Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Душка Sucre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц)
Весь салон заполнился гомонящей толпой, которая быстро заполнила пустые места, а остальные разбрелись по всему салону, причем автобус стал напоминать маршрутку в час пик. Ко мне на свободное место плюхнулась бодрая бабуля-одуванчик с котомкой всевозможного барахла и ведром, в котором она, наверное, кирпичи таскала – видно же, что оно тяжелое. Но почему-то старушки любят усердствовать в таскании всего подряд с собой, куда бы ни двинули.
Одета она достаточно тепло для подобной температуры воздуха, еще и платок на голове, но этого ей показалось мало. Она что-то произнесла, но у меня в ушах были наушники, и я не расслышала, попросила ее повторить.
– Деточка, окошко прикрой, продует, – елейным голоском пролопотала она. Я начала обдумывать, что бы ей такое ответить, чтобы не обидеть, но в то же время и не страдать, а старушка в это время руку к окну протянула и сама его закрыла, одарив меня улыбкой. Мне оставалось лишь глазами хлопать и молча злиться. Не зря говорят «жар костей не ломит», у старушенций точно.
На середине пути водитель устроил перевал, чтобы пассажиры смогли подышать свежим воздухом. Мне тоже очень хотелось этого, но я знала, что если встану, то придется мне ехать дальше стоя. Впрочем, все сидящие пассажиры так посчитали. Так что по прибытию в родной город я чувствовала себя протухшим куском мяса, который не может сдвинуться с места.
Выгрузившись из транспорта, я подняла голову к небу, прикрыв глаза и наслаждаясь воздухом, спертым, разгоряченным, без единого намека на ветерок. Но мне и этого было достаточно. Из этого эйфорического состояния меня извлек брат, который подбежал ко мне, поднял на руки и закружил.
– О! Ты приехала! А я думал, что не дождусь.
– И я так думала, – мрачно заявила я.
Брат лишь рассмеялся моему выражению лица, которое выражало все мое отношение к транспортным средствам передвижения.
– Поехали домой, тебя ждет сюрприз, – потащил меня к отцовской тачке брат.
Сюрприз? О, я ненавижу сюрпризы. Особенно те, о которых заявляют с такой проникновенной интонацией.
– Ну что ты мордочки строишь? Жизнь прекрасна!
– Я поверю, если прямо сейчас разразится гром, и мы промокнем до нитки, – прозвучало мое категоричное заявление.
Это я таким образом хотела донести до Егора, что последняя фраза звучит весьма сомнительно. Но откуда же мне было знать, просто божье провидение какое-то, что как раз в три часа дня площадка автобусной станции обливается из пожарного гидранта. Ушлый дядька забрался на крышу станции и, нарисовав на своем широком лице улыбку от уха до уха, вместо вверенного ему асфальта, стал прицельно метить в находящихся внизу людей. Первыми под прицелом оказались я и Егорка. Это было неожиданно, но так освежало, что я стала кружиться под сильной струей водного потока. До меня донеслись слова брата:
– …ведь прекрасна!
– Прекрасна! – вторила ему я, продолжая кружиться. – Поразительно прекрасна!
Я стянула с волос резинку и чувствовала себя заново рожденной. Усталость как рукой сняло. Закончив метить в меня, дядечка, ища новую цель для обстрела, случайно задел ту самую «милую» старушку, боявшуюся простыть в сорокоградусную жару, которая до этого бодро семенила в сторону здания автобусной станции и ворчала, мол, что за балаган мы тут развели. Метить в нее специально никому бы и в голову не пришло, что представляет из себя полумиллионный народ «старушки» любому известно. Мне заранее стало искренне жаль обливателя.
– Да как ты посмел! – гневно завопила бабуля-одуванчик, на поверку все же оказавшейся обычной зловредной кикиморой. – Глаза разуй, убогий! А ну, быстро спустился, я тебе руки буду отрывать!
– Бабуль, да я ж случайно! – начал оправдываться дяденька.
– Случайно?! У тебя, недоумок, все конечности не оттуда растут! Я старая, немощная, болезненная женщина, еле передвигаюсь, разогнуться не могу, а он случайно меня обливает? – разошлась старушка.
– Что же вы обзываетесь, а сами уже в почтенном возрасте! – покачал головой «снайпер».
– Вот именно – я в почтенном возрасте! А где уважение к ветеранам? Нет у вас, молодежи, ни капли уважения ни к другим, ни к себе. Вот ты, – старушка кивнула в мою сторону, – ведешь себя как девка гулящая. Где это видано, чтобы орать в публичном месте и в подобном виде разгуливать?
Я недоуменно стояла, медленно моргала, не зная, что ответить почтенному раритету. Нагрубить старшему я бы никогда не посмела. Если только в мыслях. Но, как говорится, не пойман – не вор. Егор тоже грубить бабуле не собирался, ему пришло в голову разрулить ситуацию мирно:
– Ну что вы такое говорите? Она очень порядочная девушка.
– Порядочная? – хмыкнула в ответ бабуля. – Знаю я таких… порядочных. Сам, небось, тоже считаешь себя безгрешным? А что же милуешься с ней у всего честного народа на виду?
– Все совсем не так! Это моя сестра, мы с ней знаете как давно не вид… – попытался убедить старушку Егор.
– И знать не хочу! А тебе, деточка, – снова обратилась ко мне она, – я бы посоветовала, лапшу с ушей снять. Дурят вам, малолеткам контуженным, головы, а вы и рады. Смотреть тошно! – сплюнула ветеранка.
Если бы Леся была здесь, она бы молчать не стала. Облила бы ее с ног до головы отборным матом и ушла довольная. Иногда я завидовала ее подвешенному языку. Например, сейчас.
Егор, поняв, что интеллигентно от бабули ничего не добьется, если она его и слушать не хочет, решил пошутить:
– Да, бабуль, вы правы. Пойду, отведу ее, помогу макароны собрать.
– Ополоумел совсем? – мне показалось, что бабка на нас с кулаками накинется, потому что она засеменила в нашу сторону с нехорошим выражением сморщенного гневного лица. Дальнейшие ее действия оказались для меня, как, впрочем, и для всех случайных свидетелей нашей перепалки, неожиданными. Потому что «старая, немощная, болезненная женщина» схватила меня за локоть и спрятала за свою «могучую» спину как можно дальше от Егора. – Портить жизнь молодым дурочкам – вот твой удел! А чего добился в жизни? Да ничего – вижу по слащавому лицу! Хоть одну да сберегу от тебя, маньяка недоделанного!
В этот момент «слащавое» лицо «маньяка» выражало крайнюю степень недоумения. Мое, кстати, тоже. Я и представить не могла, что в кои-то веки найдется человек, который захочет защитить меня от моего собственного брата. Это звучало так абсурдно, что как только эта мысль пришла мне в голову, я сразу же взглянула в глаза Егору. Даже и упоминать не стоит, что и его посетила подобная идея. Наши взгляды пересеклись и мы, как по щелчку, расхохотались, да так сильно, что устоять на месте было нереально. Ввыгибаясь от хохота, посматривая на удивленно таращащуюся то на одного, то на другого старушку, смех немного затухал, чтобы возникнуть с новой силой, еще громче и заразительнее. В конце концов, бабуля махнула рукой:
– Олухи. Ржут как кони. Тоже мне – поколение новое. Поколение придурков безмозглых, – ворчала она, удаляясь с площадки.
А мы все не могли остановить смехотворящие спазмы. Тогда дядечка с гидрантом, воодушевившись, как он явно полагал, общей победой, решил нас отблагодарить, повторно облив водичкой. Постепенно смех стих. Мы, все еще всхлипывая время от времени, направились к машине.
Дома меня действительно ждал сюрприз. Я себе такого и вообразить не могла, хотя с фантазией у меня все окей. Этот сюрприз включал в себя папиного брата дядю Макса и трех его чад, двойняшек, как и я с Егором, Соню и Стаса, и еще одно милое создание по имени Арсений, которого все зовут Сеней. У нас семья, вообще, очень интересная в плане генетики. С папиной стороны рождаются лишь двойняшки: брат и сестра, причем через поколение. То есть мама папы, бабушка Рада, имела двойняшку по имени Родион, который до столь достопочтенных лет не дожил, я его не видела никогда, но о существовании знала. Зато ни мой папочка, ни дядя Макс сестренок-двойняшек не имеют, родившись интервалом в несколько лет. А вот их дети, мы, очень даже имеем. Зато наши детишки будут одиночками.
Есть еще одна генетическая предрасположенность. На этот раз касающаяся лишь мужской линии. Наших пап, дедушек, прадедушек, пра-прадедушек и т.д. и т.п., всех, короче, бросают жены, оставляя детей на их шее. Так что наши папы – они одновременно и мамы. Сколь бы каждый из них не верил в то, что именно ему суждено разрушить древнее проклятие (а что это может быть, как не проклятие?), пока это не удавалось никому. Наша мама умерла при родах, вызвавших осложнения, а папа так и не женился вновь. Дядю Макса жена бросила, когда Соне и Стасу было по шесть лет. Мамы они не помнят.
Нам с Егором тогда было по восемь лет, когда дядя Максим со скорбным выражением лица, которого до этого ни разу не видел не один из нас, считая дядю самым позитивным человеком на планете, приехал к нам с сонными детишками на руках. Они с отцом тихо переговорили на кухне, пока мы укладывали малышек спать в свои кровати. На следующий день с утра папа заявил, что они переезжают к нам. Вопросов «А почему? Надолго?» с нашей стороны не последовало, за что оба были благодарны, так как объяснять таким мелюзгам, как мы, о превратностях судьбы им было не с руки. Тогда у нас была крохотная двухкомнатная квартира – для трех человек в самый раз, но для шестиперсонажной семьи она была скромновата. Поэтому дядя Максим продал свою квартиру и выкупил трехкомнатную у наших соседей. Объединив обе квартиры, получилась огромная, как футбольное поле, пятикомнатная квартира. Папа все перестроил, объединив оба туалета в один и также обе ванные комнаты. Я жила в комнате с Соней, а Егор со Стасом. Родители заняли каждый по комнате. Еще оставался шикарный зал, получившийся смешением зала из трехкомнатной квартиры и одной из кухонь, – нейтральная территория, и малюсенькая кухня, которая, несмотря на свои крохотные размеры, была и остается любимым местом сборища всего семейства. Правда, долго жить совместно нам не пришлось. Дядя Макс снова женился, переехал с детьми, затем развелся, опять заселился к нам. Женился в третий раз, а вот на днях его опять оставила жена. А значит, он вернулся. Дядя Макс так и не вынес никаких выводов из своих браков-разводов, продолжая оступаться и делать ошибки. Хотя Сеню, подарок от второй жены, убежавшей за границу, ошибкой никто не считал. И неважно, что Максим не является ему биологическим отцом, он его признал как сына, а остальное не имеет значения. А фамилия у него теперь двойная Старинов-Матвеев. И с тех пор в нашей семье появился рыжий бесенок, тоже имевший веснушки, как и я, но мои веснушки, по сравнению с его, – жалкий плагиат. Настолько он ослепляет, а когда улыбнется, кажется, что само солнце заглянуло в открытые окна.
Когда мы были детьми, то любили нянчиться с детишками дяди, играли с ними. Постепенно, взрослея, начали ссориться из-за всяких пустяков, типа включенного ночью компьютера, пользования интернета, музыкальных предпочтений, уборки…
Если я спокойно могла сказать Егору, когда он слушал свой любимый рэп «Фу, не песни, а сплошной гонор, как это можно слушать?», он лишь спокойно ухмылялся, не воспринимая мои слова как личное оскорбление. Такой же заядлой любительницей хип-хопа Сонечке подобная фраза воспринималась только в штыки, и даже была поводом повысить звук в колонках. Брошенные вскользь замечания Егора Стасу по поводу разбросанных по комнате шмоток, расклеенных по стенам распечаток с жизненно-важными паролями к всевозможным компьютерным играм и всеобщего беспорядка воспринимались им так же, как и мои Соней. Зато между мной и Стасом, а также между Егором и Соней соблюдался негласный нейтралитет. Возможно, дело в том, что мы сожительствовали с ними, а сожитель сожителю враг. Хотя с Леськой таких проблем нет. С ней вообще проблем нет. Вечерами она гуляет с парнями, ночами торчит в клубах, а я либо вместе с ней отсутствую, либо присутствую одна. Одним словом, идиллия.
У нас, среди детей, мир восстанавливался после того, как оппоненты съезжали. Тогда они приходили в гости, либо мы приходили к ним и были самыми лучшими друзьями на свете. Съезжаясь обратно, мы переходили к военным действиям. Обстановку обычно разряжал Сеня, бегая повсюду за нами, пытаясь влиться в семью, хотя его сразу приняли как родного. Что такое, когда мама тебя бросает, знает каждый из нас. Даже ссорились, кто будет читать ему сказку на ночь. В конце концов, так и не решив, кто будет счастливчиком, мы всей оравой заваливались в комнату к мальчишкам (в ней установили дополнительную кровать) и перебивая друг друга, смешивая сказки Андерсена со сказками братьев Гримм, «Тысячей и одной ночью», Айболитом, Бармалеем и Тараканищем из сказок Чуковского, а в довершении всего приправляя полученное русским народным фольклором в виде сказок, басен и частушек, устраивали ему представление в лицах. Обычно, к полуночи в наши апартаменты вваливался дядя Макс и выпроваживал всех к себе по комнатам, а благодарный Сеня наконец-то мог заснуть.
К слову о наших меж-брато-сестринских баталиях, сейчас я считала себя взрослым человеком, намученным небольшим жизненным опытом. А как иначе? Два года в общаге – это вам не хухры-мухры. В любом конфликте можно прийти к компромиссу. Это стало моим жизненным кредо. И появился отличный повод для закалки характера, проверки его на прочность.
Настроение было позитивным. Выветрить его не удалось даже такому «милому» подарочку. В коридоре собрались все, кроме папы, работает, наверно. Сеня активно тыкал в меня камерой, которую ему подарили на Новый Год. Всю необдуманность данного подарка мы поняли уже в следующие два дня, когда реактивный ребенок, успев заснять поющую в душе Соню, лазающего по порно-сайтам Стасика, моего папика, навернувшегося со стремянки при неудачной попытке сменить лампочку в подъезде, дядю Макса, зычно храпящего после праздничной бухаловки под столиком на полу рядом с диваном в обнимку с одним из своих «высоко-эстетичных» друзей, меня, спящую в кровати в легкой сорочке, выложил все это в интернет, озаглавив «7Я». Повезло только Егору, пребывавшему тогда в Лондоне. Видео-блог девятилетнего шкета стал популярным сразу, количество просмотров росло на глазах. Но отобрать камеру у ребенка нашим демократичным папашам, поддерживающим свободное мышление и полет фантазии, показалось жестоким. Так что пришлось Стасику изучить науку взлома общественных сетей, чтобы удалить его компрометирующий блог и удалять любое выложенное им видео мгновенно. К слову сказать, именно тогда он и стал интернет-зависимым, а мы стали опять спать спокойно.
– А я снова холостякую, – развел руками дядя.
– Я ведь знаю решение проблемы, Макс! – вкрадчивым голосом возвестил Егор.
Он с самого окончания школы, решив, что уже достаточно взрослый, объявил дяде, что будет обращаться к нему без всяких лишних слов, дабы подчеркнуть, что он вырос. Дядя Максим возражать не стал.
– И какое же? – заинтересовался разведенец.
– А не надо жениться! К чему лишние штампы в паспорте? Надо жить просто, не заглядывая в будущее и не бояться завтрашнего дня. А все мужчины Матвеевы забыли об этом, – камера при этом скользила от одного лица к другому.
– Вот поживешь с моё, потом и поговорим, балагур, – усмехнулся дядя. – Ленка, красавица моя, давно я тебя не видел! С Нового года. А ты похорошела…
Врет, нагло и беспощадно. Знаю я, какая красавица, особенно после уличного душа. Но у него же опыт есть в обращении с женщинами, знает, кому и что сказать, вечно из него комплименты сыплются. Обижаться на него невозможно. Он у нас творческая личность, писатель. Слово – его оружие. Когда он только начинал творить, никто и читать не хотел бред, льющийся из-под его пера на бумагу. Бабушка его ругала, упрекала, просила заняться чем-то, достойным мужчины, но не помогло. Читать его опусы она отказывалась. Тогда он отдавал их на прочтение моему отцу, который тоже их не читал, как он недавно проболтался, аргументируя тем, что роман под названием «Атака стальных оков мозга глазами цвета пицунда» одним названием пугает. Зато заверял брата, что тот является неимоверным талантом. Лично я, да и ни один член семьи, не прочли даже страницы творчества дяди Макса, ограничившись аннотациями. Например, этот роман, первый в серии произведений о психологических отношениях между мужчиной и женщиной, отчаявшихся найти свои вторые половинки. А по названию и не скажешь, и не догадаешься даже.
К тому моменту, когда за его плечами были горы исписанных листов бумаги, а наш дядя писал только от руки, отвергая любую технику, хотя на это были и другие причины, он написал роман «Битые черепа: инструкция садо-мазохиста», который стал мировым бестселлером. Это произведение о его первом разводе, его полюбили и женщины, и мужчины. Книга стала бестселлером в кратчайшие сроки, возглавляя пятерку лучших в течение нескольких месяцев. Наслушавшись положительных откликов, а также прослушав интервью писателя на ТВ, я воодушевилась тем, что наверняка что-то стоящее написал, и попросила у него авторский экземпляр, что невероятно обрадовало его, но даже первую страницу не смогла прочесть. То есть я ее прочла, но абсолютно ничего не поняла. Хотя там и понимать было нечего. Видимо, весь смысл спрятался между строк. Я же зареклась открывать даренные им экземпляры, но, считая меня ярой своей поклонницей, дядя презентовал мне каждый свой роман, а, когда я жила в общаге, и меня не было, чтобы вручить книгу лично, он обязательно посылал мне их по месту жительства бандеролью.
– Ой, ну скажешь тоже, – улыбнулась я дяде.
– А у меня новый романчик назревает. Так, легкое чтиво перед сном для детей. Конечно, я раньше для детей не написал, но меня посетила муза. Есть рабочее название, просто шикарное – «Казнь Бугимена». Правда, звучит? – Боже, он радовался как ребенок. Не завидую я тем детям, которым родители рискнут прочесть новый шедевр дяди.
– Уверен, он будет так же поразителен, как и остальные творения! – заверил его Егор.
Соня, стоявшая позади Макса, скривила рожу. Я была с ней солидарна. Стас стоял пофигистично прислонившись к косяку, ему натерпелось покинуть нас, чтобы вернуться к себе в комнату для продолжения игры в какую-нибудь супер-модную в просторах интернета онлайн игрушку.
А между тем, дядя потащил мальчишек на кухню. Да, есть еще одна генетическая особенность – в семье Матвеевых готовят только мужчины. Ни одна особь женского пола в нашем семействе даже бутерброд толковый не приготовит. Тоже проклятие? Никогда не задумывалась об этом. Да и зачем, когда мы живем с мужчинами. Хотя последние два года я питалась только в столовке или же в ресторанчике с Лесей. А еще чаще мы заказывали еду домой. Жаль, в России не разработаны проекты по заказу еды через интернет. Думаю, это было бы популярным. Не пришлось бы тратить драгоценное время на готовку. Ммм… Мечтать не вредно. Вряд ли в ближайшую пятилетку такое введут, не то, что заграницей.
– Ватс ап, систер? – поинтересовалась у меня Соня.
В ее возрасте большинство подростков подвержено влиянию всяких течений. И ее стороной не обошло. Любовь к музыке черных кварталов переросла в нечто большее.
– Я замечательно, ты как? – мы вошли в комнату.
– Все зе бэст! – медленно повела кулаком в мою сторону сестренка. Я стояла, хлопая глазами, не понимая, почему она пытается меня ударить, а с другой стороны, почему так медленно. – Ну, ты чего уж? Дай мне фист.
– Ээ… Что? – недоуменно воззрилась я на Соню.
– Да ты ваще темная. Это приветствие такое. Повторяй за мной.
Пришлось тоже сжать руку в кулак и повторить ее движение. Получилось легкое соприкосновение. Смысл сего жеста оставался мне непонятным. Но раз он так радует мелкую, почему бы и нет.
– Как учеба?
Банальные вопросы для поддержания разговора, между тем я села на кровать. А ведь на ней никто не спал за все то время, что меня не было. Вот только Соня одежды своей накидала.
– Сейчас каникулы. А вообще, немного осталось, – широко улыбнулась сестрёнка в предвкушении. Она садиться не собиралась, подойдя к окну, осматривала двор. – Еще год, и я улечу отсюда, как вольная птица. Вот скажи, тебе же там лучше?
– Не знаю. Мне везде хорошо.
Если честно, вопрос поставил меня в тупик. Дома жилось превосходно. Папа никогда не ругался, не ставил временных ограничений на гулянки, ничего не запрещал. Если совсем на чистоту, то он постоянно в командировках. Так что мы и раньше виделись с ним редко. И дядя, когда жил с нами, тоже тиранией не страдал ни над нами, ни над своими детьми. Не жизнь, а кайф. Желания уехать подальше из семейного гнездышка у меня не возникало. Пока я не узнала, что Егор сваливает в Англию. Тогда я, решив, что родные стены будут напоминать мне о брате, поступила в университет в другом городе. Папа не ругался, он отлично понял, как мне это было необходимо, поставив как условие лишь то, чтобы на праздники я приезжала домой. Ощутить свободу, будучи свободной, нельзя.
– Где-то же нравится больше? – не унималась сестра, отвернувшись от окна.
– Это правда. Я не знаю, где лучше.
– Ты скучная, как папины книги. Нет, даже они веселее, – с мрачным выражением лица заявила мелкая.
– Тебе представится отличный шанс проверить. Если поступишь, конечно, – это для нее была больная тема.
Соня далеко не самая умная девочка. Даже наоборот. Если бы не помощь Стасика, так бы и сидела в одном и том же классе вечность.
Заприметив в глазах Сони хищный блеск, свидетельствующий о том, что у нее появилось желание накостылять кому-то, я быстро вскочила с кровати и выбежала в коридор. Спасаясь от будущей перепалки, хотела свернуть на кухню, но прямо на пороге двери в комнату сидел Сеня с неизменной камерой в руках, снимавший наш разговор с сестренкой, об которого я, конечно же, споткнулась и пролетела вперед примерно два метра. Малолетний режиссер и этот момент сумел заснять. Представляю что там за кадры, я ведь по пути снесла четырехэтажную полку для обуви, в результате чего оказалась погребенной под ней, под обувью, хотя и под полкой тоже.
– О! Леночка! Ты изумительно смотришься в объективе. Анджелина Джоли отдыхает… Куда ей до тебя со своими расхищениями гробниц? – ехидничал братишка.
Ага, согласна. Куда ей до такого искусного мастера по паркуру, как я. Тут же в коридор выбежала Соня, увидев меня, растянувшуюся на полу, она жутко обрадовалась:
– Месть свершилась! Будешь знать, как гадости про меня говорить, погрозила она мне пальчиком.
Кое-как я выбралась из-под завала, сестра при этом скрестила руки на груди и молча наблюдала с торжественным взглядом, а Сеня, не выпуская из рук камеру, комментировал и давал мне «ценные» указания, как лучше смотреться в кадре, в каком месте невинно улыбнуться, а в каком состроить расстроенную мордашку. «Я тебя удавлю, постановщик хренов, а затем раскрошу череп!« – именно такие мысли должны были глодать мой рассудок, а я должна была нещадно душить в себе невесть откуда появившиеся злые намерения, укоряя себя за подобные мысли. Но злости не было, ведь ничего страшного не случилось. Так, упала маленько, чуть шею не свернула (но не свернула же!), синяков набила с десяток… И все равно злиться не получалось.
– Пойдемте на кухню, – чересчур слащаво предложила я мелким.
Пусть думают, что я на самом деле злая, а то совсем оборзели. Творят что хотят.
– Тебя чуть не грохнули, а ты рада, – от Сони доброго слова не дождешься. Но я требовать не буду.
– Но ведь я жива, – я попыталась изобразить мрачную физиономию, похоже, не получилось.
– Вот и не корчи рож.
Не груби мне, зайка. Я же хочу как лучше. Хочу быть воспринимаемой людьми, а не тряпкой, об которую и ноги вытереть не грех. Это обидно и некрасиво. Ругаться я не хочу. У меня это не получается. И вообще я пацифистка, будем считать.
Так пререкаясь, мы вошли на кухню, где текла работа. Стас чистил картошку, Егор разбирался с луком, дядя контролировал процесс, приготовив для них еще работы в виде перца, помидор, моркови. Видимо, сегодня в меню овощное рагу.
– Девчонки! Решили помочь? – возликовал, увидев меня и маячившую за спиной Соню, дядя Макс. – Это чудесно. Вот. С этим даже пятилетний ребенок справится, – сказал дядя, протягивая доску с ножом. Он хотел, чтобы я накрошила картошку. – Сонечка, а ты тоже давай присоединяйся, вот и тебе доска с ножичком.
Стасиком с Егором переглянулись в предвкушении, Сеня тоже уловил настроение и камеру выключать не спешил. Он уже давно просек, что если Матвеевы собрались вместе в группу более чем один человек, то получится очень интересное видео. Мы с Соней, с тяжелыми вздохами, сели за стол.
Ведь взрослый человек, за его плечами три брака (это, конечно, не в пользу его благоразумия), мы росли на его глазах… И все равно дядя так облажался, потому что, взяв в руки по первой картофелине, и даже не знаю кто первее, но мы обе умудрились порезаться. Причем кровь хлестала очень мощно, а мы вопили в унисон не умолкая.
– Папа! До чего ты довел! – кричала Соня.
– Ууу! Больно! – пыталась перекричать ее я.
Дядя носился от одной жертвы кулинарии к другой с ужасом в глазах, в то время как мальчишки притащили аптечку и стали нас латать. А затем, навешав подзатыльников, отправили в свою комнату и наказали до обеда не появляться в святой обители Её Величества Плиты и мужа сей венценосной особы – Его Величества Холодильника.
А окрыленного новой записью Сеню, также стремившегося на выход вслед за нами, Егор схватил за ворот рубашки и развернул.
– Так что с картошкой?
– А что с ней? – сделал удивленное личико Рыжик, так мы между собой называли Арсения.
– Хочет, чтобы ты ее накрошил, – уточнил Егор.
– А ты уверен, что она способна чувствовать, тем более картошка-мазохист – звучит пугающе… О! Папа, как тебя нравится это название для нового романа? – Сеня умеет замять тему.
– Сынок, для романа нужна идея! А название, это мелочи, – пустился в объяснения дядя Максим.
Не перебивая Макса, Егор, все так же держа братишку за шкирку, усадил его за стол и придвинул принадлежности для садистского расчленения картофеля. Да, менять тему он умеет, но не один просекает это и отслеживает все нюансы.
Для Сени Егор – скрытый идеал. Сам он в этом не признается, но старается копировать его во многих вещах, причем даже непроизвольно. Даже Стасиком он так не радеет. Хотя Егор и для меня всегда был и остается идеалом.
Наша квартира представляет собой огромную жилплощадь в целом, но каждая комната в отдельности довольно мала. В комнате, на двери которой висит табличка, загадочно гласящая: «Welcome! И тогда тебя тут ждет долгая и мучительная смерть…», жили я и сестренка, обладающая черным юмором. Но входить в нашу комнату все равно опасно, рискуешь наткнуться на озверевшего подростка, пребывающего в переходном возрасте, который продолжается у нее уже с пятого класса.
А вообще, комната мила, на первый взгляд. По бокам вдоль обеих стен стоят кровати, дверь расположена посередине комнаты, напротив нее – окно, летом всегда распахнутое настежь, свежий воздух люблю и я, и Соня. Обои в нашей комнате светло-розового цвета. Это была папина задумка, он у нас дизайнер интерьера и решил, что девочки будут в диком восторге от буйства его фантазии (хотя какое на фиг буйство? Это ж форменная банальщина!). Мы и были. В диком…но нет, не восторге. Сначала было легкое состояние шока от увиденного, но не прошло и доли секунды, как сестренка завопила от негодования. Я ее с радостью поддержала, потому что я ненавижу розовый цвет. Но мой папочка этого запомнить никак не может. С самых пеленок, покупая мне оные, он наивно предполагал, что все девчонки в восторге от одежды этого цвета. Все игрушки детства имели что-то розовое в своем исполнении, например кукла Барби была розововолосая, а игрушечная качалка пони имела ярко розовый поводок; в первом классе, когда все девочки пошли на первую в жизни линейку с белыми бантами, мой папуля подарил мне нежно-розовые, еще и с полчаса крутился вокруг меня цепляя их, а затем всучил в руки розовый портфель, предварительно запихнув туда пенал, тетради, «Букварь». Все, кроме последнего, было того самого злополучного цвета. Вся одежда, которую покупал папа, тоже была розового цвета. Я предполагала, что он меня преследует. В смысле, розовый цвет. Но тогда я была малышкой и мало что понимала. А сейчас, когда выросла, можно же было элементарно спросить моего мнения. Хотя иначе сюрприз бы не получился…
– Почему розовый? Мы разве похожи на глупых блондинок? – не задумываясь о цвете своих волос, спросила я в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Нет!
– Да! – донеслось в разнобой из разных углов комнаты и из-за двери.
Почему вопли Соньки оставили без внимания, а на мое философское замечание все хором отреагировали?
– Нет, доченька, ты у нас неглупая блондинка, – попытался принять удар на себя отец, взяв меня за руку, при этом он хлопал своими длинными черными ресницами, будто бы он был повинен передо мной.
Но разве это было так? Разве его вина, что годами складывающийся стереотип «блондинка – безмозглая курица» не исчерпал себя и в наше время? Нет, пап, не переживай. И не хлопай глазками… Мне хотелось бы это сказать, но раз обстоятельства складываются подобным образом, грех не воспользоваться.
– А какая? – холодным голосом поинтересовалась я.
– Умная!
Конечно, что же тут можно возрастить? Я умная, это так, правда, временами. Чаще я не блещу своим пронзительным умом. Это Егорова особенность.
– Фу, папа, не надо говорить мне то, что я хочу услышать, – неожиданно для него возразила я. – Эта политика – заранее провальна.
– Не говори так. Ты моя дочка, мое солнышко. Самая красивая и самая умная, – не сводя с меня ясных глаз, уверенно произнес папа.
Тут же Соня хмыкнула, а Стасик с Егором синхронно оглянулись к окну, делая вид, что их заинтересовал полет птицы. Дяди Макса, слава богу, дома не было. Иначе сейчас нам всем бы пришлось выслушивать очередную лекцию, а тему он выбрал бы самую скучную, как обычно. Например, начал бы с того, что блондинки тоже люди, что перетекло бы в монолог о брюнетках, шатенках, рыжих, дядя бы извлек из своего паранормального мозга, до кучи, неимоверное число историй об оных представительницах женского пола, приправил бы их пикантными подробностями, затем переключился бы на мужчин, которые (удивительно, но факт) также могут иметь разный цвет волос, и что из этого следует, короче, экскурс во взрослую жизнь. Конкретнее, взрыв мозга.
Так что, я была неимоверно рада, что в этот день дядя отбыл в, как он сам выразился, «командировку» в глухую деревеньку для получения богатейшего опыта по сельской жизни. Причем там не было ни телефона, ни интернета, даже телевидения эта дыра не видела. Зато дядя приехал с глубокими познаниями в области дойки коров и коз, пас стадо, спал на сеновале, каждый день в баньке парился, развлекался, одним словом. Для него, типичного городского жителя, это было нечто вроде экстрима. На самом деле, его заваливали письмами фанаты. Некоторые просто восторженно отзывались о его творчестве, кто-то присылал ему гадкие комментарии, карикатуры (очень смешные!), а были такие уникумы, которые подкидывали ему темы для новых книг. Мне всех было их искренне жаль. Хотя непонятно зачем вторым зловредничать. Получается, сделал гадость – и на душе радость. Но это же надо – перечитать все книги Максима, а потом написать письмо, заявляя, что еле осилил сей непомерный дибилизм, мол, настолько отвратительнейшего маразма он в жизни своей не читал, а сравнения, используемые автором, вообще никакой критики не выдерживают.
