Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)
– А ты умеешь?
– О да, я мастер на все руки.
– Не ехидничай, тебе не идет, – отрезал Тёма.
Я надулась и вдруг вспомнила, что в прихожке около зеркала лежал пакетик с картошкой, которую отбил у папы для себя Сеня. Для каких целей он собирался ее использовать, мелкий не сознался, но то, что перед отъездом Максимом ему было выделено целых три картошки, я помнила точно. А так как мы дико торопились, ему пришлось оставить свой трофей прямо там, да и кто бы спер? Ну, он же не предполагал, что к нам в гости нагрянет голодающее Поволжье в лице неформального молодого человека.
– А ты любишь картошку?
– О, да! Я люблю картофан! – довольно облизнулся Шер, а я побежала за едой, которую собиралась… приготовить. Ну, муженек, ты сам напросился. Ща будет тебе первоклассная отрава. Сразу окочуришься…
Под скорбный взгляд Артема, мол, чё так мало, я принялась чистить овощ. Разумеется, дело шло с трудом и под мое активное пыхтение, а в результате я чудом не отрезала себе ни одного пальца, зато картошку искромсала по самое не хочу. В общем, вместе кожурой в мусорное ведро отправилось еще около семидесяти процентов продукта. Увидев это, Шер вырвал из моих рук и картошку, и нож, сказав в мой адрес: «Растратчица!«, принялся сам срезать кожуру тонкой спиралью. Такую кожурку даже выкидывать было жалко.
Почистив клубни, он с чувством выполненного долга уселся на диван и позволил продолжить мне мое темное дело.
– Как тебе больше нравится: жареная или вареная?
– Я люблю пюре, – отозвался Артем. А я тоже больше люблю в виде пюре. Вот только вряд ли мне что-то из этого перепадет. Да я и не рискну есть свой кулинарный шедевр.
– Хорошо.
Я наполнила пятилитровую кастрюлю до краев водой, закинула в нее три картошечки и поставила на огонь. Шер следил за мной с непередаваемым выражением на лице. С одной стороны недоуменное удивление, с другой тихий ужас, а с третьей дикий хохот.
– Не пойму, то ли ты прикалываешься, то ли реально впервые пробуешь себя в качестве повара.
– Не впервые… – возмутилась я. А что? Я и раньше делала попытки… Правда, неудачные, но это не исключает их наличия. – С чего ты взял?
– Так, делаю выводы, – он покосился на кастрюлю, а я смекнула, что что-то забыла. Что-то очень важное, раз даже Артемка заметил.
– А что такого? – набычилась я, пытаясь вспомнить ингредиенты.
– Да нет, ничего, – стал он отнекиваться и поскуливать.
– А! Точно! Я же соль забыла сыпануть, – пришло ко мне озарение.
Шер был в ауте. Он сидел как древнеегипетская мумия, замурованная в саркофаг. Даже забыл, что только что собирался от души похохотать надо мной.
Затем он как-то быстро отмер, посмотрел на меня, как на самую яркую представительницу сообщества идиоток, и в один прыжок оказался у плиты. Шер изъял из моих рук поварешку, при помощи которой я собралась пускать в воду соль и мешать, видимо, решив, что готовлю суп, и спрятал ее в один из выдвижных ящичков подальше от меня.
Сняв кастрюлю с огня, он слил воду (а я уже представила картину, как он эту кастрюлю мне на голову надевает, причем с водой, да уж… дикая фантазия) и ополоснул ее, выложив картошку на стол. Ух, какой хозяйственный! Но такие мужчины не были откровением для меня (мужской пол у плиты – весьма посредственная картина, когда в твоем доме женщины не готовят), гораздо больше впечатлял факт, что все это делает Шер собственной персоной!
Далее он вытребовал у меня посудину поменьше, критично осмотрел ее, ополоснул (а мой комментарий на счет того, что у нас дома вся посуда чистая, пропустил мимо ушей), набрал воды, разрезал картофан на половинки (а-а-а… так вот как это делается…), поставил на огонь, посолил, закрыл крышкой и вновь превратился в памятник самому себе, так как вэтот момент в подъезде раздались громкие звуки: приехал громыхающий лифт, его сопровождала возня и галдеж, а в открывшуюся входную дверь раздались одновременно несколько криков, наполнив нашу тихую гавань, то есть квартиру своей «мелодичностью». Во-первых, раздался по своему звонкий старческий голос, на весь подъезд причитающий (прямо с первого этажа) о «придурочной неблагополучной семейке психов с неугомонными развратными детьми-уголовниками, которой пора вставать на учет в милицию», а во-вторых, после того, как дверь захлопнули, вопящий уже прямо в квартире, только что вошедший в прихожую папин баритон дал нам ценную информацию, оповестив, какое конкретно место на его теле облюбовали кровососы:
– Чертовы комары! Посмотрел бы я на их рожи, если бы я их в жопу укусил!
Я запаниковала, учуяв череду усмешек и приколов со стороны своих любимых родственников, и с мольбой в глазах уставилась на Артема. Он мои мысли, как не странно, понял, но, ожив, развел руками и шепотом (все же проникся парень серьезностью момента) язвительно поинтересовался:
– Ты мне предлагаешь переквалифицироваться в ямакаси и выпрыгнуть в окно?
Кто такие эти загадочные прыгуны я не знала, зато имела представление о другом чудо-человеке, даже человеках, и также шепотом поведала ему, махнув рукой:
– Забудь о макакасях! Представь, что ты – человек-паук! Или Черный Плащ.
– Угу, я – ужас, летящий на крыльях ночи, – прошипел он мне в лицо, потому что я уже прыгала около него на носочках. Дальше он запел: – Черный Плащ! Свистни – он появи…
Я зажала ему рот рукой, а в коридоре, между тем, дядя предлагал укусить в пятую точку его самого и посмотреть на реакцию, но кусать разрешалось только сразу после того, как он примет душ, а то кусать комара, как и немытого Макса, слишком негигиенично.
Шерхан поцеловал мою ладонь, так что я ее самолично спрятала за спину, а он продолжил свои завывания, но я грубо осадила его, рявкнув:
– Тихо!
В прихожей начали догадываться, что квартира не пустует:
– Эй! Здесь кто-то есть? – заорал зычным голосом папандр.
Разумеется, мы не ответили. Я – потому что не желала палиться с Артемом, а он – потому что я запихнула ему в раскрытую пасть кухонное полотенце, и он теперь им отплевывался.
Тем временем, в прихожке Максим, оценив разгром, а также сопоставив увиденное с тем фактом, что входная дверь была не заперта, побросал свои котомки и схватил одной рукой за шкирку улепетывающего в свою комнату к компьютеру Стаса, а другой рукой – спешащего в ту же сторону Сеню. На Рода он глянул полубезумным взглядом, что у того сердце ёкнуло и он предпочел заткнуться, а сам зловеще прошептал:
– Тс-с!
По своему маниакальному виду, бледному цвету лица и бегающим глазам Стасик больше походил на зомби, да и чувства его были идентичны ломке наркомана, так что страх и опасения отца его не трогали (мозг был занят иным), но, тем не менее, кричать он не стал, а, воздев руки к небу (потолку), довольно тихо, но все же недовольно вымученно буркнул:
– Пап, что на этот раз?
Прозвучало обреченно. Просто это был уже не первый бзик его отца, которые тот, в своей привычной манере, выдавал каждые пять секунд. Стасик к этому новому бзику был готов морально, но уже чувствовал себя выжатым, как лимон после соковыжималки. Сеня ко всему относился философски, его лишь немного напрягал факт того, что в правом углу экрана помигивал красным цветом опустошенный индикатор заряженности батареи. Но на отцовской клешне он висел умиротворенно, и попыток сбежать не предпринимал, в отличие от брата, – знал, что Максим в состоянии аффекта имеет недюжую силенку, и вырваться в любом случае не удастся, а значит не стоит и стараться. И только Род, после первого порыва, в результате которого братец его осадил, вновь продолжил попытки к брюзжанию, чем он занимался всю дорогу до дома, начав ворчать с наступлением вечера, когда на охоту выбрались отряды кровопийц. Нежная кожа ухоженного мужчины страдать отказалась, так что после сотни тысяч выдвинутых им Максу доводов, а также после заявления, что «если мы не уедем домой сейчас, я пойду пешком, но на ночлег здесь не останусь!«, а также добавленное после этого «и дачу твою спалю перед уходом», тот сдался и под радостные вопли мальчишек и вселенскую скорбь Макса они собрали манатки и отправились домой.
– Да что за… – начал высказывать свое возмущение Род ведущему себя более чем странно младшему брату, но был нагло перебит его громким шепотом:
– Заткнись! У нас дома воры! – он округлил глаза в страхе и указал в сторону кухни, откуда доносилось пыхтение, сопение, кряхтение, шубуршание…
Род покрутил пальцем у виска:
– Дебил, да? У нас благополучный район.
– Ты оглянись вокруг, – распалялся Максим. – Все порушили. Нас точно грабят! Обувь, глянь! – он указал на две пары великанских кед, брошенных Леной и Артемом. – Не нашенская! Даже телефон мой ценный поломали, – носком указал он на обломки дореволюционного аппарата, – чтобы в случае чего мы милицию не смогли вызвать – видишь, какие предупредительные. Четко работают. Профи…
– Гра…абители? – с ужасом ухнуло сердце Рода.
– Грабители?! – возликовал Сеня.
– Мой комп! – прижал руки к сердцу Стасик.
Кое-как призвав мужскую братию к спокойствию, Макс решился на отчаянный поступок, а именно: огорошить неудачливых грабителей, выбравших совсем неправильный день для своего черного дела, своим внезапным появлением на кухне. Для этого он вооружился мечом (откуда он у него, лучше не знать, но фанаты… фанаты бывают разные; намного занятнее будет узнать, что он попер эту дуру с собой на дачу), а затем тихо на цыпочках начал совершать поползновения к царству ложек, вилок и сковородок, то бишь к кухне.
Стараясь не шуметь, я еле как уговорила Шера спрятаться, пообещав ему за это… В общем… Я сначала сделала, а потом подумала. А теперь, после того, как он втиснулся под низкий кухонный диванчик (слава его растяжке!), я осознала, что обещание оставить его на ночь в своей квартире несколько опрометчиво. Но, видите ли, ему лень ехать домой, а раз уж он и так уже находится в теплом вентилируемом помещении, то можно бросить свои кости здесь. Ах, да, он ведь еще, подлюка, безапелляционно заявил, что если я не иду на эти условия, то он сейчас выйдет к моим папандрам и сам попросит у них выделить ему койку на ночь. Я прошипела, что ему койку в психушке в пору выделять, но согласилась. Да у меня просто выхода не было. А теперь надо ждать, когда весь люд разбредется, чтобы этот увалень смог прокрасться в мою комнату, чтобы так и остаться незамеченным. Хорошо, хоть Соньки дома нет… А то она бы мне мужика в нашей комнате не простила. Даже того, который бы просто безобидно спал, без всяких камасутр.
Хотя… интересно, где она шляется. Но все равно хорошо, что ее нет. И, будем надеяться, что она не появится на ночь. Ведь для нее это обычное дело – затусить в клубе или остаться ночевать у подруги. Ночевка вне стен дома даже для меня начинает входить в норму. Да, это было всего один раз, но было же! А значит, возможны рецидивы…
Так что, решившись на невозможное (умеет же Шер уговаривать… скорее, ставить ультиматумы), я подзабыла про стоящую на огне кастрюлю и, разумеется, проворонила момент, когда вода начала закипать. Но огонь был неимоверно сильным, а высота посудинки невысокой, что сослужило мне плохую дружбу, и вода вскипела быстро, а крышка стала подпрыгивать. Я, не будь дурой, стала прыгать вокруг кастрюли под стать крышке и пыталась снять с ее с огня. Почему-то идея выключить огонь в мою супер-умную головушку не приходила.
Как вдруг… в комнату вломился гиппопотамных размеров бугай с мечом в руке и страшным голосом возопил, лопая мои барабанные перепонки:
– Стоять – бояться! Руки вверх, и-ироды!
Я восприняла его слова очень близко к сердцу, подпрыгнула в последний раз, задела локтем кастрюльку (случайно!), а она, получив ход, по инерции полетела в чувака с мечом.
Тот принял летящий в него снаряд героически, не пригнувшись, лишь пискнул напоследок и осел на пол, шипя сквозь зубы всякие ругательства. Приглядевшись к нему, я узнала в нем Максима…
– Дядя, это ты? – я все же решила спросить, а то мало ли, а вдруг это очень сильно него похожий фанат, просто мне сложно понять, зачем Максику надо было измазывать все лицо губной помадой и растаявшим шоколадом.
– Племяшка? – удивился в свою очередь дядя.
– А ты к-кого ож-жидал увидеть?
В моем воображении рисовалась картина, что мы с Шером спалились, а дядя был как раз тем, кто нас обнаружил, и пребывал в состоянии дикого счастья, типа это именно то, что он и хотел увидеть… Шиза, короче.
– Грабителей… – честные глаза уставились на меня с укором, будто я этих грабителей себе под юбку спрятала… под халатик. Не буду же я их туда пихать!..
– Каких еще?
– Ну, тех которые пришли по нашу душу… то есть хату…
– Макс! Мы идем на помощь! – раздался отчаянный вопль из прихожки и на пороге нарисовался папандр со сгруженными в рубашку огромными картофелинами, три из которых он успел запустить в меня с криком: – Получи, фашист гранату! – пока до него не дошло, в кого он пуляется.
Рядом с ним по обе стороны стояли Стасик с Сеней: второй, как обычно, в обнимку с камерой, а первый тоже со съедобными снарядами, но он, в отличие от моего брутального папульки, не стал отстреливать меня с энтузиазмом снайпера-любителя. То ли постеснялся бить человека, то ли сразу определил, что вместо грабителей у них в меню всего лишь я.
– Доча? А что ты тут делаешь?.. – невинно захлопал ресницами папа, пока я потирала ушибленное плечо, ладно еще другие две «гранаты» полетели в молоко, не задев меня, они стремительно пронеслись куда-то под диван.
– Грабительствую… – накуксилась я.
– О-о-о! – раздались стоны дяди, которому надоело слушать наши взвизгивания по поводу неожиданной встречи, и он решил привлечь внимание к своей искалеченной персоне. – Ты меня почти убила…
– Дочь! Что с твоим лицом? – на моего папашу повизгивания младшего братца никакого действия не возымели, зато его очень заинтересовала моя травма.
– Да так, об косяк приложилась, – отмахнулась я.
Из-под дивана стали доноситься подозрительные похрюкивания, так что пришлось спасать ситуацию. Чтобы отвлечь внимание, я типа случайно уронила со стола стакан, разбившийся вдребезги, и стала ходить по комнате, громко топая, создавая бурную деятельность по избавлению пола от осколков. Я рылась в ящиках, будто ищу что-то важное, при этом я много шумела, а, тем временем, всхлипы Макса стали еще громче, и я расщедрилась на компресс со льдом, каким совсем недавно облагодетельствовал меня муженек. Вот бывает же и от него польза…
Зато папа ласково погладил меня по голове, сказав при этом:
– Ты такая неумеха и растяпа… Хорошо, что у тебя появился парень. Знаешь, он мне нравится. Думаю, он будет тебе хорошим мужем, надежным…
– Папа! – оскорбилась я. А с другой стороны, мне стало стыдно, что я его обманываю. – Папа, – уже спокойнее, – давай оставим эту тему.
– Как скажешь.
Он еще немного потерся около брата, а потом пошел открывать дверь нежданному гостю, который остервенело насиловал звонок.
Через минуты две он притащил в комнату заказ из пиццерии и поблагодарил меня за проявленную заботу.
Мой папаня решил, что это я для них специально заказала. Полный абзац! Как он вообще пришел к такому выводу?
Потом они еще целый час ели эти пиццы, запивая апельсиновым соком, а потом, когда не осталось и кусочка, испарились по комнатам. Первым свалил Стас, вместе с ним, к моему превеликому облегчению, кухню покинули Максим и папа, пожелав напоследок: «Ты больше не кулинарничай». Сенин след тоже простыл, а то, как он ползал по полу с камерой наперевес, осталось мною незамеченным – и хорошо, что так, а то пришлось бы всю ночь стоять над его душой и требовать вернуть запись с укомплектованным под диван Тёмой.
После того, как я осталась на кухне одна (условно одна), Шер явил себя миру. На глазах его были слезы, а руки он подозрительно прижимал к животу:
– А-а-а! Я думал, это ты смешная, а у вас семья – просто ахтунг! У меня от вас живот чуть не надорвался, – доверительно сообщил он мне.
– Как будто в первый раз их видишь, – проворчала я.
– Я, наверно, частенько буду у вас зависать… – «обрадовал» меня Шер.
– Что? Сдурел?
– Да я тут подумал, пока лежал, что если в неделю хоть раз устраивать себе подобные вылазки в цирк, то можно себе лайф не хило растянуть!
– Ты… Ты… ты просто дурной.
– Правда, я великолепен? – он вздернул мой подбородок указательным пальцем, приближая мое лицо к своему. Я резко дернулась и вырвалась.
– Ты отвратительный.
– Не, – категорично вставил Шер. – Мне моя интерпретация больше нравится. Ладно, веди в свои хоромы.
Мы на цыпочкам прокрались к двери в мою комнату. То есть на цыпочках кралась я, причем с грацией слона в посудной лавке, а Артем вообще ни капли не напрягаясь скользил за мной тенью, при этом он не издавал ни звука. Мне аж завидно стало.
Дверь перед ним я раскрыла нехотя. Но все же я обещала…
Щелкнул выключатель.
– Ого, тут у тебя две стихии? – тут же оценил обстановку Артем.
– С чего ты взял?..
– Оглянись.
Я послушно огляделась. Моя сторона комнаты была обычной. А вот сонина впечатляла своей оригинальностью. Я никогда не задумывалась раньше, что мы даже в оформлении половин комнат настолько выражаем себя.
– Точно… – покачала я головой.
– Эта сторона скучная, – он ткнул в мою.
Я тут же надулась и гордо соврала, то есть приврала:
– Это сторона сестренки. Моя эта.
Он ухмыльнулся, конечно же, не поверил. Но комментировать не стал.
– Тогда ладно. Буду спать на кровати сестренки, чтобы не смущать тебя.
– Да-а? – округлила я глаза. – А знаешь, моя кровать удобнее… – и с видом продавца подержаных машин принялась нахваливать «товар», – ты как раз себе все отлежал, наверное, лежа на деревянном полу, так что, ложись-ка ты на мою кровать!
– Что ты, что ты! – притворно поднял он руки. – Мне и тут не плохо, – он нахально развалился на моем ложе.
– У тебя спина же будет болеть…
– Может, ты мне массажик устроишь?
– Иди ты… в баню, – отказалась я от попыток его переубедить. А пусть себе спит, где хочет, лишь с утра его духа здесь не было.
– Только если с тобой, – с видом искусителя отозвался Шерхан, приподнявшись на локте и зазывно глядя мне в глаза.
Я смутилась.
– Нет уж, спасибо, – процедила я сквозь зубы, глядя как этот гад раздевается. – Ты что делаешь, извращенец?
– Ты мне в одежде спать предлагаешь?
– А чем не вариант?
– Обычно я сплю голым…
– Ты точно извращенец!
– …но сегодня, так и быть, останусь в одних трусах.
Наблюдать его в одном исподнем я не решилась, так что со скоростью света метнулась к выключателю и вырубила свет.
– Спокойной ночи, – буркнула я ему, а сама залезла на подоконник. Спать не хотелось.
– Сладких…
За окном меня встретил отблескивающий в темноте сонный город. Я приоткрыла форточку, чтобы вдохнуть свежий воздух и уткнулась лбом в прохладную поверхность стекла. Все это так умиротворяло… На улице стал накрапывать дождик. А ведь его уже давно не было. Вся земля иссохлась в ожидании дождя. Я вся иссохлась. И так устала. Я люблю дождь. Люблю шоколад, клубнику, «Киндер-Сюрприз»… И еще люблю зиму…
«Ты любишь зиму, я полюбил бы зиму тоже.
Я знаю точно – нет ничего невозможного.
И если у тебя сейчас дрожь по коже –
Мы сможем быть вместе, все быть может!«40
Меня почему-то всегда привлекали подобные песенки – грустные и обнадеживающие… Уверена, все девчонки-старшеклассницы тащатся от подобных любовных соплей. Но, черт возьми, это так ми-и-ило!
Мой мозг стал входить в состояние дремы, убаюканный дождем.
Где-то на закоулках сознания раздалось задумчивое шеровское:
– Ты любишь зиму? – но я уже спала и приняла эту фразу за сон. Очень приятный сон, в котором мы с Тёмой резонировали на одних частотах, а наши мысли друг друга дополняли и мы могли закончить фразу друг за друга… Странный сон. Неправдоподобный, но чертовски приятный и сладкий… как и пожелал Артемка…
«Кажется, эта балбесинка уснула на подоконнике» – понял Шер, не дождавшись ее ответа, и, улыбнувшись своим мыслям, встал с кровати, так приятно пахнущей его малышкой, чтобы переложить ее на кровать.
Мне снились Трус, Балбес и Бывалый, причем тот, который Балбес, разодетый в китайский традиционный халатик, свернувшись клубочком на лавочке в аллее, спал. Мирно так себе дрых, никого не трогал и сладко причмокивал губами. Неожиданно на аллею приперся Бывалый, распинывая все, что попадалось на его пути, и одним своим чокнутым взглядом повергая людей в шок. Постепенно, расшугав весь прочий люд, кроме притаившегося в сторонке со старинным устройством для фотографирования (то самое, которое имеет черную ширму и прилагающуюся вспышку) Труса, Бывалый дошел до премило спящего Балбеса и скинул его в ворох прошлогодней листвы. Но последний от этого не проснулся – лишь расслабленно вздохнул и продолжил в своих мечтах гнать самогонку. Зато в качестве новых нарушителей его сна на смену предыдущему хулигану прибежали ожившие кошки-копилки и стали стягивать с него халат, который с надеждой пустить на паруса потащили с собой на огромный корабль, пришвартованный на причале, у штурвала которого стоял царь Салтан в смешных очочках Гарри Поттера. «Паруса» были воздвигнуты в самые кратчайшие сроки и судно вышло в открытое море. Неведомо как увязавшийся следом Балбес возлежал на надувном матрасе, который был прикреплен к кораблю тросом, так что спящий юморной типчик плыл со всеми удобствами на буксире. Но, как и бывает частенько в открытом море – вскоре их настиг шторм – небеса разверзлись, явив команде матросов и прочим пассажирам разъяренного Зевса, который был подозрительно похож на Бывалого: круглые вращающиеся глазки, один из которых подбит, налепленный на щеке крестом лейкопластырь и, в довершение образа, тельняшка, треники и кепарик. Эта помесь Бога с типичным гопником пулялась молниями, вопя при этом что-то о гранатах и фашистах, а затем она заметила Балбеса и начала над ним обхохатываться. Да так сильно, что чуть с небес не свалилась в море и не утонула. Громоподобный смех помеси начал плавно переходить в звук не прекращавшегося всю ночь проливного ливня…
В этот момент я начала просыпаться. Открывать глаза не торопилась – лишь прислушивалась к настойчиво стучащим по окну и карнизу каплям дождя. Судя по звуку, капли были огромными. Приятные звуки, мои любимые.
Потянувшись, я скинула одеяло и села на кровати, краем глаза отметив, что на циферблате прикроватного будильника сейчас что-то около семи утра (нереальная рань), а другим краем, что Соня опять усадила своего огроменского медведя со странным именем Хрен Болотный на подоконник. Его ей подарил Максим на день рождения, но сестренка посчитала большую плюшевую игрушку недостойным подарком на семнадцатилетние, так что сразу невзлюбила его и частенько использовала в качестве груши или в качестве спасителя от утреннего солнца, которое в начале дня первым своим самым важным делом считало одарить кровать Сонечки теплыми яркими лучами, выставляя мишку на подоконник.
Поболтав ногами, свешенными с кровати и не обнаружив еле приоткрытым левым глазом (правый все еще спал) в пределах видимости ни одного тапка, я огорчилась, встала, потянулась и возжелала больше света в комнату, так что сонно обратилась к медвежонку:
– Хрюша, – ну, по-моему, Хрен Болотный – слишком неподходящее имя для такого милого кареглазого мишки, – опять ты себе все солнце забрал!
– Знаешь, дорогая, – вдруг заговорил медведь шеровским голосом, – меня по-всякому называли, но «Хрюшей»?.. Ты серьезно?
Я в момент проснулась и воззрилась на расслабленно восседавшего на моем подоконнике Шера, цветущего и благоухающего, будто сейчас не раннее утро, а, как минимум, полдень.
– Ты… что… тут делаешь? – голос меня подводил, но все же я умудрилась спросить.
– Я тут сижу, – выделил он каждое слово, издевательски передразнив меня.
– Это я вижу. Я спрашиваю про то, что ты забыл у меня дома? Как, вообще, пробр… – я осеклась, внезапно вспомнив всё.
Ответа на этот вопрос мне больше не требовалось, так как перед глазами одна за другой пронеслись картинки вчерашнего вечера.
– Ну, как, солнц, сама вспомнила или… – тон его сделался вкрадчивым и томным: – некоторые моменты прояснить?
– Какие такие моменты? – в мгновение ока зацепилась я.
– Всякие…
– Что значит «всякие»?
– То, – Шер прошелся по мне похотливым взглядом и самодовольно усмехнулся, – и значит.
Я проследила за его взглядом и обратила на себя внимание. Вот чёрт! Мои руки тут же образовали на груди замок, а колени сами собой съехались, потому что бедра прижались друг к другу, как приклеенные. Кажется, в тот момент мне казалось, что таким образом я становлюсь менее развратной.
А то стою тут в лифчике и трусиках… и ладно бы обычных… в ажурных! И понесла меня нелегкая на этот дурацкий вечер!.. Фу, никогда в жизни себе не прощу!
Постояв так секунд пятнадцать, я решилась на активные действия, а именно: совершить прыжок до кровати, стянуть одеяло и укутаться. В общем, под загадочную улыбку Шера мне это удалось.
– Чего пялишься, извращенец? Это ты меня раздел? Как ты посмел? – сказала я, замотанная в одеяло как древнеегипетская мумия в погребальные холсты.
– Я просто не мог позволить тебе спать в такой неудобной одежде, – развел он руками, мол, гляньте какой я хороший.
– Ты не имел права!.. И, вообще, что ты там еще посмел сделать?
– Я? Да не, я ничего… А вот ты, – тут он вновь загадочно ухмыльнулся. Убила бы, гад-загад.
– Чего? – мои глаза выкатились из орбит.
– Эй, малыш, не кипятись и не писай кипятком!
А мне как раз в туалет охота… Но правда важнее!
Я еле как взяла себя в руки и рассудительно успокаивающим саму себя тоном прошипела:
– Я не писаю. Окей. Так что, ты говоришь, я сделала?
– Ха! – продолжал он издеваться. – Ты была великолепна!
– В чем? – заорала я, не помня себя, позабыв о внутренней установке на спокойствие. Да я тебя, гаденыш, с подоконника сейчас скину в порыве убийства.
– Во всем, – он утвердительно кивнул и расплылся в довольной улыбке.
– Черт, да неужели ты не можешь нормально сказать? – продолжила я взрываться.
– Ты назвала меня чертом?
– Считай, что это вводное слово. Хотя… нет! Не считай! Не считай! Первое слово съела корова! – вспомнила я детское выражение.
– Я что, в детсаде?
– Ты в дурдоме! – какая я самокритичная…
– Как самокритично…
Он мои мысли, что ли, читает? Точно извращенец.
С глухим стоном я повалилась на кровать и возжелала подохнуть. И еще, чтобы в моей кончине обвинили Артема Охренчика и дали ему пожизненный срок. Пусть зэков лучше изводит в тюряге.
– Э-эй… – донеслось со стороны окна. – Ты плачешь что ли?
Вот пристал. Сначала довел, а теперь интересуется состоянием. А я, блин, не плачу. Вообще никогда не плачу. Но он этого не знает. И не узнает никогда. Потому что ему, по большому счету, нет до меня дела. Я для него типа игрушка на ночь.
АААААААА!!!!
Что же было ночью?
– Ты злишься на меня? – прошептал он мне почти на ухо. Когда только допрыгал так быстро?.. Фух… Уберите от меня этот мешок тестостерона. А то я уже раздумываю истерить…
– Да, – в подушку буркнула я.
– Ну, прости, что ли…
Приятный голос продолжал теплой волной щекотать особенно чувствительную шею.
Я зависла.
Потом отвисла и отпихнула его от себя. От греха подальше.
– Ты совсем обнаглел. Ночью до меня домогался, и сейчас пытаешься… У тебя, вообще, совесть есть?
– Наверное, будет сложно поверить в это, но у меня совесть есть.
– Да ладно? И она тебе не помешала наси… приставать ко мне?
– Эй, малышка, это ты меня домогалась, вообще-то! – возразил Артем.
– Чего?! – кажется, мои глаза стали размером с две блинные сковородки, которые норовили съездить Шеру по ехидной морде.
– Могу повторить, – чуть ли не стесняющимся голосом отозвался он, будто девица на выданье. Но следующая фраза прозвучала вкрадчиво: – Ты до меня грязно домогалась.
– Ты врешь!
– Ты меня раскусила, сдаюсь, – он задрал руки вверх. – Я вру, – и, сделав паузу, добавил: – Не грязно.
– Да ты, вообще, все придумал!
– И зачем мне это? – логично. И этот дурацкий спокойный уверенный тон. При… придушила бы.
– Я бы так никогда не сделала!
– В моем-то обществе? Я бы не был так уверен, малыш.
– Точно! Это все твое гадкое дурное общество.
– Значит, ты больше не отрицаешь того, что покушалась на мою честь?
– Отрицаю!
– Ты та-а-ак противоречива, – протянул он, удобнее устраиваясь на розовом (где только его папа нарыл?) ковре в середине комнаты в позе йога, подогнув ноги. Радует, тот факт, что Шер одет. Или не радует?.. Тьфу! Что за мысли? Он же клевещет на меня. И кому? Мне самой!
– Прекрати переводить тему, – взмолилась я.
– Как хочешь, – неожиданно согласился Артем, сосредоточив взгляд на моем лице. Как-то не по себе стало. – Было… – он сощурил глаза и, влив в свой голос тонну страсти, продолжил: – жарко!
Я покраснела, но взяла себя в руки и попыталась отшутиться (то есть съязвить):
– Жарко? Ты что, шарился в моих вещах и нашел спички, а «спички детям не игрушка»?
– Вечно ты весь кайф обломаешь и момент испортишь, – прискорбно сообщил Шерхан и засмотрелся на потолок, заинтересовавшись мохнатой розовой люстрой (из какого сескшопа папандр притащил эту хрень я постеснялась спросить). – И опять со своими детскими выраженьицами.
Возражать и говорить, что это выражение ни капли не детское, а совсем даже взрослое и актуальное в наше время, я не стала. Тем более не стала объяснять, что это я так удачно завуалировала в нем предназначенное Артемке оскорбление, что он дитё. Зато я внутренне собой возгордилась и возрадовалась, что хоть один из нас не обделен умом. И этот счастливчик явно не он.
– Хорошо, – я вновь решила вернуть разговор в прежнее русло. Для большей внушительности даже на ноги вскочила и стала прохаживаться перед Шером замотанная в одеяло на манер персонажей, стоящего на полке с книгами талмуда «Мифы и легенды Древней Эллады». – Продолжай. Что там дальше после… хм… «жарко»?
– Малышка, а ты прыткая. Сразу с места и в карьер, – задумчиво молвил он, увлеченно разглядывая дефилирующие перед его носом обнажённые щиколотки.
– Ты о чем? – в душу закрались подозрения, которые мой принц махом подтвердил:
– Без всяких прелюдий сразу приступила к… действиям…
– К-каким действиям? – сердце ускакало куда-то в пятки и стало там выбивать ритмы чечетки похлеще чикагских профи.
Шер оглядел меня, удовлетворился созданным эффектом и вернулся к созерцанию моих ступней. Фетишист чертов. Вновь переведя голос в режим «Дамский угодник» с тональностью «Пылкий мачо», он продолжил удовлетворять мое любопытство:
– Ты была такой страстной!
Конечно же, он просто издевался. И сколько бы я не пыталась впоследствии вернуться к разговору и выпытать у него правду – он не раскололся. Хотя на самом деле все было до банального просто… Вот, вообще, как две копейки.
