Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"

Автор книги: Душка Sucre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

Взяв спящую девушку на руки, Шер оглядел темную комнату, освещаемую лишь кое-как долетающим до девятого этажа отблеском горящих желтым светом ламп на столбах да небольшими световыми вспышками за окном, неимоверно следующими после столкновениям двух тучек, и, поблагодарив свою наследственность за отличное зрение, позволяющее ориентироваться даже в темноте, потащил свою ношу к расстеленной кровати, которую уже успел прогреть своим горячим телом. Где-то на задворках сознания он отлично понимал, отчего был разгорячен, но рациональный ум отсекал всякие «левые» мысли, заставляя нести свою малышку на вытянутых руках, как особо опасный объект. Но девушке такое положение вещей абсолютно не понравилось, поэтому она скатилась ближе к его телу и обхватила шею руками, сладко повиснув.

В это момент он прикусил нижнюю губу и отчетливо пожалел, что решил щегольнуть перед ней оголённым торсом. Но стоически выдержал соблазн и уложил ее на кровать. Уже и сам хотел улечься на соседнюю койку, как примерный мальчик, но он вдруг вспомнил, что эта роль явно не из его репертуара, так что Артема посетила мысль отомстить девушке за то, что она недавно прижималась к нему. Он решил, что таким образом малышка надругалась над его физиологическими потребностями и теперь ее ждет страшная кара. Ну, как сказать «кара», скорее дружеский подкол.

Шер потер руки в предвкушении и приступил к осуществлению своего коварного плана мести, в который входило раздеть малышку до нижнего белья (все же она девушка стеснительная – разденешь до конца, а она утром это узрит и коньки отбросит от стыда в лучших традициях жанра «а-ля невинная чика»), а потом упасть в ее объятия (или ее заключить в свои) и так продрыхнуть до утра. А вот с утречка заценить великолепный спектакль.

В общем, исполнил: раздел ее, лег рядом, поворочался, разгорячился еще сильнее, проклял себя за это сто раз, вскочил, проклял себя еще сто раз, ее проклял и перелег на другую кровать, успокоив себя тем, что план и без совместных просыпаний неплох. Тем более что он так и не смог сомкнуть глаз в эту ночь. Сначала он не терял надежды: даже овечек считал, но насчитав около четырехста семидесяти восьми, он сбился со счета и расстроился. Потом попробовал считать капли дождя, бьющие в окно. Это оказалось сложнее, так что надежду он подрастерял, встал с кровати, побродил по комнате, оделся.

За окном забрезжил рассвет, по-сумеречному окрасив комнату сквозь завесу не прекращавшегося всю ночь дождя в играющие серые полутона, мазнул по лицу кутавшейся в одеяло с розовыми барашками, находящимися «in love» с не менее розовыми слонятами, малышки, озарив ее милое ушибленное личико. Шерхан невольно залюбовался с грустной усмешкой на губах и, решив словить момент, достал из необъятного кармана широких джинс стильный коммуникатор и запечатлел сию картину. Повертел телефон в руках, как бы примеряя рамку для фотографии, затем решил, что на фото плохо видно, какая же она все-таки хорошенькая, так что, приблизив с помощью зума, щелкнул еще раз, взяв в кадр только ее умиротворенное лицо. Вся синюшность лица девушки его мало волновала. Даже больше – сильнее умиляла и вызывала не жалость, но сочувствие.

Смирившись со своим бзиком, Артем уселся на подоконник и, прислонившись к прохладному стеклу, стал ждать пробуждения своей малышки, пообещав и себе, и ей, что оно будет фееричным.

– Какой я была? – поинтересовался мой рот совместно с голосовыми связками, в то время как все остальные части тела пребывали в шоке.

– Страстной, – он вновь проскользнул по мне пошлым взглядом. – Я бы сказал «страждущей моей любви»!

– Псих… – печально констатировала я, не веря ни единому его слову. Не, ну, хоть бы врал правдоподобнее… У меня, конечно, в любом случае шок, но веры его словам нет. Хотя я и не контролирую себя в порывах страсти (признаю!), особенно к таким… как этот… который вальяжно развалился на полу… Но какая между нами могла быть страсть, когда я сопела в обе дырочки и, благо, не храпела? Лунатичка я, что ли? Вот уж профанация…

Пока я, застыв, пыталась разобраться в своих тайных пристрастиях, Шер, до этого преданно глядевший безумным заинтересованным взглядом на мои щиколотки и то и дело принюхивающийся к атакующим комнату посредством дверной щели ароматным запахам, решился удовлетворить свое чрезмерное любопытство и задрал одеяло, в которое я усиленно куталась, до моих побитых колен со словами:

– Я так и не успел твои ноги заценить! – и провел по одной из икр тыльной стороной ладони.

Я, разумеется, шокировалась, но быстро отошла, взбунтовалась и заверещала, как сработавшая в глухую ночь от случайного шороха сигналка стоящего под окнами соседского драндулета:

– Прекрати меня лапать! Ты – бесстыжее существо! Манья-я-ак!

Шер довольно заулыбался, смешливые искорки в его глазах заплясали Джигу-Дрыгу.

Я даже пнуть его не успела, как за дверью раздался быстрый топот несущихся в сторону моей комнаты ног и отчаянный вопль:

– Дочь! Держись, я уже иду! Не давайся маньяку! Вспомни уроки самообороны!

С этим криком папандр ворвался в комнату, распахнув со всей дури дверь и потрясая во все стороны сковородой, на которой сиротливо возлежал блин, поджаренный с одной стороны. За его широкой спиной с высунутым от предвкушения бурных событий языком маячил Сенька маньяча видеокамерой.

Уж не знаю, каким образом мне удалось мобилизовать все свои силы (Шер же застыл истуканом, заслышав звуки приближения палевщика – пользы от моего муженька было «ноль»), но перед самим Пришествием моего папика, конкретно перед самым его чудесным появлением на пороге, я с силой запихнула (точнее запинула) Артема под кровать Сони, а сама плюхнулась на пол, накрывшись своим неизменным одеялом, с которым не рассталась бы даже под угрозой смерти. Ну, а что такого? Иногда люди спят на полу. Это нормально. Даже полезно… для спину, например, осанка появляется, да и вообще – профилактика сколиоза.

Но мой папуля в своей типичной для дома одежде: сидящих на бедрах аккуратных белых спортивных брюках, натянутой на торс в тон им белой футболке, мягких пушистых тапочках, в которых он утопал (единственная вещь его домашнего гардероба, которая выбивалась из рамок его элегантного образа) и в опрятно повязанном криво-косо сшитом фартуке с изображением Капитошки (эксклюзивная вещица, это я его сшила в восьмом классе); оборвав свой дикий крик, заткнулся и зафиксировался в весьма эпичной позе (это все я из-под опущенных век углядела): в правой руке он держал сковородень, а левой рукой замахивался на невидимого обидчика дочери лопаткой для переворачивания блинчиков, на голове торчал возмущенный «ежик», а в глазах – плескалось безумие, постепенно переходящее в недоумение и даже расстройство, что снова обломали и маньяков не предоставили.

– Дочь, ты уже труп… или просто спишь? – полушепотом поинтересовался он с надеждой в голосе (бог ты мой, на что он надеется, хотела бы я знать!)

– Похожа на трупешник, – авторитетно заявил «добрый» братишка. – Ментов вызываем?

Я заворочалась, изображая, что верен второй вариант. Папандр умилился, расслабился и опустился подтыкать мое одеяло:

– Эх, солнышко, какая же ты неуклюжая… Неваляшка… С кровати навернулась…

Под кроватью раздалось невразумительное шуршание, будто мышь чихала, так что пришлось срочно «просыпаться» и орать:

– Доброе утро, папа!

Папа шокировался и на секунду оглох, лупая на меня дёргающимися глазами:

– У-утречка, д-доченька.

– О! Ты решил меня разбудить и позвать к завтраку? – деланно покосилась я на кулинарный инвентарь в его руках. Почему-то, блина в сковороде уже не было. Папа проследил за моим взглядом и тоже заметил, что чего-то не хватает. Удивленно проморгался, снова воззрился на сковородку. Я же, будучи более осведомленной, прислушалась и оказалась права – из-под сониной кровати доносилось подозрительное тихое, но старательное чавканье.

Загадочное исчезновение завтрака также приметил и Сенька, но, в отличие от своего дяди, он оказался куда проницательнее и сообразительнее и, быстро сделав соответствующие выводы, незаметно для меня направил камеру в сторону жующего под кроватью бабуина.

Мне снова потребовалось отвлечь папу, пока он не раскрыл нас и не уличил во лжи. Я ведь и так столько всего перетерпела этой ночью! И сейчас не сдамся.

– Папуль, мне надо переодеться! – решительно заявила я.

– Зачем? – он все еще не мог отойти от таинственной метаморфозы и оглядывался по сторонам в надежде найти свой блин на полу.

– Чтобы прийти завтракать.

– Для начала надо умыться.

– Для начала надо одеться.

– Ха! – наконец-то забыл он о герое Масленицы. – Раньше, значит, не гнушалась в пижаме по дому щеголять, а сейчас стесняешься?

– Скинь кавайное одеяло, сестра! Зрители жаждут порно! – возопил Сеня и отхватил легкий подзатыльник дяди.

– Не стесняюсь. И я не голая, – надула я губы и щеки.

Папа не удержался и, побросав кухонные прибамбасы, «лопнул « мои щеки, ловко выставив оба указательных:

– Ути-пути, пупсик!

– Папа!

– Ладно-ладно, уже ухожу. Пойду, наберу тебе ванну с травами. И еще крема найду, чтобы твои, – его указательный палец коснулся моего чувствительного носа, скатившись с него словно с горки, а я не удержалась и чихнула, – фингальчики расслабились и сошли. Вот видишь, правду говорю, – намекнул он на мои чихи. – Будь здорова!

Я быстренько прикинула, что переодеться в комнате все равно не смогу, так что посильнее укуталась в одеялку, схватила полотенце и первым попавшееся под руку сваленное в кучу около моей кровати шмотье и побежала за ним следом, шикнув Тёме напоследок, чтобы он сидел тихо и не высовывался. Я убедилась, что мелкий любитель видеосъемки тоже покинул комнату, и хорошенько прикрыла дверь за собой. На мое реактивное бегство папа лишь покрутил лопаткой у виска, решив, что его дочурка, падая с кровати, крепко приложилась головой и теперь немного сумасшедшая. Но потом он подумал, что какой бы она не была, он все равно будет ее любить, так что париться не стал, а отправился исполнять обещание.

Наконец, когда ванна была наполнена, после того, как папуля под гогот Сени прочел лекцию об использовании щедро предоставленных им личных коробочек, бутылечков и баночек мне было разрешено войти. Глава семейства, избавившись от меня, навострил свои пушистые «лыжи» на кухню доготавливать завтрак и утащил с собой отчаянно вырывающегося племяшку.

Попав в ванную комнату, первым делом я имела честь лицезреть себя в зеркале и ужаснулась. Нет, я, конечно, знала, что все плохо, но и заподозрить не могла даже, что настолько…

Под правым глазом семафорит всеми оттенками цвета «фазана» результат пламенного поцелуя области глаза с ручкой смесителя, а на лбу красуется нечто тех же цветов, но немного больших размеров, ко всему этому стоит добавить аристократичную (то бишь мертвенную или вампирскую) бледность – и вот она – изумительная картина моего сногсшибательного я. Не, Шер точно извращенец, раз позарился на это «чудо». Хотя, если вспомнить его последующую озабоченность моими кривыми и косолапыми ногами, то догадки о фетишизме сразу отпадают сами собой. Было бы страшно, если бы он делал попытки любоваться моим личиком. Так что ноги, как альтернатива, вполне себе приличный вариант.

Последовав совету папы, я обмазалась разными кремами, напутав назначение каждого из них (а вот не надо писать не по-русски), и, расслабившись, отмокала в ванной, скрестив пальцы, чтобы моего кавалера никто не обнаружил.

Все же теплая вода – это нереально крутая вещь. Мне кажется, я зарядилась энергией еще на полстолетия вперед. И вылезать не хотела вообще. Но пришлось. Так что я собралась духом и вытащила свое разомлевшее тело из остывающей воды, волосы феном сушить не стала – люблю когда они сохнут естественно (хотя папуля все-таки молодец, что выделил ему местечко в нашем косметическом царстве), зато нашла на полке пудру и тоналку, при помощи которых смело замазала уродливые следы моей неуклюжести, или говоря языком папика «неваляшничества». Схваченная мной одежда оказалась тем самым сониным подарком: хип-хопперские джинсы и розовая (или у меня паранойя, или он все-таки меня преследует, я имею в виду этот цвет) майка, которые я, постирав и высушив несколько дней назад, бросила около кровати в надежде когда-нибудь погладить, да так и забыла.

Вскоре, полностью готовая к труду и обороне, а переводя на зык собственной ситуации – ко лжи и скрытничеству, я поперлась в свою комнату и, зайдя внутрь, шепотом прошипела:

– Эй, ты как? – ответа не последовало. Я повторила попытку: – Артем, ты здесь? Ты уснул что ли? – я заглянула под кровать, но оттуда на меня взирала темнота и пустота, обожающие тусить вместе и частенько зовущие с собой и молодежь.

С перемежающимися тихими, но истерическими воплями: «О боже, куда ты подевался?» «Да хоть бы ты провалился!« – я перерыла все укромные уголки комнаты и направилась на всех парах дальше исследовать квартиру на наличие моего личного гамадрила.

А если его обнаружили родственники?.. О нет! В голове мгновенно всплыли строчки известной песенки:

«Твой папа оторвет мне башку,

А после и тебе оторвет.

Но мы с тобой готовы к прыжку,

И, значит, твой старик подождет…"41

Д-а-а… Мой папка способен оторвать башку, только если его назвать стариком. А вот что он сделает с Шериком за то, что тот продрых (хотя и не факт, что только дрых) всю ночь в спальне дочки, я даже не знаю… Ну, может словом дурным обзовет и за дверь выставит… Он же у меня пацифист!

Но опасаться все же стоит… Мало ли, а вдруг он срочно решит переквалифицироваться в профессионально ассасина?..

Это, конечно, фантазии, но все равно страхово.

Я обшарила зал и коридор, остановившись около кухни, откуда доносилось веселое шкварчание и добродушный треп, папаня, наверное, Сеньке рассказывает про свой первый архитекторский проект, с которым возится уже несколько недель и все никак не может нарадоваться, что, наконец, может заниматься конкретно своей любимой архитектурой.

Решив убедиться, что моего горе-мужа там нет, я влетела на кухню и так и застыла стоя на одной ноге и с раскрытой пастью.

Просто увиденное зрелище меня сильно впечатлило. Да так, что я чуть не грохнулась, распластавшись на полу коровьей лепешкой.

Благодаря своему неожиданному появлению я имела возможность заценить суперский финт – крепкая рука повара тряхнула сковородку, блин с нее взметнулся вверх где-то на метр, совершил первый и последний в жизни пируэт (Волочкова отдыхает, а Цискаридзе нервно дымоганит в сторонке ментоловыми супер слим) и ровнехонько плюхнулся на место. Крепкой рукой оказалась рука Шера, который вальяжно оперся бедром о плиту и меня не видел, чувствуя себя суперзвездой на Красной дорожке, так как уже нашел своего зрителя в лице малолетнего шкета с необычайным блеском в глазах снимавшего того на камеру. Создавалось ощущение, что облаченный в фартук (!) Артем пытается строить из себя старшего брата.

Я, было, хотела умилиться и растечься липкой лужей на паркете, но вовремя спохватилась и вспомнила об оторванных башках и громким шепотом привлекла всеобщее внимание мужских особей:

– Артем! – парень вздрогнул от неожиданности и чуть не разлил тесто для блинчиков на плиту. – Я же тебя просила не вылезать! A ты… ты вылез! И, мало того, ты х-хозяйничаешь!

– Я готовлю… – отозвался новоявленный кулинарный гений, не воодушевившись моим примером и не переходя на шепот.

Я шикнула на него, а одновременно со мной:

– …завтрак любви! – радостно перебил Артема Сеня.

Мы с муженьком прожгли приколиста убийственным взглядом (ага, одним на двоих, так как оба наших идентичных взора составили прекрасный тандемчик). Но тот ни фига не смутился, лишь залихватски подмигнул и улыбнулся, тряхнув своей рыжей головой. Нет, ну как можно на него сердиться?..

Кажется, это тоже мы с Шером поняли одновременно, потому что моя половинка передумала сердиться синхронно со мной.

– Я готовлю себе пожрать, – безапелляционно заявил он, завидев с каким голодным взглядом я поглядываю на еду. У меня и желудок заурчал, требуя пищи.

Так, стоп. Какая еда? Где все люди, проживающие в этой квартире?!

Я выбежала из кухни и совершила марш-бросок по всем комнатам, в результате которого выяснила, что папы, Егора и Сони дома не было, дядя Максим храпел попой к верху (кажется, чтобы успокоить нервы после вчерашнего ночного происшествия, он принял на грудь и теперь проспит до ночи), а Стас сидел за компом и маньячно пялился на экран, не слыша звуков из вне.

– Где все? И почему он все-таки здесь? – я вернулась в царство Еды и плюхнулась к Сеньке, подвинув того к окну. Тот заявил, что здесь идеальное место для видеосъёмки и я сама должна сеть там, куда хочу его усадить. Я решила не возбухать, зная, что если этому сорванцу и взбредет что в голову, то это надолго. Кажется, из этих же соображений родители не могли лишить младшего ребенка камеры. Хотя, возможно, все намного глубже, ведь у него на каждого из нас имеется обличительный компроматик.

– Спроси у своего… мужа, – ехидно посоветовал мелкий, после того, как репрессии по поводу его переселения к окну были пресечены.

– Хорошо, – буркнула я и повторила свой вопрос Тёме.

– Я же сказал, почему я здесь, – устало отозвался он тоном изможденного учителя. – Мне охота есть!

– Это я уже поняла. Меня интересуют детали! Например, куда все подевались, что ты осмелился вылезти?

– Все расползлись по норам, как тараканы во время включения света на кухне, – я поморщилась от сравнения и мысленно добавила, что жаль, тараканы в его башне никогда не разбегутся, так как проведение туда электричества запланировано после конца света.

– Меня интересует конкретика.

– А меня голые бабы и буфера! Но я же не требую от тебя раздеться! – вспылил поваренок, разглядывая меня с укором.

– Озабоченный доморощенный маньяк! И хам!

– Ха-ха-ха! Я смеюсь тебе в лицо! – возопил Артем, переворачивая блинчик.

Мой умный братишка философски заметил:

– Ты смеешься в «лицо» блину.

– Так, Сенокос, хавалку захлопни, а то не получишь свою порцию, – отрезал Шерхан, которому факт того, что кто-то осмеливается над ним шутить, не понравился.

– А почему у него есть порция, а у меня нет? – почти обиделась я.

– У него ее уже почти нет. Но была, потому что он будущий мужик. А нам, мужикам, необходимо есть, чтобы получать энергию, иначе ни в одном батле не продержаться, – изрек муженек и даже указательный палец зачем-то вверх задрал, наверное, подумал, что так будет показательнее.

– Мне тоже нужна энергия, – капризно возразила я. – Я растущий организм.

– Ты толстеющий организм, – отрезал Шер. – Девушкам вообще нельзя есть, иначе они разбухают, как бочки. Как я потом людям на глаза с тобой покажусь?

– Я не толстая! И, вообще, не буду я есть твою стряпню. Ты, стопудово, даже готовить не умеешь по-человечески! И в мою долю еще и подсыпишь чего-нибудь…

– Ага, сестра, – вновь подал голос Сенька, – я видел, он уже сыпанул чего-то.

– Я ничего не сыпал! Клевета! – отозвался Артемка, потрясая лопаткой.

– Какие-нибудь анаболики, наверное, добавил, – с видом знатока кивнула я.

– Ты сама анаболик, причем на всю голову! Я сахар добавлял, – он предоставил нашему судейскому коллективу пустой стакан. И на самом деле – на стенках остались приклеенные крупицы кристалликов сахара, видимо, перед тем как набрать песка, он забыл высушить стакан. Такие мелочи даже я знаю.

– Заметно… – мрачно констатировала я.

– Звучит неубедительно, – огрызнулся он и пустился в объяснения. – Вот видишь, – его палец указал на образующуюся полоску между верхней чистой частью полости стакана и нижней – с крупинками, – эта линия свидетельствует о том, что я набрал ровно полстакана сахара…

– Целых полстакана?! – удивилась я.

– Ага, а потом подумал и еще сахара бухнул, уже не измеряя, на глаз.

– И как их есть?

– Я люблю сладкие блины.

– А попа не слипнется?

– Я себе готовлю! И, вообще, к моей секси-попке еще ни у кого претензий не было.

– О! – уцепился Сеня, с мечтой о новых эксклюзивных кадрах. – Покажи свою натренированную попу!

– Мелкий, ты извращенец, – хором сказали мы с Шером, прекращая на время свои баталии, и покачали головами, переглянувшись.

– Сами вы… – махнул малыш на нас рукой. – Ничего от вас не дождешься…

В общем, путем совместных препирательств и огрызаний, приправленных адресованными друг другу ироничных измывательств, Шер доготовил целую двадцатисантиметровую стопку вкусных, прожаренных блинчиков, которые мы уже почти умяли совместными усилиями за считанные секунды (никто и не вспомнил, что их пересластили), открыв сразу две банки сгущенки, как ну кухню вломился зомбированный Стасик. Он оглядел притихшую компашку, вытащил из-под наших носов тарелку с тремя последними вкусняшками и учапал в свою обитель, ничего не говоря.

Мы лишь с сожалением проводили тарелку взглядом.

Поев и раздобрев, Артем рассказал, что моему папе позвонил заказчик и тот сломя голову, побросав на кухне все как есть, поскакал на работу. На мой логичный вопрос, откуда он узнал все это, ведь он должен был прятаться под кроватью, Шер ответил, что папа чересчур эмоционально верещал на всю квартиру, так что слышно было везде. Сенька от себя добавил, что папандр, ну, очень сильно спешил и поэтому улетел в своих пушистых тапках, опомнился в районе первого этажа, когда словил осуждающий взгляд Серы, невесть как узнавшей, что Род сейчас будет пробегать у ее дверей и выперевшись, чтобы сказать какую-нибудь отборную гадость, так сказать, отомстить за вчерашнее; и примчался обратно, переодевать обувку, а за это время успел посвятить Сеню в текущее состояние дел.

Про остальных членов семьи я уже и так знала ровно столько, сколько и мои собеседники, так что более расширенной версии информации не последовало.

Так что я со спокойной совестью заявила своему муженьку:

– Тебе пора домой.

– Ты меня выгоняешь? – удивился он. – Я приготовил тебе завтрак, а ты так жестоко хочешь со мной обойтись? – я молча делала вид, что заинтересовалась расцветкой обоев. – Знаешь, молчи. Я все равно хотел уходить.

Он поднял свои телеса и двинул в коридор.

– Эй, ты посуду не помыл, – крикнула я ему вдогонку и получила полотенцем по лицу, которое весьма удачно (для себя, конечно, не для меня) метнул в меня Шер прямо с порога.

– Вот борзота. И приготовь им, и покорми, и посуду помой… – начал причитать он тоном бабульки с профессиональным стажем ворчания целый век

– Но это ведь ты ее замарал, – пискнула я, а Сеня кивнул, соглашаясь. Просто ему самому мыть посуду не хотелось, и он был рад свалить это дело на другого.

– О-хре-неть, – по слогам вымолвил Шер. – Малышка, тебе еще и утром по башке приехало? Ты ваще офигела. Сама мой!

Я хихикнула, вспомнив известный анекдот. Одинокая женщина пригласила на ужин мужчину и после удачного его завершения заявила ему: «Ну, теперь ты мой!« Мужчина на это ответил ей: «Сама мой!«, ужаснувшись перспективе выступить посудомойкой, неверно истолковав желания хозяйки, и убежал.

Я, конечно на Шера с безумными воплями не набрасывалась, если только не считать ночи, но из нее я мало чего помню (то есть ничего не помню), так что это не считается.

Артем оскорбился моему детскому поведению и утопал в коридор. Я шарахнулась следом, так как у меня были дела в городе. Нужно было забрать телефон.

– Эй, малышка, а ты куда? – Тёма обратил внимание на мои переодевания. – Решила меня проводить до машины и подарить сладкий поцелуйчик своему мужу?

– Ага, решила проводить, – саркастично ответила я, не отдавая должного внимания «поцелуйчику». – Чтобы убедиться, что ты уедешь. А не как вчера…

«Вломился ко мне в квартиру», – не успела закончить я, потому что Шер меня перебил:

– Не воображай лишнего, мась.

Я воображать не стала, лишь показала язык его затылку с выбритой эмблемкой «FJB» и одела дождевик.

Сеня тоже кинулся одеваться:

– Я с вами!

– Сиди дома. Сегодня погода не для гулянок. Простудишься еще, – прочла я ему нравоучения с тоном мамочки.

– Я не хотел этого, – обреченно вздохнул мелкий, – но вы меня сами вынуждаете…

– Ты о чем, мелочь? – обернулся на него Артем.

– Я об этом, – братишка ловко покрутил перед изумленными нами своей камерой, намекая на имеющиеся видео с провокационными кадрами. Шерхан совершил в его сторону телодвижение в надежде отобрать аппарат, который сам же ему и подогнал, но Сенька спокойным голосом осадил его: – Ты думаешь, самое важное я храню здесь?

Парень согласился, кивнул. Потом посмотрел на меня и проглотил то, что хотел сказать, воззрившись на меня с неподдельным интересом.

– Что не так? – испугалась я.

– Ты, – в меня уперся его палец. – Ты в… дождевике? – его бровь взметнулась вверх в удивлении.

– Да, – серьезно ответила я, не понимая, к чему он ведет.

– В дождевике? Малышка, ты где его отхватила?

– А что такого? Это же удобно.

Шер лишь сам себе улыбнулся, покрутил пальцем у виска, присвистнув, и вышел на лестничную площадку. Я поскакала следом за ним. А за мной – мелкий.

Такой процессией мы выкатились на первый этаж, воспользовавшись лифтом.

– И куда ты? – обернулся ко мне на выходе из подъезда Артем, накидывая на голову пиджак.

– Куда надо.

Отвечать не хотелось. Вот какое ему дело? Сначала изгаляется над моим дождевиком, а потом строит из себя заботливого человечка.

– Ладно, можешь не говорить. Я тебя подвезу, – упрямо огорошил муженек.

– Спасибо, я воздержусь! – решила я проявить характер. Нет, определенно что-то странное со мной происходит. Я такой дерзкой стала, что самой не по себе.

– Ничего мы не воздержимся, – перебил меня Сеня.

– Эй, братишка, что еще за «мы», ты же по своим делам собирался?

Сеня задрал нос к потолку:

– Мои дела напрямую связаны с твоими.

– И что это значит? – усмехнулась я, подивившись бредовому состоянию братика.

– Это значит, что я еду с тобой.

– Вот только я никуда не еду, – развела я руками, изображая сожаление.

– Достали! – коротко высказался Артем и закинув меня к себе на плечо, потащил в тачку. Я даже начать сопротивляться не успела, как сидела пристегнутая на первом сидении, а Шер уже заводил машину.

– Это называется похищение, – возмутилась я.

– Ага, киднеппинг, – вякнул с заднего сидения Сеня, отряхиваясь и разбрызгивая вокруг себя капли дождя.

Марш-бросок от подъезда до машины составил всего около шести метров, но оба представителя сильного пола промокли до нитки. Сенька по поводу зонта даже не заморачивался, выскочив в толстовке, которая тут же вымокла, как и одна половина пиджака моего муженька, вторая же была сухой – спасибо мне, что я на ней висела.

– Смотри у меня, Сеновал, – пригрозил ему кулаком Шер, стягивая пиджак, – будешь умничать, за мной не заржавеет, – и премерзко ухмыльнулся, прицельно закинув снятую шмотку прямо в мелкого.

Я тоже кряхтя сняла свой дождевик, хотя сделать это пристегнутой было сложновато, и сложила его в ногах.

– Окей, договорились, – подмигнул ему глядя в зеркальце заднего вида братишка, скидывая его одежду рядом с собой на сидение, где уже лежала какая-то большущая запечатанная коробка, – Шерри…

Шерри напрягся: лицо его обрело жесткость, а мускулы налились свинцом, две огромные клешни преобразовались в два пудовых кулака; сузив глаза, он стал медленно поворачиваться к разбалугившемуся пацанчику с вполне понятными желаниями, среди которых убийство с особой жестокостью и дальнейшее рытье могилы в моей компании, как соучастницы. Перспективка последнего пункта меня совсем не обрадовала, как, впрочем, и весь план в целом. Так что, я приступила к активным действиям. Хотя… Нет, все эти мысли коснулись меня подсознательно, так как все произошло само собой и не обдумывалось мною ни капельки.

Я вообще не знаю, чем я думала и думала ли вообще… Кажется, подобными вещами я себя не обременяю… Иногда, это играет на руку, иногда, наоборот, портит всю картину. Но результат всегда получается неожиданным и удивляющим.

Так что… моя правая рука сама потянулась к Шеру, и, после того, как я обнаружила, что она покоится на его макушке, мне осталось лишь провести ладонью по его мокрым волосам, задев и ухо. Парень застыл, перевел на меня изумленный взгляд, сглотнул, и в этот момент на кончике его носа налилась огромная капля, которая повисла там с две секунды, а затем отчаянно сорвалась вниз, как бешеный экстремал, совершающий прыжок с высокого обрыва на банджи.

Лупающие на меня ошарашенные глазки в союзе с висящей каплей вызвали во мне положительные эмоции, улыбку, смех. Именно в этой очередности. А на последней стадии стало просто нереально смешно и я, подобно Тёме в его обычной манере ржать, согнувшись по пополам и чуть ли не по полу катаясь, захохотала во весь голос, придерживая его рукой за шею (хотя более вероятный вариант: придерживая себя, чтобы не укатиться под сиденье).

Опомниться раньше Шерхана я не успела – он меня опередил и мягко, но настойчиво схватил мою правую ладонь, легонько ее сжал, призывая меня к порядку и, не дождавшись этого порядка, все же спросил вкрадчивым голосом:

– Это ты надо мной сейчас угораешь?

Его слова возымели должный эффект. Мои дикие подвывания в момент перекрались, будто «пришел электрик и вырубил все провода». Стало страшновато.

Я предсмертно всхлипнула, а Артем продолжать убивать меня пока не спешил, явно смакуя момент.

Так мы и сидели как два дебила: моя рука на его шее, сверху его клешня и нездоровый блеск в глазах, в моих же – запуганность деревенской овцы, случайно отбившейся от своей отары и набредшей по велению злого рока, а может просто потому что жила под лозунгом «лох это судьба», в логово волчьей стаи, где в роли их предводителя выступал Шер собственной колоритной персоной.

Он смотрел на меня кровожадно, как ему и полагалось по сценарию, а я вся сжалась под этим взглядом и чуть ли не выломала дверь или лобовое стекло в своих мыслях, чтобы свалить поскорее от своей смерти, жаль только, что реально сил на это не хватило бы. Так что пришлось закусить губу и ждать своей непривлекательной участи, но ждать оказалось слишком волнующе, а сердце было готово вообще вылететь нафиг юркой птичкой колибри из грудной клетки, где было сжато словно тисками, далеко и надолго, оставив меня недееспособным трупиком; в общем, я, предполагая, что это будут мои последние слова при жизни, решила сказать ему что-нибудь важное и самоутверждающее, но хватило меня только на хриплое:

– Артемка…

Дальнейшие события воспринимались мной как действия в тумане перед отбытием на причал к лодке Харона.

Шер, стал медленно наклоняться ко мне (чтобы убить, для чего же еще?), а я застыла как замороженная курица, лежащая уже неделю на витрине в престижном супермаркете; лишь ладошке, что была в руке парня, стало жарко-прежарко. Создавалось ощущение, что она сейчас растает и растечется здесь маленькой лужицей, в которую мой муж стопроцентно плюнет (конечно, плюнет, я бы тоже в лужу, оставшуюся от него, плюнула). Но моя рука не растаяла, а все также волнительно покоилась на бычьей шейке, вены на которой вздулись, и пульсация была отчего-то слишком частой. Вторая его рука поползла к моему подбородку и властно взметнула его вверх, чтобы ее хозяин смог лучше разглядеть мои глаза (которые от страха стали велики). Он приблизил свое лицо близко-близко… В его расширенных зрачках отражалась я, слабая и беззащитная, а еще какая-то нереальная… И аромат, исходящий от его тела, знакомый аромат, пронизывал все тело, насыщая мой нос…