Текст книги "Непокорëнные (СИ)"

Автор книги: AnnaTim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

Та заметно напряглась, поддавшись перешедшей на нее нервозности, и спешно закивала, мол, не томи, Лада.

– У меня… мы… То есть, Карл хочет ребенка. Вернее… Он настоял… – Выпалила она на одном дыхании, отводя глаза и не имея смелости взглянуть в глаза любимой девушке. – Он говорит, дело не в деньгах, хотя и в них тоже, я же знаю, просто, ты пойми, он всё так рассчитал… – Ия вдруг сгребла ее в охапку и прижалась к ее груди, обрывая горячую и порывистую речь. Лада так и замерла, не закрыв рта, а потом уткнулась носом в шею той и замолчала, сомкнув глаза. В памяти почему-то всплыл тот сумасшедший летний вечер, когда гроза оборвала провода, словно специально давая девушкам шанс выяснить, кто и что для кого значит, вспомнились объятия Ии – впервые, – и показалось на миг, что с тех давних пор ушла уже целая жизнь, быть может, даже не одна…

– Прости меня… – шепот Ии выдернул девушку из омута воспоминаний. – Пожалуйста, Ладушка, прости меня… – только и твердила она, когда Лада взглянула ей в лицо и увидела дорожки слез на щеках девушки.

– Святая Империя, Ия, ты чего?.. – Ей стало вдруг как-то безудержно страшно, словно почву выбили из-под самых ног: Ия Мессель, суровая, волевая, гордая, живая, а теперь…

«Пожалуйста, прости меня…»

– Я не могу тебя спасти, ничего не могу сделать, не могу тебе дать, Лада, я не могу… ничего не могу для тебя… Только погублю…– шепот срывался, задушенный слезами, что всё еще текли так безудержно по ее щекам, дыхание сбилось, сотрясая плечи крупной дрожью, совсем как на День Славы Империи. – Девочка моя… Ладушка…

Что делать, когда ломается то, что всегда было самой надежной опорой? Как быть, когда плачет так безудержно тот, кто всегда утешал и поддерживал, не позволяя пасть духом? Пожалуй, Лада ожидала от Ии прежде всего злости: на неё, на Карла, на Империю, на что угодно, но это… Ия все плакала, и плакала, и утешить ее казалось совершенно невозможным. Тогда Лада просто взяла лицо девушки в свои ладони и поцеловала ее – крепко, долго, с каким-то отчаянным упоением, словно желая прогнать из ее головы все мысли и заставить забыть обо всем на свете, кроме ее, Лады, горячих и сухих губ.

Какой Карл? Какие дети? Системе никогда не победить бьющегося сердца.

– А теперь собралась и прекратила, – тихо прошептала она, отстраняясь и заглядывая в черные глаза, которые так хотела бы передать своему сыну, – я думала, ты рвать и метать станешь, а ты… Рёва-корова… – Тонкими, холодными пальцами – стирая со щек Ии дорожки слёз. – Разве можно так?.. Даже я не плачу, видишь? Это ведь я должна просить прощения, а не ты… Ия, не надо меня спасать, – произнесла она мягко, снова заглядывая той в лицо, – ты уже меня спасла… И не важно, что будет дальше. Правда. Потому что мы всегда будем вместе, слышишь? Мы с тобой – навсегда…

…Из непривычно маленького окошка подсобки наползала вечерняя темнота, чай стыл в крышке термоса, использованной вместо чашки.

– Его… будут звать Йонас, – тихо произнесла Лада, всё еще сомневаясь, стоит ли говорить обо всем этом снова, или станет лишь хуже, если бередить лишний раз то, что и без того болит. Они сидели на коробках с брошюрами, плечо к плечу, и никак не могли наговориться после затянувшегося молчания, – я подумала, может быть, когда он вырастет, буквы имени уже не будут тем, что они есть сейчас?

Ия почему-то усмехнулась, всё еще немного неровно после слёз, и подняла блестящие глаза на Ладу.

– А я думала, Кир. – С какой-то чуть озорной улыбкой произнесла она. Щеки Лады почему-то стали отчаянно горячими.

– Я тоже думала, – смущенно пробурчала она, потупившись, – но как-то это… неправильно. И всё-таки слишком опасно сейчас, особенно для него самого. Я бы назвала, конечно, Йоханнес, но это уж совсем ни в какие ворота, да? – Улыбнулась Лада. – Даже для Высокого. А Йохан мне не нравится.

– А что Карл?

– Плевать. – Мигом посуровела Лада. – Если он ставит меня перед фактом, то и я имею на это право. Считай, мы сейчас в состоянии холодной войны… Не лучшее, конечно, что можно было бы пожелать, но я не собираюсь идти у него на поводу, хватит с меня. Просто не знаю пока, как с этим жить, – чуть погрустнев, вздохнула Лада, – мне кажется, я уже люблю его, Йонаса, а я ведь никогда этого не хотела… Его ведь еще толком даже нет. И, как подумаю, сразу столько вопросов – а как потом? А как наш… замысел, мы сами? А как же Ина и мама?.. И хочется сразу спрятаться и сделать вид, что за тебя это всё как-то решится… само. Закрыть глаза, заснуть, а проснуться уже без проблем… – девушка потупила взгляд, словно стесняясь собственных слов, – я ведь не смогу уже от этого всего отказаться и забыть.

– Поражаюсь я тебе, Лада, – качнула головой Ия, глядя на нее долго-долго, словно не то искала какие-то перемены, которые могли произойти в лице девушки за этот бесконечно долгий месяц, не то пыталась запомнить каждую чёрточку её лица. Как бы то ни было, взгляд этот, зачарованный, почему-то отчаянно смутил Ладу. – Как тебе хватило мужества всё это принять? Как тебе хватило сил решиться – тогда, в первый вечер, да и потом… Выбрать… это, а не спрятаться от меня куда подальше, когда еще была такая возможность… Теперь-то уже нет, я тебя из-под земли достану. – Рассмеялась девушка, снова прижимая Ладу к себе. – Нельзя же так просто отпускать человек, который знает о тебе столько недозволенного.

– Да я и не выбирала ничего…

– Выбирала, Лада, – очень серьезно посмотрела на нее Ия, – и я до сих пор не понимаю, как ты решилась. Просто… ты самая смелая девушка из всех людей, которых я когда-либо знала. – Объятья её были тёплыми и самыми родными, успокаивающими и нежными на свете. – Чтоб мне провалиться, да я даже делать ничего не смогу сегодня, – брови Ии почему-то внезапно поползли вверх, словно девушка собиралась снова вот-вот расплакаться, и она прикусила все еще улыбающиеся губы, некстати дрогнувшие, – просто не отпущу тебя…

***

Чудеса начались сразу после полудня, когда Пан, официальным документом освобожденный от субботнего молельного собрания, собрав рюкзак, выскочил из общежития на побелевший после вчерашнего снегопада двор и, выйдя за ворота территории Академии, щелкнув дверцей и изо всех сил борясь с желанием нервно оглянуться по сторонам, опустился на пассажирское сиденье черного автомобиля, принадлежащего Алексису Бранту.

– Вижу, ты в духе сегодня, – едва заметная улыбка звучала в голосе Мастера вместо приветствия.

– Почему бы и нет? – Уклончиво ответил Пан. – Интересно же. Да и вообще…

Когда уже он научится говорить прямо, без этих тупых «вообще»? Или хотя бы сможет съязвить, как раньше, мол, кто бы говорил?.. Что бы он там ни сказал Колину в прошлом месяце, плюсов у этого дня явно было значительно больше, чем минусов, в чем бы ни заключалась суть этого самого выезда.

– Да всё там тоже самое, что и в школе было, – отмахнулся Алексис, словно прочтя его мысли, – только с ориентированием на местности, какой в пятом квартале нет. Но это тоже не страшно. Поехали, быстрее начнем – быстрее закончим.

Наверное, первый раз в жизни Пан не горел желанием закончить занятие как можно быстрее.

– Тогда почему всё окутано такой тайной – если то же, что и в школе?

– Потому что важно на самом деле не столько то, что делается, сколько то, что говорится, – отозвался Алексис, – когда еще Мастер может говорить с кадетами один на один практически без камер? И еще потому что едем мы в место, о котором не говорят.

– Умеешь ты нагнетать атмосферу, – проворчал Пан, – с кем из наших о чем вы говорили, ты тоже, конечно, не скажешь?

– Нет, не скажу, – качнул головой Алексис, – об этом – точно нет. Прости.

– И далеко нам? – «Прости», провалиться Империи, он еще и извиняться научился что ли? Мимо проплывали заснеженные силуэты Высокого Сектора, но смотреть отчаянно хотелось в другую сторону, на профиль человека за рулем, сосредоточенного на дороге. Смотреть приходилось в окно. В лобовое. Эдакий компромисс с самим собой.

– В Высоком всё близко, – отозвался Алексис, – даже испытательный полигон. А ты пока скажи мне, Пан, что ты думаешь насчет дальнейшего распределения?

– Ты знаешь, что я думаю, – внезапно напряженно и сухо отозвался Пан. Алексис бросил на него короткий, мрачный взгляд.

– И все-таки?..

– Да не знаю я. От медицины у меня мурашки по коже, экология или административные документы – скучно, от внедрения – тошно, а Мастер из меня не выйдет.

– Еще есть экономика и налогообложение.

– Ну-ну.

– Пан, цель Академии – не сделать вас Высокими. Цель Академии – научить вас мыслить как Высокие, оставаясь Средними. Достаточно хорошо знать Средний, но не быть и не считать себя его частью. Быть посредниками между теми и другими. Ладно, пойдем другим путем. Что ты умеешь? – Не отрываясь от дороги, спросил Алексис. Пан задумался и заметно погрустнел. Ничего он и не умеет на самом-то деле. Потом на мгновение воспрянул:

– Я технику чинил, когда в Среднем жил. Подрабатывал в сервисе.

– Техника, – кивнул медленно Мастер, – отлично. Второй Мастер первой группы, Иштван Радич, он у вас будет на втором курсе информационную безопасность вести, думаю, тебе интересно будет ним пообщаться на эту и некоторые другие темы. Запомни это имя. Еще?

– Это всё. – Пробурчал он. Как же сложно быть перед ним таким беспомощным…

– Пан, а ты в курсе, что ты единственный из группы проявил хоть какие-то лидерские качества? Единственный, кто пытался выйти на контакт с другими ребятами ради общей пользы – да и просто выйти на контакт, поговорить… Единственный, кто спрашивал у остальных про общагу, кто спрашивал у меня, что случилось с Киром, и, в тот день, когда Стефа забрали, только вы с Колином бросились на помощь, даже не соображая, можете ли чем-то помочь. Ты заинтересован не только в своей собственной жизни – и это меня в тебе восторгает. Учеба, конечно, тебе дается неважно, но разве кто-то говорил, что на одной только учебе здесь далеко уедешь? Нужно уметь говорить, уметь думать и уметь себя вести. И, хотя с последним у тебя все еще хуже, чем с учебой, говорить и думать своей головой ты умеешь хорошо. Настолько, что за тобой пойдут, если ты поведешь – определенные круги, конечно, – понимаешь? Прямо скажу, это не каждому дано. Разумеется, те, кто умеет молча и сосредоточенно учиться, тоже никогда не будут лишними, но здесь, в Академии, в первую очередь смотрят на другое. За учёбой и наукой идут в БИУ, к нам же идут работать с людьми.

– Хочешь сказать, я могу стать лидером в нашей группе? – Недоверчиво сощурился Пан. – Это с Ники-то и Артуром? – А на самом деле как-то очень уж странно слышать от него вдруг столько хорошего о себе. Даже почти невероятно.

– Не совсем это – дело не в вашей конкретной группе, я говорю о том, что куда шире. Но тебе не хватает уверенности в себе. Щщ, не перебивай, еще некоторое время я буду занудствовать и говорить с тобой как Мастер, а не как Алексис. Тебе не хватает уверенности в себе, – повторил молодой человек с ударением, – и это нормально, потому что любой Средний в Высоком Секторе почувствует себя не в своей тарелке. Но ты это пытаешься задавить самоуверенностью и дерзостью – они тебе к лицу, Пан, – чуть улыбнулся он, – но на пользу не пойдут. Даниел на меня всё время ругался, что я даю нашим с ним кадетам слишком много воли, мол, им – вам – это только во вред, но я всё равно по-прежнему не согласен с ним…

– Алексис, разве… его имя не должно исчезнуть вместе с ним? Его и Ивлича…

– Но я не хочу забывать имя Даниела, Пан. Я могу сколько угодно делать вид и поступать согласно правилам, но я не хочу его забывать, – неожиданно горячо отозвался Алексис, потом вновь спокойно вернулся к тому, о чем говорил, – так вот, Пан, тебе нужна цель. Чёткая цель, чего ты хочешь, к которой ты будешь идти, не распыляясь по сторонам – и тогда у тебя много чего получится. Я знаю, что я тебе мешаю в этом – и дальше собираюсь мешать, – снова невесело усмехнувшись, продолжил он, – вижу, что тем же Бергену и Аккерсону тебе легче отвечать на уроках, чем мне, до сих пор не понимаю, как ты вообще экзамены сдал… Но ты же сдал. Пан, тебе нужно научиться разделять меня-человека и меня-Мастера, понимаешь? Как сейчас. Иначе ничего не выйдет, – молодой человек повернулся на пару секунд взглянуть в лицо Пана и увидел в нем смущение. Хм, странно. Давно ли? – Мы, кстати, почти приехали.

Дорога упиралась в стену, высокую, хотя и значительно ниже, чем стены, разделявшие Сектора (по крайней мере, Высокий и Средний, стену Нижнего Пану видеть не доводилось); дорогу преграждали металлические ворота контрольно-пропускного пункта. Пока мальчишка исподтишка изумленно озирался по сторонам, Мастер вышел из машины и, ненадолго скрывшись в будке охраны, вскоре вернулся, и машина въехала в открывавшиеся ворота.

– А ты думал, мы будем в палатке в лесу жить? – Судя по едва уловимой улыбке в голосе Алексиса, исподтишка таращиться Пан всё-таки не умеет. – Святая простота. Это учебный полигон, так называемая «Зона «А», куда без пропуска не попадет ни один Высокий. И только попробуй сейчас заявить, что не знаешь обозначений «А», «В» и прочих, это у вас в билетах было пять дней назад. – Чуть улыбнулся одними глазами Алексис, потом вновь посерьезнел. – Полигон, конечно, не наш, а Охранного корпуса, Академия договаривается каждый раз только на определенные дни и занимает только одну площадку. И тут уж не имеет никакого значения, как мы называем это место между собой, и как называем для вас – лесом, полем, чем угодно, «Зона «А» всегда остается «Зоной «А». В первую очередь он для рейдеров – разведчиков, карателей, для охранки, – их здесь готовят к самым разным условиям, внизу, под нами, огромная тренировочно-испытательная база. Вы туда на старших курсах еще попадете – по крайней мере, часть из вас, это зависит от специализации. Там проходят тренировки на психоколбах и много чего еще.

– Здесь есть камеры? – Осторожно уточнил Пан.

– Обычно я говорю, что нет, – отозвался Алексис, глядя прямо в его глаза, – но тебе на этот счет врать не стану. Так что – в большей части есть, но не везде. Я скажу, где нет.

Всё-таки странный он какой-то сегодня. Слишком живой, хотя и говорит как Мастер на занятии. А вроде и не делает ничего такого, чтоб показаться живым…

– А остальные? – Ладно, пока Алексис в таком странном настроении, стоит успеть задать побольше тупых вопросов, которые иначе Пан никогда не задаст. – Где и когда занимаются остальные наши группы?..

– Все остальные – здесь же, на площадке «семь», к ней наиболее открытый доступ. Но по времени они все разбиваются кто как. Мастер Аккерсон, например, всегда берет для этого вторую неделю января, снимает своих с занятий, Мастер Элверт иногда вообще до февраля тянет… А еще, Пан, вы – первая группа, которую я тащу туда на ночь глядя. Не на утро как Аккерсон, не на день, как Оурман в прошлом году, а на полдня и ночь.

– Зачем? Тебе заняться больше нечем? – Хмуро спросил Пан. Тот посмотрел на него как на умственно неполноценного. Видимо, день тупых вопросов дошел до своей триумфальной кульминации.

– Ну конечно, нечем, каждый день только и придумываю, как бы время убить… – проворчал Алексис. – Затем, что это первый раз, когда мы законно можем остаться вдвоем с глазу на глаз, балбес. А это стоит того, чтобы проторчать четыре субботние ночи на полигоне. На котором еще и курить запрещено. – Мрачно закончил он.

– Ладно, приехали, начнем с главного. Стреляешь хорошо? – Спросил Мастер, выходя, спустя пять минут, из машины возле длинного одноэтажного павильона и открывая тяжелую металлическую дверь электронной карточкой, каких на его связке было не менее десятка.

– Ну да. После операции вроде хорошо. Ну, по военке в школе проблем не было.

– Про школу я в курсе, но она не показатель. Хорошо, что хорошо, сейчас будешь демонстрировать. Сначала огнестрельное – на открытой местности, пока светло, потом лазерное – это уже здесь, в помещении.

Внутри павильон оказался оборудован как лазерный тир дополненной реальности – это Пан понял даже до запуска системы. И было в нем что-то, сразу же напомнившее о психо-колбе, отчего мальчишку замутило. Нет, не думать об этом. Здесь – другое.

По крайней мере, хочется верить.

Алексис тем временем скрылся за неприметной дверью позади него, в торцевой части павильона, и, пока Пан разглядывал полупустое помещение, отделенное от него прозрачной стенкой, успел вернуться.

– Держи, – прозвучал за его спиной голос Алексиса, – разобрать и собрать, стол там, – Мальчишка обернулся и замер, поперхнувшись, потому что в своих руках, с этой своей вечной почти что неприличной непринужденностью, Мастер держал автомат.

– У нас в школе вообще-то пневматический пистолет был… – неуверенно выдавил Пан, продолжая не то очарованно, не то чуть напугано разглядывать оружие, перешедшее в его руки.

– Ага, остальные парни меня уже об этом оповестили. Прекрасная логика – собирать и разбирать автомат, но стрелять учиться на пневматике, – сарказм в его голосе отчего-то позабавил Пана. Да уж, Брант, вот такой он, Средний Сектор, это тебе не Академия. – К счастью или к сожалению, но здесь не школа, Вайнке. Так что давай разделаемся с этим и пойдем дальше.

Стрелял Пан и правда хорошо, и в этом была заслуга в первую очередь Тура, брат которого, числясь в МДН, имел право на хранение пневмата, который Тур время от времени тырил пострелять с Марком и Паном под тем самым мостом, где происходило так много интересного в их школьные годы. В очках, конечно, стрелялось неважно, а после операции стало едва ли не праздником – доказательством себе же своей полноценности, которую так любили отрицать некоторые парни из школы. А автомат им на уроках ПВП * показывали, конечно, во всех подробностях, но в руки толком не давали – и правильно делали, как думал про себя Пан, несмотря на всеобщее негласное возмущение. Легкость, с которой сейчас оружие попало в его руки, немало смутила мальчишку.

[*Первичная военная подготовка]

– Смешно, да? – Тихо произнес он, когда двое молодых людей вышли из павильона на промерзшую площадку стрельбища и направились в сторону ограничительной черты. – У нас оружие считается дефицитом, доступным в Среднем лишь единицам, а на деле каждый еще в школе, ребёнком, проходит для чего-то экзамен по ПВП. Разбирать-собирать автомат, а стрелять из пневматики… Бред, но ведь на самом деле все так логично, да?… Сделать вид, что всё это нам, конечно, не нужно, но зачем-то подготовить. На всякий случай. В кого на всякий случай стрелять – в диких? Или друг в друга?.. – Слова эти оказались вдруг отвратительными самому Пану, и он пожалел, что вообще заговорил об этом. – У Кира ведь было оружие, да? – Задумчиво произнес он, переводя тему и глядя куда-то в сторону одного из боковых земляных валов. – И он стрелял…

– Я не знаю, Пан, – Мастер отозвался так же тихо и, кажется, чуть напряженно, – я не знаю, кто из них стрелял. Мне сказали, что это был не он, однако я не уверен, насколько могу верить этим словам… Но оружие они точно где-то получили. А вообще интересно, если бы Ивлич дошел с нами до этих дней, он бы меня здесь и порешил из этого же автомата? – Едва слышно произнес Алексис – скорее мысли вслух, нежели живой интерес, однако мальчишку эта его фраза немало задела за живое. Странно всё-таки, как можно считать абсолютно «своим человеком» и Кира, и Алексиса, прекрасно между тем отдавая себе отчет, насколько последний прав сейчас в этом жестоком высказывании.

– А если бы Киру и ребятам с ним удалось… то, что они хотели… – Нерешительно и совсем тихо начал Пан. – На чьей стороне ты бы был?

– Тогда или теперь? – Чуть тревожные нотки послышались в голосе Алексиса.

– А в чем разница?

– В том, что тогда я еще не получил от тебя никакого ответа и не знал, как далеко всё зайдёт. – Что-то внутри Пана словно разом и надрывалось, и теплело, когда он осознавал, что говорит Алексис. Когда Алексис говорил что-то, что Пан, пытаясь поставить себя на его место, не был уверен, что смог бы сказать. – Тогда я не знал, что будет дальше. И мне бы не оставили выбора… Нет, я бы сам не оставил себе выбора, на чью сторону встать. А теперь, – молодой человек невесело усмехнулся, – впрочем, теперь я тоже его себе не оставляю.

– …и тоже не знаешь, что будет дальше… – чуть улыбнулся мальчишка.

– Да. Но я не думаю, что это может теперь кардинально что-то изменить. – Странно посмотрел на него Алексис.

========== Глава 48 [Не]нормальные ==========

We’re climbing high, we’ll fly away

We’re fearless indeed*

[*Англ. «Мы взбираемся всё выше, мы улетим,

Мы и правда бесстрашные» (пер. автора)

Из песни группы Wolfsheim – “Approaching lightspeed]

– Ладно, – выдохнула, наконец, Ия, закручивая крышку термоса, – время-то идет, а времени-то у нас не особенно много. Ты до скольки сегодня можешь остаться?

– До восьми – край, – скривилась Лада, – Карл не раньше девяти вернется, а мне бы к его приходу тоже стоит быть дома, чтоб он не начинал опять… Завтра-то он раньше освободится, завтра точно узнает, что меня нет, так пусть хоть сегодня… Мы же завтра тоже здесь, да?

– Конечно. Тогда смотри внимательно. – Ия поднялась, выглянула осторожно в павильон, снова затворила дверь и, поставив стремянку почти под самый обогреватель, ловко взобралась наверх, открывая свой тайник. – Пять с половиной на полтора, – отчиталась она, показывая из пакета белый уголок ткани, Лада лишь спрятала лицо в ладонях.

– Сумасшедшие… – выдохнула она, по всей видимости, только сейчас осознав, что всё это происходит на самом деле. – Всеединый сохрани… Ия, мы же весь «Зеленый Лист» обрекаем…

– Мы же уже всё решили, нет? – Ия знала, что голос её прозвучит холодно и напряженно, но меньше всего сейчас ей хотелось снова поднимать эту тему. Всё получится. Всё будет хорошо. И ей совсем не страшно. Только внутри что-то скрутило ледяным узлом. – Надеюсь, вешать тот плакат будут Высокие, тогда, может, легче всё пройдет…

Лада лишь качнула головой, словно всё ещё боясь выглянуть из-за своих узких ладошек.

– Смотри, мой вариант – вот так, – Ия достала из сумки планшет и спешно нарисовала на экране длинный прямоугольник с надписью внутри, – красным цветом, чтоб внимание привлечь, а то чёрный да серый и так на каждом углу.

– Угу… – промычала Лада, явно серьезно обдумывая каждое слово, если не каждую букву. – Думаешь, слово «человек», ну, то есть «люди», будет нормально? – Взглянула она на девушку и задумчиво нахмурилась. – Не слишком ли Империя изуродовала его смысл? Получается, мы начинаем с одного, а заканчиваем чуть ли не противоположными – ну, с первого взгляда, если не вдумываться… Может быть лучше будет сказать «настоящие»?

– Ха, а ты думаешь, люди настоящими умеют быть лучше, чем быть людьми? – Невесело усмехнулась Ия ей в ответ. – Мне кажется, наше дело как раз в том, чтобы отмыть слово «человек», чтобы он перестал быть бездушной машиной, чтобы кто-то задумался – даже если не поймет, если, как ты сказала, подумает, что мы начали об одном, а закончим о другом, – чтоб задумался, в чем эта несостыковка, и есть ли она вообще… Показать им, что человек, он как раз такой, – махнула она рукой на экран в руках Лады, – он живой, а не Имперская кукла…

– Слишком сложно для первого взгляда, – качнула головой Лада. Её каштаново-русые волосы, непривычно распущенные сегодня и успевшие, оказывается, отрасти уже заметно ниже лопаток, красиво струились по худеньким плечам, укрытым теплой кофтой. Серьезная и сосредоточенная, без тени страха, она была как-то особенно красива сейчас, словно полна какой-то не поддающейся ни описанию, ни пониманию женской силы, твердой и мягкой одновременно, – но давай начнем, а там, быть может, что-то передумается, да? – Она заправила легкую прядь за ухо тонкими пальцами, взглянула на Ию и, поймав на себе её взгляд, очевидно, почувствовав что-то, стоящее глубоко за ним, вспыхнула и уткнулась взглядом в пол. Потом улыбнулась и снова взглянула на девушку. Глаза её сияли теплом.

…Краска была густая и тягучая, но ложилась легко и как-то даже приятно, если пытаться описать ощущения от процесса. С головой погруженные в свое дело, девушки молчали, чуть заметно вздрагивая и настораживаясь, если какой-то звук вдруг нарушал царившую в павильоне и всем парке тишину. Буквы получались высокие и тонкие, аккуратные одна к одной, только выводить их было неудобно, сидеть приходилось на коленях, быстро затекших и замерзших, освободив несчастный квадратный метр пространства на грязном и захламленном полу. Только, несмотря на всё это, было что-то почти волшебное, очаровывающее в происходящем, в сосредоточенной и почти тёплой тишине, подушкой накрывшей хмурую подсобку… Только снег валил за маленьким темным окном густыми хлопьями.

Лада покусывала тонкие губы, сидя напротив Ии и выводя вверх ногами яркую «В», и взгляд её казался таким сосредоточенным…

– Это безумие. Ооо, Святая Империя… – простонала вдруг девушка, нарушая эту странную тишину, очень непривычную для встречи наедине, и уткнулась лицом в ладони, плечи ее затряслись от беззвучного смеха – истеричного, почти не отличимого от плача. – Во мы даем, да? Совсем того уже…

Ия вдруг поймала себя на том, что сама захлёбывается едва сдерживаемым хихиканьем – видать, и правда крыша совсем съехала. Она вдруг словно выпрямилась во весь рост и отошла на несколько шагов, наблюдая со стороны это невероятное зрелище: две девчонки, рисующие провокационный и, разумеется, противозаконный плакат и хихикающие при этом как ненормальные истерички, словно ничего смешнее в их жизни никогда не случалось. А правда, случалось ли? Что-то более абсурдное, нелепое и невозможное… Ия почти уронила кисточку на крышку банки с краской и постаралась успокоиться, обмахивая лицо ладонями, но Лада под боком похрюкивала так заразительно, что удержаться было практически невозможно.

– Что ж за бред-то, больные мы люди…

– Да прекрати ты!

– Аххыыы… – Протянула та невнятно, потом вдруг резко собралась, словно ничего этого и не было, и прочистила горло. – Да. На чем мы остановились?

– На том, что ему надо где-то сооохнуть… – снова не вовремя хихикнула Ия и поджала губы. – Без шуток. Я не знаю, как его засунуть назад в потолок, не смазав, – голос её звучал неровно, и даже ей самой непросто было понять, задыхается она от смеха или от рыданий.

– А есть другие варианты?

– Пока нет… Надо подумать…

– Было бы время думать! – Горячо воскликнула Лада с нескрываемым возражением в голосе и всё еще диковатой улыбкой, блуждавшей по ее бледному лицу. – Нам самое позднее через полчаса надо мчаться на всех парах по домам. – И прибавила тихо и безнадежно. – Всеединый Сохрани, что ж мы творим?… На всю голову больные… О-хо, перерыв, не могу больше…

Засунуть размотанный тканевый хвост назад, в потолочную дыру, не размазав еще свежую краску и не перепачкав белую ткань в толстом слое пыли, оказалось на деле не так-то просто, как думалось сперва – вернее, сперва об этом и вовсе не думалось. Лишь под самый конец действа, подстелив под будущий плакат какие-то драные газеты, найденные в дальнем углу подсобки, и перемазавшись по уши в грязи, Ия с немалым удивлением обнаружила, что свободно скачет по шаткой лестнице вверх и вниз, практически не придерживая её руками и даже не задумываясь о том, что еще пару месяцев назад ни за что не полезла бы добровольно выше несчастной второй ступени. Открытие это заставило её отчего-то невольно улыбнуться, словно разливая тепло по всему затекшему и закоченевшему телу.

– Как там твои школьники, что написали в итоге? – Спустя пять минут, Лада безуспешно пыталась оттереть с рукава пиджака Ии пыльное пятно влажными салфетками; время поджимало и пальцы её едва заметно дрожали.

– Да всё как всегда, – просто отозвалась Ия, приглаживая свободной рукой растрепавшиеся, непослушные волосы, – отличники сожалеют, что недостаточно учатся и не смогут позволить себе продолжить учиться после пятого класса, а непоседы жалеют, что слишком ограничены в действиях и выборе. Девочки мечтают о замужестве и не доверяют родителям в выборе жениха, мальчики мечтают о работе, которая позволит им оплачивать налог на бездетность – в более редком варианте содержать семью, – и жить спокойно. Жалеют больше всего о сказанных глупостях – ссорах, обидах. Им ведь двенадцать лет, ну, плюс-минус, совсем дети… Хотя своей головой уже вполне учатся думать… Надеюсь, им это всё же пойдет на пользу. Отдам им эти ответы перед выпуском, пусть сравнят и снова подумают. Не знаю, я бы хотела ожидать большего, но не всё же сразу получится, да?

– А что Зоэ?

– Зое… Написал, что хотел бы избавиться от некоторых ненужных мыслей, которые его беспокоят, – Ия чуть нахмурилась, вспоминая туманные намеки мальчишки на что-то, что до конца ей разгадать так и не удалось, – по-моему, он просто… Чувствует. А потом считает, что что-то не так с ним, и хочет быть «нормальным». Но сам при этом не знает, что такое это «нормально» – даже вдумываться не хочет, потому что боится, что появится кто-то, кто будет вести себя с ним как Люка Ренер. Да и вообще, знаешь, когда такие секреты вдруг вся округа узнает, хочешь – не хочешь, а занервничаешь. – Ия неожиданно поняла, что ничего не рассказывала Ладе о Фиде, и сердце снова больно защемило. А, может, и правильно, может, и не стоит? – Короче, сложно, я пока еще не решила, как до него достучаться… Или хотя бы успокоить его, что не такой уж он ненормальный…

– А как это, по-твоему, – «быть нормальным»? – Неожиданно недобро сощурившись, взглянула в ее лицо Лада.

– По-моему, это быть настоящим собой, – отозвалась после полуминуты раздумий Ия, – думать самой и чувствовать сердцем. А если по-имперски, то это быть как все, не высовываться и не давать другим повода сомневаться в Системе. Зависит от того, кто какой ответ выберет…

– Так ты, выходит, ненормальная, учишь детей быть нормальными? Как?

– От ненормальной слышу… – усмехнулась Ия по-дружески язвительно.

– Я знаю. – На удивление тихо и печально прозвучал вдруг ответ Лады, только что захлёбывающейся смехом, и окончание фразы так и застыло на языке Ии, невысказанное.

– Неужто жалеешь? – Недоверчиво и удивленно отозвалась девушка, вмиг посерьезнев. – Неужто хочешь быть “нормальной”, как все?

– Хочу, чтоб “норма” у “всех” была другой, – сощурилась Лада зло и горько, как выплюнула, дрогнувшими так по-человечески некстати губами.

***

Будем заново учиться ходить по небу,

Никаких светофоров, разделительных полос,

И где бы я не был, где бы я не был,

Иди на мой голос, иди на мой голос…*