Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)
– Ты же… не считаешь странным, что я сейчас… написала…
– Норма. Я руки мыть не буду! – положа руку на сердце, возвестил он. – А теперь, я побежал. Мне, правда, надо. Опаздываю! Пока!
– Пока!
Он сорвался с места и побежал в противоположное от пруда направление. Я же еще некоторое время посидела, разговаривая с уточками. Интересуясь у них, как у настоящих свидетелей нашего знакомства, что они думают по поводу того, что он попросил мой номер. Для меня это в новинку. Но уточки не отвечали и обиженно одна за другой уплыли на другой конец пруда, конечно, я же их не покормила. Я вскоре тоже ушла домой.
Первым делом на повестке дня – завтрак. Но перед тем как двинуть на кухню я зашла к себе, чтобы вложить цветочек в книжку. Будет обидно, если он завянет, а поставив в вазу, я обеспечу ему именно такую нереспектабельную будущность. А мне приятно было бы сохранить его. И, конечно же, я буду ждать звонка Артема. Очень буду…
Поразительно, но мальчишки соизволили появиться на ней лишь ближе к обеду, вместе со мною. Когда мы втроем пытались сдерживать натиск напирающих соседушек, а также вызволить вон Агриппину, они мирно дрыхли в своих кроватях и в ус не дули. Нет, ну надо же…
– Проснулись, неужели? – Соня беспардонна, в прочем, как обычно.
– И хотели бы услышать «доброе утро», – а Егор, как обычно, пытается быть милым.
– Доброе утро! – мрачно возвестил свой приход Стас.
Интересно, а чем он всю ночь занимался? Вероятно, не спал, вон глазища какие красные. Опять всю ночь рубился во «что-то там». И, скорее всего, в наушниках, а значит, не слышал гомона. Егор помахал ему. Я пожелала доброго утра в ответ.
– Кажется, наш красавчик-братик не ночевал дома! – озвучила свои догадки Соня.
– Я ночевал! – искреннее возмущение в голосе Стасика вызвало улыбки, ведь она обращалась к Егору.
– А я нет, – не стал он отпираться.
– Почему? – робко спросила я.
Не то, чтобы я была против его гулянок и возвращений под утро. Я никогда его не осуждала и всячески поддерживала, и все же, как-то не по себе от осознания того, что ему гораздо интереснее проводить время вне дома со своими друзьями и подругами. Егор не заметил того, что я расстроена этим фактом.
– Секрет, – хитро и чересчур бодрым голосом ответил он, делая себе кофе.
Больно надо было. Не хочется – и не рассказывай! Но вот от домашних обязанностей вам, братишки, не убежать.
– А нам кушать хочется… – протянула Соня.
– Не кушать, а есть, – поправил ее Стас.
– Все равно хочется… – продолжила атаку сестренка, прицельно ткнув меня локтем, мол, давай, помогай.
– Кхм, и я бы не отказалась перекусить.
– Девчонки, а может на диету сядете? – рискованное предложение, Егорка.
– Считаешь, нам пора худеть? – мгновенно вскинулась мелкая.
– Нет, что ты! Просто разгрузочный день, кефирчик или минералка, я читал, это полезно.
– Оу, ну тогда понятно. Ничего страшного, – тон ее голоса стал «слишком» приторным. – Устроим разгрузочный день для всей семьи.
Она вскочила, ловко выхватила из рук оторопевшего Егора чашку свежеприготовленный кофе и вылила содержимое в раковину. Брат не успел возмутиться. Он решил сменить тактику.
– Я подумал. Хорошо подумал. И решил, – пауза, – что кефир – это слишком брутально. Обойдемся яичницей.
– Мы и так каждый день этим питаемся. Уже две недели, как ты приехал.
Так мне еще повезло, что меня все это время не было здесь. Две недели яичницы звучит намного страшнее суток кефира. Я не люблю эту пищу. Она совершенно не усваивается моим организмом.
– Окей, тогда альтернативный вариант – макароны! – как бы он не пытался произнести фразу с запалом, никого не впечатлило.
– Макароны я и сама отварить смогу, – вклинилась я в разговор.
А что тут сложного? Набрать в кастрюлю воды, добавить макарошек и варить. Ах, да, еще посолить нужно не забыть. Троица переглянулась и, не сговариваясь, состряпала на лицах выразительное сомнение.
– Полагаю, мне стоит выразить свое мнение, – начал вступительную речь Стас. – Например, лично я бы предпочел день на кефире.
– И я.
– И я.
– И я.
Ух ты, а я даже не заметила, как Сеня нарисовался здесь. У него дар папарацци. Чувствую, в скором времени в сети ожидается новое видео под названием «моя семейка чудит по новой».
Троекратное «и я» прозвучало с извиняющимися интонациями, но сути не меняет.
– Понимаешь, сестренка, твои кулинарные шедевры – это что-то с чем-то. Ты вспомни, что получилось в прошлый раз, – Егор, начал рыться в ящиках в поисках кастрюли.
Видимо решил, что лучше всего задобрить меня едой. Ему ли не знать мои слабые стороны. Зная себя, с уверенностью могу сообщить, что ему это удастся. Хотя напоминать мне о собственных неудачах так некрасиво с его стороны… В моей памяти прекрасно сохранились воспоминания о пересоленой каше весьма сомнительного вида и отвратительного вкуса. И не только в моей памяти. Такое не забывается. Открою секрет, изначально задумывалась не каша. Но слипшиеся в последней инстанции макаронные изделия, которые после неудачного кипячения превратились в комок склеенной массы, щедро залитые маслом, получилось загримировать только в нее. Не знаю, в чем был мой промах. Возможно, необходимо было дождаться, когда вода закипит, и только затем добавлять макароны, а возможно три ложки соли с горкой – это немного многовато или же варить надо было менее часа… Не знаю, но определенно – готовка, это не мое.
Спасая меня от дальнейших словоизлияний, сестренка потащила меня на выход, оставляя кухню снова за мальчиками.
– Молодец! Мастерски действуешь на жалость, – заговорщицки подмигнула мне она.
Подобное мною не планировалось и даже то, что мои действия приведут к именно такому результату, также оказалось для меня сюрпризом. Хотя дело сделано. Об остальном пусть пишут в комментариях сердобольные фаны интернет-роликов на сайте, посвященном нам.
Услышать одобрение от Сони – вещь нереальная. Не помню, чтобы слышала от нее что-то, кроме ворчания и язвительных замечаний. Не только в свой адрес, но также и относительно остальных людей. Не кого-то конкретно, а вообще людей в целом.
– …так что тебе надо позвонить той девчонке, – к тому моменту, как мы пересекли коридор и оказались в нашей комнате, я поняла, что прослушала речь сестры.
– Ээ… Ты о чем?
– В смысле о чем? Я уже минут пять не умолкаю. Какую часть конкретно ты упустила? – она меняет свои настроения как переключатель: щёлк – вкл, щёлк – выкл.
– Я слышала про «позвонить», – звучит робко, но тут главное не перегнуть.
– Это все?
– И про девочку.
– Какую еще девочку? – она прикалывается что ли?
– Которой позвонить нужно. Ты же сказала «надо позвонить той девочке».
Сестра мгновенно уцепилась, вернее, вцепилась руками и ногами, а также зубами и когтями, в мою легкую попытку ответного удара:
– Эта твоя, которую ты пытаешься назвать девочкой, уже сто лет не девочка. А разница межу девочкой, как ляпнула ты, и девчонкой, как говорю я, существенна. Девочка – это малявка, школьница, не приспособленное, пока или вообще, к жизни существо. Вот… ты, например. А девчонка, это та же девушка. Повзрослевшая, выросшая из игр и нормальная. Как я. И вообще, я сказала не «надо позвонить», а «тебе надо позвонить». Чувствуешь? Тебе надо ей позвонить. Этой девчонке. Созвонитесь, пообщаетесь о том, о сём, – тараторила Соня.
Перебить такой треп нереально, и не нужно. Пусть говорит, все равно я никакой существенной разницы между этими словами не ощущаю. И что за «тебе». Она моя знакомая? На самом деле, о ком она распинается? Конечно, лучше не знать и сберечь свой покой, но все-таки зацепило. Мне стало до жути интересно кому и зачем надо звонить, что представляет собой эта взрослая мадам.
– Так что за девчонка? – я сделала ударение на последнем слове.
– Я уже сто раз повторила, – ее манера деланно уставать от разговора всегда меня раздражала. – Это твоя одноклассница. Бывшая. Оля.
– Ковалева? – кажется, правильно сказала.
– Не знаю. Ее мама в театре работает. Драматическом. У нее волосы кудрявые, прическа «взрыв на макаронной фабрике». Цвет волос рыжий. Она похожа на Пеппи-длинный-чулок. Вспомнила? – перечисляла Соня и с каждым новым предложением более жадно вглядывалась в мое лицо, пытаясь вычислить, вспомнила ли я ее.
А я вспомнила. Причем сразу. Просто с фамилией сложнее. У меня плохая память на них. Но таких ярких людей сложно забыть. Даже несмотря на то, что в школе она всегда представляла собою посредственность, и даже я выгодно на ее фоне выделялась, но благодаря своей внешности она надолго останется в памяти людей. Фу, как-то заупокойно сейчас это прозвучало.
Я кивнула Соне.
– И зачем мне ей звонить?
– Потому что ее мама работает в театре, – вымученно улыбнулась сестренка.
– И что? – я все еще не улавливала связь.
– Ты меня убиваешь. Буквально, – припечатала Соня. – Здесь вывод даже пятилетний киндер сделает. Она может достать нам платья!
– Какие платья? Ты хочешь постановку организовать? – правда до меня пока не доходила, предпочитая обходной путь.
– Нам. Нужны. Платья. Для. Бала-маскарада. Андерстенд?
– Я не иду на маскарад, – кажется, чья-то крыша распрощалась с хозяином надолго, она думает, что я пойду?
– Мы идем, – сестренка решила не уступать.
– Нет, – я встретила ее атаку в лоб.
– Идем.
– Не идем.
– Я сказала, идем.
– А я не хочу.
– Не волнует.
– Меня волнует.
– Выпей пустырника.
– Сама пей.
– Я спокойна. Пока, – если будем продолжать в том же темпе, то ненадолго.
– Я не пойду!
– Еще как пойдешь, – Соня стала нервно подпрыгивать на пяточках.
– Ты меня заставишь?
– Если понадобится.
– О! Звучит многообещающе, – попытка закатить глаза на манер скептической особы не удалась.
– Не дерзи. Тебе это не идет, – осадила меня сестра, одновременно сняв напряжение с себя.
Она расслабилась, вероятно, решив, что дело в шляпе.
– Зачем я тебе там? – ага, не припомню, чтобы мы становились подругами не разлей вода.
– А зачем тебе просиживать дома, когда есть шанс повеселиться?
– Я не люблю подобные сборища.
– Сама ты сборище. Там будет клево. Тебе понравится, – вот уж твердолобая, решила, что притащит меня туда, и теперь старается изо всех сил.
– Я сомневаюсь в этом.
– Не бзди! Я обещала, что ты согласишься. Так что у тебя нет другого выхода.
– Кому?
– Что кому? – она сейчас вопрос не поняла или все же краткость – это не сестра таланта, а его дальняя-пре-дальняя родня?
– Кому обещала привести меня?
– Я не обещала привести, я обещала уломать тебя пойти. Ты уже согласилась, – я состряпала удивленную мордашку. – И не корчи рож, ты идешь. Точка. Обсуждению не подлежит, – она заткнула меня одним взмахом руки. – Пеппи даст нам платья, ты ее попросишь, она точно не откажет. Такой с виду ущербной, как ты, милостыню в метро подавать к ряду. Так что, этот вопрос решен. А Леся решит все с макияжем, маникюром-педикюром…
– Леся? – так вот кто организатор массового сумасшествия, тогда все понятно, непонятно только одно. – Вы же вроде как поубивать друг друга собирались.
– Мы? Ты что, систер, это же ради забавы. Она клевая. Я клевая. Какие могут быть разногласия?
Ну, не знаю. Может быть, бешеный ор друг на друга посреди ночи?
– Полагаю, правильный ответ: никаких?
– Ты просто умнеешь на глазах! – просияла сестренка. – Короче, план тебе ясен.
Дав мне указания, Соня покинула комнату. Я была этому несказанно счастлива и решила обдумать свой план по экстренному исчезновению. Как назло, в голову ничего путного не лезет. Я бы могла проигнорировать сестренку, но Леся не отступится. Если она действительно хочет привести меня туда, то она сделает это, даже если ей придется выкрасть меня из кровати и притащить прямо в пижаме. Так что лучше с ней не спорить и выставить себя в нормальном виде, а не бомжиком с вокзала.
– Ты сейчас будешь прыгать в диком восторге! – огорошила меня шоколадно загорелая Леся, едва успев втащить в квартиру свои пять (!) чемоданов.
Она приехала в тот же вечер, как узнала от моей любимой сестренки о предстоящей вечеринке. Такое событие подруга пропустить не в состоянии. И даже несмотря на то, что две удивительно короткие недели бдения на берегу моря в поисках смазливых мальчиков-спасателей можно было продлить на более длительный срок, остаток лета она решила провести в моей «адски-скучной» (это полностью ее слова) компании. Хотя я больше склонялась к мнению, что ее гораздо сильнее прельщала перспектива совместного проживания под одной крышей с моим ненаглядным братиком, но в этом я разубедилась достаточно быстро, так как их холодные приветствия и отсутствующие взгляды в отношении друг друга все сами за себя сказали. Честно, неожиданно, ведь в прошлый раз они чуть глаза не поломали строя глазки, а теперь такое разительное изменение. Если бы знала, что они общаются, могла бы сделать вывод о ссоре, но это исключено. Егор был здесь, она за тысячи километров от него. Значит, они просто охладели друг к другу, посчитав легкой, то есть незначительной, добычей. Стало быть, он безынтересен ей, а она ему. А жаль… Они, мне кажется, смогли бы стать достойной парой. Говоря достойной, я имею в виду, что они подходят один к одному. Не только внешне или по характеру, а чувствами. Как близняшка Егора, я знаю его палитру чувств, она сходна с моей в некоторых «пунктах», но в целом отлична. Это о многом говорит. Например, мы не станем восхищаться одними и теми же вещами, и восторг мы выражаем различными способами. Зато эти способы выражения у Егора и Леси исключительно идентичны, они бурные и глубоко-эмоционально-открытые, когда предметы зашкаливающей эйфории также различны. И этот последний факт совершенно не важен, ведь они живут на одной эмоциональной волне. Так что, мне действительно очень жаль, что все закончилось, не успев начаться. И, черт возьми, даже не хочу вспоминать о Лёне! Между прочим, стоит учитывать, что ботаник свалили на все лето на полевые раскопки со своим обожаемым геологическим факультетом, а не поехал ни на курорт с Лесей, ни даже не приехал к ней перед отъездом. Почему-то этот киношный экземпляр считает, что это она должна приезжать к нему. Мне за подругу элементарно обидно!
– Ура! – ответила я наигранно тихим и веселым дурашливым голосом, картинно сжала кулачки и хитро улыбнулась.
– Эй, не переусердствуй! Тут главная ехидна я! – подруга никогда не прощает мне сарказма, что ж, она права, искрометность и острый ум не являются качествами из моего списка характеристик.
– Охотно верю.
– Смотри! Сейчас-сейчас! Пару… сеекунд… Па-да-ж-ди… немного подрастешь и ты… Не то. Не то… Так, не это. И снова нет… – она принялась спешно рыться в одной из своих поразительно вместительных сумок.
На мою кровать полетела разнообразная яркая одежда. Юбочки, в большинстве своем, мини, но встретилась и макси, правда, она оказалась полупрозрачной, а вот моих любимых средней длины Леся отродясь не носила и носить не собирается, считая их пережитком коммунизма, кофточки с глубоким вырезом, на пуговицах, оголяющие живот, топики без бретелек, парео, купальники, говоря короче, весь пляжный гардероб. Подруга даже не заехала домой, чтобы перепаковать чемоданы, решив, что нужное она сможет купить на месте, только не учла, что наш город не славится наличием шопинг-центров, это ей еще предстоит узнать и огорчиться, главное, чтобы молнии не метала в порыве бурных переживаний по данному поводу.
В конце концов, с облегченным вздохом «наконец-то…» она вручила мне извлеченную с самого дна чемодана золотистую прямоугольную коробку. При этом ее взгляд выражал крайнее возбуждение, а глаза были настолько широко раскрыты, что могло показаться, будто она на кнопку села, если бы не застывшее в них ожидание бурного всплеска эмоций с моей стороны по поводу подарка. Мне действительно хотелось его организовать – все же человек постарался, прикупил мне что-то, и, судя по маниакальному взгляду, выбирал тщательно, а сейчас пребывает в диком восторге от своей покупки, так что я попыталась. Правда, как обычно, моя ложь была выявлена мгновенно. Подруга ткнула ладонью в надпись поперек коробки, выразительно изогнула брови:
– Ну?.. Ты совсем, да? Это лабутены. Нет, я понимаю, что ты упаковку не узнала, все же не каждый день тебе такие подарки делают, но… У меня даже слов нет! Лабутены… Это туфли. Дизайнерские. Кристиан Лабутен… Каждая девушка мечтает хотя бы примерить их… Да кому я это рассказываю?.. Знаешь, я иногда подозреваю, что ты засланка из другой галактики, – запричитала Леся, распаковывая мой подарок.
– Я не пришелец.
– Все пришельцы так говорят. Это же очевидно. У них, то есть у вас, у всех одно на уме – узнать о нас, землянах, как можно больше информации. Изучить наши повадки, забрать некоторых на опыты… Ужасно… – подруга достала из коробки одну из туфель. – Но самое главное – не спалиться. Поэтому ты – не одинокая спецагент межгалактический разведки, никудышная, конечно, да и что уж греха таить – совсем ни к черту, а семейный человек – дитя, сестра. Хотя знаешь, впервые оказавшись у вас в гостях, я и начала подозревать, что ВЫ оттуда, – она многозначительно ткнула открытым носком туфли в потолок, продемонстрировав мне ее красную подошву.
– Фу, ну и мысли тебе лезут в голову, Леся! – это красноречивое «вы» прозвучало достаточно обидно. – Ты еще меня гостьей из будущего назови.
– Скорее из прошлого. Причем, древнейшего, – ухмыльнулась она.
– Ты с ума сошла, – я оценила взглядом каблук.
– Может быть, – хитро улыбнулась мне Леська.
– Ты думаешь, я это надену? Я даже по комнате на такой высоте не пройдусь.
– Еще как пройдешься. Если понадобится, пойдем тренироваться на перильцах того мостика, что при въезде в город, и поверь мне – ты будешь чувствовать себя в них, как в тапочках.
– Белых… – мрачно известила я, тотчас представив, как я падаю с моста, едва забравшись на опору, а затем мое бренное тело вылавливают аквалангисты-спасатели. – Брр…
– Откуда пессимизм? Ты без меня совсем ку-ку стала? – присвистнула Леся. – Одевай туфельки.
– Только человек с таким ужасным чувством юмора может назвать эти убийственные каблуки туфельками, – пробурчала я себе под нос.
– Опять бормочешь себе под нос? Если хочешь сказать что-то – говори внятно. Если не хочешь, чтобы услышали – молчи. Когда ты усвоишь правила хороших манер? Я уже устала тебя учить.
– Не учи, – я взяла туфли.
А они очень даже миленькие. Правда-правда. Белые, по бокам красивые цветочные узоры, черно-золотая оборка, славная розочка из леопардового материала, открытый носок. Замечательные. Если бы не одно «но», уж куда без них, – экстремальная высота каблука. Это для Леси – пустяк, в таких она ощущает себя удобнее всего. Несмотря на постоянное жалование, мол, красота требует жертв, вот и приходится носить лишь подобное, она уже давно полюбила высоченные каблуки и другую обувь старательно игнорирует. Может позволить себе лишь аккуратные спортивные балетки, вместо кроссовок, и то ради тренажерного зала.
– А я буду. Может, это мое призвание? Научить тебя, неумеху космического масштаба, уму-разуму, а в конце моего жизненного пути, – ее наманикюренный указательный пальчик взвился вверх в назидательном тоне. – Сам президент Галактики вручит мне медаль и пожизненный памятник воздвигнет в своем саду около фонтана, но который выходят окна его покоев…
– Звучит слишком патетично, – надевая туфли, пробормотала я.
– Не в том суть, подруга, – вздохнула Леся. – Оу, а эти четырнадцать сэмэ, определенно, сделали тебя выше.
– Я чувствую себя некомфортно, – я попробовала ступить вперед, медленный шаг удался, я все еще «на высоте».
– Практика. Это все, что тебе нужно.
В течение следующего получаса Леся, вцепившись в меня стальной хваткой бульдога, указывала, как передвигать ноги, садиться, вставать, приседать на корточки. Поразительно, но я ни разу не упала, чем вызвала комплимент от Леси. Хотя ходить в них было сложновато. Звучит, конечно, лживо, скажи мне любой человек, что в этих туфлях ноге удобно, я бы не поверила, но это чистейшая правда – на моих ногах они сидели как влитые. Как раз мой подъем, но я постоянно ощущала себя на грани самоубийства, боялась упасть и сломать шею. Конечно, я ведь привыкла к более низким высотам, даже намного более низким. А экстрим далеко не по мне.
– Ладно, с туфельками разобрались вроде. Пойдешь в них, – Леся по-хозяйски рассовывала свои вещи в шкаф, беспардонно тесня мои.
– Куда это пойду?
Этот вопрос – чистейшая формальность. Конечно же, я знаю, куда меня собираются вести, и уверена, что этого не избежать. Бал является мероприятием обязательным для меня, ведь этого хочет Леся, и все же я надеялась на счастливую случайность, которая обеспечила бы мне свободный вечер. Но судьба неумолима.
– На бал. Не прикидывайся, что тебе не охота идти. Это глупо. И вообще, все хотят там быть. Тем более, организаторы – милашки, – она одарила меня шикарной улыбкой, разумеется, она слышала о «FJB», даже более, все о них слышали, хоть я и не сведуща в этой теме, но мелкая еще утром просветила меня. – Кстати, что с платьями? Саннетт сказала, ты достанешь.
– Саннетт? Это еще кто? – впервые слышу.
– Систер твоя.
– Ее Соня зовут, – поправила я подругу.
– А друзья называют именно так.
– Ясно, – нет, мне не обидно, что Соня не считает меня своим другом, ведь это правда, но вот то, что Лесю, которую она знает от силы сутки, она просит называть себя так, как зовут друзья… Да, это немного удручает.
– Так что с платьями?
Оп-па… Платья…
– Я позвонила. Мы мило поболтали, но оказывается…
– Ты постеснялась попросить? – Нагло перебила меня Леся.
– Нет, спросила как у нее дела, расспросила о всяком…
– Короче, светская беседа затянулась. Дальше.
– Завела разговор о бале…
– А она? – нетерпеливо оборвала подруга.
– А она сказала, что ее мама благодаря этому балу сейчас крайне популярна. Все платья из театра растаскали и просят ее подогнать по фигуре, – осторожно закончила я.
– То есть, единственный вариант полетел к чертям собачьим?.. – прозвучало то ли гневно, то ли удрученно, то ли все вместе.
– Ну да…
– Всегда остаются магазины, – не унывала подружка.
– Только не в нашем городе. У нас нет ни одного магазина одежды подобного плана.
– Значит, съездим в близлежащий.
– Боюсь, столь глобальное мероприятие затронуло все в радиусе пятиста километров.
– Ааа! – Леська такая эмоциональная…
На ее отчаянный вопль выдал себя, стукнувшись макушкой о перекладину, прятавшийся до сего момента под Сониной кроватью Сеня с неизменной камерой в руках. Такое ощущение, что она является продолжением его руки, эдакая клешня, считывающая информацию из окружающего мира.
– Ой! – схватился он за намечающуюся шишку, все еще пребывая в своем укрытии.
– Эй, мы тебя видим! Теперь. Так что быстро признавайся, зачем тебе запись моих офигительных лодыжек? – мгновенно переключилась Леся с отчаяния на гневное порицание.
– Ну, они же офигительные! – мигом нашелся Сеня. – Невероятные, я оторваться не мог, все еще не могу, – его взгляд опустился к ее босым ногам.
– И правда, – захихикала она, сыграв застенчивое смущение. – Хорошо, я разрешаю тебе снимать меня, – и она начала вертеться перед камерой, актриска, блин.
– А я тогда пойду, не буду вам мешать, – сидеть и смотреть спектакль в мои планы не входило, я надумала сбежать, неважно куда, да хотя бы к бабуле.
– Стоять! – вновь обратила на меня внимание Леся. – А как же платья? Мы не можем пойти просто в вечернем платье. Там же в приглашении написано – бальное. Можно было бы сшить, но два дня! Почему мне сообщили так поздно? Да кому вообще в голову пришло, что за такой срок можно создать себе подходящий туалет? Я в шоке! Это неслыханная наглость, да пусть у них шнурки обвяжутся на сцене во время их брейкинга, а на покрытие пусть Аннушка масло прольет. Чтоб они себе все переломали на фиг! Козлы эгоистичные!
Какая же она молодец, про Аннушку запомнила, а я ведь ей с месяца два назад пересказывала сюжет одного из своих любимых произведений.
– Не желай другому того, что не хочешь, чтобы произошло с тобой, – озвучила я прописную истину, не ожидая раскаяния, скорее, по привычке.
– Типа, земля квадратная, за углом встретимся?
– Типа… – я невинно ткнула пальцем в мигающую красным лампочку на камере Сени.
– Шпана малолетняя, быстро стер последнюю запись! Ничего компрометирующего. Да я тебя закопаю. Живьем. И еще спляшу на могиле! А потом откопаю, воскрешу и снова убью, на этот раз медленно, растягивая удовольствие.
Шкета как ветром сдуло, Леську, помчавшуюся за ним следом, тоже. Репутация – единственное, что ее волнует больше шмоток и парней, но стоит учитывать, что все это взаимосвязано и каждое новое является следствием, вытекающим из предыдущего пункта, бесконечная циркуляция.
А я, наконец-то оказавшись одна в комнате, облегченно вздохнула и принялась искать какую-нибудь вместительную сумку, чтобы сбежать на некоторое время из дома. Перспектива поехать к бабушке, конечно, не самая радужная, хотя я и люблю ее до безумия, дорожу ею, но все же ее общество частенько оказывается слишком настырным в плане властного ее отношения к детям и внукам. Есть у нее один бзик, как и у любой особы ее возраста, – маниакальная озабоченность здоровьем. И ладно бы своим, но стоит приехать к ней в гости, как она начинает усиленно тебя лечить от всевозможных болячек, в большинстве своем, несуществующих, укладывает в постель, делает отвары, компрессы… Одно радует, если у нее народ валом валит. Она у нас знахарка, хорошая. Всегда вылечивает, ее любят и местные, и приезжие. Никому не отказывает, работая за бесплатно, для души. Бывает обеспокоена любым случаем, даже незначительно больным человеком. И, если бы не ее увлеченность работой всей жизни, возможно, сейчас я бы была сильно счастлива в предвкушении нашей встречи. Но мне хватало и того, что мое волнение достигло пика взбудораженности по поводу побега. Не найдя в шкафу ничего, даже отдаленно напоминающего сумку, мой взгляд упал на кровать Сони, где покоился коричневый рюкзак с голубыми вставками. Вывалив его содержимое на кровать, я понапихала в него кое-какую одежду, деньги, телефон и выскочила в коридор, нацелившись прямиком в прихожую. Из комнаты мальчишек доносились приглушенные дверью звуки: звонкий, срывающийся альт, периодически прерываемый устрашающим шипением.
Я на цыпочках проскочила мимо и попала в царящий полумрак прихожей. Естественно, не без приключений. Я отбила себе правую ногу, стукнувшись о злосчастную полку с обувью, и пока прыгала на другой ноге, пытаясь не шуметь больше, чем уже успела, отдавила чью-то мягкую конечность, а после чужого болезненного вскрика оказалась облитой вязкой теплой жидкостью со сладким запахом. И кому пришло в голову шастать по коридору, патрулируя без мигалок и сирен? Я бы поняла, если человек надумал сбежать, это весомая причина, нельзя быть замеченным, но ходить в темноте с полной чашкой противного отвара. Гадко и нечестно, по крайней мере, по отношению ко мне. Я бы завалилась на бок и черт знает, что бы еще снесла на своем пути, но чьи-то сильные руки схватили меня за плечи, не дав больше барагозить. Включился свет, оборвав возмущение «блин, опять кисель заваривать». Как обычно, яркий свет, вспыхнув неожиданно, ослепил уже привыкшие к темноте глаза, которые, в прочем, выцепили силуэт, державший в руках чашку необъятных размеров такую, что мне сначала показалось, что это тарелка для супа, если бы не ручка.
– А, дядя Род, здассте, – возмущение силуэта сменилось на приветствие.
– Привет, ребят. А вы что в темноте, а, Ленок?
Папа опустил меня на мои конечности. Ко мне уже вернулось зрение, а вместе с ним и радость – я давно не видела папу, ужасно соскучилась по нему и кинулась ему на шею. Бедняга, он пришел чистенький, красивый, а тут я, в киселе, мокрая и неопрятная, использую его в качестве полотенца. Как обычно, это пришло в мою недалекую черепную коробку через тысячу световых лет, когда было уже поздно о чем-нибудь жалеть. Но отец бы меня никогда не оттолкнул, пусть, если даже у меня выросла вторая голова. Отвратительное было бы зрелище…
– Как дела? Собралась куда? – покосился папа на возвышающийся за моей спиной рюкзак.
– Я? Да нет…
– Это же Сонин, – отметил любитель киселя Стас.
– Сонин. Да, так и есть. Она попросила меня принести ей, – пустилась я в путаную ложь.
Мне не хотелось признаваться в своем глупом побеге, к тому же неудавшемся, и выглядевшим позорно. Меня бы обсмеяли, а Леська так вообще бы к батарее наручниками прицепила, в порядке профилактики, чтобы больше мне подобные идеи в голову не лезли, и даже говорить не буду, откуда у нее наручники, но не сомневаюсь, что она не забыла их взять с собою. А как бы мне отомстила сестренка за пользование ее бесценным имуществом и вовсе представить страшно.
Стас указал в направлении ванной комнаты:
– Интересно, зачем он ей в душе? Наверное, постирать хочет, – съехидничал братишка.
Да, о ее любви к стирке знают все. Чтобы она хотя бы носок замочила? Вот уж враки, любой подтвердит. У нее аллергия на порошок и хозяйственное мыло, а про отбеливатель я вообще молчу. Вот и мой первый прокол, уж лучше бы правду сказала, или хотя бы то, что она мне его одолжила. Но это тоже нереально. Как, впрочем, и то, что я бы его ей отнесла. В плане взаимопомощи – мы ноль. Я была бы не против изменить ситуацию, и даже пыталась наладить мир между нашими враждующими войсками, вот только все попытки терпят крах еще на подлете своих белых крыльев мира, дружбы и жвачки. Поэтому попытки канули в лету, и я сейчас пребываю в крайне идиотском положении, пытаясь придумать отговорки.
– Вот уж не знаю зачем… – я заглянула в глаза папе, прося помощи, не в состоянии самой придумать достойный ответ.
– А да ну его, этот рюкзак. Я ужинать хочу! – спас он положение. – Я всю неделю питался бич-пакетами…
– Ты? Даже я их не ем, пап.
– На самом деле, дядь, что-то вы привираете, по-моему, – включился Стас.
Он так и не выжил из себя манеру обращаться к моему папе на вы, когда мы, по отношению к его отцу таких традиций не блюли. И Сонька также.
– Ничего я не вру! Пластиковый пакет, как в рекламе показывают. А внутри лапша быстрого приготовления, за пять минут заваривается, – начал делиться диковинными познаниями папа, старательно округляя глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
– Мы знаем, как это выглядит…
– И каково оно на вкус…
– Тошниловка!
Мы сморщили носы, но папуля стойко перенес наши уколы.
– Вполне съедобно, правда, живот крутило, но это мелочи… А сейчас я хочу приличную пищу!
Думаю, спрашивать, в чем причина недельной бэпэ-диеты, не самое лучшее решение. Явно, что не по доброй воле, и не в порядке шутки, а то он бы сразу рассказал, но раз скрыл, значит, были причины, а мне, после того, как он меня спас от собственных объяснений, совсем не с руки сейчас его подставлять, ставя в неудобное положение. Так что, вопрос исчерпал себя, и, чувствуя, что сейчас ему захочется рассказать, почему линолеум изжил себя и что лучше – паркет из дуба или ясеня, или еще что-нибудь о своей любимой работе, я поспешила скрыться снова в своей комнате, а папа потащил Стаса на кухню, уже начав втирать ему о своем последнем проекте.
