Текст книги "Под Варды синими сводами (СИ)"
Автор книги: Calime
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)
Он принялся сосредоточенно обдумывать план действий. Можно было открыть засов на двери силой феа, но он решил поступить иначе. Для начала – орочья личина, потом он дотянется до сознания стража, что принес ему еду, и стоит сейчас рядом с его дверью. Он заставит смертного открыть засов и проводить себя до выхода из замка. Выйдя оттуда, он направится к Черным Вратам. Путь не близкий, но вполне преодолим. Главное – не привлекать внимания.
О том, чтобы открыть Мораннон, нечего было и думать. Трандуил решил, что единственный способ оказаться на другой стороне ворот – подняться на сторожевую башню и с помощью имевшейся у него достаточно длинной веревки спуститься с башни на внешней стороне. Ведь ловкие лучники из галадрим Келеборна сделали невозможное – проникли на сторожевую башню Мораннон и на площадку самих ворот, чтобы привести в действие открывающий их механизм, значит, и он может попытаться проделать хотя бы первое – очутиться на сторожевой башне. Придуманный план выглядел вполне осуществимым. Владыка Зеленолесья был полон решимости осуществить этот план, даже будь он менее реален для выполнения. Ему хотелось выбраться, во что бы то ни стало.
Он решил, что в случае, если будет раскрыт, скорее убьет себя, чем сдастся в плен. Больше он ни за что не намерен переносить унижения, подобные тем, которым Враг подверг его всего несколько часов назад. А ведь то было еще не самым страшным, он ведь мог и не остановиться на этом… Отогнав от себя эту отвратительную мысль, от которой мороз шел по коже, Трандуил поднялся со скамьи и решительно двинулся к двери…
Тем же вечером на общем совете владык эльдар, эдайн и наугрим было решено, что штурм Черных Врат начнется перед рассветом.
Мирионэль чувствовала себя слабой в ту ночь, поскольку мало и беспокойно спала предыдущие. Ее гвадор, Эльо, сразу и категорически отверг даже возможность того, чтобы она принимала участие в предстоявшем сражении.
За несколько часов до начала штурма Эльо пришел к ней, чтобы рассказать о решении совета.
– Даже не проси меня, тебе нечего там делать! – закончил он свой рассказ.
– Хорошо, – устало произнесла Мирионэль.
Она показалась Элронду необычно бледной и изможденной, но он приписывал это состояние невыясненной судьбе принца Эрин-Гален.
– Как никогда я уверен в победе, сестра, – ободряюще продолжал Эльо, – Враг потерял большую часть своей силы и скоро будет окончательно уничтожен…
Повисла пауза. Лорд Имладриса видел ее подернутый пеленой слез взгляд, опущенные уголки рта, темные тени, залегшие под печальными глазами.
– Милая, поверь, если есть хоть малейший шанс… – он не договорил, стараясь быть как можно деликатнее со своей гватель, чье эмоциональное состояние сейчас было далеко от спокойного, – мы найдем его и привезем к тебе, обещаю.
– Я бы хотела пойти с тобой, – тихо сказала она, опустив голову.
– Отец рассказывал, что девы из его народа все умели сражаться наравне с мужчинами, но делали это только в крайних случаях, когда опасность угрожала самому существованию народа, а ты рвешься в бой всегда, словно ты – мужчина-воитель, – Элронд хотел взбодрить ее и переменить тему беседы, – Твой отец был таким? Жаль, я не знал его…
Он не знал, говорить ли ей о том, что в день сражения он видел своего приемного отца и тот спас ему жизнь? Говорить ли ей о том, что Лорд Макалаурэ, ее «дядя Кано», погиб лишь два дня назад, получив смертельные ранения в схватке с Врагом, и умер у него на руках, а он не смог спасти его?
– Мой отец был воином, но воительницей была и моя мать, – чуть нахмурив лоб, будто стараясь припомнить что-то, отвечала Мирионэль.
– Ты никогда не говорила о ней. Она осталась в Западных Землях? – спросил Элронд.
– Нет, Эльо, она в них даже не верила, – со вздохом отвечала его гватель, – Береги себя завтра. Помни, не только я буду ждать твоего возвращения, – она слабо улыбнулась и обняла его.
Оставшись одна, Мирионэль подумала о матери. Когда Эльо спросил про нее, она поймала себя на мысли, что ей трудно вспомнить черты материнского лица. Они вспомнились ей нечетко, размыто, словно бы она глядела на лицо матери сквозь подернутую мелкой рябью темную воду заболоченного пруда.
Мать, наверное, тоже узнала, что беременна ею, живя в полевых условиях полукочевого племени халадинов. Тоже, может быть, сидела в шатре, одетая в боевые доспехи, опоясанная мечем и кинжалами, или скакала на лошади во весь опор по степи близ Таргелиона, и вдруг такое известие – ребенок. Но у нее был отец, готовый поддержать, оградить от любой опасности, да и время было относительно мирное.
Отец ничего не делал вполовину, формально, он в каждом проявлении доходил до самой сути, до совершенства, до исступления. Бешено любил, бешено ненавидел, отчаянно сражался, отчаянно боролся со своими внутренними демонами. Потому и было ему трудно говорить о своих чувствах. Дело было не только в том, что это было не принято у представителей Первого Дома, а в том, что они у отца были такими, что и описанию не поддавались. Ну как о таком скажешь? Она представила, как безумно, должно быть, он любил мать, и при этом не говорил ей каждый день об этом, а наоборот, молчал. О таком молчат. И ее, Драгоценную, любил, и ушел, покинул, так ничего и не сказав. Хотя глазами, взглядом, он всегда говорил ей об этом. Она одна умела читать в его взгляде любовь.
Только сейчас Мирионэль подумала о том, что скажет Лис, когда она сообщит ему новость? Ни на мгновение она не допускала до своего сознания черной мысли о том, что он уже может быть два дня как мертв, и труп его обглодан волками. Сейчас, когда она ждала ребенка, он просто не имел права умирать. Лис обязан оказаться жив и выбраться из этой темной крепости невредимым.
– Как я и обещал, ты получишь в вассальное подчинение владения старшего из сыновей князя Андуниэ, дорогой Ангмир. Разумеется, ты сможешь править и сам. Ты уже облюбовал местечко для нового королевства?
– Место найдено, Тар-Майрон, – рапортовал преданный слуга, – Это на севере Великих гор. Меж двумя их высочайшими пиками есть плато, там я хочу воздвигнуть Ангмар и его столицу.
– Отлично, – ровным тоном подытожил Артано, – Как ты понимаешь, эту обитель мне придется на время покинуть. Никто не узнает об этом. Они будут думать, что я все еще здесь и командую обороной, в то время как я уже нашел дивное место на севере, в лесной глуши, среди спокойствия и благодати. С него открывается чудесный вид на Великий Лес.
Ангмир кивнул в знак того, что он счастлив такому повороту событий. Он вообще не был разговорчив. Артано это нравилось в нем. Этот нуменорец никогда не спешил, никогда не мельтешил перед глазами, не совершал глупых, необдуманных поступков. Пожалуй, Ангмир был одним из немногих доверенных слуг, кому Артано предоставлял относительную самостоятельность в принятии решений, ибо полностью полагался на него.
Приказы, что отдавал ему Артано, бывший наместник Нуменора в Средиземье, а ныне старший из девяти кольценосцев-людей выполнял с поразительной точностью и молниеносностью, никогда не разводя ненужной и губительной для дела самодеятельности. Эта точность и быстрота реакции и позволяли ему получать больше свободы действий, чем те, кто норовил все сделать по-своему или слишком услужливые лизоблюды, вечно стремившиеся сделать больше того, что им было велено.
– Оставляю тебя здесь моим наместником, дорогой Ангмир. Кто кроме тебя сможет в течении следующих семи лет поддерживать здесь иллюзию моего присутствия? – Артано засмеялся своей шутке, – По истечении семи лет ты оставишь замок и сможешь отправиться осуществлять твои далеко идущие планы на север Мглистых Гор. Иди же и приступай к обязанностям командующего крепостью.
Нуменорец коротко поклонился и эффектно растаял в воздухе.
Артано подумал, что принц Ангмир был лучшим его выбором в свое время. Расторопный, немногословный, неизменно точен в выполнении всех поручений, а в способностях к обучению магии этот смертный вообще не знал себе равных.
Кольца власти, как и обещал когда-то Артано девяти их носителям, давали бессмертие. Правда, оно зависело от существования главного Единого Кольца. А кольцо это Артано, проявивший изрядную невнимательность в бою, имел несчастье потерять.
Между ним и Кольцом существовала магическая связь, Кольцо само по себе было неотъемлемой его частью, поскольку в него Артано вложил немалую долю своей силы и своей сущности. Обладало Кольцо и подобием собственной воли и разума, как ни странно это может прозвучать, когда речь идет о вещи. Оно было привязано к Артано и стремилось никогда не разлучаться с ним, высшим благом для себя почитая красоваться на безымянном пальце его правой руки. Нельзя было назвать его неодушевленным предметом. Душа у Кольца была, в нем жила частичка души самого Артано. И частичка эта, которую он пожелал заключить в Кольцо, была не самой темной и искаженной. Это была та часть, что хранила в себе память обо всех их: Феанаро, Тано, Келебримборе. Когда Кольцо было у него на руке, Артано делался в десятки раз сильнее, его мощь и могущество, где бы он ни был, и что бы ни происходило вокруг, были так велики, что только силою Валар можно было сокрушить его.
Разлученный с Кольцом, Артано по-прежнему оставался Властелином Черной Страны, хозяином Барад-Дура, Повелителем Воинов, назгулов-кольценосцев, легионов темных тварей и людей, живших в Мордоре и принявших его волю, но без него он был лишен той силы, имея которую, мог двигать горами. Его страсть, его магическое очарование, частица изначальной красоты его души были заключены в изящное золотое колечко.
Эта страсть, как обещание любви и блаженства, очаровывала тех, к кому Кольцо попадало в руки. Конечной целью Кольца всегда оставалось – вернуться к своему Господину, но его временный владелец не догадывался об этом, пока оно медленно не разъедало его душу, завладевая ей целиком. А еще Кольцо хорошо умело скрывать до поры свои намерения: оно сужалось или расширялось в зависимости от размера пальцев того, кто владел им, давало носившему его с собой новые жизненные силы, значительно продлевая его век и делая стойким к недугам и хворям. Оно говорило с ним, нашептывая льстивые речи, постепенно сводя с ума. Надеть же кольцо для того, кто носил его при себе, означало – выдать его местонахождение истинному владельцу. Надевший кольцо становился невидимым для окружающих, однако сам продолжал видеть все, даже то, что было скрыто от обычного глаза, не наделенного магией волшебного артефакта.
Одного Артано Кольцо признавало своим Властелином и возлюбленным хозяином. Все остальные не были достойны владеть им.
Когда Артано работал над изменениями в изначально сделанном Келебримбором для своей возлюбленной Кольце, он пожелал сделать так, чтобы в нем оказался и смысл его существования. Ведь жизнь – ничто без всего того, что было им вложено в Единое Кольцо. Смысл его существования на земле был заключен в нем. Не будет Кольца, не станет и его. Умереть окончательно Артано не мог, но он мог лишиться всей силы, как магической, так и жизненной.
«Оно найдет путь» – подумал Артано. Он был убежден, что Кольцо само найдет способ вернуться к нему вскоре. Больше чем на кого-либо, он полагался на Кольцо, на его волю и привязанность. А пока оно оставалось потерянным, Артано решил заняться другими делами.
Прежде всего, было необходимо покинуть осажденную крепость. Он уже точно знал, куда отправится. Его путь лежал в Зеленолесье, во владения сына Орофера. Там он найдет его драгоценную супругу и побеседует с ней с глазу на глаз. Он узнает о кольцах эльдар и многие другие секреты, а потом скормит ее варгам, даже рук марать сам не станет. Она не достойна того, чтобы считаться противником. Что же до ее прекрасного супруга, то Артано решил, что просто убедит его перейти к нему в услужение. Это не составит труда. А когда все Зеленолесье окажется под его контролем, он решит, как действовать, разработает план покорения Лориэна, Имладриса и Линдона.
Оказавшись под утро в комнате, где он держал орофериона, чтобы забрать того с собой, Артано, к своему удивлению, обнаружил ее пустой.
Он тут же дал приказ коменданту крепости – найти! Тот не успел поклониться в знак подчинения, как у той, что была слева, сторожевой башни ворот Удун послышался жуткий протяжный крик – что-то тяжелое полетело вниз со смотровой площадки башни и глухо ударилось о темно-серую безжизненную землю.
====== Эрин-Гален ======
Что-то подсказывало Артано, что нужно немедленно покинуть пределы его оплота, а потому он предпочел без лишних объяснений раствориться в воздухе. Он уже не услышал, как почти сразу вслед за глухим ударом о землю тяжелого нечто, воздух огласил рокочущий, тягучий скрежет медленно отворяющейся створки Черных Врат.
Будучи бестелесным духом, который лишь по желанию, расходуя жизненную энергию и магию, мог принимать зримый, плотский облик, Артано пользовался всеми преимуществами такого положения. Он мог испариться и материализоваться на другом краю земли.
Сейчас он решил, что пришло время перенестись во владения сбежавшего пленника – уж там-то они никуда не денутся от него. Зеленолесье было, ко всему прочему, и самым уединенным и безопасным местом для того, кто желает скрыться.
Сражаться с разъяренными, распаленными жаждой мести за павших товарищей и пылавшими праведным гневом эльфами, смертными и гномами Артано не желал, поскольку, не имея Кольца, не мог быть абсолютно уверен в победе. Опыт научил его, что, даже нося Кольцо на пальце, можно проиграть сражение, как это случилось под стенами Имладриса и при осаде Барад-Дура полками Ар-Фаразона.
Семилетняя передышка была необходима для закладки и строительства небольшой крепости, которую он собирался воздвигнуть на холме Амон Ланк, близ принадлежавшего Ороферу замка на юго-востоке Великого Зеленолесья.
Поисками Кольца он планировал всерьез заняться, как только обоснуется на новом месте. До поры Артано намеревался тайно, в полном уединении, жить на вершине Амон Ланк. Он планировал постепенно собрать новое сильное войско, привлечь черных тварей, что живут в Мглистых Горах, дать им расплодиться, обустроить кузницы, чтобы ковать оружие и амуницию. Впереди было много работы, но Артано не унывал. Что-то поддерживало его, придавая решимости. Он стремился любой ценой осуществить свои планы и видел путь их осуществления, а это уже немало, когда предстоит выполнить сложную задачу.
Все было намного хуже, чем когда Барад-Дур был осажден воинами из Нуменора, ведь теперь у Артано не было его Кольца и прекрасного изначального облика, но чем плотнее сжималось вокруг него кольцо недругов, чем отчаяннее становилось его положение в Средиземье, тем ярче возгорался в его душе огонь ненависти и жажды мести. Этот огонь и придавал ему сил и решимости выстоять в любых испытаниях и преодолеть любые лишения. Даже потеря Кольца, что изготовил когда-то Келебримбор, не смогла сломить его морально. Господствовать, править, управлять этими землями – это была его цель, но цель эта была вторична по сравнению с изначально поставленными им перед самим собой задачами, выполнить которые ему помешали. Тех, кто помешал ему, Артано знал в лицо и поименно, это не были абстрактные обстоятельства, превратности судьбы или Высшие Силы. Не Валар, нет, – обычные эльфы и полукровки. Они отняли у него Келебримбора, отняли надежду на счастье, а все, что произошло потом, было лишь следствием этой невосполнимой потери. Все, случившееся за этим, меркло пред ней.
Артано ведь был достоин любви. Он даже не мог решить, что хуже – то, что сделал с ним Мелькор, или то, что сделал Келебримбор. Мелькор совратил его, соблазнив еще совсем юного и несмышленого Артано, не любил, использовал, как и где мог. А Келебримбор отверг любящего его – сильного, умелого, талантливого и прекрасного собой майа, который предлагал ему владычество над всеми эльфами Арды.
Все можно пережить, даже то, что, кажется, пережить невозможно – в этом заключался выученный им урок.
Но месть сладка. И Артано отправлялся на холм Амон Ланк в предвкушении ее приторной, пьянящей сладости.
Он знал, что выбраться из самого огромного и во всей Арде замка будет непросто, но опасность, витавшая в воздухе и неотступно следовавшая за ним по пятам, лишь подстегивала его решимость сделать это. Принц Эрин-Гален старался быть как можно осторожнее, но при этом демонстрировать окружавшим его, пока он шествовал по бесконечным черным коридорам и лестницам, приспешникам Врага уверенность и спокойствие.
Добравшись не узнанным до поистине гигантских Мораннон, Трандуил, в облачении стража харадрим и вооруженный его оружием, решил подняться на находившуюся слева от него сторожевую башню.
Чувства его были обострены до предела. Он прислушивался к голосам и рычанию, раздававшимся вокруг, к тяжелому шарканью о каменные плиты лап орков и сапог смертных, охранявших ворота даже глубокой ночью. Дозорные неспешно прохаживались вдоль площадки над воротами, звякая чешуйками доспехов, креплениями панцирей, кольцами, на которых висели подвески, кинжалы и метательные дротики с отравленными наконечниками. Мечи, булавы и тесаки производили резавший слух скрежет, задевая остриями о каменные плиты, которыми были вымощены верхние смотровые площадки на сторожевых башнях и самих воротах.
Факелы светились ярко-жетым и оранжеватым по периметру башен и по всей длине площадки над воротами. Они же были в руках и лапах крепостной стражи.
Воздух был горячим и ядовитым. Даже ночью, которая мало чем отличалась от дня, в Мордоре было достаточно светло – красным и ярко-золотым светилось жерло высочайшего Ородруина, и свет этот отражался темно-багровыми отблесками в нависавших над горой облаках.
Сосредоточившись на далеких звуках, доносившихся сверху, Трандуил вздрогнул, когда у самого своего уха услышал чье-то гнусавое шипение. Одергивая его за черный рукав одеяния, средних размеров орк принюхивался к нему, вытягивая тонкую, покрытую сморщенной закопченной кожей, шею.
От неожиданности Трандуил отступил на шаг – еще не время открывать кто он. Однако орк говорил с ним, явно о чем-то спрашивая и недоуменно тараща на него желтые водянистые глаза. Ороферион понял, что темную тварь привлек его запах. От него пахло совсем не так, как от смертных. Не размышляя долее, опасаясь, как бы орк не позвал подкрепление, Трандуил молниеносным ударом кривой сабли снес твари голову. Она, пролетев по воздуху, упала на землю и покатилась вниз, падая в черноту безжизненной долины, которую он пересек этой ночью. Трандуил оглянулся вокруг – откуда-то снизу послышались резкие крики, рычание, свист; кто-то закопошился там, позвякивая железными звеньями кольчуги и шипя.
Понимая, что он, возможно, выдал себя, синда, вынув из-за пояса мертвого его меч-тесак, медленно отступал к узкому проходу, ведущему на верхнюю площадку сторожевой башни, около которой находился.
Отыскав скрытый в глубине арки, вырезанной в скальной породе, проход, он почти влетел по неровным и пыльным ступеням на площадку, где стояли несколько харадрим. Не замедляя скорости, Трандуил бросился на них, разя кривой саблей и отобранным у поверженного орка тесаком.
Нанося удары в незащищенные панцирем и кольчугой места, он ранил двоих, и когда уже собирался избавиться от остальных, сзади на него навалилось что-то, крепко обхватив вкруг талии, увлекая наземь, давя всей тяжестью. Трандуил попытался вырваться, но хватка огромной руки была такой крепкой и безжалостной, что грозила сломать ему кости и раздавить внутренности. Он повернул тесак острием к себе и всадил в схватившую его лапу – тут же раздался протяжный леденящий крик и хватка ослабла. Вырвавшись на свободу, Трандуил, обернувшись, увидел клыкастую, массивную голову тролля, закованного в грубо сработанные железные латы, усеянные мелкими шипами. Рванувшись к нему, ороферион потянул за толстую цепь, служившую монстру поясом, а затем со всей силы толкнул раненого тролля в сторону борта.
Что-то едва слышно просвистело совсем рядом с ним, и в плечи и шею монстра вонзилось сразу несколько стрел. От неожиданности и боли тролль потерял равновесие.
Проломив деревянный борт верхней площадки сторожевой башни, массивная туша тролля обрушилась вниз с огромной высоты и глухо ударилась о землю перед воротами.
Сердце в груди Трандуила гулко толкнулось о ребра, он оглянулся – за ним стояли Саэлон, Амрот и трое воинов из отряда стражи его отца. Бывшие на площадке харадрим лежали на земле. Объединенное войско союзников начало штурм Черных Врат.
Сдернув с лица черный платок, Трандуил предстал перед так вовремя пришедшими ему на помощь друзьями. Амрот тут же бросился ему на шею с криком: «Меллоннин!», Саэлон, не ожидавший увидеть невредимым дорогого его сердцу орофериона, подошел к нему, коснулся плеча, с улыбкой заглядывая в глаза своими в миг оживившимися, загоревшимися ярким светом, зелеными глазами.
– Нужно привести в действие механизм! Мы должны открыть ворота! Скорее! – Трандуил испугался, что радость от встречи будет им отравлена приходом на площадку свежих сил Врага, и они не успеют сделать то, ради чего, он предполагал, Амрот с Саэлоном и оказались на ней, рискуя жизнью.
Они налегли на приводившее механизм в движение колесо, и оно начало постепенно вращаться, подаваясь – послышался рокочущий, неприятный скрип и скрежет. Ворота медленно открывались благодаря их усилиям. Вскоре на площадку дозорной башни и самих ворот по закрепленным веревкам влезли ловкие лучники из галадрим Лотлориэна. Они сражались с охранявшими ворота воинами, разя их стрелами и метательными кинжалами. Внизу ждали сигнала, чтобы ворваться в Мордор, конные рати Линдона, Гондора и Арнора, а также отряды кавалерии Келеборна и пехотинцы Эрин-Гален и Кхазад-Дума.
После того, как бойцы стражи лаиквенди, синдар и нандор взяли под контроль и правую сторожевую башню Мораннон, начав открывать подконтрольную ее механизму створку ворот, прозвучал боевой рог – сигнал к началу атаки, и лавина воинов-союзников хлынула через все шире растворявшиеся Черные Врата в пределы Мордора, сметая на своем пути все и вся. Тех, кого не уничтожила стремительно летевшая к твердыне Барад-Дура кавалерия, добивали лучники и пешие воины.
В шатер, где Мирионэль в беспокойстве пыталась отвлечь себя от тревожных мыслей, рассматривая прихотливый узор на рукояти одного из кинжалов работы наугрим, подаренных ей отцом, ее супруга ввели под руки Саэлон и Амрот. Он едва держался на ногах, но бодрился из гордости. Только сознание того, что они сегодня сделали еще один шаг вперед на пути одоления Врага, а он был непосредственно причастен к этому шагу, поддерживало Трандуила в сознании.
Новый Владыка Эрин-Гален был бледен и истощен. Он не ел уже больше трех суток и получил несколько глубоких царапин, которые его друзья наскоро перебинтовали кусками ткани своих рубашек. Одет Тэран-Дуиль Ороферион был в боевое облачение рядового ратника страны Харад, которое совсем не было ему впору. Слишком высокий и широкоплечий по сравнению с любым воином харадрим, Трандуил не смог как следует застегнуть все застежки и пряжки доспехов; черная мешковина рукавов разошлась на плечах, туника, которая обычно доходила воинам до лодыжки, спускалась лишь до середины голени. Волосы Владыки синдар и лаиквенди были собраны в хвост на затылке, на шее болтался черный платок, которым харадрим закрывают нижнюю часть лица.
Увидев мужа, Мирионэль встрепенулась, вскочила со своего ложа, спешно убрала кинжал в драгоценные ножны, усыпанные самоцветами, и подбежала к нему, поддерживая и стараясь усадить на подушки и покрывала, разбросанные в беспорядке поверх устилавших пол ковров, где только что сидела сама.
– Саэлон перевязал все царапины, а серьезных ран нет, – успокоил ее Амрот.
– Благодарю вас, благодарю, – шептала она, обратив взор на юного Владыку Лориэна и верного оруженосца.
– Тари Мирионэль, – сказал Саэлон с усталой улыбкой, – теперь ваш черед заботиться о нем, – он посмотрел на обмякшее среди подушек и покрывал тело своего Владыки, – Не благодарите нас.
– Это он нам помог ворваться внутрь! – воскликнул Амрот, – Мелдир, ты – настоящий храбрец! Это он первым открыл ворота!
– Нет, Амрот, мы сделали это вместе, – слабым голосом поправил его Трандуил.
– Я принесу воды, – сказала Мирионэль, огладив плечо супруга, лежащего, навалившись спиной на гору подушек.
Стараясь не разрыдаться, она направилась к стоявшему в противоположном углу небольшому раскладному столику, где стояли графин с вином и бутыли с водой.
– Лучше вина, – едва слышно пожелал аран, прикрыв глаза.
Амрот и Саэлон торопливо попрощались и покинули шатер, оставив правящую чету Эрин-Гален наедине.
Позвав слугу и приказав нагреть воды, Мирионэль приготовила мыльный раствор и чистые полотенца. С предельной аккуратностью она раздела мужа, стараясь не задеть ран, синяков и кровоподтеков, не сделать больно. Трандуил, тем временем, выпил немного разбавленного вина.
Он отворачивал от нее лицо с порозовевшими то ли от вина, то ли от стыда, щеками. Ему вспомнилось произошедшее с ним в Барад-Дуре. Никогда и никому он не скажет о пережитом страхе и унижении, что оставило еще одну глубокую рану на его феа. Супруга его ничего не замечала, она схватила в охапку лохмотья и доспехи, что были надеты на нем, и унесла прочь. Вскоре Мирионэль вернулась, неся в руках вышитую собственной рукою белейшую шелковую рубашку, расшитый серебром парчовый кафтан, пару штанов из мягкой оленьей кожи и широкий атласный пояс.
– Пока побудешь в этой одежде. Сапоги принесут завтра, – сказала она, наклонившись над ним.
Тело вновь чудом обретенного супруга она мыла очень тщательно, стараясь не пропустить даже самого малого его участка. Она втирала губкой мыльный раствор, действуя осторожно, но при этом решительно. Мирионэль любовалась его совершенством и гармонией, пристально вглядываясь, рассматривая каждую пядь его мерцающей слабым белым светом мраморной кожи. Она склоняла набок голову, улыбка блуждала на ее лице.
– Я знала, что ты жив, – сказала она, вытирая полотенцем его грудь и живот.
Когда же, накрыв полотенцем низ живота своего Лиса, она принялась покрывать частыми, легкими, едва ощутимыми поцелуями его волосы, висок, щеку и уже потянулась к мягким красивым губам, Трандуил отстранился, опустив глаза. Он низко склонил голову; так что еще непросохшие серебряные пряди скрыли от нее его лицо.
Устроившись рядом, Мирионэль притянула Лиса к себе, обвив руками его шею, целуя нежную кожу под подбородком, щеку, холодное, в каплях воды, острое чуть оттопыренное ухо.
Позвав его в госанна, она привлекла голову Трандуила к себе на колени, и сейчас сушила и расчесывала его волосы.
«Мой белый бриллиант, чье сияние превосходит любые самоцветы, моя звезда, сорвавшаяся с темного ночного небосвода, что яркостью своей затмевает алмазные россыпи, позволь моим ласкам унести далеко от нас твои тревоги и тоску… – она шептала в его голове, вся превратившись в олицетворение спокойствия и уверенности, – Я здесь, рядом, и я всегда буду рядом с тобой…»
– Я не могу, – тихо сказал он вслух, – После того, что там было… – он сжал челюсти и кулаки, боясь, что она начнет расспрашивать его о том, что с ним было, пока он находился в замке Врага.
– Что бы там ни было, ты всегда будешь самым благородным существом во всей Эа, верь мне, жизнь моя, – отвечала Мирионэль, нежно гладя его, запуская тонкие пальцы в мягкие, ровные, серебряные пряди, – Набирайся сил, усни, мой возлюбленный супруг.
Удивляясь ее способности дарить ощущение покоя и умиротворения своими речами, прикосновениями, одним своим присутствием, Трандуил закрыл глаза. Усталость тяжелила веки, медленно, но неуклонно он погружался в подобие дремоты. Ему хотелось говорить с ней еще и, в то же время, хотелось молчать.
Он был благодарен ей за понимание, за то, что не спросила ничего, и ответил ей в госанна: «Ты одна можешь успокоить меня, моя Красная Луна… Любимая…», и когда он сказал ей это, сердце кольнуло острой иглой боли. Любовь была словно острие иглы.
«Я любила тебя еще до того, как в первый раз мой взгляд встретил твой, – был ее ответ, – Скажи мне, что я принадлежу тебе. Мое сердце принадлежит тебе – храни его. Дух мой связан с твоим нерушимыми узами, ты – мой, навечно мой, и ты всегда это знал…»
Позади был траур по Ороферу. Началась, обещавшая затянуться, осада Бард-Дура. Новый Владыка Эрин-Ласгален с супругой отправились в столицу Зеленолесья, чтобы принять бразды правления, перегруппировать войско, от изначальной численности которого едва ли оставалась теперь одна треть, и отдохнуть. Новый Таур нуждался в том, чтобы восстановить силы, перед тем как вновь отправиться к стенам черной твердыни, присоединяясь к осаждавшим ее галадрим, нолдор, дунэдайн и гномам.
Они въехали в сопровождении стражи во внутренний широкий двор замка, который он теперь по праву мог назвать своим, и сразу же отправились в отведенные каждому отдельные покои. Сердце Трандуила трепетало, когда он входил в приготовленную для него теплую воду купальни. Он спешил, подхлестываемый пробудившимся в нем настойчивым, безжалостным желанием, омывая тело, смывая усталость дороги, освежая его и наполняя силой водной стихии.
Закончив с омовением, Трандуил направился в покои супруги. Рывком, без стука, отворив дверь, он стремительно приблизился к ней, неслышно ступая по ковру, лишь шелковый край верхнего одеяния прошелестел, скользя по полу. Мирионэль, которую он застал стоящей посреди комнаты, широко раскрытыми глазами глядела на него, теперь такого близкого и от чего-то показавшегося далеким.
В этот момент ему стало невыносимо тяжело, опять он почувствовал в сердце иглу. Было ли это благодаря ее невероятной близости или от говорившего с ним взгляда ее сине-серых глаз? Он стоял перед ней, опустив взор, черные ресницы его слегка подрагивали. Трандуил чувствовал на своем лице ее взгляд, а сам не смел смотреть на нее. Сердце заходилось от волнения, и он мог лишь мысленно льнуть к ней всем своим существом. Застыв перед Мирионэль, он стоял смирно, так что она могла разглядеть его фарфоровую кожу, прямой нос с по-лисьи вздернутым кончиком, темные соболиные брови, бледно-розовые мягкие красивые губы. Ему казалось, что тот миг длился целую вечность – дольше, чем столетия, проведенные ими в разлуке и терзаниях друг без друга, дольше, чем длилась вся его жизнь до этого.
Он медленно поднял на нее глаза, блестевшие как звездные топазы, они очаровывали, гипнотизировали, заставляя мурашки пробегать по коже всего ее тела, затягивая вместе с собой в водоворот, в котором ей предстояло метаться, стонать и всхлипывать, задыхаясь в сладостной истоме.
