Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)
– …не нужно было вас в больничку везти, – закончили обе хором.
– Душегубцы! – картинно схватившись за сердце, закатила глаза Грипп.
Дядя Максим принял сей жест за правду и побежал звонить в «скорую». Агриппина это усекла и ломанулась за дядей, по дороге стеная и охая, чем вызывала еще большее недовольство соседей, которые в меру своей любознательности, не стесняясь, входили в открытые двери и делились жизненно-необходимыми советами, как привести к жизни главную активистку комплекса. Не то, чтобы они не мечтали от нее избавиться, сплавив на неделю-другую в лечебный центр, как раз наоборот, просто, как люди, алчущие спокойствия, соседи выбирали меньшее из зол. Да, она уедет, отдохнет, поднакопит сил, а мы в это время вздохнем спокойно и будем семечки грызть у подъезда на скамейке, мусорить на площадке, загадим лифт, забьем мусоропровод, но в то же время будем совершенно счастливы, зная, что можно спать спокойно и за брошенный сигаретный бычок не придется созывать экстренное собрание всего подъезда. Так что в итоге, к тому моменту, как приехала «скорая», то есть через два часа, уже светало. Ожившая Грипп осушила уже пятую чашку травяного чая, налегая на конфеты, остальные соседи разбрелись по квартирам.
Врачи скорой помощи, приехав на вызов, были немного расстроены. Хотя нет, не так. Казалось, врач, высокий худой лысоватый мужчина, с поразительно красивыми руками, с длинными пальцами, как у пианиста (мой взгляд оценил в нем только пальцы), и медсестра, маленькая пухлая женщина с цветной головой, отросшие волосы были цвета «баклажан», а корни когда-то коричневатые, но точно не скажешь, и чересчур ярким макияжем, вместо того, чтобы выполнить профессиональный долг, оказать помощь «умирающей» старушке, жаждут ее отвезти в морг. Хотя она и вправду умирала. Почти. Ведь упившись чаю можно лопнуть. По крайней мере, это я, заядлая чаеманка, слышу постоянно. А если слышать что-то слишком часто, то не поверить в это невозможно. Как оказалось, наша соседушка любительница похворать. Но если обычно люди стараются поскорее свою болезнь перележать и вылечиться, то она, наоборот, свои хвори холит и лелеет, также выдумывает новые и неизвестные науке, а ночами названивает в нетложку и требует специалистов. Сначала это срабатывало, и они приезжали, раз двадцать, но со временем ложные вывозы сработали против нее, так как медицинские работники решили эту проблему через суд, чье постановление гласило «либо ложиться в больницу, либо в тюрьму». Грипп не дура, выбрала верный вариант, мгновенно вылечившись от всех своих болячек. Так что, приехав на ложный вызов, помощники были вне себя от «радости». А зря их не смутило, что адрес почти ее, только номер квартиры на одну цифру отличается. Будет им уроком.
Таким образом, часам к шести, квартира к всеобщей радости непосредственных ее обитателей опустела. Шесть утра. Кошмар. Не могу поверить, что я в такое время на ногах и не пребываю в прострации.
Ложиться обратно в постель уже не хотелось. Сомневаюсь, что я усну после такой перенасыщенной ночи. Или даже утра, ведь летом в это время уже светает. Я решила пройтись по парку, покормить уточек, конечно, если они не спят и будут голодны. В это время суток, все живое по определению (моему собственному) должно спать. Так что, даже если не найду их, хотя бы свежим воздухом подышу, может он выветрит из моей головы остатки сумасбродства соседей. Да, соседи у нас именно что сумасшедшие, уровень их шариков, заехавших за ролики, даже больше, чем у моей родни.
Так что, взяв денег, чтобы купить хлеба для уточек, я отправилась на прогулку. Сквер находится не очень далеко от дома, в получасе ходьбы. Сколько себя помню, он всегда был в городе – неудивительно, что в нем растут высокие деревья, преимущественно березы и липы, хотя встречаются и ели, тополя, также кустарники. За все эти годы парк был неизменен – главная асфальтированная дорожка по центру, ведущая к пруду, также круговая, более узкая, вдоль внешней его ограды. Несмотря на наличие данных дорожек, по всей территории проложено несметное количество тропок, это все – человеческий фактор, желание сократить путь у нас, вечно спешащих, в крови. Но я люблю именно эти тропинки, прохаживаясь по ним, ощущаешь себя словно в лесу. Конечно, сравнивать парк и лес глупо и даже нереально, но закрыв глаза, вдохнув аромат деревьев, заставив сознание отключиться от отдаленных шумов, глухо проникающих вглубь сквера, я начинаю фантазировать, представляя себя в другом месте, где не слышно автомобильных клаксонов.
Дойдя до парка, настало самое время, чтобы удивиться произошедшим переменам. Наш город никогда не был маленьким, но все же здесь, в парке, народу обычно было раза в четыре меньше. Хотя я ведь никогда не бывала здесь в такую рань. Еще бы рассвет пришла сюда встречать… Но нет, раньше на территории парка не стояли тележки с горячими сосисками, пирожками, чаем, водой, мороженным, что, в принципе, не так удивляет, как то, что они уже работают. Раньше здесь не бегали толпами любители утренних пробежек. Раньше велосипедисты выбирали иное время для наворачивания кругов, да и их количество было в значительной мере меньше. Раньше здесь не гуляли несметные полчища собаководов. Угу. Несметные. Именно это прилагательное меня напугало. Ума не приложу, откуда вдруг проснулась общественная любовь к паркам.
И если со всеми остальными я кое-как смирюсь, окей, смирилась, почти, то с последними, думаю, не получится никогда. Я ведь до ужаса боюсь собак. Обычно, завидев впереди оную, я на другую улицу перебегаю, лишь бы не наткнуться на «злобно скалящую пасть» животину. Стыдно признаться, но собак я представляю именно такими. Даже самых малюсеньких пекинесов. Но размер не показатель, например, тявкающий пекинес способен всю душу из меня вытрясти, в то время когда молча поедающий меня глазами ротвейлер по сравнению с ним кажется милым… То есть терпимым. Но не милым. Нет, никак не милым. Совершенно не милым. Даже чуть-чуть. И то нет. Ааа!.. Кто меня за язык тянул? Срочная поправка: а)ротвейлер, б)молча поедающий глазами, оба пункта – пусть, но главное – в наморднике или хотя бы на поводке! А не с растерянным рядом стоящим хозяином, удивляющимся, как это его Пушистик (хватило же ума назвать так сильно короткошерстое исчадие ада, я думала, такое только девушке может в голову прийти, но не взрослому дяде, чей возраст уже близок к порогу пенсионерства, о чем свидетельствует зарождающаяся лысина и лупы советских времен) отвязался. Нет, он не отцеплялся, он просто на просто перегрыз поводок. С таким-то зубищами… Клыкастенький… Ой, мамочки!.. Сейчас именно тот момент, когда я бы с удовольствием взяла свои слова обратно и даже с радостью бы их проглотила. Скалящееся существо только мне кажется опасным? Мужчине в очочках, неуклюже вертящемуся вокруг своей оси в поисках ошейника (адская псина скинула с себя ошейник! Боже!) с добродушием в глазах, так не кажется, я уверена. Иначе стал бы он укорять в моих глазах Годзиллу, а в своих домашнего кролика, словами типа «охламон», «растеряша» и «пупсичек»? Самое время падать в обморок. Ну же, давай, Леночка, падай! Кажется, помощи ждать неоткуда. А псина, я чувствую, готова на меня наброситься. Если я сейчас зажмурюсь, тогда появится шанс разорвать зрительный контакт, который мгновенно наладился между нами и все не прекращается. И тогда, я очень надеюсь, смерть моя будет быстрой и безболезненной… Эх, мечты!.. Конечно же, не будет! Клыкастое создание вгрызется мне в шею, прокусит жизненно-необходимые артерии и, войдя во вкус, выпотрошит меня! О, ужас! Как же я жестока к себе. Прости мне, Боже, все грехи мои. Нет, собачка, не морщись (я и не знала, что они умеют, но выглядит еще более устрашающе, тем более на фоне рваного уха, вероятно, он драчун)! Темно-карие глаза продолжают меня гипнотизировать. Что мне делать? Точно! Надо что-то сделать. Убежать.
Не дожидаясь дальнейших намеков от оппонента, я развернулась и со всей дури бросилась наутек, не разбирая дороги, я понеслась сквозь городскую лесопосадку, мечтая лишь об одном – выбраться оттуда и спастись. Ветки били по лицу, под ноги попадались различные преграды, даже не знаю что конкретно, то ли корни, то ли пустые банки из-под напитков или упаковки от чипсов, нещадно разбросанные местной молодежью. Меня это не особо волновало, потому что следом, а я уверена в этом на все сто, даже двести или, что уж мелочиться, миллиард процентов, за мною неслась разъяренная псина. Очень хочется верить, что это не я виновна в ее паршивом настроении, но почему-то отдуваться приходиться как раз моей тушке, которая в жизни не пробежала больше километра, увы, в школьной программе пробежек на более длинные дистанции не предусмотрено. О да, вот он – тот самый счастливый день, когда я жалею об этом. А если я скажу, что в его существование я до сих пор не верила? И даже поставила бы все свои сбережения на это. Черт! Конечно, это не поможет исправить ситуацию, в которую я вляпалась. И даже ведь не по своей вине. А ведь дернуло меня побежать, и чем дальше, тем сложнее, дыхание уже затруднилось, и в боку колет. Держась за бок, сгибаясь от боли, я выбежала, а если точнее, выкатилась на узкую круговую дорогу. Но ладно бы я просто выкатилась, со мной такого «просто» не бывает. Я сшибла перебегавшего мне дорогу (наоборот, конечно же) гражданина. Он куда-то спешил, я тоже спешила. И мы столкнулись в нашей общей спешке. Я не успела разглядеть пострадавшего от моей гонки человека, но это не помешало мне, извернувшись, спрятаться за его спиной. Самое утешительное, что я смогла наскрести в своей черепной коробке, это:
– Извините! – я пискнула и заткнулась.
Бедняга, он пока не ведает, что за мною гонится. Я же, заняв более-менее безопасное место, рискнула взглянуть на моего преследователя. Что я ожидала увидеть? Что он все еще продолжает гонку и настроен также решительно? Или что на самом деле пес остался с хозяином, оставив неудачную жертву в покое? Конечно, где-то в глубине души, на самом донышке, я надеялась на второй вариант, но места для надежды не осталось, когда я увидела, как Пушистик несется прямо на меня, то есть уже на нас. Причем в лучших традициях хоррора – со злобно раскрытой пастью, с белыми точеными клыками и темными деснами. Мощное гибкое тело, готовящееся к нападению и вот, он уже в прыжке… Я зажмурилась, сжалась и мысленно, и физически, насколько смогла, но следующие ощущения были пока из ряда ощущаемых мною прежде, по сравнению с сомкнувшейся пастью на шее, – меня подмяли под себя, причем подмял кто-то довольно тяжелый. Кажется, человек, за которым я пряталась не настолько габаритен. Хотя если адское создание вгрызлось в его шею вместо моей, то, следовательно, он умер, а значит потяжелел. Ох, о чем же я думаю…
– Пушистик, лапочка, не надо! Прекрати меня слюнявить, дружок.
У меня уже галлюцинации? Пушистик загрыз человека, а его за это называют «лапочкой»? С этим определенно нужно разобраться, если необходимо, буду судиться, конечно, в том случае, если он и меня не укусит смертельно. Я решительно открыла глаза и буквально подавилась своими словами. Я лежу на асфальте, на мне все еще лежит «труп», весело отпихивающий псину, чей мокрый язык то и дело скользит по лицу моего «окопа».
Мне жутко не хотелось быть раздавленной, а, по видимому, дело шло именно у этому, но, с другой стороны, еще больше не хотелось привлекать внимание «собачки». Так что, оказавшись в затруднительном положении, мозг отключился сам по себе и за свои действия, по причине его временной недееспособности, я ответственности не несу, то есть не хочу нести. В виду последних событий, мой голос сам себя проявил:
– Кхм… – но мой хрип оказался не услышанным, ведь кому какое до меня дело?
Я решила повторить попытку:
– Кхххм!.. – на этот раз прозвучало даже громче, чем планировалось, и это несколько удивительно, потому что максимум, на что я рассчитывала, это не выдохнуть последний воздух из легких, без него дышать стало бы невозможно, таким образом, должен был получиться свистящий хрип.
Как бы то ни было, подействовало! На меня обратили внимание, собрав с меня свои «бренные останки» и вперив оба взгляда. Сшибленный мною «шкаф», на деле казавшийся не таким тяжелым, и адское создание… Если секунду назад я была близка к тому, чтобы расхвалить себя и вручить медальку «за храбрость», то сейчас готова отдать ее первому встречному, даже если он боится мышей. Мой мозг снова вернулся из отпуска, не забыв прихватить с собою в чемодане мои страхи. Точнее, страх. Ну почему от одного ее грозного вида я окаменела словно статуя на распродаже садовых скульптур из мрамора? Я могла бы сидеть так вечность. Вот оно, то самое – ни жива, ни мертва. Даже вздохнуть страшно.
– Девушка, девушка! – бегун решил оживить меня, похлопывая по плечу. – С вами все в порядке? Вы не ушиблись?
О, я, кажется, ушиблась, причем на всю свою больную голову. Странно, что способность слышать все еще при мне.
Не решаясь отвести взгляда от своего недавнего преследователя, я раздумывала, стоит ли мне ответить, ведь тогда псина снова услышит мой голос и, возможно, примет его как сигнал к лишению меня моей какой-нибудь неотъемлемой (да! Я может и собственница жуткая, но мне кажется, что недостатков в моем теле, от которых стоит избавиться, нет) части, или мне стоит промолчать, лишь покачав головой, мол, все в порядке, хотя ведь не в порядке, а значит, отрицательно помотать ею и промычать нечто не вразумительное, как австралопитек. Мне бы еще дубинку держать в руках наперевес и не мыться с месяцок, а волосы не мыть и не расчесывать так вообще последние лет пять, или хотя бы год, и можно отправлять прямым рейсом VIP-класса прицельно в древнекаменный век, скажем, в эпоху раннего палеолита.
– Посмотрите на меня! Девушка, очнитесь, я здесь, – мой неожиданный спаситель щелкнул пальцами перед моими глазами. – Де-вуш-ка! Вы меня слышите? У вас шок? Эй, ну конечно, вы молчите, у вас точно шок. Нужно «скорую» вызывать, – он потрепал меня по щеке, вернее, ему казалось, что он меня легонько треплет, приводя в чувства, на деле – мою кожу жгло оплеухами, что весьма действенно сказалось на том, что я нехотя, с опаской перевела взгляд, и то для нервного шиканья в его адрес.
Ага, мне до сих пор кажется, что он своими криками спугнет затаившееся животное. А кому, как не мне, заядлой собакофобке, знать, на что способны эти хитрые зверюги. Причем, фразы о «скорой» я как-то не услышала. Есть же проблемы важнее, поэтому не зациклилась на том моменте, когда он собирался вызвать карету помощи пострадавшей.
Возможно, я бы разразилась гневной тирадой, если была бы хоть немного, на одну десятую часть, Лесей или Соней. А не поперхнулась, не закашлялась бы от горечи своих резких слов, которые начали зреть в моей голове. Парень, мой спасительный «шкаф» оказался именно молодым симпатичным представителем мужского рода, излучал всем своим видом желание помочь, а в теплых цвета северно-ледовитого океана глазах, я то всегда предполагала, что этот цвет холоден, типа самый замерзший из всех океанов, плескалось истинное переживание и даже сострадание. Наверное, именно это сопереживание растопило холод льдов. Ох, черт бы побрал мою немереную впечатлительность. Резко захотелось утешить бедного человека, чтобы он перестал меня жалеть… и бить.
– Очнулась! – удары прекратились, уступив место широкой улыбке. – Как ты? Тебя Пушистик напугал? Согласен, он немного впечатляюще выглядит, но он самый добрый и милый пес на планете. Могу поклясться.
А сам «добряга» продолжал пялиться в мою сторону из-за плеча парня. Его слова хоть и были сказаны с должной интонацией, внушающей доверие, а может все дело в его приятном голосе, который, я могла бы сказать, пропитан бархатом временами, но в целом он просто сильный, горько-сладкий, если можно так выразиться, с небольшой легкой хрипотцой. Такой индивидуальный. Обычно парням его возраста, а на вид он мой ровесник, плюс-минус (явно не минус) пять лет, присущи совсем другие голоса. Более детские что-ли. Говоря обычно, я подразумеваю лиц мужского пола из своего окружения. А голос этого молодого человека больше похож на взрослый, умудренный жизненным опытом.
Пока я пыталась придумать вразумительный ответ, дабы не показаться партизанкой в состоянии «я сама себе язык отрезала, бе-бе-бе», из-за кустов выскочил будущий пенсионер, хозяин беглеца, который на ходу рвал себе глотку, громко крича на всю округу:
– Пушистик! Пушистик! Стой! Фуххх….. – наконец-то он был обнаружен.
Я дико обрадовалась, что его наконец-то уберут от меня подальше, или я сама уберусь, но, главное, не под его грозным взглядом. На моем перекошенном лице нарисовалась счастливая улыбка, хотя предполагаю, она появилась еще раньше, неосознанно, в ответ на радостную улыбку спасителя от того, что я все же жива.
– Вениамин Аристархович! Как же вы его упустили? – парень укоризненно уставился на хозяина песика, отвлекшись от меня и почесывая за ухом у пса.
– Да я ж… Случайно все… Не заметил… А он… Отвязался и убежал, – путанно стал оправдываться Вениамин Аристархович.
– Девушку напугал, – обвиняюще заметил спаситель.
Бросая свои укоризненные замечания, тем не менее, они не звучали как обвинения, скорее советы, если это вообще считается нормальным давать советы старшим, парень обернулся ко мне и ободряюще улыбнулся, взяв за руку. Моя ладошка утонула в теплой большой ладони, так приятно чувствовать защиту.
– Право, случайно. Совсем… неожиданно… Простите!.. Я буду внимательнее.
– Конечно. А сейчас, вы нас простите, нужно отвести ее в больницу, – он встал, дернув меня за руку, я поднялась следом, точнее подтянулась, словно тряпичная кукла.
– Давайте я отвезу, – не унимался лысеющий экземпляр, который, казалось, лопнет от переполнявшего его чувства вины, теребя в руках поводок.
– Нет, я сам. А вы уж с Пушистиком разберитесь. Прочтите ему лекцию о манерах.
– Обязательно! Прямо сейчас начну. Простите… – Вениамин Аристархович попытался зацепить поводок на ошейнике пса.
Ошейник очень изящный, выполнен под цвет шерсти, так что не заметен на ее черном фоне. Не удивительно, что и я не углядела его сразу, решив, будто Пушистик его скинул каким-то невообразимым способом. Но пес не давался в его руки, аккуратно изворачиваясь. У него это выходило очень неплохо, пока он не попал в цепкие руки спасшего меня бегуна. Тот ловким движением вкупе с парой ласковых слов, зацепил поводок, предварительно забрав его из дрожащих рук хозяина песика.
– Вот и все,– передал он его Вениамину Аристарховичу.
– Простите, – продолжал лебезить дяденька.
– До свидания, Вениамин Аристархович. Пока, Пушистик.
– До свидания, простите… Ах, Пушистик, Пушистик… Разве можно так себя вести? – начал он читать лекцию, видимо, восприняв слова моего спасителя в серьез, уводя его прочь.
Парень подхватил меня под руку и повел по дороге в обратную сторону.
– Как ты? Можешь говорить? – обеспокоенно прозвучало над ухом.
Да, теперь, вдали от исчадия моих страхов я пришла в норму.
– Да, – прозвучало хрипло, но прочистив горло, я повторила уже четко. – Да. Все хорошо.
– Правда? – он развернул меня к себе, чтобы заглянуть в лицо. – Ты уверена? Я все же склоняюсь к тому, что необходимо посетить больничку…
– Нет! – слишком резко перебила я. – Никаких больниц.
– Тоже не любишь эти пропахнувшие лекарствами стены?
– Ненавижу, вообще-то.
– Понятно. Есть причины?
– Нет, это врожденное наверно. А у тебя есть?
Он неспешно отвернулся от меня, провел рукой по ежику коротких светлых волос и побрел вперед. Я двинулась следом, незаметно для себя залюбовавшись его широкой спиной. Он долго молчал, видимо, решив не удостаивать меня ответом, так что либо я сейчас что-нибудь говорю, либо…
– Тоже самое, – выдохнул он, вновь вперив в меня взгляд. – Я, кстати, Артем, – он протянул мне свою мягкую ладонь, я, не преминув воспользоваться этим, вцепилась в нее, а он галантно чмокнул ее тыльную сторону.
– А я Лена. И, кажется, мне стоит извиниться…
– Точно не стоит. С меня хватило извинений Вениамина Аристарховича, – усмехнулся Артем.
– В свое оправдание скажу одно. Мне жаль, что я отправила ва… – ой, кажется мы уже на «ты». – Тебя, отправила тебя в нокдаун.
– Если тебе станет легче – я тебя прощаю. Но учти, что я не успел даже рассердиться, – он легко рассмеялся. – Так ты значит любительница бокса?
Артем одарил меня легким прищуром глаз, при этом правая бровь воспарила в высоком выгибе так, что на лбу проступили морщинки. Не те, которые говорят о старости, а те, что присущи любому человеку. Никогда не видела, чтобы брови двигались так четко. Определенно, меня это завораживает.
– Нет. Но пару раундов на своем веку посмотрела. По-моему, бокс слишком жесток, – я скривила лицо, вспомнив тот самый бой – первый и последний смотренный мною.
Лицо чемпиона было, словно пропущено через мясорубку и прилеплено на место неумелыми руками детсадовца. Незабываемое ужасающее зрелище.
– Я рад, нет, правда, рад, – начал он оправдываться на мой недоверчивый взгляд, вопрошающий «чему?» – Рад, что больше ты не интересуешься боксом. Иначе мне было бы реально страшно рядом с тобою. Знаешь, меня еще никто не укладывал на лопатки. Считай, это твоя первая победа над чемпионом. Поздравляю!
Артем шуточно пожал мою ладонь, схватив обеими руками, а затем, стремительно выпустив ее, метнулся к клумбе и сорвал цветочек, и вручил его мне с торжественным видом.
– Спасибо.
– Обещаю не претендовать на чемпионский пояс, – продолжил он паясничать.
– Возьму на заметку.
А он вроде хороший парень. Веселый. Интересный. Симпатичный.
Мы молча шли, медленно ступая по тропинке. Солнце, отрываясь от горизонта, начинало свой ежедневный бесконечный путь по орбите. Его не было видно, зато утренние лучики, весело прорывались сквозь листву, играли на наших лицах.
– Значит, Пушистик тебя напугал? – прервал Артем наше молчание.
Я вздрогнула, вспомнив его скалящуюся пасть. Мой сопроводитель обратил на это внимание и уставился на меня выжидающе.
– Да. То есть, нет. Я сама. В общем, я немного побаиваюсь. Собак. Они… Они такие устрашающие, – бросилась я в путанные объяснения.
– Собаки? – как бы не веря моим словам спросил он.
– Ну да. У них клыки. И еще они рычат, – я решила перечислить самые шокирующие качества животных.
– На самом деле они добрые. А весь этот арсенал – для самозащиты.
– Считаешь их беззащитными пушистыми цыплятами в душе?
– Да. Поверь, они никогда не бросаются на людей ради забавы.
– То есть это я сама его на себя натравила? – я типа психопатка и дразнила агрессивную псину, заранее зная о ее способностях лишить меня жизни в считанные секунды?!
– Нет, конечно. Он не хотел наброситься. Мне кажется, он просто прочувствовал твой страх и хотел лишь показать, что тебе нечего бояться. Он не стал бы кусать.
– Знаешь, как-то с трудом верится.
– Зря. Конечно, я не могу тебя убедить в его добрых помыслах. Но я уверен в своих словах.
– И мне бы твоей уверенности, – вяло вздохнула я. – Ты о нем так говоришь, будто он твой.
Артем поумерил свой пыл в оправдании собаки и вновь замолчал.
– Не мой, – ответил он после небольшого молчания. – Вениамин Аристархович мой сосед. Я знаю Пушистика, можно сказать, «с пеленок».
– Ясно.
А что я хотела услышать? Да, это мой песик, а ты его оскорбляешь, обвиняешь во всех грехах. Что ему это неприятно и отвратительно с моей стороны. Что ж, ему все еще неприятно. Но собачка не его. Мне показалось, или ему от этой мысли грустно? А вот мне всего лишь стало обидно, что в этой истории виновница всех бед я. И это даже не чье-то личное мнение. Общественное Я сама то знаю. И стыжусь, что позволила своим глупым страхам взять верх над разумом. Сейчас, когда пара черных глаз не сверлит меня, признаться в этом стало значительно проще.
– Эй, ты обиделась что-ли? – выдернул меня Артем из активного самобичевания.
– Нет. Это я виновата.
– Тут никто не виноват. Это нормально бояться чего-то. Пусть собак. Да хоть тараканов, – я поежилась, а он метко вспомнил еще один мой давний страх. – Я знаю, как выглядит Пушистик. Все эти прибамбасы типа мощных лап, острых клыков, они ведь являются вроде как антуражем для его чуткой натуры, – это сейчас парень говорит? – Не удивляйся моим высокопарным словам. Знаю, звучит, особенно из моих уст, слишком фальшиво. Или же неуместно. Но я от своих слов не отступаюсь. Собака – друг человека. Если бы ты позволила им войти в твое сердце…
Не знаю, что он там увидел на моем лице, и на сколько оттенков оно побелело, но он резко оборвал оду собакам. А я всего лишь очень ярко представила себе как собака пробирается к моему сердцу. Естественно, физически.
– Возможно… – вымолвила я. – Но когда-нибудь потом.
– Теперь мой черед извиняться. Не в моих правилах навязывать людям свои собственные мысли. Я просто делился.
– Я поняла…
– Но возможно, – уцепился он за мое колебание, которым, однако, я пыталась отгородиться. – Ты бы захотела…
Его речь оборвала незнакомая мелодия. Громкая и ритмичная, привлекающая к себе внимание. Артем вытащил из кармана широких джинс телефон, посмотрел на экран, скривил лицо, мол, звонка от этого абонента ему меньше всего хотелось получать, бровь его снова взметнулась вверх, изогнувшись в задумчивости отвечать или нет, затем на меня, изобразив «прости, но родина-мать зовет», и, извинившись, снял трубку.
– Да, брат. Привет-привет, – радушно поприветствовал он абонента. – Узнал, конечно. В городе? Давно приехал? Я тоже. В парке. Да. Тоже прислал? Почему не удивлен? Еще как. Но это, в принципе, ожидаемо. Ты не хочешь включать его или кто-то из ребят? Я бы на твоем месте не кипишился. Пусть. Или тебя устраивают бэйбики? Вот-вот. Соглашайся. Все, давай. А сколько времени сейчас? Да ладно? Сейчас буду. Конец связи.
Ой, а я и не заметила, как мы добрели до пруда. Ну вот, а я хлеб в погоне посеяла. Бедные уточки, простите, но сегодня завтрак придется добывать самим или же подождите других своих сердобольных фанов.
Артем договорил, а значит, сейчас начнутся новые нападки на меня, предложения как бы побороть мой страх. Почему парню нельзя быть просто милым и хорошим, без всяких бзиков. Не спорю, было бы здорово, если бы я перестала бояться клыкастых, но чувствую, что в предложении в продолжении «возможно, ты бы захотела…» будет нечто из ряда «потихонечку к ним приспособиться».
– Так о чем мы говорили? – вернулся к разговору Артем.
Супер, кажется, мне подфартило, и он забыл то, что собирался мне присоветовать. Надо срочно сменить тему или просто сделать вид, что я и сама не помню.
– О чем? А, не важно… Значит, ты каждое утро бегаешь? – я попыталась состряпать благостное выражение лица.
– Да. Бегаю. Это полезно. Слушай, Лена… Лена же? – я кивнула, он даже имя мое толком не запомнил.
А я уже немножко размечталась, что интересна ему, что он хочет меня спасти от моих страхов… Как прохожему, ему вряд ли захотелось бы этого. А он, в принципе, таковым и является. Так что могла бы и не раскатывать губу.
– Да, Лена.
– Прости. Мне бежать надо. Я с тобою совсем о времени забыл.
– Это мне стоит сказать тебе спасибо, что спас от Пушистика, – звучит, конечно, по-геройски.
– Мне серьезно неудобно, что я тебя покидаю, хотя обещал отвести в больницу, – кажется, он серьезно и ему действительно жаль, но с моих губ уже слетело:
– Ничего страшного, мы ведь уже определили, что больницы – не моя стихия, Антон, – знаю, по-свински, но ведь он сам мое имя толком не запомнил!
Артем стушевался, не ожидая от меня подвоха. Но в момент сориентировался, так как с моего лица можно читать без всяких дешифраторов. Как бы я не хотела скрыть ухмылку, мой виноватый взгляд сам себя выдал.
– Артем, – улыбнулся он с прищуром, который как он уже давно понял, поразил мое сердце.
А я рассчитывала его смутить и раскаяться в рассеянном склерозе.
– Прости, – я тоже улыбнулась, задумывалось смущенно, но вышло бесконечно-виновато.
– Ничего страшного, – вернул он мне мою реплику. – Мы, кстати, не о беге говорили.
Я заткнулась, не зная, что на это ответить. Мысленно захотелось зажмуриться и стукнуть себя по голове. Возвращаться к разговору о собаках не было в моих планах.
– Да? – все, на что меня хватило.
– Да, – он многозначительно кивнул, – может, дашь мне свой номер, и мы как-нибудь встретимся? – А вот это было неожидаемо мною. Вообще.
– Мы точно об этом говорили? – сказала и закусила губу, ой, дура, надо номер давать, а не откапывать нелицеприятную правду.
– Стопроцентно. Вообще-то, я к этому и шел. Меня лишь прервал звонок.
– А… Так вот оно что, – а я, как обычно, в своем репертуаре понимаю людей неверно.
И почему я втемяшила себе, ложные мысли? Потому что были предпосылки. Надо учиться правильно их расшифровывать. Но, боже мой, он попросил мой номер?! Правда ли это? Предположить, что я ему интересна в общении, кажется совсем из класса нереального. Наверное, ему не хватает друзей. Тоже странное предположение. Ему же только что «брат» звонил. Так что, путаюсь в догадках…
–Так как? Обещаю, собак не будет, – спешно добавил он.
– Здорово! – представляю, какая глупая улыбка сейчас плавает на моем фэйсе.
– Значит, номер?
– Да, сейчас, – я полезла в сумку за ручкой.
Всегда ношу с собою черную гелевую ручку, считаю ее самой удобной для нательных записей. Да, есть у меня небольшой бзик. Делаю пометки на своих запястьях и локтях, когда на запястьях места не остается. Поэтому моя левая рука всегда исписана датами, списками покупок, именами, номерами, адресами, любимыми цитатами, короче, всем тем, что обычные люди записывают в блокнот или записную книжку. Но книжки я всегда теряю. И информацию искать долго. Одним словом, неудобно. Поэтому, привычка, зародившаяся еще в глубоком детстве, пустила во мне свои корни и сейчас находится на вершине своей эволюции, но я не против.
Вот и сейчас, в порыве записать номер, я схватила Артема за руку, притянув к себе, и задрала длинный рукав футболки, оголив локоть. Но здесь уже была надпись. Правда, она сделана не ручкой, а чернилами. Латиница, я сразу узнала одну из своих любимых фраз: «Ignoscas aliis multa,nihil tibi». «Другим прощай многое, себе – ничего». И выполнена очень интересно. Мелким каллиграфическим шрифтом так, что можно взглянуть самому, чтобы напомнить себе в нужный момент сию истину.
– Красиво, – вымолвила я.
– Спасибо.
Артем снова смотрит на меня, щурясь. И не знает, как сообщить, что я мертвой хваткой вцепилась зачем-то в его руку и не спешу отпускать. Это до меня не сразу дошло. В момент, когда я аккуратно под надписью приписала свой номер и подписала имя, а по окончании всего заметила в его руке телефон. Тогда меня и осенило, что я делаю странные вещи. И если он до сих пор относил мое поведение к разряду немного шокированной, то теперь явно позвонит людям в белых халатах, чтобы они забрали меня в желтый дом.