Текст книги "Под Варды синими сводами (СИ)"
Автор книги: Calime
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)
В начале следующего года Белег собирался в столицу. Я решил, что останусь в нашем лагере на заставе. В Менегроте я планировал очутиться той осенью в сопровождении Мирионэль.
Холодным утром начала февраля, когда мы с Саэлоном и несколькими эльдар из нашего гарнизона привычно упражнялись во владении мечем на небольшой поляне перед укреплением, из лесной чащи с нашей стороны границы прямо на нас неожиданно вылетел гонец из Менегрота. Его конь сказал крупной рысью и чуть не сбил с ног одного из наших воинов. При гонце было послание от Белега, адресованное мне и всем, кто был до сих пор под началом Куталиона.
В послании Белег сообщал, что Таур Элу получил из Нарготронда злую весть – Враг внезапно атаковал северный Дортонион, обрушив потоки огненной лавы, стены огня и облака ядовитых газов на крепость голодрим – братьев Владыки Нарготронда, превратив ее в кучу пепла. Барлоги и орки прорывались через Тол-Сирион к Димбару, к нашим северным границам. Белег отправлялся туда, чтобы помочь войскам государя Нарготронда не допустить орды врага в Западный Белерианд. Мне Куталион приказывал оставаться в нашем укреплении и взять на себя командование его гарнизоном, отмечая, что коварно разрушивший все планы по подготовке к вторжению в его пределы Враг, скорее всего, попытается прорваться не только на запад, но и на восток. Это означало, что наши восточные рубежи окажутся окружены мерзкими тварями. Моей задачей Белег видел охрану восточной границы Дориата при содействии воинов из личной стражи нашего земского дворянства.
Мною были немедленно отправлены послания моему отцу и Лорду Амдиру, другу и соседу отца, владевшему землями юго-западнее отцовских угодий. Я просил их подготовить бывших у них под началом воинов к выступлению на восточную границу, подробно изложив то, что мне стало известно из письма Белега.
Отправил я гонца и в Таргелион. Даже зная, что до его границ, если передвигаться почти без остановок, почти пять дней пути. Беспокойство за Мирионэль перевешивало в моих глазах риски.
Не находя себе места, я в сопровождении Саэлона и других эльдар днями и ночами патрулировал небольшой участок границы в северном направлении от нашего лагеря в ожидании прихода дополнительных сил от отца и Лорда Амдира.
Атмосфера тревоги и предстоящих скорых несчастий ощущалась в каждом шорохе леса, притихшего в ожидании начала бедствий. Вынужденное бездействие изматывало. Пребывая в полнейшей неизвестности относительно хода войны на северо-западе, судьбы Белега и того, что происходило в Таргелионе, я ждал вестей и распоряжений из Менегрота.
Карантир метался по комнате, подхлестываемый волнами идущих по коже мурашек, собирая вещи для похода. В коридорах замка гулко раздавались торопливые шаги, чей-то топот, скрежет и лязг приготавливаемого оружия и боевых доспехов и отрывистые восклицания командиров его войска. Воины из его передового отряда и их прислужники готовились выступать завтра на рассвете. Он уже отдал приказ.
Прорвали! Прорвались! Война – сегодня, сейчас!
Его оруженосец притащил в кабинет большой сверток с походным шатром. Ткань уже явственно подавала признаки изношенности, но Карантир решил, что возьмет шатер с собой. День только приближался к своей середине, а пережить и передумать Морьо и его приближенные успели уже многое.
На рассвете появился невиданный здесь никогда прежде гонец из Нарготронда, от кузена Финдарато, и сообщил, что Моринготто внезапно напал на Дортонион. Ангарато и Айканаро пали, сожженные потоками раскаленной лавы, хлынувшими из черной цитадели, приняв первый удар на себя. Осада Ангамандо была прорвана, и орки, а что гораздо хуже, дракон и валараукар, прорвались в Димбар, к самым границам Дориата. Это означало начало страшной и губительной для земель Белерианда войны. Войска Нарограда и Хитлума, вместе с верными эдайн и отрядами стражей Дориата пытались блокировать дальнейшее продвижение вражьих тварей на юг и юго-восток.
Карантир рассудил, что самым правильным сейчас будет немедля собрать войско и выдвинуться на север, в Химринг, к Нельо. И если старший решит, что это необходимо, то поехать к Кано – укреплять своими воинами «врата Маглора».
Его трясло от желания как можно скорее выехать в Химринг. Он был там нужен, как и все остальные братья. Но ему и самому не терпелось поговорить с Майтимо, старшим и самым рассудительным, правильным, всегда следующим долгу, чести, не позволявшим, даже будучи в плену у Черного Вала, безумию и отчаянию сковать разум и дух. Он сам не знал, каких слов ждал услышать в эти дни от Нельо. Больше чем слов, он хотел действий и самых решительных. Морьо жгло чувство вины, смутное, яростное. От этого чувства то и дело перехватывало дыхание и все внутри сжималось в тугой узел.
Вдруг дверь с шумом распахнулась настежь – в проеме стоял гонец, весь испачканный грязью бездорожья. «От Нельо…» – сверкнуло в голове Карантира.
Вестник застал четвертого сына Феанаро сидящим на полу, на одной из медвежьих шкур, за проверкой тяжелых доспехов, их кожаных креплений в виде ремешков, пряжек и металлических креплений в местах сгибов. С этой работой он почти закончил и собирался взяться за свой широкий кожаный ремень с множеством приспособлений для кинжалов, боевого рога и прочих необходимых для жизни в условиях войны мелочей.
– Принц, от Лорда Нельяфинвэ, – гонец, казалось, забыл дышать, он был смертельно бледен, а в глазах танцевали искорки безумного страха. – Он просил передать, чтобы вы с вашими воинами отступали на юг, к уделу лордов-близнецов. Он просил сказать – это приказ…
Тут посланник схватился рукой за косяк двери и задышал прерывисто, громко, как тяжело раненный, ноги у него подкашивались.
Карантир почувствовал, как кровь отхлынула от лица и холодной струей гулко ударилась в область сердца:
– Ранен, гонец?!
Тревога все больше овладевала им. Отбросив в сторону панцирь доспехов, он вскочил с пола, подбежал к пошатывающемуся гонцу, поддержал того, усадил в кресло. Посланец из Химринга не обнаружил признаков ранений, но от перенапряжения и выпавших на его долю во время скачки сюда испытаний и страхов, не мог держаться на ногах.
– Говори же! – в крайнем нетерпении вскричал Морьо – теперь нолдо сидел перед ним в кресле.
Он поднял на властелина Таргелиона округлившиеся глаза, их зрачки были расширены настолько, что радужка стального цвета казалась лишь тонкой окантовкой для двух черных бездн, устремленных на Карантира.
– Мы потеряли Аглон… Не смогли удержать… Еще три луны назад… – он задыхался. – И Лорд Канафинвэ вынужден был отступить от врат. Орки были замечены нашими отрядами разведки у горы Рерир вчера вечером. Если они продолжат движение с той же скоростью, то сегодня к вечеру выйдут к Хелеворну. Вам необходимо отступить без промедления в Оссирианд. Лорды Нельяфинвэ и Канафинвэ остались сражаться в окружении в Химринге, а лорды Туркафинвэ и Куруфинвэ отступили на юго-запад, они направились в сторону Нарготронда.
Карантир несколько мгновений стоял как каменный. Стремительность, с какой враг опрокинул силы осаждающих Ангамандо воинов Нолофинвэ, пересек долину Ард-Галена, добрался до владений Ангрода и Аэгнора, сокрушил Дортонион, отбросил Маглора от охраняемого им перешейка, а Келегорма и Куруфина от перевала Аглон, поражала и приводила в ярость. Теперь орки осаждали Химринг, где были Майтимо и Кано и с превосходящей самые худшие опасения и предположения скоростью двигались к его крепости. Нельо приказывает отступать в Оссирианд. Нет, бежать в Оссирианд!
– Сколько у нас времени до их прихода, чтобы покинуть крепость? – спросил он гонца, который дрожащими руками держал кубок с вином, взятый со стоявшего рядом с креслом столика. Зубы нолдо, пока он пил большими глотками, неприятно стучали о медные стенки.
Отец ворвался ко мне в комнаты, когда мы с Тулинде подготавливали необходимые для похода вещи. Его глаза были расширены, бледная кожа казалась заметно белее обычного, а не сходящий со щек румянец был почти не заметен. Все в нем говорило о крайней степени охватившей его тревоги.
– Мирионэль, вы с Тулинде и отрядом охраны выезжаете немедленно в Оссирианд, к близнецам! Поторопитесь, я уже приказал снарядить воинов для вашего сопровождения.
Тулинде растерянно глядела на меня.
– Но мы должны были выступить завтра утром в Химринг, – ответила я, – Мы поедем с тобой, отец! Тулинде и я будем сражаться с врагом рядом с тобой и твоими братьями!
– Сейчас же вы обе едете в Оссирианд! – кожа на лице отца от мертвенно-бледного постепенно становилась пунцовой, в глазах засверкали красные огоньки.
Он перевел дух и добавил уже спокойнее:
– Я приеду чуть позже за тобой. Мы встретимся, – и проговорил сдавленным голосом. – В Химринг ехать нельзя, он был окружен.
Уже через несколько часов мы с Тулинде в сопровождении отряда из двухсот сорока хорошо вооруженных всадников выехали из крепости по дороге, ведущей на юг, не зная, что покидаем Таргелион навсегда. Отец дал указание нашим сопровождающим поспешить, и мы сказали рысью, не зная, что не видать нам больше здешних степей, не купаться в прохладных водах Хелеворна, не собирать черешню в садах к югу от нашей крепости.
Мы останавливались для отдыха только в дневные часы – ночью силы и чары врага крепли.
====== Ненастье ======
Комментарий к Ненастье Кто читал эту часть отдельным фиком под названием “Tu shalt lead and I will follow” – смело пропускайте! Просто изначально она предполагалась частью этой большой работы и была опубликована как “пробный камень”, получившийся как “первый блин” – то есть комом )))
Нолдаран стоял у высокого узкого окна своих покоев, вглядываясь в дым, который уже неделю валил из-за вершин Эред-Ветрина.
Его комнаты располагались в одной из самых высоких башен замка Барад-Эйтель. Из стрельчатых узких окон, похожих на бойницы, было видно, как там, за острыми пиками вершин, скрывалось от мира сияние Анар, окрашивая в пурпурный тонкую полосу неба за острыми вершинами.
С юга, тем временем, надвигалась гроза. Темно-синие и фиолетовые тучи клубились над сводами резиденции Верховного Короля нолдор в изгнании. В отдалении были слышны громовые раскаты. Финголфин прислушивался к звукам грома.
«Мертвы, мертвы, Айканаро и Ангарато. Пали от внезапного пламени дракона и валараукар, – подумав это, он сощурил свои светло-серые глаза, их жгло, будто тем страшным пламенем. – Опустошен, разрушен, сожжен дотла Дортонион. Нападение было таким внезапным, что они даже не успели привести в готовность гарнизон крепости. Многие сгорели заживо в том аду, в который силы тьмы превратили Дортонион и равнину Ард-Галена, а мы ничего не могли сделать, не смогли помочь им ничем. Нам оставалось лишь наблюдать за столбами пламени и облаками ядовитых газов, поднимавшимися из-за гор Эред-Ветрина.»
Бессильный гнев овладевал им теперь, когда он думал об их положении: «Он уничтожит нас всех, одного за другим. Сколько уже погибло и сколько погибнет еще! Нет, он не остановится, пока все мы – и атани и наукар, и любой, кто способен поднять против него меч, не будем сожжены, зарублены, отравлены, втоптаны в грязь, в ил, в песок, замучены в его леденящих душу застенках! Мой народ, который я привел сюда, последовав за впавшим в безумие братом, обречен на мучительную гибель. Вот, для какой участи мы прибыли сюда, вот она – судьба народа нолдор на просторах Эндоре, о которой говорил безумец, убеждая всех последовать за ним!» – мурашки волнами пробегали по коже, внутри он чувствовал пугающие холод и гнев.
В этот миг раздался страшный гром, но Владыка нолдор в изгнании продолжал неподвижно стоять, только сильнее ощутил озноб сродни тому, что чувствуешь перед самым началом атаки, когда вот-вот столкнешься с противником, и от предвкушения что-то обрывается внутри и стремительно летит вниз, в бездну. Дождь хлынул потоками, тьма сгустилась почти мгновенно, превратив сумерки в ночь. В мыслях финвиона сейчас бушевала буря гораздо более свирепая:
«На ком лежит ответственность за все эти бессмысленные, жестокие страдания, за лютые смерти моих подданных, если не на мне, их Владыке? Проклятие!!! Моя привязанность к безумному Феанаро погубила нас! Данное мною слово о верности ему стоило мне, моим детям и моему народу спокойствия, процветания, богатства, благоволения Валар и привела последовавших за мной к лишениям, страданиям, мучениям, которым не видно конца, боли и душевным ранам, которые не заживут! Эти распроклятые слова верности стоили жизни Аракано, самому сильному, самому высокому и статному, самому младшему! Он погибал под ударами тесаков нависавших на нем со всех сторон десятков тварей, а я видел это и не смог прийти на помощь. А когда прорвался к нему, было поздно – все было кончено. Что бы мне сказала Анайрэ тогда? А теперь? Что бы сказали остальные, кто остался дожидаться нас в Амане, надеясь на наше возвращение? А что бы сказали Эленве, Ангрод и Аэгнор и тысячи других, сгинувших там, во льдах, и потом, здесь в бесполезных и бессмысленных сражениях с порождениями тьмы? А что мне скажут все те, кому еще предстоит в самом ближайшем будущем проститься с жизнью в муках, в плену, пасть от ран, от драконьего огня, от бича огненного демона?»
Он дышал глубоко, напряженно, его била дрожь, глаза застилала туманная пелена. Хотелось ругаться последними, недостойными его мыслей и языка словами, крушить все подряд, разнося в щепки мебель и сминая руками попадающиеся предметы. Сглотнув горький ком слез, подступивший к горлу, он вспомнил как сразу же после резни в Альквалонде, Арафинвэ пришел к нему в его походный шатер, чтобы умолять остаться в Валимаре, повернуть назад:
– Торонья, мой единственный брат! – срывался на крик Финарфин. – Я прошу тебя, как никогда не просил прежде – вернемся обратно! Валар простят нас! Мы покаемся в содеянных против них преступлениях, и они в их бесконечной милости простят! Ты слышал, что говорил Вала Намо, о каких невзгодах и бедствиях, что падут на головы нашего народа, если мы покинем Аман, предупреждал он нас?! Прошу, внемли голосу твоего разума, прикажи твоему народу повернуть обратно!
Тогда светло-зеленые широко распахнутые глаза Арафинвэ смотрели на него и взгляд их был диким. Сколько же в них было ужаса перед словами вестника Валар о грозящей нолдор гибели.
– Поздно, торонья, – только и смог он выдавить из себя и отвернулся.
– Нет, брат, не поздно!
Финарфин обошел вокруг него, схватил за плечи, снова пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Ты слышал?! Намо сказал, что можно вернуться, повиниться перед Валар, попросить прощения. Не скрою, я объят ужасом и гневом! Тем, что содеял наш безумец брат в Альквалонде, он и его отпрыски запятнали себя навеки! Они обесчестили имя народа нолдор! Феанаро недостоин наследовать корону нашего отца! Брат мой Аракано, мой король, не обрекай твоих детей и вверенных тебе квенди на страдания и смерть! Прошу, возврати нас к свету элени, что сосредоточен в чертогах Тириона! Прошу тебя, брат… – его слова были столь горячи, столько страсти он вкладывал в свою мольбу, что сердце и решимость Финголфина дрогнули.
Но как бы он того не желал, повернуть назад было для него невозможно. Еще тогда, во время примирения, он сам дал Феанаро слово, поклялся, что он, Нолофинвэ, поддержит его в любом его решении, что последует за ним в любой участи и не оставит в невзгодах. «Ты поведешь, и я последую…», – предательски тихо отзывалось в ушах. Он сам уверял брата в том, что только его, Куруфинвэ Феанаро, второй сын Финвэ признаёт истинным наследником короны нолдор, и что никогда не будет оспаривать ее у него.
– Возвращайся, торонья, спасай наш народ, уводи с собой всех, кто захочет и найдет силы следовать за тобой. Валар в своем милосердии простят тебя и твоих подданных. Ты будешь королем, достойным памяти Финвэ. Я дал Феанаро слово – я сдержу его… Намариэ, брат, – с этими словами он крепко обнял младшего брата.
Это был последний раз, когда он видел Инголдо…
Гроза бушевала, а Нолофинвэ все стоял, не двигаясь у подобия бойницы, погруженный в свои мысли и воспоминания, созерцая происходящее за пределами замка невидящим взором.
В его памяти, словно вспышка молнии, промелькнуло бледное личико Итарильдэ, когда он нашел ее вцепившейся в окоченевший труп Эленве – схватил на руки, крепко прижал к себе, кутая в свой плащ, чтобы согрелась, чтобы жила. Он тогда впервые запаниковал, не знал толком, что нужно делать, бежал, не разбирая дороги, к своей палатке, все крепче прижимая к себе теплый комочек, делясь своим теплом, своей жизненной силой.
А сейчас паниковать было поздно. Сейчас для всего было поздно. Нолдаран закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
Внезапно Верховный Король резко отвернулся от окна и уверенными шагами подошел к двери. Одним быстрым, полным силы движением растворив тяжелые створки настежь, так, что их грохот слился с раскатами грома, он в мгновение нашел взглядом своего оруженосца, ожидавшего за дверью в его покои:
– Элеммир – доспехи! – приказал он.
Бархатный голос его звучал торжественно и необычно жестко.
Оруженосец мгновение глядел на него, но затем, кивнув головой, ринулся за требуемым. Это были доспехи, подаренные молодому принцу Нолофинвэ одним из лучших учеников Ауле. Тонкая и легкая кольчужная рубашка чуть выше колена, поверх которой надевалась богато украшенная самоцветами, жемчугом и серебряным шитьем шелковая туника ярко-синего цвета. Наручи и наголенники из серебра были в виде стилизованного орлиного оперения. Наплечники и нагрудник сверкали в свете ламп, стоявших в комнате, и молний за окнами, украшенные растительными орнаментами из золота и самоцветов и гербом Второго Дома. Голову Финголфина украшал теперь венец белого золота в виде резных, острых лучей, покрывающий виски, словно шлем.
Быстро покончив с доспехами, он прикрепил к поясу драгоценные ножны, с вложенным в них Рингилом, потянул рукоять меча, вынимая и внимательно оглядывая.
– Элеммир! Седлай Рохаллора! – прокричал он стоявшему в глубине коридора оруженосцу, и одним выверенным быстрым движением вернул меч в драгоценную оправу.
Слуга подошел и замер в дверном проеме. С выражением выжидания на бледном лице он глядел на Владыку Хитлума, ожидая, что тот сейчас скажет, куда они направляются, и прикажет снарядить его личный отряд воинов сопровождения из трехсот всадников.
– Прикажете предупредить охрану? – наконец решился он, видя, что государь безмолвствует.
– Я еду один, – Нолдаран чуть нахмурил черные брови, устремив взор куда-то сквозь своего слугу.
Затем он надел темно-синий, подбитый бело-серебристым песцовым мехом плащ, расшитый серебряными нитями и жемчугом, прикрепил к поясу боевой рог и шумно втянул ноздрями влажный холодный ночной воздух, пахнущий дождем.
Гроза скатилась на восток, и когда вскоре конь был оседлан и Финголфин собирался выезжать из ворот замка, дождь уже перестал, но земля была пропитана влагой. Дым из-за гор исчез – все, что тлело, потушили потоки воды, обрушивавшиеся сейчас на то, что осталось от Дортониона. Отголоски далекого теперь грома были слышны в послегрозовой тишине ночи.
Элеммир подошел к Нолдарану и, оглаживая шею Рохаллора, попросил:
– Государь, вы позволите мне сопровождать вас? – он говорил тихо, стараясь не встречаться взглядом с финвионом.
– Нет, Элеммир, – голос звучал спокойно, будто извиняясь. – Я один ответственен. Спасибо тебе за все…
Произнеся это, он направил Рохаллора к распахнутым воротам и, почти сразу пустив скакуна в галоп, стрелой вылетел из крепости, повернув в направлении северной границы.
Элеммир смотрел вслед его стремительно удаляющемуся силуэту и успел заметить, как блеснул в свете факелов венец из белого золота, как вились в потоках воздуха длинные черные волосы Владыки, сливаясь воедино с темно-синим плащом, на котором, как звезды на ночном небе, сияли серебряные нити и блестки.
Очертания фигуры Нолдарана уже давно поглотила темнота ночи, а Элеммир все смотрел на освещенные факелами ворота крепости.
Вдруг в установившейся необычной тишине до него отчетливо донесся протяжный звук боевого рога.
====== Неизвестность ======
Когда наш отряд, возглавляемый Тьяро, был уже на пол пути к крепости моих дядей-близнецов, навстречу нам прискакал гонец от Амбаруссар и сообщил, что младшие лорды с войском покинули свою столицу и сейчас спешно строят укрепление на холме Амон-Эреб, находившимся северо-западнее, посреди степей и редколесья, чтобы сдержать орков от продвижения на юг, не допустив их появления в междуречье Оссирианда. Вестник сказал, что готов сопроводить нас к новому убежищу лордов близнецов.
Тьяро приказал отправить гонца к отцу, чтобы предупредить об изменении планов возглавляемый им основной отряд войск, едущий за нами в дне пути. Мы же последовали за гонцом Амбаруссар в направлении Амон-Эреб.
Все происходило столь стремительно, что у меня, да и у остальных, возникало ощущение оторванности от реальности, к которой мы были привычны. Страх перед врагом, еще остававшимся невидимым, но преследовавшим нас по пятам, создавал напряжение, которое чувствовалось во всем. Силы роар и феар таяли на глазах, подтачиваемые охватившей всех безотчетной тревогой о будущем и ужасом перед внезапно обрушившейся на нас войной.
Только Тьяро, казалось, не был подвержен всеобщей растерянности и унынию. Он внимательно изучал окрестности, рассылая дозорных, контролировал наше передвижение по карте, отдавал распоряжения во время коротких стоянок. По пути нам встретились два отряда разведки орков – оба были уничтожены, но теперь среди нас были и раненые.
Отдалившись на много лиг от Таргелиона, мы уже могли позволить себе и ночные стоянки, что отчасти облегчило мою участь. Я нуждалась в отдыхе и сне больше остальных из-за текшей в моих жилах крови атани.
Во время привалов мы с Тулинде спали в одной палатке, утраивая ложе из покрывал и плащей. Огонь разводили редко и только после того, как разведчики приходили с докладом, что поблизости все спокойно.
В эти дни у меня от переживаний и беспокойства за отца, с войском прикрывавшего наше спешное бегство, и моих дядей, оставшихся в окруженном Химринге, все внутри сжалось в один плотный ком. Все чувства были подавлены, все, кроме чувства неминуемо надвигающейся опасности. Мы бежали от врага по целым дням проводя в седле, претерпевая лишения, страдая духом и телом.
Мысли о моем прекрасном нареченном среди спешки и страха, который не оставлял нас ни на час на пути к Амон-Эреб, приходили под разными личинами: то, как тревога за него – я могла только предполагать, где он и что с ним, то, как тоска по нему – больше всего мне хотелось, чтобы он был рядом со мной, то как сладкая истома, приводившая в волнение роа, то как чувство единения моей феа с его, дававшее спокойствие, силы и решимость преодолевать любые тяготы и невзгоды, зная, что рано или поздно мы воссоединимся. Это чувство единения феар и помогло мне пережить тот ужас и смятение, что поселилось в душах и сердцах народа моего отца и его воинов в одночасье и превозмочь все тяготы пути к Одинокому Холму.
Напрасно я просила Тьяро отослать к границе Дориата одного из наших квенди с сообщением для Белега Куталиона, командира пограничной стражи, о том, что Таргелион был оставлен и уже занят орками и что наши силы соберутся на холме Амон-Эреб для перегруппировки и подготовки контрудара. Он лишь сухо отвечал на мои просьбы, что не может жертвовать никем из отряда и что до личного распоряжения Лорда Карнистиро не сможет выполнить этого моего поручения.
После бесконечно тянувшихся трех дней ожидания приехал отец со своим отрядом, а за ним и Лорд Амдир со своим вооруженным отрядом и стражей. Было решено послать в Менегрот, к Владыке Элу, за распоряжениями. Я усилил патрули вдоль линии границы к северу от нашего укрепления. На следующий день прискакал гонец, которого я отправлял в Таргелион. Он был едва живой от страха, весь в копоти и грязи. От него мы узнали, что уже в трех днях пути отсюда в направлении владений Темного Лорда рыщут орочьи банды разведчиков. Путь к Таргелиону был отрезан.
Выслушав гонца, отец важно сказал, качая головой:
– Да, теперь там хозяйничают орки и барлоги…
На что Лорд Амдир предложил:
– Мы можем усилить мороком завесу с нашей стороны границы, чтобы еще на подступах к нам эти твари запутывались в тенетах и сходили с ума от страха.
Не в силах выносить этого, я сказал им обоим:
– Мы должны прийти им на помощь! В Таргелионе живут такие же эльдар, как и мы!
– Они – изгнанники и убийцы, не забывай этого и помни, что мы на службе у Владыки Элу! – прикрикнул на меня отец.
– Я поеду в Менегрот сам и попрошу Владыку дать мне полк!..
– Ты еще слишком мал, чтобы разговаривать со мной таким тоном, Лис! – укоризненно проговорил отец.
Бросив быстрый взгляд на Лорда Амдира, он продолжал:
– Мы дождемся возвращения гонца из Менегрота и поступим так, как нам прикажет Владыка. Я убежден, Таур Элу разделяет мое мнение – это не наша война! – голос его был суровым и твердым.
Амдир удивленно приподнял бровь и, обращаясь ко мне, произнес:
– Боюсь, одним полком там не обойдешься, мой друг. К чему все это геройство? – его рот искривился в улыбке. – Может быть, есть особая причина?
На что отец, нахмурившись, скрестил на груди руки и ответил:
– Тэран-Дуиль никогда не принимал участие в настоящем сражении, мой друг. Вполне естественно, что он, будучи еще ребенком, жаждет приобщиться к воинскому братству, – и добавил, ставя точку в той беседе. – Я предвижу, что в скором времени сам поведу его в первую в его жизни атаку.
Тогда мне стало очевидно, что, если не случится чуда, жившим в Таргелионе и его окрестностях голодрим не дождаться нашей помощи.
Я метался по коридорам и переходам, сходя с ума от беспомощности – Таргелион был окружен, а может быть, и захвачен ордами хлынувших с севера орков. А у меня не было возможности что-либо предпринять или хотя бы узнать. Единственный по-настоящему волновавший меня вопрос был – что стало с Мирионэль?
Добравшись, наконец, до Амон-Эреб, мы увидели, что близнецы и их квенди не теряли времени. На холме высилась хорошо укрепленная со всех сторон небольшая деревянная крепость.
Амбаруссар встретили нас радостно, но, в то же время, как и все мы, казались растерянными. Атака приближавшегося Врага была слишком внезапной. С нашим приездом работы по укреплению стен продолжились. Тьяро и прибывшие с ним воины принимали в них активное участие.
Мы с Тулинде, помогали им, чем могли. На следующий день, к моей радости, прибыл отец с войском и тут же начал активную подготовку к скорому сражению. Войско было поделено на три части – в центре отец с основными силами, которые нанесли бы врагу прямой удар, слева врага атакует группа под командованием Тэльо, в то время как справа будет поджидать отряд Питьо. Предусмотрел отец и засадный полк под началом Тьяро, который должен был после условного сигнала вступить в сражение.
Ожидалось, что первые вражеские отряды подойдут к нашему укреплению уже через два дня. У отца, Амбаруссар и их воинов было в распоряжении только двое суток, чтобы подготовиться к сражению.
Мне отец приказал оставаться за стенами укрепления Амон-Эреб, на что я ответила:
– Ты приказываешь мне отсиживаться за вашими спинами, в то время как вы все будете рисковать жизнью?!
– Приказываю, – кивая головой, подтвердил он.
– Позволь мне хотя бы поехать с Тьяро и его квенди?! Отец, ты знаешь – я могу сражаться! Позволь мне доказать, что от меня тоже может быть толк!
Он склонил голову. Длинные пряди упали на лоб, скрыв от меня его лицо.
– Пока я жив, ты не будешь сражаться, – выдавил он своим грудным голосом, – Твоя мать не для того тебя растила, а потом передала мне, чтобы я сделал из тебя мишень для орочьих стрел! – прогремел, словно гром с неба, его голос.
Я отшатнулась, чувствуя охватившую его ярость. Повисла тишина. Слышался лишь стук топоров о дерево и крики работающих над укреплением ворот во временную крепость наших квенди.
– Можешь идти к себе, – проговорил он тихо и, хмурясь, склонился над картой.
Дождавшись позднего вечера я, оставив Тулинде в компании других дев, вновь пошла к отцу, чтобы еще раз попытаться убедить его, что смогу быть полезной на поле брани. «Я – дочь Халет и Карнистиро, – хотела сказать я ему, – мне не пристало сидеть за вышиванием, словно какая-нибудь валимарская прелестница, пока ты и дяди проливаете кровь, сражаясь насмерть!»
Дойдя до небольшого деревянного домика, который использовался в качестве места, где ели, спали и планировали свои действия отец и его братья, я увидела, что дверь в ярко освещенную комнату, служившую прихожей, кабинетом и столовой, приоткрыта.
До меня донеслись голоса Амбаруссар:
– Морьо, эта изгородь не выдержит удара, ты сам знаешь, – говорил один из них.
Можно было представить, что другой из близнецов в это время кивал головой на все слова брата.
– Нужно встретить их вот здесь, это в двадцати лигах к северу отсюда.
– Мы не знаем точно, сколько их, – послышался грудной голос отца.
– У нас ничего нет, Морьо, – заговорил второй близнец. – Получив весть из Нарготронда, мы сразу же подумали об этом холме, но взять с собой успели не многое, как видишь. Нельзя допустить, чтобы они осадили нас.
Последовала напряженная пауза. Ответственный за войско и верную ему часть народа, мой отец напряженно размышлял.
– Готовьте все – выступаем завтра согласно плану. Тьяро, все ясно?! – наконец прозвучавший в тишине, голос отца был непривычно жестким.
Вернувшись к себе, я пыталась осмыслить то, что удалось услышать. Отец и Амбаруссар не собирались ждать, пока враги приблизятся к укреплению. Оно было слишком уязвимым перед натиском превосходящих сил. Завтра разделенное на четыре части войско покинет укрепление, чтобы встретить врага в открытом поле.
Ворочаясь ночью на неудобной лежанке, я думала о том, что можно сделать. Бездействовать было невозможно. Мысли о прекрасном Тэран-Дуиле, о том, где он сейчас, в своей столице, в родных местах, или, может быть, ушел воевать на север, присоединившись к воинству государя Нарготронда, тревожили меня.
Собственное наше положение было угрожающим. «Без помощи извне нам не выстоять ни в поле, ни в этой маленькой крепости» – подумала я и в тот же миг поняла, что должна делать!
Собрав дорожную сумку, я отправилась в оружейную, где хранились доспехи, мечи и прочее вооружение. Взяв оттуда все необходимое, я вернулась к себе, чтобы одеться. Я надела легкую кольчужную рубашку – подарок отца, поверх нижней шелковой рубахи, сверху пришлось надеть укороченный мужской камзол для верховой езды. Опоясавшись тяжелым поясом, я прикрепила к нему кинжалы и короткий меч. Завязав волосы в высокий хвост на затылке, я захватила плащ и сумку и отправилась на конюшню. Оседлав моего Лапсэ, я выждала, пока уснут стражи, чтобы незаметно вывести его за ворота…
