Текст книги "Непокорëнные (СИ)"

Автор книги: AnnaTim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

***

Все же удивительно, сколь быстро человек привыкает к хорошему (к плохому в общем-то тоже, если прожил так всю жизнь, но речь не о том): в Высоком Секторе Пану нравилось. Нравился льющийся со всех сторон поток рекламной информации, навязчиво намекающей жителям, что они не смогу почувствовать себя достойными и полноценными Высокими без предлагаемых товаров и услуг, нравилось, как выглядят люди, позволявшие себе выйти на улицу не в форме (интересно, а ему самому, кадету, можно ли появляться на улице свободно одетым? Черт возьми, он даже таких мелочей все еще не знает… Хотя это как-то даже и не представляется толком), нравилась неслыханная чистота тротуаров без привычного для пятого квартала слоя пыли, нравились красивые автомобили… И пусть здравый смысл и шептал на задворках сознания, что, чего бы Пан ни смог достичь на своем новом пути, он навсегда останется в этом сияющем мире чужим и второсортным, но было и что-то еще, что каждый раз доставляло ему удовольствие от возвращения, рисуя Средний Сектор с каждым днем все более и более мрачными красками. Да и как вернуться к той, прошлой жизни, когда в глазах бывших одноклассников он смотрится теперь едва ли не предателем, купленным Высокими за красивую жизнь, от которого и ожидать-то только доноса?.. Уже не дома там и еще не дома здесь, Пан завис где-то на границе жизней, завис так шатко и ненадёжно. Кто их знает, конечно, этих Высоких, что происходит за закрытыми дверям их квартир, но не может же оно быть хуже, чем в пятом квартале Среднего… Только, несмотря на восторг от своего нового мира, Пан чувствовал себя потерянным и разбитым на куски – слишком очевидна и ужасна была эта пропасть несоответствия между Высоким и Средним, слишком радикально требовалось ему пересмотреть все свои прежние устои и убеждения относительно всей жизни, а он не был к этому готов. Четырнадцать лет в пятом квартале дали ему совсем другой мир, и, как признать само право на существование Высокого Сектора таким, каким он оказался на самом деле, мальчишка еще не знал.

Между ребятами из группы отношения оставались по-прежнему напряженными, хотя Пану и хотелось списать это на понятную нервозность подростков, чья жизнь сделала внезапно такой резкий поворот. Пан только знал, что Кир уже заселился в общагу, а Колин, как и он сам, собирается со дня на день перевозить вещи, да это разве общение? Парни – не считая братьев – держались все больше особняком, приглядываясь друг к другу, очень разные, но Пан все же чувствовал меж ними некое единство и почему-то был уверен, что именно вместе они могли бы стать в будущем отличной командой.

Дожить бы еще до этого будущего.

А еще Мастер Оурман. Косится на него, глаз не спускает… Вообще-то этот Оурман – парень неплохой, только бы говорил не так бешено быстро и не бросал на него, Пана, такие странные взгляды украдкой. На других он почему-то так не смотрит. Или это уже привет от мании преследования?..

Первый тест написали кое-как, не радуя мастеров и наставников выдающимися высокими результатами: больше всех отличился Колин с 74 баллами, Пан замыкал список, чуть-чуть не дотянув до 60, на что Первый Мастер в ультимативной форме холодно заявил своим подопечным, что оценки ниже 75 вообще недопустимы, и на экзамене всех без исключения мальчишек можно считать отчисленными, включая Колина Кое, которому тоже, между прочим, нечем гордиться. Пан почувствовал себя втоптанным в землю и жутко разозленным – ну нет уж, он еще покажет этому проклятому Бранту, на что способен.

В перерыве перед последним учебным часом, найдя на доске объявлений ссылку “общежития” в левом углу панели главного меню, Пан пробежал глазами недлинный список фамилий первокурсников:

“Вайнке, Пан – к. 4, ком. 2-06. Антон Штоф”.

Интересно, что за парень этот Антон Штоф? В корпусах парнишка ориентировался еще не очень хорошо, стоило бы сходить найти этот четвертый, да поглядеть комнату заранее, чем тащить вещи из Среднего Сектора. Да и с новообретенным соседом познакомиться заодно…

– Антон Штоф? – Брови Алексиса едва заметно скользнули наверх, но даже этого было достаточно, чтобы уловить немалое удивление на его обыкновенно непроницаемом лице. Алексис вообще был какой-то словно бы дерганый весь этот урок, не то словно опаздывая куда-то, не то нетерпеливо чего-то ждущий… Облизывал тонкие губы и постоянно поглядывал на циферблат часов на запястье, будто время подгоняя – Пан никогда не видел его столь напряженным, что это стало бы заметно стороннему наблюдателю. Однако убегать из аудитории прежде собственных учеников, когда звонок отмерил да отрезал очередной академический час, молодой человек отчего-то не спешил, словно оттягивая именно тот момент, который, казалось бы, так нетерпеливо подгонял все занятие. Делая вид, что попал сюда случайно, мальчишка догнал его на крыльце Академии.

– Знаешь его? – Пан не был уверен, что ему удалось скрыть напряженные нотки в своем голосе.

– Знаю, – кивнул тот, – весьма… ммм… способный мальчик.

Пан едва заметно нахмурился, не сводя с него глаз.

– Что? – Холодно откликнулся Мастер. – Что не так в этот раз, придира? – Алексис Брант выудил из кармана пачку сигарет и закурил этим своим непередаваемым движением, от которого почему-то решительно невозможно было оторвать глаз.

– Просто интересно, что ты знаешь о нем, – холодом на холод, вызов принят. Пан безразлично пожал плечами, – мне с ним жить еще вообще-то. Будучи не в самых лучших отношениях с законом по кое-чьей вине. – Многозначительно добавил он шёпотом.

Алексис не сдержался и громко фыркнул.

– Во-первых, мальчик, ты «по кое-чьей вине» вообще выбрался из дыры своего родного Среднего Сектора. Во-вторых, несмотря на эти твои внезапные вспышки ревности, – надо быть совсем глухим, чтобы не услышать это поганое самодовольство в его голосе! – я могу снова сообщить тебе, что ты далеко не единственный молодой человек, с которым мне доводилось иметь дело, став мастером. Хотя Антон Штоф и провел под моим руководством лишь несколько уроков, после чего был определен в другое отделение. – Алексис сделал короткую паузу, словно сомневаясь, назвать упомянутое отделение или нет, а затем продолжил. – И, наконец, в-третьих, Пан Вайнке, не имея права разглашать информацию, касающуюся других кадетов, могу сказать тебе лишь одно: будь внимательнее и осторожнее, когда дело доходит до Антона. Догадываюсь, что это может быть отнюдь не так легко, учитывая то обстоятельство, что вы будете жить с ним в одной комнате, но все же просто имей в виду. Если, конечно, ты вообще меня слушаешь, – добавил он всё тем же, ничуть не изменившим ледяного тона, голосом.

Пан оторвал залипший взгляд от сигареты в пальцах Мастера и почувствовал, как горячеют его щеки.

– Хватит ко мне придираться. – Осадил он Алексиса внезапно четко и резко, тут же получив в ответ молчаливый, но такой выразительный взгляд, что едва не запнулся. Ах, если б только самому научиться такому самообладанию! Дыхание его стало реже и глубже, словно в попытке найти гармонию души с телом, что получалось так редко. – И хватит со мной обращаться как тупым ребенком, который ничего не понимает…

– Это почему же, позволь спросить, если ты сам не считаешь нужным признавать совершенно никаких правил и так себя ведешь?

– Потому что бесит твой самовлюбленный эгоизм, Алексис, – зеленоватые глаза мальчишки, сузившись, смотрели убийственно прямо, а тихий голос, наконец, зазвучал ровно и безразлично, – потому что ты требуешь от меня – и других – соблюдать то, на что открыто плюешь сам. В конце концов, если ты действительно хочешь чего-то от меня, – мальчишка сделал ударение на это слово, – а не «кадета Вайнке», будь готов не только брать, но и давать. А если нет, то к чему… к чему это всё было? Пусть я всего-навсего Средний, но я по-прежнему человек, а не кукла – твоя, Империи или чья бы то ни было еще.

Славься, Империя, голос не дрогнул.

Не давая Мастеру ответить, Пан развернулся и двумя шагами спустился со ступеней высокого крыльца, ногти остро впивались в ладони. И почему они никогда, ни разу не могут поговорить нормально, как полноценные граждане Империи, как взрослые люди?.. Только щеки горели от чего-то, напоминающего досаду, чему мальчишка не знал названия. Вот просто один раз увидеть запись с этой камеры – и поминай как звали. Ну он и кретин. Да чтоб Алексису провалиться…

Семимильными шагами – через двор, не оборачиваясь, обогнув западное крыло, по кривой к жилым корпусам. Территория Академии занимала не очень большую площадь, однако отведенное ей пространство было использовано настолько продуманно и рационально, что вмещало в себя, кажется, куда больше, чем то физически было возможно. Разлапистые каштаны затеняли неширокие гравиевые дорожки, ветвившиеся паутиной к корпусам, и навевали тихим шелестом своих листьев удивительное умиротворение. Кажется, внутренняя дрожь, колотившая Пана после этого вновь вышедшего из-под контроля разговора, постепенно уходила, уступая место куда более любопытству, нежели тревоге. Четвертый корпус оказался почему-то вовсе не четвертым, а вторым зданием, если смотреть на жилые строения от Академии – такая же, как и прочие, крохотная, в один подъезд, башня-восьмиэтажка из бетона и стекла, еще не сочившегося в этот светлый послеобеденный час светом плафонов и экранов мониторов.

– Нечего без дела шастать, кадет, – сухо бросил консьерж в ответ на вежливый вопрос Пана, имеет ли он право найти и посмотреть отведенную ему комнату прежде перетаскивания в нее своего немногочисленного имущества, – первый и последний раз, а то в учёте числа проходов потом проблем не оберетесь.

“А сколько раз я в туалет выхожу, вы тоже будете считать?” – Зло пронеслось в голове у парня. Вдох – выдох. Не стоит это всё его лишних нервов, правда. Пан тремя шагами взлетел на свой второй этаж и, открыв дверь в общий коридор, остро пахнущий древесиной и стружками, замер, завороженный.

В корпусе шел ремонт и несколько взмокших от жары и работы строителей клали полы, каких Пану в его жизни видеть не доводилось никогда: они были деревянными. Не бетон, не плитка, не камень или стеклоплиты, но мелкие деревянные брусочки, тщательно подогнанные друг к другу, образуя хитроумный орнамент. Кажется, такой красоты мальчишка не видел даже в Доме Управления в тот единственный раз в день второго построения, когда Алексис Брант затащил его в комендантскую. Там, кажется, был цветной камень, да разве ему тогда было до полов?.. Расколоться Империи, и это – общага для второсортных Средних? С такими-то полами, когда натуральное дерево является одним из самых дорогих материалов? Проклятые мажоры… Да чтоб им пропасть, он будет здесь жить. Совладав с волнением, мальчик прошел к номеру 2-06 и, отворив дверь, тихо ступил внутрь.

– Добрый день…

Молодой человек, сидевший за ноутбуком, обернулся и посмотрел на вошедшего первокурсника внимательно, но едва ли слишком заинтересованно. Ему было, наверное, лет восемнадцать или девятнадцать, совсем светлые, еще светлей, чем у самого Пана, волосы чуть отливали рыжиной, равно как и брови, и медово-карие глаза на красивом, хоть и немного непропорционально вытянутом лице.

– Антон, – протянул он широкую, горячую ладонь, не поднимаясь со стула, – Антон Штоф.

– Пан Вайнке, – кивнул мальчик, – мы теперь, кажется, будем соседями. Так, оглядеться зашёл, завтра въезжаю.

– А я как раз гадал, заселится ли кто-то в этом году или нет. В прошлом мой псевдо-сосед, что числился в списках, так и не въехал. Так что я, признаться, уже здорово привык жить один. Будешь меня переучивать, Пан. Позволишь сразу на «ты»?

– Разумеется… – Пан рассеянно озирался по сторонам небольшой, но очень опрятной и светлой комнаты, очевидно тесноватой для двоих (по крайней мере, от жилья в Высоком Секторе он ожидал чего-то явно попросторнее). – Надеюсь, не причинил беспокойства?

– На то оно и общежитие, – безразлично пожал плечами Антон, и пальцы его вновь понеслись по клавиатуре ноутбука, а Пану подумалось вдруг, что рядом с ним будет, наверное, очень холодно. Хотя к этому разве привыкать?..

========== Глава 16 Truth or dare* ==========

[*Truth or Dare: «Правда или действие» – игра, по правилам которой участник должен либо ответить правду и только правду на заданный вопрос, либо совершить дерзкий, глупый и просто из ряда вон выходящий поступок, не зная заранее, что именно ему предстоит.]

ОБЖ, да еще и у второго класса, Ия любила как и технические, трудовые предметы: во-первых, 23 был отчего-то одним из её любимых классов, с которым она проводила больше всего времени, во-вторых, программа ОБЖ не требовала особых религиозно-уставных отступлений, необходимых во всех гуманитарных направлениях. В конце концов, спасая себе или товарищу жизнь, об этом ты будешь думать уж точно не в первую очередь. Да и вообще, теперь, после грозы, можно было приводить наглядные примеры на уйму гипотетических ситуаций, чем Ия и не преминула воспользоваться, рассказывая детишкам о возможной эвакуации при пожаре. Класс 23, второгодки, был тихим и на удивление прилежным – конечно, по первым месяцам едва начавшегося обучения сложно было говорить точно, но какое-то непривычное взрослое спокойствие, которое они излучали, было невероятно приятно для девушки, особенно учитывая то эмоциональное если не напряжение, то уж точно пресыщение, которое так непривычно полнило Ию все это лето. И вот теперь двадцать с лишним одиннадцати-и двенадцатилетних ребятишек вперило в нее взгляды своих по-детски больших глаз, ловя каждое слово, произнесенное ее устами. Удивительно все же, как меняются эти ребята за пять школьных лет, сколь другими они выходят из этих стен в пятнадцать и шестнадцать, чтобы пройти свое Посвящение в имперских граждан… Вспоминая свои бесконечно долгие годы в колледже, Ия теперь невольно неуютно вела плечами, словно от холода. Нет, определенно младшая ребятня легче и приятнее, чем жесткие подростки – не по годам взрослые, безжалостные и эгоцентричные. Разумеется, урок не давал девушке уходить в свои мысли и свой мир в той мере, в которой ей хотелось бы, особенно теперь, когда, спустя от силы четверть часа с начала занятия, звучный голос пробил внезапно громкую связь школьных коридоров и кабинетов.

«Вниманию учителей и учащихся. Вчера группировкой Средних, незаконно проникшей в Высокий Сектор, было совершено покушение на жизнь Всеединого Владыки Святой Империи. Силами охранной организации и властями Управления злоумышленники задержаны, а жизнь Владыки находится вне угрозы. Нагло и беспардонно наведя беспорядки и смуту в обоих цивилизованных Секторах Великой Империи, преступная группировка создала немногим раньше чрезвычайную ситуацию, подорвавшую работу большинства органов и предприятий, обеспечивающих стабильное функционирование Системы, а затем обманом проникла в Высокий Сектор, представив тем самым угрозу для жизни нашего Благодетеля и всей Империи. Сегодня каждый из виновных в происшедшем был подвергнут допросу и ликвидирован, а здоровью и жизни Всеединого, равно как и целостности Системы ничто более не угрожает. Каждый из вас, слушающих эту новость Средних, может сделать бесспорный вывод о непоколебимости закона и том, что ни один смельчак и глупец, восставший против него по своей умственной неполноценности, не в силах изменить установленного Системой порядка, и лишь во Всеедином Владыке, извечном и бессмертном как сама Святая Империя, зиждется правда и светлый путь к мировому процветанию…»

Вот оно. Ия невольно оперлась копчиком о свой письменный стол, перед которым стояла, читая ученикам лекцию, потому что в ушах зашумело, несмотря на мертвую тишину, повисшую в классе. Вот оно. Покушение на жизнь Владыки… Уж ежели дошло до такого абсурда, такого безумия… И правда, видимо, Средние не все сидели сиднем, обескураженные недавней обесточкой. Неужто и правда все подстроено лишь несколькими людьми? Но как?.. И что-то отец обо всем этом знает, хотелось бы выяснить…

Гам вопросов, поднявшийся внезапно чуть ли не в каждом уголке классной комнаты, вторя ее собственным мыслям, заставил девушку вынырнуть из глубокого омута этих размышлений – дети, кажется, услышанным впечатлены были не менее нее самой, и на каждый заданный вопрос, разумеется, каждый из них требовал своего полноценного ответа, так неохотно шедшего в голову потрясенной девушки. Вернуть в класс тишину и порядок оказалось не так-то сложно, а вот пресечь дальнейшие попытки сорвать занятие целым сонмом животрепещущих вопросов – куда тяжелее. Однако обсуждение подобных тем Ия вынесла на внеклассное занятие для всех жаждущих поговорить об услышанной новости (число желающих узнать ее мнения, ответа или совета разом сократилось примерно втрое) или на дополнительное домашнее задание (последние любопытствующие тоже отпали сами собой). С этого момента, кажется, это был самый скучный и длинный урок за всю ее учительскую практику. Дети притихли, один за другим переставая вникать в информацию урока, да и самой Ие хотелось поскорее уже сбежать из этой комнаты, поговорить с отцом, поговорить с той, которая сейчас, наверное, тоже стоит, ошарашенная, замерев, в своей пекарне по локоть в муке…

Грегор Мессель вернулся ближе к ночи, притащив откуда-то упаковку душистого кофе, за что Ия готова была тут же простить ему все его промахи и прегрешения. Сварил две порции душистого напитка, сожрал добрых полкастрюли тушеной с курицей картошки, только что приготовленные Ией на «автопилоте» в состоянии какой-то полной несостыковки с окружающей реальностью, разумеется, не подумал и сказать “спасибо” за ужин, и собрался было засесть с планшетом и сигаретой в зубах за какие-то свои неведомые дела, когда дочь тихо подошла к нему и села рядом.

– Пааап… – Ия не знала, с чего начать и с какой стороны подобраться к теме, что не давала ей покоя весь день, – работы много, да?

– Ммм… – неопределенно отозвался мужчина, не отрывая взгляда от экрана.

– Из-за того, что случилось, да?

– Ммм…

– Пааап, ну скажи…. Что там случилось? Ну, на самом деле…

– А у вас объявления не было на работе?

– Было, но… Ты же больше зна… – подумает еще, что она не просто так выспрашивает.

– Да что там знать-то, – отмахнулся тот, подняв, наконец, взгляд на дочь, – мальчишка из третьего квартала, сама понимаешь, какой это уровень. Ну, не то знал, как и к кому подмазаться, не то заговорщики его вытащили в Высокий после Посвящения – дикие их там разберут, уроды маленькие. Бред вообще, куда они в Академии смотрят? Я всегда был против этих их Средних “приемышей” – вот и получили по полной за свои благие идеи, а чего они хотели? Мастера, мастера… мальчишки сопливые эти их мастера, им не внедренных воспитывать, а самим бы за партой посидеть. Внедренные – это прекрасно, только чистой воды идиотизм – выставлять Средних, да еще и детей, против своих же, они ж безвольные тряпки… Играют в войнушку да шпионов – а как что на деле случилось, так все сразу попрятали головы, страусы, то ж мне…

Брюзга. Злая обида комом встала в горле девушки от тщательно скрываемого, но все равно каждым вставшим дыбом волоском ощутимого отвращения в тоне голоса Высокого. Конечно, Средние – это “они”, он-то тут ни при чём… Хотя и про Высоких-то он, оказывается, не многим лучше отзывается – Ия даже удивилась. Святая Империя, как бы она хотела не ненавидеть этого человека, а просто, как и полагается по Уставу, ничего к нему не испытывать… Кто там кого воспитывает против своих, какие мальчишки?.. Слишком много отрывочной информации, полученной в ответ на заданный вопрос, совсем не той информации, которую хотелось услышать, но в которой разобраться было бы тоже до одури интересно (на свою голову, знает же, что в дела Высоких лучше не соваться совсем). Мозг лихорадочно старался повторить про себя и запомнить каждое отцовское слово…

И все же. Значит, Средний мальчишка из третьего квартала? Одного из самых дурных, бедных и обделенных вниманием кварталов… Да, не мудрено, ребята оттуда, наверное, и не такое сумеют, дай только волю. И все же, в уме не укладывается, как ему это могло удаться. Даже в Высокий-то Сектор попасть, не то что до самого Владыки дойти… Ох, что-то Лада скажет на это безумие? Один, в Высоком Секторе, в несчастные пятнадцать лет отдать всё за единственную попытку… Мурашки побежали по ногам Ии от этих мыслей. Имперцы – ясное дело, но знать, что есть кто-то, кто-то совсем рядом, может, в соседнем доме, кто готов променять свою такую недолгую жизнь на… Ия сжала и без того искусанные губы в напряжённую линию, чтобы не дать им внезапно задрожать, и это напугало ее – жалость к мальчишке-преступнику из деградирующего третьего квартала, которого сама она и вовсе отродясь не видела… Совсем что ли крыша слабину дает?..

***

Это были мучительные два часа. Кажется, в переговорной собралась почти вся управленческая верхушка кроме, даром, самого Всеединого и пары его ближайших помощников, и каждый из присутствующих стремился задать как можно больше вопросов насчет мальчишек-кадетов, обряда Посвящения, насчет Оурмана (которого, кстати, здесь сейчас почему-то не было) и некоторых других людей, с кем Алексису доводилось иметь общение в последние месяцы.

Отвечать на их многочисленные вопросы, рассказывать о мальчишках все, что он знал, наблюдал и успел понять, проанализировав, было почему-то совершенно омерзительно, словно лезть голыми руками внутрь живого человека, и Алексиса немало удивило это чувство. Рассказывать все, что знаешь, и почти все, что можешь, чтобы равно не создать впечатление недосказанности и не подставить под удар того, кому это сейчас ох как не нужно… Алексису было мерзко. Нервное напряжение сменилось холодной собранностью, а тошнотворное презрение пришло вместо первого испуга. Он – мастер, он не имеет права держать секретов от Империи. Так почему же происходящее вызывает в нем волну таких отвратительных чувств? И где, чтоб его, Оурман, он-то что и о ком расскажет?

Проклятье, а ему самому, кажется, и правда ничего не собираются объяснять. Алексис стиснул зубы. У какого из этих болванов хватило ума так нарваться? И такой отчаянной дерзости идти просто напрямую к гибели… Спасибо старшему Бергену, хоть ввел в курс дела, а то эти снобы, похоже, опять почитают его, Мастера Бранта, за зазнавшегося мальчишку, которому не обязательно быть при делах. Волна гнева вкупе с не отпускавшим беспокойством разлилась по телу молодого человека. Допрос был долгим, детальным и жестким, без объяснений и церемоний, будто сам Алексис был виновником происшедшего – хотя, чего душой кривить, конечно, был, слепец, настолько поглощенный собственным безумием, что проворонил самое главное. Или это Вайнке так просто обманул его? Что-то внутри надорвалось от этой жуткой мысли. Нет, нет, прочь, не может быть.

Алексис чувствовал себя провинившимся ребенком, которому взрослые даже не снизойдут объяснить, что, собственно, происходит, и чего именно ждут от него самого – признаться, чувство это немало нервировало, если не сказать ужасно злило: в конце концов, он мастер, а не кадет, и ему, как и остальным присутствующим в кабинете, должно быть в курсе происходящего. Кристоф Берген тоже был здесь – впрочем, немудрено, ведь он преподавал первокурсникам Бранта основы экономических структур (какие уж им экономические структуры, право, когда они первые главы Устава-то нормально выучить все еще не в состоянии), но шанса и подходящей минуты сказать ему простое слово благодарности за преждевременный звонок Алексису так и не выпало. В общем-то, кому оно надо, такая мелочь, но отчего-то искренне хотелось, даже если б и выглядело несколько странно и непривычно. И все же эти два часа выжали его, кажется, до последней капли, еще оставшейся в организме на фоне последних безумств, когда Мастер сел, наконец, за руль своего автомобиля и направился домой, милосердно выставленный высшим начальством из кабинетов Академии. Неудовольствие и какой-то презрительный гнев грызли его изнутри, заполняя все мысли лишь одним-единственным вопросом: «Кто?» Кто, дикие всё забери, ввязался в эту дрянь? И как, Святая Империя, заговорщику удалось забраться так далеко и так глубоко? Как не заходил еще ни один из Средних. Информации катастрофически не хватало, и напарник звонок за звонком не поднимал трубку.

Уже совсем поздно ночью, отключив, наконец, свой обожаемый WARX III, молодой человек устало повалился на широкую кровать, такую одинокую в просторах полупустой спальни, неровно освещенной уличными огнями, пробивавшимися сквозь зелень деревьев перед стеклостеной. Стянул майку и, оставшись в мягких домашних штанах, не стал даже укрываться одеялом. Ну и деньки пошли, один покруче другого… Когда это все заварилось – неужто еще в мае, когда он вымок до нитки в этой дурацкой школьной форме Среднего и почему-то встретился взглядом с нескладным зеленоглазым мальчишкой? Алексис ни за что не поверил бы, что одна встреча может изменить всю дальнейшую жизнь, но судьба, кажется, всеми силами стремилась его в этом переубедить. Прошло два месяца – и что? Всё с того дня летит кувырком и наперекосяк. Ох, Пан… Неужто и правда Пан, дурная твоя голова…

Жуткая усталость – более нервная, чем физическая, хотя и последняя тоже, – навалилась ватным комом, подмяв под себя Высокого, стремительно вдавив в глубокий сон без сновидений и головной боли, чего у молодого человека так давно уже не было, как, не прошло и часа, настойчивый телефонный звонок выдернул его из приятного забытья. Вспомнив, кажется, все возможные и невозможные проклятья, которые знал, Мастер, не открывая глаз, нашарил ненавистно вибрирующее устройство где-то под подушкой и снял трубку.

– Алексис… – голос Даниела звучал тревожно и спешно, тихо почти до шёпота и чуть хрипловато, что сонный Высокий даже не сразу узнал его. – Алексис, старина, мне крышка, – нервный смешок, отчетливо слышимый на другом конце провода, ввел и без того не проснувшегося Мастера в окончательный ступор, а напарник меж тем продолжал, не давая ему вставить и слова, – это был Ивлич, представь? «Мой» Кир Ивлич среди тех, кто стрелял во Второго. Насмерть его застрелили, я знаю, что тебе не сказали. И не скажут. А Кир меня перехитрил, всех нас… Короче, Брант, ты же дельный парень. Не ломай все, слышишь? – Алексис невольно вздрогнул, все более и более потрясенный каждым словом напарника и таким непривычным тоном его голоса, и окончательно проснулся. – Я тебе не нянька, ты сам все понимаешь… Короче, я не знаю, что будет, Брант. Со мной и со всем прочим. Империя ходуном ходит под ногами, чувствуешь? То одно, то другое, ты тут еще… – Даниел не то хмыкнул, не то недобро фыркнул. – Ладно, время. Счастливо тебе там… дальше. Прощаюсь.

Короткие гудки в трубке оборвали голос молодого человека, но Алексис так и остался еще несколько минут сидеть, слушая их, вперив невидящий взгляд в темноту комнаты. Жуткое ощущение, что он слышал этот голос в последний раз, грызло сердце молодого человека, заставляя волосы на голове шевелиться.

«Насмерть»…

Разумеется, никто не должен знать этого. То, что за именем Всеединого Владыки стоят три человека, являлось одной из наиболее строго охраняемых тайн Империи, к которой не допускался ни один, кто не прошел бы по целому ряду критериев: и пол, и возраст, и статус, разумеется, должность, и еще огромное количество прочего. Второй убит, Святая Империя… Убит Средними, убит, быть может, самим студентом его напарника, а он даже не знает, как все произошло…

Даниел, проклятье, как?..

А утро следующего дня началось с дивного известия о том, что напарник Алексиса Бранта смещён со своей должности, и место его займет отныне Виктор Берген – младший брат звонившего накануне наставника, Кристофа. Виктора Бергена, получившего кольцо всего лишь в прошлом ноябре, Алексис едва знал, но перспектива заиметь его в новые напарники, мягко говоря, не приходилась ему по душе. Такой зеленый мальчишка (не имеет значения, что Виктор на полтора года старше него самого) – и в группу этих бездарей первокурсников, среди которых один оказался мятежником и террористом, а другой… Расколоться Империи! Кажется, еще никогда личная выгода Алексиса не шла настолько вразрез с рабочими обязанностями и долгом Высокого.

Разумеется, среди кадетов в классе одно место пустовало. Мальчишки, кажется, были озадачены этим, ведь пропуск занятия без веской на то причины был чреват отчислением (а что стоит на самом деле за этим «отчислением» никто старался не спрашивать и не вникать), и обеспокоены известиями, и в комнате висела напряженная тишина, время от времени подогреваемая чьими-то вопросительными взглядами. Алексис сделал шаг в классную комнату, подавив глубокий вздох не то усталости (уснуть той ночью ему больше так и не удалось, и теперь лицо, которое он увидел в зеркале перед выходом на работу, имело под глазами круги почти того же глубокого синего цвета, что и сами глаза), не то облегчения, что вторая парта у окна по-прежнему занята тем же, кем и всегда.

– Кадеты. Не сомневаюсь, что все вы уже в курсе последних известий – и на данном этапе я воздержусь от каких-либо комментариев к ситуации, хотя не сомневаюсь, что мы еще не раз коснемся этой темы на наших занятиях. С особо желающими мы можем поговорить на личных встречах в моём кабинете. Сейчас же пустые разговоры лишь займут время, необходимое для вашей подготовки. – Алексис задумчиво пожевал губы, переводя взгляд с одного лица на другое, потом продолжил без долгих церемоний. – Место Второго Мастера займёт на неизвестный пока что срок Мастер Берген, Виктор Берген, вы с ним познакомитесь на следующей лекции. Я по-прежнему остаюсь вашим Первым Мастером, имейте в виду – вас будут ставить в известность всего, что вам должно знать. А пока перейдем к делу.

Лекция вышла донельзя по Уставу – механически бесстрастной, четкой и лаконичной. Мальчишки, по всей видимости, улавливая его настроение, молчали как рыбы, не решаясь озвучить ни одного из вопросов, чему Алексис был несказанно рад, хотя и не сомневался, что вопросы эти наверняка в немалом количестве крутились в их головах. Они еще поговорят, непременно, ведь заполнять мозги ребят тем, что необходимо, и ограждать от всего прочего – его прямая обязанность, но все же не теперь, когда не хватало только самому опростоволоситься из-за острой нехватки информации. Пусть лучше денек молча побоятся его нынешнего угрожающего вида – всем на пользу пойдет. К счастью, лекций сегодня было только две – первая и четвертая, с большим перерывом между ними на решение личных вопросов, чем Мастер и не преминул заняться, едва часы отбили десять утра, а именно – окончание первого урока.