Текст книги "Проклятые вечностью (СИ)"

Автор книги: Dragoste

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

Кабинет встретил его притушенным пламенем, едва освещавшим огромное помещение. Сквозь сомкнутые портьеры едва проникал солнечный свет, создавая вокруг таинственную атмосферу. Пододвинув к креслу небольшой пуф, охотник блаженно откинулся на мягкие подушки, закрывая глаза.

– О, женщина, имя тебе «коварство»! – раздался знакомый голос подле него. Охотник открыл глаза и только сейчас, в дальнем углу, заметил графа, потягивающего бурбон. – Бог наделил ангельски привлекательную девушку дьявольским характером? – ехидно усмехнулся вампир.

– Селин…

– О, не бери в голову, – Владислав небрежно его перебил. – Господь сотворил женщин для того, чтобы они перечили нам.

– Философия жизни? – горько усмехнулся охотник.

– Скорее алкоголь! Присоединяйся, – он указал на второй бокал, в котором уже плескалась янтарная жидкость. Залпом осушив его, Ван Хелсинг наполнил еще один. – Знаешь, чем прекрасен бурбон, Гэбриэл? – невозмутимо продолжил Дракула, будто только и ждал слушателя. – Тем, что он гасит огонь в наших душах, топит горечь отчаяния. Когда люди пьют вместе, они усиливают то общее, что их связывает. Так и с нами, только нас связывает нечто большее, чем любовь к хорошим напиткам: общая ненависть и война и, разумеется, женщины, а бурбон – это отдушина, преображающая нашу ночь. Он примиряет нас с собой и дает силы жить и надеяться. Мы испытываем радость, заново узнавая друг друга и примиряясь с собственными демонами. Пить по другой причине, как по мне, просто глупо. А одиночные возлияния, вообще, сравнимы с изменой отечеству. Кто пьет один, чокается с Люцифером, а я итак отдал ему все, чем обладал. Так что я рад твоему приходу, – Владислав поднял бокал.

Искусство распития горячительных напитков граф усвоил еще в смертной жизни. Притворяться подшофе, чтобы узнать желаемое – трюк простой и действенный. Через три бокала они смогли прийти к соглашению, но вот искренней беседы у них не получалось. Пустяковый разговор сменился тишиной, ставшей предвестницей напряженного молчания. Прочесть мысли Ван Хелсинга у Дракулы не получалось, годы охоты научили первого защите от ментальных атак, которая не слабела даже под натиском алкоголя, а приподнять завесу тайн, которые с каждым днем тяготили его все больше, по собственной воле охотник не желал.

– Я думал, что вампиры не могут употреблять человеческую пищу, – произнес охотник, наблюдая за тем, как Владислав осушил еще один стакан. – Когда Селин попробовала абсент, она едва смогла оставаться в сознании.

– О, Гэбриэл, ты как обычно забываешь, что я особенный, – при этих словах граф ему подмигнул, причмокнув губами. – Те, кого к жизни возвращает Дьявол, как правило, не умирают от алкогольного отравления. К таким вещам у нас иммунитет врожденный.

– Опьянение тебе не грозит?

– Как и похмелье! – усмехнулся вампир, а потом более серьезно добавил. – Знаешь, Гэбриэл, командуя армией, я усвоил одну истину: успех вылазки небольшого отряда зависит от подготовленности каждого воина. Это как цепь, где слабое звено – смерть для остальных. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду, – возвращая себе циничное выражение лица, произнес граф. – Я не знаю, что тебя гнетет после нашего возвращения, но сейчас не время и не место для самобичевания. Каждый из нас встретился в аду со своими демонами и призраками из прошлого, такова плата за наше появление – это нужно преодолеть.

– Смею заверить тебя, что я не главная твоя проблема, – фыркнул он.

– С Анной мы уже переговорили, – отвечая на его выпад, произнес Владислав. – Уверяю тебя, она пойдет с нами до конца и не подведет в решающий момент.

– Судя потому, что ты вынужден спать на кушетке в кабинете, договориться у вас не получилось, – с ехидной ухмылкой произнес Гэбриэл.

– Следи за языком, – сверкнув глазами, произнес граф. – Ты…

– Я видел ее, – оборвал его охотник, решившись поделиться своими терзаниями. За последнее время все они укрепились в привычке перебивать друг друга. Одни могли сочти это за признак глубокого неуважения, но истинная причина скорее крылась в том, что испытания сблизили этот квартет настолько, что они научились понимать друг друга с полуслова.

При этих словах и без того бледная кожа графа стала белоснежной, а привычную ухмылку с губ стерла истинная обеспокоенность.

– Кого? – пытаясь развеять сомнения, произнес он, не желая верить собственным догадкам.

– Изабеллу, – пояснил охотник.

– Быть не может, – прошептал он, нахмурив брови, между которыми образовалась глубокая морщинка. – Она не могла попасть туда… не могла.

– Точнее не Изабеллу, а тот образ, что сохранила моя память. Она такая же, как в момент похорон. Это было последним испытанием в зале иллюзий. Демоница создала вокруг меня такой мир, который не хотелось покидать. Самое правдоподобное видение из всех, что мне приходилось видеть.

– Но все же, ты его покинул!

– Я убил демона, посягнувшего на ее образ, священным ятаганом, но покоя меня лишает другое. С тех пор как мы вернулись, я неустанно слышу голос Изабеллы – настоящей Изабеллы. Она будто взывает к нам, предостерегает от грядущего, твердит о том, чтоб мы оставили это безумие. Может ты и был прав изначально? Может зря мы все это затеяли?

– Разумеется, я был прав, но после того, через что мы прошли поздно отступать назад, – усмехнулся он. – Дань уплачена, души растерзаны. Мы пересекли черту, остается только идти вперед. Что до остального – это лишь иллюзия, обман разума, пытающегося найти укрытие в счастливой памяти о минувшем. К тебе взывает собственный голос. Вопрос в другом: почему твое сознание говорит с тобой голосом Изабеллы?

– А вот это уже не твое дело! – прошипел охотник.

– Гэбриэл, мы никогда не станем друзьями, но, уважая светлую память сестры, я дам тебе совет, которому последовал сам: отпусти ее. Она умерла, а смерть нельзя обратить вспять. Четыреста лет ее призрак довлел над нами, заставляя заново переживать то, что следовало со временем предать забвению. Позволь ее душе упокоиться в мире, оставь прошлое в прошлом.

Граф пытался дать Ван Хелсингу совет, который дал сам себе. Не всегда получалось ему следовать, потому что пробуждающийся в душе гнев, зачастую поднимал со дна памяти былые обиды столетней давности, а вслед за ними шли воспоминания, от которых нельзя было просто отмахнуться, но он дал себе зарок при входе в Чистилище и изо всех сил старался его исполнить. Хотя одного взгляда на охотника было достаточно, чтобы огонь предательства друга вновь начал жечь его сердце.

– Ты сейчас говоришь, как Селин, а точнее говоришь то, что она думает. Только во всем этом плане есть одно но, и тебе оно известно: у таких, как мы, не бывает будущего! Наше будущее – смерть!

– Всех, даже бессмертных, ждет одна и та же ночь, мой друг, – до краев наливая пару бокалов, произнес граф, – но это не повод, чтобы лишать себя радостей жизни по пути к ней. В погоне за эфемерными видениями ты можешь упустить то настоящее, что у тебя уже есть, а оно, поверь, стоит не мало.

– Откуда такая забота о моей персоне? – глядя ему в глаза, произнес охотник.

– А с чего ты решил, что меня волнует твоя судьба? – в тон ему отозвался Дракула.

– Селин… – прошипел Ван Хелсинг, глядя на вампира. Он пытался найти связь, которая могла соединить их, но если она и существовала, то была так завуалирована, что ее невозможно было разглядеть. – С чего ты решил опекать ее?

– Я тебе все сказал, Гэбриэл, – с явным раздражением прошипел граф.

– Я услышал тебя! – откидываясь на спинку кресла, в ответ бросил Ван Хелсинг, всем своим видом давая понять, что душевные излияния окончены. Он и так сказал больше, чем мог себе позволить.

Сколь бы ни был тяжел для них этот разговор и воспоминания, потянувшиеся за ним, он принес каждому из них некую ясность и покой. Дракула огласил приговор: им никогда уже не дано стать друзьями, но нить, связавшая их судьбы столетия назад, не оборвалась и по сей день, сохраняя меж ними холодное понимание и некое подобие мужской солидарности. Гэбриэл мог сказать графу то, что не решился бы открыть Селин или Анне, а выслушав долю ехидства, получить ответ, пусть и не тот, на который рассчитывал, но логичный.

Вопреки ожиданиям охотника, отношения между ними были хоть и прохладными, но вполне приемлемыми. Чувствуя некую зависимость друг от друга, они были вынуждены придерживаться политики терпимости, чему только способствовал потрескивающий в камине огонь, и бурбон, льющийся рекой. Через несколько часов они даже перестали считать бутылки, решив наверстать то, чего были лишены в заточении; то, что по воле судьбы может уже никогда не повториться. Эта атмосфера умиротворяла, и постепенно усталость взяла верх над измученным сознанием. Вскоре тепло камина убаюкало их, и сон, окутавший старых боевых товарищей своим туманным покрывалом, унес их мысли за пределы этого мира, туда, где в царстве Морфея царила приятная нега, и рождались новые мечты.

Время от времени сквозь сон они различали звон часов, звучавший где-то вдалеке, но вдруг громкое восклицание, раздавшееся за спиной, вывело их из забытья, возвращая к кошмарам реальности.

– Пора вставать. Ритуал сам себя не проведет, – произнесла Анна. То ли от количества выпитого алкоголя, то ли из-за не желавшего его отпускать ореола сна ее голос показался охотнику колокольным звоном, заставляющим голову раскалываться от пронзительной боли. Мучительная жажда доводила до исступления. Искоса бросив взгляд на вампира, который как ни в чем не бывало стоял подле принцессы, Гэбриэл про себя помянул не только рогатого, но и всех его прихвостней, дав себе зарок больше никогда не пить в компании графа. Налив себе стакан воды, он с блаженством осушил его до дна, следуя за своими товарищами.

Ночь выдалась спокойная и тихая, едва заметное зарево заката еще освещало восточные склоны гор, но серебряная владычица тьмы уже взошла на небесный трон, окруженная десятками звезд, бросавшими тусклый свет на укрытую белесой пеленой землю. Снег приятно хрустел под ногами, нарушая царившую кругом тишину, а легкий ветерок, гуляя меж стройными деревьями, поднимал вверх миллионы снежинок, которые будто блестки сияли в ночи́.

Поравнявшись с вампиром, Ван Хелсинг поймал на себе его издевательскую ухмылку. Уязвленное самолюбие тут же напомнило о себе.

– Ты находишь в этом что-то веселое? – сквозь зубы прорычал он.

– Ну, мне, по крайней мере, не грустно, – усмехнулся тот. – Парадоксальная штука жизнь: ты вроде ангел, а пьешь, как лошадь.

– Что ты туда подмешал?

– Исключительные спирты, выдержанные в дубовых бочках, обожженных изнутри.

– Ты, очевидно, считаешь себя мастером искрометных ответов? – с долей презрения в голосе произнес охотник.

– О, нет, этот титул давно уже принадлежит Оскару Уайльду. Заметь, насильно я в тебя бурбон не вливал. Умение пить – тоже искусство, не каждому дано.

– По ночам на дне бутылки, – вмешалась в их разговор Селин, – страдания души пытаются найти облегчение, уныние сменяется весельем, нерешительность – уверенностью, страх – смелостью, но с наступлением утра их место занимает похмелье – верный путь к самоуничтожению.

– Хорошо сказано, – усмехнулся граф. – Знаешь в чем твоя проблема, Гэбриэл? Ты не знаешь, когда нужно вовремя остановиться? В пылу сражения не слышишь сигнала к отступлению; в своем глупом упрямстве слепо идешь до конца, не слыша ничего вокруг; даже в любви не брезгуешь грязной игрой и интригами.

– Замолчи!

– А не то что? Обрушишь на меня гнев Господень? Или в очередной раз вонзишь нож в спину? – забывая о своем собственном совете, произнес он. Сколько бы вампир не старался, а до конца вытравить эмоции у него не получилось, а Чистилище лишь усугубило это.

– Хватит! – прошипела Анна, разведя бывших товарищей в разные стороны. – Зачем ты это постоянно делаешь? Прошло больше четырехсот лет! Отпустить прошлое – значит отпустить не только свою ненависть и любовь. Это значит подарить прощение и себе и другим. Только тогда минувшее не будет иметь власти над тобой. Найди в себе силы простить и Валерия, и Гэбриэла, и остальных, кто прямо или косвенно был замешан в тех событиях.

– Неужели принцесса решила учить меня жизни? – игривым голосом проговорил он, но вот на лицо вампира легла суровая маска, не предвещавшая ничего хорошего.

– Как мы можем победить Мираксиса, если воюем друг с другом? – вампир молчал, и Анна осмелилась продолжить. – Я никогда ничего у тебя не просила, поэтому, надеюсь, ты не откажешь мне в просьбе: найди в себе силы предать былое забвению?

– Для тебя это так важно? – подняв бровь, произнес граф.

– Да.

– Я постараюсь. – Анна удовлетворенно кивнула, и они продолжили свой путь. Вскоре их взгляду открылась небольшая поляна круглой формы. С высоты птичьего полета она была подобна отражению ночных небес: посреди чернеющего леса светился серебряный диск луны.

Сложив огромный костер из лавровых и тисовых ветвей в самом центре поляны, они разожгли огонь. Пламя быстро пожрало сухое дерево, выплевывая в небо клубы едкого серого дыма и распространяя вокруг приятный пряный аромат лавра. По мере того, как костер разгорался, языки пламени золотистым сиянием заполнили собой чуть ли не все небеса, отбрасывая угрожающие тени на окружившие их деревья и обдавая их нестерпимым жаром.

Дракула посмотрел на темное небо, на звезды и убывающую луну, которые периодически застилал несущийся ввысь дым. Любой магический ритуал забирал у проводившего его немало жизненных сил, а порой и более весомую дань, цена которой была непомерна, а потому вампир выжидал, будто испрашивая позволения у небесных светил и вбирая в себя энергию природы. Какую плату возьмут высшие силы за применение столь сильной магии? Что произойдет после того, как ятаган впитает в себя силу богов? Что в последствии делать с такой реликвией? Ответов у него не было. Много чувств перемешалось в нем, но среди них не было того, которое возникает и схватывает горло железными тисками, когда смерть дышит в спину, играет на нервах, но по каким-то неведомым причинам не решается нанести свой удар.

Ухватив ятаган за рукоять, вампир погрузил его в золотисто-красное пламя, несколько раз прочитав заклинание на языке Еноха. Сакральные символы на клинке в мгновение ока вспыхнули голубым сиянием, высекая десятки искр. Произносить слова на канувшем в Лету языке было невероятно сложно, но дело было не только в самой стилистике речи, каждый круг заклинаний требовал от произносившего все больше жизненных сил. Через несколько минут граф почувствовал мучительную слабость, ноги в коленях начали дрожать, а рука едва могла поднять ятаган. Повелительным жестом остановив охотника, кинувшегося его поддержать, вампир произнес уже на родном языке:

– Именем света и тьмы, породивших жизнь; властью четырех стихий мироздания, я призываю силы природы: явитесь и наделите силой это лезвие, сотворенное в согласии с древним Знанием. Наделите силой мое заклятие, дабы это оружие, на котором вырезаны руны огня, обрело могущество вселять ужас в сердца всех падших и мятежных, не повинующихся моим приказам, и помогло мне сохранить гармонию добра и зла на чаше весов судьбы. Пусть в решающий момент земля не уйдет у меня из под ног, огонь осветит мой путь, вода очистит мою душу, воздух наполнит мои крылья. Да будет так! – не отводя взгляда от всепоглощающего огня, мужчина подошел к своим товарищам.

– Что теперь? – проговорил охотник.

– Нужно ждать, – отозвался граф. – Если пламя посинеет, это знак того, что духи подчинились моим требованиям.

– А если оно нет? – произнесла Селин.

– Поверь, лучше тебе не знать!

Через несколько минут огонь из оранжево-желтого сделался бело-синим, тогда Владислав погрузил лезвие в подготовленную Карлом смесь морской воды и петушиной желчи, после чего плеснул в огонь немного собственной крови, как жертвоприношение призванным духам, а затем произнес:

– Именем владыки небесных сфер и властителя преисподней, я отпускаю вас; возвращайтесь в Пустоту, где царит Хаос, и не возвращайтесь до тех пор, пока вас не призовут снова. Прочертив над огнем никому не известный символ, граф затушил костер морской водой, обернув ятаган лоскутом черного шелка.

– Все кончилось? – произнесла Анна, подходя к нему.

– Все только началось, – усмехнулся мужчина, опираясь на нее. – Нужно возвращаться в замок. Следующей ночью мы выезжаем в Бухарест.

Окинув прощальным взглядом поляну, они медленно побрели по припорошенной снегом тропе. Погруженный в сон лес обещал сохранить в тайне произошедший ночью древний ритуал. Лишь память присутствующих навсегда сохранит в душах это завораживающее и одновременно пугающее зрелище призыва неведомых сил.

– Должен заметить, очень странный ритуал, – проговорил послушник, не в силах сдержать своего любопытства. – Никогда не слышал о том, чтобы черная магия вершилась именем Господа.

– Это не черная магия, – возразил вампир. – Она древняя и очень сильная. В ее основе лежат силы природы, призванные не уничтожить, а сохранить гармонию между мирами. Нет света без тьмы, а без ошибок – пути к искуплению. К такому согласию пришли Бог и Дьявол, разделяя меж собой власть. Иногда в нашу жизнь вмешиваются силы, которых нам не понять, и что-то бросают на чашу весов, чтобы качнуть их в нужную сторону. Мы называем это судьбой, они – равновесием. Синее пламя ритуального костра – знак того, что высшие силы поддерживают нас в нашем решении, считая, что единство нарушено.

– Но это ведь хороший знак? – оживился послушник.

– Не обольщайся, – усмехнулся граф, – на этом их поддержка закончится, и всю грязную работу придется делать нам.

Остаток пути они проделали в молчании, и каждый думал о своем, пытаясь представить картины, ожидавшие их в столице. От одной мысли о встрече с Мираксисом, у них по спине пробегал неприятный холодок. К тому времени, когда из-за деревьев начал вырисовываться мрачный силуэт родового замка, уже начало светать. Солнечный диск, разгораясь, налился свежей горячей кровью и окрасил перистые хлопья облаков и туго натянутый небесный шелк багровым цветом, медленно поднимаясь из-за горных вершин, заставляя крыши домов пылать огнем, а вампиров ускорить шаг, чтобы избежать палящих лучей холодного зимнего светила. На западе же, над нетронутыми человеком рощами вековых сосен, небо, еще не успевшее сменить свою бездонную синеву на розоватую гладь, по-прежнему сияло десятками поблекших звезд, среди которых был криво подвешенный блеклый и словно бы выцветший серп луны, желавшей хоть ненадолго встретиться со своим возлюбленным Солнцем, с которым она была разлучена, не имея возможности воссоединиться.

– «Таков был закон природы – закон гармонии», – с горечью думала Селин, глядя на небеса. Для нее этот рассвет был символом обреченности, порожденной неизбежностью. Они с Гэбриэлом были созданиями, порожденными враждующими мирами: добром и злом, светом и тьмой, льдом и пламенем. Они были земным воплощением небесных светил: Солнцем и Луной. Влюбленные друг в друга, вынужденные делить одни небеса, бредущие одной тропой, но волею высших сил разлученные бесконечностью, они были вынуждены на мгновения встречаться в часы восхода и заката, коротая вечность в одиночестве. И пока стоит этот мир не дано им воссоединиться, ибо день и ночь разделяют их.

========== Воин Бога ==========

Путь до столицы прошел на удивление спокойно. Зная скорбную участь, постигшую селения, гнездившиеся вдоль дороги, они решили ехать, не останавливаясь, из окна кареты наблюдая за картиной разрушения, постигшей деревеньки. Если сначала Мираксис проходил по земле, собирая кровавую жатву, то в дальнейшем он, подобно урагану, сметал все, что попадалось у него на пути. Таких разрушений не оставляла после себя даже война.

Казалось, что вся местность по дороге к Бухаресту превратилась в выжженную безжизненную пустошь, по которой проехали всадники Апокалипсиса. Вырванные с корнем деревья; как ураганом сметенные крыши, унесенные в поля; чернеющие, будто от поцелуев огня, остовы домов; разрушенные церкви и растерзанные тела, которые еще не успели захоронить. Не в силах выдержать этого ужаса, Анна задернула шторку кареты, погрузившись в молчаливую молитву, которую никто не осмеливался нарушить.

При подъезде к городу пейзаж изменился. Здесь не было и следа смерти и разрушений, которые посеял Мираксис в окрестных землях. Бухарест встретил их во всей своей красе: окруженный крепостной стеной, он возвышался на семи холмах, подобно Древнему Риму. Из-за городских стен выглядывали многочисленные маковки церквей, дворцовые купола, крепостные шпили. Огромные особняки, стоявшие вдоль широких проспектов, поражали своей роскошью, сады – масштабами, освещенные масляными лампами мощеные улочки – шириной.

Несмотря на поздний час здесь все еще кипела жизнь: из придорожных таверн слышалась веселая музыка, по тротуарам гуляли парочки, уличные торговцы сновали от дома к дому, предлагая свой товар. С шумом проехав по мостовой, их черная, не имеющая гербов и прочих опознавательных знаков, карета повернула на набережную, оставив за спиной торговый квартал.

Центром города, безусловно, была старая крепость, выстроенная в середине пятнадцатого века. Она была единственным строением, уцелевшим во время османского набега, став своего рода символом стойкости и отваги. Все дороги, петляя между домами, ставшими образчиками классической архитектуры, вели именно туда.

Анне не с чем было сравнивать. За всю свою жизнь она видела лишь Васерию да Будапешт, но этот город с первого взгляда завоевал ее сердце. Было в нем что-то таинственное, мятежное, в каждом кирпичике чувствовалась некая сила, заставляющая душу трепетать от благоговейного восторга. И, по какой-то даже ей неясной причине, этот восторг не могли омрачить увиденные ею картины. Видимо, когда разум устает бороться с окружающим его мраком, он ищет хотя бы какую-то причину для радости, хватаясь за нее, как за спасательный круг, брошенный утопающему.

– Это просто восхитительно, – проговорила она, выглядывая из окошка.

– Благодарю, – проговорил Владислав, с улыбкой глядя на нее. Только сейчас Анна поняла, что основу Бухареста во время своего правления заложил именно граф. Он был молчаливым свидетелем того, как его детище растет и развивается, падает под гнетом завоевателей и возрождается из пепла. Без преувеличений можно было сказать, что вампир был «отцом» этого города. Наверняка и сейчас, спустя столетия, он принимал деятельное участие в его развитии, вкладывая средства в строительство и экономику.

Оставив за спиной покатый мост, по краям которого стояли конные всадники, возница остановил экипаж около небольшого особняка, стоящего на набережной. Со всех сторон окруженный массивной кованой оградой, на первый взгляд он ничем не выделялся из общего архитектурного стиля города. Трёхэтажное строение песочного цвета с плоской крышей и арочными окнами было образчиком утонченного вкуса. Стройные колонны с искусными капителями поддерживали высокие своды, массивная дверь с фигурной лепниной прекрасно вписывалась в общий ансамбль. Перед входом раскинулся круглый фонтан, в центре которого находилась композиция торжества греческих богов. Помня роскошную громаду дворцового комплекса в Будапеште, Анна даже поразилась скромности этого убежища графа.

– Я приобрел его недавно, – произнес мужчина, читая ее мысли по выражению лица. – Еще не успел обустроить все по-своему. Прошу, – пропуская своих гостей вперед, добавил он.

На самом деле Дракула слукавил: он не желал ничего менять в этом особняке. Эта была тихая пристань, предназначенная для отдыха от привычной суеты, но не отделявшая его от городской жизни, как замок в Трансильвании.

– Мы здесь как на ладони, – опуская шляпу на лицо, проговорил охотник.

– Не волнуйся, я купил его недавно по другим документам. Мираксис не знает о нем.

Внутри особняк был намного уютнее, чем можно было представить. Гостиная была обставлена в викторианском стиле: стены, обтянутые пепельно-розовой тканью, венчали многочисленные картины, тяжелые портьеры с легким тюлем гармонично вписывались в общую обстановку. В центре комнаты стоял массивный диван с журнальным столиком перед ним, к которому примыкали два мягких кресла. В углу комнаты располагался внушительных размеров мраморный камин, на котором стояла фарфоровая ваза с огромным букетом белых лилий, увы, искусственных. Пол застилал пушистый персидский ковер с замысловатым рисунком, а напротив входа стояли напольные часы, как раз пробившие полночь. Единственное, что немного портило общее впечатление, это достаточно толстый слой пыли, не только укрывший мебель, но и витавший в воздухе, а так же холод, пропитавший стены. Очевидно, дом давно не протапливали, а потому устойчивый запах сырости заполонил многочисленные комнаты.

Небрежно бросив кожаные перчатки на стол, а плащ на подлокотник кресла, граф по-хозяйски расположился на диване, давая остальным знак чувствовать себя, как дома.

– Слуг здесь нет, – проговорил вампир. – Оно и к лучшему: некому будет болтать! Наверху несколько спален, можете выбрать ту, что больше приглянется.

– Об обеде, я так понимаю, нужно озаботиться самим, – усаживаясь напротив него, произнес Ван Хелсинг. По ответному взгляду графа было ясно, что он попал в цель.

– Разумеется. Благо город изобилует свежей кровью, – усмехнулся вампир, но встретив осуждающие взгляды, предпочел закрыть тему. – Итак, мы прибыли сюда за несколько дней до бала, а значит, у нас есть время на то, чтобы найти Мираксиса и постараться покончить с ним до пророченного часа. Зная его, могу с уверенностью сказать, что он не будет прятаться по углам, как напуганный котенок. Он оденет на себя личину человека и будет вести активную светскую жизнь.

– Выходит, нам нужно искать таинственного аристократа, прибывшего сюда около недели назад, – проговорил послушник.

– Именно, – кивнул Владислав. – Дорогие рестораны, приемы местной знати, даже поэтические вечера… Этот мерзавец всегда питал слабость к поэзии.

– Хорошо, – отозвался Гэбриэл. —Предлагаю разделить усилия: ночь – ваше время, день – наше.

– Это вполне разумно, – скрестив руки на груди, произнесла Селин. С момента их последнего разговора с охотником напряжение между ним стало настолько тягостным, что остальные едва могли находиться подле них, а путешествие лишь усугубило это состояние.

Но, даже разделившись, они не смогли найти след Мираксиса. Город будто бы погрузился в молчаливое затишье перед грядущей бурей. Это пугало, ибо там, где властвует неизвестность, подключается воображение, рождая картины одна страшнее другой. У графа не было сомнений в том, что Мираксис затаился где-то среди этих стен, выжидая час собственного триумфа. Не по одному разу он обошел округу, хотя и понимал всю тщетность собственных усилий. Если древний вампир желал скрыться из этого мира, найти его мог лишь ему подобный. Оставалось только ждать.

Находиться в особняке для него было невыносимо: Ван Хелсинг, Селин, Анна – все они были погружены в собственные мысли, покидая свой эфемерный мирок лишь для того, чтобы подкрепить свои силы. Нет палача страшнее, чем совесть – она не щадила никого, да и убежать от нее было невозможно, а потому обществу кающихся граф предпочитал ночные прогулки по родному городу, где каждый камень, каждая стена были удивительно знакомы.

Пройдя по набережной, он спустился в ремесленный квартал, остановившись у Почтового Дворца. Трёхэтажное здание кремового цвета с темной купольной крышей представляло собой настоящий шедевр классической немецкой архитектуры. Из высоких арочных окон пробивался тусклый свет, бросавший печальные тени на декоративную греческую колоннаду, предающую строению древнее величие. Огромные часы на фронтоне, испещрённом барельефами, пробили полночь, возвестив о наступлении нового дня.

Взглянув в чернеющую высь, Владислав про себя отметил, что небесные светила уже начали выстраиваться в ряд, приближая судьбоносный момент. В который раз граф убедился в том, какой непреодолимой силой обладает судьба. Сколько раз они стояли на краю гибели? Скольких потеряли на своем пути? Сколько раз готовы были отказаться от борьбы? Но каждый раз какая-то невидимая сила возвращала их на верную стезю, чтобы они могли исполнить то, что было предначертано высшими силами. Именно для этого они были рождены, для этого страдали. Стоило ему об этом подумать, как на глаза бросилась афиша с расписанием грядущих концертов. Подойдя ближе, Дракула застыл на месте, будто вмороженный в ледяную глыбу, а потом, взмыв в небеса, полетел по направлению к своей резиденции.

Каждый вечер по какому-то негласному правилу остальные собирались в гостиной, где в мерцающем пламени камина предавались меланхоличным размышлениям, лишь изредка перекидываясь незначительными фразами. Мрачная обреченность насквозь пропитала не только их растерзанные души, но и стены старого особняка. Искоса поглядывая на своих товарищей, Анна невольно задавалась вопросом о том, почему мрачная печать Чистилища не оставила столь же мучительного следа на душе ее возлюбленного. Несмотря на пережитое, он по-прежнему сохранил трезвость суждений, надменный юмор, волю к победе и силы на борьбу, чего принцесса не могла сказать глядя на остальных.

– «Мы сильны ровно настолько, насколько сильно наше слабейшее звено!» – принцесса мысленно проговорила слова вампира. – «Интересно, насколько мы сильны сейчас?»

Она знала, что Дракула был прав: в их глазах потухла былая искра. Она не могла прийти в себя после встречи с собственными предками, отказавшимися от нее; Селин изо всех сил пыталась привести в согласие разум и сердце. О Карле, дрожащим от одного лишь упоминания о Мираксисе, ей даже думать не хотелось, а Ван Хелсинг, он хоть и хранил напускное спокойствие на лице, в душе вел непрекращающуюся борьбу со своими ипостасями, предаваясь вновь обретенным воспоминаниям.

– «Хороша получилась команда по спасению!» – саркастично усмехнулась она.

Из этих размышлений ее вывел воодушевленный голос графа, ворвавшегося в дом, подобно снежной пурге. Холодный ветер, сопутствующий ему, разнесся по комнате, перелистывая страницы раскрытой книги и сбрасывая на пол несколько газет.

– Эврика, – воскликнул он, на ходу кидая плащ на спинку кресла, а небольшую программку на низкий столик.

– Румынский Атенеум? – произнесла Селин, взяв в руки брошюру.

– Потрудись объяснить, – проговорил Ван Хелсинг, подходя ближе к вампирше.

– Неужели не ясно? – фыркнул граф. – Как только я раньше не додумался до этого. Театр был достроен в этом году, а это, – он указал на программку, – его дебютное представление, которое приходится, как раз, на ночь парада планет.