Текст книги "Непокорëнные (СИ)"

Автор книги: AnnaTim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 43 страниц)

Интересно, что сказала бы сейчас Лора?..

***

Пан почти что вывалился из кабины психо-колбы, срывая зафиксированные на висках провода и едва сдерживая сильнейший рвотный позыв. Если головокружение еще можно было списать на побочный эффект подключения к системе виртуальной реальности, то это… Перед глазами мальчика все еще стояло зрелище размозженного выстрелом черепа его отца, своих рук, перепачканных их с матерью кровью, и всего того, что ему только что пришлось сделать, и желудок снова безжалостно скрутило спазмом. Казалось, прошла целая вечность, пара часов, может, и больше, но циферблат на противоположной стене убеждал мальчишку, что в кабине он провел меньше десяти минут. Только теперь, подняв глаза к часам, он увидел внезапно, что стоит, такой жалкий и беспомощный, перед едва ли не целой шеренгой Высоких. Страх, отвращение и легкий аффект во все еще замутненном сознании словно рукой сняло за какую-то лишь долю секунды, мальчишка резко выпрямился (все же невольно ухватившись за распахнутую дверцу психо-колбы, когда в глазах снова потемнело) и посмотрел каждому из стоящих перед ним людей в глаза долгим, пронзительным и обжигающе ледяным взглядом. После секундной паузы они кивнули, разом, почти как один, кроме двух пожилых людей, что ненадолго замешкались, словно в сомнении, и невысокий худой человек, что стоял левее всех, указал Пану на коридор, которым он должен был следовать дальше. Это всё? Он прошел? Ноги Пана едва ощутимо дрожали, когда он отпустил, наконец, дверцу и двинулся в указанном направлении к выходу из этого проклятого помещения. Тошнота всё еще не отпускала ни на мгновенье. Проклятье. Понятно, отчего никто из взрослых не стремится говорить об этом…

И слово бы кто-то другой, из самого дальнего закоулка его сознания вдруг тихо шепнул ему: «Хорошо, что Брант не видит».

Оказывается, полдень минул уже много часов назад, когда Пан вышел из строя и направился к указанной ему психо-колбе. По правде сказать, мальчишке весь уходящий день от начала и до конца виделся каким-то сплошным месивом, размазанным, невнятным, бредовым. Если напрячь извилины, то словно сквозь муть тумана прояснялись воспоминания о том, как после «зеленого» коридора он очутился в какой-то тесной приемной, где получил, наконец, пластиковую карточку паспорта, белую с синим уголком как у всех Средних, подтверждающую, что действительно стал полноценным человеком. А в голове почему-то носились странные мысли о том, готовы ли паспорта на тех, кто не пройдет обряд? И что с ними будет в этом случае? С паспортами, в смысле. Да и с людьми вообще-то тоже…

Теперь же Пан лежал на большой родительской кровати, раскинув руки, и, не мигая, глядел широко раскрытыми серо-зелеными глазами в белый потолок, казавшийся в поздних летних сумерках, наползающих в комнату через стеклостену, почти синим. Светлая, цвета соломы, челка щекотала щеку – надо постричь, а то в школу не допустят… Интересно, сколько времени прошло? Родители даже не позвонили узнать, как его дела… По немому потолку ходили, мерцая, кляксы темной крови. По стенам, по рукам – кровь постепенно заливала всё, а потом куда-то исчезала, чтобы снова и снова пролиться. А может, родители не звонили, потому что все эти психо-колбы – очередной обман Системы, а на самом деле он убил их по-настоящему? Вышиб отцу мозги и… мать… оооо, что он сделал… Мальчишка, едва ворочая собственным телом, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, чтобы только не видеть опускающегося потолка. К диким, надо к диким забыть сегодняшний день и никогда больше не вспоминать! Главное – у него есть эта поганая карточка, а все остальное не важно. Всё остальное совершенно не важно…

То, что родители не спросили, как у него дела – это на самом деле хорошо, ведь засомневаться в его благонадежности было бы жутким оскорблением… Да и вообще вызвало бы массу подозрений, если звонок прослушивается. Нельзя же, в конце концов, просто так подойти к человеку после Обряда и спросить, как он себя чувствует. Подтянувшись на локтях, Пан переполз по кровати к тумбочке и стащил с нее на подушку древний родительский ноутбук, каких не выпускали уже, кажется, последнюю пару лет или даже больше.

<= “Поздравляю, Марк”, – Пан всегда предпочитал быть кратким, даже с этим парнем, которого – единственного – мог бы негласно назвать другом – по той простой причине, что им обоим было, что скрывать друг о друге от окружающих. Возле иконки с лицом Марка мерцал статус «online», а это могло означать лишь то, что испытание успешно пройдено.

=> “И я тебя”

=> “Ну что, последний год и свобода?”

=> “Ты работаешь еще там же?”

Во время уходящих летних каникул Пан совсем закопался в работу в сервисе, почти не общаясь с другом, и теперь сообщения от Марка посыпались неожиданным градом, внезапно обескуражив мальчишку. Марк же ничего не знает. Ну, насчет Высокого Сектора, Лекса и всего того бреда, что внезапно свалился ему на голову… Последний год?.. Пан вдруг понял, что совершенно не думал о том, что теперь, наверное, придется бросать школу. Или даже работу. И как-то разрываться между домом и Академией, или как она там называется….

<= “Типа того”.

<= “Я пока не решил, как дальше”.

Вранье. А Марку врать было почему-то особенно противно.

Интересно, тот парень позвонит?..

=> “А я вроде нормальную работу нашел, хочу из школы уйти”.

=> “Предки не дают”.

=> “Такой бред. Будто я их жизнь живу, а не свою”.

“Нормальную работу”… Пан вдруг спросил себя, не слишком ли быстро он сделал свой выбор, такой важный, и не нашел ответа.

<= «А мои даже не спрашивают ничего…»

Или… Он вообще его делал ли? Внезапная мысль едва не ошпарила мальчишку недоумением, близким к испугу. Он снова прокрутил в голове воспоминания о разговоре с тем странным Высоким на плацу, снова и снова воспроизвел слова… Нет, это его выбор. Это точно его, Пана, собственный выбор, что за глупости?.. Странный осадок все равно не хотел покидать его мысли, и внезапные сообщения Марка, никогда не отличавшегося особой разговорчивостью, оставались мерцать на экране не открытыми.

А если бы он отказался?..

Словно читая мысли мальчишки, тишину пустой квартиры внезапно нарушила, заставив Пана вздрогнуть, надоевшая уже до полного отупения мелодия входящего вызова его мобильного, забытого небрежно в рюкзаке в прихожей. В глазах снова потемнело, когда он рывком сел на кровати. Чтоб их… Хотя с его-то телосложением и без психо-колбы немудрено, слишком уж резко и быстро он вырос, не успев набрать нормальный вес.

«Номер не определен» – моргнул экран в ответ на вопросительный взгляд Пана, когда тот на ощупь выудил трезвонящий телефон из привычного бокового кармана. Мальчишка искренне не любил незнакомых номеров, однако все равно, несмотря на это неудобство, всегда отвечал на них, не без основания полагая, что у каждого человека имеют место быть свои обстоятельства, вынуждающие порой пользоваться чужим телефоном для срочного звонка – как было, например, неполных три года назад, когда его отец внезапно загремел в больницу с серьезной производственной травмой.

– Пан Вайнке? – Спокойно спросил приятный мужской голос на другом конце. – Алексис Брант Вас беспокоит. Лекс, помните? – Пан промычал в ответ нечто неразборчивое, думая о том, что хотел бы, наверное, лучше не помнить этого парня, как и все, что происходит с самим Паном в последнее время, но отчего-то внутренне радуясь этому звонку и тому, что о его существовании еще хоть кто-то не забыл без его собственных напоминаний. Тот меж тем продолжал – быстрым, деловым тоном. – Я Вас поздравляю с сегодняшним успехом, даже если и не всё было гладко, так или иначе, Вы теперь полноценный гражданин Империи… не мне, конечно, читать Вам пафосные нотации, Вы их еще достаточно прослушаете, – перебил себя он, едва давая уставшему собеседнику понять, что он в курсе прошедших сложностей, – Пан, Вы помните наш договор? – Безупречно вежливый, но вместе с тем не допускающий никаких возражений тон молодого человека не прекращал поражать с самого первого дня их знакомства. – Вы еще не передумали?

– А я имею право? – Спросил Пан с деланным удивлением в голосе, прозвучавшим внезапно как открытая дерзость. Сомнения, только что откровением пронзившие его сознание, все еще не хотели отпускать мыслей мальчика.

– Имеете, – сухо отозвался голос в трубке, – сегодня еще имеете, хотя я бы не советовал отказываться, если Вы хотите так же иметь шанс выбраться из Среднего Сектора в этой жизни. А вот завтра – уже нет, так что решайте сейчас.

– На самом деле я и не собирался отказываться, правда, – сдержал внезапную улыбку Пан. «И пропади пропадом школа, работа, Средние и всё, что прежде было им самим» – полубезумно ликовало что-то внутри. Или ему просто так нравилось нервировать этого парня и слушать, как тон его голоса меняется буквально каждую вторую секунду?

– Только не будьте легкомысленны, пожалуйста, я жду окончательного ответа. – О, теперь усталость.

– Какое уж тут легкомыслие, – выдохнул Пан словно бы с неуловимым сожалением, – когда я теперь «полноценный гражданин Империи»… – он вдруг понял, что было так странно в общении с Алексисом Брантом, несмотря на огромную, поистине непреодолимую социальную пропасть, разделяющую молодых людей: с ним не было страшно съязвить и чуточку, совсем незаметно подурачиться, хотя именно с ним-то, пожалуй, и следовало бы быть осторожнее, чем с кем бы то вообще ни было. Понял – и сам удивился собственному открытию. А может, дело просто в том, что они по-прежнему из разных миров, и тот мир, которому принадлежит этот человек, не представляется Пану возможным, вообще существующим – вот и относиться к нему со всей серьезностью так сложно… Да и терять после гневной тирады на плацу тоже вроде как нечего, если ему это с рук сошло.

– В таком случае будьте завтра к девяти утра у второго корпуса Дома Управления Среднего Сектора, Вас там встретят – я или мой напарник. И если что, Пан, я всегда на связи по этому номеру. Храни Империя грядущую встречу. – Добавил он, прежде чем попрощаться – так же безупречно вежливо и сухо.

– Храни… – гудки.

«Поздравляю. – Съязвил про себя мальчик, глядя на вновь появившуюся надпись, неизменно гласившую, что данный номер не был определен. – Так вот прям и помчался тебе звонить». Пан сидел на полу в темной прихожей и смотрел, как потухает экран телефона, уткнувшись носом в колени на случай, если улыбка, непокорная, всё же прорвется наружу и выльется тенью на его по-прежнему бледные губы.

========== Глава 6 Неожиданные открытия ==========

На следующее утро в зеркале перед Ией предстало лицо куда более бледное и изможденное, чем она привыкла видеть каждый день: под красивыми, чуть раскосыми глазами цвета крепкого кофе залегли темные, отдающие сизым тени, а лицо, широкое и словно бы все еще по-детски круглое, было совсем бледным, болезненным. Губы, чуть более пухлые, чем девушке хотелось бы иметь, пересохли из-за высокой температуры, спавшей только глубокой ночью. Темно-каштановые волосы, не по Уставу короткие для женщины, спереди едва доходили до плеч, закрывая по бокам подбородок: в последние школьные дни два года назад кое-кто из одноклассников запустил в густые, славные волосы девчонки жевательную резинку, и запустил тщательно, к самому затылку… Выстригать пришлось много, как у мальчишки, но Ия не грустила, хоть волосы росли и небыстро. С короткими хлопот оказалось куда меньше, хотя она и считала, что с длинными выглядела намного лучше – лицо делалось чуть более овальным, чем круглым. К тому же длинные волосы возвращали ей те два-три года возраста, которые короткая стрижка отнимала, делая лицо девушки совсем юным – для работы в школе не самый удачный вариант, когда твои ученики и без того лишь на пару лет младше тебя. Правда, коменданты и молодёжные патрульные дружины порой останавливали вопросом, отчего длина ее волос отлична от утвержденной Уставом нормы, но сейчас это случалось уже значительно реже, а необходимое, чтобы они отвязались, объяснительное письмо (ее же отцом и написанное) у Ии всегда было с собой, так что переживать об этом она давно уже перестала.

Девушка еще раз умылась холодной водой в слабой надежде, что это хоть сколько-то поможет проснуться и на некоторое время привести себя в порядок, и принялась тщательно замазывать синие круги тональным кремом, ставшим чересчур ярким для её нездорового цвета лица. Понятное дело, что косметикой в её возрасте еще не пользуются, но этот тюбик, невесть откуда привезенный отцом, она хранила как настоящую драгоценность – в одиннадцатом квартале таких не продают, да и в пятнадцатом, где они жили раньше, тоже не продавали, – а иметь «на черный день» как теперь, казалось крайне полезно. Хочешь – не хочешь, но сегодня надо идти на работу, проводить с рабочими из электро-сервиса проверку исправности камер и проводки. А на нее, как на младшего учителя и, в общем-то, если быть честной, самого молодого сотрудника, вечно сваливали всю самую мелкую, порой даже хозяйственную работу по обустройству школы. Вернувшись из ванной в свою комнату, Ия натянула преподавательскую форму: бледно-голубую блузку с коротким рукавом, темно-синюю прямую юбку до колена (того же цвета пиджак, слишком теплый для летней духоты, она взяла под мышку) – и перед выходом окинула последним оценивающим взглядом невысокую молодую женщину, смотрящую на нее из зеркала в прихожей. Ладно, вчера всё было куда хуже. Ия закрыла лицо маской безмятежного безразличия, заперла входную дверь в квартиру и, усилием воли заставив себя не бросить взгляда в противоположный конец коридора, вышла на лестницу.

На самом деле было ужасно обидно. Даже не в том дело, что ей так уж необходима была медицинская помощь – и не с таким справлялась, – но… что-то щемило от мысли, что она не ошибалась, что действительно нет смысла никому доверять и ни на чьи обещания рассчитывать. Хотя кто ей что обещал? Подумаешь, соседка сказала, что попросит кого-нибудь из родителей зайти. Глупая Ия. У каждого свои обстоятельства… И всё равно, всё равно приходилось делать над собой усилие, чтобы не возвращаться мыслями ко вчерашнему утру, к солнечным лучам на ресницах… Святая Империя сохрани, что за бред? Нашла тоже красоту…

Подготовка школы к новому учебному году шла полным ходом: запах краски ощущался, кажется, на целый квартал в округе, а темно-бордовая плитка пола в коридоре, щедро обсыпанная повсеместно потолочной побелкой и сухим цементным раствором, проглядывала лишь сквозь отпечатки больших ботинок рабочих, то и дело снующих туда-сюда с какими-то строительными материалами в охапку. В учительской, небольшой, почти тесной комнате на первом этаже, девушку уже ждали, хотя и пришла она вовремя, даже на несколько минут раньше необходимого. Среднего роста (однако казавшийся по сравнению с Ией высоким) бригадир и двое его подчиненных с мелкими, незапоминающимися чертами лица тотчас же предъявили девушке список помещений, указанных начальством к осмотру, и Ия, отметив тихо пискнувшей карточкой своё присутствие, отправилась показывать мужчинам школу.

Коридоры на всех трех этажах п-образного здания. Два кабинета математики. Три кабинета первоклашек. Столовая и кухня с чёрным ходом. Просторный вестибюль. Раздевалки спортивного зала.

И зачем только ее вообще вызывали сопровождать их, когда рабочие и сами прекрасно знают стандартное расположение почти всех камер, а ей остается только стоять рядом, молча глядя на их однообразные действия?.. Ох уж эти общественные работы, сколько преувеличенного смысла в них вкладывают. Почти три часа, убитые на подобную бессмыслицу, немало утомили девушку. Наконец, когда последняя камера на третьем этаже была проверена, и она хотела было уже выдохнуть с облегчением, прикидывая, не купить ли ей по пути домой творогу для кексов (кажется, и правда идет на поправку, раз появились силы для кулинарных подвигов), как бригадир, сложив свою, по всей видимости, ни разу за все время своего существования не мытую стремянку, обратился к девушке с вопросом, поставившим ее в полный тупик:

– Осталось только бомбоубежище, верно?

– Бомбоубежище? – Кажется, удивление всё же проскользнуло в голосе Ии. Они что, её разыгрывают? Конечно, шанс того, что ей, за полтора года работы в школе, сочли ни к чему знать такую информацию, был весьма велик, но… Признаться, Ия была действительно огорошена, причем огорошена всеми полученными новостями разом: то, что у школы есть своё бомбоубежище, она вполне могла понять, как и то, что оно наравне со всеми прочими помещениями снабжено камерами неусыпного наблюдения, но, расколоться Империи, проверять их исправность перед началом нового семестра?.. Они что, к войне готовятся? Кого, с кем? – Да, пожалуйста, – кивнула она поспешно, пытаясь замять собственную неловкость перед испытующими взглядами троих мужчин, – только, позвольте, я у диспетчера уточню насчет ключей… Через минуту буду. – Ия поспешила в учительскую в надежде застать там хотя бы кого-то из старших преподавателей, кто мог бы подсказать ей как минимум местоположение требуемого объекта. «Это ж надо было так попасть впросак!» – кляла себя девушка, всё еще «переваривая» удивительные новости, когда, к своему искреннему облегчению, едва не столкнулась у дверей в учительскую с заместителем директора, грузным седеющим мужчиной с густыми и, не в пример шевелюре на голове, пышными усами.

Бомбоубежище, как выяснилось, когда маленькая делегация, к которой заместитель пожелал присоединиться, прибыла на место пятью минутами позже, оказалось тем невысоким холмиком подле трансформаторной будки за территорией школы, где нередко играли после занятий первоклашки. Удивительно, как она, за пару лет, проведенных здесь сперва помощницей, а теперь и младшим учителем, никогда не придавала значения этому возвышению, учитывая, что безопасность жизнедеятельности населения была в любой школе обязательным предметом. Девушка невольно поёжилась. Ясное дело, что ничего такого на самом деле случиться не может, но зачем-то же оно всё-таки было построено… Низкая дверь, выглядевшая давно уже не использовавшейся, притаилась ровно напротив стены будки и открылась на удивление легко – видать, внешность и правда обманчива. Спуск долгим не был, хотя и стены, и толстые бетонные перекрытия потолка немало впечатлили Ию своими габаритами. Миновав темный тамбур и вторую, куда более тяжелую дверь, делегация очутилась в темном и, как тут же выяснилось после включения тусклых, постепенно разгорающихся энергосберегающих ламп, просторном помещении с длинными, запыленными скамьями вдоль левой стены и какими-то странными конструкциями наподобие двухэтажных нар – вдоль правой, а так же множеством дверей в другие помещения, предназначение которых Ие известно не было.

– Электрощитовая и дизельная электростанция прямо, – сухо махнул рукой заместитель директора, обращаясь к рабочим и словно уже забыв о самом существовании девушки в трех шагах от себя, с едва скрываемым интересом разглядывающей помещение, – фильтровентиляционная – налево, за углом, там же и продовольственная, но о ней можно и позже позаботиться. Санузел и медкомната – направо, туда, верно, – кивнул он одному из рабочих, кто не ушел вслед за товарищами в первые названные пункты, но стоял перед ним, ожидая распоряжений, – запасной ход с тамбуром и предтамбуром тоже проверить обязательно. Что, Мессель, удивлены? – Внезапно обратился мужчина к девушке. – Мотайте на ус, ко всему надо быть готовыми. Война нам, конечно, не грозит, а вот та же радиация, например, может снова расшалиться. Чего нам от природы ожидать, сейчас никто предсказать не может… – Голос его звучал на удивление бодро в этой, казалось бы, мрачной, давящей атмосфере приближающихся насилия и смерти. – Это хорошо, что Вы меня встретили, я давненько сюда не заглядывал, а стоило бы… Да что уж, сюда вообще никто давно не заглядывал, видите? – Он обвел странное помещение задумчивым взглядом, но что-то подсказало Ие, что ей не стоит задавать лишних вопросов, каким бы дружелюбным ни казался сейчас зам. Она прошла глубже внутрь, оглядывая давно – а, вероятнее всего, и вовсе никогда – не использованные столы и лавки, вслушивалась в звенящую тишину, нарушаемую лишь изредка возней рабочих и их тихо переброшенными друг другу словами… и почему-то девушке подумалось о том, как удивительно спокойно, почти даже умиротворенно, оказывается, она чувствует себя здесь, в военном укреплении под землей, таком, казалось бы, мрачном, почти жутковатом, сам факт существования которого она вообще даже и не ожидала открыть. Словно вся городская суета, Сектора и вся, радиацией ее облучи, Система остались где-то далеко-далеко за спиной, в другом мире, которому здесь не место… А здесь – здесь было что-то совсем иное, здесь время словно не было подвластно Системе, оставив маленький островок жизни, совершенно не похожей ни на что, к чему Ия так привыкла за свои семнадцать лет, без чего едва ли вообще могла помыслить собственное существование. Правда, в горле першило от сухости и пыли в воздухе, но это же можно и перетерпеть. Странный трепет закрался в сердце Ии – не то тревога, не то предвкушение чего-то непонятного, почти безумного, названия чему она не знала.

И где, интересно узнать, то место, куда выводят изображение этих камер? Кто там, кому всё это нужно?..

– В электрощитовой и дизельной не работает ни одна камера, – заявил вернувшийся совсем скоро бригадир, нарушив своим появлением тишину мыслей Ии, – там вообще мало что работает, если уж начистоту, элементарно света не включить, до чего запущенное состояние. Фильтровентиляционная – в порядке, кроме всё тех же камер. Медкомната, черный ход со всеми предбанниками в полном порядке, – двое его товарищей подошли с противоположных концов помещения почти одновременно, – продовольственная, санузел и всё это, – начал один из них, кивком подразумевая комнату для укрываемых, в которой и стояла группа людей, – ничего не работает, надо все менять… Камер не проверяли с самого учреждения Устава Империи, верно? – Голос его звучал хмуро, но лицо выражало безразличие столь глубокое, что даже Ия обратила на то свое внимание. – Уж простите меня, но здесь, по большому счету, вообще все требует если не замены, то ремонта…

– Значит, будем менять, – утвердительно кивнул усатый толстяк, перед которым трепетала добрая половина преподавательского состава школы, если не больше, и который у Ии всегда вызывал скорее симпатию, нежели страх, – какие сроки предлагаете?

– Нуууу, – протянул бригадир, всем своим видом говоря: «Не очень-то тут стройте из себя власть имущих», – пока заказать детали, пока их укомплектуют и привезут, пока мы подпишем договор доставки и установки… При хорошем раскладе не раньше осени закончим, – подвел он итог решительно и безапелляционно. Заместитель директора только качнул головой – не то согласно, не то и впрямь сокрушенно, кто уж его разберет.

– Тони, – обратился он к бригадиру совсем иным, деловым, рабочим тоном, – пройдите со мной, выпишу Вам от школы прошение о производстве и поставке. С этой женщиной свяжитесь, как всё будет готово, – кивнув техникам, бросил он, внезапно передавая Ие небрежным движением тяжело звякнувшую в её небольшой, чуть пухлой ладошке связку ключей, и посмотрел ей в глаза своими, водянисто-голубыми, – будете теперь ответственной за это всё – и отчитаетесь лично мне осенью, когда они закончат.

***

Двадцать второго июня, на следующий после Посвящения день, Алексис прибыл в полупустое здание Академии Службы Империи в Высоком Секторе в начале девятого часа. Странная тревога терзала его с самого утра, несвойственные ему беспокойство и рассеянность.

– Доброе утро, Брант, – обогнал его на проходной Мастер Михаэль Рейн, светловолосый молодой человек высокого роста с пронзительными серовато-голубыми глазами, – не ожидал Вас сегодня видеть здесь, неужто решили в этом году отдать первенство Мастеру Оурману?

– Не думаю, – сухо отозвался Алексис, после приветственного кивка, – просто есть пара новичков, которых Даниел хочет разглядеть получше, потому и вызвался сегодня их сопровождать.

– Право, не могу представить, как Мастеру Оурману, с его-то неиссякаемой энергией, хватает терпения год за годом оставаться в Вашей тени, всегда вторым. Ему бы быть Первым Мастером в паре, например, с тем же Бернардом… – задумчиво пожал плечами Рейн.

– Не нам об этом говорить, Вы прекрасно знаете, – мягко, но решительно осёк коллегу Алексис. Вот ещё не хватало, чтоб он вслух высказывал свои сомнения относительно подобных вопросов. Хотя для Михаэля это сейчас нормально, его в октябре повышают до наставника, так что он рано или поздно действительно сможет решать, кому с кем работать. А вот Беллану Аккерсону, его нынешнему напарнику, судя по всему, придется брать на себя “воспитание” новичка, Мастера Виктора Бергена, которого ему назначат вместо Рейна, а такая перспектива едва ли могла порадовать хоть одного из Мастеров, руководящей первым курсом Средних.

Вот ведь сдались Михаэлю чужие дела…

Устало, словно не спав всю ночь, Алексис ввалился в свой кабинет, уже успевший раскалиться на утреннем солнцепёке, включил электрический чайник и тяжело опустился на кресло, пролистывая на экране компьютера страницы внутренних новостей.

В этом году не прошедших обряд было почти полтора десятка, четырнадцать, если быть точным, – крайне много, сколько давно уже не было. Предложить пересмотр образовательной программы? Или, нет, не его это дело, он пока лишь мастер – это не важно, что в его двадцать лет и «лишь мастером» стать, по-хорошему, невозможно, но, провалиться Империи, во-первых, не на «всех» ему ровняться, а во-вторых, надо же как-то вперед двигаться. Только должность наставника прежде следующей весны – прежде девятого апреля, когда ему стукнет двадцать один год, – все равно еще не получить, как ни старайся. Алексис устало сжал пальцами виски. Кажется, даже кондиционер, установленный на неполные 20 градусов, не спасал от этой удушающей жары, что плавила его и без того утомленный рутинной работой и постоянным недосыпанием мозг. Часы над входной дверью напротив его рабочего стола показывали десять – значит, он уже не один час не может толком включить голову и заняться, наконец, необходимыми делами. Может, он просто перегрелся, иначе, чем объяснить весь этот бред?

Алексис резко поднялся и сделал несколько кругов по комнате, не видя ничего вокруг себя, потом щелкнул зажигалкой, и закурил – прямо в помещении, не утруждая себя выйти – его кабинет, к нему за это не придерутся. Снова включил успевший остыть чайник и вернулся к креслу, распахнул форточку стеклостены, откуда его тут же обдало жаром плавящейся улицы, и почти сразу, после второй затяжки, смял сигарету в и без того полной пепельнице на подоконнике. Что-то внутри уравновесилось как по щелчку выключателя, и плечи Мастера как-то сами собой устало опустились, будто бы придавленные внезапно чем-то непосильно тяжелым. Он снова уставился на пепельницу, словно впервые в жизни увидев её, и, подавив вздох, перевернул в стоящее в углу возле стола мусорное ведро. Он разве когда-то прежде курил так много? И вообще, какого дикого с ним происходит? Молодой человек осознал внезапно, сколь безудержно зол был на самого себя, совершенно не понимая, в чем, собственно, причина этого его гнева. Что-то шло не так. Что-то шло не так уже несколько дней, а он совершенно не мог понять своим рассудительным, логически отточенным мозгом, что именно является причиной его постоянной раздраженности. Дело же не в тех четырнадцати идиотах, которые оказались недостойны звания гражданина Империи. Его они вообще не должны касаться, он же за них не в ответе… Однако стойкое ощущение, что он упускает что-то крайне важное, несмотря ни на что, уже не первый день не давало ему покоя. Алексис склонился к столу, обыкновенно безукоризненно чистому и убранному, но теперь непривычно беспорядочно заваленному документами, какими-то папками и проводами, и, небрежно сдвинув их в сторону, взял в руки тонкий телефон, набирая давно заученный наизусть номер, одновременно с тем запивая остывшим чаем очередную порцию анальгетиков почти уже без надежды, что они однажды помогут.

– Даниел?

– Привет, – голос напарника звучал более вопросом, нежели приветствием.

– Ну… как оно?

– Да как обычно. – Это недоумение или ему опять что-то кажется? – Нормально. Парни в сборе, мы в Высоком, всё основное уже почти закончили. У тебя что-то важное?

– Да нет, просто… – Святая Империя, что он несет?

– Слушай, если ничего срочного, я тебе перезвоню, когда закончу, хорошо? Или в Академии пересечёмся. Ты до которого часу там?

– Да, конечно… Я дождусь.

– Брант, ты из-за тех… Ну, тех?.. – Ясно, Оурман не может говорить в присутствии Средних мальчишек.

– И тех, и этих тоже. – Как-то безнадёжно махнул рукой Алексис, словно напарник мог видеть этот жест. – Ладно, перезвони, как сможешь.

– Всё под контролем. – С едва уловимым нажимом повторил Даниел, прежде чем повесить трубку, даже не попрощавшись. Кажется, после этого странного разговора Алексис почувствовал себя лишь еще бόльшим идиотом, чем чувствовал прежде. И какого дикого он сидит сейчас здесь, в горе никому не нужных, а, главное, ему самому глубоко ненавистных документов и личных дел, когда надо быть там, там вместо Даниела! Молодой человек снова тяжело опустился в своё кресло с высокой спинкой и, откинувшись, закрыл глаза, не зная, как унять тупое пульсирование, охватившее всю левую половину головы.

До начала учебного семестра меньше двух недель, а он совершенно не готов. В этом году вообще творилось что-то странное: прежде, все те недолгие два года, что он носил имя Мастера и работал в паре с Оурманом, документами, базами данных и прочей бюрократической галиматьей занимался с подавляющим преимуществом напарник, в то время как он, Алексис Брант, имел дело непосредственно с людьми, втолковывая в их, как правило, потрясающе пустые головы законы нового мира, которым отныне подчинится их жизнь – не самое благодарное, но уж точно куда более интересное занятие. Средние, конечно, вообще народ странный, но работать с ними ему всегда было интересно. Теперь же всё вдруг словно стало с ног на голову. Вот не хватало еще, чтоб и Первым Мастером действительно, как сказал Мастер Рейн, назначили теперь не его, Алексиса Бранта, а Даниела Оурмана… И будет он весь год тут сидеть, как завхоз, обрабатывая заявки о нуждах своих студентов. Даже и не «своих», а куда больше Даниела… Алексис подавил новый приступ раздражения, вспыхнувший на мгновение у него внутри. Да уж, прекраснейшая перспектива. Где-то там, за стеклостеной, через двор, в соседнем здании – рукой подать! – происходило что-то важное, что-то, где он непременно должен был присутствовать вместо того, чтобы теперь метаться по комнате как раненый медведь. Он, даже будучи мальчишкой, никогда себя не вел так неадекватно, дались же они все ему теперь… Может быть, он действительно слишком много думает о работе? Хотя как иначе? Алексис сжал зубы, что желваки выступили на его острых скулах, и, выпрямившись, взглянул на свой стол, как глядит перед битвой воин в глаза своему ненавистному противнику. Прокрутил неосознанным движением широкое кольцо Мастера на указательном пальце левой руки. Странно, но это вернуло молодому человеку чувство реальности, а долгожданный холод спокойствия вытеснил из груди непонятный и ненужный жар. Он – только здесь и сейчас, никаких «бы». И у него еще очень много работы.