Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)
– Ты о чем? – перевел на него почти черный взгляд от нереально расширенных зрачков Артем. Его рубашка урбан-стайла липла к телу, что доставляло немалый дискомфорт. Илья и сам до трусов промок.
– Я о том, что не нужно расставаться со своей второй половинки из-за брата…
– Заткнись!
– Ты идиот! – вспылил парень. – Как ты так можешь просто взять и отпустить?
– Это не твое дело, – прошипел вызверенный Шер, его руки немного тряслись, но в драку не кидались. Зато Илюха за своим кулаком уследить не смог, так что он съездил аккурат по скуле Шерридана, оставив за собой царапину от печатки.
– Я не буду извиняться за это! – прикрикнул на скукожившегося друга Фотограф. – Ты слабак!
– Ты ни @uncensored@ не понимаешь…
– Слушай сюда, бесплатный совет, free advice, так сказать. Встреться с ней и спроси ее в лицо, кого из вас двоих она выберет. От того и будем плясать.
– Не интересно, – Шер снова подпирал капот «Эскалейда».
– Не будь ослом, брат. Твое упрямство…
– Илюха, захлопнись! – вновь начал закипать его друг. – что ты вообще знаешь о любви? Ты любил? Ты вообще был в моей ситуации?
Илья и в ситуации не был, и не любил, но он очень хорошо видел, как начал вести себя Шер, который уже давно надел на себя маску холодного безразличия и ледяного презрения ко всем. После той судьбоносной автокатастрофы, когда родители Оливера отправились на небеса, оба брата изменились, но дружбу сохранили, а сейчас их дружбе наступал медленный, но верный трындец, которые Шер оттягивал, даже готов был поступиться своими чувствами ради брата, как считал Разумовский.
– Дурак, звони ей и просто поговори, – благодушно сказал ему Илья и сел в машину.
Через некоторое время и Шер занял свое место, он повелся на треп друга и вовсю пытался связаться со своей малышкой, но не получалось, так что он связывался с другими людьми, которые, по идее должны были помочь, а вот позвонить родным фанки-манам, ни он, ни Илюха как-то не догадывались. Так и получилось, что на счету Шера закончились все сбережения, пришлось звонить с номера Ильи и посылать со своего запросы на перезвон, который в конце концов осуществился, а благодаря ему Артем, зарулив на парковку, сейчас сидел на водительском кресле, и держал на коленях свою фею, а Илья лежал под задним сидением, прислушиваясь к их романтичному трепу, накрытый вымокшей толстовкой в насквозь мокрых одеждах и изо всех сил старался не пыхтеть, не чесаться и не чихать.
Зачем мне тебе врать, мой пустоголовый муженек?.. Ты говоришь, что нас связывает с Оливером? Просто дружба… А с тобой… Что нас связывает с тобой, кроме штампа в паспорте?
Его горячие пальцы коснулись моих холодных губ – обжигающий коктейль:
– Не молчи, малышка…
Кажется, нас с Артемкой связывает… страсть?..
– Ничего… Нас ничего не связывает с Олли.
Мои слова послужили катализатором к тому, что он придвинул с бешеной скоростью свои пылающие губы к моим, а я в самый последний момент сумела вставить руку, потому что меня тоже огрел по макушке один «замечательный» вопрос. Я заерзала на его коленках.
– Что-то не так, детка? – недовольно спросил Артем.
– Мне тоже надо кое-что узнать, – я отвела глаза, скинула его руку со своего сердца, так как она почему-то уже ползла выше, игнорируя всякую добропорядочность, и, дождавшись его положительного ответа, я вновь устремила свой взор на него: – Та девушка, с которой мы пересеклись на вечере у мэра. Она ведь много для тебя значит, – Шер не менялся в лице, просто внимательно слушал, – скажи, ты ведь ее… любишь?
Я зажмурилась, сказав это слово. Почему-то в его присутствии оно звучало нереально интимно и даже сексуально, но было, как всегда это бывает, одно великое «но»: звучало оно не в отношении меня…
Не знаю, чего я пыталась добиться, зажмурившись, может, лучше следовало заткнуть уши, чтобы не слышать его ответа, от которого мое сердце просто на просто разбилось со звоном стекла из серванта, которое было неудачно задето пробегавшим мимо ребенком:
– Да, люблю.
Это было… как ножом по сердцу, как если делать операцию без наркоза или варить в кипящем котле – больно и одновременно с этим неизбежно.
Надо было попросить его соврать. Он бы сделал это, ведь сам просил меня о том же. Но я не солгала. И он не солгал.
– Ясно… – прошептал кто-то, но точно не я. Кто-то внутри меня, потому что я уже смело причислила себя к числу мертвых, но слезать с его колен не спешила – меня словно разбил радикулит или огорошил паралич, но я не могла и шелохнуться. Лишь мои губы прошептали это безжизненное: «Ясно». Как глупо, какая же я дура…
– Ты такая глупая, – словно прочел мои мысли улыбчивый голос Тёмы. Как голос может улыбаться? Но, несомненно, так оно и было. Я даже глаза открыла, чтобы убедиться, что на его губах блуждает улыбка. И – та-дам! Она присутствовала, образуя симпатичные ямочки, которые формировались на его личике, только когда он улыбался от сердца, а не скалился из-за тупых бредовых шуточек, лишенных гуманности. А далее он вновь меня ошарашил: – Вика моя сестра.
Толи он вновь прочел мои мысли и решил соврать, толи это была правда – я не знала. Знала лишь, что хочу в верить его словам. И я верила.
Но не нашла ничего лучше, чем переспросить:
– Правда? – а на сердце стало так легко-легко, что я готова была улететь в небо накачанным аргоном шариком
– Правда, – он доверительно таранил меня своими тающими айсбергами. Боже, на свете около трехста двадцати тысяч айсбергов, и все они сконцентрированы на Северном и Южном полюсах, но вот мои две персональные льдины настойчиво преследуют меня в средней полосе.
Во мне из-за создавшегося момента открылся великий оратор, и я стала быстро болтать всякую чушь, словно мне алкоголь в голову стукнул, ага, и правда, я была пьяна Шериданом:
– А я думала, что у тебя нет сестры, а есть только брат, но это здорово, что у тебя есть сестра, знаешь, у меня тоже много братьев и се…
Он вновь приложил палец к моим губам, сказав при этом: «Тсс!« Я заткнулась. А далее было то, чего я вообще никогда и в жизни себе представить не могла: хриплым до невозможности, возбужденным и страждущим голосом он пропел мне шепотом на ухо всего две строчки, но этого мне хватило:
«Пеплом сигаретным я упаду к твоим ногам,
Стану дымом нежным и прикоснусь к твоим губам…"47
Как гласит «Газпром» мечты сбываются… Вот и моя мечта идиотки сбылась.
Канистра для заправки бензином моторчиков автомобилей опустела, став монументом к нашему иссякнувшему потоку слов, который был прерван отстроенной, словно по волшебству, плотиной – поцелуем. Его горячие губы накрыли мои, обжигая своим жаром, как раскаленная кочерга при соприкосновении с кожей. Я не пыталась вырваться, у меня и в мыслях не было, что что-то не так – нет, все именно так, как и должно быть, а мои ладошки крепко сжимали его футболку, в области груди, словно я держалась за нее, боясь упасть в омут с головой и прочими конечностями. Я таяла, как самая распоследняя тупица, закрыв глаза, и наслаждаясь моментом. Наверное, я сейчас напоминаю девицу из рекламы йогурта, вечно они там все такие расслабленные, пребывающие в эйфории.
Артем крепко держал в своих руках мои плечи и больше (по крайней мере, пока) не предпринимал опустить их на эрогенную зону. Но что я мелю вообще? У меня все тело – сплошная эрогенная зона. Вот он меня держит безобидненько так за плечи, а учитывая факт, что сам он мокрый от дождя и я, прижимаясь к нему тоже вся промокла, то создается некий совсем не безгрешный союз…
А его поцелуй, между тем, был жестким и даже властным. Так целовал бы уверенный в себе человек. Хотя, что я понимаю в этом вопросе? У меня было-то оно с одним человеком (это я считаю только те, что происходили, когда я пребывала в сознании), и то по-детски, как у мультяшных героев, без всяких французских штучек… Шер не наседал и не сдвигал меня с места, просто крепко держал, когда вершил свое темное дело, а я была податлива, как маргарин. Мои губы под его напором разомкнулись, и он легонько укусил меня за нижнюю, призывая к содействию. Я, конечно, жутко стеснительная, но сейчас об этом забыла, так что на призыв Артема ответила с удовольствием. Ага… И понеслось…
У меня кружилась голова от его настойчивых, алчущих ответной страсти губ. Его руки, выпустив плечи, стали гладить мой чувствительный затылок, я мурлыкала и даже (о, бог ты мой, в лучших традициях порнофильмов, нет-нет, я их не смотрела, но знаю)… постанывала… Но муженек и сам хорош – он вторил мне и, кажется, летал где-то на частотах нирваны. Я осмелела и, сняв руки с его отвердевшего грудного мышечного массива, тоже переместила свои руки: одну на его щеку, другую – на затылок, и стала водить пальцами по выбритым «дорожкам» эмблемки «FJB». О!.. Это вызвало бурную реакцию. Не только у него, но и у меня, так как наши туловища желали большего… Это было ощутимо. Тем более, мокрая одежда…
Но границы мы не пресекали, держа себя в рамках. Один раз уже нарушили – второго раза, думаю, будет слишком много.
Не знаю, как долго мы целовались, время просто текло, как песок утекает сквозь пальцы, но останавливаться казалось смерти подобно. Я думала, что если оторвусь от его губ – то все, момент канет в Лету и станет историей, а мне хотелось чувствовать их солоноватый вкус и протянуть поцелуй как можно дольше. Но я уже задыхалась, тупо захлебывалась и не могла остановиться, как ненасытное животное в засуху, нашедшее оазис в пустыне. И все продолжала тыкаться в чувственные губы, пока, неожиданно для себя, не оторвалась – сама – и не уперлась щекой ему в плечо. Его сердце, кажется, хотело вырваться на свободу, может, у него там тоже живет колибри? Хотя это не брутально, скорее всего у него в грудной клетке живет горный козел, скачущий на реактивной скорости с пропеллером, работающим на уране, в попе по горам, по долам – это больше похоже на правду. А его «широкоформатная» грудь все продолжала вздыматься, но он молчал. Может, ждал, что я первая заговорю?
– Я загадал, что не влюблюсь в тебя, – неожиданно раздался его запыхавшийся голос, который его хозяин силился восстановить и который вверг меня в состояние анабиоза. Я замерла, приклеившись к груди Артема, и тупо слушала выдаваемые его сердцем хиты. На большее я способна не была, потому что таких откровений уж точно не ожидала, а, следовательно, опешила.
А он, тем временем, продолжал:
– Желание, на одуванчиках, помнишь? – я не ответила, но потерлась о его плечо черепушкой, которая подрастеряла все слова. Наверное, путем слюнообмена они через рот все укатились ему голову. – Так вот, я загадал, что не влюблюсь… в тебя.
Я еще секунд тридцать собирала пазл из его слов, затем меня осенило, и я вдруг снова обрела способность говорить, неизбежно хрипло произнеся свою догадку:
– Твое желание ведь не должно сбыться, Тём…
– Знаю.
– То есть, методом «от обратного», ты в меня влюб…
– Детка, – он прижал мое лицо к своей груди так, что я не имела возможности досказать свою обличительную правду. – Ты что, веришь во всякий бред с желаниями? С желаниями на одуванчиках? – это он решил уточнить свой и так понятный вопрос. – Может, ты и гадалкам веришь, и во всякие тупые пророчества?
Я промычала что-то невразумительное, обслюнявив ему футболку. Он ругнулся и убрал свою культю от моего затылка, а я воодушевилась и решила сказать заново, чтобы быть услышанной:
– Я не знаю, стоит ли верить в пророчества, но твои слова говорят сами за себя.
Он хмуро улыбнулся:
– То есть тебе такой расклад нравится? – его глаза хитро прищурились, но где-то в глубине зрачков, расплескиваясь на теплые лазурные радужки светлыми каплями, бултыхалось что-то манящее, притягивающее, родное. Голос же его к этому моменту уже нормализовался, хотя некоторая наэлектризованность все же оставалась.
Шер протянул руку и заправил мне за ухо выбившуюся прядь, задержав на секунду руку на ухе. Я чуть снова не растаяла. Думаю, это смотрелось бы мило – вязкая липкая лужица под его ногами… То есть отвратительно, конечно же.
Фу, ну и мысли в голову приходят. А все потому что я боюсь… Как маленькая девочка. Я уже услышала то, что хотела, но не ожидала услышать, и теперь боялась, что он возьмет свои слова обратно, скажет, что ошибся, хотя нет, он не из тех, кто скажет: «Я ошибся». Он скажет: «Надо же, как интересно получилось! А у тебя прикольная реакция!« Как же я этого боюсь.
Меня пробрал озноб от этих мыслей, а Тёма инстинктивно сжал мои плечики в свои теплые влажные объятия.
Голова готова была сорваться с плеч и улететь в небо, а свидетели в этот счастливый день орали бы: «О! Дирижабль в виде чьей-то глупой башки проплывает!«, и снимали бы на мобильники, а потом выкладывали в сеть.
– Артём…
Он подернул мои плечи, призывая посмотреть ему в глаза. Интересно, а как я выгляжу со стороны? Наверное, как пришибленное дитя природы… А вот он… Он просто великолепен, что уж скрывать. Понятно, почему он пользуется популярностью у девушек, хотя как можно быть такой дурой, чтобы терпеть все его выходки?.. Вывод сам собой напрашивается: Я такая ду-у-ура…
Его внимательный взгляд таранил мои глаза, пытаясь прочитать мысли. Дорогой, ты же не Эдвард из «Сумеречной саги». Я не удержалась и усмехнулась, теперь он добавил во внимательный взгляд еще и удивления.
– Что-то смешное?
Я покачала головой, боясь, что если вдруг скажу ему о своей глупой ассоциации, он меня из машины прямо через окно выкинет, типа нефиг меня сравнить с каким-то гееподобным вампирюгой. От этого стало еще смешнее. Я вновь рассмеялась, чем заработала злобный прищур, но… почему-то больше я не верила, что он злобен… скорее, наигран. Или же это все моя фантазия?
– Ты же не злишься? – я решила проверить догадку. Меня, наверное, невидимый петух в темечко клюнул, вот я малость и того… не догоняю временами что, когда и как говорить, а главное, кому.
Но сейчас не тот случай.
Артем нарисовал на лице небывалую серьезность:
– Сегодня я складываю с себя полномочия палача, и ты останешься жива, так что возрадуйся, смертная, – пафосно изрек он и широко мне улыбнулся.
Я тоже робко улыбнулась ему и вдруг ощутила, что мне сильно некомфортно сидеть в мокрой одежде, которая налипла на все тело, штаны и нижнее белье – так вообще приклеились, и все теперь зудит. В попытках почесаться, я начала ерзать, гримируя все под то, будто я пытаюсь удобнее устроиться на его коленках.
Шер меня резко остановил, фиксируя в одном положении и еще более хриплым, чем до этого (просто мега-хриплым!), голосом и с почерневшими глазами попросил меня не вертеться, потому что:
– Ты ведь не хочешь, чтобы твой первый раз произошел в машине?
Мои глаза раскрылись по самое «не хочу», щеки стали напоминать августовские помидорки, а руки прижались в замок к груди:
– Эй, маньяк, можно подумать, я до тебя домогаюсь!
– А нет?
Он был весь как скала – даже вдохнуть лишний раз боялся. Это я на него так действую? Вот же бабник. Казанова чертов. Его любое-прелюбое тело возбудить может, даже мое побитое… Фетишист.
– Это ты начал до меня домогаться!
– Я ведь могу продолжить, – он медленно потянулся ко мне с понятными желаниями, которые напугали меня до полусмерти, так что я, взвизгнув, в своих лучших традициях, спрыгнула с него на соседнее сидение и забилась в угол, предусмотрительно выставив вперед ладошки.
– Эй, я девочка статейная, так что не советую!
– Какая ты?
– Изнасилование. Статья 131 Уголовного Кодекса Российской Федерации, – оттарабанила я, посылая мысленное «спасибо» вредной Инге Георгиевне, на последнем курсе весьма обстоятельно преподававшей нашей группе «Право», которое я с горем пополам сдала в канун Нового года, – от трех до шести, но там еще обстоятельства учитываются, так что лучше не рискуй.
Как только я с него спрыгнула, он заметно расслабился:
– Ты сведешь меня с ума… – сказано было многозначительно, так что фраза дала волю моей фантазии: толи он считал меня комичной, толи волнующей.
– Я не преследую свершенных целей, – я тоже «вылезла» из своего уголка и привалилась к спинке сиденья.
– Чего?
Блин, я что, загадками говорю? Милый, сумасшедшего еще более сумасшедшим не сделать. Говорить уж вслух не стала, мне моя шкура еще дорога.
– Проехали. Кстати, – все-таки сегодня я злобная или просто заразилась от него ехидством через слюну, – ты неплохо целуешься, – а возможно мне просто хотелось сделать ему комплимент или намекнуть, что я бы не прочь осуществить еще один поцелуй…
Но у Шеридана были иные мыслишки в голове:
– Есть с кем сравнить? – брови сошлись на переносице, а руки сжимали обивку кожаного сидения.
– Я же не монашка, – смотреть ему в глаза казалось кощунственным, так что я уставилась на вход супермаркета, где грелись на выступившем на небе после дождя солнышке, раскуривая сигареты, охранники.
– Кто он?
– Прекрати, ты не имеешь права…
– Я твой муж, если ты помнишь!
Сзади донесся тихий треск, который благодаря сложившейся тишине в салоне оказался громким, я оглянулась, но ничего кроме сваленной одежды Артема не обнаружила, сам Артем даже оборачиваться не стал – он буравил меня взглядом и не мог оторваться от этого супер-интересного занятия.
– Я помню, но все же…
– Кто?
– Ты что, ревнуешь?
– Не суть.
– Но ведь это так!
– Это Оливер? Ты с ним меня сравниваешь?
– В детстве часто падал?
– Не так часто, как ты!
– Я тебе не гулящая девка какая-нибудь.
– Не какая-нибудь, а какая?
– Следи за своими словами! – я выкрикнула это, спугнув приземлившегося на капот голубя. Глаза за отсутствием слез превратились в две огромные пустыни от его недоверия, а на душе стало скверно. Руки потянулись к дверной ручке, чтобы выскочить наружу. Но Шер дверцы предусмотрительно запер.
– Стой! – он схватил мою руку, резко меняя гнев на милость. – Подожди. Прости, я перегнул. Конечно же, ты не такая, – он вздохнул, вновь прижимая к своей широкой груди, и стал тормошить мою черепушку.
– Эй, ты зачем так активно лапаешь мою макушку?
– Проверяю нимб.
– Его там нет.
– Потеряла? – он нехотя отлепился от меня и вновь занял свое место, схватив мою руку, стал выводить на ней пальцем неведомые узоры.
– Щекотно… Нет, какой еще нимб?
– Круглый.
– Мм… Не-а, не припомню… Тём, – он вздрогнул и вальяжно улыбнулся, – ты так неприлично нежен, что…
– Что я? – выдрал он свою руку, забавно округляя глаза, будто я застала за просмотром канала для взрослых в глубокую ночь.
– Нежен, – повторила я, следя за его реакцией. Оказывается, этого парня можно смутить!
– Чтобы больше я от тебя таких слов не слышал.
– Есть, сэр, – хохотнула я, зная, что миссия невыполнима и никакой Том Круз его не спасет.
А потом мы еще полвека препирались, шутили, говорили друг другу всякие глупости и радовались как два идиота. Вот же оно счастье!
Я не заметила, как стрелки часов доползли до шести вечера, когда телефон Шера стал надрываться, словно собирался рожать прямо здесь и сейчас, впрочем, так оно и было – телефон рожал звонок от его любимой банды.
– Привет, Дэн. Какие дела? Нет, я со своей девушкой. То есть? У нас все хорошо, – он окинул меня нежным (сто раз нежным, хоть Артемка и запретил употреблять это слово в его отношение) взглядом. – Я разобрался. Что вы? – он вдруг резко перешел на крик. – Вот идиоты! Сейчас буду, только малышку закину.
Он сбросил, яростно вцепляясь в руль.
– Что-то случилось?
– Пристегнись.
– Артё-ё-ём, – жалобно возопила я, пристегнув ремень. Чего и следовало ожидать, мой благоверный обратил на меня внимание. Я уже давно стала замечать, что его по имени, по сути, никто и не зовет, только Олли и, наверное, родители, но ему это нравится, хотя он никогда не признается. Но это не важно, пусть делает вид, цепляя свою арлекиновскую маску, но я-то вижу глубже и даже знаю маленькую управу, чтобы задобрить нахохлившегося Шерхана.
– Что?
– Случилось что-то серьезное?
– Случилось, но не серьезное. Я справлюсь.
– Поехать с тобой?
– И что ты сделаешь?
– Просто буду рядом…
– Давай ты просто дома посидишь.
– Хорошо, я понимаю.
– Что понимаешь?
– Неважно.
Муженек резко вдарил по тормозам прямо на автостраде, хорошо еще, что за нами никто не ехал, иначе аварии было бы не избежать:
– Все важно! – припечатал он, вобрал в легкие воздух и снова выжал газ.
Резкий тон был очень в тему, но ссориться не хотелось категорически, да и мои глупые слова были некстати, так что я решила прекратить зарождающуюся ссору:
– Давай завтра обсудим…
Он неопределенно пожал плечами.
До моего дома мы добрались в напряженном молчании.
– Спасибо, что подвез, – я отстегнула ремень, вздохнув и вобрав в свой искренний вздох всю горечь тысячелетий.
– Малыш-ш… – к нему вновь вернулись нежные нотки.
– М?
Отвечать он не стал, лишь запечатлел на моем лбу поцелуй (как покойника целовал), но я все равно была по-идиотски счастлива и летящей походкой направилась из своего рая в реальную жизнь, где меня, как старшую дочь и абсолютно не умеющую готовить личность, ждала генеральная уборка. На полпути до подъезда меня догнал звук клаксона от только что рванувшей черной тачки, которая после сигнала сразу же резко притормозила, взвизгнув тормозами. Шер, перегнулся через сидение и помахал мне рукой. Сам при этом он выглядел огорошенным, будто не верил, что посмел так сделать, а ко мне вновь вернулось благостное состояние, что моя летящая голова стала ввинчиваться штопором в очищенное от тучек небо.
Как только дверца за воздушной будоражащей кровь девушкой закрылась, Шер выжал педаль газа, спеша к парням, которые, судя по телефонному звонку, схватили Оливера «под интервенционный арест», чтобы вправить тому вывернутую черепную коробку на место. Пока они не натворили дел, было необходимо вмешаться, чтобы расставить все точки над «i». Так что ехать нужно было быстрее, а он даже не знал, почему решил подвезти малышку до дома. Любой, кто знал его достаточно хорошо, мог с уверенностью подтвердить, что в нем не умер джентльмен, Артем всегда уважительно относится к лицам женского пола, хотя бывают и забавные исключения, но его уважение частенько бывает напускным. Пьяную в хлам девицу, надравшуюся в его компании, он, конечно же, доставит домой и передаст на руки переполошенным родителям, но сделает это только из вежливости, из уважения и памяти к некоторым бередящим душу воспоминаниям, но без желания. А неправильную блондиночку (как ее можно назвать правильной, когда она не в пример остальным блонди не гламурна, не грациозна, умна, неудачлива?) именно что хотелось доставить до дома, чтобы убедиться, что с ней все в порядке и что ей не угрожает опасность, а то она ведь и на ровном месте может покалечить если не себя, то окружающих. О ней хотелось заботиться… И поцелуй все еще давал о себе знать.
– Брат, я думал, вы уже давно перешли в вертикальный режим, – раздалось иронично с заднего сидения, а в зеркальце заднего вида мелькнула довольная мордаха Ильи.
Шер от неожиданности затормозил и впечатался грудью в руль, который отозвался непроизвольным надрывным визгом клаксона, призывая внимание шеровской малышки, бодро припустившей к своему дому. Она быстро обернулась, не веря, что это адресовано ей, получила порцию приветствий от Артема, который быстро сориентировался, (и правильно не верила, впрочем), потом разулыбалась, как шальная, и вприпрыжку, разбрызгивая лужи, поскакала к подъезду. По пути она умудрилась «искупать» своих «любимых» соседок, Серу и Грипп, которые решили «посидеть на форуме», то есть на лавочке, поперемывать косточки соседям, и подышать свежим, переполненным озоном воздухом в ожидании брутальных старичков из соседнего подъезда. Смотреть, чем закончится потасовка между «отцами» и «детьми» времени не было, так что он, грозно поглядев на довольного Илью в зеркальце, вновь тронулся. Но может и стоило остаться… Хотя бы для того, чтобы отвадить от своей девушки, жены, откинувшегося внучка Агриппины, который отмотал свой срок и вернулся к матери, чтобы транжирить ее пенсию.
Феоклист, как звали этого гопника благодаря любви бабули к прекрасному, курил на балконе, когда услыхал бешеные вопли своей родительницы и, не думая ни секунды, рванул ей на помощь. Увидев миловидную девушку, скромно молчащую и насуплено слушающую бабулины тирады, Фео докурил сигарету до бычка, оглядывая девицу, которая ему, определенно, была по вкусу, и пошел в наступление:
– Ба, ты, @uncensored@, @uncensored@ что ли?
Сера и Грипп заткнулись. Они обе немного благоговели перед уголовным пареньком, все свое прошлое, начиная с четырнадцати лет и кончая нынешними двадцати двумя годами, проведшим в колонии, сначала для несовершеннолетних, а потом и в обычных тюрьмах.
– А мы чего, внучок? Мы ничего.
Сера тоже затрясла головой, да так сильно, что ее вставная челюсть заходила в торжественном клацанье.
– Ошалелые бабули, чтоб больше ее не трогали. Ясно?!
Обе клушки вытянулись по струнке и разве что только руку к голове не приложили.
– Э-э… Спасибо, добрый человек, – буркнула Лена и поспешила скрыться в спасительной прохладе и темноте подъезда.
– Погодь, малая! – заорал Феоклист. Лена остановилась как вкопанная.
– Д-да?
– Провожу.
– Ну, хорошо, – не стала она спорить, еще раз поглядев на запуганных старушек, которых стало жалко.
Ехать с ним в лифте она посчитала опасным, а так как путь до девятого этажа предстоял неблизкий, он щедро предложил ей «сыпануть семян», но девушка благородно отказалась, рассудив, что так ему достанется больше.
По мере их поднятия наверх, они успели узнать имена друг друга, похвастать татухами, Лена услышала душещипательный рассказ о том, как «малой, с которым Феоклист сокамерничал, на вторые сутки повесился», а Ленка ему, в свою очередь, рассказала, как «происходит таяние арктических льдов», загадочно улыбаясь.
– Ну чё, нимфетка, когда забиваем встречу? – привалился он к косяку ее двери и сунул руки в карманы костюмчика «Адидас», когда они-таки поднялись на девятый, а девушка стала жать на звонок, но, как назло, никто к двери вприпрыжку не бежал, снося все препятствия в виде обувной подставки, тумбы, всякого валяющегося после прибытия с дачи в коридоре хлама, который с утра ей было убрать леностно, а больше в доме уборкой никто не занимался.
– Не знаю, – опешила Елена, не привыкшая к мужскому вниманию.
А Фео, тем временем, стал подкатывать к ней свои возбужденные гениталии:
– Ты чё, целочка, ломаешься?
– Слова подбирай! – возопила Ленка, потом осознала, что сказала, и добавила: –те!
Сама она, не замечая, жала на звонок, надрывно верещавший в квартире и пугающий своей настойчивостью, так что Стас, пробегавший мимо входной двери по естественной нужде в туалет, услыхал его, распереживался и пошел отпирать вход со сковородкой наперевес.
– Озабоченный извращенец! – выкрикнула девушка в момент открытия двери, врезала гопарю по тем самым причиндалам, которые он пытался подкатить, и грациозно проскользнула под рукавом Стасика, но тормозила уже лбом в комод, ойкая.
Стас сам по себе внушения не вызывал, но сковородка сделала свое черное дело: не ожидавший подвоха Феоклист отхватил по физие сковородой с пламенным напутствием: «Звезди отсюда, звездолет!« и совершенно одурманенный двойной атакой направился к спуску, заставив воинственного братишку встать на защиту малахольной Лены.
Но Артем Охренчик о том, что Ленка вновь влипнет в историю, не знал, так что гнал на полной скорости, выжимая из тачки-танчика все до последней крохи, с укором поглядывая в зеркало заднего вида и ожидая вопросов от друга, который слышал больше, чем было нужно.
– Не думал, что ты застрянешь в букетно-цветочном периоде… – задумчиво и ехидно произнес Фотограф.
– Даже интересоваться не буду, отчего ты за мной шпионишь, так что спрашивай уже, – недовольно перебил его Шер, который был готов дать ответы.
Илья, после последней фразы друга пошел ва-банк и, не став корить Шера за интимные сцены в салоне, не дававшие покоя чрезмерно чувствительному Илюше, получил исчерпывающий ответ о том, что Шер с малышкой по-приколу обменялись клятвами верности у статуи двум белым лебедям на Парке Малолитражных Автомобилей (назван так в честь стоявшего здесь долгое время завода), вот и называют друг друга мужем и женой. А сделали они это там, потому что считается, что самые крепкие браки вершатся именно в этом священном месте (что-то типа городской легенды, в которую верят все). Влюбленные Шер и малышка сами не поняли, как скрепили узы и теперь пытаются разобраться в своей симпатии. Олли в их истории был явно лишним, но он же брат «муженька» и друг «женушки», так что ему дан зеленый.
Рассказ, сочиненный за пару секунд, удовлетворил друга, а на просьбу держать историю в секрете тот лишь накуксился, потому уже представлял, как придет и станет распускать новые сплетни в кругу компашки.
Так, за разговором, они быстро домчали до домика за городом семьи Владимира, где, по словам Ванильного, фанки-маны держали Оливера, как в дешевом боевике made in Bollywood.
Оливер, разгоряченный после игры, стоял под дождем и вальяжно следил за братом, не спешащим покинуть территорию, да он и сам не торопился грузиться в машину. Но это вскоре ему надоело и он отвернулся, так и не увидев, как Илья съездил по лицу Охренчика и не проводил взглядом свой черный «Эскалейд», как только парни решили уехать.
Он стоял, держа руку в кармане непромокаемых штанов, где хранил переданный братом листок с текстом новой песни, которую тот только что продекламировал, гоняя по площадке мяч. Артем всегда писал песни. С самого детства, но никогда не исполнял на публике. Любой текст брательника пропитан им самим от каждой стройной буквы до точки, его песни интимны для него. Не боялся сцены, не имел дурной голос, его манера читки даже нравилась Олли, но Охренчик просто ощущал себя каким-то дешевым, когда брал в руки микрофон и рассказывал публике о своих чувствах. Эти крамольные мыслишки Оливеру никогда не нравились, лично он жизни без микрофона не видел, но переубедить брата в его таланте он не мог, а получал лишь текста и просьбу исполнить. Отказать невозможно, тем более что слова родного человека всегда имели некую силу над ним.
Вообще-то, Оливер сам пишет себе песни: и текста, и музыку, но от предложенных Шером стихов никогда не отказывается, зная, что это ему важно, иначе стал бы он делиться?
А вот последний текст заставил его серьезно задуматься…
«Ты королева на моем престоле, я обычный мальчик,
Но ты пай-девочка, мой зайчик. Неумело стачиваю
Захваченные алчно чувства, неудачно прячу,
И я уверен, что не видно – грим наложен смачно.
А ты считаешь, я кошу под мачо, мню себя мучачо,
Детка, я умоляю – это ровно ничего не значит.
