Текст книги "Под Варды синими сводами (СИ)"
Автор книги: Calime
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)
Старший феаноринг плохо помнил Артанаро. Он видел его всего несколько раз во время своих визитов в Хитлум, и тот еще был в очень нежном возрасте. Но Нельо казалось сейчас, что Эрейнион был похож на Финьо гораздо больше, чем на благородную Эриен.
Из всех редких гостей, посещавших Амон-Эреб, особо Маэдрос привечал у себя наугрим Туроста*, которые приезжали к ним в крепость, привозя с собой выкованное ими оружие и прочую амуницию, а так же для того, чтобы завершить отделку в покоях и главной зале, служившей феанорингам и столовой. У гномов всегда были свежие новости – они часто путешествовали в разные, еще не зараженные черной заразой, уголки Хекелмара*, их везде принимали радушно за их искусство и трудолюбие. Сам Лорд Амон-Эреб не говорил на языке гномов, который они держали в строгой тайне от чужаков, но на нем сносно объяснялись Морьо и Мирионэль. Куруфина, владевшего кхуздул в совершенстве, Маэдрос опасался привлекать к каким-либо важным делам. Он был намерен вызнать, куда исчез украденный из короны Моринготто сильмарил, но никто не мог сообщить ему ничего существенного.
От Турко он узнал, что аранель Лютиэн и ее нареченный атан ушли из Нарготронда в направлении на юго-восток, к Лестаноре. По дороге изгнанные из города Курво и Турко встретили их снова, и произошла стычка, любимый волкодав Турко принял в ней сторону синдарской колдуньи, влюбленные бежали, забрав у них с Курво одну из лошадей, но тому удалось ранить атана выпущенной стрелой. Далее след дочери Среброманта и волкодава Турко обрывался. Но еще туманней была судьба силмарила. Его, по рассказу королевны Лютиэн перед горожанами в Нарготронде, проглотил огромный волк. Проглотил и убежал в направлении на юг. И исчез. Маэрос предполагал, что этот варг сгинул где-то в чащах Лестаноре и лежит сейчас где-нибудь в лесной глуши с сильмарилом в брюхе. А, возможно, его выследили квенди Серого Плаща и убили, завладев сильмарилом. Наверняка он знать не мог, но получив весть о полном закрытии границ Сокрытого Королевства, которое итак всегда было самым обособленным, «отгороженным» от всего внешнего мира местом в Хекелмаре, он укрепился в своих подозрениях относительно того, где мог находиться один из отцовских камней.
– Просыпайтесь, браннон! Во дворце тревога! – Над самым моим ухом кричал Саэлон. Я подскочил на кровати, как от удара.
– Что? Что произошло?!
– Скорее, браннон, нам нужно спешить! – Саэлон уже прикреплял к моей талии пояс с мечами и кинжалами. Сам он был вооружен широким мечем.
Выбежав в коридор, мы увидели, что он полон вооруженных придворных. Слышались отдаленный женский плачь и крики. Гвардейцы утренней смены, неся над головой горящие факелы, спешно проталкивались, обходя толпившихся в коридоре благородных эльдар. В глубине, освещенное метавшимся светом факелов, мелькнуло бледное лицо Лорда Келеборна. Я подумал, что нужно разыскать отца, но в суматохе Саэлон спешно протискивался в противоположенном расположению отцовских покоев направлении, увлекая меня за собой. Наконец, мы смогли подобраться к тяжелой кованой двери, ведущей в небольшую проходную залу, где был тихо журчащий небольшой фонтан, вырезанный из камня в виде морской раковины. Посередине раковины была установлена чаша из нескольких ярусов, которую венчала собой огромная переливающаяся жемчужина.
Когда мы вошли, я содрогнулся – вода в фонтане была красного цвета, вокруг повсюду на белых мраморных плитах виднелись брызги крови, ее пятна и разводы, как будто что-то тащили по ним к противоположенной двери, в углах залы я заметил валявшиеся в кровавых лужах перчатки, несколько топоров и коротких мечей. Я оглядывался по сторонам – мурашки пробегали по телу, сердце бешено стучало. Ужас охватил меня при мысли, что здесь, в сердце Дориата, во дворце Таура Элу Тингола, который я привык считать самым безопасным местом во всей Эа, могло произойти нечто подобное. Плотно заперев за нами дверь, я обнажил мечи. В этот миг дверь в противоположенном конце залы отворилась, и на ее пороге показались Маблунг и двое его доверенных воинов. За ними вошли гвардейцы, их было около двух дюжин. Доспехи всех были испачканы кровью, волосы взъерошены, а глаза лихорадочно блестели – все красноречиво свидетельствовало о том, что сейчас они с кем-то сражались.
– Что здесь случилось?! – подлетел я к нему.
– Пошли, – хрипло прорычал всклокоченный, с залитым кровью панцирем доспехов, начальник стражи и, схватив меня за плечо, потащил за собой к другому выходу из залы, попутно скомандовав бывшим с ним гвардейцам, – Идите туда, утихомирьте всех! Скажите – утром я объявлю им…
Я успел вложить в ножны мечи, Саэлон следовал за нами. Мы прошли еще один длинный коридор, уже совсем темный, почти без факелов, и по пути несколько раз сворачивали то вправо, то влево. Я неплохо знал эти переходы, но тогда мне было трудно сконцентрироваться. Мысли путались и мир вокруг, казалось, переворачивался с ног на голову прямо у меня на глазах.
Добравшись до решетчатой двери, где-то в самых глубинных коридорах дворца, Маблунг не без усилия отворил ее, и мы вошли в полутемное помещение, где пахло сыростью и каким-то сладковатым ароматом. В воздухе висел дымок от курящихся в комнате благовоний.
Осветив факелами небольшое пространство посреди комнаты, Маблунг, рукой, в которой был факел, указал мне вглубь ее, туда, где на каменном постаменте мерцающим бело-голубым светом сияло нечто.
Тотчас же за нами в комнату вошли другие гвардейцы и вооруженные, облаченные в боевые доспехи, представители самых знатных родов Дориата. Все держали в руках факелы и пространство вокруг нас сразу осветилось оранжево-красным светом. Среди вошедших были мой отец, Лорд Келеборн и несколько других знакомых мне благородных эльдар.
Маблунг обвел взором собравшихся.
– Тар-Мелиан велела мне сообщить вам, что сегодня ночью, – начал хриплым густым голосом начальник стражи, – сегодня ночью Владыка Элу был убит пришедшими сюда наугрим.
Я почувствовал, что сейчас упаду, и оперся о руку стоявшего рядом со мной Саэлона, голова кружилась так сильно, что не придержи Саэлон меня за пояс, я бы свалился к ногам Маблунга.
– Убийцы были нами схвачены и казнены, но нескольким из них удалось бежать, – продолжал Маблунг, обводя блиставшими в факельном свете глазами присутствующих, – Вас я призываю сохранять спокойствие и отправиться немедля в ваши владения, чтобы привести сюда обученных воинов, способных сражаться, – он нахмурился и опустил голову, – Нам предстоит принять удар от Владыки Ногрода.
– А ожерелье? Что будет с ним? Наугрим приведут сюда войско?! Как они доберутся сюда?! Разве нас не защитит милость Тар-Мелиан?! Но это неслыханно! – слышались голоса.
Маблунг поднял руку, приказывая замолчать всем говорившим.
– Я отправляюсь с ожерельем к аранель Лютиэн и ее сыну, принцу Диору. Они найдут ему применение. Завтра утром о случившемся будет объявлено жителям города. А сейчас можете идти, – закончил он свою речь.
Он еще раз сверкнул взором потемневших глаз и, отвернувшись, подошел к каменному постаменту, взял с него лежавшее на нем, мерцающее неземным светом нечто, и положил к себе в прикрепленный к поясу кожаный карман.
Возвращаясь по извилистым коридорам, в сопровождении Саэлона и моего отца, я не мог осознать случившееся. Отец шептал сквозь зубы:
– Мы не останемся здесь ни мгновения, в этом каменном мешке, иначе нас всех перережут как собак… Завеса… Проклятие!!!
Тело бил озноб. Я не мог отвечать отцу – меня мутило и я едва передвигал ноги, поддерживаемый Саэлоном.
====== Снег ======
Комментарий к Снег Men azan feanor/ul (кзд.) – Вы – темный сын Феанора (феаноринг)
Uzbad (кзд.) – господин
Baraz/tarak/ul (кзд.) – красноволосый
Она скакала на коне, словно прирастая к его спине, несясь через бескрайние дикие степи, окружавшие Амон-Эреб, на запад, в сторону леса Нан-Татрен. Карантир стрелой летел следом, торопя своего коня.
Подаренный близнецами молодой жеребчик черной масти ему нравился. Конечно, он еще не был таким же сильным и умным, как его предшественник вороной, но быстро учился и хорошо слушался. Карантир рассчитывал со временем сделать из него настоящего боевого скакуна, который бы не шарахался от внезапно появившегося перед ним противника, не боялся звуков боя, вида огня и прочих опасностей, которым подвергается лошадь конного воина.
Морьо захотел дать этому коню имя, назвав его Морнэмир. Своего прежнего любимого коня он звал просто «вороной», что не являлось полноценным именем. Кроме того, многие лошади его воинов имели вороной окрас. Сейчас юный Морнэмир едва поспевал за стремительно скакавшим впереди него Лапсэ.
Спешившись у кромки леса, отец и дочь решили развести костер и отдохнуть. Мирионэль, протягивающая сушеные фрукты своему Лапсэ, сейчас казалась ему особенно красивой. Она стояла рядом с раскрасневшимися от скачки щеками, жадно вдыхающая холодный морозный воздух поздней осени.
Карантир уже полностью оправился от ран и чувствовал себя даже лучше, чем прежде. Рядом с йельдэ ему легче дышалось, как будто в груди появилось новое пространство, куда можно было вдохнуть воздуха.
Они были друг для друга спасением от жестоких ударов судьбы, отдушиной, утешением. Мирионэль, казалось, уже не нуждалась в его опеке, она сама опекала его и заботилась о нем так, как не позаботилась бы его мать.
– Ты доволен сегодняшней прогулкой? – спросила она по возвращении в крепость.
Карантир был не просто доволен, он впервые за долгое время почувствовал себя счастливым в тот день. Как если бы не было никакой Клятвы, Исхода, бесконечных сражений и смертей. Ни темные, предвещающие скорый снегопад, тучи, закрывавшие плотной пеленой небо, ни пронизывающий ветер, ни увядающие степные травы не были в силах омрачить его счастье. Душа Морьо пребывала в спокойствии. Он тихо, как бывало в Таргелионе, сидел за ужином в окружении братьев, и его губы то и дело трогала едва заметная улыбка.
Единственным из его братьев, кто заметил такое необычное для Карнистиро состояние гармонии и спокойствия, был Кано Песнопевец, чувствительный к чужим чувствам не меньше, чем к своим собственным.
– Она словно ласковый луч Анара, – сказал он с кроткой улыбкой Карантиру, когда они вышли после ужина в освещенный факельным светом коридор. – Твоя дочь и для нас стала радостью, Морьо.
Его брат смутился, чуть наклонил голову, пряча улыбку и начавшую заливать его лицо алую краску. Он краснел от радости, испытать которую уже не надеялся.
– Морьо, ты мне нужен, – подошел к нему старший.
Вместе они направились в рабочий кабинет, служивший когда-то самому Карантиру, а теперь перешедший к Маэдросу согласно закону старшинства.
В кабинете их дожидался прибывший днем посланник из Белегоста.
– У него какие-то важные новости для нас, – начал Маэдрос, обращаясь к брату. – Что именно он говорит? – темно-рыжие брови феаноринга сошлись у переносицы.
Карантир во всех смыслах свысока смотрел на деловитых, вечно копошащихся под ногами наукар. Но поскольку вещи, которые гномьи мастера делали для него и его народа, жившего в Таргелионе, нравились ему, приходилось налаживать с этими карликами дипломатические контакты. Все товары, которые предприимчивые казар везли на запад, будь то Дориат или далекий Нарготронд кузена Финдарато, проходили через руки четвертого сына Феанора. Его воины охраняли перевалы Эред-Луин и все дороги, ведущие от них, взимая с гномов дань за безопасность их торговых караванов.
– Мэн азан феанорул*, – заговорил гном, увидев перед собой Карантира.
Он низко поклонился, выражая тем самым почтение высившемуся перед ним Морьо.
– Здравствуй, – ответил Карантир. – Говори, что у тебя?
Гном замялся, принялся оглаживать свою аккуратную темную бороду. Глаза его заблестели.
– За это я попрошу вас дать нам прекрасных сияющих самоцветов, привезенных из-за моря. Нам нужно три этих меры, – с этими словами гном вытащил откуда-то из складок плаща средних размеров медное ведерко.
Оно поблескивало красновато-оранжевым в свете ламп.
– Ну что, какие новости? – спросил Нельо.
– Эти торгаши как всегда хотят получить что-то взамен, – в свою очередь нахмурился Морьо.
– Эту весть вы захотите купить, узбад*. Она о камне, о котором так часто нас спрашивал баразтаракул*, – кивая на Нельо, проговорил гном.
Морьо нахмурился пуще прежнего. Его эти коротышки, наверное, называли «баразгилунул»…
– Ну? – снова спросил из-за его спины Маэдрос.
– Прикажи дать им три этих меры самоцветов, – ответил Карантир, вырывая из рук гномьего посла медное ведерко и резко поворачиваясь к брату.
Весь остаток ночи слуги спешно укладывали их вещи.
Орофер сам вынес на руках свою весс из ее покоев и усадил в паланкин. Когда солнце осветило первыми лучами находившиеся на поверхности кварталы столицы, Лорд Орофер и его стража, готовые отправиться в дорогу, с изумлением стали оглядываться по сторонам. К ним присоединились вскоре другие благородные эльдар и простые жители Менегрота, даже королевские гвардейцы, побросав посты, поднялись к выходу из Тысячи Пещер, чтобы подивиться небывалому. Такого Орофер не мог припомнить за всю прожитую им жизнь – на зеленую листву раскидистых кленов, буков и дубов, на разбитые перед летними резиденциями столичной знати цветочные клумбы, на резные крыши домов и кусты белых и нежно-золотистых роз крупными хлопьями падал снег. Он падал в полной гнетущей тишине, бесшумно покрывая плотным влажным белым покровом траву и корни деревьев, наслаиваясь на прогибавшиеся под его тяжестью крыши, образовывая на дороге слой, похожий на матрас из лебяжьего пуха.
Они покидали Менегрот, скача по заносимой снегом дороге. На сердце Орофера была тяжесть от сознания того, что Дориата, каким он его знал и любил, больше нет.
Лорд синдар вглядывался в бледное лицо молча ехавшего рядом Лиса. На его серебряных волосах налипли снежные хлопья, кончик лисьего носа покраснел от внезапно обрушившейся на королевство вечного лета зимней стужи. Щеки сына ввалились, под глазами залегли темные тени. События этой ночи испугали и ввергли в полнейшее замешательство и самого Лорда. Единственным его желанием сейчас было добраться до их замка и отдохнуть. Им всем был необходим отдых и теплая ванна.
Орофер думал также и о том, что как только придет в себя, отправит послание Амдиру, чтобы условиться о встрече и обсудить последние трагические события и грядущие неприятности.
Дорога до дома заняла у Лорда Орофера и его свиты три дня. Снег валил не переставая. Холод, казалось, только усилился. Обитателей его жилища сообщение о вероломном убийстве Таура Элу группой наугрим Ногрода поразило как гром среди ясного неба. Добравшись, наконец, до своих владений, измученный и озябший, Орофер застал у себя в замке дожидавшегося его гонца от Амдира.
Посланник Лорда нандор сообщил, что западнее его владений дозорными было замечено усиление активности наугрим, но не это было самым тревожным в содержании письма. Главным ударом, только подтвердившим мрачные догадки прозорливого племянника Тингола, было то, что купол, защищавший Дориат от всех напастей из вне, теперь исчез. Это означало, что дорога на Менегрот, как и все прочие территории их королевства, была открыта не только Черному Врагу, но и любому желающему пройти по ней или проникнуть туда.
Обдумывая сложившееся положение, Орофер при ответе просил Амдира с его отрядом пожаловать в его владения. Если будет необходимо противостоять угрозе, то лучше делать это сообща, рассудил он.
Амдир не заставил себя ждать, приехав даже раньше срока, к какому Орофер ожидал своего соседа и друга. Привезенные им новости отнюдь не обрадовали Лорда синдар.
– Мои дозорные вчера заметили вооруженный караван наугрим, двигавшийся в сторону вашей столицы, – прищурив желто-карие глаза, сообщил Амдир. – Завесы нет, и они уже вступили в земли Дориата…
На это его друг тяжело вздохнул, разводя руками.
В Орофере боролись два соображения: согласно первому, если он претендовал на то, чтобы наследовать дяде трон, необходимо было немедленно отправиться на защиту Менегрота от наугрим, согласно же второму соображению, к которому он склонялся, нужно было подождать пока прояснится ситуация с принцем Диором, сыном аранэль Лютиэн, поберечь силы и воинов. Кроме того, для одного из талантливейших учеников Тар-Мелиан отсутствие защитного купола над землями Дориата в значительной мере отнимало у его трона привлекательность.
Так, в ожидании, чем разрешится ссора с наугрим, прошли еще несколько дней. В эти дни, погруженный в размышления Орофер раскрыл для себя еще одно неудобство жизни в Менегроте. Его бесконечные коридоры и огромные залы без действия завесы, позволявшей поддерживать внутри Сокрытого Королевства круглогодичное лето, должно быть, уже превратились в покрытые толстой коркой льда пещеры, в которых царит вечный холод.
Думая о том, что юный Диор, возможно, не захочет править Дориатом или, к великой скорби всех их, будет убит, застигнутый с сильмарилом на шее рассерженными наугрим, Орофер уже видел, как они с Лисом торжественно въезжают в столицу.
Картина того, как они, одетые в королевские одеяния, в качестве новых хозяев входят под сень дядиных чертогов, уже нарисовалась в его воображении в мельчайших деталях, когда его вырвал из этих мечтаний звук внезапно распахнувшейся двери в приемную его покоев, где они с Амдиром сидели, потягивая крепкое вино и греясь у теперь непрестанно горящего камина.
Лица Орофера и Амдира выражали крайнюю степень удивления – в дверях стоял какой-то адан, на нем были доспехи, у пояса был прикреплен меч, из-за его спины высилась стройная фигура Лиса, расширенными глазами смотрящего на отца.
– Владыка Диор приказывает вам собрать ваши отряды и немедля выступить на восток к Сарн Атрад! – отчеканил адан.
====== Маски и ленты ======
Комментарий к Маски и ленты Tumunzabar (кзд.) – Ногрод
Gabilgatol (кзд.) – Белегост
Navàrot (кв.) – Ногрод
Arquendi (кв.) – господа, благородные эльфы
144 – (двенадцать дюжин) долго время оставалось самым большим числом, для которого было отдельное название в квенья. У эльфов нолдор была двенадцатеричная система счисления, а не десятичная, как у людей.
Nissi (кв.) в данном случае – это придворные девы
Ainu (кв.) в данном случае употреблено в значении “святой”, “ангел”
От посланника из Туроста им удалось узнать следующее: не давеча как неделю назад, к ним в Великую Крепость прибыли послы из соседнего Тумунзабар* с просьбой присоединиться с войском к походу на Сокрытое Королевство. Они говорили, что Владыка Сребромант отказался заплатить им за работу над прекрасным ожерельем, в которое сам же просил их инкрустировать крупный, сияющий неземным светом камень, похожий на алмаз, но во стократ прекрасней. Вместо этого, жестокий Владыка синдар приказал убить пришедших к нему с готовым ожерельем гномьих мастеров. Двоим из них удалось бежать в суматохе кровавой расправы над соплеменниками, они и принесли в Навàрот* ужасные вести. Теперь Владыка Тумунзабара собирал огромное войско, чтобы отомстить жителям Лестанорэ за их коварство и жадность, и просил поддержки у повелителя Белегоста. Но они, жители Габилгатол*, во главе с их королем, решили, что дело здесь нечисто, помня, как их соседи сами вожделели обладания волшебным камнем, который по праву принадлежит Красноволосому Лорду и его братьям.
Сильмарил был в Дориате, но, принимая во внимание уже начавшийся поход армии Ногрода на столицу Лестанорэ, Маэдрос и Морьо решили выждать, чем кончится распря между казар и синдар, и просили посланника гномов сообщить им, разумеется, за умеренное вознаграждение, как только у него появятся свежие новости относительно исхода военной вылазки государя Ногрода.
В то же время, через сохранившиеся у близнецов связи с лаиквенди и нандор Южного Оссирианда, Маэдрос решил разузнать, как обстояли дела в самом Дориате. Информация, полученная от «лесных дикарей» оказалась хоть и скудной, но чрезвычайно полезной. Оказывалось, согласно их донесениям, что Сокрытое Королевство с недавнего времени потеряло этот статус, его Владыка был убит гномами Ногрода из-за ожерелья с дивным камнем, а на его место претендовал молодой принц Диор, сын старой знакомой Келегорма и ее возлюбленного смертного. Именно Диора осведомители назвали новым владельцем сильмарила.
Услышав имя синдарской принцессы, Турко подскочил как ужаленный, кровь бросилась ему в лицо, и он побагровел не хуже, чем Морьо в гневе.
– Чего мы ждем? Нужно немедля отправиться туда и взять то, что наше по праву! – кричал он, хищно сверкая ярко-голубыми глазами.
– Мы напишем Владыке Лестанорэ бумагу, в которой попросим его вернуть нам сильмарил, – не терпящим возражений тоном отвечал ему Нельо.
– Что? Ты еще собираешься церемониться с этим смертным выблядком?! – вскочил Турко, которого Курво не успел удержать за рукав кафтана.
Маэдрос лязгнул по столу сжатой в кулак железной перчаткой на правой руке и так посмотрел на Келегорма, что тот замер. Курво, тем временем, потянув брата за пояс, снова усадил того рядом с собой на широкую скамью.
Маглору было доверено составить письмо к Владыке Дориата. В нем второй сын Феанора прежде всего выразил от имени всех их соболезнования по поводу кончины Эльвэ Синголло и пожелания долгого царствия и процветания новому государю Сокрытого Королевства, а так же напомнил, что тот удерживает в своих руках нечто, а именно один из сильмарилов, что по праву принадлежит им семерым – сыновьям и наследникам Феанаро. В заключении автор послания говорил об уверенности в скорейшем возвращении сильмарила к ним, в крепость Амон-Эреб, прося передать его доставившим послание воинам, и уверял Владыку Дориата и их благом расположении. В подписи значилось «Маэдрос, сын Феанора».
Как только стало известно, что Диор, разгромив при Сарн-Атрад войско наукар Ногрода, уходившее после разграбления Менегрота, вступил в столицу и утвердился на престоле Дориата, к новому государю Маэдросом была отправлена группа доверенных воинов из его свиты. Их миссией было – передать Королю послание князей феанорингов и получить от него сильмарил.
Никто из семерых не надеялся на успех этой миссии. Даже искуснейший дипломат, каким был Белег Куталион, не смог бы добиться успеха в ее осуществлении. Предстояло сражение за сильмарил. И не с Моринготто и его нечистью, а с жителями Лестаноре, с сумеречными квенди, прозванными «серебряными» из-за цвета волос. Им предстояла вторая Альквалонде. Кто знает, понимали ли они это?
Как и ожидалось, на выдвинутый вежливый ультиматум из Менегрота не последовало никакого ответа. Воины нолдор, привезшие его, были выдворены за пределы города ни с чем.
Карантир в последние предшествующие началу похода недели старался уделять Мирионэль больше времени. Йельдэ беспокоилась и терзалась из-за предстоящего им дела. Она подходила к нему, молча брала за руки, заглядывала умоляющим взглядом в глаза: «Не ходи туда, вы не должны этого делать…» читалось в ее печальных сине-серых глазах. Морьо на эти безмолвные мольбы только отводил взор, хмуря брови. От Клятвы и от отцовских заветов нельзя было скрыться и в Мандосе, не то что здесь, в Эндорэ.
К атаке на Дориат Маэдрос решил подготовиться со всей основательностью. Он не желал быть опознанным кем-то из бывших там арквенди*, когда они ворвутся туда, чтобы убивать всех, кто воспрепятствует похищению сильмарила. Еще во время Нирнаэт Арноэдиад он увидел на Владыке Белегоста Азагхале, его военачальниках и страже страшные боевые маски-шлемы, которые гномы надевали во время боя. Эти маски были призваны устрашить противника, укрепить боевой дух и решимость носивших их воинов и давали надежную защиту от ударов в голову и лицо. Такая маска-шлем полностью закрывала всю голову воина, надевавшего ее. Чаще всего, он заметил, маски-шлемы изображали оскаленную голову ужасного дракона.
Согласно его плану, отправляясь в Дориат за сильмарилом, они с братьями и их приближенная стража облачатся в одинаковые доспехи и наденут одинаковые драконьи личины, призванные скрыть их истинные лица.
У наукар Туроста были заказаны двенадцать дюжин одинаковых боевых масок-шлемов, а в кузницах Амон-Эреб началась работа над изготовлением ста сорока четырех* одинаковых комплектов боевых доспехов.
Чтобы отличать друг друга от прочих воинов, пока они будут находиться в подземных переходах Менегрота, братья феаноринги повязали на правое плечо ленты из цветного шелка. Маэдрос выбрал ярко-зеленую, Маглор – темно-синюю, Келегорм надел небесно-голубую, Карантир – огненно-красную, Куруфин – угольно-черную, Амрод – золотисто-желтую, а Амрос избрал себе серебристо-белую. Волосы каждого были тщательно убраны под шлем. Теперь их можно было различить лишь по росту и телосложению.
В последний свой вечер в крепости Амон-Эреб, после прошедшего в гробовой тишине ужина, Морьо постучался в дверь покоев Кано. Тот открыл ему не сразу. Входя, Карантир заметил в руке у брата какой-то потрепанный стихотворный сборник. Лицо Макалаурэ было грустным, но спокойным и как всегда было отмечено какой-то неуловимой отрешенностью.
– Морьо, проходи, – пригласил его Кано с усталой улыбкой.
– Слушай, я хотел просить тебя… – Карантир не знал, как сказать ему, – Мог бы ты написать Нэрвен про Мирионэль, чтобы она взяла ее к себе в нисси*?
– Что ты говоришь?! – Кано отбросил книгу и схватил брата за плечи.
– Что слышал… – опуская голову, отвечал тот, – Сделаешь?
– Морьо, не смей даже думать… – шепотом проговорил Кано.
– Сам ведь знаешь, как это бывает… – отвечал Карантир, стараясь не встречаться взглядом с братом.
Маглор обнял его и прошептал:
– Напиши ей ты, а если… – он вздохнул, – я сам отдам ей твое письмо, – его голос окреп, – Откуда ты вообще знаешь, что с Нэрвен ей будет лучше, чем с нами? – он разомкнул объятия.
– Чувствую… Эта блондинка в воде не утонет и в огне не сгорит. Рядом с ней Мирионэль будет в безопасности. А мы – ты сам знаешь зачем здесь торчим вот уже пять с лишком столетий! – глаза его замерцали красноватым светом.
– Хорошо, напиши ей, – Маглор пристально глядел в огненные зрачки Карантира.
Уже выйдя в коридор, Морьо различил подавленный всхлип, донесшийся из-за двери Кано.
Садясь за письмо, Карантир думал про себя, сказать ли напоследок кузине Нэрвен, что он думал об ее отправившемся к Намо братце Финдарато, или промолчать? Ему до сих пор претило и возмущало то, какого мудрого айну* корчил из себя этот ханжа, вечно совавший нос не в свои дела и портивший жизнь братьям и сестре. «Амариэ, Амариэ…, а задницу-то ты подставлял Турондо, лицемер несчастный…» – пронеслось в голове феаноринга. Решив, что, пожалуй, такое начало письма скорее отвратит гордую и воинственную кузину от его драгоценной дочери, он ограничился тем, что выразил Галадриэль пожелание счастливой жизни с ее супругом, прося принять Мирионэль в число своих приближенных нисси.
====== Namarie… Дориат – Диор ======
Комментарий к Namarie… Дориат – Диор Evanescence – My Immortal (Rock Version) – сцена прощания Мирионэль с Карантиром
Hervenn (синд.) – муж, супруг
Erhamion (синд.) – (Однорукий) Берен Освободитель
Arannin (синд.) – Мой король
Не находя себе места в последний вечер перед тем, как отец с дядями должны были отправиться в Дориат, я решила во что бы то ни стало поговорить с отцом. Выждав немного времени после ужина в моих комнатах, где рядом со мной была старавшаяся успокоить меня Тулинде, я вышла в тускло освещенный горящими по стенам лампами коридор, и направилась к двери в покои отца. Сердце мое сжималось в груди от тоски и страха. Сознание неправедности готовившейся дядями и отцом вылазки возмущало меня, но я не смела открыто возражать никому из них, зная, что они сами не хуже меня понимают, что пойдя туда, совершат нечто противное добру и воле Высших Сил, чем еще больше запятнают себя, окончательно отрезая путь к прощению.
Я постучала в его дверь с колотящимся от безумного волнения сердцем. Ответа не последовало, тогда я решилась и толкнула ее. Дверь не была заперта, и я вошла в полутемную комнату. Отец сидел за столом при свете единственной стоявшей на нем лампы и, грызя в зубах перо, что-то обдумывал, склонившись над пергаментом. Он был так погружен в свои мысли, что даже не услышал моего стука.
Атар вопросительно поднял на меня глаза, от чего я смешалась и с порога высказала то, что было у меня на сердце:
– Отец, мне так тревожно… – пролепетала я, прикрывая за собой дверь.
Он молча встал из-за стола, выпрямился во весь свой высокий рост, размял плечи, которые у него, должно быть, затекли от сидения в непривычной позе, и широкими шагами двинулся ко мне. Отец приближался ко мне так решительно, что я даже немного испугалась, представив на мгновение, что рассердила его своим вторжением, помешав закончить важное дело.
Подойдя вплотную, он положил левую руку на мое плечо, а правой приподнял мой подбородок, так, чтобы наши глаза встретились:
– Опять полуночничаешь, дочь Халет? – казалось, его забавлял мой приход, он улыбался уголками рта, прищурив глаза.
Я закивала головой, не зная, что ответить.
– Иди сюда, – он стиснул меня в объятиях, – Вот так… Завтра рано не вставай, мы уедем до рассвета...
При этих его словах слезы стремительно шибанули сначала в мой нос, а следом и в горло. Я не могла говорить, сотрясаясь от рыданий, зарываясь лицом в его черную шерстяную рубаху и тоже сжимая его, как могла крепко, цепляясь за ткань, сминая ее у него на боках и спине. Отец был теплый и жесткий – из мускулов и сухожилий, поджарый, словно породистая гончая. От его одежды всегда пахло какими-то дурманящими благовониями, а от лежащих на плечах и спускавшихся по пояса темных волос – ароматом кедрового дерева и ягод можжевельника.
– Пока мы не вернемся, останешься здесь за старшую, так что смотри в оба, слышишь? – шептал он, наклонившись к самому моему уху.
Внутри у меня разливалась такая жестокая боль, о существовании которой я даже не подозревала. Жмурясь, я прижималась к отцу, обнимавшему меня. Мне хотелось, опустившись на колени, умолять его не ходить завтра в этот ужасный поход за камнем, хотелось не отпускать его от себя больше ни на шаг, голова кружилась, ноги отказывались повиноваться.
Как сквозь пелену до меня донесся его исходящий из груди, обладавший странной мягкостью, голос:
– И помни – ты же дочь Халет...
Медленно отстранившись, он сжал в ладонях мое мокрое от слез лицо и несколько мгновений всматривался в него. Зрение у него было острое, даже в царившей в комнате полутьме он мог разглядеть меня во всех подробностях.
