Текст книги "Проклятые вечностью (СИ)"
Автор книги: Dragoste
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)
В тот миг Анна, будто почувствовав эту почти материальную ненависть, распространившуюся по комнате в считанные секунды, вжалась в стену, надеясь ничем не обнаружить своего присутствия. Вампирша уже собиралась сделать несколько шагов вперед, чтобы подтвердить свои предположения, но граф на корню пресек все ее порывы, наградив таким устрашающим взглядом, что даже у принцессы по телу прошла мелкая дрожь.
– Простите, хозяин! – проговорила невеста, скрываясь за дверью. Теперь ее подозрения обрели вполне материальную форму. Из тени, разделившей их, наконец вырисовались отчетливые очертания. Этой тенью была женщина и возникла она именно сейчас, когда Алира осталась последней невестой. Простить этого вампирша никак не могла, а значит, ей остается только одно – рискнуть всем, чтобы остаться единственной. Ее тщеславие, ее амбиции, ее надежды, собственное счастье, которое она выстраивала с таким трудом – все трещало по швам в тот миг, когда победа была так близко.
– Постой, – практически у самой лестницы окликнул ее вампир.
– Да, – с надеждой в голосе проговорила Алира, устремив на него встревоженный взгляд.
– Я надеюсь, что ты избавишь и меня, и себя от глупостей, которыми была забита твоя голова последние несколько минут.
– Да, мой господин, как будет угодно, – проговорила Алира, растворившись в воздухе.
Постояв какое-то время в раздумьях, Дракула уже собирался вернуться назад, но, почувствовав на себе пристальный взгляд, остановился у самого входа в кабинет.
– Если ты собираешься в очередной раз сообщить о том, что я делаю ошибку, то первых двух, поверь, было вполне достаточно! – не оборачиваясь, проговорил граф.
– Ты наживаешь себе все новые неприятности, не успев заделать старые бреши. Такой корабль недолго продержится на плаву. Не велика ли цена обладания женщиной? – проговорил Мираксис, коснувшись его плеча. – Алира не простит и не забудет!
– Довольно. Я прекрасно знаю, что необходимо сделать!
– Я не сомневаюсь в том, что ты отлично понимаешь ситуацию, меня беспокоит то, как ты поступишь, когда придется выбирать! – проговорил наставник, изучая каждое движение бывшего ученика.
– Я поступлю так, как должно!
– Однажды ты уже поступил как должно! Напомнить, чем это закончилось? Только женщины умеют наносить такие раны. Их стрелы, пропитанные ядом, способны причинить такую боль, на которую не способен ни один мужчина с пылающим мечом в руках! – будто не замечая нарастающего напряжения в теле своего собеседника, проговорил Мираксис.
– Легко давать советы, наблюдая со стороны! – с легкой усмешкой проговорил Влад, понимая правоту слов наставника.
– Тогда вставай рядом со мной. Уйди с поля боя. Лучше создавать историю, а не становиться ее жертвой.
– Философ не станет воином, даже если вложить ему в руки оружие. Обратного тоже не дано! Безучастно наблюдать, копить знания – не по мне. Встретимся на совете! – проговорил Влад и, не дожидаясь ответа, направился в свою комнату.
– Есть вещи, которые не меняются веками. Сгоришь ты, как мотылек в огне, из-за этой слабости. Как воин ты должен понимать, что чувствам нет места на войне. Тем более, на войне бессмертных, – со вздохом проговорил ему во след Мираксис.
Впрочем, Дракула прекрасно слышал эти слова, обнажившие его собственные страхи. В течение вечности он ставил себе в достоинство полное бесстрастие, свысока смотрел на людские страсти, искренне радуясь, что это проклятие обошло его стороной. За четыреста лет его рука ни разу не дрогнула. Он убивал женщин, детей, стариков. Всякое случалось за это время, но никогда его душа не восставала против принятого разумом решения, никогда он не терял контроль над игрой, которая велась вокруг него. И сейчас, находясь в шаге от цели, он не может позволить себе малодушия. От слабостей нужно избавляться, здесь их не прощают.
Анна была причиной большей части его неприятностей: Ван Хелсинг, уничтоживший посланных вампиром убийц, грозил в любой момент появиться на пороге; Виктор, завладев воспоминаниями Анны, нарушил все его планы, хотя до сих пор оставалось неясным, откуда он вообще узнал о его непрекращающейся розни с собственными потомками; Алира, вернувшаяся так не вовремя, по меньшей мере могла превратить его дом в обитель постоянных скандалов, а о худшем он даже думать не хотел. Мираксис, явно задержавшийся под его крышей, сделал Анну предметом своих постоянных изысканий, грозя в любой момент проникнуть в сознание графа, хотя уже и так был в курсе всей подноготной его мыслей, потому сопротивляться решению собственного разума становилось практически невозможно. Однако и сама принцесса доставляла ему немало хлопот своими постоянными выходками, отнимая не только силы, но и драгоценное время. Как ни крути, а корнем всех его неприятностей была эта пагубная привязанность, которую Влад сам взрастил в своей душе, желая заполнить вековое одиночество. И чтобы вновь обрести силу, необходимо было вырвать ее, пока она не пустила глубокие корни в его сердце. Знание военной стратегии говорило ему о том, что невозможно, находясь в меньшинстве, отбивать атаки сразу нескольких армий, особенно, если в тылу сидят ненадежные союзники, а значит, для победы необходимо пожертвовать меньшим, даже если этим меньшим было его собственное сердце.
Войдя в комнату, граф практически рухнул в кожаное кресло, обхватив голову руками.
– Мираксис прав, сейчас не время для этого. Я ждал четыреста лет, вполне могу подождать столько же! – прошептал он, открывая небольшую кожаную папку, в которой лежала кипа желтоватых листов. Секунду спустя слова черным кружевом залили бумагу, росчерком пера пронзая сердце, подобно стреле, пропитанной ядом. – Что ж, на войне всегда есть невинные жертвы – это дань, которую все платят. Только мужчины отдают свою жизнь и кровь, а женщины – слезы по павшим воинам, ну а я в очередной раз заложу собственную душу, – с горькой усмешкой добавил он, скрепив своей печатью письмо.
Несколько минут спустя дверь со скрипом отворилась и в комнату зашла служанка, придерживая полы длинной юбки. Стараясь не смотреть хозяину в глаза, она остановилась на почтительном расстоянии, ожидая дальнейших распоряжений.
– Отнеси это письмо Алире, скажи, что я сожалею о своих словах! – не поднимая глаз, проговорил он, подавая ей пергамент.
– Да, хозяин, – пролепетала она.
– А теперь ступай.
Настенные часы пробили полночь, возвестив о том, что через пару часов ему надлежало быть в особняке Виктора. Совет не признавал опозданий, а он был не в том положении, чтобы пренебрегать их правилами. Отбросив в сторону злосчастную папку, граф направился в свою опочивальню, с каждым шагом все больше утопая в приятном цветочном благоухании, сводившим с ума.
– А я полагала, что бессмертные более пунктуальны! – с порога спросила Анна, устремив на него свои изумрудные глаза. Граф, не ожидавший подобного выпада, на мгновение застыл в проходе, но все же сумел побороть свое удивление, когда во всей красе пред ним предстала принцесса, облаченная в платье из слоновой кости с небольшими фиалками, усыпавшими атлас. Узкий корсет прекрасно подчеркивал достоинства фигуры, а полупрозрачная шаль, прикрывшая плечи, придавала образу большую элегантность, скрывая достаточно глубокий вырез на спине. Волосы, слегка тронутые белесой лентой, спадали на плечи свободными локонами, обрамляя лицо подобно венцу.
– Признаюсь, не ожидал! Думал ты изорвешь его в клочья, – проговорил он, присаживаясь на кровать рядом с ней.
– Отчего же, на мой взгляд – это было необходимо. Почему ты принес меня в свои покои? Опасался, что Мираксис через меня узнает все твои тайны, а Алира растерзает в одном из коридоров дворца?
– Я посчитал это возможным, – проговорил он, наблюдая за каждым движением Анны. В ее жестах чувствовалась некая нервозность, выдающая ее внутреннее напряжение, но вот во взгляде читалась молчаливая решимость, которую однажды он уже видел в ее глазах, и это заставляло напрячься все его естество в ожидании очередной нападки.
– А сейчас, очевидно, разуверился в этом! – с улыбкой проговорила она, вставая к нему спиной. – Не могу не признать, что это достойный поступок. Меч над головой обреченного должна занести та рука, которая подписала приговор.
– А переоделась ты для того, чтобы не уходить из этого мира в залитых кровью лохмотьях? – в тон ей проговорил граф. – Как ты узнала?
– Не так давно ты мне сказал, что, утратив контроль, я ослабляю свою ментальную защиту! Видимо, к тебе это тоже относится.
– Связь… ты смогла почувствовать это на расстоянии! – поражаясь случившемуся, проговорил он. – И даже не попыталась убежать! Почему же?
– Практика показывает, что бежать мне некуда, а логика говорит, что даже если я убегу – ты меня найдешь. Зачем оттягивать неизбежное? – срывающимся голосом, пытаясь сохранить остатки контроля, проговорила она, сделав глубокий вдох.
– Раз так, то ты прекрасно понимаешь, почему я должен это сделать!
– Долг – твой стяг над головою, возвышающий каждого из нас в собственных глазах. Делай то, что должен и не мешкай. Будь я на твоем месте, без сомнения вонзила бы меч в твое сердце! – повернувшись, проговорила она, протягивая ему серебряный кинжал.
– Мне не нужны эти игрушки! – с горькой усмешкой, скривившей его губы, проговорил Дракула.
– Он нужен мне. Я не желаю пасть от руки монстра, пусть это сделает человек так, как это делают люди– ударом в сердце! – решительно проговорила она, устремив на него полный сострадания взгляд. В этот момент ком подступил к его горлу. Речь шла о ее жизни, а принцесса по какой-то никому неясной причине испытывала жалость к его душе. Пыталась воскресить в нем человека, которым он когда-то был. Хотя человеком, конечно, он был не важным: жестоким, мстительным, неспособным прощать, но это скорее объяснялось его титулом, а не личными качествами. В те темные века мягкий правитель, не способный подавить бунт и защитить страну от вражеских набегов, как правило, не доживал до совершеннолетия, преданный собственным народом или собственной семьей. Будучи дальновидным монархом, он правил железной рукой, не церемонясь с предателями и держа на расстоянии друзей – это породило нескончаемые слухи о зверствах, учиненных им в собственных землях, которые зачастую не имели под собой ровным счетом никаких оснований. Однако, прекрасно понимая, что страх помогает ему поддерживать порядок в собственных владениях, Дракула не торопился опровергать эту клевету, теперь же, спустя столетия, граф искренне жалел о том, что многое так и осталось сокрытым в тумане прошлого. Ведь он старался похоронить даже собственные воспоминания о человеческой жизни, запрятав их в самые дальние уголки души. Но эта злополучная связь перевернула все вверх дном, превратив их в своих рабов: с одной стороны – навязала им эмоции друг друга, меняя их сущность, а с другой – помогла сблизиться настолько, что ставила под угрозу само их существование без этой близости. Они ненавидели друг друга, желали смерти, но в то же время боялись оборвать эту нить, понимая, что она разобьет их сердца, унося в небытие что-то действительно дорогое, пока еще не сформировавшееся в полной мере, но вполне осязаемое ими обоими.
– «Одна кровь, одна плоть, одна душа!» – подумал граф, прижимая девушку к своей груди. Анна не сопротивлялась, не кричала, она молчаливо покорилась своей судьбе, принимая ее неизбежность. Принцесса устала убегать, устала бороться, более того, она уже не понимала, против кого велась эта четырехсотлетняя война и какая роль во всем этом фарсе была отведена ей. За эту неделю весь ее мир рухнул, душа разбилась, а сердце умерло, но чувств, которые рождались на этом пепелище, она боялась сильнее смерти. А потому, подобно Дракуле, избрала путь наименьшего сопротивления, единственно верный, ведь так же, как и вампир, Анна страшилась перемен, страшилась своей новой сущности, страшилась вины перед своей семьей. Почувствовав на спине его холодную ладонь, она лишь сильнее подалась вперед, устраивая голову на его плече.
Раньше смерть от руки врага представлялась ей чем-то героическим, чем-то достойным восхваления в летописях, теперь же, смерть была лишь смертью без доблестного ореола, которым принцесса окружила ее в своих фантазиях. Вдруг она четко осознала, что прелесть жизни в неведении, а ожидание казни является сущим адом, лишающим здравомыслия. Но эту пафосную тираду перед собственной гибелью устроила себе она, пытаясь найти в этом какой-то смысл, на деле же всё оказалось иначе. Выдержка ее подводила, а душа хотела жить. Лучше бы он неожиданно налетел на нее, сделал все так, что она даже не успела бы осознать происходящее, не считая секунды до собственного конца.
– Мне будет больно? – прошептала она, обхватив его руками.
– Нет, больно будет мне! – почти сакральным шепотом отозвался граф, коснувшись губами ее виска. Он даже представить себе не мог, что нить, связавшая их сердца, окажется такой крепкой, что даже его несгибаемая воля преклонится перед этим чувством. Убить Анну было все равно, что разорвать на части собственную душу. Мысль о том, что любовь и чувство долга всегда враждуют, стала для него настоящим наваждением. Он, всегда привыкший получать то, что хотел, стоял на перепутье, превратившись в заложника долга и собственных амбиций, выбирая между любовью и властью, между жизнью и смертью. Оставить принцессу в живых было равносильно тому, чтобы собственноручно подписать себе смертный приговор. Граф, будучи умелым воином и прекрасным стратегом, не мог проявить подобную беспечность, не мог оставить врагов в тылу и обнажить перед всеми свою слабость. На войне не было места для любви, ибо, выйдя на поле боя, бросив вызов сильнейшим, нужно идти до конца, нужно поступать так, будто тебе нечего терять, только тогда возможно победить. Понимая, что всего секунды промедления хватит для того, чтобы решимость покинула его, граф расчертил воздух взмахом кинжала. В этот момент впервые в жизни скупая мужская слеза скользнула по его щеке, оставив на ней алую кровяную дорожку, как свидетельство того, что человеческие желания необходимо приносить в жертву бессмертному долгу. Его путь – одиночество, его бессменная подруга – смерть, – иного не дано. Веками он шел к своей цели, оставив позади эмоции, и сейчас, дойдя до финишной черты, он просто не может отступить, поддавшись мимолетной страсти. Анна, ожидая этого удара, напрягла все свое тело, вцепившись в его спину пальцами, но в этот миг, будто крик души пред их взглядами, предстало видение из прошлого, заставившее время замедлить свой бег: молодая девушка с копной черных, как смоль волос и небесно-голубыми глазами ворвалась в их сердца с отчаянной мольбой. Кто бы мог подумать, что простого крика «Не смей!» хватит, чтобы заставить клинок, занесенный палачом, остановиться в дюйме от спины приговоренной. Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, как холодная сталь касалась ее кожи, но боялась даже пошевелиться, чтобы ненароком не напороться на острое лезвие. Секунду спустя Анна услышала, как сталь ударилась о каменные плиты, а рука, мгновение назад занесенная над ее головой, аккуратно легла ей на спину, слегка вздрогнув от соприкосновения с обнаженной кожей.
– Что это было? – находясь на грани двух реальностей, спросила Анна, пытаясь осмыслить произошедшее.
– Это была судьба. Благословение высших сил, если угодно.
– Едва ли на таких, как мы, может снизойти Божье благословение! – все еще не решаясь отстраниться, проговорила Анна.
– А я и не говорю о Боге, лишь черт может играть в подобные игры, которые ведут к полному хаосу и погибели.
– Или же к надежде и спасению? Там, где есть место для милосердия, найдется уголок и для прощения.
– Страх лишает тебя рассудка, – с ухмылкой заметил Дракула. – За эту слабость еще придется заплатить, причем нам обоим. А подобные нам признают лишь одну разменную монету – кровь.
Анна не понимала в полной мере того, что сейчас произошло. Граф едва ее не убил, заставив пройти через все муки, предшествующие смерти, а она льнула к нему, как к единственной защите, последнему рубежу, отделяющему их от остального, залитого кровью мира. Но хуже всего было то, что она чувствовала его боль, его сомнения, которые раздирали его сердце на части в тот момент, когда она вложила холодный кинжал в его ладонь. Это был злой рок, шутка судьбы, соединившая двух бывших врагов, различных в своих стремлениях, как огонь и вода. Их связь стала своего рода спасительной нитью, ухватившись за концы которой, они могли балансировать на грани, но при этом не упасть в пропасть за счет того, что в опасный момент каждый из них неосознанно начинал регулировать ее натяжение, удерживая равновесие. Это было их проклятием, на веки связавшим их души и сердца, но в тоже время и избавлением, стирающим былую ненависть. Этот момент будто расставил все точки в их еще хрупких отношениях, показав их истинные лица и пределы, которые они не смогут переступить, даже если мир вокруг загорится синим пламенем.
– Знаешь, порой мне кажется, чем сильнее мы желаем разорвать эту порочную связь, тем сильнее сплетаются невидимые волокна! – прошептала Анна, уткнувшись в его плечо. – Я даже не подразумевала, что искушаю судьбу!
– Может, иногда и стоит ее искушать, но бороться с ней – глупо! – проговорил граф, запечатлев скользящий поцелуй на ее шее.
– Впервые я вынуждена полностью согласиться, – проговорила она, поднимая на него полные слез глаза.
========== Откровения охотничьего домика ==========
Мрачные тучи окутали небосвод непроглядным черным покрывалом, уравняв между собой день и ночь. Сквозь эту серую пелену не проступали ни солнце, ни луна, ни звезды, превратив окружающие путников пейзажи в одноцветное унылое полотно, неторопливо проплывающее перед уставшим взглядом. Леса, горы, реки будто сливались воедино, не задерживаясь ни в памяти, ни в сердце, желанны были лишь редкие деревушки, которые служили своего рода ориентирами, не позволяющими сбиться с пути. Однако чем дальше путешественники уходили в чащу, отклонившись от основного тракта, чтобы запутать свои следы, тем реже на их пути встречались селения, а вскоре они и вовсе исчезли, сменившись непроходимыми рощами да горами.
Заболоченные тропинки, по которым им приходилось пробираться, то и дело утопая по колено в грязи и торфяной жиже, оплетал вереск и кусты ежевики, преграждавшие дорогу на манер живой изгороди, цеплявшейся за одежду, будто костлявые пальцы древнего старца. Леденящий душу холод, непроходящий дождь и порывистый ветер пронизывали до костей, сковывая ноги острой болью. В довершение ко всему клубящийся над землей туман застилал глаза, будоража воображение, ибо за этим полупрозрачным, белесым занавесом любое движение ветвей представлялось ужасающим спектаклем, рождающим в сознании образы, заставляющие хвататься за оружие. Но хуже всего было гнетущее молчание, царившее между ними с тех пор, как путники покинули ущелье. Изредка обмениваясь друг с другом многозначительными взглядами, несущими в себе немое порицание и осуждение, они предпочитали находиться на почтительной друг от друга дистанции, лишь иногда обмениваясь короткими фразами.
Много раз Селин, гонимая чувством вины, пробовала разорвать нить мрачных мыслей охотника, скрасить дорогу непринужденным разговором, но Гэбриэл будто отрешился от всего, не выражая ни малейшего желания поддерживать беседу. И чем мрачнее он становился, тем сильнее ее сердце сжималось под гнетом совести. Ван Хелсинг не единожды спас ее, рискуя жизнью, а что она сделала в ответ? Кем бы он ни был, она была ему обязана, а долг чести был превыше ненависти. К тому же ореол таинственности, окружавший его, пробуждал в девушке немалое любопытство, заставляя теряться в догадках о его прошлом. На третий день пути это молчание стало просто невыносимым, напряжение между ними стало таким материальным, что его можно было почувствовать на расстоянии, а раздражение опутывало их своими сетями, туманя мысли и лишая здравого смысла.
– Надо было забрать лошадей у тех крестьян! Сейчас бы уже находились на подступах к Будапешту, а не месили грязь в этих болотах! Неужели ты не видишь, что мы ходим кругами? Я помню эту тропу, помню эти камни, а дальше будет узкий лаз, – пытаясь подавить гнев в голосе, проговорила Селин.
– Выходит, вампиры не только убивают людей, чтобы насытиться! Грабежом и мародерством тоже не брезгуете? Кто еще из нас животное?! – с усмешкой отозвался он, наградив ее уничижительным взглядом. – Лошади – единственное средство, помогающее им заработать на жизнь. Забери их, и они не дотянут до весны.
– Не все из нас убивают людей! Некоторые способны питаться, не забирая жизнь, другие же и вовсе обходятся кровью животных. А эти люди, раз забрались в такие дебри, едва ли переживут эту зиму. Эта епархия оборотней и то, что не забрали сегодня мы, завтра заберут они. Не сомневайся, кровавую дань собирают без опозданий и те, кто не могут оказать сопротивление, как правило становятся первыми жертвами.
– И все же не стоит примерять на себя роль Создателя и вершить людские судьбы! В этом мире мы всего лишь гости!
– Знаешь, когда есть столько способов умереть, не хотелось бы загнуться от банального холода! – проговорила она, приближаясь к нему.
– С каких пор вампиры восприимчивы к температуре? – поинтересовался он, хватаясь за возможность разузнать больше о природе своих врагов.
– Мы отличны от людей, но не столь кардинально. У нас тоже есть пределы, обычно они устанавливаются возрастом и силой породившего нас вампира, а так же клановыми особенностями. Холод ускоряет метаболизм, организм выделяет слишком много энергии на поддержание сил, но в случае отсутствия питания исход может быть фатальным. Я не настолько сильна, чтобы выносить это длительное время.
– Не слишком обнадеживающее начало! – осматриваясь, проговорил Ван Хелсинг.
– Не бойся, оборотни не входят в наш привычный рацион, – слегка оживившись, ответила она, скривив губы в обворожительной улыбке, которая, находись они в других обстоятельствах, неизменно бы осветила его душу, возвращая утраченные надежды.
– Я не боюсь. Природа страха такова, что мысли искажают действительность, но наша реальность представляет собой огненную пучину, в которой сгорают наши сердца. Мы, дети ночи – вечные изгои, обитающие в вечном мраке, и этот мрак вечен во времени. Ему нет ни конца, ни края, как и нашим никчемным жизням, утопающим в крови. Самое страшное с нами уже произошло, так что бояться уже нечего!
– Ты просто не можешь принять свою новую сущность, оттого бросаешься в крайности. Время меняет многое. Бессмертие – великий дар.
– Видимо, это общее заблуждение вампиров, которое подобные тебе получают с кровью создателя. Вечная жизнь привлекательна до тех пор, пока не поймешь простую истину: тебе предстоит провести ее в одиночестве. Вы не можете найти родственную душу, потому что вы похоронили свои собственные души – утопили их в крови, войне и ненависти, именно поэтому вы так жаждете создать себе компаньонов, но и они спустя годы уходят от вас, пытаясь скрасить эту пустоту, властвующую в ваших сердцах. Посмотри на себя, ты явно не похожа на ту женщину, в чьем сердце живет любовь. Тебя никто не ждет дома, твоя семья давно мертва, а все вокруг – лишь мертвые тени, не способные согреть ваши тела. Ты воин и живешь ради войны, но с какой целью она ведется? Кого ты защищаешь?
– Перестань! Зачем ты все это говоришь? – вскричала Селин, чувствуя, как перед глазами встает пелена кровавых слез. Его слова воскресили в ее душе воспоминания о погибшей семье. Отец, мать, сестры, будто наяву она видела их растерзанные тела, но в ту же секунду по сердцу разлилось приятное тепло, боль отступила, и ей на смену пришло умиротворение. Перед глазами проплывали тихие семейные ужины, ее радость в тот момент, когда, забыв про игры, она бежала в поля встречать отца, возвращавшегося с гор вместе с остальными каменщиками. Это была настоящая жизнь, наполненная радостью и семейным уютом. Это было настоящее счастье, которое осталось похоронено в веках. А что было у нее сейчас? Лишь злоба и месть, подобно тлеющему огоньку поддерживающие в ней жизнь.
– Я так говорю потому, что ты врешь даже себе! В твоих глазах нет счастья, нет любви, так скажи мне, ради чего ты живешь?
– Ради мести! Оборотни убили всю мою семью. Я поклялась, что пока дышит хотя бы один из них, я не смогу обрести покой!
– Должно быть, ты пашешь без выходных? – с легкой усмешкой произнес он.
– Ты находишь в этом что-то смешное? – прорычала она, выхватив из-за пояса небольшой серебряный кинжал. Однако охотник в тот же миг перехватил ее руку, завернув к лопатке так, что девушка была вынуждена прижаться к нему.
– Думаешь, что месть – это панацея? Око за око, жизнь за жизнь? Нет! Это болезнь, это ложь, которой ты себя окружила. Месть порождает лишь месть – это замкнутый круг. Она только растравляет твои раны, не дает им зажить, отравляет своим ядом и туманит разум. Хочешь воевать? А ради чего? Не будь оружием тех, кто твоими руками вершит чужие судьбы.
Глядя сейчас в пылающие гневом глаза вампирши, Ван Хелсинг не мог удержаться от проведения некой параллели между двумя женщинами, избравшими путь мести. Анна и Селин были не только поразительно похожи внешне, в их сердцах горел тот безудержный огонь, способный пробудить страсть в каждом мужчине, но по иронии судьбы они избрали путь мести и их цветущие жизни забрали бессмертные, сделав их оружием в своих нескончаемых интригах. Они обе избрали неверные мотивы, чтобы достигнуть желаемого, и ненависть их поглотила – лишила жизни, смерти и мечты. Она забрала их души, наполнив сердца злобой. Но разве был у них иной выбор? Как ни пытался он прокрутить в своей голове разные варианты развития событий, итог был всегда один – смерть или бессмертие. Как ни старался, но он не мог найти в их судьбе место для обычной человеческой жизни, для счастья – это был их крест, который их хрупкие плечи вынуждены нести до скончания веков.
– А как же ты? Что насчет твоего прошлого? Твои портреты висят по всей Европе! Одни говорят, что ты убийца, другие готовы канонизировать твой лик! Но кто на самом деле прячется за этой маской? Разве ты не являешься бездушным орудием в руках Церкви? Разве ты чем-то отличаешься от меня? В твоих глазах тоже нет счастья! Ради чего сражаешься ты?
– Ответ на этот вопрос затаён в моем прошлом, которое, увы, сокрыто! – ослабляя хватку, проговорил он.
– Я не понимаю… – процедила Селин, потирая запястья.
– Несколько лет назад меня нашли на пороге собора Святого Петра. Без воспоминаний, без прошлого, без цели и без жизни. У меня было только имя, выгравированное на медальоне, сказать по правде, только оно у меня и осталось. Монахи увидели в этом знак Божий, а мне необходимо было где-то жить. Так началось мое сотрудничество с Ватиканом, таким оно и было до тех пор, пока я не прибыл в Трансильванию.
– А что изменилось сейчас? – поинтересовалась она, поравнявшись с охотником, который, будто не замечая дождя хлеставшего его по щекам, сквозь дебри пробирался вперед, свернув с тропы.
– Скорее всего – я. Какой-то внутренний голос говорит мне о том, что мое прошлое зарыто где-то здесь. Лежит и ждет, пока его откопают.
– Но прежде чем копать, необходимо определиться с местом раскопок, – в тон ему ответила Селин.
– Это подобно поиску клада. Никогда не узнаешь, где он таится, пока не соберешь все ключи. К несчастью, у меня есть только один, – проговорил Ван Хелсинг, показывая ей кольцо. В тусклом свете, озарявшем округу, перстень с изображением дракона засиял всеми своими гранями, будто сам являлся источником света.
– О, Господи! Откуда он у тебя? – проговорила девушка, перехватив его ладонь.
– Он был со мной с того самого дня, как меня нашли! Ты знаешь, что это?
– Это фамильная драгоценность. Пропавший перстень правителей Трансильвании и Валахии. Родоначальники их рода были членами древнего рыцарского ордена, ордена Дракона, именно это создание они поместили на свой герб, как знак величия и мощи. Но кольцо пропало столетия назад при трагических обстоятельствах, а последним его хранителем был… – она замешкалась, очевидно, пытаясь найти объяснение этому феномену, но мысли путались у нее в голове, рождая предположения одно нереальнее другого.
– Он принадлежал Дракуле! Ведь так? – спросил Ван Хелсинг, который уже начинал понимать, что их судьбы с вампиром переплелись каким-то таинственным образом, но никак не мог приподнять завесу, скрывающую от него вековую истину.
– Да, – с легким кивком ответила Селин.
– Но что произошло тогда?
– Это неизвестно. Его отец сделал все, чтобы эта история канула в лету, а все ее участники истлели в могилах. Остался лишь один очевидец этих событий, только он может пролить свет на тайну твоего прошлого, если, конечно, этот перстень имеет к нему какое-то отношение. Если мы не замерзнем в этих горах, я думаю, у тебя будет возможность спросить это лично у него, – проговорила Селин, растирая заледеневшие руки.
– Не замерзнем! – с легкой улыбкой проговорил он, указывая на небольшую избушку, проглядывающую между деревьями.
– Как ты узнал, мы же не случайно сошли с тропы?
– Силки! Их было достаточно много расставлено вдоль дороги, да и в лесу. На холме была слегка примята трава, а значит, совсем недавно туда поднимались люди. Эти места богаты пушниной, а значит, должны быть и охотничьи домики. Эти, – проговорил он, указывая на припорошенные сухой листвой веревки, – установлены достаточно давно, а значит, охотники ушли вглубь леса и скорее всего заночуют в другой избушке. Смотри, а здесь есть и ужин! – довольно заметил он, указывая на еще живую тушку зайца, болтающегося в ловушке.
– Поразительно! Где ты этому научился? – спросила Селин, не сумев сдержать восхищенного взгляда. Она даже не думала, что можно настолько хорошо чувствовать природу, слушать голоса леса, читать следы, оставленные на траве. Это стало для нее настоящим открытием, воодушевив настолько, что если бы ее сердце могло биться, то непременно выпрыгнуло из груди от радости.
– Неплохо для оборотня? – с усмешкой проговорил Ван Хелсинг.
– Пожалуй, я возьму слова насчет твоей никчемности назад, – отозвалась она, вернув ему лучезарную улыбку. – Ты достаточно полезный попутчик.
Одарив ее ответным жестом, Ван Хелсинг начал медленно приближаться к дому, уперев арбалет в плечо. Селин, выхватив револьвер, в котором, правда, осталось лишь несколько пуль, следовала за ним, оглядываясь по сторонам. Листва и ветки предательски хрустели под ногами, нарушая царившую вокруг тишину, но надежда на долгожданный отдых в теплом доме буквально окрыляла, заставляя продвигаться вперед. С ноги высадив дверь, охотник проник внутрь, оглядывая помещение.
