Текст книги "Проклятые вечностью (СИ)"
Автор книги: Dragoste
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 44 страниц)
Но это было лишь началом его открытий. Теперь он больше не мог отрицать, что, раз войдя в его жизнь, Анна навсегда завладела его мертвым, но, к собственному удивлению, способным на любовь сердцем. Девушка была не только храбра, умна и красива. Нет, дело было далеко не в этом. Такими качествами обладают многие. Дело было даже не в том, что она стала достойным соперником, пробудившим в нем азарт игрока. Истинная причина крылась в другом. Принцесса сумела заставить его забыть о своих амбициях и бешеной борьбе за власть. Впервые он был готов пожертвовать всем этим ради простого человеческого счастья с любимой женщиной, которая в свою очередь могла противостоять лишавшим здравого смысла соблазнам. Но вновь взыгравшая в нем гордость в очередной раз попыталась отравить этот момент откровения, всколыхнув едва угасшую обиду.
– Смею напомнить, что мы очутились здесь из-за того, что ты убила монстра, а я имел глупость вернуться за тобой, в то время как почти вырвался на свободу, – не скрывая раздражения в голосе, заметил Дракула, оскорбленный её отказом.
– Но почему ты вернулся? Почему не дал мне умереть? – не скрывая любопытства, произнесла Анна.
Помедлив несколько мгновений, как воин, впервые идущий на поле брани, граф будто собирался с силами перед судьбоносным признанием, утопая в ее взгляде.
– И опять ты смотришь на меня своими огромными глазами, подобными изумрудам, будто ожидая какого-то признания, – со вздохом проговорил он. – Я тебя мучил, я посмел поднять на тебя руку, играл твоими чувствами, угрожал, но ты всегда поднимала свою прелестную головку, как цветок после бури, бросая вызов могучей стихии. Ты стала розой в прекрасном саду: хрупкой и нежной, но каждый раз, когда я пытался тебя сломить, острые шипы врезались в мою ладонь, и я отступал. В особняке Виктора я бросил тебя почти бездыханной, побежденной, думая, что больше никогда не увижу, но ты возродилась из пепла и стала еще прекраснее, еще сильнее и снова бросила мне вызов. Да, это раздражало, но со временем такая стойкость пробудила в моей душе чувство… восхищения. За четыреста лет я даже представить себе не мог, что в одной женщине может быть столько упрямого постоянства! Я был поражен! В конце концов, я стал с интересом наблюдать за каждым твоим поступком, каждый раз задаваясь вопросом: «Неужели у этой девушки хватит сил, чтобы преодолеть все это?» Два дня назад, глядя на то, как ты, обреченная на поражение, отвечаешь на гнев Виктора и на мою злость, я понял, что все мои усилия были тщетны – мне никогда не победить тебя. О, как я тогда ненавидел… и втайне гордился тобой! Но на войне не может быть двух победителей – я проиграл.
На этот раз как громом пораженная стояла Анна. Это были слова, которые она никак не ожидала услышать. По мере того, как он говорил, они врезались в ее сердце, оставляя там кровоточащие рубцы, залечить которые могли лишь его прикосновения. Как и вампир, она вела борьбу со своим сердцем, пытаясь отрицать чувства, нежданно вспыхнувшие в ее душе. Это признание было отражением ее собственных переживаний а, как известно, тень сомнения больше всего боится солнечного света.
– Так говорят мужчины, привыкшие шутки ради играть с девичьими сердцами, втаптывая их чувства в грязь.
– О каких девушках ты сейчас говоришь?
– Маришка, Алира, я сама, в конце концов. Да и остальные женщины тоже. Я думаю, за четыреста лет немало сердец разбилось у твоих ног.
– Между любовью и обычным желанием есть очень тонкая, но ощутимая грань! При жизни у Маришки сердце было слишком большое, войти в него мог каждый, у Алиры его вовсе не было, но смерть их уравняла, оставив в душах лишь беспрекословное обожание к вампиру, породившему их. То же самое произошло и с Вероной. Что касается тебя… то я вовсе не уверен, что играю с твоим сердцем… эти времена остались в прошлом, которое я хотел бы предать забвению, но увы… это не в моей власти.
Ее глаза, закрытые пеленой слез, буквально светились во мраке, а слегка приоткрытые чувственные уста разжигали в душе вампира вполне отчетливое желание сорвать с них заветный поцелуй. Слегка притянув девушку к себе, граф провел рукой по нежной шее, зарывая пальцы в копне темных волос. Анна издала едва уловимый стон, который тут же утонул в окружившим их мраке. Его губы прижались к ее губам, и она сдалась без боя, слишком ослабев для сопротивления. Она не могла найти в себе силы даже на то, чтобы повернуть голову, а спустя мгновение поняла, что и не желает этого делать, напротив – она хочет, чтобы этот момент продолжался. Почувствовав холодную ладонь у себя на талии, девушка содрогнулась, потому как от этих уверенных прикосновений, ее начинала страшить сила Дракулы, так отчетливо выделявшаяся на фоне ее слабости. Сейчас она напоминала податливый воск в его руках. Что он сейчас с ней сделает? Собственно, какая разница? Сейчас она готова была принять всё, лишь бы он никогда ее не отпускал! Лишь бы это упоительное мгновение не заканчивалось! Лишь бы не возвращаться в пугающую реальность, где они, подобно животным, были заперты в серебряной клетке. Когда их пальцы сплелись и Дракула сильнее обхватил девушку, она, болезненно застонав, напряглась как натянутая тетива.
– Покажи руки…
– Нечего страшного. Они скоро затянутся!
Граф в повелительном жесте вытянул ладонь, и Анне не оставалось ничего, кроме как вложить в нее свои израненные руки. Шипы от серебряной решетки до мяса разодрали кожу, а кровь никак не желала сворачиваться, хотя прошло уже достаточно времени.
– Они не заживут. Во всяком случае, не так скоро. Для быстрой регенерации вампиры в первые годы своей жизни должны потреблять много крови, – усаживая девушку на скамью, проговорил граф, поднеся запястье к своим губам. Несколько капель его крови скатились на открытую рану, и принцесса почувствовала едва уловимое жжение, но в ту же секунду кровоточащие ожоги начали затягиваться тонким слоем кожи, даже терзавший ее голод, казалось, отступил. Довольно взглянув на результат собственных стараний, вампир опустился на пол у ее ног, спиной облокотившись на скамейку. – Тебе стоит прилечь.
– Спасибо, – все еще глядя на собственные ладони, проговорила она. – Если я спрошу, я смею надеяться на то, что получу откровенный ответ.
– Попав в ад, люди обычно теряют надежду, – ухмыльнулся он.
– Одна фраза – две неточности, – с улыбкой произнесла принцесса. – Мы больше не люди и мы не в аду.
– Несколько минут назад едва ли ты могла это утверждать. Что ж, раз уж тебе удалось меня подловить – спрашивай! В заточении даже от бестолковой болтовни есть толк.
– То, что я чувствую… эта связь… является ли это результатом проникновений в мое сознание?
– А ты что-то чувствуешь? – почти шепотом спросил он, обратив на нее все свое внимание.
– Ты не ответил.
– Лишь несколько раз я проникал в твое сознание, и каждый раз ты это ощущала. Когда ты впервые очнулась в моем особняке, в заброшенном домике и в библиотеке. Что касается остального, как ты сама заметила, меж нами существует крепкая связь, она сглаживает многие неровности, но не способна подменить ценности.
– Когда твоя кровь слилась с моей, на мгновение перед глазами предстал образ давно ушедших эпох, но вот лица людей были до боли знакомы.
– Это лишь пепел выгоревших снов, который давно пора развеять по ветру. Воспоминания о прошлой жизни, не более того.
– Ты и Ван Хелсинг, вы были больше, чем друзьями, – проговорила Анна, проведя пальцем по его левой руке, оголив запястье, на котором белесой полосой красовался глубокий шрам.
– Твоя сила растет. Не многие молодые вампиры способны читать воспоминания таким образом. Что еще ты видела?
– Ничего, – проговорила она, не отрывая глаз от своего собеседника. Его молчание говорило о том, что разговор окончен, но проснувшееся в ней любопытство было сильнее, поэтому принцесса никак не хотела сдаваться, пока, хотя бы, капля света не прольется на эту сокрытую пылью веков историю. – Но как такое возможно? Ни одному человеку не дано прожить четыреста лет.
– Это длинная и запутанная история…
– У нас как раз есть время! Вы были с ним лучшими друзьями, братьями. Но что развело вас по разные стороны?
– Очевидно – любовь! – с горькой усмешкой произнес Дракула.
– Я не понимаю…
– Видимо, это наш рок. Мы всегда питали слабость к одним и тем же женщинам. В смертной жизни у меня было две любви: война и Изабелла. Светлый день я дарил одной, а мрак ночной делил с другой. Душа рвалась между двух огней, а я не торопился выбирать. И этот выбор сделали за меня.
– Она выбрала Гэбриэла?
– Нет, смерть! Бог рассудил наш спор по-своему: она не досталась никому.
Вампир замолчал, погружаясь в свои думы, а Анна не смела расспрашивать его дальше. В семейных архивах сохранилось не так уж много упоминаний о жизни Дракулы, а то, что сохранилось, было лишь бессвязным набором фактов, изложенных Валерием Старшим в своих записках. Доподлинно она знала, что у Владислава была жена, погибшая при таинственных обстоятельствах практически сразу после рождения дочери, но никогда и нигде принцесса не встречала упоминаний о таинственной Изабелле, которой удалось завладеть сердцем правителя Трансильвании.
Подложив руку под голову, девушка унеслась мыслями в прошлое, окутанное туманом четырехсотлетней давности. В голове рождались и умирали десятки гипотез, но ни одна из них не могла претендовать на истинность, пробуждая в ее душе все большее любопытство. За этими размышлениями принцесса даже не заметила, как сон завладел ее сознанием, и она провалилась в сладкие объятия Морфея, оставив сомнения и переживания новому дню.
========== Добровольный пленник ==========
Дорога к убежищу, сокрытому в горах, с каждым днем становилась все более непроходимой, обнажая усталым путникам эфемерный природный парадокс: чем ближе они подходили к заветной цели, тем сильнее от них удалялись древние руины. С горечью для себя Ван Хелсинг был вынужден признать, что сокращение расстояния не уменьшает времени, затраченного на остаток пути, так как сама природа взбунтовалась против них, пытаясь преградить единственную тропу.
Ледяной дождь шел, не переставая, заставляя ветви деревьев скрипеть, наклоняясь под пронзительным северным ветром. Трава на склонах утопала в беспрестанных потоках воды, грозивших в любой момент вызвать селевой оползень, сметающий вековые деревья, массивные валуны и всякое живое существо, которому не посчастливилось оказаться в этом Богом проклятом месте. То тут, то там небеса разрывали вспышки ярких молний, за которыми, будто верный пес за хозяином, следовали громовые раскаты, сотрясавшие лес будоражившим душу грохотом, эхом отражавшимся от скалистых гор. Обнаженные корни сосен, рассыпавшихся по пригорку, изо всех сил цеплялись за влажную почву, чтобы удержаться на своих местах, пока их массивные кроны понуро качали верхушками, взметнувшимися в объятую свинцовыми тучами высь. Их покрытые иголками ветви превращали и без того сумрачную чащу в непроглядную черноту, раздражавшую зрение даже ночных обитателей. Из-за этой облачной завесы не выглядывало ни солнце, ни луна, лишь дождь и холод царствовали в округе, рождая уныние в сердцах.
Когда мрак вокруг путешественников и вовсе сомкнулся сплошной мглой, а тропа превратилась в бурлящую грязевую реку, всадники были вынуждены спешиться, уводя измученных и изрядно проголодавшихся лошадей с дороги.
– Нужно найти укрытие, нет смысла тратить силы на бессмысленную борьбу с разбушевавшейся стихией, – проговорил охотник, уходя вместе со своим жеребцом вглубь леса, чтобы найти укрытие для ночлега. Селин молча проследовала за ним. Сказать по правде, с тех пор, как они покинули замок Виктора, девушка практически не разговаривала, погрузившись в свои мысли. Казалось, воля и былая уверенность оставили ее, а место в пустующей душе заняла глубокая тоска. Она будто отрешилась от всего мира, погрузившись в свои детские воспоминания, пытаясь найти покой в далеком прошлом, ибо будущее отныне виделось пугающей чередой бессмысленных потерь и разочарований.
После получасового поиска им удалось обнаружить небольшой грот, уходивший вглубь поросшей вереском скалы. Находясь на возвышении, он был надежно защищен от дождя и ветра, а так же от посторонних глаз, что было только на руку двум скитальцам, ставшим заложниками осеннего ненастья.
– Необходимо разжечь огонь, – тихо проговорил охотник, привязывая коня у самого входа в пещеру.
– Оглянись, тебе не удастся сейчас найти сухих веток! – едва подавляя раздраженный возглас, отозвалась Селин, грозно сверкнув глазами.
– Я боюсь, что сейчас у нас нет выбора. Лошади замерзли и вымокли насквозь, если мы не хотим, чтобы они завтра рухнули под нами, придется постараться. Я найду дрова, а ты расседлай и почисти скакунов.
– Ты видно путаешь меня с обычным конюхом?!
– Ах, простите, Ваше Величество! Я и позабыл, что у вампиров исторически повелось использовать оборотней, как рабочую силу или подручных для своих темных делишек. Что ж, вынужден Вам сообщить, что мы сейчас находимся ни в Вашем замке, если Ваша кобыла завтра упадет под Вами, знайте, что Вы пойдете пешком! – в тон ей бросил Ван Хелсинг, разнуздывая своего жеребца. Несколько раз щетка прошлась по его взмокшей гриве, мускулистой спине и ногам. В каждом его движении чувствовалось едва сдерживаемое раздражение, которое он готов был выплеснуть на Селин, которая, в свою очередь, пыталась побороть такой же приступ злости, затопивший ее с головой. Боль потери, страх перед неизвестностью, ярость и дурные предчувствия сводили с ума, отказывая девушке в привычном спокойствии. Она не знала того, кто осмелился уничтожить ее родовое гнездо – весь клан, но искренне желала мести, однако было в ее душе и еще одно чувство, сильнее и светлее ненависти и противиться ему становилось все сложнее. С каждой минутой оно все больше пугало ее своей обреченностью, но как ни старалась, девушка не могла выкинуть из головы эти мысли.
– Прости, я… – сбивчиво начала она, кладя свою ладонь поверх его руки, всё ещё сжимавшей жёсткую щетку, а другой рукой поглаживая круп жеребца, который, чувствуя вампиршу, начал нервно переминаться с ноги на ногу, – я не знаю, что на меня нашло. Вот уже второй раз мир рухнул у меня под ногами. Второй раз я потеряла свою семью и теперь на душе лишь… пустота.
– Ты думаешь, мне не ясна природа печали, окутавшей тебя, словно мантия? Я…я не владею таким красноречием, как мой друг, но если верить священному писанию, Бог не посылает на нашу долю большую ношу, чем мы способны поднять.
– Бог?! Бог отнял у меня всех: мать, отца, сестер, человеческую жизнь… а теперь еще и это… но Бог милостив, мне больше нечего терять! Всё это проделки твоего жадного Бога.
– Господь забирает к себе только избранных, я уверен, что души твоих родных пребывают сейчас в куда лучшем мире, мире, в который мы уже никогда не попадем, что до Виктора, то сколь бы грешен не был его убийца, поверь, он забрал не менее грешную жизнь.
– Да как ты смеешь?! Виктор… – злобно сверкнув глазами, прорычала Селин.
– Согласен, нет ничего страшнее, чем винегрет из очевидных фактов, незатуманенных ненавистью мыслей, пустой веры и горькой правды. Таким, как мы, нет места в раю: мы не увидим близких, но когда попадем в ад, ты встретишься с Виктором, а вот меня будут вечность терзать сотни непокаянных душ, которых я туда собственноручно отправил. Вот она горькая правда и не стоит злиться, если она тебе неприятна.
– Господь обрек тебя на такие муки, а ты все еще пытаешься верить? – с удивлением спросила она.
– Что ж, видимо, в прошлой жизни я слишком сильно согрешил и заслужил подобную кару и забвение. Однако пути Господни неисповедимы, ты многое потеряла, но, возможно, приобрела ничуть не меньше! Подумай об этом, – накрыв ее ледяную руку своей ладонью, проговорил охотник.
– И все же ты бы предпочел находиться не здесь и не со мной! – опустив голову, возразила девушка, которую все ещё терзали мучительные уколы ревности.
– Многие считают, что мы сами вершим свою судьбу, но чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь в обратном. В этом мире все предопределено: мое обращение, наша встреча, это путешествие. Все идет так, как и должно и рядом оказываются те, кто и должны. Сейчас тебе больно, но со временем боль отступит, и если ты будешь пытаться взрастить в своем сердце семена мести и ненависти, ты отравишь собственную жизнь и будущее, которое могло бы у тебя быть. Знаешь, я всю жизнь охотился на вампиров, оборотней и прочую нечисть, считая их порождениями тьмы, врагами, но вот ты стоишь передо мной и я не чувствую зла, ореолом окружающего тебя. За то время, что я провел с тобой, мне открылась одна истина: даже во тьме можно найти проблески света, и этот свет окружает тебя, – приподняв ее за подбородок, проговорил он, – и теперь меня терзают смутные сомнения, что я не смогу выполнить свой долг…
– Какой долг?
– Убить тебя, если мне прикажет Святой Орден, – на ходу бросил он, выходя из пещеры.
– Ты куда? – проговорила Селин, провожая охотника взглядом.
– Нужно набрать дров, иначе ночью лошади околеют.
Когда его фигура растворилась во тьме, девушка, будто желая найти утешения подле живого существа, уткнулась лбом в шею своей лошади, верной подруги, побывавшей с ней ни в одном путешествии. Мысли в голове путались, вступая в противостояние не только с сердцем и здравым смыслом, но и друг с другом. Душа другого человека – потемки, вампирша знала это, но душа Ван Хелсинга казалась ей тайной, сокрытой семью печатями, которую она сможет открыть лишь тогда, когда всадники Апокалипсиса вырвутся из преисподней, призывая все души в чертоги высшего суда.
Правильно ли она поступила, не раскрыв ему всей правды? Является ли благим желание защитить тех, кто тебе дорог от губительной истины, выброшенной из закоулков памяти за давностью лет? Имела ли она вообще права приоткрывать эту завесу тайны, которую сокрыли от всех высшие силы? Эти вопросы не давали ей покоя, заставляя постоянно метаться между желанием сбросить с плеч этот тягостный груз и святой верой в то, что подобные ей не имеют права развенчать эту полулегендарную историю. Но тяжелее всего на ее плечи давило обреченное осознание невозможности их противоестественного союза, и чем больше Селин пыталась убедить себя в этом, тем громче сердце восставало в ее груди, желая свергнуть деспотичный режим консервативного разума.
Треск мокрых веток и едва уловимое движение ветра в гроте заставили Селин прервать свои размышления. Без интереса наблюдая за попытками охотника разжечь костер, она тем не менее позволяла себе изредка поглядывать на него, воскрешая в памяти воспоминания о ночи страсти, проведенной в охотничьем домике. Будь на то ее воля, девушка до сих пор бы лежала на полу, укрывшись медвежьей шкурой и питаясь кровью пушных зверьков. Но мужской долг был превыше женских желаний, а потому они были вынуждены ночевать в мокрых пещерах, продираясь сквозь грязевые реки.
То и дело от огнива вспыхивали искры, но сырые дрова никак не хотели воспламеняться, окутывая пещеру удушающей пеленой, заставлявшей слезиться глаза.
– Достань из дорожной сумки тетрадь в кожаном переплете! – проговорил охотник, пытаясь раздуть непослушное пламя. Когда Селин подала ему дневник пращура Анны, Ван Хелсинг поочередно начал потрошить рукопись, хранившую на пожелтевших страницах историю целой эпохи, окончившейся поражением Божьих воинов. – Теперь можешь быть спокойна, никто и никогда не узнает о том, где находился замок Виктора, огонь сохранит эту тайну.
Где-то в глубине недр костра начал тлеть огонек, с каждой искоркой рождая спасительную надежду в измученных дождем, холодом и неизвестностью сердцах. Едкий белый дым потихоньку стелился по земле, а из небольшой кучки дров поднимались скоромные язычки пламени. Вскоре, разрывая беспробудный мрак, в пещере весело затрещал костер, даря столь необходимое всем тепло.
Замолкающий дождь обнажал тихие звуки лесной ночи, открывал всю её таинственную красоту: где-то вдали слышалось нервное завывание волка, пытавшегося выбраться из наполненной водой норы; на поскрипывающих от ветра ветвях одиноко ухал филин, отчаявшись найти себе пропитание; хрустальные капли хаотично падали на сухую листву, напевая ни с чем не сравнимую мелодию девственной природы.
Серая туча, закрывшая небеса, делала ночь ещё темнее, оттого каждый всполох костра становился еще ценнее.
– Поразительно, ты и я, мы ведь прекрасно видим во тьме, но как зачарованные наблюдаем за танцующим пламенем, – задумчиво проговорила Селин, не отводя томного взгляда от костра. Девушка и сама толком не знала, почему решила завести этот разговор, просто в какой-то момент молчание стало невыносимым, и желание нарушить его возобладало над логикой и здравым смыслом.
– Инстинктивно даже порождения тьмы тянутся к свету, но никакому огню, как бы ярко тот ни горел, не сравниться с восходящим солнцем! – коротко заметил охотник, вглядываясь в лицо своей спутницы. – Возможно, тебе стоит сказать о том, о чем ты так старательно пытаешься умолчать!
– Что ты собираешься делать потом? Если убьешь Дракулу? – после некоторого промедления произнесла она.
– В своих мыслях я не забегаю так далеко. Несколько дней назад у меня не было никакого прошлого, а теперь я узнал, что корни его уходят к середине пятнадцатого века.
– И все же… ты затеял эту вылазку с целью убить Дракулу и спасти принцессу, но снять с нее проклятие бессмертных может только смерть! Готов ли ты подарить ей вечный покой в чертогах преисподней?
Разумеется, он думал об этом, но времени на размышления оставалось все меньше, а ответа до сих пор не нашлось. Анна была последней представительницей древнего рода – по преданию, если ее сердце перестанет биться до того, как душа Дракулы отправится в ад, то все поколения ее предков последуют вслед за ним, а значит, охотник уже проиграл. Однако его сердце отказывалось мириться с поражением, продолжая слепо верить в возможность спасения.
– Я заложник долга, у меня нет другого выбора! – подбросив в костер полено, проговорил Ван Хелсинг.
– Боюсь, что любовь менее разборчива, чем разум, она убьет в тебе и честь, и долг. Ведь именно поэтому ты пустился в это путешествие?
– Нет, не поэтому, – подходя к выходу из грота, ответил он. – Дождь кончился, нужно выдвигаться, тогда к утру следующего дня достигнем перевала. Дальше, если верить карте и твоим рассказам, останется немного.
– Верно! – обреченно выдохнула Селин. Вот уже несколько раз она пробовала вывести охотника на откровенный разговор, но каждый раз ее попытки терпели горькое фиаско.
Ван Хелсинг оказался прав – как только первые признаки рассвета окрасили небеса багровым заревом, они преодолели узкое ущелье, укрывшись в наскоро сооруженном укрытии, а к середине ночи наконец-то увидели заброшенные руины.
– Это оно и есть? – недоверчиво спросил Ван Хелсинг, бросив быстрый взгляд на покосившиеся башни, обнесенные невысокой стеной.
– Да, но ты, очевидно, ожидал увидеть хорошо укрепленный форт с лучниками на стенах, как в повествованиях средневекового эпоса? – с легкой улыбкой поинтересовалась она.
– Признаюсь, ожидал чего-то более монументального!
– Возможно, я еще смогу тебя удивить. – Девушка уже собиралась начать спуск, когда почувствовала, что Ван Хелсинг буквально сшиб ее с ног, подминая под себя.
– С ума сошел? – прошипела Селин, впившись ногтями в его руку.
– Там кто-то есть! – прошептал он, показывая на западную стену, где освещенные светом луны, виднелись вполне отчетливые силуэты.
– Быть не может! – прошептала вампирша, напрягая зрение. – Я думала, что все они погибли, но они здесь. Невозможно! Но чьи же останки тогда были в замке?
– Кто эти… вампиры?
– Тот, что слева – Виктор – старейшина клана, дальше Крэйвен – его регент на время векового сна и Сорен – их телохранитель, а вот женщина… я помню ее, она одна из древних, заседала в совете «Черной вуали»… как же ее звали… Мирабелла Найт, опасная хищница во всех отношениях, но что ей нужно здесь?
– Черной вуали? – недоверчиво переспросил охотник, наблюдая за этим таинственным сборищем.
– Черная вуаль – это кодекс чести вампиров, своего рода законник темного мира, за исполнением котором следит совет, состоящий из древних. На его страницах прописаны не только этические нормы сообщества бессмертных, но и непреложные законы, а старейшины являются и судьями, и палачами, находясь на вершине этой иерархии.
– Не думал, что у вас все так сложно.
– До недавнего времени ты и Дракулу с его невестами считал единственными вампирами, а теперь…
– Но если вас так много, как удается хранить в тайне ваше существование?
– Законы. Мы не можем открыто убивать в городах, в присутствии большого скопления людей, многие учатся заметать следы или выпивать не всю кровь жертвы, стирая ей память, – отозвалась Селин.
– Судя по всему, Дракула пренебрёг этими запретами.
– Трансильвания – суеверный край, затерянный в горах, тут можно позволить себе больше. К тому же, насколько мне известно, он никогда не совершал налеты на деревни и никто из ныне живущих не видел его лица…
– Ясно, в ваших законах столько же брешей, как в решете, – резко оборвал ее охотник.
– Наши законы писаны для бессмертных, а не для людей. К тому же, у вас справедливый суд тоже редкость, все решают деньги и связи. Они ушли… – прошептала девушка. – Жди меня здесь. Если монстр в убежище, я вернусь за тобой!
– Нет, если нас поймают вдвоем, тебя обвинят в предательстве и казнят. Я не могу этого допустить!
– Но что тогда ты предлагаешь?
– Это, – проговорил Ван Хелсинг, доставая из дорожной сумы, упакованной еще в Ватикане, серебряные наручники.
– Ты хочешь, чтобы я провела тебя туда под видом пленника? Это безумие?
– Но зато ты сможешь избежать всяких подозрений. К тому же, живой оборотень может стать прекрасным трофеем. Если после возвращения ты вернешься за мной, мы никак не сможем отогнать от тебя подозрения в случае неудачи. Это уже не твоя битва, не стоит пятнать ради меня свою честь.
– Ты же понимаешь, что это билет в один конец? Тебя поместят в темницу и будут пытать! А если Дракула не появится? Если монстра там нет?
– Ну…… выбор у нас не большой! Либо идти вперед, либо отступать, а поэтому – держи! – проговорил охотник, протягивая ей древний кинжал. – Ты выполнила все условия нашей сделки, пришло время мне выполнять свои.
– Это безумие, а если… – Селин не успела договорить, потому что он приложил палец к ее губам, сам не ожидая от себя подобного проявления нежности. Для каждого из них это легкое, но в тоже время интимное прикосновение имело необъяснимую ценность, в которой они, сознаваясь в душе, отказывались признаться друг другу на словах.
– Я должен. Я не могу этого объяснить, но чувствую, что он здесь. Тот другой… зверь, живущий во мне, слышит его призывы.
– Хорошо, но запомни, как только мы переступим порог этого замка, мы станем врагами!
– Знаю, – прислонившись лбом к ее лбу, проговорил он.
– Тогда может быть…
– Нет. Ты сама говоришь, что моя судьба тесно связана с Дракулой, а я устал бегать по кругу, как загнанный волк. Нужно принять бой или умереть!
– А что если ты не можешь умереть? Будешь вечность сидеть в катакомбах в случае неудачи? Ты хоть представляешь, что это такое?
– Почему ты это решила? Ты что-то недоговариваешь? – ухватив ее за плечи, проговорил Ван Хелсинг, всматриваясь в ее голубые, будто светящиеся аквамарины, глаза.
– У тебя новая сущность. Ты уникален, как и Дракула…
– За это не переживай, его оборотни смертны точно так же, как и все остальные, – с ухмылкой проговорил он, одевая на запястья серебряные наручники. – Ну что, вперед?!
Лошади медленно спускались по глиняной, заболоченной тропе, то и дело утопая по колено в вязкой жиже, пока, наконец, не ступили на каменистую дорогу, ведущую в полуразвалившимся воротам ветхого замка.
– Стой! Кто идет? – раздался громогласный возглас с одной из сторожевых башен.
– Селин! – отозвалась девушка, демонстративно дернув за веревку, привязанную к наручникам пленника. Когда серебряные шипы впились в запястья, Ван Хелсинг издал едва заметный вскрик, но старался не подавать вида.
– А это кто? – продолжил страж.
– Трофейный полуволк! Рыскал по округе в поисках наживы! На допрос к Виктору, думаю, ему есть что сообщить.
Видя решительный взгляд любимицы Виктора, охранник не стал возражать. В ту же секунду ворота со скрипом растворились, и путники проникли во внутренний двор. Ночью он выглядел более живым, чем несколькими днями ранее, когда, глотая мерзлый ветер, Дракула облетал эти безжизненные руины. В дальней кузнице вовсю кипела работа, удары тяжелого молота разносились по округе, как траурный набат; оранжевые всполохи, раздуваемого мехами пламени отражались на стенах, открывая взгляду поистине пугающую картину разверзнувшейся преисподней. То тут, то там, сновали вооруженные стражники, бросая на вновь прибывших вопросительные взгляды. Из наскоро воздвигнутой за несколько ночей конюшни доносилось веселое ржание, а в башнях изо всех сил трудились каменщики, пытаясь придать строению хотя бы тень средневекового величия.
Едва они въехали во двор, из башни выскочил Крэйвен, сверкая глазами от едва сдерживаемой злости.
– Что бы сейчас ни случилось, не смей вмешиваться, – прошептала Селин, привязывая свою лошадь к изгороди.
– Где тебя носило две недели? Ты так нужна была нам здесь! – прорычал вампир, одарив ее презрительным взглядом, в котором, несмотря на раздражение, читалось ничем не прикрытое вожделение.
– Если бы Вы не бросили меня в том лесу, старательно убегая от Дракулы и его летающих приспешниц, возможно, ты не задавал бы мне сейчас эти вопросы.
– Да как ты смеешь?! – вскричал он, замахнувшись на нее рукой, но девушка оказалось проворней, перехватив ее налету.
– В лесу меня застал рассвет, нужно было искать укрытие. Поскольку оборотни перебили лошадей, с наступлением ночи пришлось идти пешком, а в ущелье я попала в засаду прихвостней Дракулы, а дальше… дальше – больше: я пришла в особняк и увидела смерть и разруху. Не зная о том, что там произошло, я поехала сюда, да только вот дожди подпортили дорогу, – презрительно фыркнула она, слегка вздернув нос.
– А этот заморыш? – Крэйвен кивнул в сторону Гэбриэла, не удостоив его даже взглядом.
– Этот заморыш – великий Ван Хелсинг! Охотник на вампиров и прочую нечисть! Рыскал по округе!
– Да неужели? – недоверчиво фыркнул он, наградив пленника презрительным взглядом! – А браслеты?
– Видимо, даже Божьим посланникам не дано избежать многих проклятий!
