Текст книги "Непокорëнные (СИ)"

Автор книги: AnnaTim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)

До одержимости энергичный и вдохновляющий, август закончился. Пришла осень.

========== Глава 24 Дела семейные ==========

Компьютер включаться не захотел. Просто не захотел, и всё тут, хоть что с ним делай. Это было, конечно, как нельзя более «кстати» – Ие сегодня надо было получить с добрый десяток писем с решенными тестами и законченными эссе от своих второклассников и все их проверить. Именно сегодня, без возможности перенесения работы на завтра. Девушка потерла виски, перепроверила все возможные и невозможные варианты механической поломки, снова взглянула в темный, мертвый экран компьютера и качнула головой. В технике она разбиралась неплохо – и здесь нужно было отдать должное мальчишкам из школы, у которых, сколько бы конфликтов между ними ни случалось за годы учебы в одном классе, она кое-чему неженскому и полезному все же успела научиться.

Интересно, а отец не даст ей свой компьютер ненадолго? Глупая, конечно, идея, но ей ведь действительно немного надо, только почту…

Девушка вышла из комнаты и робко заглянула в отцовский кабинет:

– Пааап, послушай, у меня комп умер, можно мне на минутку с твоего?.. Мне только почту…

– Что, совсем никак без этого? – Грегор едва обернулся на голос дочери.

– Буквально пять минут, только домашку скачать, мне проверить сегод… – голос Ии утонул в громком телефонном звонке, от которого оба едва не подскочили.

– Сейчас… – бросил ей отец, снимая трубку. – Да? Да. Да. Сейчас? Нет, мы друг друга не поняли, я этого не говорил… Да, да, это другое дело, но он должен иметь в виду… Как «никого не беспокоит»? Стоп, стоп, я через несколько минут буду у Вас, и объясню иначе… – мужчина спешно выскочил из комнаты, неловко натягивая в прихожей свой тонкий сине-черный плащ – за окном сегодня лило как из ведра – и продолжая сурово спорить с кем-то в трубке.

– Паап… – Ия поняла, что сейчас точно останется ни с чем, потому что про ее существование просто забудут – как всегда – и тихонько напомнила о себе. Грегор шепнул ей что-то нечленораздельное мимо трубки и принялся спешно шарить по карманам в поисках ключей.

– Пап! – На сей раз ответом девушке послужило еще менее понятное высказывание на безмолвном языке жестов, после чего отец выскочил за дверь, даже не заперев замка.

Святая Империя, кто бы только знал, как её бесит это все! Как ей недоело жить в собственном доме на правах не то домработницы, не то умственно отсталого котенка, не то и того, и другого одновременно! Ну, что она имеет? Тычок пальцем в нее, затем на комнату отца, затем два раза по пять пальцев, тычок на него самого и входную дверь. Ладно, тем лучше, значит, десять минут, пока отца нет, она может, не мешая ему, работать и, не тратя собственных нервов под его взглядом, занять его компьютер и сделать свои дела. И пусть это будут, наконец, его проблемы, если она его не так поняла. Камеры ей свидетели, читать мысли она еще не научилась.

От легкого прикосновения Ии экран, не успевший еще отключиться и затребовать пароль, моментально ожил, скользнул бледной цветной рябью и, словно не желая слушать никаких пожеланий девушки, открыл новостную ленту – по всей вероятности, читаемую ее отцом только что. Девчонка почувствовала себя неловко и потянулась было сменить страницу, когда несколько фраз, случайно выхваченных её проницательным взглядом, заставили пальцы девушки замереть в воздухе. Затаив на миг дыхание, она прочла:

«…рассматривается проект по увеличению числа рейдов в Низкий Сектор. По имеющимся данным, число Низких уменьшилось за последний год почти в полтора раза, что, тем не менее, кажется Всеединому Управителю недостаточным. По недавнему заявлению Третьего, «Мы слишком привыкли приуменьшать опасность, исходящую от Низких, в то время как даже Средний Сектор продолжает подтверждать свою несостоятельность в качестве полноправной ячейки Великой Империи. Расходный материал, черпаемый сейчас из Низкого Сектора не является незаменимым, покуда в Империи существуют ликвидированные и неблагонадежные. Частоту карательных рейдов необходимо увеличить как минимум до двух раз в месяц». Кроме того, как подтвердил Третий, территория Низкого Сектора может быть использована куда более рационально под нужды Империи, в связи с чем на следующую неделю был назначен вывод в Низкий Сектор первой группы Корпуса Разведки. Законопроекта, подтверждающего принятие политики приращения числа зачисток, пока что нет, однако начало его обсуждению было положено…»

Что? Расколоться империи, что это за сайт? Она даже названия такого не видела никогда. Неужто у отца есть доступ туда, куда не достанет ни один компьютер Среднего Сектора? Волосы зашевелились на голове девушки, но сил оторваться от экрана уже не было, и она лишь продолжила жадно заглатывать обрывки информации, доступные без перехода на другие страницы.

«…усиление охраны Всеединого Управителя в связи с делом Кира Ивлича и Абеля Тароша одобрено единогласно. С рядом внесенных поправок можно ознакомиться по ссылке».

«…препарат PiA4 пробно введен в медицинское обслуживание шестнадцатого квартала. Как говорит шестая исследовательская группа, возглавляющая работу над PiA4, препарат проверен и готов к использованию, однако, третья и восьмая исследовательские группы утверждают необходимость оставить вопрос о сроках ввода препарата открытым…»

«…Как показывают статистические данные, полученные в ходе операции, повышенное внимание к четвертому кварталу способствует выявлению неблагонадежных среди Средних. Предложение Грегора Мессель распространить внимание на кварталы с первого по пятый вызывает недовольство с точки зрения финансирования, в то время как оплот бунтовщиков в четвертом найден всё еще не был. Противники Грегора утверждают, что его проект актуален лишь для запугивания Средних, но вместе с тем помешает нынешней поисковой операции, занимающей центральное место в работе внедренных».

Грегор Мессель? Что-то внутри Ии дрогнуло, заставляя ее снова перечитать последний абзац. «Предложение Грегора Мессель распространить внимание…» Думай, Ия, думай! Кир Ивлич и Абель Тарош, четвертый квартал, Всеединый Владыка… Угроза из Среднего Сектора… Ааа, провалиться всему пропадом, что же случилось там на самом деле? Покушение на Всеединого, провал террористической акции…

…зачистка Низкого Сектора…

Ия не знала, что за сила заставила ее, наконец, отпрянуть от экрана и выскочить из отцовской комнаты, сердце бешено колотилось, и горели щеки. Думай, думай…

Сохрани её Империя, если это сойдет ей с рук.

Не прошло, наверное, и пары минут, как входная дверь отворилась, и вернулся Грегор Мессель; не по Уставу хмуро заглянул к ней в комнату: «Идем, Ия, сделаешь, что тебе нужно было». Словно в тумане девушка поднялась и прошла за ним следом, молясь, что бы экран успел потухнуть, открыла свою почту, раздираемую двадцатью одним новым сообщением, отправила файлы на печать и, забрав из принтера ещё теплые сероватые листы вторичной бумаги, тихо поблагодарила отца.

Ворох домашних работ лежал на рабочем столе в уютной, скромно обставленной комнате девушки, едва ли не брошенный, как попало, а Ия, сидя перед ним, не очень представляла себе, как заставить мысли течь в нужное русло. Осколки мозаики в её голове никак не хотели складываться в полную картинку, сводя с ума своей нескончаемой перетасовкой, бешеной пляской. От мыслей о том, что может знать и чем занимается человек, с которым она всю свою жизнь живет в одной квартире, которому готовит ужины каждый день, девушку колотило.

***

– Подожди-ка, Брант, дело есть! – Беллан Аккерсон, смуглый, темноволосый мастер лет не то двадцати восьми, не то двадцати девяти (Алексис никак не мог запомнить дату его рождения), скользнул следом за последним в дверь его кабинета. С Аккресоном, Первым Мастером второй подготовительной группы первого курса, Алексис имел дело лишь в рамках работы, да и то нечасто, а наслышан был все больше от Даниела, однако имел о нем отчего-то предвзято хорошее мнение, словно отзывы бывшего напарника все еще имели для него какое-то значение.

– Да?

– Брант, видел указ о переводе?

– Нет ещё, что там?

– В диспетчерской появился с самого утра, взгляни. У нас с тобой обмен в рамках «2 в 1». Твоего Дени Драя на моего Ники Даниша.

– Лихо, – сухо отозвался Алексис, недовольный внутри себя тем, что узнает последним такие важные новости, – и почему именно Даниш?

– А ты как всегда зришь в корень, – сдержанно хмыкнул Мастер Аккерсон, – могу сказать – за остроту ума, могу – за остроту языка, тебя как больше устроит?

– Послушай, Беллан, у меня что, класс корректировки для трудных подростков? Мне теперь все решили сливать свои проблемы, раз случай подвернулся? Дени вообще-то неплох – что Дени, что Стеф – тихушники, конечно, те еще, хоть я в лепешку расшибусь, а разговорить их почти не получается, но хотя бы не террористы как тот и не остряки как Вайнке, а теперь мне еще и твой Даниш сдался? – Холодное негодование сквозило в голосе Алексиса; он закурил и, скрестив руки на груди, опустился на угол своего рабочего стола, не предлагая Беллану сесть, несмотря на наличие в кабинете двух свободных кресел. – Студента слили, напарника слили, кто следующий?

– Брант, не я выбирал, кого тебе отдавать. – Примирительно отозвался тот. – Моё дело – подчиняться приказам. Да ну и кто еще с ними справится кроме тебя?

– Что?

– Я не знаю, что ты с ними делаешь, но они же в тебе души не чают. В тебе и твоем предыдущем, даром, что его больше нет…

Алексис взглянул на мастера второй группы с нескрываемым удивлением, пытаясь «переварить» только что услышанные слова, произнесенные им.

– Ты действительно не в курсе? – Тон Беллана явно смягчился. – Слушай, Брант, я не подмазываюсь, ты же прекрасно знаешь, что мир клином не сошелся ни на Дени, ни на Ники, тем более для нас с тобой, надо будет – снова их перетасуем, хоть всех. Ты просто всё-таки послушай как-нибудь с камер, что про тебя твои же говорят, очень познавательно окажется, не сомневайся. Странный этот курс выдался, что уж тут попишешь… – добавил он задумчиво. – Но ты умеешь как-то очень благотворно на этих парней влиять, не думал об этом? Не страхом, как прочие, а чем-то другим. Может, этой вольностью поведения, на которую они хоть и редко решаются, зато ориентируются всегда… Ты же с ними всеми бегаешь как с писаной торбой – и всегда бегал, взять того же Ноэла. Жалко, у тебя старших еще нет, мне жуть как интересно будет на них посмотреть. Не моего ума дело, конечно, но многие оттуда, – молодой человек как-то неопределенно вскинул голову наверх, – поговаривают, а не сделать ли тебе отдельную экспериментальную группу на особых условиях. Ты же в общем-то и так уже к этому близок – никто больше во всей Академии так с кадетами не обращается, не разговаривает и не держится, как ты. Оно и ясно, конечно, ты им по возрасту больше в однокурсники годишься, чем в мастера… Но, кто бы что ни говорил, из того, что я вижу своими глазами, я делаю вывод, что им это только на пользу. В общем, наставник Байн еще тебе сообщит, но мне просто показалось, что тебе неплохо быть в курсе событий, раз я тоже в курсе. Ты присмотрись к Ники, он неплох – уже хотя бы раз он здесь.

– Один из тех тоже был здесь, – коротко и очень тихо бросил Алексис, немало на самом деле впечатленный откровенностью внезапной тирады Аккерсона, – но я тебя понял, спасибо. А про моих действительно рановато говорить, первый выпуск только в следующем году, но первый, сам знаешь, всегда комом… Да еще и когда набрал их в восемнадцать лет. – Алексис с трудом сдержал внезапную улыбку от воспоминания о своей первой группе, когда неясно было, кто из них еще больше не понимает, что здесь происходит, – пятнадцатилетние мальчишки Средние или он сам, восемнадцатилетний мастер, которого, носи он другую форму, куда легче было в коридорах Академии принять за кадета, многие из которых были уже старше него, чем за мастера.

Кир Ивлич… И все же интересно, будь на его месте Вайнке, и самого Алексиса бы тоже не было здесь сейчас, как теперь нет Мастера Даниела Оурмана – и никто никогда не успел ни узнать, ни даже подумать, что между ними есть связь какая-то иная кроме как наставник-ученик. Хотя какая? Как её назвать? Алексис потушил сигарету и вернулся к делам, мягко намекая Беллану, что и тот вполне может заняться своими. Мастер второй группы, впрочем, и сам явно стремился к тому же, что заметно облегчило молодому человеку задачу.

Ники Даниш… С фотографии в личном деле на Алексиса смотрел белокурый подросток, выглядевший немного старше своих лет, примерно на шестнадцать, не по-среднему красивый, с детской наивностью в голубых глазах. Мастеру вспомнились отчего-то те совсем мертвые глаза Кира в день Посвящения, и он невольно повел плечами словно от холода. Да уж, на внешность полагаться никогда не стоит.

Возраст: 15 лет (д.р. 17.08)

Рост: 166 см.

Вес: 67 кг.

Образование: с.ш. №3 шестнадцатого кв. С.С.

Средний балл: 9.2

Родители: Яков Даниш (33 года) электрик. Арина Даниш (32 года) учитель, тех. колледж №.1

Братья, сёстры: нет.

Примечания по учебному процессу: первый в рейтинге класса по успеваемости.

Примечания по общению в коллективе: немногословен, но в высказываниях категоричен и язвителен, нередко выступает в роли провокатора.

Примечания по работе: опыт работы отсутствует.

Примечания по быту: за нарушением комендантского часа замечен не был. В семье обстановка благоприятная. Дважды внесен в табель молодежных дружин за уличную агрессию, в одном из случаев выступал инициатором драки. В быту небрежен.

Примечания по здоровью: особых указаний нет.

Мда, Ивлич хотя бы морды на улице никому не бил… Ладно, поживем – увидим. Даниш так Даниш, его-то какое дело?.. Такое ощущение, что в этом году весь Средний Сектор в возрасте Посвящения как с цепи сорвался.

Наставник Байн вызвал молодого Мастера в свой кабинет уже во второй половине дня, после занятий, едва лишь тот успел переодеться в чистую форму после физкультурной тренировки. День был какой-то мутный, Алексис в меру возможностей был погружен в собственные мысли, был скучен и чувствовал себя на редкость уставшим. Нового, по сравнению с Белланом Аккерсоном, Наставник Байн сказал крайне мало, и Алексис невольно злился, чувствуя себя вызванным к директору школьником, и окончательно убеждался, что кольца наставника к апрелю ему не видать, а принять это оказалось отнюдь не так просто, как хотелось бы. Ему бы радоваться, что вообще место не потерял в связи со всем происходящим, а он все никак тщеславие не смирит…

Когда Алексис отправился, наконец, домой, уже почти совсем стемнело, и за окном машины проплывали яркими огнями фонарей и витрин улицы Высокого Сектора. Это странно умиротворяло Мастера, и он вдруг задумался о том, видел ли когда-нибудь Пан Высокий Сектор таким, и тотчас, отчего-то смутившись этой мыслью, прогнал ее прочь. Наверняка видел, и наверняка ничего особенного в этом нет, вот и всё. И зачем только он снова думает не о том, о чем надо, почему всё еще не может достать эту глупую занозу, зудящую комариным укусом так долго?

Что-то происходило в Академии и, более того, имело к нему самое прямое отношение, а он не то в упор этого не видит, не то его попросту изолировали. Действительно, словно все что-то между собой решили, а ему не говорят, как сюрприз готовят, чтоб им пусто было… Или Аккерсон сказал правду, и ему, Алексису Бранту, действительно хотят собрать группу каких-то «особенных» ребят, которые оказались в Высоком Секторе волей нелепого стечения обстоятельств?.. С другой стороны, Виктору же с ними не справиться, а они теперь напарники. Даниел справился бы, но это уже невозможно, так чего гадать? А Виктора они сожрут с потрохами, тот ни оглянуться, ни поставить их на место не успеет, это даже не вопрос, только очередная головная боль. А всё же надо бы послушать, что мальчишки такого особенного о нем говорят, да и кто говорит. Да, давненько он такими глупостями не маялся, последние года полтора своего преподавания как минимум…

Алексис понял внезапно, что уже несколько минут назад зашел в продовольственный супермаркет с намерением купить еды домой, а теперь едва плетется вдоль стеллажа молочных продуктов, которые он, кстати, всю жизнь терпеть не мог, и глядит на них стеклянными глазами. Молодой человек покосился украдкой в свою корзину, словно стесняясь признаться себе, что даже мог успеть положить туда какого-нибудь, упаси Империя, творогу, и с облегчением выдохнул, увидев ее пустой. Нет, крыша едет, конечно, нещадно, но все же пока лучше, чем могло бы быть. Да пропади оно пропадом, приедет домой и по-человечески закажет доставку, собравшись с мыслями.

Проклятье, нельзя быть таким рассеянным.

Когда молодой человек вошел в квартиру, часы показывали уже начало девятого, и по стенам спальни, в которой отчего-то проходило девяносто процентов времени его краткосрочного пребывания дома, ходили блики проезжающих по улице машин и тени загораживающих стеклостену деревьев. Думать ни о чем не хотелось, равно как не хотелось ничего делать, однако Мастер всё же заставил себя выбросить из головы не дающие покоя мысли и заказать на дом продукты, так и не купленные в магазине. А потом вдруг откинуться на кровати, глядя в потолок, и прислушаться к царящей в квартире тишине. Странно, но тишина эта, нарушаемая лишь шумом проезжавших время от времени машин, внезапно почти напугала его, словно спрашивая: «Что есть у тебя?..» Тишина, всегда казавшаяся такой умиротворяющей, спокойной и настоящей, теперь словно прокрадывалась на цыпочках в комнату, желая проникнуть внутрь него, разлиться по венам вместе с кровью, задушить изнутри…

Прогнал ее внезапный звонок, поступивший на лежавший на кровати подле молодого человека WARX III: «Мать».

– Вечер добрый, Алексис.

– Добрый.

– Алексис, – женщина выдержала небольшую паузу, словно выжидая, не ответит ли сын прежде, чем вопрос будет задан, – ты помнишь, какой сегодня день?

– Третье сентября.

– И?..

– Да?

– Сегодня день рождения твоего старшего брата.

– Поздравляю.

– Не меня, а его, Алексис. Ты позвонил ему?

– Нет. – Молодой человек включил функцию видеосвязи в слабой надежде, что мать, увидев его лицо сейчас, поняла бы немного больше о его “желании” продолжать и завершила бы разговор.

– Алексис, ты похудел, – безапелляционно заявила она вместо того.

– Да, мам, я устал.

– Алексис, тебе не кажется, что пора бы уже, наконец, задуматься о семье, которая хотя бы будет ждать тебя дома с работы? Ты слишком себя изматываешь.

– Мама. Я уже много раз говорил, что ни жёны, ни дети меня не интересуют. – Алексис изо всех сил старался смягчить тон своего голоса, но это, кажется, неважно ему удавалось. – Меня интересует моя работа. Получу третье кольцо – там и посмотрим, а сейчас я не желаю это снова обсуждать.

– Как дела в Академии? – Женщина на экране планшета сокрушенно покачала головой. Удивительно, с каких это пор она сдается в своих нравоучениях так быстро?

– Прекрасно. Только и делаю, что работаю вместо того, чтобы есть и спать. Слушай, все хорошо, правда, просто очень загружен. Сейчас позвоню Алберсу, пока.

И что за тупая традиция? Рождение – это у диких, а у нормальных людей это созревание плода и покидание клиники, что шуму-то наводить?.. Бредовая дикая традиция. Интересно, старшему девятого апреля она также напоминает о дате рождения брата? Святая Империя, почему он так сильно ненавидит ее, эту женщину с идеально красивым лицом, не тронутым еще ни одной морщинкой, вечно собранными в идеально ровный пучок рыжими волосами, с кукольной жестикуляцией и кукольной же жизнью? Женщину, которая всё время пытается влезть в его жизнь, просто потому что «так надо», и которой никогда не было рядом, когда это было действительно необходимо… Алексис почувствовал, что его едва не трясет и, порывисто поднявшись, направился в кухню за стаканом холодной минералки, зажимая плечом телефонную трубку. Отличное завершение дня, ничего не скажешь…

«Алло? Привет, Алберс…»

Нельзя. Нельзя этого делать. С ними нельзя портить отношений, что бы ни случилось. Они гордятся им, даже если и не знают его – не желают его узнать, – но нужно оставаться сыном этих людей. Нужно оставаться Брантом, что бы ни происходило, и нести вперед себя своё драгоценное имя, если оно станет его пропуском в сердце Империи. Оставаться с этой сияющей на лбу этикеткой, за которой никто никогда не подумает увидеть лица. Выжать её по полной.

========== Глава 25 Каждый сам ==========

Я рассказал бы тебе всё, что знаю,

Только об этом нельзя говорить

Выпавший снег никогда не растает,

Бог устал нас любить

[* Из песни группы СПЛИН – «Бог устал нас любить»]

В новостях, тихонько бубнивших на кухне, говорили, что на северо-западе первого и второго квартала с неба опять лилась какая-то дрянь – не кислота, конечно, но кожу щипала и в темноте ночи отсвечивала голубоватым. Всеединый на сей счет красноречием не злоупотреблял: “Мы по-прежнему вынуждены расплачиваться за безответственность наших предков” – заявил он и от дальнейших комментариев воздержался. Хотя, если чуть покопаться в прошлом, то о подобных явлениях говорилось на памяти Лады уже отнюдь не впервые, пусть подробностей таких локальных катаклизмов новости и не сообщали, а уж их достоверных причин и подавно. Да, погода в этом году и правда как-то расшалилась совсем уж не на шутку… Лада раньше никогда не считала возможным, что какой-то всего лишь дождь или ветер мог нарушить весь установленный ход жизни – пусть и ненадолго, но всё же, а теперь словно все вероятности – даже самые, казалось бы, невероятные, как бы комично и парадоксально то ни звучало, – сошлись клином на одном единственном человеке – на ней самой, Ладе Карн, вернее, Ладе Шински.

Свадебная церемония много времени не заняла: заявление написали, карточку паспорта перекодировали, на новую униформу разрешение дали, в центр зачатия доступ открыли. Строгая черная шляпка хрупкой Ладе шла, несомненно, куда больше безотрадной серой, хоть и делала её бледное личико еще белее, а новая фамилия пока звучала непривычно – вот и все изменения, касающиеся формальной части процедуры. Смена места жительства, конечно, заставила их с Карлом вдоволь набегаться по паспортным столам и отделениям Службы Контроля и Регистрации Пребывания граждан, но к этой неизбежной бюрократической процедуре Лада отнеслась с удивившим её саму неподдельным спокойствием, несмотря на необходимость несколько раз отпрашиваться с работы, теряя тем самым оплачиваемые часы. В целом, однако, замужняя жизнь была, кажется, не так уж страшна, как отчего-то думалось Ладе всегда прежде – по крайней мере, никаких сверхъестественных изменений в ней не случилось, кроме, пожалуй, самого переезда, что девушка пережила стоически, сжав зубы и не дрогнув ни единым мускулом. Удивительно всё-таки, как сложно, оказывается, становится сдерживать слезы, если однажды позволил себе их пролить. Переезд дался девушки и правда нелегко: покидать стены этого дома было куда более странно, нежели пробовать на вкус свою новую фамилию, заполнять множество анкет в окошке СКРП или смотреть в лицо человеку, с которым теперь, оказывается, связана ее жизнь на многие годы вперед. Девушку не покидало пугающее ощущение, что она закрывает за собой эти двери насовсем, навсегда, что какая-то незримая стена встает против ее воли между нею и всем тем, что вот-вот может остаться теперь в прошлой жизни… И мужчина, придерживавший большую сумку с вещами Лады, стоявший подле нее в стеклянной колбе лифта, являет собой не более чем какую-то нелепую карикатуру на всё то дорогое, на то бесценное сокровище, которое так внезапно появилось в жизни девушки за столь стремительно ушедшее лето.

Ей было всё равно – внутри себя она улыбалась, и видела за закрытыми веками неизменно чуть раскосые темно-карие глаза, светившиеся теплом, любовью и жизнью.

Квартира, в которой теперь жили они с Карлом Шински, досталась молодому человеку в наследство от почившей в позапрошлом месяце тётки, сестры его отца, что, собственно, и послужило отчего-то для его родителей причиной идеи женить младшего сына, – мол, чтоб не пропадало добро даром, раз уж в одиночку он, как любой Средний, не имеет права в нее въехать. Из одиннадцатого квартала Ладу не увезли, хотя передвинуться пришлось порядочно – минут на сорок пути от отчего дома. Внешне, разумеется, это ни на что повлиять не могло и не должно было – приехать в гости в семью не проблема, можно даже все так же забирать Ину из детского садика время от времени, когда позволит график, хотя пора бы уже вообще-то и отцепляться от мамкиной юбки, когда тебе семнадцать и у тебя есть своя новая семья. Карл на этот счет ничего не говорил, однако Лада почему-то прекрасно отдавала себе отчет, что то – лишь до поры до времени, и скоро мотаться с работы под родительскую крышу станет как-то само собой «неправильно»… Сейчас она пользовалась каждой доступной ей минутой. Дело, конечно, было не в одной только Ине, да разве скажешь кому о том, что каждый раз едешь туда караулить вечно запертую соседскую дверь да совсем пропавшую соседскую девчонку? Почти каждый день, выходя с работы, Лада находила причину забежать домой хотя бы на пять минут. А кто знал об этом, кроме консьержа и никогда не спящих камер? Родители в это время еще работали, Карл и подавно, а сестренке хватало простого рассказа о том, какие из оставленных в прошлый раз вещей оказались теперь внезапно необходимы. Лада не знала, что происходило в голове малышки, подозревала ли та что-нибудь, или это невыносимое неизменное спокойствие на её личике действительно было настоящим, а не наложенной маской, но врать ей раз за разом становилось все отвратительнее – Лада ненавидела себя за это и за то, что не могла сказать правды сестре, не могла объяснить, сколь многим хотела бы пожертвовать для ее блага… Только вот это самое «благо» для маленькой Нарьи Карн определяла не Лада, но Империя и Устав, определяла Система, вне которой, как показывали школьные уроки истории, человек был не более, чем диким животным, не подвластным ничему, кроме своих бушующих страстей. И даже теперь, после стольких десятилетий Порядка, установленного Всеединым Владыкой, когда прошлое было искоренено и забыто, их отголоски всё еще слышались порой, проливаясь кислотными дождями на окраинах пограничных с Низким Сектором кварталов Среднего.

После переезда работа стала выматывать намного сильнее. Даже привыкнув вставать утром в начале шестого часа против прежнего седьмого, даже получая удовольствие от большей части выполняемой ею работы, Лада не могла отменить простой человеческой усталости, накатывающей порой внезапными волнами, опуская руки, едва не подкашивающей ноги. Дело, разумеется, было не в работе и не в вопросе раннего начала рабочего дня, и не в вопросе общественного транспорта, частенько глохнущего старыми двигателями. Девушка спрашивала себя порой: «Что я делаю здесь?» и вдруг оказывалось, что простой и очевидный ответ «Зарабатываю деньги на своё существование» отчего-то катастрофически не устраивал её. Должна же была быть какая-то другая причина, другая цель…

Карлу, например, было, наоборот, наплевать – на всё, по большому счету. Лада смотрела на этого высокого, темноволосого парня крепкого телосложения, выглядевшего на фоне хрупкой девушки и вовсе силачом, и спрашивала себя – задавал ли он себе хоть когда-нибудь такие вопросы? Они же фактически ровесники – ему лишь на полгода раньше, чем ей, мартовской, в конце осени стукнет восемнадцать. Карл работал на сталелитейном заводе, работал от рассвета и многим дольше заката, с каким-то сумасшедшем числом переработок, и дома появлялся только спать и есть, и за первую неделю совместной жизни у Лады сложилось четкое впечатление, что ничто иное его вообще и не интересует в этом мире. Но ведь так же не может быть. Или может?.. Девушка вспоминала тот разговор в бомбоубежище, когда будто кто-то другой говорил её устами, и снова и снова спрашивала себя, неужели действительно была так близка к истине? Неужели Средним Сектором правит на самом деле не страх, как она полагала прежде всю жизнь, но усталость, простая усталость, равно моральная и физическая, прививающая полное безразличие ко всему на свете, попросту не дающая ни сил, ни времени ни на что иное, кроме предписанного?.. До пятнадцати лет, до совершеннолетия, ты еще не успеваешь прочувствовать и понять этого, а после ловушка уже захлопывается, обрушивая на твою голову налоги, семью, детей, работу – и тебе не остается ничего другого как примкнуть к сонму «взрослых» – а на деле лишь попросту до безразличия уставших людей.

Первая неделя новой жизни завершалась – как, впрочем, и все предыдущие недели – в молельном доме. Родители, разговорившись с семейством Шински (а это был первый раз, когда Лада увидела всех шестерых её членов вместе), задержались где-то во дворе, а девушка, не желая держать сестренку на холодном осеннем ветру, зашла внутрь раньше прочих. Ничего нового, разумеется, как и ничего интересного на службе не происходило: те же гимны, что и всегда, те же строки, те же слова, давным-давно проговариваемые автоматически без капли осознанности.

«…и да будет каждый из нас достойно носить своё имя и статус Среднего, и да восхвалит Империю…»

Интересно, где бы и кем бы она была, если бы родилась не у своих родителей? Лада, кажется, и сама удивилась своим мыслям, всколыхнувшим внезапно сознание. Глупости, невозможно, она же здесь… А если бы она была Высокой? Или… увидела доимперский мир. Дикий мир, где люди не контролируют себя. Мысль эта словно тяжело ударила ее по голове. Нет, дикие – это очень страшно, это постоянная опасность и нестабильность…

– Лада! – Ина почти дернула ее за руку, и добавила едва различимым шепотом, – ты спишь? Я в туалет хочу…

– Нет. – Тряхнула головой та, выныривая из своего омута. – Идем, Ина, найдем папу и маму. Или сразу пойдем домой, хочешь?

Оказывается, девушка даже не заметила, как молитва подошла к концу, и Оратор благословил слушателей на день отдыха, и толпа пришла в плавное движение, направляясь к выходу, заполняя огромную залу тихим гудением пчелиного улья.

– А ну стоять, Карн. – Уже возле самого выхода чьи-то пальцы потянули рукав ее нового платья, широковатого для тонкой руки, и девушка замерла испуганно, задержав в груди последний вдох. – Больше никуда от меня не убежишь, – Лада вздрогнула, словно облитая внезапно из ведра ледяной водой, и тут же успокоилась, узнав любимый голос. И снова занервничала, едва сдерживаясь, что бы не обернуться по сторонам в поисках устремленных на нее взглядов родни, – только попробуй еще когда-нибудь так поступить, – шепот девчонки, кажется, походил более на шипение, клокотавшее разом негодованием, досадой и облегчением, – не знаю, что я с тобой сделаю… К следующей субботе, – продолжала она всё тем же едва слышным шепотом, – ты мне составишь план, когда, зачем и насколько долго ты будешь у родителей, когда будешь забирать из детского сада сестру и когда будешь заходить в магазины. А стоять в молельном доме ты будешь около четвертой колонны женской половины. Запомнила?