Текст книги "Непокорëнные (СИ)"

Автор книги: AnnaTim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)

Пан сидел, прижавшись лбом к оконному стеклу, и внимательно разглядывал ту автомобильную суету, которую столь стремительно оставлял позади себя поезд. Не сказать, что всё это и впрямь так уж интересовало его – просто ужасно хотелось занять голову хотя бы чем-то помимо назойливых мыслей о Высоком Секторе, Академии и Алексисе Бранте. Пан сонно откинулся на высокую спинку: ехать ему было порядка сорока минут, даже дольше, и поезд, бесшумно скользящий по монорельсу, убаюкивал мальчишку.

Утро понедельника, спать хотелось отчаянно. Началась вторая неделя его жизни в качестве кадета, а он всё словно не понимает, что это действительно не понарошку. Подавив очередной зевок, от которого едва не свело челюсть, парнишка вызвал калькулятор на своем старом, избитом и исцарапанном телефоне и принялся считать. Восемьдесят крон на монорельс. Дважды в день. Пять дней в неделю. Четыре недели в месяц. Итого три тысячи двести крон в месяц на один только проезд – да и то если кроме того всюду ходить исключительно пешком. Три четверти всей его нынешней зарплаты! Да что там, почти вся… Пан сжал зубы и мысленно выругался. Интересно, а сможет ли он вообще продолжать работать с нынешней учебной нагрузкой, успеет ли? Снова садиться на шею родителям казалось совершенно немыслимым: клянчить деньги – да на что, на проезд в Академию! – у родителей, которые, как и большинство нормальных Средних, считают дополнительное образование если не блажью, то как минимум странным капризом… Совершеннолетний к тому же. Пан выругался про себя еще раз. Закончил бы школу как все люди и сидел в своем телесервисе с гибким графиком работы, не зная бед…

Нет, эта мысль не понравилась уже и ему самому. Какой, к проклятым диким, телесервис, когда он, быть может, еще и Высоким станет! Станет, как же – когда у него даже на проезд денег не наскрести. Мальчик едва не поперхнулся в попытке сдержать тяжелый вздох и заерзал на мягком и не по-среднему удобном кресле поезда. Перед веками закрытых глаз почему-то всполохом появился образ Алексиса Бранта – Высокого, обеспеченного всем на свете, мастера, слову которого подчинится половина Высокого Сектора, не то что весь Средний, – и горечь с примесью зависти, почти даже ребяческая обида затопила сердце мальчишки. Какого?.. Вот, правда, куда легче жилось, когда он вообще не имел представления о том, каков Высокий Сектор на самом деле, а не по стереотипам Средних….

Опять он об этом думает. Ведь не получается не думать.

Не поддаваясь сонливости, Пан вытащил из затертого, но тем более любимого рюкзака учебный компьютер, который (мажоры проклятые, но как же всё-таки круто!) ему и каждому из прочих его пяти одногруппников выдали два дня назад в качестве необходимого элемента образования. Устав. Экран разом поплыл перед слипающимися глазами. Смешно, всю жизнь прожил по Уставу, а в глаза его видит впервые в жизни. И, честно, лучше б вовсе не видел и дальше. Брант точно головой ударился столько домашки задавать, это ж никакого мозга не хватит. Да уж, Вайнке, хотел продолжить учиться – получи по полной программе…

К обеду небо за окном стемнело, словно собиралась если не гроза, то, как минимум, хороший ливень. День был какой-то словно бы скомканный и такой же паршивый, как и само утро – даже, пожалуй, хуже, и вовсе не из-за погоды, а из-за тех странных домыслов, что возникли в голове мальчишки после сегодняшних занятий с Мастером Оурманом. Домыслов, которые, наверное, должны были появиться вообще-то месяц назад, да почему-то так не появились, когда стоило бы… Сомнение и тревога грызли Пана, когда он, нервно ероша волосы, постучался в кабинет Первого Мастера. И чего он опять голову себе забивает всякими глупостями, всё равно у того приемные часы до четырех пополудни…

Оказывается, Брант был не так высок, как показалось мальчишке на построении – незначительно, но всё же ниже него самого. Он отошел от открытой форточки стеклостены, затушив недокуренную сигарету в пепельнице на краю письменного стола, и кивнул мальчишке разом приветственно и вопросительно.

– Мастер, я… могу задать один вопрос? – Словно внутри что-то ёкнуло от взгляда пронзительных синих глаз Алексиса, и мальчишка снова пожалел, что вообще пришел сюда теперь. Вдох-выдох.

– Разумеется. – Отозвался тот, по-прежнему не отводя взгляда. – Выпрямись.

– А? – Слова Алексиса, произнесенные, не меняя голоса ни на полутон, внезапно сбили Пана с толку.

– Спину выпрями, – повторил тот терпеливо, почти даже мягко, – сутулым будешь.

Мальчик отчего-то был так удивлен этим внезапным замечанием – или тоном, которым оно было произнесено, – что не преминул послушаться, не задумываясь. Потом вспомнил, зачем пришел, и снова смутился.

– Суть этого всего в том, что мы… так или иначе будем подст… внедренными?

– Проницательно, – кратко кивнул Мастер. Дверь в этот момент беззвучно отворилась, и в появившемся проёме возникло острое лицо Кира Ивлича. Высокий кивнул, жестом призывая мальчишку подождать снаружи, и снова перевел взгляд на Пана. Удивительно, как много Высокие умеют говорить одними только жестами. У них с Марком, конечно, тоже есть парочка «секретных» жестов, только им понятных, но так это же совсем другое.

– А если нет? – Пан едва сдержался, чтобы не хмуриться, словно ответ, который он сейчас услышит, решит наперед всю его дальнейшую судьбу.

– “А если”? – От пристального взгляда Мастера Бранта, изучающего, словно ощупывающего, снова стало здорово не по себе. – У Устава не бывает “если”, Вайнке.

– Но…

– Ты сделал свой выбор, – голос Бранта, мягкий, но не терпящий возражений, отдавал холодом стали, – я предупреждал тебя, что назад пути не будет.

– Вот так просто? Выучите меня шпионить за своими же на благо Империи? Или даже за непо… Низкими? – Пан запоздало понял, какие дерзости и каким тоном говорит, но исправляться уже не было возможно. Да уж, надо отучаться от своих «средних» словечек…

– Как ты сказал?

– Низкими. – Пан попытался унять появившееся в голосе напряжение.

– До этого.

– Непокорённые. Так наши смельчаки называют Низких, Вы не знали? – Напряжение само собой сменилось вызовом. И откуда только в нем столько злой дерзости?..

– Нет, Низкие тут ни при чем, Вайнке. Так ты, выходит, смельчак?

– Скорее дурак, – отозвался Пан с досадой.

– Похоже на то. Говорить такие вещи мастеру, да еще и подобным тоном… – пронзительный прищур синих глаз Алексиса словно пытался увидеть мальчишку насквозь, но тот, казалось, лишь выпрямился и приготовился к новому нападению в случае необходимости защиты.

– И как Вы меня такого вообще приняли в свою команду? – С деланным укором качнул головой Пан. – Устав не соблюдаю, чешу языком что попало… Ни двора, ни кола…

– Быть может, в таком случае не эти аргументы ложатся в основу выбора? – Брант присел на край стола, скрестив руки на груди, и по-прежнему не отрывая от первокурсника глаз. Какой же он… Проклятые Высокие.

– Ждете, что я буду подставным в Среднем Секторе, вашей марионеткой? Или что я стану и без того сливать вам всё, что усвоил за четырнадцать лет жизни там, чтобы втереться в доверие и осесть в Высоком подольше? Что вам нужно от меня? – Глаза Пана недобро блестели, хотя голос и сохранял ледяное спокойствие, натянутое, однако, как струна. Алексис смотрел на него изучающе, заинтересованно и, в противовес колючему взгляду мальчика, до странности мягко. – И вообще, Мастер Брант, как ты можешь узнать, подходит тебе человек или нет, если ты едва успеваешь переброситься с ним двумя словами? Боюсь, ты скоро будешь разочарован в своем нынешнем выборе. – И снова мальчишка слишком поздно спохватился, осознав, что нагло обращается к Мастеру на «ты», хотя и было уже поздно, но тот, к превеликому его удивлению, казалось, и вовсе ничего не заметил. Ну да, он же говорил об этом на первом занятии…

– Пан… – в голосе Алексиса Бранта, непривычно назвавшего его по имени, внезапно проскользнули едва уловимые нотки усталости, – не бойся меня. Я дал тебе время обдумать решение, я спросил – и ты дал своё согласие работать под моим началом, а копаться в причинах моего выбора – не твоё, скажем прямо, дело. Теперь поздно убегать.

– С чего ты решил, что я боюсь? – Ладно, продолжаем «ты»-кать, это даже любопытно.

– А на кого ты еще так огрызаешься за любую мелочь? Я что, совсем, по-твоему, дурак не заметить за неделю, что ты каждое моё слово воспринимаешь в штыки и превращаешь в попытку ссоры? Что-то с Мастером Оурманом я за тобой такого не замечал.

– Я не…

– Ты на щенка похож.

– Что?

– Как щенок, которого подобрали и выучили лаять на чужаков, всех без разбора. Хоть тебе и протяни руку ладонью вверх, а ты все равно цапнешь, не посмотрев, что тебе на этой ладони принесли. – Алексис кинул на него столь глубокий и выразительный взгляд, что Пан на мгновение вспыхнул, почувствовав себя раздетым и просканированным рентгеном – больше от взгляда, нежели от слов, да и смысл последних остался не до конца ясен ему. – Ладно, не бери в голову, – смягчился Алексис, видя внезапное смущение мальчика, слишком уж явной тенью отразившееся на его лице, – нам предстоит очень много работы, сложной. Но я вполне уверен, что ты справишься. У тебя будет время подумать и еще раз всё обмозговать. Привыкнешь, – снова чуть устало выдохнул Алексис, – дела остальных тебя касаться не должны, равно как и их – твои. Думаю, не нужно тебя наставлять, чтобы с ребятами ты как минимум первое время держал язык за зубами и не позволял себе тех слов и выходок, что позволяешь со мной, верно? И вообще – будь аккуратнее с ними, особенно с Артуром.

– Мм? – Пан вопросительно взглянул на своего Мастера, оторвав внезапно прилипший к полу взгляд, однако тот не стал повторять дважды.

– Идем, меня еще Ивлич ждет, – Алексис приблизился к мальчишке и мягко подтолкнул его к выходу, но тот, кажется, не собирался уходить.

– Так у меня нет выбора, верно? – Кажется, только теперь масштабы происходящего на самом деле начали доходить до сознания Пана. – И я уже не могу отказаться…

– Вайнке, ты уже сделал свой выбор. Высокий Сектор – не то место, откуда можно просто так взять и выйти; это закрытая зона, откуда не выпускается никакая информация, какой бы незначительной она ни показалась тебе.

– Так я в ловушке, которую сам же себе подставил?

– Ты сделал свой выбор, – повторил Алексис, и по вернувшемуся холодному безразличию его тона было совершенно ясно, что вопрос не подлежит дальнейшим обсуждениям.

– А если что-то пойдет не так? – Теперь Пан был серьезен как никогда, обдумывая услышанное и всю ту странную ситуацию, в которой оказался.

– Что значит «а если», Пан? Все чрезвычайные ситуации есть в Уставе и инструкциях, выучи их и никогда не забывай. И еще не забывай, что ты, по факту, теперь в административном корпусе, где твое внезапное ребячество, которое я имел неудовольствие замечать, совершенно недопустимо. Пан, послушай. Через мои руки прошло уже больше десятка таких, как ты, и ни об одном из них мне еще не доводилось сожалеть. Будь так добр, не создавай исключений из этого правила. Я несу за вас полную ответственность, но я не нянька, я мастер. И имей в виду – я отлично заметил, как сильно ты отличаешься от большинства – так что не стоит этого и дальше так упорно демонстрировать.

Из-за последних слов Мастера Пан почувствовал заметный укол совести: да, он попал не в самую лёгкую ситуацию, согласившись сам не поняв на что, да еще и этот человек… По всем его словам и интонациям Пан понимал, что человек, стоящий перед ним, – не бездушная машина, что где-то в глубине сердца он немало симпатичен мальчику… Однако он нервничал, не понимая, отчего этот парень поднимает в нем такую волну эмоций и чувств – всего того, что показывать совершенно недопустимо в первую очередь при нем же самом.

Высокий сектор. Вот так, по чужой прихоти, Пан попал туда, где оказывался лишь в самых дерзких своих мечтах. Согласился, ни на минуту не задумавшись о том, что назад пути может не быть (что было вообще-то вполне прозрачно и очевидно). А нужен ли он, этот путь? А что, если эта безумная мечта разочарует его? Несметное количество вопросов носилось стремительным роем в голове мальчишки, а он лишь стоял и совсем по-идиотски зачарованно пялился на своего учителя, своего Мастера, не в силах оторвать глаз от него.

========== Глава 10 Лови момент! ==========

Oh no, I’ve said too much

I haven’t said enough*

[*Англ. «О нет, я сказал слишком много,

Я сказал недостаточно» (пер. автора)

Из песни группы R.E.M – «Losing my religion»]

На улице лило как из ведра, и молнии то и дело сверкали здесь и там, озаряя полнеба под звучные раскаты грома. Стоя на школьном крыльце, прижав к груди сумку и всё никак не решаясь открыть зонт навстречу рвущему листья с деревьев ветру, Ия думала невольно о том, как давно не видела ничего подобного – наверное, даже с самого детства, когда ей было лет семь или восемь, и они с отцом еще жили в коттедже на пять семей недалеко от Прудов, а не в этих жутких высотках, которыми Средний Сектор утыкан вдоль и поперек. Тогда буря была и правда сродни стихийному бедствию, и дерево во дворе раскололо ударом молнии. Погода вообще, конечно, пошалить любила: то снег в апреле, то распускающиеся в январе почки немногочисленных деревьев, то едкие, мутные дожди, оставляющие неприятно жгучее ощущение на коже… Говорят, это из-за какой-то катастрофы, после которой мир стал таким, каким стал, после которой и была воздвигнута Империя, да только говорят всё равно только шепотом и недомолвками, ведь, согласно Святому Слову, Империя вечна и не имеет начала или конца.

Девушка с легкой досадой подумала о том, что хотела сегодня снова рискнуть спуститься в бомбоубежище, в котором так и не была с тех пор, как начала читать книгу Устава, вот уже почти неделю, но погода явно была не на ее стороне. Дождь, кажется, едва начался, однако по улицам уже текли стремительные потоки, а небо сверкало молниями такими яркими, каких, по мнению Ии, вообще в реальном мире быть не могло, только в тупых вечерних телешоу, наполовину состоящих из компьютерной графики. На самом деле, внутри себя девушка искренне наслаждалась такими вот необычными происшествиями, словно какой-то дикой свободой, которая давала почувствовать, что не всё в этом мире подвластно людям и Империи, что есть еще хоть что-то, существующее независимо от человеческой алчности, тщеславия или жажды власти. Жаль только, было их всегда меньше, чем хотелось бы. Ия глубоко вдохнула свежий грозовой воздух, пахнущий мокрой пылью, и поспешила к дому. Мутные и почти мрачные мысли блуждали в ее голове весь день.

Когда же уже она наберется смелости постучать в 19-08 и увидеть Ладу Карн?.. Да что там «увидеть», если этот человек (почему она так бездумно не сомневается в истинности своих домыслов относительно этой девушки?) – единственный, кто по-настоящему правильно понял бы даже этот её по-детски глупый восторг от начавшейся грозы? Ия вспомнила то щемящее тепло, затопившее сердце, когда Лада почему-то кипятила чайник на ее кухне, и золото солнца, льющееся сквозь стеклостену на ее щеки, и почувствовала необъяснимую, а вместе с тем совершенно опустошающую грусть. Сумасшедшая ты женщина, Ия Мессель. Мало того, что лазишь книжки читать, куда не положено, так еще и другого в это думаешь втянуть, человека, которого вовсе не знаешь.

Нет, кажется, укор все равно не подействовал.

Тонкий капрон колготок, за два пройденных квартала мокрый до самых колен, неприятно лип к ногам, и никакой зонт не мог и в помине спасти от хлещущих с неба струй воды. Одной рукой придерживая болтавшуюся на плече сумку, а другой – пытаясь перехватить поудобнее выставленный наперевес зонт, не задев при этом каких-то людей впереди себя, Ия буквально влетела во двор, подгоняемая порывами ветра, радуясь тому, что ее подъезд – ближайший к улице. Едва не споткнулась о порожек, подняла загораживающий обзор зонт и встретилась взглядом с карими глазами промокшей до нитки Лады Карн, которую так давно жаждала увидеть. Бывают же совпадения! Ия одернула себя за какой-то почти щенячий восторг, затопивший так внезапно грудь.

– День добрый, как хорошо, что Вы здесь, я с Вами уже так давно хочу поговорить… – Скороговоркой произнесла девушка, словно боясь, что Лада исчезнет, если она не успеет начать разговора. И гроза, и неосуществившееся намерение провести этот вечер за долгожданным чтением Устава – всё это в один миг исчезло из головы само собою настолько гармонично, что Ия, кажется, даже вовсе не заметила того, а все те мысли, что так давно хотелось донести до Лады, как-то разом сложились в слова. Удивление девушки, пожалуй, выдало лишь то, как сильно она побледнела, услышав слова Ии, сделавшей в этот момент шаг или два ей навстречу, в глубь подъезда, еще не успевшего наполниться возвращающимися с работы Средними. – Тогда, в лифте, Вы мне сказали…

Раскат грома, словно бы заполнивший собой внезапно весь двор, не дал Ие договорить, заглушая слова, что уже готовы были политься с её языка бурным, таким опрометчивым потоком. Однако гром оказался лишь малой толикой происшедшего в следующие секунды: боковое зрение девушки уловило какую-то вспышку за окном, и в тот же миг проходная погрузилась внезапно в непроглядную темноту.

Слова замерли на языке, и дыхание перехватило.

Ия сделала нерешительный шаг в сторону и окинула взглядом помрачневший без освещения двор: сквозь открытую дверь и прозрачную, хотя и давненько не встречавшуюся со шваброй мойщицы, стеклостену было видно, что весь дом погружен во тьму, с первого до последнего этажа. Девушке на миг показалось, что время замерло, а сама она забыла сделать вдох. Совсем недавно… она же думала об этом! Тогда, сомневаясь, не слишком ли рисковая это затея – спуститься в бомбоубежище одной, – она думала об электронных ключах и аварийном отключении электроэнергии… Странный холод пробрал Ию, заставляя волосы на затылке пошевелиться. Святая Империя сохрани…

Консьерж пулей пролетел мимо них и выскочил во двор. Ие показалось на мгновение, что она в трансе, что все не по-настоящему, не наяву, а она просто видит странный сон, от которого ее пробудил удивительно спокойный голос соседки:

– Это авария? – Вопрос Лады повис в воздухе. – Провода оборвало? – Голос ее звучал глухо, почти даже безжизненно. – И никто не наблюдает?.. Сейчас, в смысле…

Она перевела взгляд на стоящую перед ней Ию и уставилась немигающим взглядом, словно пытаясь просверлить девушку насквозь, отчего та даже почувствовала себя несколько неуютно, и не дала ей закончить начатую речь, прерывая своей, пламенной и почти что даже вдохновленной, если только то могло быть возможно, не входя в противоречия с Уставом.

А потом что-то пошло не так. Нет, дело не в электроэнергии – на нее Ия, к собственному удивлению, вообще обратила внимания не столь много, сколь следовало бы ожидать, – дело в том, какой ошалелый бред начала вдруг нести Лада: о Высоких, о том, как права Система, и каких-то фатальных ошибках… Голос ее, даже специально чуть приглушённый, звенел в пустой парадной как-то слишком громко, но за деланными уверенностью и безразличием Ие совершенно ясно слышался какой-то истеричный надрыв, от которого по рукам противно побежали мурашки. Что за?..

– Довольно, – сглотнув противный комок, застрявший поперек горла от этой жуткой речи с металлическим привкусом фальши, прошептала Ия едва слышно в шуме грозы и ветра, словно бы чужим голосом, – пожалуйста, довольно.

Где-то наверху, на втором или третьем этаже, вдруг гулко хлопнула входная дверь, но никто не спустился, а Лада словно бы и вовсе не услышала этого резкого звука. Она подняла на девушку взгляд нежно-карих глаз, опущенных к полу на протяжении всей ее спешной и странной речи, и Ия увидела в них разом страх и безысходность, как будто только что разрушала в Средней веру во что-то особенное, жизненно важное, без чего дальнейшее существование всего мира ставится под угрозу, и смутилась, окончательно убеждаясь, что не понимает, что происходит в голове соседки, и к чему вообще прозвучал весь этот странный, уставной имперский бред.

– Ия, у меня нет шансов, да? – Произнесла та, наконец, упавшим голосом. – Я уже больше не могу оправдать себя перед лицом Империи? Я благодарила Всеединого за то, что мне дали возможность исправиться, вернуться в русло Среднего Сектора и начать всё заново, без этих странных… эмоций… – прошептала она, будто сжимаясь в серый комочек от ужаса произнесенного слова.

– Лада, ты что, правда, ничего не понимаешь? – Что-то внутри дрогнуло, Ия резко ухватила соседку за тонкое запястье, не думая о том, как грубо, непристойно ведет себя – ни о чем, пожалуй, не думая вовсе, без капли страха или сомнений, только успев понять внезапно, что впервые вслух назвала девушку по имени, да еще и на «ты». Та вздрогнула, устремив на нее испуганно расширившиеся глаза, и безуспешно, слишком слабо пытаясь выдернуть свою руку из крепко сжатых пальцев Ии. – Ты что, правда не понимаешь, что происходит? Не видишь? Не чувствуешь? – Страшные, непростительные слова срывались с её губ одно острее другого. Не сдержавшись, Ия инстинктивно нервно оглянулась по сторонам, убеждаясь, что они одни в затопленном темнотой подъезде, а двор пуст как минимум в обозримой своей части, и только теперь, кажется, начала осознавать, что электричества и правда нет – не только света, но… вообще… Этого же не может быть! Система не может быть нарушена, невозможно. А если… если дикие?.. Холодный страх сжал внутренности где-то чуть ниже ребер, а вместе со страхом и какая-то безумная, не оформившая себя до конца решительность, заставившая руки задрожать. – Какие Высокие, какие внедренные, Лада, погляди повнимательнее! Послушай себя, а не других, хватит бежать! Ты же смотришь на меня… – она запнулась, переходя внезапно на шепот, словно сама пугаясь сказанного, – ты же смотришь на меня так же, как я смотрю на тебя…

Лада распахнула глаза еще шире, не в силах отвести взгляда от отчаянных темных, что пригвоздили ее к месту, и невольно зажала рот свободной ладонью.

– Не говори так… – прошептала она едва слышно. – Святая Империя, не говори этих слов… так громко… – голос её дрожал, да и сама она вся, кажется, мелко дрожала, напряженная до последнего предела, хотя платье ее, намокшее под холодным дождем, уже почти окончательно высохло. Ни о чем не думая, Ия привлекла девчонку к себе и обняла – так крепко, как не обнимала никого и никогда, едва ли полностью осознавая, что значит этот странный жест, и как хотела обнять уже невероятно долго, наверное, даже всю жизнь. Хрупкую, такую тонкую, словно исчезнет, если сбавит еще хотя бы пару килограммов, такую нежную, беззащитную и… Что-то горячее и влажное коснулось скулы Ии, возле самой мочки уха, она медленно отстранилась и обмерла: Лада плакала. И в тот же момент отвратительный спазм предательски снова скрутил что-то под ребрами коротковолосой девушки, поднялся, пребольно обжигая, через грудь, наверх, заставляя губы дрогнуть нервно… Проклятье, что за?.. Ей-то почему глаза щиплет?

– Тихо, Лада, тихо, не надо… – горячо зашептала она, снова прижимая девушку к себе, чувствуя ее острый подбородок, уткнувшийся в своё плечо, и неловко гладя по вьющимся от влажности волосам в безуспешной попытке успокоить саму себя ничуть не менее, чем соседку. – Не надо, они же в любой момент могут включить… – Как странно, привычный страх от мыслей о камерах чуть всколыхнулся где-то на задворках сознания, слишком слабый против затопивших грудь тепла и света.

– А могут и не включить! – Со внезапной яростью, обжигающе горячей, прошептала Лада, чуть отстраняясь и поворачивая к Ие своё лицо. Блестевшие в полумраке глаза горели огнем решительным и почти злым, какого последняя никак не ожидала увидеть, и слез больше не было, словно они Ие вовсе привиделись, только странные тени блуждали по щекам, внезапно побледневшим вместо ожидаемой красноты. Признаться, в давящей темноте подъезда, едва освещенного стеклостеной и распахнутой дверью, выглядела она мрачно, если не сказать пугающе. – А, может, мы уже сошли с ума, и нам вообще это все снится. – Пальцы, сжимавшие на спине светлую блузку Ии, нервно дрожали. Та закрыла глаза, зачем-то совершенно безуспешно пытаясь придать лицу привычное безразличие, и снова прижала девушку к своей груди – еще крепче и еще теплее. Не думая даже о том, что они стоят сейчас, обнявшись, в центре подъезда, на самом видном со всех сторон месте.

– …значит, я не хочу просыпаться, – выдохнула она в самое ухо, полускрытое мягким непослушным локоном. Лада не то всхлипнула, не то нервно вздохнула и, наконец, совершенно обмякла в её объятьях.

***

Не прошло и получаса, как ливень за окном, стеной хлынувший во второй половине дня, перерос в настоящую грозу, если и подавно не бурю: молнии полыхали то здесь, то там, освещая обложившие небо темно-сизые тучи, а самые сильные раскаты грома, казалось, сотрясали оконные рамы в классных комнатах.

Как назло, именно сегодня, когда голова почти что раскалывалась от боли, Алберс раз пять названивал по каким-то совершенно тупым семейным вопросам, да еще и Вайнке (хотя, между прочим, первый раз) пришел со своими придирками выяснять отношения. И кто из них вообще мастер?.. Сам же Алексис задержался на вечернее дежурство, а именно – проверку отключения учебной техники от электропитания. Алексис ненавидел дежурства всеми фибрами своей души, считая их не только пустой тратой времени, но и занятием, совершенно унижавшим его достоинство мастера: во-первых, камеры и так фиксируют, всё ли было отключено, и легче было бы посмотреть их запись, чем тратить время на обход четырёх этажей, во-вторых, могли бы найти для этого бесславного дела хотя бы кадета – а то и вовсе простого охранника, – но мастера… Видать, это такое специальное испытание, призванное заставить их почувствовать себя полным ничтожеством на фоне мощи Системы. Кроме того, сегодняшнее занятие у третьего курса, ребят, которые были так недавно его первым набором, совершенно измотало его – Алексис вообще никогда не пылал рвением проводить занятия у старших, потому что мастерам они задавали порой слишком уж неоднозначные вопросы, которых не решались озвучить наставникам и уж подавно комендантам, а головная боль, вызванная, очевидно, тремя почти бессонными ночами вкупе с резкой сменой погоды, добавляла последний красочный штрих к его препоганому настроению.

Тем не менее, как всегда некстати (подобное вообще не бывало кстати), в голову лезли мысли о том, что завтра у него два часа с четвертой группой первого курса, а это значило, что он снова получит возможность видеть истинную причину своей головной боли. Алексис выдохнул, едва не рыча от злости на себя самого, и зашел в очередной кабинет.

Почему этот мальчишка? Почему, внезапно как снег на голову?.. Слова, сказанные Оурманом, все никак не выходили из головы. Безумие чистой воды, с ним, Алексисом Брантом, решительно не может случиться ничего подобного. «Чувства»… Бред. С кем угодно, но не с ним. Со Средними, с Низкими, с неблагонадежными, но не… А всё же, если вдуматься… Алексиса не переставала снова и снова впечатлять та странная двойственность, которую он изначально видел в Пане: каким резким и острым тот бывал с людьми – подавляющим их большинством, – неосторожно дерзким и закрытым, и как при этом странно и неловко зажимался порой, когда дело доходило до хоть какой-то человечности, не говоря уже о тех редких и почти диковатых моментах, которые за всё недолгое время их знакомства можно было пересчитать по пальцам, когда они вдруг оставались один на один. Словно ёж, сворачивающийся клубком в собственные иглы… Алексису казалось, таких, как Пан, видно насквозь, на много шагов вперед – такими были Йен и Кайн с нынешнего третьего курса, Тео со второго, таким может оказаться Колин Кое, когда чуть освоится… У этого же мальчишки каждый поступок и каждое слово оказывались в итоге почти до абсурда внезапными и – наверное, это было бы самым точным из возможных определений – словно бы неподходящими к привычному ходу жизни, не состыковывающимися со всей Системой. Мальчишка покорял не только дерзостью и резкостью каждого своего слова, оставаясь при этом безупречно бесстрастным внешне, но и удивительным чувством собственного достоинства – весьма необычным для четырнадцатилетнего Среднего явлением. И Алексису виделась какая-то страшная сила, незримо рвущаяся изнутри него, которую – Мастер еще не успел понять – Пан не то не осознавал сам, не то, напротив, с гордыней демонстрировал. Быть может, даже и то, и другое в равной мере.

…и это влекло, безумно влекло Алексиса – то, как Пан ничуть не стушевался и не изменил своей крайне вызывающей манеры общения, не смягчил резкой прямоты. Но самым непонятным для Мастера осталось иное – его собственная внезапная уверенность в том, что этому человеку можно доверять, что этот человек…слишком презирает Систему, что бы бояться её. Это безумный риск для него самого, Бранта, – брать под своё начало такого неблагонадежного, но, провалиться Империи, из кого еще, как не из такого «человека без привязанностей» может выйти что-то дельное? Доверять неблагонадежному, прекрасно, лучше ты и придумать не мог.

«Непокорённые»… Признаться, сегодняшний разговор тоже никак не выходил из головы Мастера.

«Непокорённые»…

Нет, Оурман бредит. Это интерес, это не более чем его, Алексиса, заинтересованность мастера в своих подопечных, логичная и понятная, а Оурман точно попросту бредит.

Вдох вышел каким-то неровным и рваным.

Проклятая погода, проклятая головная боль, дежурство, проклятый…

Почему он постоянно о нем думает?

Внезапный всполох молнии за окном заставил Алексиса невольно вздрогнуть и выкинуть из головы все эти странные мысли. Дело, однако, было не в буйстве стихии: свет электрических ламп в классной комнате как-то нервно дернулся – и моментально погас, погружая в непроглядный мрак, как можно было понять по отсутствию огней за окном, не только весь учебный корпус, но и вовсе всю Академию, и еще дальше, сколько мог различить глаз, весь центр Высокого Сектора. Алексис мысленно выругался и почти что ощупью спешно направился к выходу, стараясь, насколько то вообще было возможно, не сломать шеи, споткнувшись ненароком о мебель или высокий порог комнаты. Однако ж… Мысли внезапно смешались в голове Мастера, и нервное возбуждение окончательно одержало верх над всем прочим, что занимало его голову весь этот день. Однако ж одна такая авария может вызвать сбой ни много ни мало всей Системы. Холодок пробежал по спине молодого человека, когда он, скользя рукой по стене безлюдного темного коридора, спешил к электрическому щитку в противоположном его конце: выходит, ни камеры наблюдения, ни пропускные пункты, ни сигнализации, ни элементарно база данных не будут работать до устранения аварии?.. А сколько времени может понадобиться – в такую-то погоду? Широкие шаги молодого человека гулко отдавались в дальних концах пустого коридора Академии. Алексис, никогда прежде за двадцать лет своей жизни не попадавший в подобную ситуацию, почувствовал себя настолько голым и уязвимым, что волосы зашевелились на его голове. Это полное безумие, быть того не может, что б авария коснулась всего Сектора, это же… Это же просто погода! Да что она значит по сравнению с мощью Системы?