Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)
Не так уж и глубоко в зал мы забрели, когда на нашем пути выросла… богиня. Высокая, возвышенная, величественная. Темные волосы воздушными локонами ниспадали ей на плечи, обрамляя аккуратное лицо с идеальными чертами лица; в меру большие темно-карие, почти шоколадные, глаза аристократичный нос, ровные губы без излишних выпуклостей; на шее золотой антикварный медальон. По ее телу струилось легкое атласное платье длиною чуть ниже колен и без присущего всем дамам на этой вечеринке декольте, даже плечи не были обнажены – из покрывала узорчатая накидка. В руках эта леди держала брендовую сумочку, а ее ноги были обуты в туфли на высоком каблуке, тоже брендовые и, чует мое сердце, невероятно дорогие.
Эта девушка впечатляла меня.
Ей хотелось подражать.
Не из-за ее одежды. Или из-за того, что она так красива, не в пример мне. Было нечто иное. От нее исходило неприкрытое величие, заставляя окружающих испытывать к ней уважение и благоговение.
Не задержись мы с Шером на лестнице, выплескивая свои эмоции, то имели бы возможность познакомиться с ее кавалером, который мгновение назад ускакал за напитками. И, если бы это случилось, сейчас все прошло бы по другому сценарию. Но жизнь полна случайностей и поворотных моментов, которые так и норовят наполнить жизни людей своим присутствием. Так что сия судьбоносная встреча обошла меня стороной – тайными тропками по болотистым местам, где и полегла смертью храбрых.
Артем поприветствовал свою знакомую (теперь стало очевидно, что они знакомы). Она его тоже. Никаких «деток» и «малышек», язвительных замечаний и пошлых шуток. Лишь теплая улыбка и добрый взгляд. Так встречают людей, которые тебе дороги и близки сердцу, от вида которых на душе тепло, светло и цветут ромашки. Людей, которых ты никогда не обидишь, которых боишься разочаровать. Боже… Неужели я… рев?… Нет-нет!
«Если парень относится к девушке как к принцессе, значит, его воспитала королева», – вспомнилась мне фраза, прочитанная в статусе одной знакомой. Шер относился к своей знакомой именно как к принцессе, даже облобызал поданную ему аккуратную ручку. Вот только его мама, насколько я помню из рассказа Сени, под категорию королев не проходила. Только если «снежных», но это не тот формат. Да и королевское отношение у этого парня не ко всем дамам, в отличие от его братика Оливера – вот уж кто ведет себя как самая настоящая королевская особа. Олли с незнакомкой были даже похожи в этом, хотя внешне между ними не наблюдалось абсолютно ничего общего.
Вот тут-то до меня и дошло. Дело ведь не в манерах Артема, а в самой девушке. Это она заставляет его вести себя так по-мужски, как я его заставить не смогу. И… черт! Я все-таки… ревную!..
Пока я предавалась новому для себя чувству, принцесса, глядя на меня, спросила у моего Шеридана:
– Решил заняться благотворительностью?
Ни тебе «А это кто с тобой?» «Это твоя подруга?» «Меня зовут так-то. А тебя?»
Все ее великолепие померкло в моих глазах вместе с заданным ею вопросом. Это же открытый намек на мою убогость. Знаю, я и так не фонтан, а со своим новым имиджем еще краше, но королевские особы так не говорят!
Я страшно разочаровалась, расстроилась. Это плюсом к моей ревности. Так что, не прислушиваясь больше к их разговору, бросила Артему:
– Сама доберусь до дома, – оставила его с лже-принцессой и свалила.
Далеко свалить, увы, не получилось.
Только я пересекла широкую залу и попала в один из бесконечных глухих прохладных коридоров, безусловно, ведущих к выходу, как твердила моя память, мое бедное тельце неожиданно схватили за плечо и, прижав к стене, стали стягивать с него одежду.
– Насилуют! – истошно завопила я. – Спасите! Насилуют!
Юный маньяк-насильник, а судя по невесомым золотистым кудряшкам, большим невинным лавандовым глазам, белесым ресницам и россыпи почти невидимых веснушек (проступивших лишь из-за чрезмерного возбуждения парня) я могла бы причислить его к числу тру-ботанов, откинул меня к снова стене, я ойкнула и сползла по стенке на пол, сам отскочил к противоположной стене и поднял руки:
– Нет, я не насилую! – голосок у тру-ботана не был взрослым и надломанным, это был голос самого обычного взрослеющего подростка.
Наконец, я смогла приподняться, пробурчала себе под нос: «Спасибо, что прекратили меня насиловать», – и оценила остальной его облик. Огромный шкафоподобный детина с ухоженным видом: одежда с иголочки, руки наманикюрены. Впрочем, его одежда была вполне обычной: стильные остроносые ботиночки, белые летние брюки, подчеркивающие мускулатуру владельца, светло-голубая рубашка. Но в предстающей передо мной общей картине безошибочно угадывался типичный метросексуал.
– Зачем тогда Вы на меня напали? – рискнула я вывести его на чистую воду.
– Вы меня обворовали! – заявил взволнованный златовласый парень, поглядывая то в один, то в другой рукав коридора.
– Я? Нет! – честно-пречестно округлила я глаза. И когда бы я его обкрадывала – я вижу его в первый раз!
– Но Вы воровка! – с истеричными нотками в голосе провопил обладатель очаровательных кудряшек, делавших его похожим на купидона. – На вас… мои очки… и…
Я быстро стянула очки, чтобы отдать маньяку, полагая, что таким образом он скорее от меня отстанет. Его глаза расширились до невероятных размеров, а последними словами своего предложения он просто подавился:
– Что… это? Кто Вас избил? – все же спросил потрясенный парень.
– Ой… – я совсем забыла о своем непредставительном виде и напялила очки оратно на нос. – Это… Простите.
– Что простить? – очухался экс-насильник. – Скажите, что с Вами произошло? – в его голосе плескалось и вообще принимало водные процедуры искреннее сочувствие.
– Да так… об косяк я… случай, – сказала я ему правду.
– Ну-ну. А если серьезно? Девушка, поймите! Если это Вас ваш парень бьет, то обязательно будут прецеденты! С этим нужно бороться сейчас! Я Вам как будущий адвокат говорю.
Странно, я его представляю стилистом или дизайнером модной одежды. Но адвокатом?
– Хорошо, – я покивала головой.
– Так говорите. Кто, когда и с какой целью? – готовый к записи моих показаний он даже блокнот с ручкой достал из кармана брюк, хотя понятия не имею, как они могли до сих пор лежать там незамеченными, когда его брюки настолько облегающие?
Возвращаясь к даче показаний, целенаправленно меня никто не избивал. Лишь сама по собственной неуклюжести – вот правда. Только новоявленный адвокат мне все равно не поверит. А адвокат ли он вообще? Сначала изнасиловать меня пытался, потом принялся обвинять с особым пристрастием, чепуху всякую нес… А теперь говорит, что он встанет на защиту моих интересов. Интересненнько… Хм… Прикалывается, по-моему. А я вот возьму и тоже прикольнусь.
– Это мой муж, – печально поникли мои плечи, а из гортани раздался утробный скорбный вздох («как будто кто-то здесь издох» мысленно дебильно срифмовала я, но делиться стихами не стала).
– Муж? – ничуть не удивился блондин. – Да, в наше время сей прискорбный факт имеет место быть. Не стану обременять Вас цифрами, скажу лишь, что подобные случаи учащаются.
– Боже, и как мне теперь с этим жить? – начала я вживаться в роль униженной и оскорбленной, а еще покалеченной и, вообще, «с приветом».
– Да, это ужасно. Примите мои сопереживания. Я помогу.
– Спасибо. Мы женаты всего ничего, а он уже рукоприкладствует вовсю, – знаю, что это ложь. Но, в конце концов, расскажи этот парень кому мою историю – я буду отрицать. А если эта ложь дойдет до Шера, то мы с ним вместе поржем и скажем, что неженаты.
Это всего лишь безобидный прикол. Некоторые, вообще, насилием помышляют, а потом пытаются выдать себя за адвокатов… Я, может, тоже хочу веселья?..
– Вот только… – извиняющимся тоном вклинился в мои стенания парень.
– Что?
– Халат… Вы где его взяли? Я опрометчиво поступил изначально, набросившись на Вас. За это прошу принять мои извинения. Поверьте, они исходят из глубины сердца.
Вообще-то, обычно говорят «из глубины души», да и принять он просил меня свои «сопереживания», когда вся страна требует принять «соболезнования». В общем, какой-то мутный он парень, со странным лексиконом.
– Верю, – я старательно таращила глаза, но в очках этого ему все равно не было заметно, и выдумывала, как бы еще нагадить Артему, и даже придумала: – А это мой муж спер халат. Он ведь еще и клептоман. Спионерил и говорит, чтобы надела. Я не хотела. Честно. Но он меня заставил, даже в лоб зазвездил, – я потерла больное место, всхлипнув, и даже начала жалеть, что мой спектакль только для одного зрителя, и что он останется тайной для моего драгоценного мужа. Вот уж кто оценил бы его в полной мере. Хотя ему сейчас не до меня. У него же принцесса…
– Теперь все стало на свои места, – неожиданно сам себе закивал «адвокат».
– Что это значит?
– Все ясно. Это мой халат. Ваш муж украл его у меня. А увидев его на Вас, я его узнал и подумал, что это Вы его украли, – он раскаянно сложил ладони вместе и опустил голову: – Простите!
– Погодите… погодите, – начало медленно до меня доходить. – Это ваше? – я указала на халат.
– Да, – кивнул парень.
– Так Вы Анатолий? – пришла я к выводу путем мыслительных манипуляций.
– Да! Я Анатолий. А откуда Вы меня знаете?
– Ну, Вы личность известная… В журнале Ваше фото видела, – соврала я.
Анатолий поверил, кивнул и добавил:
– Конечно, я частенько появляюсь в СМИ.
Обсуждать с ним его знаменитость не особенно хотелось, поэтому я пошла ва-банк:
– А можно я Вам чуть позже вещи верну? Я точно верну! – а, вообще, лучше всего сейчас было линять. Все же то, что этот «адвокат» окажется другом Шера, никак мною не ожидалось.
А кстати, что Шер на счет своего дружка говорил? «У Толяна куча шмотья. Он даже не заметит…» Угу. Не заметил.
– Простите, девушка. Давайте, я дам Вам кое-что другое из одежды. А этот халат… Он ручной работы. Из Китая. Он мне… дорог, – виновато произнес Толя.
– Да? – мои глаза, как в диснеевских мультяшках, выскочили из орбит и подпрыгнули над макушкой на метр, потряслись, позвенели и вернулись на место.
Значит, с этим человеком дружит мой благоверный? Я ничего не путаю? Хм… Какой у него разнообразный круг знакомых. Конечно, неожиданно, что халат оказался не обычной тряпкой, хотя, зуб даю, у меня дома среди древнего шмотья есть точно такой же, только его привези не из самого Китая. Но производители, наверняка, желтолицые азиаты высокой популяции, оккупировавшие какой-нибудь бесхозный подвальчик одной их старинных пятиэтажек. А вот куплен он был пятилетку назад моей любимой бабулей в сельском бутике в качестве подарка мне на день рождения. Восторга у меня сие произведение искусства не вызвало, да и с размером бабуля не угадала, решив взять на вырост (причем размера на три больше моего), так что ему была заказана прямая дорога на балкон, где он с гордостью занимает свое место в мешке из-под сахара (ага, мы еще и такие мешки собираем).
Каким таким чудесным образом мой папандр позволил случиться тому, что после шикарного ремонта один из наших балконов все же превратился в свалку? Все очень просто. Он не учел зажиточность своего братца, дяди Макса, которому было жаль выкинуть хоть что-то из этого, даже не свое – чужое, он все барахло продолжает настойчиво складировать на балконе и не разрешает выкидывать на мусорку. Даже когда я вклинилась со своими супер-идеями, а именно: отдать вещи в детский приют, ведь на нашей «квартирной свалке» хранилось очень много детских вещичек, которые уже вышли из моды (хотя существует ли понятие «детская мода»? детям идет все!) и истрепались, так что Сеня «такое» носить категорически отказывался; мне дали отворот поворот. Мое предложение всегда казалось мне идеальным, и вся семья разделяла это мнение, вся, кроме дяди:
– Припадочные родственники! Это память! – вещал он, вставая грудью на защиту барахлишка. Он тряс объемной шевелюрой и подвернувшимся под руку ползунком, застревая Брестской крепостью в дверном проеме, ведущем к «домашней свалке». Брестской, потому что мы (его противники aka «припадочные родственники») не теряли надежды, что она падет, то есть он сдастся.
Надежда умирает последней, а пока мы вступаем в семейные баталии и стоически терпим поражения.
– Ты еще первый обкаканный подгузник сохранил бы, – восклицал папа.
– И сохранил бы, но в те времена у нас не было ни подгузников, ни достаточных средств, как тебе известно, мой обделенный чувством заботы о ближних непутевый младший брат!
– Кто еще тут обделенный, ты, барахольщик!
– Не барахольщик, а экономный…
– Жлоб! – только и искала повода для оскорблений Соня.
– Дочь! Немедленно возьми свои слова назад, – вопил Максим, злясь, размахивая кулаками и топая.
– И жмот! – поддерживал племяшку мой папа. – Жадный и беспринципный.
– Бедные дети ждут одежек… – тихо пищала я, но меня, по обыкновению, никто не слышал, только Егор, который брал на себя честь озвучить мои мысли:
– Макс! Сделай доброе дело и тебе воздастся. Пожертвуй сиротам. Они тебе «спасибо» скажут.
– Что их «спасибо»? Я и так жертвую… деньги. И мне никто из них не сказал «спасибо». а ведь сколько они смогли на эти деньги купить одежды… Вагоны, – его руки жестикуляцией изображали размеры вагонов, как рыбаки хвастаются своим уловом. – Да что там вагоны… Поезда одежды! А ты советуешь мне отдать им этот хилый балкончик нашего добра?
– Да! Да! Да! – не выдерживал папа. – Он тебе советует! Я тебе советую! Они тебе советуют! – он попеременно тыкал во всех нас, а дядя лишь морщился и хмурился.
В другом конце комнаты морщился Стас, дублируя мимику отца, хотя глаза его при восклицании моего папы «да!« разве что не мигали, выражая «+1» или даже «+стопицот». В отличие от своего отца, мой братишка имел свое персональное мнение, что все надо вышвырнуть, хотя в целом ему было барабану, храниться ли что-то на балконе или нет. Но семейство имело привычку действовать скопом, так что отсидеться в своей комнате у него не получилось, а теперь он, стараясь поскорее отвязаться от этого, мысленно готовил речь, что даже в «Готике», в которую он сейчас рубится, действует принцип «бросить старое при нахождении нового»:
– Пап, правда! Как только ты находишь новый инвентарь: снаряжение, аксессуары, броню, оружие, – гуманист-Макс вздрагивал, – ты оставляешь первоначальный, старый, в прошлом, потому что он уже не катит для продолжения квеста…
– Чего? – хмурился Максим еще сильнее и приседал в проходе, позволяя пребывающему в гуще событий самозваному репортеру, корреспонденту собственного назначения, который до этого бегал между нами и такал камеру в лицо говорившего, проскочить на балкон и заснять эксклюзивчик. Дело в том, что на этот балкон прорваться вообще нереально – обычно на двери висит амбарный замок сложной модификации, ключ от которого дядя таскает на шее.
Однажды, на одной из автограф-сессии ярая фанатка нашего графомана, лидерша фан-клуба «Эм Зи», как они по-современному сократили дядин псевдоним – Максимус Знающий, цитирующая моего дядю направо и налево, трепеща перед своим кумиром, на свой страх и риск спросила, что символизирует висящий на его шее кулон в форме ключа. Максим лишь благодушно усмехнулся и заявил, что это ключ к памяти поколений, к мемориалу канувших в Лету воспоминаний. Фанатка ответом впечатлилась и после очередного собрания в ФК дяди создала и там «мемориал воспоминаний», который пропиарила по-крупному. В общем, о мемориале с утра до вечера вещали практически все службы масс-медиа, так что и мы были в курсе событий. А папа еще долго припоминал Максиму его шедевральный ответ.
– Говорю, для продол… – пытался объяснить братишка.
– Какое еще оружие? – перебивал его собственный папаша, ужасаясь, как сын дошел до бандитской жизни.
– Максим, – вновь брал нить разговора в свои руки мой харизматичный братец Егор, – Стасик всего лишь пытается объяснить, что хранить старое нецелесообразно.
– Что значит нецелесообразно? – начинал реветь дядя, вмиг забыв о гангста-наклонностях сына. – Я логичен до опупения!
– Вот-вот, – хмыкал папа. – Только ты не логичен, а просто опупел.
На это папиного заявление Соня гадливо ржала и хлопала себя по коленке, как будто услышала невероятно офигенный прикол. Мой благоразумный папандр самодовольно хмыкал и заливался краской от гордости от осознания и признания факта, что он величайший приколист тысячелетия.
– Сами вы опупели, – обижался дядя, запирая балкон, предварительно за шкирку выволакивая оттуда сидящего на корточках Сеню, методично роющегося в мешках (камера при этом зажата между его коленей, чтобы не упустить ничего) и складирующего под футболку трофеи – какие-нибудь особенно уродливые вещички, которые являются безусловным эксклюзивом, а надежде выгодно толкнуть их в интернете.
Кажется, мой доисторический халатик все еще покоился на балконе, хотя не факт, что мелкий деляга-фарцовщик не сбыл его выгодно в мировой сети.
– Из Китая говорите? – чем черт не шутит. Лучше спрошу и буду уверена на сто процентов, что этот великолепно сидящий на мне китайский раритет не является на самом деле обычным китайским ширпотребом. – А Вы его лично купили? У китайцев?
Анатолий моему вопросу не удивился, но заметно замялся:
– Ну-у-у… Я в интернете заказал, – промямлил он, а затем гордо продолжил: – И вообще, там бирка есть: «Hand maid in China», – сделал он запись в блокноте и продемонстрировал мне. – Знаешь, что это означает? – он уставился на меня, замерев в позе античной статуи: одна нога выдвинута вперед, левая рука покоится на основании бедра, а на указательный палец правой руки он мечтательно нанизывал кудряшку.
Как и любой ценитель прекрасного, поклонник эстетической красоты, я была впечатлена. И даже не знаю, чем больше: то ли его красотой, то ли «хэнд мэйдом». С одной стороны, хотелось рассмеяться ему в лицо (но я бы так никогда не сделала), это ведь надо же говорить такую откровенную чушь, да еще и самым серьезным выражением лица. Я, конечно, не грамотей, но даже со своими скромными знаниями в инглише загадочное в данном контексте «maid» вызывало у меня бурю эмоций, а уж приписка «hand» и вовсе поражала мое и так буйное воображение. А с другой стороны, хотелось потискать Толика за щечки, потому что вся его шкафоподобность, хоть и была мила моему взору, не являлась преградой для ассоциирования лица владельца с детско-купидоньим. И все же меня немного пробирало на смех, то есть на истеричные всхлипывания. За них и принял мои потуги сдержать смех Анатолий и принялся суетиться о моем душевном состоянии. Зная, что от меня ответа сейчас не дождаться, так что не спрашивая моего разрешения, он повел меня коридорами-коридорами-коридорами вглубь замка. Самостоятельно дорогу обратно я точно не найду, так что запомнить путь я даже не старалась, лишь только шлепала босыми пятками, стараясь не спотыкаться. Хорошо, что здесь везде постелены ковры.
Толян привел меня в большую комнату, по всей видимости, являющуюся конференц-залом: посреди стоит длиннющий стол с удобными высокими стульями по бокам, венцом ему служит антикварный красавец письменный стол-бюро Викторианской эпохи (если я не ошибалась) из красного дерева. Выполнен он в виде двух тумб с крышкой, рабочая поверхность которой покрыта кожей. Этот стол хранит в себе память столетий и отдает мощью. А может все дело в его громоздкости… На стенах присутствуют картины современных художников, окна прикрывают делового стиля жалюзи. Растений в комнате не наблюдается, зато есть огромный книжный шкаф, выполненный в стиле раритетного стола, в котором, среди книг по всяким кодексам и законам и прочей политико-юридической литературе, я приметила знакомые корешки с вопиющими таинственными названиями: «Кость в горле голодной Моськи», «Река Забвения. 2251 способ окунуться без последствий», «Кровавое солнце. Лимонные слезы» и другие. Какой же популярный у меня дядя, я даже немного возгордилась, аж грудь колесом выкатила.
– Проходите, – девушка. Не стесняйтесь. Присаживайтесь, – он выдвинул мне один из стульев и, сказав, что скоро вернется, выбежал за дверь.
Мою голову стали посещать гадливые идейки взять руки в ноги и сбежать. Но, во-первых, я в этом замке скорее заблужусь и помру (и найдут потомки лишь мои бренные останки), чем отыщу выход, а во-вторых, на мне чужой халат (то есть мой… когда-то мой), уйти в нем я не могу, и снять его тоже не могу. Тупиковая ситуация.
Решив, что лучше ждать просвещаясь, я вскочила со стула и приступила к изучению висящих на стене картин. Думаю, хозяин просто очень любит современные течения искусства и тщательно следит за всякими тенденциями, а иначе, зачем бы ему так уродовать комнату? Конечно, я слышала о самых разнообразный модернистских изощрениях и даже целый курс лекций посвященных этой теме с профессором-фанатиком, по совместительству непризнанным гением с прической а-ля «я каждый день, вместо контрастного душа, начинаю с двух пальцев в розетку», отсидела, но процесс понимания мною этих картин запаздывал, как паровозик из Ромашково, предпочитая любоваться действительно очаровательными вещами, чем странными картинами.
Я остановилась напротив одной из них. Меня не покидал вопрос: «Чем думал художник, создавая сей шедевр?»
Понять этого я не могла, как и не могла понять сакрального смысла картины под названием «Да будет свет!« В центре облаченной в громоздкую деревянную раму картины изображен громадный деревянный корабль, в котором теснятся звери (каждой твари по паре) и бородатый мужик в балахоне (Ной). Сам Ноев ковчег покоится на верхушке Эйфелевой башни, которая отстроена не в Париже, а в джунглях, конструкция наполовину обвита лианами. Но это все еще цветочки. Апофеозом картины является летящая в ковчег сверкающая молния (это я заключила из названия), которую запустил не кто иной, как Зевс собственной персоной. Причем этот древнегреческий житель Олимпа изображен не суровым брутальным дядькой со сдвинутыми бровями, а издевательски хохочущим, но, тем не менее, брутальным (да, есть в нем жестокость). Лично для меня апофеозом картины был как раз последний штрих, но автор творчества относительно этого все же имел собственное мнение, ведь, я так понимала, что молния символизирует свет. В общем и целом, полный дурдом.
Остальные картины были того же характера что и первая. От них кружилась голова, и подкашивались ноги, их бессмысленность рисковала свести меня с ума. Нет, на самом деле все не настолько прискорбно, всего лишь небольшая гипербола с моей стороны, но, тем не менее, эти произведения искусства меня пугали, так что я стояла перед очередным шедевром и раскачивалась из одной стороны в другую, как в трансе.
За этим меня и настиг приятный баритон, как в рекламе изысканных автомобилей.
– Интересуетесь современным искусством?
Этот голос не принадлежал ни Толику, даже ни Шеру, так что я подскочила, как ошпаренная общипанная курица, и плюхнулась на свой стул.
После этого я рискнула посмотреть на говорившего. И обомлела.
В дверях стоял Железный Арни. Нет, конечно, не собственной персоной, а его местный двойник в лице мэра города Валентина Светова. Двойником его можно было назвать с натяжкой, но общей схожести никто не отрицал. У мэра даже кличка была похожая – Железный Валли. В плане своего «царствования» наш Валли был куда лучше Терминатора, которого население Калифорнии поругивало, да и уходить со своего поста он пока не собирался, в отличие от своего заокеанского коллеги. Также наш горячо любимый глава города не был засвечен в кинематографе, что отличало его от Арнольда. Раньше я видела нашего главу только в газетах и по телевизору, а еще напротив моего дома, прикрывая окна соседней девятиэтажки, красовался агитационный плакат с призывом о сдаче крови, с которого мэр счастливо улыбался с воткнутой в руку иглой. Даже я прониклась и, жутко-прежутко боясь вида крови, пошла в больницу и поделилась своей редкой кровушкой (для этого мне на глаза нацепили повязку). Что уж там я, даже Соня сходила. Хотя мнится мне, что она это сделала не от желания помочь, а только из-за денег, ведь когда она вернулась после сдачи крови домой, то очень гневно трясла зажатыми в кулаке тремя сотнями и полтинником, а в тот же вечер случайно вывела из строя всю сантехнику в доме.
Но вернемся к мэру. Донорство – это не единственная его положительная черта, за которую его любит народ. И дело не во врожденной харизме или хорошо поставленной речи. Просто он все делает для людей: реставрирует памятники архитектуры; совершает частые визиты в дома престарелых, детские приюты, приюты для бездомных животных; борется за права жителей; принимает активное участие в спортивном, культурном и духовном развитии города и так далее, и тому подобное. В общем, возвращаясь к теме о людях со сверх-способностями, наш Железный Валли их не имел, но если бы кто-то додумался написать письмо о присуждение ему статуса «Супермен», я бы с удовольствием его подписала.
И, несмотря на все эти явные плюсы, пересыщенные мускулами дяденьки, все еще продолжал меня пугать. И Валентин Светов не был исключением. Нет, ну, это надо же нарастить такую гору мышц. Даже Шер на его фоне тот еще хлюпик. К слову, о Шере… Кажется, мы должны были присутствовать здесь вместе. А может Валли меня не узнает?
– Современное искусство, – повторил мэр. – Я спрашивал вас о нем, – он показал рукой на висевшие на стенах картины.
– А-а-а, – скосила я под дурочку, не зная чего от него дальше ожидать. – Вы о нем.
– Да, именно, – Валли шикарно улыбнулся (и совсем не как Терминатор!)
– Что ж, я… под впечатлением, – не стала я врать. И так уже с целый бассейн наврала, теперь осталось научиться плавать, чтобы выплыть из своего вранья. Иначе есть риск пойти топориком ко дну.
– Вы выглядите просто восхитительно, – польстил мне глава ложным комплиментом.
– Врете, – не стала я рассыпаться в благодарностях, медленно раскачиваясь на стуле.
– Ну, скажем так, я… под впечатлением от вашего непревзойденного имиджа! – вывернулся он. – Я очень впечатлительный.
– Да, я, кажется, тоже, – я показательно обвела тяжелым взглядом стены, а мэр улыбнулся моему тонкому (или, по словам Леси, «дебильному») юмору.
Государственный деятель прошел в зал и сел напротив, не сводя с меня глаз.
– Как бы то ни было, рад Вас видеть, Елена Родионовна, – о, черт, он меня помнит! – все же, где Ваш муж?
Последнюю часть фразы я дослушивала лежа на полу, так как, услышав первую, перевозбудилась, опрокинулась на стуле и грохнулась на пол. Через мгновение около меня уж суетился Железный Валли, который, наверное, перепрыгнул через стол (но, блин, я пропустила этот фееричный момент) – так быстро он оказался около меня.
– Я в порядке, – тут же заверила я обеспокоенного мужчину.
– Вы уверены? Боже! Что с Вашим лицом? – кажется мои (ну не мои, а Толины) очки отлетели к стене и, очень надеюсь, что это не они предсмертно хрустнули, заявляя таким образом о своей поломке.
Как показало следствие, хрустнули не очки, и даже, к счастью, не мои кости, а всего лишь подмятый мною стул. Мэр крутился вокруг меня, выражал заботу и усадил в свое личное кресло у супер-стола. Его движения не были суетливыми или паническими, как, например, у его сына Толика. Валентину Викторовичу были присущи движения уверенного в себе человека, который знал, что делать в данной ситуации и как мне помочь, прямым контекстом его действий была отеческая забота (в который раз удивляюсь его внимательности).
– Холодный компресс прикладывали, да? – спросил он, вертя мое лицо во все стороны.
Я помотала головой, потом, вспомнив о приложенных к лицу бутылках шампанского, кивнула:
– Ага.
– Да, отек немного спал. Это заметно. Но, если не секрет, Леночка, кстати, перейдем на «ты»?
– Да, можете обращаться ко мне на «ты».
– И ты мне «тыкай».
Так фамильярно?..
– Х…хорошо
Сомневаюсь, вообще-то…
– Окей, Леночка, обо что ты так неудачно приложилась?
– Об косяк, – смущенно потупив взор, ответила я. Прекрасно знаю, что мне такая правда гораздо сильнее напоминает ложь, и что так обычно отмазываются те, кто не хочет рассказывать, что случилось на самом деле. Железный Валли (или в народе просто Валя), видимо, подумал также, даже несмотря на мои честнейшие глаза! – А вот в глаз мне ручка крана влетела, – решительно добавить я.
– Какая интересная интерпретация… – задумчиво почесал он подбородок.
– Это правда.
– Допустим, я поверил.
В этот момент в комнату вломились двое представителей охранной службы, пошушукались о чем-то с главой города, то и дело косясь в мою сторону (неужели раскрыли мой гениальный маскарад?), а затем, покивав, спешно удалились.
Из недр стола-бюро мэр извлек медицинскую аптечку. Из нее он достал темный бутылек с аккуратной наклейкой с названием лекарства (но я его так и не смогла разглядеть) и начал обрабатывать мое поврежденное лицо.
За весь сегодняшний день реальную помощь я получила только от него. Прямо идеальный мужчина. Можно даже влюбиться, вот только он не в моем вкусе из-за своей халкоподобности, но его синдром «супермена» меня крайне радует.
– Спасибо,– пробормотала я, преисполнившись благодарности. – Что помогаете…
Закончив с бутыльком, он достал из другого ящичка… косметичку. Я уставилась на него своими огромными пешками, надеясь смутить. Не получилось. Заметив мою бурную реакцию, клон Терминатора лишь развел руками:
– Я публичный человек. Я не могу позволить себе крутиться перед камерами с синяками под глазами или прыщем на носу. На меня люди равняются!
– А-а-а… – тоном заправской идиотки протянула я.
Верно оценив, что умом я особо не блещу и его проблем не разделяю, он с разъяснениями завязал и уже без всяких разговоров, лишь пыхтя себе под нос: «Невероятно! Как можно так запустить? И в косяк? В косяк врезаться? Это что же, вообще без глаз ходить надо?» – принялся приводить мой фасад в порядок. Я же, со своим классическим восприятием мира, безуспешно пыталась понять, как политик может быть большим ребенком? Если не ошибаюсь, это его Артем называл «старпёром»? О, как же он был не прав. Со всеми своими ворчаниями, огрызаниями, непочтительным обращением, злобными шутками мой муженек сам подпадал под категорию старых пердунов и это при своем-то втором (хотя нет, уже третьем) десятке. А я при нем, как маленькая внучка, которой постоянно перепадает. Не завидная должность.
В конце концов, Валентин Викторович закончил с моим макияжем (вот уж кадр, а я еще удивлялась, чего это его сынок имеет… творческие наклонности, оказывается, все дело в генах) и с гордым видом вручил мне зеркало. Жаль, конечно, но мой видок не имел ничего общего с той изысканной незнакомкой, которая пришла на вечер с сопровождении не менее привлекательного кавалера. Сейчас я была обычной, как в жизни, только без уродливых синяков (нет, их не получилось скрыть совсем, но теперь они не бросались в глаза так активно – могло показаться, что я дико не выспалась, а как следствие – синяки, то есть синяк под глазом, а вот лоб был и как раньше прикрыт волосами) в общем, я немного воспряла духом и вновь поблагодарила мэра.
