Текст книги "Непокорëнные (СИ)"

Автор книги: AnnaTim

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

Да и сколько еще дальше так – по однообразному кругу день за днем, до тошноты – всю жизнь? А если не здесь, если там, дома, в Среднем – разве что-то сильно отличалось бы? Пан еще раз посмотрел на них – мальчишек в кадетской форме, Мастера, что-то рассказывающего им по новой теме, случайно встретился взглядом с устремлёнными на него глазами Колина и понял внезапно, что дело не в учёбе в Академии, и не в каких-то из вчерашних слов Марка, не в их с Алексисом странных отношениях, и не в проклятом Антоне Штофе с его чудовищными экспериментами… Дело в том, как ужасно Пан устал всё время делать вид, что всё в порядке, всё нормально, что снова и снова он ничего не чувствует.

– Слышал, ты взял дополнительное задание. – Обратился к нему Антон, отрываясь от экрана своего ноутбука, стоило соседу только появиться на пороге их общей комнаты после занятий. Даже проторчав добрых полчаса на крыше, Алексиса мальчишка так и не дождался, хотя, несмотря на удручающее желание поговорить с ним, разговор этот сейчас ему представлялся слабо. А, может, и к лучшему это всё, чтоб не сорваться на ком не надо, слишком уж разбитым он чувствует себя весь день.

– А это имеет значение? – Безразлично пожал плечами Пан. Всё-то он знает… Как будто и правда готовил вопросы еще с самого вчерашнего вечера.

– Очевидно, имеет, раз ты согласился, когда у тебя был выбор. – Всё так же спокойно отозвался сосед. – Ты из-за него что ли вчера пропадал до ночи?

– Отчасти. – Совсем уже сухо бросил Пан, делая вид, что внимательно изучает список необходимых к подготовке назавтра глав. Как же ему уже надоели все эти домашки, кто бы только знал. Особенно когда голова и так не в ту сторону работает.

– Странно, что вам сейчас предложили этим заняться. – Нет, ну он когда-нибудь уже заткнётся? – Задание-то не для первого курса. И многие согласились?

– Двое. Из четырёх. – Интересно, если ему соврать, что он сделает? Почему-то уверенность, что Антон и без того знает ответы на все свои вопросы, давным-давно укоренилась в сознании мальчишки.

Штоф задумчиво кивнул, явно погружённый в какие-то свои мысли.

– В общем, если тебе нужна будет помощь – обращайся. – Произнес он, наконец.

– Нет, спасибо. – Решительно посмотрел на него мальчишка, едва справляясь с изумлением. “Приехали. Помощник тоже нашелся… Чего он от меня хочет?” – Думаю, я как-нибудь сам.

– И всё же имей в виду. – Повторил сосед, когда его телефон вдруг гулко завибрировал на столе.

«Привет. Да, всё в порядке. Да, работаю, конечно. Что Анита? О. Ну поздравляю…» Хоть Пан и старался не вслушиваться в его разговор, отдельные фразы всё же доходили до его сознания, не в первый раз заставляя мальчишку возвращаться к безрадостным мыслям о том, зачем ему самому вообще нужен теперь этот проклятый телефон, когда о его существовании дома вспоминают от силы раз в пару месяцев?

– Я стал дядей в третий раз. – Безразлично объявил Антон, откладывая телефон и возвращаясь к работе. Пан даже не сразу понял, что последняя произнесенная реплика была адресована ему.

– Что?

– Третий ребенок у моей дражайшей сестрицы, – все с тем же спокойным безразличием пояснил тот, – кстати, у тебя есть братья или сёстры?

– Нет, – автоматически отозвался Пан, потом вдруг спохватился, – то есть, уже почти есть. Сестра.

Антон, кажется, открыл было рот спросить что-то еще, но дверь в комнату в этот момент тихо приоткрылась, и в ней, к немалому удивлению Пана, показалась взъерошенная голова Колина.

– Вечер добрый, – кивнул он Штофу, потом повернулся к Пану, – прогуляться не хочешь?

Наверное, во взгляде Пана облегчение и благодарность читались слишком уж очевидно. Мальчишка лишь кивнул с деланной небрежностью, откладывая планшет, и выскользнул из комнаты следом за одногруппником, надевая на ходу свой форменный черный плащ.

– Спасибо, – коротко бросил Пан, едва только двое подростков оказались на улице за воротами Академии, – ты прям вовремя появился. Не могу я с ним в одном помещении находится, хоть что со мной делай. Опять он допросы устраивает… Хвала Империи, несколько месяцев до выпуска осталось.

– Смотри, неизвестно, кого еще потом подселят… – чуть усмехнулся мальчишка в ответ, щёлкая зажигалкой, потом заметно посерьёзнел. – Как думаешь, в чем дело? – Скользнул взглядом по лицу Пана, спешно затягиваясь.

– Ты о чем?

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся Колин, выдыхая легкое облачко дыма. В светло-карих глазах блеснула тень укора, – не прикидывайся, что не замечаешь, всё равно не поверю. Ты, конечно, под дурака косить умеешь, но ду’аком же и надо быть, чтоб этого не понять.

– Я смотрю, у тебя талант к сомнительным комплиментам, – хмыкнул Пан, но Колин, по-прежнему удивительно серьезный, пропустил его колкость мимо ушей. Покинув территорию Академии, мальчишки дошли почти до поворота и остановились возле ограды, сливаясь черными тенями с вечерней темнотой.

– Я о Масте’ах, Пан и о том, что никогда в жизни не чувствовал на себе постоянно чей-то взгляд так ост’о. – Тревожно продолжил он. – Так и до паранойи недалеко. Зачем мы им сейчас? И кто из нас, инте’есно знать.

– Думаешь, кого-то снова ищут? – С деланным безразличием отозвался мальчишка, всё больше поражаясь, насколько непохожим на привычного себя был сейчас Колин Кое. – Ничего же вроде не происходило…

– Они всегда ищут, нет разве? – Хмуро и очень тихо бросил Колин, отправляя окурок в урну. Ненадолго замолчал, пропуская идущего мимо пешехода. – Только иногда более отк’ыто, а иногда – менее. А Антон твой только добавляет штрихов в ка’тину. Наверное, здорово было бы учиться в нормальной группе, да? – Вдруг ещё тише и почти даже грустно произнёс он, не отрывая взгляда от асфальта под ногами. – Где люди не исчезают с’едь бела дня и где поговорить хочется – и возможно – со всеми, а не только с одним человеком. Всё же держалось только на Мастере Бранте с… тем. Он один сейчас всё не уде’жит, а Мастеру Бе’гену мы да’ом не сдались. Ты не замечал, как он на меня смот’ит? Как на Стефа все тогда смотрели – как на уще’бного. Ущерррбного, – с усилием выговорил по буквам Колин, и голос его становился всё горячее и почти даже злее, – всё-таки, как ни к’ути, а, выходит, так мы и будем всегда никому не нужными С’едними – здесь или там, какая разница?

– Ты чего это вдруг нюни-то распустил? – Не без удивления взглянул на товарища Пан. Ничего себе его проняло… Тот лишь передернул плечами.

– А сам-то не об этом ‘азве сегодня думал? – Усмехнулся мальчишка, отворачиваясь. Что-то в его позе неожиданно привлекло внимание Пана, когда вдруг он понял, что уже несколько минут Колин повторяет за ним каждое его движение. «Он, что, пытается под меня подстраиваться?» – Изумлением пронеслось в его голове. Официально, конечно, их этому ещё долго никто бы не научил, да и сам Пан имел о подстойке лишь поверхностное представление, прочитав пару статей после нескольких заинтересовавших его фраз, брошенных в начале семестра Мастером Оурманом, однако маленькое открытие, что Колин пытается проводить над ним эксперимент, озадачило мальчишку. И на удивление позабавило вместо ожидаемого негодования. Да что с ним такое? А Колин меж тем снова погрустнел и продолжил свои неожиданные откровения. – Надоел мне весь этот ци’к. У каждого свои цели, ясен фиг, но всё это давно уж стало куда больше походить на лицемерие, чем на игру актё’ов-недоучек. Помнишь, ты мне как-то сказал, что нам однажды станет невозможно дальше молчать и рано или поздно придётся начать гово’ить? Я об этом раньше-то как-то не думал особенно, а теперь всё из головы выкинуть не могу – до сих пор. Ко’оче, Пан, не знаю я, что у тебя на уме, но оно мне нравится всяко больше, чем то, что у А’тура или Ники. Аналитик из меня, конечно, не фонтан, но разглядеть-то кое-что я могу. П’осто хотел, чтоб ты знал, что я, если что, на твоей сто’оне.

Пан коротко выдохнул и качнул головой.

– Спасибо, Колин… – только и смог произнести он в ответ. Интересно, у Колина есть кто-то вот так же несбывшийся, с которым нельзя и без которого невозможно? По которому он так же никогда не перестанет тосковать и которому никогда не найдёт замены, даже если сможет заставить себя довериться кому-то еще… Потом, спустя несколько молчаливых минут, уже возвращаясь к воротам, ведущим на территорию Академии, спросил, почему-то немало смущаясь, – ты поэтому меня гулять что ли вытащил?

– Да. – Колин вдруг посмотрел ему прямо в глаза. – А то вд’уг они найдут того, кого ищут, и шанса это сказать уже не будет.

Что-то внутри мальчишки словно замерло, похолодев. И на кого из них двоих он сейчас намекает? И что он успел понять? Вот тебе и паранойя, приехали. Так ничего и не ответив, Пан зашел следом за одногруппником в жилой корпус и, кивнув в знак прощания, отправился на свой второй этаж, оставляя Колина на проходной дожидаться лифта.

========== Глава 58 Шах ==========

Though we never thought that we could lose

There’s no regret

If I had to do the same again

I would, my friend, Fernando*

[*Англ. «И хотя мы никогда не думали, что можем проиграть,

Сожалений нет

И если бы мне пришлось снова сделать то же самое,

Я бы сделала, друг мой Фарнандо»

Из песни группы ABBA – “Fernando”]

Ждать пришлось достаточно долго, но самым дурным и неприятным было, как ни удивительно в этой ситуации, то, что, даже стоя так близко к Ладе, девушка совершенно не могла ни снова сжать её ладонь, ни поговорить с ней – какое там! – лишний раз на нее взглянуть. Хотя, почему не могла?

Ия повернулась к ней и посмотрела в любимые глаза мягко-карего цвета, и увидела в них, наверное, то же, что и Лада могла увидеть в её: спокойную решительность, свет и безграничную любовь, переполняющую девушку изнутри. Ни тени того страха, который наверняка, как и саму Ию, снова и снова парализовывал её изнутри. Словно что-то внутри нее – всё плохое, злое, едкое, трусливое и сомневающееся – выключилось щелчком какого-то невидимого рубильника, оставив лишь свет, тепло и любовь. Ничто не имеет значения – ничто, кроме этого, кроме тех лучей, что рвутся из переполненной груди в желании объять весь мир, зажечься искрой в каждом сердце…

В голове было удивительно пусто и спокойно, словно сейчас всё это происходило не с ней, а с кем-то другим, не настоящим, туманной фигурой, которая не может вот так просто кануть в небытие, проиграв это странное сражение, эту безмолвную войну, которую они с Ладой затеяли, оказывается, всерьез и по-настоящему, и которая не была детской игрой, как порой казалось девушке. Мысли о том, кто, куда и, главное, зачем мог забрать их с Ладой провокационный плакат маячили где-то на задворках сознания, едва ли представляясь сейчас такими уж важными. Так, значит, тогда, под новый год, ей действительно не показалось, что кто-то кроме них двоих был в тёмном павильоне… Ия думала о том, что она может предпринять сейчас, что может изменить – бежать? Сопротивляться? Молчать? – и приходила в итоге лишь к спокойному принятию происходящего. Страха не было, только минуты текли мучительно долго и медленно, пока телефон одного из мужчин не зазвонил, и они не направились в сторону выхода, отослав рядового Курсваги с сестрой в административный корпус, к остальным.

На пути до ворот Парка Славы странной делегации повстречался из всех знакомых девушкам ребят только Кай – замерший на миг, словно запоздало понимая, что могло произойти, и тотчас со всех ног бросившийся куда-то в глубь аллей. Что ж, если знает Кай, то знают, можно считать, все. Возле самой ограды Парка стоял припаркованный фургон серо-желтого цвета, такой же пыльный и грязный, как и сухой, почти уже весенний асфальт под их ногами, возле открытых дверей кузова двоих девушек и их конвоиров ожидал среднего роста мужчина в подобного же цвета форме.

– Ты?.. – Только и смогла выдавить из себя Ия, которая едва ли могла сама понять, что именно потрясло ее сильнее: то, что это был её отец, Грегор Мессель, или что он, как и прочие, был одет в рейдерскую форму, какой до этого она на нём никогда не видела. – Почему ты?..

– Помолчи, пожалуйста, – тихо произнес он, подхватив под локоть и подсаживая в высокий фургон обеих девушек по очереди. На какое-то мгновение взгляд Ии встретился со взглядом Лады, отряхивающей подол своего чёрного платья прежде чем опуститься на скамью, привинченную ко внутренней стене фургона, и вместо былого спокойствия девушка увидела в нем теперь мрачную, почти злую решительность, уверенность и удивительное достоинство, с которым та расправила юбку и выпрямила спину, сев в фургон.

Словно её едут короновать, а не ликвидировать.

Ия почувствовала, что едва сдерживает улыбку, глядя на свою спутницу, и поняла, что на самом деле не имеет ни малейшей крупицы надежды на спасение.

– Что происходит, пап? – Негромко произнесла она, когда двери кузова затворились, тяжело стукнув друг о друга, и клацнул засов снаружи. Девушки сидели на неудобной металлической скамье, узкой и решётчатой, холодно врезающейся в кожу даже через юбку и колготки, и двое мужчин сидели напротив них – Грегор Мессель и Альберт Лоу, до ужаса похожие друг на друга в своей одинаковой форме.

– Ты смотрела то, что не имела права смотреть, – коротко бросил первый. Потом пояснил так же сухо, – мой компьютер. По крайней мере, с этого всё началось. Ты же помнишь, что как-то просила проверить почту, а мне нужно было уйти?

Святая Империя сохрани, нет даже смысла отпираться. «И это всё? – больше всего хотелось сказать ей, – несчастный компьютер полгода назад – это единственное, из-за чего вы развели тут такую шумиху, не зная о плакате?»

– …а потом всплыло много другого, – добавил Грегор куда более мрачно, – всплыло, когда я подал апелляцию, и они начали всё проверять. Твои сомнительные вопросы на уроках, твой страх, из-за которого ты пешком таскаешься на девятнадцатый этаж, общение с этой… девчонкой… – мужчина качнул головой в сторону не отрывавшей от него глаз Лады, по-прежнему не проронившей ни слова, – у меня нет слов, сколько всего всплыло. Я-то уже как наивный школьник поверил, что сейчас всё, наконец, образумится… А потом пошли камеры в Парке. И ваши… поцелуи. Смех. – Ия ощутила, как резко горячеют её уши от этих слов. Проклятье, как они могли?.. Девушка вдруг почувствовала себя словно облитой грязью и ужасно, невыносимо уставшей. Так вот, значит, что они нашли. – Ваше счастье, что звук на тех камерах еще не отлажен – представить дурно, что там можно было бы услышать.

– Теперь твою апелляцию отклонят, да?

– А ты как думаешь? – Холодно отозвался отец, потом чуть смягчился, и голос его зазвучал не более чем устало. – Ах, Ия, ты вообще понимаешь хоть чуть-чуть, во что ты ввязалась?

– Конечно, понимаю. В том-то и загвоздка, что я слишком много понимаю, пап. – Девушка говорила спокойно, но решительно, без излишней горячности, однако достаточно эмоционально, чтобы напроситься на замечание. – С нами или без нас, но Империи не выстоять, потому что однажды люди поймут, что их дурачат. Что невозможно взять и выключить то человеческое, что Система зовёт диким. А главное – что такая жизнь не стоит и выеденного яйца. Мы такие, какие мы есть, мы люди, а не просто куски мяса – к сожалению для Империи. И когда люди это поймут, вам лучше бы быть на нашей стороне.

– Довольно об этом, – холодно посмотрел на нее Грегор Мессель, – ваша эмоциональная нестабильность и без антиимперской агитации является достаточным основанием для обвинений.

– Мы стабильны, папа. – Мягко, уже без былой режущей холодности отозвалась девушка. – Наша стабильность – чувствовать, ваша – делать вид, что не чувствуете. Мы с вами одинаковые внутри, только по-разному себя ведём. И не потому что вы можете сдерживать себя, а мы – нет. Потому что мы хотим счастья, а вы – покоя. Знаешь, пап, беда ведь не в том, что тысячи людей взяли за аксиому, что им всё равно, – беда в том, что им не оставляют выбора, не показывают другой путь, не позволяют выйти из замкнутого круга – наоборот, только глубже и глубже заталкивают назад…

– Но почему, Ия? – Совсем тихо произнёс Грегор, непонимающе качая головой. – У тебя прекрасное образование, хороший уровень жизни, интересная работа… Почему ты оказалась на этом пути? Таком глупом и безумном… Из-за неё? – Глаза мужчины скользнули взглядом в сторону Лады.

– Потому что я дикая, папа. – Горячо прошептала Ия, с вызовом глядя в глаза отца, такие же тёмные, как и у нее самой. – И всё, что я делаю, думаю и говорю, – это мой собственный, осознанный выбор, и я готова им гордиться.

– Мы готовы. – Поправил её тихий, но твёрдый голос, и холодные пальцы Лады сжали ладонь Ии.

– Мы готовы, – эхом повторила за ней Ия, – потому что нам не всё равно.

Грегор Мессель набрал полную грудь воздуха и медленно-медленно выдохнул. Потом извлёк из нагрудного кармана пачку сигарет и, щелкнув зажигалкой, закурил. Не спросив позволения, Лада последовала его примеру, улыбнувшись самым уголком губ, когда Ия удивленно взглянула на нее, но мужчина не дал девушкам продолжить этого безмолвного разговора.

– Не помню, Ия, может быть, я упоминал уже… – Медленно и словно бы всё ещё неуверенно произнёс он. – Макс Герц – сын Адриана Герца, моего бывшего сослуживца, мы всё еще поддерживаем общение… Нас – и вас – было пятеро в эксперименте. Макс – тоже сын Низкой. Я думал… когда это всё еще не всплыло, что, если вы с Максом поженились бы, это могло бы стать продолжением эксперимента – и последним аргументом для меня самого. Но она все-таки оказалась права… – Грегор Мессель качнул головой и поднял на дочь глаза, полные такой безнадежной и темной горечи, что Ие стало почти страшно, и сердце, и без того глухое, пропустило удар.

– Кто? – Выдохнула она, заранее зная, какой ответ получит. – Скажи, мне же теперь нечего терять. Да и тебе.

– Твоя мать, конечно. – Грегор выдохнул облако дыма, разглядывая неровный пол у себя под ногами. – Когда сказала, что ты будешь похожа на нее, а не на меня. Накануне ликвидации.

– Как ее звали? – Воздух сипло прошелестел по пересохшему горлу.

– Я не помню. Для нас она была Номером Два.

Слабая улыбка, теплым цветком распустившаяся внутри девушки, не смогла заглушить хлынувших из глаз слез, которых теперь уже не было смысла скрывать.

«Спасибо, мама. За то, что дала мне сердце».

***

Пан всю следующую неделю выглядел измученным – не уставшим, не грустным, не ушедшим в себя, но измученным и опустошённым, а в пятницу, сразу после их визита в «Бункер», судя по всему, еще и совершенно не спавшим. Напрасно всё-таки Марк не сказал Пану того, что сказал ему самому, Алексису Бранту. Такими темпами Пан себя, глядишь, скоро совсем сгрызёт.

А вообще, думая о Пане в связи с последними событиями, молодой человек почему-то всё чаще вспоминал слова своего бывшего напарника, ударившие словно гром среди ясного неба тем жарким июньским днём: «…либо ты остаешься в игре, либо ломаешь две жизни», – и тем глубже Алексис задавался вопросом, что же на самом деле значит это самое «сломать», так ли много он испортил – если принимать это слово его синонимом – в своей жизни, открыв для себя чувства, музыку, искренность, доверие?.. За Пана, конечно, думать было сложнее, да вообще-то и не очень хотелось, слишком уж мало, несмотря ни на что, он на самом деле знал о той жизни, на которую так часто пенял ему мальчишка. И всё же вечер в «Бункере» словно давал Высокому понять, что не так уж много нового открыл он на самом деле Среднему, как тот – ему самому. Но сейчас Пан выглядел опустошённым и нервным, закрытым от всего мира на добрый десяток тяжёлых замков, даже когда подошел на одном из перерывов, бросив натянутое «Надо поговорить».

Разумеется, надо…

Мало что Алексис ненавидел так люто, как собственное бессилие.

Встретиться, правда, удалось лишь к концу следующей недели, в четверг, когда занятий и у того, и у другого было не так много, как в прочие дни, и, хотя свободного времени всё равно ни на что отчаянно не хватало, почти час на эту встречу Алексису выкроить всё же удалось. В парк не поехали, просто прошли бок о бок несколько улиц, стараясь не привлекать ничьего внимания тихим разговором.

– Что-то случилось? – С тревогой взглянул на мальчишку Высокий, едва только тот подошёл.

– Колин что-то знает. Или делает вид, что знает. Как человек человеку, не как кадет мастеру. – Прибавил Пан, пытливо и как-то почти вопросительно взглянув на Алексиса.

– Конечно. – Кивнул тот. – Что именно? – Еще более тревожно спросил Высокий. Вот уж, откуда не ждали.

– Поди разбери его. – Всё так же безразлично пожал плечами Пан. – Выспрашивает, что я думаю о происходящем. И говорит, что он ” на моей стороне”. Мило, конечно, но не с моей теперешней паранойей. Я ему на самом деле доверяю, но хотелось бы понимать, что происходит в его башке. Да и не настолько доверяю… – Добавил мальчишка чуть мрачно.

– Спасибо, что сказал. Хотя с такими новостями лучше бы не тянуть. Попробуем разобраться, ко мне он тоже вроде неплохо относится… Ты сам вообще как? – Снова взглянул на него Алексис, не в силах скрыть тревоги. – Всё в порядке?

– Ну да.. – пожал плечами мальчишка.

– Я имел в виду тот вечер. Ты же всю неделю витаешь где-то далеко отсюда такой грустный, что смотреть больно.

– Да нормально. – Как-то совсем безжизненно повторил Пан, глядя себе под ноги. Ну зачем он спрашивает? – Я знал, что так и будет, если он узнает. Просто не был готов.

– Не вешай нос. – Чуть улыбнулся Алексис одними своими невозможно синими глазами. – Знаешь, Пан, у тебя замечательный друг. Будет грустно его потерять. Но не в этот раз, я уверен. Всё он понимает. И примет, дай только время.

– Да, я знаю… – потупился мальчишка, ероша волосы на затылке. «Будет», не «было бы». – Марк, он… да что там, огонь и воду вместе прошли. А вы с Даниелом? – Вдруг поднял он глаза на Алексиса, спокойно произнося запретное имя и, кажется, весьма удачно уводя тему разговора в другое русло. – Вы были друзьями? Ты о нем, конечно, редко говоришь, но, когда говоришь… то словно были, я же вижу, но не мог же он…

Алексис коротко выдохнул и качнул головой.

– Хороший вопрос. А что значит «быть друзьями»? Лично я не смогу ответить, даже откинув по мере возможности Имперское воспитание. А мы с тобой, Пан? Мы с тобой – друзья? Отчасти – конечно. А от другой части? – Не ожидая от своего спутника ответа, Алексис качнул головой, словно пытаясь прогнать из нее мысли, которые ему самому почему-то ужасно не нравились. – Всё так относительно, Пан… Хотя, знаешь, удивительно, насколько невозможно понять некоторые вещи, пока не почувствуешь их на себе. – Еще более задумчиво произнес он. – Узнай я лишь год назад, что что-то подобное мне сейчас творит Даниел, я бы ему шею свернул. Не задумываясь даже. А теперь вот оказывается… – он снова качнул головой и продолжил, словно рассуждая вслух сам с собой. – А он, значит, подумал, и хорошо подумал.

– Он знал? – Что-то сродни потрясению мелькнуло в глазах Пана, почти совсем серых в этом освещении.

– Да, он знал. Все понял раньше меня самого, в первые же дни… И, как ни удивительно, сам своими словами подтолкнул меня к действию.

– Тогда почему… Я думал, Даниел не тот, кто станет молчать…

– Да, но он был честным парнем, и у него не было доказательств. Он бы и без доказательств смог меня слить – но не стал, потому что… А дикие его знают, почему. Может, мы все-таки правда были друзьями? Только дело, – Алексис понизил голос до шёпота, – Ивлича-Тароша его погубило. А нас с тобой тем самым спасло.

– “…Тароша”? – Так же тихо повторил за ним Пан.

– Да, так оно числится в Высоком.

– Кто такой…

– Давай, я потом расскажу, а? Где-нибудь подальше отсюда.

– Как скажешь… – растерянно отозвался мальчишка.

– И Марк, кстати, такой же. – Задумчиво продолжил Алексис спустя несколько молчаливых секунд. – Тоже явно хотел мне шею свернуть – не задумываясь. А потом передумал… Полагаю, у него еще будет время всё обмозговать ещё раз.

– Марк как будто вообще вне Системы живет – я не понимаю, как, – пожал плечами Пан, – но его это всё словно бы не касается. Пластичный он что ли… Или просто спокойный, – чуть грустно усмехнулся он, – в этом я ему всегда завидовал на самом деле. Хотя тогда он был вне себя. – Поежился мальчишка. – Есть у него такой особый огонь в глазах, который ничего хорошего никогда не сулит…

– Понимаю, о чем ты, – кивнул ему в ответ молодой человек, – но всё-таки просто поверь мне, хуже относиться к тебе он после того вечера не стал. Мне сейчас надо в Академию, но сперва заехать домой, так что предлагаю нам на этом разделиться. За Колина – спасибо, я подумаю, как бы его вывести на разговор в ближайшие дни.

– Спасибо. – Отозвался мальчишка мягко и, кажется, по-прежнему грустно. Его длинный силуэт в угольно-чёрной кадетской форме быстро скрылся в подземном переходе.

До дома было не особенно далеко – быстрым шагом минут двадцать, и совсем скоро, захватив необходимые бумаги и переодевшись в привычную рабочую форму, Алексис уже снова выходил на улицу из своего дома – а вернее, выезжал из подземного гаража. В опускающихся на Высокий Сектор февральских сумерках территория Академии была вечером почти пустой, да и не мудрено, когда имеешь представление о том, каким объемом домашних заданий нагружают кадетов по каждому предмету, так что на пути к третьему корпусу Алексису встретились лишь два человека. Однако возле четвертого жилого корпуса внимание молодого человека привлекла небольшая группа людей, в числе которых, помимо двоих мужчин из ВПЖ, он тотчас узнал своего первокурсника Ники Даниша.

– …вообще что себе позволяете? – Свистящий шепот мальчишки резко осекся, стоило только Мастеру подойти, хотя глаза его и продолжали недобро пылать.

– Все в порядке? – Обратился Алексис к первокурснику, затем перевел взгляд на комендантов. – Что-то не так?

– Все в порядке, – отозвался Ники вызывающе сухо и напряженно, и в этих словах Мастеру четко услышалось “Не лезьте не в свое дело”.

– Просто проверка документов, – кивнул комендант, – в комнате кадета проводилась ВПЖ, теперь нам нужен его паспорт, поскольку сам он не присутствовал.

– Понял Вас. С Вашего позволения я задержусь, не обращайте на меня внимания.

– Разумеется, – кивнул комендант. Алексис отошел на пару шагов и встал в стороне, не сводя со странной троицы глаз. Губы Ники нервно дрогнули. Да что с ним такое? Перерыв, кажется, полсумки, мальчишка, наконец, выудил из нее пластиковую карточку; считывающее устройство в руках коменданта пискнуло, экран загорелся данными, которые мужчина в молчании прочел, кивнув головой, и вернул Ники документы, причем от взгляда Алексиса на ускользнул тот факт, что карточек в его руках было вместо двух или трех как-то непривычно много.

– Благодарю, Вы свободны, – обратился комендант к кадету, затем кивнул молодому человеку, – всё в порядке, вопросов больше нет. – Воспользовавшись краткой паузой, Ники поспешил в сторону проходной общежития и скрылся в дверях прежде, чем Алексис успел его окликнуть.

– Храни Империя грядущую встречу. – Отозвался Алексис, заметно ускоряя шаг на пути к третьему корпусу, однако, отдав в бухгалтерию папку с необходимыми документами, молодой человек направился не к своему автомобилю, ожидающему его возле ворот Академии, но зашёл в учебном корпусе в свой кабинет, совсем уже сумеречно-тёмный, и, запустив работу компьютера, вывел на экран запись камеры № 96 квадрата М. Звук на записи оказался настолько неважный, что слов было почти не разобрать – особенно того, что говорил Ники, быстро и очень тихо.

Вот мальчишка здоровается, передает документы… Но коменданта в них что-то не устраивает – и Ники дает ему другую карточку. “Приблизить”, “Очистка изображения”… Надпись на ней не видно, слишком неудачный угол обзора. Проклятье.

«…бе позволяете…» – доносится до молодого человека обрывок разговора с записи, когда в кадре появляется он сам. Очередная карточка, переданная коменданту, вновь привлекла внимание Мастера. “Приблизить”. Еще раз, больше. “Очистка изображения”…

“Николаш Даниш” – гласила белая с красным уголком карточка в руках мальчишки. Второй паспорт, который потребовал у него комендант, который он так нервничал показывать при Алексисе, стоило тому подойти.

Ну конечно. Его поведение, его успеваемость, манера речи, внешность, его внезапно появляющаяся нервозность… «Он как будто пытается выставить себя хуже, чем он есть на самом деле»…

Провалиться Империи, ну конечно. Ники Даниш – внедренный Высокий.

Проклятье, в этой группе есть вообще хоть кто-нибудь нормальный?

========== Глава 59 Мат ==========

Wedding bells ain’t gonna chime

With both of us guilty of crime

And both of us sentenced to time

And now we’re all alone*

[*Англ. «Не будет звона свадебных колоколов,

Мы оба виновны в преступлении,

Мы оба приговорены ко времени,

И теперь мы совсем одни» (пер. автора)

Из песни группы Placebo – Protect me from what I want]

Когда фургон остановился и Мессель с Лоу помогли девушкам выбраться, те быстро узнали главный плац Среднего Сектора в девятом квартале. Странно, когда Лада думала об аресте, ей представлялись крики, наручники и едва ли не наряд охраны, на деле же всё оказалось совсем иначе – тихо и удивительно просто. Двое мужчин шли по обе стороны от девушек, всё еще не отпускающих крепко сцепленных ладоней, тот, кто был за рулём, так и не показался из машины. На залитом солнцем высоком крыльце Дома Управления Лада вдруг почувствовала ужасную усталость, словно ноги – да что там, всё тело – разом налились свинцом и стали невыносимо тяжёлыми, и поняла, что ждёт только одного, ждёт, что бы всё это поскорее закончилось.

В Доме Управления Средним Сектором было красиво: широкая лестница, устланная светлым ковром, вела из просторного, безлюдного холла на второй этаж, расходясь пролётом на две более узкие; высокие стеклянные двери отделяли от него два коридора на первом этаже. Девушек пропустили в первый и повели какой-то бесконечной, петляющей дорогой, которую Лада, как она ни старалась, едва ли смогла запомнить.

Душная зала, залитая закатным солнцем, в которую двое попали через несколько минут, была небольшая, несмотря на то, что её пол поднимался тремя широкими ступенями от одного угла к противоположному. Возле одной из стен в центре стояла небольшая кафедра, в другом, возле окон, заливавших помещение тёплым солнечным светом, – ряды пустующих скамей. В третьем – нечто наподобие большой клетки из перекрещенных металлических прутьев. Едва только девушки оказались внутри нее, Ия обняла Ладу, на мгновенье опустив голову ей на плечо, потом чуть отстранилась.