355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Calime » Под Варды синими сводами (СИ) » Текст книги (страница 37)
Под Варды синими сводами (СИ)
  • Текст добавлен: 20 сентября 2019, 01:00

Текст книги "Под Варды синими сводами (СИ)"


Автор книги: Calime



сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 38 страниц)

Что же, он наберется сил, он все тщательно продумает, найдет Кольцо, отстроит заново великую цитадель в своем уделе на юго-востоке, созовет неисчислимые тысячи воинов под свои знамена. С ним его верные слуги: Ангмир и прочие кольценосцы, с ним его глашатай, с ним орки Мории, с ним верные харадрим, истерлинги, смертные страны Рун, пиратствующие мореходы Умбара, а с некоторых пор и его старый приятель по отбыванию срока в кузницах Валы Ауле, всегда уступавший ему во всем, Курумо. Он хитер, но Артано хитрее.

Кольцо вернется к нему рано или поздно. Скоро он выяснит, у кого оно. А пока остается только выжидать и готовиться к неизбежному. Готовиться к новой большой войне. На этот раз, это будет война, в которой он сразится за свое Великое Кольцо.

Все в Чернолесье уже много столетий назад привыкли к постоянному состоянию вялотекущей войны с темными силами, обосновавшимися в Дол Гулдуре. Иногда война затихала, давая обеим сторонам короткую передышку, но вскоре разгоралась с новой силой. Яркой вспышкой праведного гнева эльдар или наоборот – наглой вылазкой или засадой, устроенной орками Мглистых Гор, троллями или пауками.

Каждая новая атака врага, каждое новое сражение, болью отзывались в сердцах тех, кто терял в них родных и близких. Население Темнолесья неуклонно уменьшалось. Дети перестали рождаться с тех пор, как в лесу обосновался некромант со своими мерзкими темными тварями. Народ Владыки Трандуила вел войну со злом, угрожавшим его существованию, а это означало, что о свадьбах и днях детей не могло быть и речи.

В регулярной армии Таура вот уже почти тысячу лет женщины служили наравне с мужчинами.

Хоть никто и не говорил об этом, а Тауриэль была уникальна. Ей было чуть более шестисот лет. Не было известно, кто являлся ее родителями. В младенческом возрасте она была найдена случайно близ южной границы леса одним из патрулей. Всю свою жизнь она прожила во дворце Владыки Трандуила и всем, что она умела, всеми навыками, воспитанием, добротной одеждой, дорогим оружием, теми немногими украшениями, которые у нее были, и даже ежедневной пищей, Тауриэль была обязана его молчаливому покровительству. Официально Таур являлся ее опекуном.

Со всей серьезностью Владыка подошел к этой ответственной миссии – вырастить из попавшего в его дворец младенца женского пола смертоносного убийцу, владеющего любыми видами оружия, опасного как на расстоянии выстрела, так и в ближнем бою. С ней занимались лучшие из его воинов. Вскоре проявились ярко выраженные способности Тауриэль к акробатике, ее ловкость признавали все. Обладала она и отличавшими ее от других лидерскими качествами. Независимая, гордая, своенравная, импульсивная, Тауриэль, тем не менее, была наделена огромным упорством в преследовании поставленной цели. Она могла тренировать навыки стрельбы и обращения с кинжалами по много часов в день и уже в подростковом возрасте сделалась искусным воином, а став старше, превзошла даже Леголаса в том, что касалось мастерства рукопашной.

Трандуилу многое в ней нравилось. Прежде всего ему нравилось, что она легко поддавалась его влиянию. Он сотворил из нее ровно то, что планировал – ни больше, ни меньше. Да, она была упряма, но он видел ее безграничную признательность в отношении своей персоны, а это означало, что она никогда бы не посмела ослушаться его повеления.

Он и сам не знал, с каких пор начал видеть в ней нечто большее, чем воспитанницу-воительницу. Тот момент он, по-видимому, упустил. А когда начал что-то подозревать в себе по отношению к ней, было уже слишком поздно. Разумеется, он тут же стал изо всех сил сопротивляться этому, злясь, прежде всего, на Тауриэль, а не на себя самого, хотя и на себя тоже. Точнее, на ту свою часть, что вздумала перевернуть его безрадостное, полное внутренних терзаний, существование с ног на голову.

Ничего не было ему ясно с того дня в отношении Тауриэль, кроме того, что она не может и не будет парой его неокрепшему юному сыну. Он этого не допустит и имеет на это полное право. Владыке нужно лишь приказать, а Тауриэль, которая навечно останется ему всем обязана, в благодарность должна быть послушна его воле. Ведь и для нее это будет благом – делать свою работу, воевать, сражаться, защищать рубежи королевства, набираться опыта на ответственном и почетном посту командира стражи Владыки Трандуила. Все остальное – химеры и только вредит ей и ее миссии. Остального никогда не будет и не может быть.

Его сыну он сам выберет динет. Но не раньше, чем закончится война. А когда она закончится, этого никто не знает. Трандуилу хотелось, чтобы эта война длилась и длилась. Тогда Тауриэль всегда будет капитаном его стражи, и раз в неделю он сможет призывать ее к себе, чтобы выслушать ее рапорт о ситуации на границе. А если произойдут какие-либо чрезвычайные события, то она обязана сама явится к нему и отчитаться обо всем, ведь лишь Леголас и он, Трандуил, могут отдавать приказы командиру стражей.

Даже самому себе Трандуил ни в чем не признавался, находя тысяча и одну вполне правдоподобную причину для того, чтобы не желать связи Леголаса с Тауриэль. Он страдал. Нет, правильнее будет сказать «бесился», словно запертый в клетке раненый зверь, думая о том, что они, возможно, уже связаны взаимными чувствами и обещаниями, пока он бессильно и жестоко терзается, расхаживая по своим покоям и шурша атласными полами верхнего одеяния.

После мучительных размышлений Трандуил решил, что поговорит с ней о Леголасе, как только представится такая возможность.

Аран, Владыка, благодетель, недосягаемая горная вершина, склоны которой покрывает вечный снег, ослепительно сияющий на солнце, самый сильный, самый благородный, самый искусный воин и самый величественный Король. Примерно в таких выражениях можно было бы описать то, кем был для Тауриэль ее опекун.

Она восхищалась им почти открыто, когда была ребенком, а затем подростком. Она стремилась подражать ему, походить на него в том, что касалось мастерства ведения боя, бесстрашия, присущей Тауру выдержки и непревзойденной воинской доблести. Затаив дыхание, Тауриэль слушала рассказы своих учителей о его героическом и самоотверженном выступлении на помощь заморским изгнанникам в Браголлах, поражающей воображение своей жутью битве с Глаурунгом в Нирнаэт и леденящем кровь каменном мешке, в который ее Владыка с армией угодил при Дагорладе. Ее собственные повседневные вылазки по уничтожению орков и пауков казались ей ничтожными и не заслуживающими никакого внимания в сравнении с величием подвигов и неувядающей боевой славой ее Владыки.

Он казался ей идеальным в детстве. Тауриэль даже побаивалась его, всегда такого холодного, отчужденного, немногословного. Это из детства – вечное неутоленное желание получить слова его одобрения, похвалы, благодарности, или хотя бы взгляд, который только ей одной бы сообщил, как он признателен за ее службу.

Незаметно даже для самой себя Тауриэль в какой-то момент осознала, что Таур Трандуил еще и самый прекрасный собою эдель, которого она когда-либо видела. За этим, вгонявшим ее в краску, открытием последовали и другие. Она открыла в себе самой какие-то новые, прежде остававшиеся скрытыми, грани, а в Трандуиле ей стали очевидны такие стороны его характера, которые она смело могла бы назвать отталкивающими. Ее Владыка был надменным, раздражительным, заносчивым, бесчувственным, безразличным к судьбе окружающего его королевство мира. Он был помешан на желании соблюдать традиции древних королей, идее контроля над всем и вся в пределах Темнолесья и всякий раз, что она видела его, он наливал себе крепкое вино, которое, впрочем, почти не сказывалось на его настроении.

Война была ее профессией. Это было единственное, что она умела делать по-настоящему хорошо и единственное, что действительно было ей интересно, и на чем она сосредоточила свое существование.

Она не нуждалась ни в чем другом. Точнее, не могла признаться себе в том, что нуждается и даже в большей степени, чем многие в том, что необходимо каждому живому существу.

Командир пограничной стражи Темнолесья отчаянно нуждалась в любви, в том, чтобы дарить и получать ее. Ее неисчерпаемые запасы любви были загнаны так глубоко в недра ее души, что извлечь их из глубоких шахт и расщелин поначалу не представлялось возможным. Но такое впечатление было в корне неверно. Как только она почувствовала даже самый малый зачаток того, о чем не смела и мечтать – восхищение ею, любование ею как женщиной, а не просто ловкой воительницей, душа ее раскрылась тут же навстречу этому чувству, ответив глубочайшей благодарностью и нежнейшей привязанностью, которые многие путают с любовью. Могло ли это чувство стать настоящей любовью? – вполне, благо, претендент в возлюбленные был одним из достойнейших представителей своей расы.

Сама того не подозревая, отвергая и сопротивляясь изо всех сил тому, что подобно вражескому лазутчику, проникло в нее, Тауриэль слишком поздно поняла, что сердце ее, к несчастью, было давно занято. Это молодое, неопытное, горячее сердце оказалось беззащитно перед нанесенной ему раной, хоть и сопротивлялось долгое время ее отравляющему воздействию, ведя бесконечную, изматывающую войну само с собой.

Войну против собственных чувств многим суждено в итоге проиграть.

– Тауриэль! – окликает командира стражи в полутемном коридоре глубокий голос, от которого мурашки волнами по коже, а сердце падает куда-то в область желудка.

– Да, Араннин, – замирает она, стараясь не смотреть на своего Владыку и не выдать дрожью в голосе охватившего ее волнения.

– Завтра утром ты придешь ко мне для доклада, – приказ, не терпящий возражений, как и всегда. Холодные, устремленные на нее глаза, блеснули в полутьме плохо освещенного коридора. Черные брови сошлись на переносице. Вертикальная морщина четче обозначилась меж сведенных бровей.

– Хорошо, я приду, – Тауриэль кланяется даже ниже, чем это положено, чтобы он не видел выражения ее лица, поджимает губы и тоже хмурится.

Он, тем временем, уже скрылся из виду в глубине коридора, словно растаяв в холодном воздухе, прошелестев полами верхнего одеяния.

====== Эпилог ======

Комментарий к Эпилог Теперь осталось только “послесловие” – от автора. Работа окончена.

Meleth (синд.) – любовь

Ertharion (кв.) – Объединяющий. Имя, которым королева Зеленолесья нарекла своего сына.

Aglor-Nim (синд.) – Белый бриллиант

Лишь в тебе нахожу исцеление

Для души моей обезвопросенной

И весною своею осеннею

Приникаю к твоей вешней осени.

И. Северянин

Она приходила много раз в его покои во время завтрака или сразу после. В покоях Владыки всегда царили сумерки. Свет, проникавший в них через находившиеся в отдалении, на огромной высоте, прорези окон, смягчался, преодолевая обширное пустое пространство, падая с высоты, чтобы рассеяться по просторным комнатам.

Обставлены комнаты Трандуила были просто и, в то же время, в них можно было найти все необходимое, чтобы комфортно чувствовать себя, заниматься делами управления народом и войском, принимать пищу или отдыхать.

С досадой Тауриэль замечала, что Трандуил уже с утра, сразу после завтрака, принимался за довольно крепкое красное вино. Он неспешно наливал его в стеклянный бокал, пока она с волнением рапортовала о произошедшем в течении прошедшей недели на границе и в лесу. Она никогда бы не решилась упрекнуть его, а он никогда не предлагал ей разделить с ним любимый напиток.

В этот раз она пришла, одетая в длинное темно-бардовое бархатное платье – день был погожий, солнечный, в такие дни враги не высовывались из своих нор, а темные чары, что действовали по ночам и в пасмурные дни, были слабы.

Попросив Саэлона подменить себя, Тауриэль надела скромное платье, одно из немногих, что были в ее гардеробе, оправила свои прекрасные ярко-рыжие волосы и отправилась сообщить своему всесильному Владыке все происшествия минувшей недели, а также рассказать о проделанной ее отрядом работе.

Еженедельный доклад Владыке был привычен для командира стражи, однако каждый раз она волновалась как в первый. Волнение вызывала сама персона Таура, его присутствие, его взгляд, звук его голоса, шелест тяжелого атласа по каменному полу, неяркое поблескивание парчи и драгоценных камней на его одежде и украшениях.

Желая казаться уверенной в себе, Тауриэль широким, насколько позволял подол платья, шагом вошла к нему, набрав в грудь воздуха для решительного начала своей речи.

– Араннин! – она приветствовала его коротким, резким, по-военному отточенным наклоном головы.

Трандуил провел ночь накануне почти без сна, но спать наутро ему совсем не хотелось. Воздух в его покоях был пропитан напряжением и с трудом сдерживаемым гневом. Он ждал прихода командира стражи, чтобы поставить на место эту зарвавшуюся, беспечную и безответственную девчонку, приказав ей ни в коем случае не давать его сыну ни малейшей надежды.

С самим Леголасом говорить ему не хотелось. Это был бы крайне неудобный и неприятный разговор. Куда проще было решить эту проблему просто приказав Тауриэль знать свое место, нежели вступать перепалку с сыном, портя их и без того далеко не идеальные отношения.

Ее приближающиеся шаги, звук которых он мог бы отличить от тысяч других шагов, Трандуил услышал еще тогда, когда Тауриэль вошла в длинный коридор, предшествовавший витой лестнице, ведущей к широкой двери его покоев. Он считал шаги, замерев посреди комнаты.

Когда она оказалась перед входом, Трандуил отворил с помощью силы феа створки дверей, впуская долгожданную посетительницу.

Увидев ее, вошедшую к нему в платье из темно-бардового, как его вино, бархата, Трандуил не мог оторвать своих холодных глаз от ее ладной фигуры. Все упреки, которые он приготовил для нее тем утром, тут же вылетели из его головы. Все, что он мог сейчас, это молча слушать ее слова, из которых едва ли треть доходила до его сознания.

Владыка лаиквенди думал о том, как красило его командира стражи это платье, как выгодно подчеркивало оно ее красоту, как естественно и просто оно выделяло достоинства фигуры, цвет кожи и волос Тауриэль, превращая ее из воительницы в деву.

– … и мы нашли такое место, Владыка, как вы и приказывали. Теперь мы будем стаскивать убитых нами тварей туда. Там огонь и ядовитый дым не повредят никому, – она выгибала спину, стоя вытянувшись в струну перед ним, гордо держа голову, глядя прямо перед собой. На лице Тауриэль читалось выражение того, кто испытывает гордость и удовлетворение от исполненного долга.

– Да, – заговорил Трандуил, – ты исполнила твой долг, – произнес он, глядя будто сквозь нее.

Он даже о вине забыл, так увлекло его рассматривание необычного для командира стражи одеяния.

Его бывшая воспитанница взглянула ему в глаза, забыв об их магическом свойстве – завораживать.

Она не помнила, как очутилась сидящей на обитой коричнево-красным бархатом скамье, что стояла в глубине покоев Таура, у стены, на которой были изображены утопающие в цветах и зелени травы прекрасные животные, гуляющие в лесу, среди высоких деревьев.

Ее опекун сидел рядом, склонив голову на расшитую серебром бархатную подушку, что лежала у нее на коленях, а она медленными, аккуратными движениями левой руки гладила его мягкие, густые серебряные волосы, от мысли о том, чтобы дотронуться до которых ее пробирала дрожь. Правая рука Тауриэль недвижно лежала на горячем, бледном лбу Владыки.

Оторопев от того, что происходит, оглядываясь по сторонам, Тауриэль услышала совсем тихое:

– Еще, еще… – он слегка шевельнулся, еле заметно кивнув головой, прося продолжения ласки.

Ее рука дрогнула, по телу пробежали мурашки. Пребывая в полнейшем замешательстве, Тауриэль все-таки не решилась ослушаться и дрожащей рукой, уже вполне осознавая, что делает, провела по голове, вдоль серебряных волос, падавших на плечо.

От его волос пахло свежестью, влажной прохладой, корой клена или бука, намокшей после сильного ливня, а одеяние Таура было пропитано едва уловимым ароматом весенних цветов, перемешивающихся с запахом вина и пряных благовоний, что курились в потайных коридорах и залах дворцовой сокровищницы.

Тауриэль прикрыла глаза, чтобы лучше почувствовать его запах, продолжая оглаживать серебристо-серые волосы Владыки Темнолесья.

– Так хорошо? – спросила она, проведя в очередной раз рукой по его голове.

Трандуил встрепенулся и открыл глаза, поняв, что она уже вышла из-под власти чар и теперь прекрасно понимает, где находится и что делает.

Он дотянулся до руки Тауриэль, взяв ее в свои ладони, от чего пальцы командира стражи начали мелко подрагивать. Повернувшись к ней, Трандуил выпрямился, не выпуская ее руки.

Теперь он, сидящий слева от нее на скамье, смотрел почти виновато, чуть вытянув вперед шею, с невиданным прежде выражением невинной беззащитности на лице и в широко раскрытых, удивленных глазах. В тот миг он показался ей словно бы моложе.

У Тауриэль от вида такого выражения на лице Владыки даже мимолетно проскользнула мысль о том, что она еще не проснулась и сейчас видит очень странный сон.

– Теперь можешь идти, – отвернувшись от нее, Трандуил, подавив вздох, бесшумно поднялся со скамьи и шлейф его верхнего одеяния заскользил, шелестя чуть слышно, по полу.

Поднявшись со скамьи, Тауриэль, не в силах отойти от потрясения, нахмурилась и опустила взор, намереваясь уйти.

– Я хочу, чтобы ты впредь всегда являлась для доклада в платье, – его голос прозвучал отстраненно, как если бы он говорил не с ней, но при этом необычно, без всегдашней жесткости.

– Да, хорошо, – она кивнула, напряженно сглотнув, отводя взгляд, поклонилась и быстро скользнула к двери.

А на следующий день, когда она отправилась в очередной приграничный рейд вместе со своим отрядом и принцем Леголасом, случилось нечто непредвиденное…

Много всего потом произошло… Но выходя из дверей покоев Таура, его командир стражи еще не знала, какие испытания и приключения уготовила всем им судьба. Она почувствовала, как в глубине души всколыхнулась слабая, еще неясная и зыбкая надежда…

После Битвы Пяти Воинств

Доклад командира лесной стражи о ситуации на границе Трандуил слушал, погруженный в собственные размышления, наблюдая за тем, как Тауриэль слегка приподнимается во время своей речи на носки, вскидывает красивую огненно-рыжую голову, блестя устремленными на него ореховыми глазами. Она говорила с жаром, широкими шагами меря пол его парадной залы, порывисто останавливаясь, замирая на месте, то хмурясь, опуская ресницы и с силой сжимая побелевшими пальцами пряжку ремня, то снова выпрямляясь и принимаясь сверлить его горящим взором.

Ох уж этот молодой отчаянный командир стражи – инфантильная неотесанная девица без роду и племени, которой посчастливилось завладеть толикой его доверия, возомнившая себя невесть кем благодаря назначению на этот высокий пост.

«Любовь…» она сказала. Она права – теперь в нем не осталось любви.

А когда-то Владыка Темнолесья был будто весь соткан из нее – из светлой, нежной, возвышенной, благородной, яркой, как солнце любви. Он дышал любовью, он жил ею. Любовь руководила всеми его действиями, двигала каждым его шагом. То была любовь к матери и отцу, любовь к родному Лесу, к дому, к их королевству, к Тауру Элу, к Белегу Куталиону, ко всему прекрасному миру, который готовил для него столько новых впечатлений, радостных встреч, увлекательных приключений, новых знаний, новых красивых вещей. Все это счастье было прелюдией к встрече с главной любовью его жизни – Мирионэль. А теперь в нем не было той любви, на ее месте было что-то темное, как темное пятно в сознании, помутившемся от искажения и в душе, этим искажением отравленной.

Сына он подсознательно винил в гибели своей Королевы, его матери, и, несмотря на то, что Леголас был ему дороже любого существа во вселенной, он не любил его так, как должно, так как он мог бы любить его. А кого еще ему любить? Остатки народа? Этот зараженный черной заразой лес? Или, может быть, он должен любить свое отражение в зеркале? Его отражение напоминало ему, что он – жалкий осколок давно канувшей в лету эпохи, один из последних, по прихоти злой судьбы оставшихся в живых, благородных эльдар Дориата.

Сейчас он по-своему любил и жалел лишь лесных птиц и животных, слушая их речи, их перешептывания между собой. Иногда он просил своих соек следить за Леголасом, или слетать на другой конец леса и принести ему веточку бессмертника или бутон дикого благоухающего нежным ароматом цветка.

Трандуил никогда не думал о чувствах к нему его начальника стражи. Знал, что если они и были, то Тауриэль подавляла их в себе. Он из нее хотел вылепить смертоносного воина, машину для убийств, не дающую сбоев. Любое чувство, не относящееся к сфере возложенных на нее обязанностей, должно было подавляться, держаться под строгим контролем.

Каждый из них пытался как умел заменить отсутствие любви. Он – хватаясь за драгоценные камни и ожерелья, за блестящие побрякушки, которые так презирал в юности, не понимая, как Таур Элу мог тронуться умом из-за сильмарила. Блеск камней, их великолепие, теперь, ему казалось, могли заменить собой блеск нежных чувств, а обладание сияющим булыжником или блиставшим звездным светом ожерельем работы гномов, могло уподобиться обладанию любимым существом.

Тауриэль пыталась компенсировать отсутствие в ее жизни любви, отчаянно ухватившись за гнома, в котором различила ростки этого чувства. От Леголаса она его не приняла, не захотела. Потому что он – его сын. А о нем, о Владыке Темнолесья, не смела и мечтать, потому, что в нем нет любви, а ей до смерти хотелось, чтобы эта любовь в нем была. И не просто любовь, а любовь к ней и такая, какой она, втайне от себя самой, всегда ждала от него. Иногда она думала, что даже если бы любовь к ней Владыки была сродни отеческой любви к воспитаннице или той особой привязанности, которую тот испытывал к вырастившему его Саэлону, это все равно было бы лучше, чем безразличие и холодное презрение, которые она часто читала в его взгляде. Много раз она – безжалостный капитан стражи, чьей выдержке и самообладанию в минуты схватки с врагом удивлялись даже бывалые воины, приходила к себе после высочайшей аудиенции и рыдала как ребенок, зарывшись лицом в подушки, не в силах совладать с нахлынувшим чувством горькой обиды от несправедливого отношения к ней того, в ком она больше жизни желала бы различить признаки признательности и доверия.

Тем, что больше всего жгло ее душу, заставляя чувствовать злость и обиду на судьбу, было то, что она слишком поздно встретила его – слишком больна и изранена сейчас его душа. Таур больше неспособен сострадать, сопереживать, сочувствовать, любить кого-то. А встреть Тауриэль его перед Дагор Браголлах, кто знает, смогла бы она узнать в нежном, улыбчивом, пылком и искрящимся жаждой жизни молодом сыне Лорда Орофера своего будущего Владыку?

Галадриэль говорила, что у любви много ипостасей, много лиц, что она может являться порой и под неприглядными личинами: то как безумная страсть, то как непримиримая ненависть, то как искаженная жажда обладания. Он, похоже, сполна познал за годы, что его воспитанница и командир стражи провела подле него, как это бывает.

«Но возможна ли вторая любовь?» – спрашивал он себя. И если да, то почему она так тяжело переносима, так болезненна, так тягостна для него?

Трандуил плохо знал раннюю историю эльдар, относящуюся к тому периоду, когда они решили последовать за Оромэ, но о государе Финвэ помнил. Таур Элу часто говорил о друге, печально качая головой: «Он был мне как брат когда-то… Финвэ достоин сожаления – ему не посчастливилось полюбить не ту женщину…» – услышав эти слова из уст Владыки Дориата, Трандуил не понял в свое время их значения. Сейчас, по прошествии тысяч лет, он вспоминал и переосмысливал их, начиная постигать их печальный смысл.

Его Королева сама говорила ему, что все родичи находили поразительным ее внешнее сходство с первой супругой Финвэ, только для него она всегда была той единственной эллет, которую он мог любить, он не представлял, что мелет можно испытывать в отношении другой.

А Тауриэль? – Леголас ушел, а они остались. Парадоксально, но присутствие принца, хоть и заставляло его отца беситься, как дикий зверь в клетке, от бессознательной ревности, все же облегчало его позицию в отношении Тауриэль. А теперь, один на один с ней, он изо всех сил делал вид, что все шло, как и прежде – это было самое большее, на что он был способен, и за что она была ему безмерно благодарна. Обоим хотелось длить это состояние неизвестности и никто из двоих не знал, как им быть с самими собой и друг с другом.

Он раздражался, не зная, как держать себя со своей воспитанницей после всего, что случилось, и это замешательство провоцировало еще большее раздражение, создавая порочный круг. Не скажешь же ей: «Тауриэль, я не могу любить тебя так, как ты хочешь, не могу дать тебе того, в чем ты нуждаешься, но испытываю по отношению к тебе жестокое вожделение…». И Таур стискивал зубы, сжимал кулаки и молчаливо кивал в ответ на ее объяснения.

«Нет, Тауриэль, не смотри на меня таким взглядом, – думал он, – Не тереби в твоих нежных пальцах пряжку пояса, не вздыхай. Уходи, не замирай предо мной в ожидании…»

Тем временем, она окончила свой рапорт, замерев перед ним в крайнем волнении. Выждав несколько мгновений, она быстро поклонилась и, повернувшись спиной к нему, направилась к двери.

Трандуилу, пребывавшему в плену собственных мрачных размышлений, ничего не оставалось, как в безмолвии провожать пристальным взглядом ее прямую подтянутую фигуру с налитыми силой мускулами на икрах стройных ног и тонкой, перетянутой кожаным поясом, талией.

Синда, может быть, аваро и нолдиэ – история знала до нас лишь два примера такого союза: Темный Эол из родного тебе Нан-Эльмота и Белая Дева Ар-Фейниэль, а также Артанис и Келеборн. Но наш союз, все же, отличался от прочих, ведь во мне текла и кровь халадинов.

Облик твой таков, что ты кажешься сорвавшейся с небосвода звездой, сияние которой столь ярко, что слепит глаза и завладевает разумом, затмевая дневной свет. «Аглор-Ним» – «Белый бриллиант», так я называю тебя в моих мыслях на языке синдар, которым мы пользовались всегда с тобой.

Мой Аглор-Ним чистейшей воды, моя звезда, сорвавшаяся с ночного небосвода, чьи глаза своей прозрачностью и сиянием превосходят любые камни, повелитель моего сердца и господин моих мыслей, возлюбленный супруг мой, меня терзает тоска по тебе и сыну, которую я не в силах выразить языком слов, ни объять мыслью – такой она кажется беспредельной.

Ожидание тянется бесконечно. Не скрою, я ожидаю тебя, и в этом ожидании моем я чувствую неугасимый огонь, что бушевал в крови моего деда и тек по венам моего отца. Я страстно жду вестей о тебе из земель Эндорэ…

Земли востока теперь кажутся далекими настолько, что, если бы не воспоминания о тебе, я бы начала сомневаться в том, что они существуют. Как сон, полузабытый и почти стершийся из сознания, вспоминаются мне годы, прожитые там.

Часто восхожу я на одну из высоких белокаменных башен Тириона и обращаю свой взор к востоку, туда, где за бесконечным морем, далеко за линией горизонта, раскинулся континент покинутых милостью Валар эльдар, и мысль моя и моя феа стремятся туда, к тебе, преодолевая расстояние, что разделяет нас в единый миг.

Будь в моих силах совершить такое, я бы, не посмотрев на волю Валар и презрев изобилие и покой Амана, перекинулась голубкой, и подобно Эльвинг, что не убоялась неизвестности, последовав через море за Эарендилом, полетела бы к границам твоих владений, чтобы увидеть тебя и нашего прекрасного сына.

Эртарион – наш сын. Каждый день я рисую в моем воображении его лицо. Знаю – он похож на тебя, но в его чертах есть что-то неуловимое от нолдор – изгиб темных бровей, чуть капризный рисунок рта, выдающиеся скулы… Наступит день, и я смогу прижать его к груди. Думая о том, что он вырос без моей заботы, не познал моей нежности и ласки, я страдаю так, словно острие клинка, разлучившего нас, вонзается в меня с новой силой, оставляя кровоточащие раны на моем сердце. В моих мыслях я обращаюсь к нему, говорю с ним, утешаю и ободряю его, надеясь, что мое материнское благословение пребывает с ним и охранит его от тьмы, от вражеской стрелы, от меча, от любой напасти и невредимым выведет из любой тени и из любой схватки.

В тебе, с каждым днем все пышней расцветающий золотой цветок моего сердца, я всегда чувствовала непрерывное осознание высшего смысла и предназначения нас как живых существ, как расы, память о той идее, которая была заложена в нас изначально.

Звездный народ, пробудившийся к жизни под звездами Варды, впитавший в себя серебряный свет Тельпериона должен продолжать существовать, поддерживая этот предначальный свет, должен сопротивляться тьме и злу, являя для других рас и народов сосредоточение благодати, благой воли Единого. В твоем взгляде, ванимельдо, я читала, что ты никогда не терял из виду этот высший смысл – наше предназначение.

Ты, свет мой, в отличие от многих, прибывших из Амана в Эндорэ и потерявших себя, павших духом и телом, никогда не видел Благословенных Земель и никогда твои помыслы и стремления не были направлены в сторону Запада, в сторону моря, за которым лежит Валимар. Однако я уверена – ты знаешь, что когда наступит черед твоего народа, ты взойдешь вместе с другими на палубу подобного белому лебедю корабля и отправишься в первое и единственное в твоей жизни плавание к гаваням Альквалонде. Это случится скоро, сердце подсказывает мне, что заветный час близок.

Знай же, что у причала ты увидишь встречающих твой корабль, таких похожих на тебя и твоих предков эльдар с прямыми серебряными волосами, бледной кожей и глазами, сияющими зеленым и голубым светом звезд. Там, у причала, среди твоих прекрасных сородичей, будет нисс с темно-русыми волосами и сине-серыми глазами, устремленными на тебя в желании уловить твой взгляд. Знай, любовь моя, – это буду я.

====== Послесловие ======

Комментарий к Послесловие Вот своеобразные “заметки на полях” к данной работе. https://ficbook.net/readfic/4052940

В заметках содержатся авторские характеристики отдельных персонажей и ответы на заданные читателями вопросы.

Немного информации о тех скромных персонажах, кто, наряду с основными, всем знакомыми героями «Сильмариллион» и «Хоббит», также активно помогал автору в создании этой работы:

Tyaro (кв.) – Тьяро. Созидатель, деятель, исполнитель. Командир разведки Таргелиона

Tuilindё (кв.) – Тулинде. Ласточка. Горничная-помощница Мирионэль

Venlindё (кв.) – Вэнлинде. Дева-Песнь. Жена Куруфинвэ Феанариона


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю