом, когда мы вышли в коридор одевать верхнюю одежду, застегивающий в спешке куртку Макс обратил внимание на одетого в строгий костюм Егора.
– Ты зачем вырядился, на свидание собрался? – игриво поинтересовался он у племянника.
– Да нет, у нас же сегодня утренник, – обыденным тоном произнес брат.
– Утренник? – вмиг всполошился дядя и хлопнул ладошкой себе по лбу, задев шапку, съехавшую на глаза, отправил ее в полет на лестничную площадку, но даже не заметил этого. – А я и забыл! Почему вы не сказали раньше? Вам же нужны костюмы!
– Я уже в костюме. Я Джеймс Бонд.
– А я никто, – насупилась я.
– Кто? – переспросил дядя.
– Никто.
– Нельзя быть никем, – гнул он свое, но побороть мои причуды не мог.
А кем могла быть я без костюма, в обычной юбочке и кофточке? Логично предположить, что обычной девочкой. Но обычных девочек не утренники не зовут, а зовут разряженных и красивых. Я сделала вывод, что на их фоне я никто. Егор, до этого молчавший и слушавший наш разговор с дядей Максимом, высказал свое мнение:
– Я думал, ты сестра Бонда.
– У Бонда сестры не было. Были только девушки, – пояснил дядя.
– И кем тогда она будет? Снежинкой? – спросил брат.
– А у тебя платье есть красивое? – решил разрулить ситуацию Максим.
Неужели он наивно полагал, что будь у меня платье, я бы его не надела? Я покачала головой, вызвав в дяде вторую бурю эмоций. По его напряженному взгляду стало ясно, что под шапкой кучерявых волос идет работа мозга. Творческая личность вновь взяла верх над ситуацией и окрыленный пока неведомой нам идеей дядя, не разувшись, стартанул в спальню. Вернувшись, он как обычно «предвосхитил» все ожидания, придумав нарядить меня в привидение. Вырезал глазки, подрисовал маркером воющий рот. По пути обратно он также заглянул в комнату к мальчикам и откопал среди игрушек пистолет, мол, агент без пистолета и вовсе не агент. Затем наспех одевшись, он помог одеться нам, и мы поспешили к ожидавшему нас такси. Выехав со двора, Максим вспомнил еще одну немаловажную деталь утренника.
– Вы стихи-то учили?
– Нет! – хором донеслось до него с задних сидений.
– Как?! – он повернулся к нам всем корпусом, – надо же рассказать стих Деду Морозу, чтобы он подарил подарок.
Реакция на его слова была различной. Егор, скорчив снисходительную мину, отвернулся к окну, а я всхлипнула. Мне очень хотелось получить подарок. Тогда я верила в Дедушку Мороза, а вот Егор уже знал правду, о его сомнительном существовании, но не позволял ни себе, ни другим разбить мои мечты.
– Я тоже не помню стишков новогодних… – дядя очень огорчился.
Ненадолго…
– А мы сейчас их вместе придумаем! – оглушил нас его радостный вопль.
Идея показалась заманчивой, всю дорогу мы хором придумывали рифмы на новогодние темы, заучивали новые для себя слова, слава богу, не зная их значение. Бедный дяденька таксист этим утром получил огромную дозу внепланового веселья, смеясь нашим потугам, казалось, он надорвет живот от хохота. А между тем, дядя пытался сосредоточиться и поймать музу в свои цепкие объятия. Что из этого получилось – полный абзац.
Во-первых, мой замечательный костюм, годившийся разве что на Хэллоуин, заметили все. И это было не гуд. Насмехаться мне в лицо не смел ни один из воспитанников, в этом была заслуга Егора, готового подраться с любым, кто посмеет меня обидеть. Так что ко мне никогда не цеплялись. Но я чувствовала их взгляды, и невысказанные оскорбления читались в глазах мною очень легко. Хотя дети – это еще цветочки по сравнению с обмороком воспитательницы, Таисии Семеновны. Дядя, возгордившись собственным творением, а также тем, что на создание ушло всего две минуты, решил, что мой костюм просто обязан победить на несуществующем конкурсе костюме. Об этом он, конечно же, не знал. А если бы и знал, то все равно ситуация бы не особо изменилась. Ему бы в любом случае захотелось закрепить впечатление от созерцания его шедевра, поэтому, он отправил меня в комнату к воспитательнице, которая оказалась полутемной (лампочка перегорела, а поменять нужны мужские руки, коих в данном учреждении острая нехватка), свет шел только от единственного окна, занавешенного бордовыми шторами. То есть обстановка в комнате довольно мистическая. Запуская меня туда, Максим, для пущего эффекта, напутствовал выть как можно громче, а также раскинуть руки в лучших традициях дешевых ужастиков. А я девочка послушная… Несложно представить, что произошло далее. Таисия Семеновна, как оказалось, женщина суеверная, причем верит не только в гороскопы и предсказания, но также и в привидений, призраков, полтергейстов, домовых… А тут как раз я в роли одного из представителей нежити в своем весьма удачном одеянии. Женщина такого подвоха не ожидала и грохнулась в обморок.
А во-вторых, стихи оказали на Дедушку Мороза крепкое воздействие. Так как вдохновения у дяди хватило только на одно стихотворение, было решено, что мы с братом вместе выйдем и продекламируем совместное творение хором.
Новый Год стучится – открывайте двери!
Дед Мороз веселый мерзнет под окном!
А Снегурка в роли полновластной дщери,
Напитки пьет горячие и чавкает тортом.
Конфликт Мороза с «крепким»
нехилый назревает,
И красный нос, как ксива,
а сам увещевает:
«Расскажь мне стих, внученек, а я тебе конфету!
Иль если два расскажешь – тогда шоко-монету!«
И смотрит мило-мило,
и глазки прикрывает…
Но в то же время сильно
о снадобье мечтает!..
Зеленый змий давно уже его похитил мозг,
Припрятал в дали дальние
за Тридевять Земель…
Рассказать до конца было не суждено – Таисия вновь отправилась в бессознательное состояние, неудачно навернувшись со стула. Дядя Максим, до этого стоял в сторонке и громким шепотом исполнял роль суфлера, подсказывая забываемые нами строчки. Так что объективно судить, кем конкретно был вызван данный обморок, не получалось. Но одно дело – расшатавшиеся нервы Таисии Семеновны, а совсем другое – Дед Мороз и Снегурочка с раскрасневшимися от злости лицами. Думаю, упоминая, что праздник нам удалось развалить, значит, не сказать ровным счетом ничего. Нам посчастливилось не просто успешно разрушить мероприятие, к которому целый месяц готовилась вся воспитательная коллегия. Если говорить конкретно, то сперва мы оказались буквально обваленными с головы до ног конфетами, которыми неуравновешенный Дедушка осыпал нас вперемешку с «культурным» русским матом, не стесняясь в выражениях. Такой подлянки от своего кумира доброты и щедрости я не ожидала, а вот Егорка, наоборот, и даже, кажется, старался запомнить как можно больше выражений. Остальная детвора кинулась реветь и требовать, чтобы сладостями осыпали их, а дядя кружил над бездыханной бесформенной кучей, погребшей под собой несчастный стул.
Да уж, веселенький маскарад, ничего не скажешь. После него, нас перевели в другой детский сад.
Но то было глубокое детство, а сейчас я уже взрослый человек, которому подобные гулянки кажутся запредельно глупым времяпровождением. Мне легче прогуляться по аллее, спуститься к берегу и покидать камушки в реку, или почитать книжку (для захламления мозга, но приятно), но делать все это я предпочитаю в одиночестве. Человеческое общество порою бывает слишком жестоким к себе подобным индивидам, считая их находящимися по социальной лестнице ниже, чем они сами. Я не считаю это поводом для пересудов и драк, а ими обычно и заканчивается. Мне со своей внешностью, в их понимании, место как раз у подножия. Доказывать, что я стою больше, чем рисует их больное воображение, я не намерена. Меня это нисколько не коробит. Поэтому, с чувством выполненного долга, а именно – прочтением письма, я его отправила в корзину. Так бы и забыла о нем, если бы не оголтелый визг из глубины квартиры, возвещавший о супер-пупер-мега вечеринке в исполнении Сони, который поддержал Егор. Правда, вскоре в его исполнении присутствовала желчь.
– Фанк Джаззи Бэнд? Могли и сменить название, между прочим, – до моего окна донеслось его приглушенное возмущение.
– А что такое? – вроде Соня.
– Да так, ничего особенного.
– Ой, да ладно тебе врать-то! У тебя вид а-ля «сожгу взглядом». Эй, не надо рвать мое приглашение!.. Хотя, я себе новое распечатаю. А эту можешь скотчем склеить и тоже пойти!
– Я? Туда? Мелкая, с твоим брэйном все в порядке?
– В поряде, будь спок! А вот с твоим нервусом, по ходу, нет.
– Я не нервный. Просто считаю…
– Ты завидуешь, а не считаешь!
– Не перебивай, это раз. Не завидую, это два. И третье… Да они еще и батл устроить хотят? Их любой порвет.
– Может ты тоже?
– Не может, а точно. У них, конечно, есть парочка терпимых брэйкеров, но есть и те, кто портит картину подчистую.
– Зато у них есть команда!
– Думаешь, у меня нет?
– А ты рассчитываешь найти ее за два дня? Не будь столь самоуверенным. Просто смирись, что люди чего-то добились упорно трудясь. И еще, в отличие от тебя, они умеют танцевать. Не вальсы и не танго…
– Возможно, я сейчас тебя немного удивлю, но что такое брэйк-данс я знаю не понаслышке.
– Я тоже телевизор смотрю…
– Рад за тебя. Держи мусор и пойди распечатай мне приличное приглашение.
– Значит, идешь?
– Встретимся там. Теперь можешь готовиться к шумной пати, ведь там буду я.
Братик решил вспомнить школьные годы? Помню, когда мы учились в школе, папа записал нас на бальные танцы. Как один из его пунктиков – «это должен уметь каждый». Мне нравилось, брату тоже. Но что самое удивительное, у меня получалось. Хотя, не отходив и года, пришлось бросить, потому что Егор занялся другими танцами. То, что он сменил направление, мы никому не рассказывали. Просто я уделяла еще больше свободного времени себе, а он своим новым друзьям и интересам. Обоих это устраивало. Но в какой-то момент, Егор сообщил, что и с этим покончено. Конечно, было интересно знать почему, но я посчитала, что он сам расскажет, если ему будет нужно. Оказалось не нужно. И вскоре забылось. А сейчас всплыло вновь. Понятно, почему название звучит знакомо, это же то ли его старая команда, с которой когда-то он был с ними не разлучен, то ли их соперники. Фанк Джаззи Бэнд… Он любил рассказывать о своей команде, о новых движениях с этими их сложными названиями, о предстоящих соревнованиях. Но никогда не переходил на личности, видимо, считая своих друзей не подходящей для меня компанией. Я даже рада была этому, ведь иначе мне пришлось бы слушать их нескончаемый треп об удавшихся или нет эйртвистах, хандглайдах, флэрах, короче, умирать со скуки. С тех пор, как Егор вычеркнул из своей жизни брэйк, его лучшими друзьями продолжали оставаться двое – Алексей Сомов и Леонид Верхов. Вроде они тоже были подвержены в то время вездесущему духу хип-хопа.
За братом захлопнулась дверь, скорее всего он побежал возвещать друзей о своих глобальных планах. Я же провела этот вечер в уборке одной комнаты за другой, и спать легла рано.
Несмотря на это, просыпаться в глухую темень от трезвонящего мобильника было нелегко. Где-то с третьей попытки я попала по нужной кнопочке и услышала чье-то недовольное бурчание в трубку:
– Сон – бесполезная трата времени!
Я промычала в ответ нечто невразумительное.
– Матвеева! Прием! Прием!
Ох, блин, зачем же орать так?
– Я тут ей утра доброго пожелать хочу, а она мне в трубку храпит?
Вот уж неправда! Я не храплю.
– Проснись и пой, твой друг с тобой!
Какой нафиг друг? Мой единственный друг свалил жарить попку на солнце… Ох ты, это же Леся.
– Леся? – я тут же устыдилась своего «милого» голосочка, а подруга подавилась пламенной речью.
– Ты что, празднуешь «две недели без Леси»? Новый праздник? – продолжила она возмущаться.
– С чего это? – нет, ну самом деле, она меня разбудила для чего – чтобы обидеться?
– А с того, что твой пропитый бас звучит компрометирующе!
– У тебя солнечный удар? – да чтобы я и пила?!
– Это у тебя сейчас будет… – угрожающе прошипела она в трубку.
Я уже открыла рот для новой порции вопросов, как в меня полетела подушка со стороны кровати Сони, выбив из руки телефон, совсем забыла, что сплю не одна в комнате. Вместе с нею прилетел следом крик:
– Три часа ночи! Я спать легла полчаса назад! Может, позволишь?
Конечно, систер, спи, сколько влезет. Я только телефончик найду и по-тихому перекочую в зал. По-тихому не получилось. Так как мой телефон, выскальзывая из рук, чудесным образом включил громкую связь.
– Три ночи? Пипец. А у нас тут полдень. Неудивительно, что я сделала подобные выводы. Я о голосе. В обед подобное было бы непростительно! – с укором продолжала во весь голос словоизлияния подруга.
– Ты не могла бы тише? – шепотом пыталась я вразумить Лесю, нервно пытаясь понять в какую кнопочку нужно ткнуть, чтобы отключить функцию мегафона.
– Если хочешь быть услышанной, добавь децибелов голосууу и повтори! – она претворяется или и вправду не слышит?
– По тише говори, – возвестил ее мой громкий шепот.
– Тише? С чего это? Ты меня стыдишься что ли?!
О, боги!
– Зачем мне тебя стыдиться? Я наоборот считаю, – я уже не пыталась понизить голос, отчаявшись найти нужную кнопку.
– Что еще за наоборот? С ума сошла совсем?
– Не сошла!
– А мне так не кажется!
– А мне кажется, что вы обе дуры из психушки! – вызверилась Соня, у которой сна уже ни в одном глазу.
– Сама такая! – не осталась в долгу, пребывая в самых оскорбленных чувствах, моя подруга.
– Это я что ли звоню перед рассветом и бужу мирных жителей? – согласна, сестренка, только ты еще не знаешь, с кем связалась.
– Это я звоню и бужу, если считаю это нужным!
– Я заметила! А о существовании совести ты, наверное, и не знаешь? – конечно, не знает, даже слово впервые слышит.
– А ты слышала что-нибудь об уважении? – Леська почти визжала от негодования.
Несложно ее понять. Обычно люди предпочитают с ней не связываться. Особенно после нескольких показательных выступлений, в ходе которых она вырвала одной из оппоненток больше половины волос с головы, другую отправила считать лестницы носом, а третью окунула головой в унитаз. Так что благоразумные люди с нею не ссорятся и обходят стороной, натянув обходительные улыбки. Соне об этом неведомо. А жаль…
– К кому? К тебе хочешь сказать? – Соня позиций не сдавала.
– Я говорю, улавливаешь разницу? А еще и требую!
– Королевична, утрись, здесь твоих подданных нет, – распалялась мелкая.
– О, не будь настолько уверена! В зеркало взгляни, рабыня по жизни!
– Каждый день смотрюсь, и знаю, кого вижу в нем!
– Зарвавшегося суслика, стало быть? – ехидству подруги можно было позавидовать.
– Да нет, в моем зеркале тебя не показывают! – Соня взбесилась и пыталась вырвать телефон из моих рук, но я держала крепко, не знаю зачем, просто схватила и не отпускала.
– Конечно, там же круглосуточная трансляция дебилок! – Леся пребывала в ярости, о чем я судила по пугающим ноткам вибрации в ее голосе, я же пребывала в состоянии крайней прострации, так как, с одной стороны, была счастлива, что подруги нет в комнате, а с другой стороны, мысленно посыпала голову пеплом – это же я виновата в ссоре.
Я продолжала молча заниматься самобичеванием, когда дверь в комнату самым наглым образом, без стука, распахнулась. От неожиданности, мобильник вылетел из наших рук и, проскочив в щель между матрасом и стенкой, завалился за мою кровать. На пороге, в халате цвета «апельсиновый взрыв» стоял дядя. Повязка, которую он обычно во время сна цеплял на глаза, пребывала на лбу, глаза при этом все еще закрытые, пытались медленно разлепиться. Поначалу безрезультатно. Все же еле раскрыв очи, Максим изъяснил, зачем он пожаловал на огонек. Оказывается, чтобы перетянуть между враждующими нами белый флаг, потому что наша потасовка обрела неожиданно глобальные масштабы в виде звонков пенсионеров-соседей с их чутким сном. Они грозились вызвать милицию, ОМОН, а также до кучи МЧС, чтоб неповадно было.
– А еще я президенту звонить побегу! – прыгала за спиной дяди реактивная Агриппина Федоровна, которая умудрилась проскочить в квартиру, за глаза ее величают Гриппом, хотя в пору электро-веником.
Рядом с ней с камерой носился, пытаясь быть незаметным, Сеня. Ему это не удавалось. По правде, такое рядом с Гриппом ни у кого не получалось, у нее в глаза встроен рентген-детектор.
– Главное, не забудьте доктору позвонить! – не умолкала трубка, будучи погребенной среди хлама, который при уборке я затолкала глубоко под кровать.
– А это еще зачем? – мнительно поинтересовалась пенсионерка, переводя прищуренный взгляд с меня на Соню, пытаясь вычислить, кто из нас посмел вякнуть.
– Чтоб когда вас собаки омоновские покусают, – начала Соня.
– …а милиционеры ласково дубинками пару раз для проформы оприходуют, – продолжила Леся.
