Текст книги "Под Варды синими сводами (СИ)"

Автор книги: Calime

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

====== Пролог ======

Звезды – лишь они одни, сотворенные несравненной Элентари, неизменно даруют миру волшебный, живительный свет, кружа по небесному своду. Только они во Вселенной Эру Илуватара во истину не подвержены ни времени, ни искажающему влиянию тьмы, ни даже воле самого Единого. Элени реальны, в них веришь, как в единственную несомненную правду, воздвигая в сознании твердыню из кирпичиков этой веры.

На этой твердыне удерживается в своем хрупком равновесии, словно вытканный из местами грубого льняного, а местами из тонкого газового полотна, мир Арды. Знакомый до последней былинки мир, вмещающий в себя так много и, в тоже время, так мало.

Созданный Илуватаром мир затягивает в себя, влечет своей красотой и своим же уродством. Мы принимаем его, мы принимаем его правила и законы, его искажение, его благодать и все, что он так щедро выплескивает на нас: ощущения, видения, мысли, чувства, желания, испытания, картины прошлого, опыт. Позволяя увлечь себя этому потоку жизни, с ее мгновениями, днями, веками, наполненными нашими ощущениями, сиюминутными мыслями и желаниями, суетой других существ вокруг нас, мы забываемся и забываем, на чем зиждется окружающий нас мир. Мы забываем о том, что есть высшее и главное, ради чего мы и были рождены, ради чего наши предки были пробуждены у вод Куивиэнен.

====== Прекрасная голодрим ======

Комментарий к Прекрасная голодрим Toril (синд.) – королева, владычица. Этим титулом звалась только Мелиан.

Naugrim (синд.) – гномы

Edain (синд.) – люди

Golodhrim (синд.) – нолдор

Vess (синд.) – жена, супруга

Denethor – сын Ленвэ, Владыка народа зеленых эльфов Оссирианда.

Elmo – младший брат Эльвэ и Ольвэ.

Dessi (синд.) мн. – девушки, ед. – dess

Nissi (кв.) мн. – девушки, ед. – niss, nissё (есть еще синоним, который тоже встретится в тексте работы. Дева – ven, vendё)

Матушка нехотя отпускала меня в Менегрот, ей жаль было расстаться со мной. Отец же, напротив, был доволен. Ему нравилась идея представить своему дяде – Владыке Тинголу единственного отпрыска, который недавно вступил в совершенный возраст. Он пророчил мне карьеру советника при дворе и одного из ведущих представителей нашей дипломатической миссии.

Наш замок в чаще леса мог сравниться разве что с домами на окраине столицы, что находились на поверхности, окруженные лесом. Сам город Тысячи Пещер ошеломил меня своим великолепием и грандиозностью подземных сооружений. До приезда в столицу я даже не мог себе представить, что живое существо может своими руками создать нечто столь величественное и совершенное.

Среди придворных советников и прочих приближенных Короля Элу я был принят тепло и радушно. Кое-кто беззлобно подтрунивал над моими провинциальными манерами, но все, в том числе и сам Владыка Тингол и Торил* Мелиан, благоволили мне, были учтивы и старались оказаться полезны мне, одарив советом или наставлением.

Отец вскоре возвратился к матери, которая не любила покидать родные края, и я остался на попечение Белега, которого называли здесь «Могучий лук». Он формально занимал должность командира пограничной стражи, но поскольку главная опасность для нас была сосредоточена за пределами королевства, Белегу нередко приходилось, исполняя роль посланника, отправляться с поручениями от Владыки то в Ногрод, то в Хитлум, то в Нарготронд.

Прозвище командира стражи и моего наставника говорило само за себя – его стрелы, выпущенные из огромных размеров тисового лука, никогда не отклонялись от цели. Двигался Белег всегда абсолютно бесшумно и слыл непревзойденным следопытом, а в обращении был простым и веселым, умело располагая к себе любого собеседника. Мы быстро сдружились. Он обучал меня не только военному делу – стрельбе из лука, чтению следов и карт, метанию кинжалов и прочим премудростям, которые относились к искусству войны и боя. Также Белег рассказывал о тонкостях придворного этикета, посвящал меня в известные ему секреты двора, говорил со мной о политике, об отношениях с наугрим* и эдайн*, а больше всего о гордецах из-за моря, о наглых и заносчивых князьях голодрим*…

Сидя за столом во время одного из празднеств, которые Таур Тингол часто устраивал в летнее время, я привычно внимал речи моего учителя, глядя во все глаза на прекрасную весс* Лорда Келеборна. Сам Серебряный Лорд тоже то и дело поворачивался к ней, одаривая ее восхищенным взглядом, до того она была прекрасна.

– Куда это ты смотришь, маленький Лис? – спросил, наконец, Белег.

– Эта леди голодрим… Она совершенно не похожа на тех из их князей, о которых ты говорил мне. Кто она?

В этот миг Белег неожиданно резко одернул меня за рукав. Я спешно повернулся к нему, и он тут же заговорил, заглядывая мне глаза и понизив голос:

– Осторожно, Лисенок, эта Леди – самая опасная из голодрим! Торил научила ее многому из того магического искусства, что постигла сама. Не обманывайся невинным обликом этой Леди, ее чары погубили уже слишком много чистых и неопытных сердец наших эльдар. Теперь эти несчастные никогда не смогут вступить в брак и продолжить свой род, – Белег с силой сжал в кулаке белоснежную, как одеяние прекрасной голодрим, салфетку, – На горе нам пришла она из-за моря… – и он низко склонил голову.

Я ничего не понимал, но внезапная горячность моего наставника испугала меня. Мое доверие к его словам не знало пределов, а потому я дал себе обещание, что не взгляну более в сторону Леди Галадриэль.

Оказалось, Белег только несколько летних месяцев в году жил в Менегроте. Большую же его часть он проводил на восточных границах, командуя гарнизоном небольшого укрепления, состоящим из лучников и легкой кавалерии.

Жизнь при дворе быстро наскучила мне. Треньканье менестрелей и печальное пение дев навевали тоску. Заседания совета, на которых мне было разрешено присутствовать, как сыну Орофера и будущему советнику короля Элу, длились бесконечно, и я частенько задремывал во время очередного доклада «О введении торговых пошлин для наугрим».

Во многом из-за придворной скуки, а отчасти, следуя предостережению учителя и друга, стараясь выбросить из головы мысли о весс лорда Келеборна, я, когда для Белега Куталиона подошел срок возвращаться к месту несения службы, попросился ехать с ним. Дорога до укрепленного лагеря, которым командовал мой наставник и воспитатель, проходила через мои родные леса Нан-Эльмот. Самым замечательным было то, что замок моего отца лежал на полпути к цели нашего путешествия.

– Мы сможем провести несколько дней в гостях у моей матушки, – говорил я Белегу, – Не уверен, что отец тоже окажется дома. Он часто отсутствует – охотится или навещает друзей в соседних угодьях.

– Я бы и сам не прочь поохотиться в тамошних лесах и пожить праздной жизнью, как наше земское дворянство, – отвечал Белег, – но служба… – он едва заметно вздохнул и сменил тему, – Твоя матушка, Леди Нифрелас, ведь приходится сестрой Дэнетору*? Его я знал…

– Да, мама – родная сестра Дэнетора. Она не любит покидать наш лес ради столицы потому, что в глубине ее сердца все еще тлеет обида на Владыку, но тебя, моего учителя и друга, она примет с радостью!

Таур Элу не возражал против моей поездки, когда Белег на очередном совете просил его отпустить меня с ним. Сказав, что молодому, подающему надежды стать однажды одним из его приближенных советников, эльда совсем не повредит набраться немного опыта на восточных рубежах, Тингол перешел к другим вопросам.

Мы выехали через несколько дней.

Путешествие в компании Белега и его небольшого отряда сопровождения доставляло мне огромное удовольствие. Он не умел наводить морок, в отличие от отца, но каждый раз идеально маскировал нашу ночную стоянку, используя бывшие под рукой ветки деревьев, их широкие листья, и выбирая естественные убежища в виде углублений и небольших расщелин среди каменистых горок, которыми был полон Нан-Эльмот.

Когда мы добрались до владений отца, матушка встретила нас с большими почестями в адрес моего учителя, а меня, как всегда, обнимала и при всех гладила по волосам, покрывая поцелуями мои лицо и склоненную в поклоне макушку, не обращая внимания на условности.

Отец, на мое удивление, был дома.

– Привет тебе, Орофер, сын Эльмо*! – улыбаясь своей располагающей улыбкой, обратился к нему Белег.

– Мой друг, солнце сияет в час нашей встречи! – отец схватил гостя за руки и повел с крыльца к своему столу, радостно смеясь и рассказывая о последних новостях нашего края. Он был воспитан его отцом в традициях благородных эльдар, но был женат на сестре предводителя самых простых и лишенных всякого представления о правилах придворного этикета лесных эльдар, поэтому в нем причудливо сочетались изысканность манер жителей столицы и простота в обращении, свойственная провинциалам из нандор.

Задержавшись на три дня, посвященных отдыху, веселью и охоте, мы собрались в путь. Перед отъездом матушка позвала меня к себе. Придя в ее комнаты, я застал ее одну за вышиванием.

Увидев меня на пороге, она отложила работу и поднялась мне навстречу. Я подошел и поклонился. Она тут же обняла, обвивая руками шею, не позволяя выпрямиться, и заглянула своими ярко-зелеными глазами в мои:

– Тэран-Дуиль, мой весенний цветок, признаюсь, я не хочу отпускать тебя. Ты радуешь мое сердце своим обликом, речью и смехом. Разлука с тобой будет мне тяжела. Ты слишком дорог моему сердцу, мой прекрасный сын, – она опустила взор, – Но время пришло. Обычай требует, чтобы ты, вступив в возраст, покинул отчий дом.

Матушка достала из-за пояса маленький бархатный мешочек, вышитый ее рукой, и протянула его мне.

– Мама, спасибо, – я развязал тесемки и вытащил изящное маленькое колечко из серебра с овальным изумрудно-зеленым перламутром. В его тонких переливах можно было разглядеть очертания сказочного царства или города.

– Это ты отдашь той, к которой обратится твое сердце, – сказала матушка.

– Моя леди, – я снова поклонился, – благодарю за этот ценный дар. Я буду вспоминать тебя, всякий раз, рассматривая это кольцо. Мы скоро увидимся вновь, не печалься, до свидания.

После короткого прощания с отцом мы покинули его замок. Я увозил с собой серебряное помолвочное колечко – дар любимой матушки. Первые дни я вечерами доставал из-за пазухи крохотный мешочек из темно-синего бархата и вынимал кольцо, чтобы полюбоваться им и вспомнить о материнских ласках и заботе. Думал я и о тех юных десси*, что видел при дворе в Менегроте. Среди них были подруги и верные помощницы несравненной аранель Лютиэн и девы голодрим, «нисси»* из окружения прекрасной как майский полдень супруги лорда Келеборна. Я видел многих, но заметил лишь саму «Венценосную Деву».

====== Лис ======

Комментарий к Лис Osanwe (кв.) – передача мыслей на расстоянии, свойственная эльфам. В синдарине это “gosanna”

Fea (кв.) – душа, дух. Мн.ч. – fear

Roa (кв.) – телесная оболочка, тело, плоть. Мн. ч. – roar. В синдарине это “hroa”

Потом ученые принялись толковать о различных видах любви: любовь влюбленных отличается ведь от любви, которую чувствуют друг к другу родители и дети, или от любви растения к свету – например, солнечный луч целует тину, и из нее выходит росток. Г.Х. Андерсен «Дочь болотного царя»

Когда я переживаю заново в воспоминаниях подробности нашей с ним первой встречи, мне нравится думать, что я испытывала тогда, глядя на него, чувства и ощущения схожие с теми, что испытывала в свое время Мелиан, когда среди густых ветвей и толстых стволов лесов Нан-Эльмота впервые разглядела очертания стройной фигуры Эльвэ Синголло.

Подобно видению, неясной тени, его образ блуждал по чертогам моих сновидений с тех пор, как началась для меня пора юности, ускользая каждый раз, когда воображение пыталось поймать его и удержать, чтобы предать его облику черты более четкие и сохранить в памяти.

Но в тот миг, когда он впервые предстал передо мной наяву, я узнала его, вспомнила, наконец-то, лицо и очертания высокой и статной фигуры, что тревожили меня во сне и в мечтах уже многие годы. Тогда я не испытала удивления, потому что знала – рано или поздно я встречу его, хоть и не обладаю даром предвидения. То, что я почувствовала, можно назвать радостью от осознания прихода момента долгожданной встречи. Я обрела его, а вместе с ним и смысл жизни.

Грациозный и стремительный, полный внутренней силы в сочетании с неуловимой чувственностью, которая сквозила в его движениях, жестах, повороте головы, взгляде прекрасных глаз… Его направленный на меня взгляд в ту первую встречу, близ западных границ Дор-Карантира, я помню и сейчас. Выразительный блеск его чудесных глаз, оправленных в драгоценную оправу из густых и длинных черных ресниц и разлетающихся над ними темных соболиных бровей, околдовал меня.

Отец и его приближенные в сопровождении отряда охраны выдвинулись к границам отцовских владений, чтобы встретить и обеспечить безопасный путь через наши земли посланцам Владыки Дориата, направлявшимся в Химринг для переговоров со старшим из моих дядей. Движимая любопытством, я напросилась с ними. Отец хоть и хмурился, но все же согласился взять меня с собой, рассудив, что рядом с ним и отрядом из сорока стражей я буду в большей безопасности, чем одна, ожидая его возвращения вдали от него в окружении домашней прислуги.

Я и моя верная Тулинде, девушка-помощница, были единственными нисси в нашем отряде. Мы с ней старались держаться недалеко от возглавлявшего группу всадников гордого красавца Тьяро – командира разведки моего отца.

По мере того, как мы медленно продвигались вглубь чащи, дозорные на флангах, постоянно оглядываясь по сторонам, прислушивались ко всем шорохам утреннего леса.

Я предпочитала щебет птиц, шелест листьев и поскрипывание веток праздной болтовне сопровождавших нас всадников охраны, и потому ехала молча, изредка перекидываясь несколькими словами с Тулинде и время от времени бросая взгляд на ехавшего впереди нас отца.

Он был серьезен и казался даже спокойнее обычного. Острый взор его был внимательным, холодным, сосредоточенным. Мой дядя Майтимо привечал посланников Дориата, вел с ними диалог, старался найти точки соприкосновения в вопросах обеспечения безопасности земель Белерианда, отец же терпел эти сношения лишь из уважения к старшему брату и его статусу, относясь к бесконечным посольствам синдар и советам с ними лишь как к блажи главы Первого Дома. Сам полагая, что их феар*, отмеченные и искореженные Клятвой, не принадлежат более к миру живых, в котором единственное предназначение их – получить сильмарилы, ни к миру мертвых, в котором им не будет прощения за отступничество моего деда, Пламенного Духа, и безумие, совершенное в Альквалонде. А потому, все усилия старших дядей Майтимо и Макалаурэ по налаживанию отношений с Сокрытым Королевством и совместной защите от Черного Врага в глазах отца были пустой тратой времени и сил.

Внезапно мы все услышали впереди, совсем близко от нас, легкое шуршание листвы и такое же легкое посвистывание, похожее на пение какой-то неизвестной птички. А через несколько мгновений прямо перед нами из зарослей вышел пеший лучник с серебряными волосами. Он оглядел нас, засвистел опять, давая знак остальным, и, склонив голову, приложил руку к груди.

Кивая ему, Тьяро дал знак отряду остановиться. Из-за деревьев показалась группа всадников, всего около двадцати. Они тоже остановились и смотрели на нас, словно выжидая.

Выступив вперед, Тьяро первым поприветствовал посланников Дориата на синдарине и осведомился, кто был их лидером. Навстречу ему выехал среброволосый, как и все синдар, стройный муж, одетый в изумрудный, шитый серебром и украшенный самоцветами, камзол. Он назвался Белег Куталион. Отец обратился к нему с легкой усмешкой, притаившейся в уголках его губ:

– Привет тебе, Куталион!

Голос отца обладал какой-то странной гулкостью и вместе с тем мягкостью, даже и тогда, когда он вовсе не стремился сделать его ласковым.

– Я – Карнистир, Владыка этих земель. Надеюсь, ваш путь к нам не был омрачен никакой неприятностью? Обычаи гостеприимства требуют пригласить тебя и твоих спутников из Скрытого Королевства остаться на ночлег у нас, в гостеприимном Таргелионе! – С этими словами отец оглядел свой отряд, победоносно улыбаясь, показывая ровные белые зубы, – Твои спутники ни в чем не потерпят нужды. Днем вы отдохнете от долгой дороги, а вечером мы будем пировать в честь вашего визита к нам.

– Приветствую тебя, Владыка Таргелиона! Солнце сияет в час нашей встречи, – начал с заученных фраз вежливости, приятно улыбаясь, Белег Куталион, – Мы добрались до твоих владений без происшествий, благодарение Стихиям! Благодарю тебя и твой народ за гостеприимство! – тут он церемонно склонил голову и приложил руку к груди, как прежде это сделал его разведчик, приветствуя нас, – Мы последуем за тобой и твоими воинами…

Ни отец, ни глава делегации «синдарских упрямцев» не сочли нужным продолжать вежливую беседу. Отец первым развернул своего вороного и мы, теперь в компании среброволосых синдар, отправились в обратный путь.

Я сразу заметила его, хоть он и ехал на противоположенном от меня фланге. Прекрасное, излучающее свежесть молодости лицо, выделялось на фоне других посланников Тингола, красивых синдарской красой перламутровых длинных волос, статных фигур и ярко-зеленых изумрудов глаз, но выглядевших, как и подобает воинам, побывавшим во многих битвах, суровыми и гордыми. Я наблюдала за ним сквозь наполовину прикрытые веки, слегка склонив голову, боясь встретить его взгляд, от которого, я чувствовала это, у меня могло перехватить дыхание. Сердце мое то и дело замирало, то принималось стучать так гулко в моей груди, что, казалось, его биение могут услышать скачущие рядом мой отец и Тулинде.

Он ехал чуть позади нас, этот рослый и тонкий молодой синда, одетый в по-походному простой, аксамитовый дорожный кафтан цвета опавшей листвы, укороченный для удобства при верховой езде, который прекрасно сидел на нем. На запястьях были надеты кожаные наручи, казавшиеся широкими браслетами с выбитым на них причудливым рисунком. В вороте кафтана белел воротник рубашки, вышитый по краям серебряной нитью. На ногах были узкие темные штаны и высокие мягкие сапоги из светло-рыжей кожи с серебряными застежками и пряжками. У темного пояса из кожи грубой выделки, перехватывающего тонкую талию, были прикреплены метательные кинжалы. Голову венчал серебряный же обруч в виде перекрещенных меж собой веточек дерева, удерживающих в месте переплетения, как раз по середине лба, небольшой бледно-зеленый опал, который необыкновенно сочетался с его прозрачными глазами, искрившимися, подобно двум топазам бледно-голубого цвета с примесью оттенков зеленого и серого.

Он прямо сидел в седле, запрокинув красивую голову, позволяя прямым и длинным серебряным с золотым отливом волосам, волнами падавшим с его плеч вдоль спины, развиваться, подхватываемым легким ветром.

Стараясь не упустить его из виду, я вдруг почувствовала, что его взгляд, поймать который я опасалась, устремлен на меня. Мое роа* под этим взглядом наполнялось неведомым прежде жаром. Я быстро склонила голову. Что это? Что со мной? – недоумевала я. Мое волнение не осталось незамеченным окружающими, кое-кто из синдар начали перешептываться между собой, послышались сдавленные смешки, но я ничего не могла с собой поделать.

Счастье, переполнявшее меня вместе с родившимся в моей феа незнакомым чувством, позволило мне услышать, что это чувство и эта радость были в полной мере разделены тем, кто явился их причиной. Он открыл передо мной свою феа и все помыслы. В единый миг моему мысленному взору стали доступны все воспоминания, все образы и картины, что он видел, все звуки, баллады и оды, которые он слушал и помнил. Как сквозь пелену тумана проступали незнакомые лица, детали чьих-то комнат, отдельные предметы, очертания построек, улиц, фигур в просторных светло-серых одеждах с серебряным и небесно-голубым орнаментом, знамена с изображением крылатой луны, серебряные волосы, тонкие талии, затянутые в дорогую ткань, длинные шлейфы, зеленая листва и толстые стволы деревьев, сплетающих свои густые ветви, преграждая путь дневному свету и многого множество всего, что сейчас уже трудно припомнить…

Растворяясь во всей этой бесконечной веренице образов, я вдруг услышала в голове его голос: «Я – Лис Тэран-Дуиль – говорил голос, – Я был рожден в замке среди прохладных сумеречных лесов Нан-Эльмота и жил там с отцом и матушкой в тихом спокойствии, пока не был призван к Владыке в Менегрот, – юный, но мужественный голос продолжал, – Теперь я счастлив этому, потому что встретил вас. Свет звезд меркнет рядом со светом, что струится из ваших глаз, прекрасная голодрим».

Скользнув, как во сне, по его призыву в осанве*, я подняла на него глаза, открыв ему мои помыслы и воспоминания, как только что сделал он. Ощущения, которые я при этом испытывала, были не похожи ни на что, испытанное мною ранее. Я чувствовала абсолютное счастье, затоплявшее всю меня без остатка наслаждение, казавшееся лишь предвкушением большего наслаждения, которое обещали его устремленные на меня глаза. «Вот она – любовь, вот она – судьба моя, моя цветущая весна!» – пел во мне голос моей феа. Она выбрала его, этого диковатого молодого воина синда.

«Я – Мирионэль, мой отец – Лорд Карнистир, а матерью была Владычица халадинов Халет».

Его слова серебряным звоном отдавались во всех уголках моего сердца: «Согласна ли ты пойти за мной, прекрасная? Без тебя, где бы я ни был, не будет мне счастья, Мирионэль…».

Он владел чарами, умением завораживать, о котором не только был осведомлен, но и мог пользоваться им по своему усмотрению. Не помня себя, завороженная магией сияния его глаз, которые я могла видеть мысленным взором, я с готовностью ответила: «Я последую за тобой, куда бы ни лежал твой путь, Цветущая Весна…».

Так свершилось между нами великое чудо таинства взаимной любви.

Мы проехали молча весь оставшийся до крепости путь, лишь изредка обмениваясь взглядами. Во мне вдруг разлились небывалое спокойствие, нега, умиротворение и ликование. Я блаженствовала в тишине, стараясь, чтобы никто не заметил моего состояния.

По приезде в замок, мы с Тулинде сразу спешно прошли в мои комнаты. Я пребывала в блаженном настроении.

Тулинде обняла меня за плечи и, смеясь, зашептала на ухо:

– Красивый молодой синда, да? Госпожа моя, я чувствую – ты с ним говорила в осанве. Расскажи мне!

– Тулинде, я сама не знаю, что со мной… – я стояла посреди комнаты, не зная, за что взяться – за вышивание ли, или за лютню, – Я хочу увидеть его сегодня вечером!

– Тогда нужно подготовиться! – воскликнула та, – Столько всего надо сделать! – она кружилась по комнате, – Я найду самое прекрасное платье и самые лучшие украшения!

За этими занятиями мы с моей помощницей и провели остаток дня, наскоро пообедав в моих покоях, в компании друг друга. Мне не хотелось приглашать менестрелей, ни других девушек из придворных. Вдвоем мы с Тулинде могли свободно говорить о нем, обсуждать приближавшийся ужин и мой наряд.

К моему удивлению, Тулинде все понимала, чувствовала каким-то недоступным мне чутьем, каким обладают многие из квенди.

Вечером, сидя перед зеркалом, я подумала о том, что наш разговор в осанве с прекрасным Лисом из синдар не скрылся и от моего отца. Мне стало тревожно, но я с легкостью отринула все беспокойства, как только представила, что совсем скоро смогу увидеть Лиса, рассмотреть совсем близко, снова говорить с ним…

====== Морьо – Мирионэль ======

Комментарий к Морьо – Мирионэль Atar (кв.) – отец. В синдарине это “adar”.

Mirionel Morifinviel – имя “Мирионэль” состоит из mirion (драгоценность) и yeldё (дочь). “Морифинвиэль” – аналог нашего отчества, соединение имени отца и слова “дочь” – Махтаниэль, Финвиэль и тд.

Чтобы читателям получить авторское представление о внешности Мирионэль, вашему вниманию Дженнифер Коннелли: http://40.media.tumblr.com/fd5ed919dd4fb67e9f8e34d864123cf4/tumblr_n5j2z2Ibgf1tp2pkxo1_1280.jpg

«Клянись и зажигай, Морьо – звездочёт всея Арды». Неизвестный автор

До встречи с тем, кому меня предназначила судьба, моя жизнь не была особенной. Она носила отпечаток страданий и запоздалого чувства вины народа моего отца.

Я родилась в Таргелионе, в начале года триста семьдесят шестого Первой Эпохи Анара, но первые годы жизни провела с матерью и ее народом в Эстоладе и Бретиле. Мать и ее приближенные тщательно оберегали меня и названного брата Халдана от ужасов Нан-Дунгортеб во время перехода и позже, когда мы обосновались в лесах Бретиля, они не ослабляли своей защиты и опеки. Те немногие годы, что я провела с матерью, в окружении ее людей, были одними из самых светлых и беззаботных лет начала моей жизни.

Мой характер и склонности формировались там, в чертогах, принадлежавших матери, среди ее подданных атани, или эдайн. Сами они называли себя халадинами, а я считала себя частью их народа, пока находилась подле моей матери. Она же никогда не делала секрета из моего происхождения, гордясь им и тем, что случилось в ее жизни событие, приведшее к моему появлению на свет. Ни от меня, ни от прочих Владычица Халет не скрывала, что моим отцом был Лорд Карнистир, князь нолдор, которому принадлежали далекие земли на северо-востоке, вокруг озера Хелеворн, и которому народ халадинов был обязан своим спасением и относительно мирной жизнью в лесах Бретиля.

Матушка нанимала мне учителей из тех, что учились мудрости у эльдар Нарготронда, сама обучила верховой езде и простым приемам боя, дабы я могла дать отпор, если кому-то вздумается напасть на меня. Особенно же мать настаивала на изучении мною высокого наречия эльдар – квенья, родного языка моего отца, властителя Таргелиона. Сама же она владела квенья очень мало, у нее никогда не было возможности и досуга, чтобы практиковаться в нем вместе со мной. Я послушно и с прилежанием училась всему, находя удовольствие в изучении нового. Пусть поначалу и неосознанно, я стремилась к познанию, к постижению все новых истин и развитию у себя новых навыков, самосовершенствованию. Мне казалось естественным постигать все новые, неизвестные мне прежде истины и знания, совершенствовать технику метания копий и владения мечем. В квенья я преуспела, впитывая его с поразившей моих наставников из эльдар быстротой, которую сама объясняла желанием приобщиться к культуре народа моего далекого родителя.

Почувствовав приближение смерти, мать отправила посланника во владения моего отца, чтобы просить его взять меня под свою опеку. Несколько последних недель моей жизни в Бретиле почти полностью прошли рядом с ложем, на котором покоилась мать. Чем могла, я старалась облегчить ее страдания, как телесные, так и духовные. В последние свои минуты она неожиданно заговорила о моем отце:

– Я оставляю народ в надежных руках Халдана, он мне как сын. Тебя я передаю твоему отцу, – молвила она, с трудом шевеля пересохшими губами. – Ты унаследовала его черты, и его пламень горит в тебе. Ты не совершишь моей ошибки, не станешь рабой долга перед твоим народом, не откажешься, как отказалась я, от нескольких ничтожных лет счастья, что могла бы прожить бок о бок с мужем, пленившим твое сердце. Ты не будешь мучиться всю жизнь запоздалым раскаянием, живя вдали от него.

Она тяжело дышала, грудь ее вздымалась и опускалась медленно, из нее рвался наружу глухой хрип, и я промокала ее покрывшийся потом лоб влажным полотенцем, ощущая, с каким трудом даются ей эти слова.

– Передай твоему отцу, – снова заговорила она, – передай ему, что Халет не забывала никогда его благодеяний. Скажи ему, что я прошу его заботиться о тебе…

После этих слов глаза ее закрылись, дыхание прервалось. На лице матери застыло навечно выражение того, чей долг исполнен, и пришло время предаться отдыху.

Я застыла, забыв дышать, перед ее ложем.

Слова Владычицы Халет о моем отце всколыхнули мою душу, разожгли противоречивые чувства, главным из которых было любопытство. Я была юна и не вступила еще в совершенный возраст квенди. Никогда до того часа я не испытала горя ни мнимого, ни истинного. Потеря матери окончательно определила мой выбор в пользу пути бессмертных. Я выбрала судьбу эльдар. Моя феа, как и роа, с возрастом все больше обнаруживавшее природу перворожденных, доставшуюся от отца, выбрали для меня эту судьбу. Дух мой обратился к народу нолдор. Мои корни как одной из квенди были сильны теперь во мне, как никогда ранее, как силен был в моей феа пламенный дух деда и отца, о котором говорила на смертном одре моя мать.

В одночасье моя жизнь переменилась – из принцессы народа эдайн я превратилась в воспитанницу одного из правителей народа эльдар. Чтобы забрать меня в неизвестность, навстречу новой жизни, за мной прибыл отряд стражей от Лорда Карантира, откликнувшегося на просьбу матери.

Халдан, с которым мы были как брат и сестра, обнял меня на прощание, заглянул мне в глаза и сказал: «Прощай, Халейн, сестра моя. Ты скоро увидишь отца, жизнь твоя будет много дольше моей, что уже клонится к закату. Вспоминай о нас всех, кто любил и чтил тебя, пока ты жила среди нас, и будет любить и помнить тебя после того, как ты покинешь нас навсегда». К боли от потери почитаемой и любимой матушки присоединилась боль от вечного расставания с теми, кто был моей семьей, и к кому я питала самую искреннюю привязанность и нежность.

Через три недели путешествия на присланных за мной лошадях и в сопровождении конвоя из двенадцати стражников квенди, я пересекла границу владений того, кто теперь должен был сделаться моим опекуном.

Когда мы въехали в Таргелион, я не могла не заметить окружавшего меня достатка и роскоши, выражавшихся в величественной изысканности городских построек, богатстве одежды встречавшихся на улицах жителей, чистоте и ухоженности дворов. Даже несмотря на то, что мою душу терзали боль от потери матери, родного дома и родни, страх перед разверзшейся впереди пропастью неизвестности, в которую, мне казалось, я беспомощно падала, и смутные предчувствия будущих бед, невозможно было остаться равнодушной к красоте, созданной руками наугрим и эльдар. В моей душе бушевала буря. Самые противоречивые ощущения смешивались в невообразимый клубок, как это бывает лишь в годы ранней юности, когда мир не утратил своей новизны и каждое событие, каждое явление, каждый образ способны оставить след во впечатлительной душе, взволновать ее, заронить в сердце сладкую тоску, тревожное мечтание или тронуть его.

Со страхом и нетерпением ждала я встречи с отцом. Хоть матушка и говорила всегда о нем с уважением, бережно храня воспоминания о его помощи и поддержке и о коротком счастье, что обрела с ним, я слышала об отце и другое. Живя с матерью, окруженная ее заботой, строгостью, справедливостью и почетом со стороны ее приближенных, я все же часто думала о том, что в один прекрасный день мне бы хотелось повидаться с отцом. Особенно много я думала об отце, сидя за изучением новых мне понятий и правил квенья. Я представляла себе, как он выглядит и о чем бы хотела говорить с ним, расспрашивала о нем видевших его соратников матери и самого названного брата Халдана. От них мне удалось разузнать лишь то, что Карантир Темный был высок ростом, носил длинные темные волосы и легкие доспехи неизвестного блестящего металла сродни серебру, держался князь нолдор гордо, с достоинством, как и прочие из эльдар, а голос имел негромкий, но глубокий и гулкий, идущий из груди. Чем больше я узнавала, тем больше мне хотелось знать о нем, но я не решалась спрашивать мать. Скорое и вынужденное расставание с отцом было той неутолимой болью, которая подтачивала ее, такую сильную и волевую, изнутри, сокращая ее дни на Эа. А воспоминания о том, каким он запомнился ей, могли усилить и без того не отпускавшую ее ни на день боль от вечной разлуки с ним.