Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)
– С кем? – я незамедлительно ужаснулась, представив, что он знает правду.
– …будущей. – как ни в чем не бывало закончил парень. – Ну, когда вы поженитесь, вы будете муж и жена.
Супер, конечно, что он не знает, но мысли, бродящие в его сознании, мне совсем не нравятся. Сам пусть женится, раз такой умный.
– Я не уверена, что…
– Ой, да ладно. Будешь моей невесткой.
Требовалось быстро переубедить Оливера в возможности того, что мы с Шером не можем быть женаты.
– Не думаю, что Артём такой дурак, чтобы связывать себя брачными узами, – мне прям самой понравилось, как сказанула.
– Ага, он не дурак. А знаешь народную мудрость? – и, не дожидаясь моего согласия, просветил меня: – Только дураки женятся, умные выходят замуж!
– Ты прав, – рассмеялась я шутке, но разум все еще вопил, что нужно сворачивать со скользкой дорожки, то есть темы. – А что ты хотел?
– Я надеялся, что если ты не занята, конечно, и если у тебя есть немного времени, ты потратишь часть его на меня… – с частично напускной робостью, долей интеллигентности и придыханием сообщил мне Оливер.
– Мне ведь в больницу надо еще успеть, – я хотела сделать перевязку, если ее вообще на гипсе делают.
Но моя рука чесалась до невозможности, так что попасть в больницу надо было в любом случае.
– Хорошо, заскочим и туда, а потом гулять!
– Я даже не знаю…
– Соглашайся, будет весело, – пообещал парень.
– А как же твоя девушка? Да и Шер, думаю, будет против.
– Да, Шер – знатный ревнивец. Но мы же ему не скажем. И, вообще, это же не свидание. Просто два друга решили вместе посидеть, поболтать… И подружке моей не скажем… Кстати, хочу посоветоваться на ее счет.
Конечно, на мнение Шерхана мне было наплевать с высоты Эйфелевой башни и Останкинской, поставленных друг на друга, но не говорить же об этом Оливеру. У нас ведь вроде как конспирация задумана. Я всего лишь хотела убедиться, что он нашу встречу не принимает за нечто большее, а то мало ли что в голове у этих переполненных гормонами взрослеющих парней.
Так что, услышав, что это не свидание, я дала согласие на встречу, и мы забились на полтретьего часа дня в сквере именитого прозаика позапрошлого столетия Чехова, чтобы оттуда пойти вместе в больницу. Ему идти со мной было необязательно, но Олли настоял, а я не стала возражать.
До этого времени я успела навести дома относительный порядок и ринулась к шкафу переодеваться, когда обнаружила, что в мой шкаф из чемоданов подруги переехал один «замечательный» зверёк по имени Нечего Надеть. Я всё в шкафу перерыла в поисках чего поприличнее, хотя раньше такими вопросами вообще не заморачивалась, а сейчас почему-то мне не нравилось абсолютно ничего из своих вещей. Я без конца примеряла одну вещь за другой, чертыхалась сквозь зубы, вертелась перед зеркалом, в итоге спящая в комнате Соня проснулась и бросила на меня яростный взгляд:
– Сколько можно копошиться? – тихо и в то же время злобно прошипела она.
– Прости, не знаю что выбрать… – пожала я плечами.
– Если бы у тебя на вешалках была одежда, из нее можно было бы выбирать, – с видом известнейшего дизайнера модной одежды перебив меня, сказала сестрёнка.
– У меня есть одежда. Просто она не подходит.
– Куда не подходит? На свидание? – почти просвистела она.
– Нет! – тут же отмела я неправильный вариант. – Просто встреча.
– На «просто встречу» даже твой отстой подойдет, – махнула на меня рукой Сонька. – Хоть мешок надень – твоим друзьям пофиг. У них же вывих черепно-мозговых аппаратов пожизненный, как и у тебя.
– Не надо так о людях говорить, тем более о тех, которых не знаешь… – встала я на защиту своих немногих знакомых, которых люто ненавидела сестра.
Да, я дружу с теми, с кем другие общаться отказываются. Вернее, я с ними здороваюсь, интересуюсь, как у них дела и что нового в жизни произошло. Мне не сложно, а им приятно. И я считаю их друзьями, но понятие «друг» в их случае не имеет приставки «лучший». Своих лучших друзей я по пальцам пересчитать могу. Тех, за которых готова рискнуть жизнью… Хотя не уверена, что не рискну и ради других людей… То есть я не знаю как поведу себя в экстремальной ситуации, но своей жизни без Леси или Егора не представляю как таковой. И без своей семьи. Да, тут все запутано. Но вот те друзья, которые из категории «обычных», а, по словам Леси и Сони, «ущербных» действительно не переживают по поводу того как я одеваюсь, накрашена ли, имею ли дорогостоящие гаджеты. Они просто рады мне такой, какая я есть. И этим они милы моему сердцу.
Но сейчас Сонька путала. Она же не знала, что мой новый друг совсем даже не ущербный. И все равно она не права, говоря плохо о них.
– Ой, избавь меня от сегодняшней проповеди, мать Тереза! – закрыв руки ушами, заорала сестрёнка громче любого мегафона.
– Хорошо, хорошо, – сдаваясь, я подняла здоровую руку вверх.
Увидев мой жест, Сонька убрала руки от ушей и на мгновение задумалась о чем-то, а потом, к моей неожиданности, предложила следующее:
– А давай ты оденешь что-нибудь из моего гардероба.
Я опешила, онемела, чуть не грохнулась на пятую точку, но в итоге согласилась на эту рискованную задумку. Понятия не имею, с чего она раздобрела, но была этому несказанно рада. Вероятно, она поняла, что наша последняя ссора была ошибкой и решила таким образом загладить вину. Откуда же мне было знать о коварных замыслах моей любимой младшей сестры, затаившей в глубине души на меня обиду, и пытавшейся уничтожить меня в глазах моего парня, коим она считала Шерхана.
Но я этого не знала. И к лучшему.
А, между тем, планы Сони имели грандиозную основу и цели глобального масштаба. Первый шаг – стать девушкой Оливера Басса, был с успехом преодолен еще вчера вечером. Хотя с каждой секундой он нравился ей все меньше и меньше. Она почти ненавидела этого интеллигентного, милого, доброго юношу, который помогает старушкам дорогу перейти! Тимуровец хренов! Откуда только такие берутся?..
Соня и сама не знала, почему назначила ему встречу в морге. Просто ляпнула не думая, и всё. И только потом уже поняла, что он вряд ли захочет устраивать первое свидание среди трупов, но отменять было глупо, так что она решила прийти во всеоружии, нарядившись примерной, но чересчур сексуальной девочкой. Такой она даже для Шерхана не была. Но дело того стоило. Вообще, месть – это такая штука, ради которой готов на всё, разум в ее угоду становится холодным расчетливым оружием. Ты уже не ты. Но Соня этого не понимала, а действовала по наитию.
В указанный час она заявилась в морг в облегающем красном платье с вырезом по правой ноге почти до основания бедра, на тонких экстремальных шпильках в традициях супер моделей с прокрашенными красной помадой губами. Все пункты того, что она считала женственным, были ею соблюдены. Ей был неизвестен лишь тот факт, что у такого парня, как Оливер, подобных девушек тысячи, и они толпами под его окнами серенады хором распевают.
Но как бы то ни было, в указанный час она пришла туда, где назначила встречу и попала в совершенно неузнаваемую обстановку.
Ей с ним было безумно скучно, но она держала маску и свято верила, что ее план сработает.
Каждый из этих двух интриганов преследовал свои цели. Оливер всего лишь хотел счастливой жизни с чудесным ангелом, который покорил его в ночь маскарада, а Соня мечтала о мести своей сестре и экс-бойфренду. Желания не совпадали, но каждый из них верил в свои убеждения и старательно пытался кто терпеть, а кто искать положительные стороны в другом.
– Видимо, устроить местным труповодам вечерние курсы патологоанатомов плёвое дело, раз Олька-полька избавил помещение от живых и украсил всё глупыми ромашками… Где вообще нашёл поле диких сорняков?.. Придурок… – тихо бурчала себе под нос Сонька, пытаясь не так сильно цокать каблуками.
На одной из каталок для трупов посреди прохладного помещения в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского – «стрёмная банальщина», два бокала – «что ж не пластиковые стаканчики?», свечи – «вот опрокину парочку и морг обратится в крематорий», тихая музыка – «концерт по заявкам, блин», короче, романтичная обстановка, которую Соня в виду своего немереного эгоизма не заметила и вовсе.
Она комментировала каждую мелочь и с особым ожесточением, кляня себя за то, что ввязалась в заведомо гиблое дело, что с этим чурбаном дебильноватым каши не сваришь, что ее все бесит и если через пять секунд он не появится, она разворачивается и уходит домой. Она досчитала и развернулась, но уткнулась носом в белоснежную улыбку. Ей тут же захотелось проредить ряд ровных зубов своим хорошо поставленным хуком с правой…
– Здравствуй, моя принцесса, – распространяя ментоловый аромат пробаритонил парень.
– Ну, здравствуй-здравствуй. Я не опоздала? – поддельно оживилась она, еле сдерживая себя в руках.
– Что ты, солнце моё! Я бы смог ждать тебя целую вечность…
От его слов Соньке хотелось блевать или, на худой конец, хлопнуть себя по лбу и грохнуться в обморок.
– Правда-правда? – ошалело-милым голосочком пропищала девушка. – Целую вечность?
– Однозначно! – подтвердил Олли
– Всё это ради меня? – она обвела рукой простор железной коробки, от стен которой веяло могильным холодом, усеянный ромашками. – Знаешь, я сражена. Не наповал, но на пол…
Оливер просиял, отметил про себя, что у его принцесски есть чувство юмора и, подхватив даму сердца под локоток, подвёл ее к «столу»:
– Прошу, красавица, отведай этого священного напитка, дарованного нам богами.
Пить, как впрочем, и принимать что-то внутрь своего желудка среди почивших было даже не противно – мерзко. Но, казалось, Оливеру на всякие подобные мелочи было плевать, потому что он вовсю разливал «шампунь» по фужерам и уже протягивал ей один из них, чтобы выпить на брудершафт. Соне план нравился все меньше и меньше.
– Давай пригубим бурлящий в наших бокалах поток, – томно глядя в ее глаза произнес юноша.
– Кхм… не все так быстро… драгоценный мой, – процедила последние два слова Соня, ставя бокал на импровизированный стол. – Или ты хочешь меня споить?
– Нет, ни в коем разе, принцесса! – возмутился Оливер.
– Тогда держи себя в руках, – она пригрозила ему пальцем и одарила улыбкой с виду милой, но для тех, кто знает ее достаточно близко, эта улыбка была сродни оскалу.
Он решил, что она с ним заигрывает. А она, хоть и не задумывала подобного, все же была рада эффекту.
– Ты выглядишь великолепно, – запоздало сообщил Оливер.
На что Соня смущенно подавилась смешком и небрежно махнула рукой:
– Да, я выгляжу неплохо, но не часто…
– Нет, – тут же принялся переубеждать ее истинный кавалер, рыцарь в сверкающей толстовке «Ecko». – Ты самая красивая на свете! Самая лучшая, самая-самая! Я без ума от твоей улыбки, твои глаза – совершенство!..
Он приблизился к ней, чтобы перейти на более тесный контакт. Соня путалась в способах его отшить, зная только самые действенные. Среди них: скалкой в лоб, коленкой в пах, локтем в «солнышко» – солнечное сплетение, ну, или если брать лишь подручные средства, то бутылкой по макушке или с силой ухватив за затылок приземлить его лбом об «стол».
Но, к счастью, вмешался Его Величество Случай, пробудив ото сна лежащий неподалеку от сладкой парочки, как оказалось, мнимый труп… ну, или зомби. Кому как больше нравится. Вот Сонечке, например, показалось, что это именно зомби, мечтающий поживиться ее мозгом.
Она мелко затряслась, вытаращила глаза и начала путь отступления к выходу, когда Олли, прижав ко рту палец и бросив на девушку выразительный взгляд, наоборот, решил проверить того, кто решил вернуться с того света. Он на цыпочках приблизился к телу, подавшему признаки жизни, и уже потянулся к нему, чтобы откинуть простыню, как этот некто, лежащий под белым покрывалом, сладко потянулся, зловеще прокряхтел и перевалился на бок, свесив волосатую ногу…
Оливер дернулся и грохнулся на спину, снеся своим телом одну из звенящих гулким каскадным эхом в железном пространстве каталок с бледнющим мертвяком, у которого даже кровь с лица не смыли еще.
Это было апофеозом.
Соня завопила высокопробным альтом и кинулась прочь из проклятого места, по пути ругая всех и вся.
Метров через десять ее догнал Оливер, вернее его крики:
– Постой, Сонечка! Ты испугалась что ли? Стой, принцесса, это же… Я просто подумал, что неплохо было бы тебя разыграть… Это живые люди… на самом деле…
Сонька резко тормознула. Не ожидавший этого, но бежавший прямо за Соней Оливер, врезался ей в спину, и они вдвоем кувырком покатились по склону парка, в котором успели оказаться сами того не ожидая, ведь Сонька бежала не разбирая дороги. Полет оказался недолгим – вскоре они приземлились в какую-то захудалую лужицу, которая некогда, до небывалой жары, величалась озером. Но все равно ощущения не из приятных. Соня кипела изнутри похлеще любого чайника, Оливер чувствовал вину и безумно хотел ее загладить.
– Ты!.. – прошипела она, ткнув в него пальцем. – У тебя вообще есть чем думать?
– Да, я думал, что есть… – растерялся Оливер от «нового» тона Сони.
Она схватилась за голову и желала, чтобы рядом была стена, тогда можно было бы смело биться об нее…
– Прости, милая моя, я думал, так будет весело… – он протянул руку к ее плечу и хотел провести в успокаивающем жесте, но девушка сбросила конечность, как нечто неприятное. – Я актеров нанял. Вот и всё. Пошутил типа…
– Угу, я поняла, – она вскочила на ноги, Олли за ней. – А ты сиди, – взглядом она усадила его обратно в лужу, – сиди и думай над своими поступками. А я, я пойду домой. И чтобы больше ты мне на глаза не попадался.
Все это было сказано тихим усталым голосом без должных ноток раздражения и грубости, так что Олли вновь уверился в том, что девушка вполне адекватна, но слишком зла, чтобы терпеть его присутствие, и ровно столько же тактична, чтобы высказывать ему претензии. Соня сама того не понимая открывала путь к своему сердцу этого мальчишки, у которого «в попе детство играет на барабанах, а младенчество подыгрывает на бас гитаре». Она решила, что все потеряно, что с Оливером Бассом план не выгорит, а скорее пойдет ко дну, чем созреет хотя бы один плод на древе мести.
Оставив его мокнуть, она ушла на сломанных каблуках и всю дорогу пыталась уверить в себя, что все еще можно исправить, что если двоюродный брат Хренчика и не является оружием ее мести, то этим оружием станет… Тут идеи обрывались, напрочь асфальтируя фантазию жестокой реалией безысходности.
Так она и провела время до утра, уснув лишь за несколько часов до рассвета, а проснулась от назойливого шуршания, ахов и охов, владельца которых она уже мысленно отправила на дыбу. Оказалось, что это объект мести пытается прилично одеться. В мыслях сразу сработал отбойный молоток, выдолбив новый план действий. А именно: одеть сестру на свидание с Сонькиным бывшим парнем в Сонькины же шмотки. Шер не сможет не узнать одежду своей экс, потому что понты он чтит почище правды. Вот тогда, когда он увидит, что его новая игрушка одевается с плеча сестрёнки, он начнёт ее стыдиться и бросит. Возможно, план и не совсем идеален, по крайней мере, какой-то план.
– Тебе подойдут мои джинсы, – отыскивая из груды тряпья свои самые классные джинсы Соня старалась не думать, что откладывала на них из карманных денег почти три месяца. – И вот эта розовая маечка всплеснет гламуром, – она достала нечто крохотных размеров с надписью «Roca Wear» поперек груди. – Ремешок… И… самое главное, – она чуть не всхлипнула, – мои Конверс Пинат Баттер Вулфы31…
Я определенно впечатлилась ее готовностью поделиться со мной одеждой и не могла ей отказать, хотя меня решительно всё смущало. И розовая майка, которая не скрывает пупок, и странные кеды с мордой хитрого лиса на боку, и безразмерные джинсы, в которые десяток таких, как я влезет…
Но я без вопросов влезла в данные мне доброй сестрёнкой шмотки и ушла на встречу, постоянно одергивая майку вниз. Я собрала, наверное, все взгляды, пока добрела до парка, как осуждающие, так и восхищенные. Одна бабуля, по всей видимости бывшая «нквдешница», настолько впечатлилась моим внешним видом, что пристроилась за мной следом и вела до самого парка, читая нравоучительные лекции касательно того, что порядочные девушки в подобном виде на улицу и носу не кажут, что таких замуж не берут, что они рожают в подворотнях, а потом там и гибнут. На что я даже возмутиться не успевала, как она мне новую тираду впаривала с видом безумной теледикторши, которую перебить может только полный выруб электричества.
В общем, дорога была весьма занимательной и познавательной…
– Ого, да ты рульная чика! – восхитился Олли моему обновлённому виду, когда я все же отбилась от старушенции и дошла до места встречи.
Сам же он был завернут в футболку с длинными рукавами, на голове он завязал платок, как делают это арабские шейхи, на глаза нацепил большие солнцезащитные очки.
– Не обращай внимания, – махнула я рукой. – Это всего лишь эксперимент…
– Эксперимент? – тут же ухватился друг. – А с этого момента поподробнее.
– Ну, не совсем эксперимент… Просто так вышло, – не знала я как соврать, но рассказывать о нашей истории с правоохранительными органами совсем не хотелось.
Он бы решил, что я уголовница…
– Не хочешь, не рассказывай, – пожал он плечами. – Я все равно все понял сам.
– Что ты понял?
Неужели ему Шер рассказал, что я в ментуре ночевала? С него станется похвастать тем, что он меня спас. Вот блин.
– Ты просто хочешь выглядеть под стать своей лебединой любви, – протянул он с видом героя романа Достоевского, в честь которого прозаично и назван сам роман – «Идиот».
– Да с чего ты взял? – взбрыкнула я.
– Потому что вы встречаетесь, и вам перепадают привычки друг друга, – с видом знатока отношений заявил Оливер, хотя мне помнится, ему самому с девушкой помощь нужна. – Так бывает. Люди общаются, познают друг друга, живут друг другом и вскоре уже становится непонятно, где кончается один и начинается другой, потому что они начинают существовать единым целым.
– Бред…
– А ни фига. Зная Тёму, скажу тебе, что он не стал бы официально называть тебя своей девушкой, если бы не был влюблён так сильно, как кошка тащится от валерьянки, а собака от кошки.
– Чушь…
– Я его сто лет знаю. Уж поверь мне на слово. Скоро он предложит тебе руку и сердце. Ты ведь скажешь «да»?
– Что?.. У тебя в голове каша какая-то.
Вот чёрт. Какое нафиг влюблён? Артём в себя, зараза, влюблён, больше ему никого не надо. Сам бы на себе и женился. Я вообще сомневаюсь, что эта льдина, именуемая себя Шерханом, может любить кого-то. Это бессмыслица…
– Эй, у меня всё чётко. Вот только когда через два, да, даю вам ровно два месяца, он придет к тебе и скажет то, что я тебе пророчу, а ты скажешь да, вот тогда ты воспримешь мои слова всерьёз, – назидательным тоном, как ни в чем не бывало, продолжил Олли.
– Белиберда!..
– Ни фига!
– Спорим?
– На что? Хотя вообще-то я не спорю!
– На желание! – подмигнув мне, выставил условие Оливер.
Я не могла устоять, тем более, что знала, что победа у меня в кармане. Да, это слегка нечестно по отношению к нему, но он ведь сам пари предложил, а я честно пыталась отговорить… А, была не была! Спорим.
Я пожала его крепкую ладонь, потом мы подбежали к сидящей на лавочке парочке, которые до этого с энтузиазмом наблюдали за нашей «ссорой» и активно голосовали за то, кто из нас одержит победу в споре. Высокий худощавый парень был за Олли, который так и остался неузнанным благодаря камуфляжу, а сидящая рядом с ним и поедающая клубничный рожок миловидная девушка с маленьким ротиком, маленьким носиком и большущими глазами, с копной вьющихся волос, похожая на Мальвину, болела за меня. Прежде чем разбивать, они поинтересовались причине спора.
– Я уверен на все сто процентов, что через два месяца, ровно через два месяца, эта девушка, – он кивнул в мою сторону, не отпуская руки, – получит предложение, от которого не сможет отказаться, и станет замужней дамой, – посвятил в наш разговор незнакомцев Олли.
Девушка ахнула и отвесила своему парню подзатыльник со словами:
– Вот видишь, как надо ухаживать!
Парень сглотнул и замер в ожидании скорой расправы за несообразительность и меча глазами то на меня, то на Оливера, ожидая от нас помощи.
Но наш спор был уже разбит и мы ковыляли в сторону районной больницы, где, кажется, мне и наложили гипс дня три назад.
А сзади послышались звуки зарождающейся ссоры:
– Сравни себя и его! Где романтика? Где желание создать семью со мной? – взвизгнула девушка.
– Послушай, дорогая, но загс – это всего лишь способ уведомить государство о том, что мы спим вместе, не более…
Эта его фраза была генеральной ошибкой. Как если соревноваться в закидывании спичек в нос спящему троллю, ведь тролль-то скоро проснётся, а спринтерский забег на длинные дистанции, увы, выиграл другой парень из команды красно-синих.
– Ах так! – взревела в худосочной Мальвине раненная белуга. – Да ты…
Что там у них было дальше я не знаю. А мы дошли до больнички.
На входе сидела суровая рыжеволосая тётка, на лбу которой, словно на бронзовой статуе, были выбиты условия новой акции, а именно: «Рискните пройти без бахил и получите направление к стоматологу без очереди!« мы рисковать не стали, а натянули предоставленные ответственным Оливером «одноразовые носочки для обуви» и застряли на регистрации. То есть я застряла на регистрации, а Оливер отпросился от стояния в очереди со мной, чтобы сбегать по-быстрому в магазин, ему, видите ли, что-то срочно понадобилось. Я его задерживать не стала, да и не с руки мне было светить перед ним паспортом, так что я отстояла очередь и хотела записаться на прием, когда медсестра заявила, что помнит меня (разумеется, я ее не помнила) и широко-прешироко улыбнулась… Даже как-то зловеще, что ли…
– Здравствуйте, Елена Родионовна, а мы Вас жда-а-али, – с деревенским говорком проговорила она, выдав в себе простушку, какой на вид она не являлась.
– Здравствуйте, ждали, значит? А зачем?
– Ну, как зачем? Чтобы гипс снять! – чистосердечно выпалила девушка, не умеющая врать.
– Так быстро? – удивилась я.
– Конечно, у вас же рука здоровая, – хохотнула медсестричка, снова улыбнувшись, в результате чего ее пухлые щечки образовали по углам маленькие добрые ямочки.
– Как здоровая? – вылила я, но не сразу, потому что сочетание того, какой она была располагающей к себе, и того, что она говорила, немного дезориентировало меня.
– Ну, так вот. Вывих у Вас был, но доктор Владлен Митрофанович сразу вправил! А Ваш муж настоял, чтобы гипс наложили. Переживал… – она вздохнула, умиляясь чрезмерной опеке моего муженька.
Вот даун. Еще будущий доктор. Да к такому доктору никто на прием не придет. А всех, кто придет, я под дверью просвещу в плане его знаний и умений. Придурок!.. Я тут столько дней с этим дурацким гипсом хожу, а он липовый!
– Переживал он… – пробурчала я.
– Да, сразу видно, что любит…
О боже, опять старая заезженная пластинка про любовь. Много они все в любви понимают…
– Ага, видно. Девушка, а проводите меня, пожалуйста к врачу, чтобы снять гипс.
– Конечно-конечно, – залебезила деревенская простушка, поставила, невзирая на оживленный злобный гул очереди, в окошке табличку «Приду через 5 минут» (но мне было впервые все равно) и побежала по лабиринтам здания куда-то вперед, а я за ней. Вскоре мы остановились перед большой кожаной дверью, на которой иголочками был прилеплен листочек с часами работы, над которым красовалась табличка:
«ТРАВМАТОЛОГ
Пичугин Владлен Митрофанович»
Я прошла к нему, он меня тоже помнил. Конечно, мне было интересно, почему такой знатный ас в своей области дежурил ночью в больнице, когда сюда поступила я, но я постеснялась спросить, зато он нисколько не стеснялся болтать со мной на отвлеченные темы, поржал с меня, снял гипс и отпустил восвояси. Я заевшей в магнитофоне кассетой повторяла «спасибо», а он без конца отвечал, что «не за что».
На выходе от врача меня подловил Олли, удивленными глазами таращась на завернутую в толстовку меня с отсутствующим на руке гипсом, и с завистью в голосе спросил:
– Ух ты, а на тебе, как на собаке заживает, да?
Я ответила ему не менее удивленным взглядом, с интересом созерцая кипу пакетов в руках.
– Ага, я супер девочка. Что за пакеты?
– О, – широкая улыбка осветила его лицо, – сейчас узнаешь. Пошли за мной.
Мы снова двинули по коридорам больницы, но теперь на улицу через черный ход и оттуда прошествовали в соседнее здание. Без эксцессов поднявшись на второй этаж, Оливер остановился на пороге одного из отделений стационара и, загадочно мне подмигнув, отправился к дежурной медсестре, с упоением зачитывающейся бульварным романчиком. Не понимая, что мы здесь делаем, я хлопала глазами. Подойдя к медсестре, он снял очки, и эта курица его сразу узнала и принялась строить глазки. Он о чем-то с ней пошептался и махнул мне рукой, чтобы подошла. Что же задумал этот неугомонный сорванец с червями в том месте, где у других геморрой?..
Лицо парня озаряла улыбка клинического идиота, а моя мысль прочно застряла на том, что он все-таки ослепительно совершенен. Эта мысль изредка замещалась другой мыслью, более насущной – неужели у него кто-то из родственников или друзей в больнице лежит? Если из родственников, то это вполне может быть мой муж Артем, которому я тут же голову штопором отвинчу за то, что у него ни мозгов, ни фантазии (то есть фантазия-то есть, но такая убогая!), а если друг или подруга, то просто за дверью постою, подожду. В общем, я выразила Оливеру свое нежелание посещать неизвестных мне персон, на что он, ничуть не обидевшись, схватил меня за руку и потащил за собой, предварительно напялив на меня халат необъятных размеров. Себе, кстати, он взял нормальный, по фигуре. Хотя, скорее всего, все дело в медсестричке – это она меня к своему идолу взревновала и поэтому выделила жуткий отстой, видимо, решила, что если она сама в мини, а я в мешке, то она будет на моем фоне выгодно выделяться. Маразм крепчал, называется… Она и так выделяется своим ярким макияжем: красными губами и сильно подведенными и накрашенными тонной туши глазами, прям как индеец. А еще своим супер-томным голоском и висением на правой руке моего друга в довесок к его пакетам, еще бы на спину запрыгнула, а то скачет на своих шпильках как коза во время землетрясения.
Так что с одной стороны Олли висела авангард современной медицины, с другой – я и еще пакеты, пакеты, пакеты…
Мы вломились в мрачное отделение интенсивной терапии с давящими голубоватого оттенка стенами и разлитым в воздухе противным запахом лекарственных препаратов, где с трех до четырех часов, судя по табличке, был тихий час. На жутких стенах то там, то сям были нашпигованы герои советских мультов – Пятачок с Винни-Пухом; кот Леопольд и два его друга-мышонка; Матроскин, Шарик, почтальон Печкин и компания; Волк и Заяц из «Ну, погоди!« и другие вперемешку с зарисовками природных явлений. Да, все исполнено очень красиво и ярко, но то ли сама больничная обстановка угнетала, то ли еще что – не знаю – но в этих стенах я чувствовала себя неуютно, нет, не неуютней, чем если бы была голой, например, но все равно неуютно. Отсюда хотелось поскорее убежать, но Оливер продолжал уверенно продвигаться вперед, куда-то вглубь коридора мимо диванчика с креслами и допотопным телевизором. А я думала, он тоже не фанат больниц, помнится, он сам мне об этом говорил в тот день, когда мы познакомились… Хотя какой уж тут фанат, если кто-то близкий отчаянно борется за жизнь в этой угрюмой обстановке?
– Улыбнись, – заглянув в моё созерцающее округу лицо, попросил парень.
На его лице все еще тоже плясала улыбка, так что улыбнуться в ответ не составило особого труда.
– Хорошо, а ты мне расскажешь к кому мы пришли?
– Конечно! Сначала мы зайдем к Валерке и Никите, – начал он загибать пальцы на каждом имени, – потом к Светочке, Танюшке, Азальке, Толяну…
На последнем имени медсестра покачала головой, потупив взгляд куда-то в район плинтуса. Оливер взгрустнул и тяжко вздохнул, коротко спросив: «Когда?» На что индеец ответила: «Уж месяц как…»
Я тоже прониклась их прегрустными интонациями и даже, мне кажется, поняла, о чем речь, но посчитала некорректным интересоваться, так что просто горько вздохнула в такт двум страдальцам.
– Вот чёрт! – все же высказался Оливер.
– Это жизнь, – повела плечами дежурная и даже сумела удивить меня мудрым изречением, а я-то думала у нее не голова, а тыква с Хэллоуина, у которой вместо мякоти и семечек внутри свечка плавится: – бывает, что ты ее, но чаще – наоборот…
– Дети – не могут сражаться. И вообще – жизнь не должна быть для них войной, – пакеты уже были раскиданы вокруг нас, а его кулак с силой впечатался в пасть крокодила из сказки об Айболите, «повредив» ему зуб.
– Се ля ви, – вновь блеснула крупицами интеллекта медсестричка.
В этот момент из приемной, где находился ее пост, раздалось треньканье стационарного телефона, и она поспешила нас покинуть.
Оливер с шумом выдохнул, коротко взглянул в мои глаза, но быстро отвел взгляд, а я все же заметила, что теплота, парковавшаяся в его глазах еще минуту назад, была безжалостно сменена холодом Арктики, только пингвинов (или кто там живет – белые медведи?) не хватало, чтобы они стремительно один за другим скатывались по «заледенелой» радужке прямиком в воды Северно-Ледовитого океана.
Я погладила его по плечу, не зная, что сказать, потому что, видимо, мне блистать было нечем, не то, что этой девице с зашкаливающим Ай-Кью, Олли сморгнул и вновь воззрился на меня оттаявшим взглядом. Вау, вот что значит – работник сцены! Да он прирожденный актер.
– Кого я первыми по списку называл, Ленк? – спросил он меня.
– Валеру и Никиту? – неуверенно предложила я вариант, который казался мне верным, хотя моей памяти доверять не стоит!
– Точно! – указал в мою сторону двумя указательными пальцами Оливер.
Вообще, я заметила, он любит жестикулировать. Иногда просто ладонью, иногда в дело входят пальцы, но руки постоянно в движении. Любой его рассказ или даже просто заданный вопрос сразу обретает объемы и границы, появляется абстрактная картинка. Это здорово.
Оливер двинул в сторону одной из закрытых дверей, похватав с пола разбросанные вещички. Я приметила, что из одного пакета выглядывал плюшевый медведь, и теперь только до меня дошло, что мой друг не просто так заглянул на огонёк, а с важной миссией – подарить радость… детям. Я с каждой секундой умилялась все больше и больше ему и его поступкам.
– Привет, детвора! – с ходу заорал Оливер, побудив делавших вид, что спят мальчишек к активности.
– Олли! Олли! Ты снова пришел! – наперебой заорали два пацана, бледные с лица, но жутко радостные, разбудив действительно спящую на кушетку уставшую женщину с синими кругами под глазами.
